Это было воскресенье, 30 января 1972 года. Теперь всем известно как Кровавое воскресенье. Это была дата, когда я поступил на службу в Королевскую полицию Ольстера (КПО), бывшую полицию Северной Ирландии. До моего 22-летия оставалось три месяца, и к тому времени я был полностью квалифицированным электриком. И все же я все еще мечтал о карьере в полиции. Мои мотивы имели мало общего с финансовым вознаграждением. Как электрик, я зарабатывал 48 фунтов стерлингов в неделю, в то время как в КПО предлагали всего 80 фунтов стерлингов в месяц. Я решил принять личное участие в оказании помощи моему проблемному сообществу единственным способом, который я мог, легально и с честью. Некоторые из моих друзей присоединились к тогдашним группам дружинников, только для того, чтобы оказаться втянутыми в различные полувоенные организации.
Дорожные знаки деревень Огер, Клогер и Файвмилтаун, которые позже стали для меня такими знакомыми, мелькали мимо как в тумане, по мере того как мы неуклонно продвигались к Эннискиллену. Мы еще не знали о событиях, произошедших ранее в тот же день в Лондондерри: событиях, которые окажут такое глубокое влияние на наше будущее и на политическую стабильность в провинции.
Поездка из Холивуда в Эннискиллен заняла около двух часов. К тому времени, как мы прибыли в Учебный центр Королевской полиции Ольстера, мы были готовы насладиться закусками. Мы осторожно приблизились к контрольно-пропускному пункту у главных ворот центра. Перед нами остановилось несколько машин, заполненных новобранцами. Мы стояли в очереди, пока вооруженные до зубов люди с суровыми лицами проверяли наши документы. Это отделение охраны отвечало за безопасность всего центра.
Мы въехали в ворота через солидный защитный барьер. Мой коллега предъявил свое служебное удостоверение в качестве удостоверения личности, и нас пропустили. Он присоединился к КПО всего за шесть недель до меня. Как только мы оказались внутри, я оглядел различные здания, которые образовывали огромный комплекс. Я заметил, что прямо над дверью с внешней стороны одного из зданий был декоративный цоколь, который выделялся на общем фоне. На цоколе наверху была изображена королевская корона с выбитыми на ней инициалами GR (Король Георг) и 1930 годом. Меня поразило, что многие сотрудники КПО, должно быть, прошли этим путем за 42 года, прошедшие с момента постройки здания. Мы зашли внутрь перекусить, присоединившись к уже собравшимся там другим новобранцам.
В тот день тридцать восемь из нас поступили в полицию. Мужчины из всех слоев общества собрались, чтобы явиться на подготовку. Мой коллега хорошо привык к рутинному возвращению в центр. Я последовал его примеру. Мы оставили мои чемоданы у входа в лаундж-бар.
Ходили разговоры о трагедии в Лондондерри. Ходили слухи, что армией было застрелено большое количество протестующих. Несколько мужчин смотрели цветной телевизор в углу гостиной. Они требовали тишины. До этого времени я не слышал никаких новостей, поэтому я направился к группе. Репортеры рассказывали о событиях, произошедших в Лондондерри в тот день. Участники марша за гражданские права столкнулись с солдатами парашютно-десантного полка с катастрофическими последствиями. Кадры событий демонстрировались в полном, живом цвете. Взгляды всех были прикованы к экрану телевизора.
За один этот день насилия было убито тринадцать гражданских лиц. Я был ошеломлен. Я оглядел эту тускло освещенную комнату, посмотрел на лица собравшихся там мужчин из КПО. Очевидно, они были так же шокированы, как и я, этими ужасными сценами. А кто бы не был? Никто не смеялся и не улыбался. Не было никаких признаков радости или триумфа, которых могли в то время ожидать республиканцы.
Позже я присоединился к некоторым другим в жаркой дискуссии о том, что эти события будут означать для всех нас как полицейских. Это была самая большая гибель людей за один день с начала беспорядков в 1969 году. То, что участник беспорядков мог быть застрелен в результате такого инцидента, было трагично, а иногда и неизбежно. Но тринадцать гражданских? Должны были быть законные причины! Несомненно, было бы проведено расследование, чтобы установить, кто несет ответственность, и любые правонарушители из рядов Сил безопасности были бы признаны виновными и привлечены к ответственности? Мы все твердо верили, что именно это и произойдет. В Северной Ирландии уже третий год продолжались серьезные гражданские беспорядки. Мы прекрасно понимали, что нас призовут охранять любые будущие марши подобного рода. Воцарилась тишина, пока мы все осознавали чудовищность того, что произошло в Дерри.
Покой все больше и больше казался далекой мечтой. Неуловимая и недостижимая цель. И все же, в 21 год, я мог помнить покой. Я мог вспомнить время не так давно, когда как протестанты, так и католики могли путешествовать в любую точку провинции, не опасаясь нападения с чьей-либо стороны. Возможно, мы принимали все это слишком близко к сердцу. Что, черт возьми, произошло, что вызвало это погружение в состояние, близкое к анархии?
Через пару часов после моего прибытия на склад я разговорился с одним из других новобранцев, мужчиной примерно моего возраста. Он был шокирован, как и все мы, тем что увидел по телевизору. Он сказал, что он католик из Кукстауна, графство Тайрон, и спросил меня, католик ли я. Этот извечный вопрос, который привел к такому расколу в нашем сообществе. Я сказал ему, что я протестант из Холивуда, графство Даун. Казалось, это его нисколько не беспокоило. Мы обсудили телевизионное освещение событий в Лондондерри. Он был глубоко обеспокоен и встревожен видеозаписью, на которой несколько католических священнослужителей выступают с мобильной платформы, называя Силы безопасности 'убийцами'. Я довел до его сведения, что мы все были шокированы этими картинами.
— Для тебя это нормально, ты протестант, — сказал он.
— Почему, какая разница, какая у меня религия? — спросил я.
Это был искренний, хотя и очень наивный вопрос. У меня было много встреч с офицерами КПО, и я никогда не слышал, чтобы кто-то подвергал сомнению религиозные убеждения другого. С какой стати они должны это делать? Лично я не мог понять, почему религия должна иметь какое-то значение.
— Я точно скажу тебе, почему это важно, — сказал он. — Если вы католик и живете в Кукстауне, республиканцам, которые живут в нашей общине, не нравится, что вы вступаете в полицию. Было достаточно трудно убедить моих друзей и семью в том, что я всегда хотел быть полицейским. Но после того, что произошло сегодня в Дерри? Ни за что! Я ухожу отсюда.
Сидя в этой тускло освещенной гостиной, мы с ним говорили о том, что именно побудило нас стать полицейскими. Это, конечно, не имело никакого отношения к политике или религии. Мы говорили о нашем восхищении теми храбрыми людьми из КПО, которые были до нас. Мы вспомнили случаи, когда видели людей из КПО в действии. Люди, которые неосознанно вдохновили нас присоединиться к их числу. Как и я, этот человек всегда хотел быть офицером полиции. Я смог отождествить себя со многим из того, что он говорил. Тем не менее, моя семья и друзья оказали мне полную поддержку в моей внезапной смене карьеры. Я никогда по-настоящему не задумывался о том, как трудно будет моему соседу-католику присоединиться к КПО. Я аргументировал это тем, что как сотрудник полиции он мог бы что-то изменить. По его словам, это было именно то, что он намеревался, но теперь, после того, что произошло в Дерри, он почувствовал, что было бы опрометчиво оставаться в полиции, что он больше не может служить в КПО или ее поддерживать. Я пытался отговорить его от ухода из Учебного центра, но это было бесполезно. Он принял решение. Я думал, что он мог бы в конечном итоге присоединиться к английским войскам или, возможно, подождать, пока здесь изменится политический климат.
Я часто задавался вопросом, по какому пути пошла его жизнь, когда он принял решение уехать из Учебного центра той ночью. То воскресенье должно было стать переломным моментом в тысячах жизней в Северной Ирландии, когда многие молодые мужчины и женщины почувствовали себя вынужденными присоединиться к республиканским группировкам. Решения, которые имели катастрофические последствия не только для них самих и их семей, но и для всей провинции. Печальным фактом является то, что в результате трагических событий Кровавого воскресенья сотни молодых и впечатлительных новых добровольцев хлынули в Ирландскую республиканскую армию (ИРА).
Тысяча девятьсот семьдесят второму году суждено было стать одним из самых кровавых Смутных лет. Даже в те первые дни моей начальной подготовки в полиции я прекрасно осознавал серьезные опасности, с которыми мне предстояло столкнуться. Мы знали, что вступить в КПО и выйти на дежурство в этой черной форме означало бы, что одна сторона сообщества будет рассматривать нас как своих врагов. Республиканцы рассматривали нас как вооруженное крыло юнионизма. Лоялистское сообщество в целом видело в нас свою полицию, защитников юнионизма.
Однако во время нашего обучения в КПО нас учили по-другому. Нам ясно дали понять, что мы прежде всего служим обществу. Знаки отличия в виде арфы и короны, видневшиеся на наших лацканах и фуражках, были мощными символами нашей британской и ирландской идентичности, и от нас, полицейских, ожидалось, что мы будем придерживаться обеих традиций. Мы могли бы гордиться нашей ирландской идентичностью так же, как гордились нашей британской идентичностью. Одинаковые символы арфы и короны были видны на каждой из пуговиц наших мундиров. Трилистники были вплетены в золотые нашивки сержантов и другие знаки различия старших чинов.
Эти значки были унаследованы от бывшей Королевской ирландской полиции (КИП), расформированной в 1922 году после раздела Ирландии. Полицейские, которые были членами старой КИП, отклонили предложение принять значок для новой полиции, на котором была изображена 'Красная длань' Ольстера на белом фоне. Они сочли это слишком откровенно сектантским. Одно это красноречиво говорит об отношении сотрудников полиции того периода. Они не хотели, чтобы их идентифицировали как полицию, обслуживающую только одну часть общества, и поэтому предпочли значок бывшей КИП, который так явно сочетал в себе обе традиции.
Нам напомнили, что пуля, убившая первого человека из Королевской полиции Ольстера, погибшего во время этих недавних беспорядков, выпущена протестантским головорезом. Было ясно дано понять, что сочувствие или поддержка лоялистов изнутри наших рядов не будут терпимы в Королевской полиции Ольстера. Терроризм был бичом нашего общества, и наша полиция будет эффективно бороться со всеми преступниками, независимо от их религиозных или политических убеждений. Офицеры КПО всегда были бы мясом в сэндвиче. Мы были, так сказать, 'поросенком посередине', во власти каждого террориста, готового на все, независимо от того, из какого лагеря они происходили.
Нас поощряли гордиться нашей беспристрастной ролью в обеспечении правопорядка в нашем разделенном обществе. 'Нас будут судить по нашим действиям', — сказали они. Я часто думал о своем напарнике по отделению, который покинул центр в нашу первую ночь. Вот классический пример молодого человека, лишенного карьеры в полиции в первый же день службы из-за страха репрессий со стороны республиканцев. Он не боялся за себя лично, иначе его бы вообще не было в центре. Он боялся за безопасность своей семьи. Я начинал понимать, насколько разделенным стало наше общество.
ИРА уже показала, что они нападут и убьют любого сотрудника КПО, когда представится такая возможность. Но они изо всех сил старались нацелиться на наших католических сотрудников и убить их самым трусливым образом. Их намерением, конечно, было отговорить любых других католиков, которые, возможно, подумывали о присоединении к КПО. ИРА знала, что если значительное число католиков присоединится к КПО, это не будет хорошим предзнаменованием для республиканской пропагандистской машины, которая была занята разъяснением того факта, что КПО на 95% протестантская и на 100% лоялистская. Правда заключалась в том, что католики не были изгнаны КПО: их число в наших рядах было невелико из-за их вполне реального страха перед возмездием республиканцев.
Это, однако, не остановило многих отважных католиков, которые пошли добровольцами, чтобы присоединиться к нашему числу. Молодые люди, у которых было то же желание, что и у их коллег-протестантов, и которых не запугала безжалостная деятельность ИРА.
В тот первый вечер мы встретились с нашими сержантами-инструкторами. Одним из них был шотландец, известный как Джок. Он отвел нас в наше общежитие и показал, как заправлять кровати по-казарменному. Нам дали маленькие кусочки ткани, по которым мы должны были ходить. Эти 'полозья' были выданы нам для того, чтобы мы не испортили высокий блеск полированных виниловых полов. Просто стоя на них и двигаясь по полу, мы фактически помогали поддерживать отполированную поверхность, которая уже была на полу. Мы несли бы ответственность за чистоту нашей формы и снаряжения, и от нас ожидали, что мы сами отгладим свою форму и начистим ботинки до совершенства.
Следующее утро, понедельник, 31 января 1972 года, было прекрасным днем. Светило солнце, несмотря на то, что было очень холодно. Нас отвезли на стрельбище для малокалиберного оружия. Именно там, на фоне мешков с песком, пожилой мировой судья привел нас к присяге в Королевской полиции Ольстера. Нам вручили Новые Заветы, и нас попросили разделить каждый из них на двоих. Нас попросили встать в алфавитном порядке. Бейли, Бейли, Белл, Боал, Браун... Следующим названным именем было имя молодого человека, который решил покинуть Депо накануне вечером. Он бы поделился со мной Новым Заветом. Сержант продолжал выкрикивать его имя. Я довел до его сведения, что один из новобранцев ушел, и объяснил почему. Он пожал плечами. Он попросил меня подержать Новый Завет для следующего в очереди офицера, которого я никогда раньше не видел. Его звали Джозеф Кьюсак, он был католиком. Мы должны были стать неразлучными во время нашего первого трехмесячного обучения в центре. Остальные мужчины окрестили нас 'Пикси и Дикси'. По окончании шестинедельного обучения всем новобранцам будет предоставлена отдельная комната. Джо и я были единственными двумя старшими новобранцами, которых попросили поселить их вместе на последние шесть недель обучения. За все время, что мы были вместе, наши различные религиозные убеждения никогда не были проблемой. Я знаю, что Джо сказал бы то же самое. Мы придерживались Нового Завета и дали клятву служить обществу без страха и корысти.
После торжественной церемонии приведения к присяге, которая заняла всего несколько минут, мы отправились в класс на нашу приветственную лекцию. Затем нам выдали нашу тренировочную форму, которая состояла из пары черных брюк из плотной саржи, бутылочно-зеленой армейской куртки из саржи того типа, который использовался британской армией во время Второй мировой войны, и четырех зеленых полицейских рубашек со съемными воротничками и черными галстуками. Нам пришлось купить пару ботинок 'Скерри' в магазине центра за свой счет. В этом наряде мы больше походили на отряд скаутов из Борстала, чем на полицейских. Из-за размера нашего отряда 'Т', мы были разделены на две группы, 'Т1' и 'Т2'. Я был в 'Т1'. У нашего самого младшего офицера, чуть старше восемнадцати лет, было детское личико и он был полон жизни. Нашему старшему мужчине было за сорок. Там было хорошее сочетание всех типов людей, взятых из всех слоев общества. У всех нас было общее чувство цели: внести свой вклад в создание более мирной обстановки в Северной Ирландии.
