1.Опека. Начало

— Хозяйкой и рабом?!

'Значит, это — не розыгрыш. И теперь ты в полной власти Ирмы... Черт, а вдруг она и в самом деле решит сделать из меня инвалида или женщину?!'

— Да, ты не ослышался: хозяйкой и рабом. Опекунша — всего лишь мой юридический статус по отношению к тебе. А де факто — я твоя полновластная госпожа. Запомни это.

Если же снова вернуться к чувствам... Не сомневайся, я пробужу в тебе те чувства, которые так и не смогла пробудить на Земле. Ты будешь обожествлять меня, преклоняться передо мной, раболепствовать, жить моими чувствами, научишься читать мои мысли и предугадывать желания. Ясно, эгоист несчастный?

— Ясно, госпожа Ирма.

— Ясно, говоришь. Ничего тебе пока еще не ясно. По глазам вижу, что думаешь, как бы сбежать от этой стервы.

— Ирма...

— И не думай — шансов никаких, а наказание. Впрочем, об этом позже, а пока вернемся к Арнольду и его психологическим опытам. Так вот профессор рассказывал мне, что сознание объекта подчинения меняет не мастер ломки. Мастер лишь руководит этим процессом. Свое восприятие действительности меняет сам объект, все больше и больше убеждая себя в том, что он не жертва, а главный бенефициар отношений между хозяином и рабом.

— Бенефициар?!

— Да-да, Арнольд так и сказал — бенефициар. Если его теория верна, то, отказавшись от своего 'я' (привычек, гордыни, мыслей о чем-либо ином, кроме служения мне), ты, подобно древним мудрецам, достигнешь высот самосовершенствования.

Лично я не верю, что отношения госпожи с рабом можно построить на предложенной тобой основе. Тем более, что мне нравится жесткая ломка.

— Жесткая ломка?! У тебя есть другой мужчина?

— Нет, так что расслабься. Это были всего лишь практические занятия в тренировочном лагере для девочек. Ты у меня первый — гордись!

'Ирма будет меня жестко ломать?! Насколько жестко? Я у нее первый, но буду ли я единственным?! Черт, от нее всего можно ожидать...'

— Ирма, госпожа...

— Но из любопытства рискну, и, так и быть, дам тебе возможность подтвердить, что твои слова на семинаре не были пустым ла-ла-ла. У тебя есть шанс убедить меня в том, что я могу обойтись без физических методов воздействия, сохранив тем самым твою шкуру в целости и сохранности. Цени мою доброту — я лишаю себя многих удовольствий. Так что, будь добр, немедленно начинай работу над твоим эгоистичным сексистским 'я'. А я, как заботливая хозяйка, помогу тебе. И, дорогой, напоминаю, что отныне я и Астра будем наказывать тебя за каждое пропущенное 'госпожа'. Понятно?

— Понятно, госпожа, — едва слышно произнес я.

— Не слышу. И еще — ты должен отвечать своим хозяйкам ясным твердым голосом, а не мямлить, как сейчас. Повтори.

— Понятно, госпожа Ирма

— Уже лучше. Еще раз.

— Понятно, госпожа Ирма...

— Ирмочка, не наезжай на него. Я думаю, что у нашего Влада сейчас легкий шок от всего случившегося с ним. Но я уверена, что твой бывший любовник уже все понял. Да, Влад?

'Бывший любовник...'

— Да, госпожа Астра, я все понял.

На этот раз мои слова прозвучали более четко. 'Бывший любовник... Бывший любовник...'

— Это правда, раб?

— Правда, госпожа Ирма.

— Тетушка, ты, похоже, понимаешь Влада лучше, чем я, хотя знаешь его всего несколько дней. Правда, эти дни стоили несколько лет нашего земного знакомства.

— А что его понимать? Ты же сама говорила, что он мальчик умный и рациональный. И, значит, должен сообразить, что полное послушание в его положении — лучшая линия поведения. Кстати, у меня на таможне он был очень послушен. Поначалу, правда, ершился немного, но с кем не бывает. Тебе понравилось, Влад.

— Понравилось, госпожа Астра.

— А со временем, твой Арнольд прав, он начнет видеть в нас богинь, которым надо служить не из-за страха перед наказаниями или отправкой в центр перевоспитания, но исключительно потому, что мы станем для него смыслом всей его оставшейся жизни.

— Видишь, Влад, моя тетя, как и любая женщина на Кау-Тике, понимает в ломке ничуть не меньше нашего многоуважаемого профессора. К тому же Арнольд лишь теоретик, а мы с детства обучены методам физической перековки. Мне, конечно, тут далеко до Астры, но я и одна смогла бы сделать тебя счастливым. А уж вдвоем... Поэтому, дорогой, не волнуйся — все будет хорошо.

— Какие физические методы? Ирма, ох, госпожа Ирма, о чем вы.

— Тебе не терпится узнать? Потерпи до вечера — я немного устала, да и в машине неудобно.

— Ты... Вы... Вы шутите?

— До вечера, Влад, до вечера.

— Но мы же вчера и сегодня утром говорили совсем о другом...

— Влад, ты и в самом деле трогательно-наивен, хотя часто бываешь и хамом, и грубияном. Верить женщине?! Как глупо, а ведь ты гордишься своим умом. Но еще глупее верить женщине, которую ты незаслуженно обидел, женщине в которой пылает жажда мести и желание доказать собственное превосходство над обидчиком?!!

'А ведь она права... Какой же ты дурак, Влад...'

— Кроме того, все наши прежние договоренности после церемонии уже не имеют никакой силы. Ну, ты же умный мальчик, сам посуди, какие могут быть договоренности между госпожой и ее рабом? А? Кстати, признайся сам себе, что наше негласное соревнование 'кто умнее' ты проиграл. И не по очкам, а нокаутом.

'Дура, идиот, влюбленный кретин...'

— Признаю... Госпожа Ирма.

— Заодно тебе, наверное, будет приятно узнать, что я восприняла твою критику, как руководство к действию.

— Критику?!

— Помнишь, ты высмеивал меня за то, что я в свободное от учебы время подрабатывала официанткой в кафе? Говорил, что подобным образом средства на жизнь зарабатывают только те, кто не умеет думать и лишен воображения. А деньги, настоящие деньги, можно заработать исключительно головой, для чего надо построить схему, в рамках которой на тебя будут работать другие.

— Да, госпожа Ирма, помню.

— Так вот, я придумала такую схему. И ключевая роль в ней принадлежит тебе. Как видишь, я оказалась примерной ученицей, согласен?

— Мне?!

— Да, тебе. Но об этом не сейчас.

— Ирма... Госпожа, простите никак не привыкну...

— Ничего страшного — привыкнешь.

— Вы планируете использовать мои способности для решения каких-то логических задач? Или...

— Или. В рамках моей схемы на твою долю выпадет лишь физическая работа.

— Я и физическая работа?!

— Да, ты и физическая работа. Уверена, ее у тебя будет много, и, надеюсь, для твоего же блага, ты с ней справишься.

— И как ты собираешься меня использовать? Честно говоря, ума не приложу — все трудоемкие процессы давно автоматизированы. Разве, что тебе нравится ручная уборка квартиры...

— О, молодец, до этого я не додумалась. Ставлю тебе твердую 'пятерку'. Что же в твои обязанности я включу и уборку квартиры. Ручную, разумеется. Представляю, как надену на твое полностью обнаженное тело короткий передник и, лежа на диване, буду наблюдать, как ты будешь протирать пол...

— Пол...

— Да, на коленях, сверкая голым задом. Ух, заводит... Все-таки, очень хорошо, что ты прилетел к своей любимой Ирмочке. Но вернемся к главной теме. Процесс воспитания предполагает, что в руках учителя находится не только кнут, но и пряник. Ну, с пряником все очень просто.

Ирма поднесла ножку к моему лицу, и я начал целовать маленькие пальчики.

— Ну-ну, не увлекайся. Теперь о кнуте. Если ты думаешь, что наши прежние отношения защитят тебя от него, то ты глубоко ошибаешься. А кнутов у меня гораздо больше, чем пряников. Начиная от простой порки, заканчивая возможностью в любой момент отправить тебя в центр перевоспитания. Не забывай, что дело о провозе тобой контрабанды не закрыто — просто я, пользуясь родственными связями, взяла тебя на поруки. Но это поручительство я могу в любой момент отменить. Но это — сложный путь. Проще просто обвинить тебя в неподобающем поведении по отношению к опекунше. Знаешь, что такое неподобающее поведение?

— Примерно...

— Ничего ты не знаешь, но, как всегда, не показываешь вида. Неподобающее поведение — это такое поведение, которое опекунша сочтет неподобающим. И заруби себе на носу, я дам тебе шанс, но изо всех сил буду доказывать тебе, что вы с Арнольдом не правы. Поэтому никакого мягкого вхождения в процесс перековки твоего сознания не будет — мы начнем его прямо сейчас. Так что, дорогой, оставь свои глупые разговоры о разрыве опекунства, а немедленно начни убеждать меня в своей полной покорности. И учти, я девушка недоверчивая, да и ты дал немало поводов не доверять тебе, поэтому ради собственного блага, постарайся делать это так, чтобы у меня не было даже тени сомнения в твоей лояльности.

'Научил на свою голову. Ирма предельно ясно расставила все точки над i, убедительно доказав, что никаких других вариантов, кроме полной покорности, у меня нет. Что же, остается только испробовать на себе свои же советы...'

— Госпожа, приказывайте.

— Вот это уже лучше. Для начала повтори свою клятву.

— Госпожа опекунша, я искренне раскаиваюсь в том, что посмел обидеть вас. Умоляю не применять по отношению ко мне жесткие методы перековки. Вы знаете меня, как трезвомыслящего прагматика, и, как трезвомыслящий прагматик, я понимаю, что отныне моя жизнь полностью принадлежит вам. Поэтому в жесткой перековке нет нужды — я и без нее буду податливой глиной, из которой вы слепите нового человека, единственный смысл жизни которого, будет заключаться в служении своей хозяйке.

— Хорошо, я выслушала тебя. Ты сам веришь в свои слова?

— Да, — как можно убедительнее произнес я.

— Ладно, а сейчас проверим твою искренность. Целуй.

Подумав, что речь идет о поцелуе лежащих на мне ножек, я наклонился, и тут же получил болезненный удар по губам:

— Туфлю!

'Туфлю?! Не ногу, а туфлю... Так, Влад, похоже, за тебя решили взяться всерьез. Впрочем, пока ничего страшного — тебе же всегда нравилось целовать ее ноги в постели. Ничего с тобой не произойдет и от поцелуя туфли, а унижение... Некоторых оно даже заводит.

— Я жду.

Я наклонился, достал туфельку, поднес к лицу, и изобразил поцелуй, осторожно дотронувшись губами до лакированной кожи.

— Целуй ее так, как целовал меня по в ту ночь на Мальдивах. Твои поцелуи были так страстны...

'Мальдивы...Ирма... Смогу ли я еще хоть раз ощутить вкус твоего поцелуя...'

Я закрыл глаза, и выполнил приказание.

— Еще. Неужели я должна выпрашивать твои поцелуи. И я хочу видеть твой преданный взгляд. Открой глаза. Вот так, молодец, — нога Ирмы погладила мою щеку.

— А теперь поцелуй подошву.

— Подошву?! Но она же грязная.

— Ты прав, это не гигиенично. Я передумала. Вылижи ее.

— Вылизать?!

— Да, вылижи. И сделай это столь же аккуратно, как ты вылизывал мою тетю.

— Да-да, подтверждаю, он был очень старателен, хотя по началу был немного нерешителен — вклинилась в нашу беседу Астра.

— Тетя, ты даже не представляешь, сколько удовольствия доставляет зрелище выбитого из привычной колеи сильного мужчины. Ты ведь считал себя сильным мужчиной, мой дорогой альфа-самец Влад? А? Впрочем, я понимаю: одно дело блистать в университете и уверять меня, что ты в экстремальных ситуациях будешь иметь преимущество передо мной вследствие принадлежности к сильному полу, а другое — оказаться в такой ситуации в реальности. Не торопись, все тщательно обдумай, чтобы ненароком не ошибиться. Не бойся, я тебя не накажу, думай Влад, думай.

Издевка Ирмы подтолкнула меня.

— Ого, наконец-то. Кстати, на будущее — пока не хочу портить тебе столь знаменательный день в твоей жизни, но впредь выполняй мои команды без раздумий. Это одно из главных правил в отношениях между опекуншей и объектом опеки. А то я уже устала ждать. Понятно?

— Понятно, госпожа.

— Не устал?

— В см... Госпожа Ирма, что ты... Что вы имели в виду?

— Я о мозгах. Ты так долго принимал решение, поэтому они, наверное, устали. Я начинаю соглашаться с Арнольдом, который убеждал меня в том, что согласно его исследованиям, нет ничего тяжелее умственной работы. Поэтому мой тебе настоятельный совет — выключи мозги и выполняй мои команды без раздумий. Вырабатывай автоматизм.

— Автоматизм...

— Да, автоматизм. Без него тебе под моей опекой придется тяжело. Уяснил?

— Уяснил.

— Ну и отлично. А теперь проделай все то же самое со второй моей туфелькой.

На этот раз выполнение приказа далось мне гораздо легче, а следующий (Ирма приказала мне 'привести в порядок' туфли Астры и вовсе не вызвал затруднений. Я закончил работу и протянул туфли Ирме. Она начала придирчиво осматривать их, и в это время наш автомобиль остановился.

— Астра, в чем дело.

— Не знаю. Вижу только, что все стоят. В обе стороны. Наверное из-за ливня. Жаль, мы почти приехали.

Я посмотрел в окно. Когда мы выходили из мэрии, дождь только начинался. Сейчас же он превратился в ливень, а густые темно-серые тучи вместе с начинающими сумерками делали картину совсем мрачной. 'Влад, как и твоя предстоящая жизнь...'

— Влад, чего нос повесил. Не грусти — у нас все впереди.

'Это меня и пугает!'

— Сейчас я повышу твое настроение. Я разрешаю тебе поцеловать меня.

'Вот так вдруг поцеловать? После того, как я только закончил вылизывать их туфли?!'

Мои сомнения подтвердились. Ирма передала Астре ее туфли, после чего положила правую руку на нижний край короткого кожаного платья. 'Что же, если Астра изнасиловала тебя, то для Ирмы, госпожи Ирмы, ты, Влад, все сделаешь, хм, добровольно.'

* * *

— Влад, тебе не холодно? Ты весь дрожишь. Если да, то скажи — я попрошу тетю включить обогрев салона, — голос моей опекунши был наполнен едва ли не материнской заботой.

— Не холодно, госпожа, а как-то зябко...

— О, это у тебя, наверное, нервишки пошаливают. Столько впечатлений и изменений за три неполных дня. Успокойся, ничего страшного с тобой не происходит, все находится под моим полным контролем.

— Не волнуйтесь, за свое имущество, госпожа. С ним все в порядке.

— Так, понятно. Влад, у тебя начинается классический 'отходняк'. Дерзишь. Давай поговорим по душам. Говори откровенно, обещаю, что не накажу тебя.

'Откровенно... А потом после такой откровенности будут болеть ребра и сочиться кровь из разбитых губ. В лучшем случае...' Я покосился на Астру, и начал:

— Госпожа Ирма, я признаю вашу победу. Понимаю и то, что виноват перед вами и заслужил те унижения, которым вы подвергли меня. Но ведь всему есть предел.

— Дорогой, ну, во-первых, не тебе говорить об унижении. Унизил ты меня, изменив, причем так, что об этом узнала вся наша группа, с этой сучкой. Но я не злопамятная и, несмотря ни на что по-прежнему люблю тебя. Да, да, не удивляйся — люблю. И то, что я сейчас с тобой делаю — именно проявление этой любви.

— Но ты же сама запретила говорить о любви!

— Тебе запретила, так как ты лгун и предатель. А мои чувства к тебе чисты, возвышенны и не подвержены сиюминутным капризам. Поэтому я вольна говорить о любви, сколько моей душе угодно. Кроме того, не забывай, кто у кого под опекой.