| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
По состоянию на 22 июня 1941 года, на вооружении РККА находилось 16 621 штук 45-мм орудий. Большая часть из которых находилась в стрелковых дивизиях, в которых по последнему предвоенному штату — их должно было быть пятьдесят четыре.
Это во-первых, критически мало — по сравнению с пехотной дивизией Вермахта.
А во-вторых, что ещё хуже — выпуск этих орудий прекращён в конце 1940-го года. Производство «сорокопяток» будет возобновлено лишь после начала войны, причём — на нескольких заводах сразу.
Но время — самый ценный на войне ресурс, будет безвозвратно упущено!
Имеющиеся орудия ПТО сравнительно быстро были потеряны и, вооружать вновь формирующиеся на замену разбитых стрелковые дивизии, станет нечем. Противотанковые пушки, аж до самого 1943 года — исчезнут из штата стрелкового батальона, а противотанковые ружья — их заменить не могут, сколько бы их не было.
А я всерьёз намереваюсь увеличить вдвое количество противотанковых пушек в штате дивизии!
И почти пятнадцать тысяч стволов — снятых со списанных танков, мне в этом помогут.
Конечно, танковая пушка «20К» и противотанковая «19К» — далеко не одно и тоже, но всё-таки они имеют много общего — например ствол и затвор. Поэтому лишний «набор деталей» заводчанам не помешает.
А ведь, у каждого танка есть двигатель!
Впрочем, про двигатели «лёгких и устаревших» будет отдельный разговор… Есть у меня пара идеек, куда их можно приспособить.
— Пулемёты складировать. Если кроме «ДТ» ничего более приличного к лету не запилим, будут резервом. Если же сподобимся — отдадим это дерьмо пехоте.
Есть у меня задумка в каждом стрелковом отделении иметь по два ручника. Глядишь, при счастливом стечении обстоятельств, те смогут на пару работая — «задавить» один немецкий «эмгач».
— Все радиостанции с танков снять и комплектно отправить на заводы-изготовители для ремонта, затем на заводы производящие новые танки.
Согласен: находившиеся на вооружении с 1933 года советские танковые коротковолновые радиостанции «71-ТК», несмотря на неоднократные модернизации — уже устарели, как ленинский броневик и, с 1941-го года — заменяются на более современные «9-Р» и «10-Р»… Но тех остро не хватало и приёмопередатчиками оснащались только танки от командиров роты и выше. Взводные имели лишь приёмник, а линейные танки управлялись флажками и приёмом «Делай как я!» — известном ещё со времён линейно-парусного флота и одноглазого Нельсона.
А я намереваюсь оснастить каждый танк, хоть и хреновенькой — но именно полноценной радиостанцией!
— Всю «мелюзгу» — «Т-37», «Т-38» и, «Т-27» — отправить в Горький на автозавод: единственное, что них есть ценного — это 50-ти сильный газоновский моторчик, годный на грузовики-полуторки.
— «Т-35» законсервировать, и отправить на хранение куда-нибудь подальше от западной границы… Где у нас районы с сухим климатом? После войны будем их продавать в музеи мира, как кости мамонтов и прочих вымерших динозавров, зарабатывая валюту на восстановление страны.
— Все «Т-28», с группой конструкторов из молодёжи отправить на Коломенский паровозостроительный завод: глядишь, что полезное с них запилят.
Рисунок 7. Коротковолновая радиостанция «71-ТК-3», устанавливающая на танках БТ-5, БТ-7, Т-40, Т-60, Т-34 ранних выпусков, КВ-1, КВ-2, бронеавтомобилях БА-11.
Читал я в «своё» время пару зачётнейших альтернативок по поводу этого сталинского «Трёхголового дракона». Подскажу коль сами не допетрят.
— Оформишь приказ как следует и на подпись мне, членам «ГКТиО» и далее по инстанции…
Грожу пальцем:
— …И не вздумай мне резину тянуть и Му-му ипать, Федоренко! я буду за тобой бдить — аки заботливый тесть за зятем-рукоблудом.
* * *
Однако, продолжаем:
— Пиши следующий приказ, Федоренко. Из освободившихся командиров-танкистов сформировать при Кировском и Харьковском танковых заводах учебные части. Название — батальоны, полки или бригады — сам придумаешь, не маленький уже. Штат и всё такое прочее — также на твоё усмотрение.
Тот, с видом просветлённым кивает:
— Ага… Понял.
— Самое главное, что? Эти учебные части должны готовить танковые экипажи из командиров, члены которых для лучшего ознакомления с новой техникой — будут участвовать в изготовлении «своего» танка с самого начала. Они обязаны следить, чтоб он изготовлялся качественно, участвовать в его испытании ездой и стрельбой на заводском полигоне и, наконец…
Торжествующе поднимаю палец вверх:
— …Участвовать в госприёмке, где подпись командира танка будет решающей!
Вспоминаю рассказ другого ветерана-танкиста, командира «ИС-1» из того же сборника Драбкина:
«Я был младшим лейтенантом, а мой механик-водитель как политрук имел звание «старший лейтенант», в соседнем взводе даже капитан был механиком-водителем».
— Чуть не забыл: командирами танков обязательно должны быть уже повоевавшие танкисты. Даже если положим это лейтенант, а механиком-водителем к нему попал капитан, а то и целый майор… Сечёшь?
— Секу, тов… А может таких сразу в звании повысить?
— Eh bien pourquoi pas?
— Что?
— Я говорю: языки учить надо! Конечно, повышай в звании: хоть до маршала — если это для дела необходимо.
Однако, это я отвлёкся…
— Наводчики должны расстрелять на заводском полигоне хотя бы по полному боекомплекту, остальные — по его четверти.
Громадное значение для успеха танкового экипажа в бою, для его выживаемости, имеет умение и опыт механика-водителя. Он сам правильно площадку для стрельбы выберет, сам за укрытие спрячется или встанет так, чтобы подставить под неприятельский выстрел толстую лобовую броню, а не уязвимый бок.
Отсюда:
— Все танкисты должны иметь наезд не менее десяти часов на танках новых типов, исполняющие обязанности механиков-водителей — двадцать пять.
Федоренко осторожно:
— Средний пробег до ремонта крайне низок…
Кулаком по столу и безапелляционно:
— Значит, в этих учебных подразделениях надо иметь по два, по три учебных танка на экипаж! На одном товарищи командиры учатся воевать, на другом учатся его ремонтировать.
— Тогда отпуск танков в войска прекратится.
Неделанно-изумлённо на него таращусь:
— А зачем войскам танки — которые больше ремонтируются, чем воюют?
Затем, с крайней подозрительность в голосе:
— Вы на кого работаете, Федоренко? На меня или на Гитлера?
Поспешно-испуганно:
— На Вас, тов…
Заговорнищески подмигнув:
— Ну а тогда чё ты в натуре быкуешь? Товарищи командиры будут ломать танки, а заводские специалисты заипавшись их ремонтировать — денно и нощно работать над улучшением конструкции и устранением недостатков. И будет всё пучком в танковых войсках, а мы с тобой, Федоренко — по брови в шоколаде.
* * *
Так, так, так… Экипажи танков — считай уже почти у меня в кармане, теперь надо из них сколотить подразделения, затем — части. Сколько это займёт времени, интересно?
Спрошу у главного танкиста — больше не у кого:
— А сколько, кстати, будут переобучаться командиры на новые танки?
— Если судить по инициативе харьковчан, то не меньше месяца.
— «Не меньше месяца…»?!
Хватаюсь в ужасе за голову:
— Долго! А если учесть, что дело новое, требующее какого-то периода на организацию — то пожалуй и побольше месяца в результате получится… Качеством жертвовать нельзя!
Соскочил с места и на глазах изумлённого главного танкиста, забегал по кабинету:
«Что делать, что делать… Нет у меня столько времени… Просру таки государство оставленное мне великим Реципиентом — обязательно просру! Что делать, что делать… ».
И вдруг меня озаряет и, остановившись над Федоренко, спрашиваю:
— А сколько говоришь у тебя уже готовых командиров освоивших «Т-34»? Почти четыреста?
Это, если кому самому считать лень — сто экипажей среднего танка или чуть поменьше тяжёлого.
Подтверждает:
— Да! И ещё учатся сто двадцать шесть человек среднего и старшего начальствующего состава.
Трясу над ним кулаками и брызгая слюной:
— Этих оставить доучиваться, а первых подать всех сюда! Срочно! Немедленно! ЕЩЁ ВЧЕРА!!!
Федоренко вжав голову в плечи, потупился:
— Тов… В этом списке — командиры среднего и высшего звена, учащиеся в «Высшем военном училище моторизации и механизации РККА» вашего имени.
Если перевести с военного на русский: воентехники в звании от лейтенанта до генерала.
Отмахиваюсь и настойчиво-категорично:
— Ничего! После войны доучатся. Так сколько потребуется времени, чтоб собрать этих «почти четыреста» командиров в Кубинке?
Задумывается, потом уверенно:
— На все организационные мероприятия, тов… Неделя, не больше.
Делаю отметку в еженедельнике (не для себя, для него):
— Ловлю на слове, Федоренко!
* * *
Продолжаю:
— А теперь давай с тобой подумаем над организационной структурой, что в деле боеготовности — стоит на втором месте после кадрового вопроса…
Положив руку на папку с результатами осенних испытаний пробегами новейших танков — где между прочим, был такой вердикт для лучшего танка Второй мировой войны:
«Тактическое использование танка в отрыве от ремонтных баз невозможно, вследствие ненадежности основных узлов — главного фрикциона и ходовой части», говорю:
— …Пока не поднимем межремонтный пробег новейших танков хотя бы в три раза, говорить что-то об «глубоких операциях» и самостоятельных действиях бронетанковых войск — просто смешно! Пятьдесят-семьдесят километров — это на ближайшее время «наше всё». Поэтому пока запиливаем с тобой танковую бригаду, придаваемую общевойсковым армиям нового типа — главным образом для поддержки стрелковых дивизий на главном направлении при наступлении, или для контрударов по вклинившемуся в нашу оборону противника. Согласен с такой постановкой вопроса, Федоренко?
Тот глянув на те же папки с отчётом, уверенно:
— Вполне согласен, тов…
— Теперь давай подумаем с тобой, Федоренко, об организационной структуре нашей бригады.
Здесь я тоже хочу воспользоваться опытом предков — несколько его творчески «допилив напильником», конечно.
Несмотря на переход на бригадно-корпусную организацию бронетанковых войск, в Красной Армии во второй половине войны имелись и отдельные полки — тяжёлые танковые полки прорыва, формирование которых было начато осенью 1942 года и которым сразу же присваивали звание гвардейских.
Эти части были довольно малочисленными (двести с небольшим человек личного состава), имели на вооружении всего двадцать один танк и, минуя батальонную структуру — состояли всего лишь из четырёх танковых рот, командиры которых напрямую «замыкались» на управление полка.
В каждом отдельном гвардейском танковом полку того времени, было четыре танковых роты по пять тяжёлых танков (два взвода по два танка плюс танк командира роты). Итого двадцать линейных танков и ещё один был закреплен за командиром полка. Кроме линейных рот, по штату в каждом отдельном полку имелась собственная рота автоматчиков (94 человека), ремонтная рота и подразделения обеспечения.
Почему это было так сделано я без понятия… Но раз оно работало — то и мне неча рожу воротить. Конечно, не будь я попаданцем-заклёпочником — чтоб хоть что-нибудь, да не улучшио — в соответствии с временным периодом действия таких формирований:
Приграничного сражения лета 1941-го года.
Итак, начнём с самого «нуля» — с элементарной боевой единицы.
Без взаимодействия танков и пехоты — никуда!
Однако, ещё во время первых боёв в Финляндии было замечено, что пехота вслед за танками не идёт. Лёжа кричит «Ура!», но ни с места. Поэтому довольно часто, танковым командирам приходилось выходить из своих боевых машин и, кроме танковой — возглавлять ещё и пехотную атаку.
Лишь к концу Зимней войны удалось наладить взаимодействие танковых подразделений со стрелковыми частями и артиллерий, благодаря чему и удалось в сравнительно короткий срок прорвать линию Маннергейма.
Прорвали и…
…И тут же забыли про только что обретенный опыт!
И именно так — поднимая залёгшую перед пулемётами пехоту, погибнет в 41-ом на Перекопе один из лучших советских генералов — Семен Васильевич Борзилов.
На мой взгляд причина в том, что это была «чужая пехота». Она и её командиры — не понимали, что такое «танк», для чего он нужен и, тем более совершенно не имела понятия — каким образом с ним надо взаимодействовать.
Мало того: не пехота придавалась танкам — а танки придавались пехоте!
И оттого нередки были курьёзно-трагические ситуации, наподобие этой — произошедшей уже в начале Великой Отечественной:
«17.8.41 г. танковый батальон действовал совместно с 953-м стрелковым полком в направлении Зайловец, Жежванниково. Около 4.00 в районе расположения штаба 257-й стрелковой дивизии и 953-го стрелкового полка группа противника открыла беспорядочный огонь, очевидно с целью создания паники и срыва плана наступления полка. Командир 257-й стрелковой дивизии приказал: «Ликвидировать этот прорыв силами танкового батальона». Танки, открыв огонь с места, в условиях темноты и не видя никакой цели перед собой, в дальнейшем начали движение в направлении кустов, что севернее Зайловец 1 км. Не обнаружив никакого противника перед собой, командир танкового батальона остановил танки для производства разведки, поставил задачи по организации взаимодействия между родами войск. Командир полка, который следил за выдвижением пехоты и танков, приказал: «Танки немедленно вперед, противник отходит». Танки продвинулись еще на 800-1000 м, и, не увидев никаких целей перед собой, вновь остановил танки для производства разведки, но тут же получил приказание штаба дивизии, переданное через командира полка: «Танкам наступать в направлении Жажванниково, противник отходит». При выходе из кустов в чистое поле танки попали под сильный огонь крупнокалиберных пулеметов противника (видимо — 20-мм автоматических зенитных пушек. Авт.), дальнобойной артиллерии, бомбежку авиации. Ввиду сильного налета авиации все огневые средства замолчали, и танки остались без поддержки. Наши потери от огня крупнокалиберных пулеметов 5 танков. От бомбометания авиации — 2 танка…».
Комментарии, как говорится — излишни: с такими пехотными командирами — нашим танкистам и врагов не надо было!
Вспомнилось из Драбкина:
«Танковый десант по инструкции должен составлять пять-семь человек. В реальности же было так: комбат стрелкового батальона находился на танке нашего комбата, с ним десяток-полтора пехотинцев. И дальше по убывающей. В итоге у командира линейного танка три или четыре стрелка, а то и того не было.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
