1.Опека. Начало

ТАМОЖНЯ

— Приветствую вас на Кау-Тике. Я — старшая защитница Управления охраны внутренней экономической зоны планеты Ада Гартнер, служебный номер N1608. Назовите, пожалуйста, номер рейса, на котором вы прибыли на Кау-Тику, и предъявите для проверки документы, подтверждающие вашу личность, а также документы на багаж и обратный билет.

— И вам добрый день, уважаемая старшая защитница. Рейс G1728 из Нью Лондона планета Земля, багажа, кроме вот этого рюкзака, у меня нет,— я протянул миловидной брюнетке лет 30-35 универсальную карточку, разрешающую посещение всех входящих в Сообщество планет. Та многократно отработанным движением вставила ее в сканирующее устройство, а через минуту, посмотрев на экран, с интересом начала рассматривать меня.

— Что-то не так?!

— Вопросы здесь задаю я!

'У нее мания величия?'

— Простите меня, многоуважаемая старшая защитница.

— Вы ознакомились со списком запрещенных к ввозу на Кау-Тику предметов, — спросила защитница не возвращая карточку.

— Конечно. Нам раздали его в звездолете.

— Тогда ответьте, имеются ли при вас или в вашем багаже предметы, вещества, биологические материалы, источники информации, указанные в нем.

— Нет-нет, ничего такого. Не беспокойтесь.

— Цель посещения нашей планеты.

— Личная.

— Подробнее, пожалуйста.

'Ну, надо же. Вот привязалась. Или я просто понравился и она хочет немного отвлечься от надоевшей работы и пофлиртовать?'

— Я приехал к своей девушке.

— Она вас встречает? — все таким же ровным, не выражающим никаких эмоций голосом, спросила женщина.

— Нет.

— Странно. Странно и весьма подозрительно. У вас есть объяснение этому?

— Я не предупредил ее о своем приезде — хочу сделать приятный, надеюсь, сюрприз.

— Сюрприз... Хорошо, как зовут вашу девушку?

'Ого! Ирма рассказывала мне о работе государственных служб своей планеты, но, чтобы такое...'

— Ирма Могрен.

— Сообщите ее приметы — возраст, рост, цвет глаз.

'Параноичка!'

— 26 лет, рост... Примерно сто семьдесят пять сантиметров, глаза карие.

— Волосы?

— Волосы... Длинные, прямые. Чаще всего темно-темно-каштановые, но под настроение может покрасить их в чуть более светлые тона.

— Где проживает?

— Мы не виделись полгода. Если адрес не изменился, то сектор 48154 улица 12, дом 44...

— Сейчас проверим.

Защитница ввела в компьютер полученную от меня информацию и через несколько минут к моему облегчению произнесла:

— Да, есть такая Ирма Могрен. Скажите, где и когда вы с ней познакомились.

'О, великий космос!'

— Пять... Нет, уже пять с половиной лет назад. Мы вместе учились в Европейском университете. Специальность...

— Не надо, пока это лишнее.

Защитница снова кликнула по клавиатуре.

— Да, ваша информация подтвердилась.

— Можно задать один вопрос.

— Да.

— Ее адрес не изменился? А то вместо сюрприза...

— Нам запрещено давать подобную информацию, — резко ответила защитница, сопроводив свой ответ утвердительным кивком головы.

'Уже легче. Не такая уж она и бука. Сейчас возьму такси...'

— Вы подтверждаете, что это весь ваш багаж? — защитница указала на висящий за моей спиной рюкзак.

— Подтверждаю.

— Пожалуйста, повторите вашу информацию о наличии у вас материалов, запрещенных на ввоз на Кау-Тику. Учтите, наш разговор записывается, и данный вами ответ может быть предъявлен в качестве доказательства в суде.

Я насторожился, но лишь немного, поскольку моя голова была занята мыслями об Ирме. 'Цветы, заверения в любви, просьбы о прощении (черт меня дернул пойти на ту свадьбу, напиться и...), а в довершении, как гвоздь программы, предложение руки и сердца. Если она любит меня, то это должно сработать...'

— Нет-нет, я же сказал, ничего недозволенного. Не волнуйтесь.

— Я не волнуюсь. Волноваться надо будет вам, если при личном досмотре мы обнаружим, что вы предоставили таможенным органам некорректную информацию.

'Личный досмотр?! Ого, ничего себе! Интересно, что вызвало подозрение таможенницы? Последний раз я подвергался ему шесть лет назад, на своей родной Земле, когда моя шутка о запрещенных носителях не была по достоинству оценена преисполненной служебного рвения молоденькой практиканткой. Ладно, спешить все равно некуда...'

— Вы собираетесь осмотреть мои вещи? — и, не дожидаясь утвердительного ответа, я начал снимать рюкзак.

— Да, собираюсь. И не только вещи. Рюкзак пока не снимайте. Перейдемте, пожалуйста, в специальный бокс — сделаете это там. Кстати, даю вам последнюю возможность смягчить последствия ваших незаконных действий, и предлагаю добровольно заявить о контрабанде.

— Госпожа старшая защитница. Я еще раз заявляю, что не провожу ничего запрещенного, — мысли о встрече с Ирмой все же отошли на второй план.

— Хорошо, тогда, пожалуйста, заполните этот формуляр, — и женщина протянула мне лист бумаги. 'Я, такой-то и такой-то, заявляю, что при мне нет (далее следовал список, заканчивающейся традиционной фразой, 'а также других запрещенных к ввозу на Кау-Тику предметов'), и подтверждаю свое согласие на личный досмотр'.

— А, если я не подпишу?

— Это ничего не изменит, но в таком случае, даже, если мы ничего не обнаружим, ваше поведение будет расценено, как нежелание сотрудничать с властями нашей планеты, и, соответственно, может явиться причиной отказа вам во въезде.

— Доходчиво и понятно. Спасибо, что разъяснили, но я действительно чист.

— Вполне возможно, и я буду очень рада, если это так. Но моя работа требует, чтобы я проверила ваши слова.

— Без проблем.

Я заполнил формуляр, на всякий случай перечитал его, и протянул Аде.

— Нет, отдадите мне его при понятых.

— Ого, да у вас царит закон и порядок.

'Черт, Влад, придержи язык.'

Однако таможенница то ли не обнаружила в моих словах плохо скрытое ехидство, то ли не отреагировала на него. Повернувшись к камере, фиксирующей происходящее, она произнесла:

— N1608 просит уполномоченного дознавателя и двух понятых для участия в личном досмотре подозреваемого. Какой бокс сейчас свободен?

— Четвертый. Вези туда своего клиента, а мы сейчас подойдем, — донесся женский голос из динамиков.

'Вези?!'

Дорога до этого самого четвертого бокса и в самом деле оказалась неблизкой — он располагался не в центральном терминале, а в километрах в пяти от него на самой окраине космопорта среди десятка таких же унылых одноэтажных зданий. Впрочем, путь на электромобиле таможенной службы, управляемом то ли андроидом, то ли просто молчаливым мужчиной с маловыразительным лицом, занял не более десять минут. Выйдя из машины, мы подошли к массивной металлической двери, которую N1608 открыла, приложив ладонь к сканеру. За дверью нас уже ждали.

— Дознавательница первого ранга Управления охраным внутренней экономической зоны планеты Кау-Тика, служебный ноер D1477, — представилась мне высокая рыжеволосая женщина лет сорока в форменной светло-серой рубашке с короткими рукавами и в столь же короткой юбке. — А это понятые.

'Понятые... Ха, везде одно и то же. Голову даю на отсечение, что это сотрудницы какой-нибудь родственной структуры... Интересно, под ее юбкой есть трусики?'

— Предлагаю вам добровольно сдать запрещенные к ввозу на Кау-Тику материалы, что будет расценено в суде, как содействие следствию и учтено в качестве смягчающего вину обстоятельства.

— Я уже говорил вашей коллеге, что ничего противозаконного не везу. Досматривайте скорее, и дело с концом.

— Хорошо, за досмотром дело не станет. Снимите свой рюкзак и поставьте его сюда, — произнесла рыжеволосая, указав на металлический стол.

Я выполнил приказание, после чего дознавательница обратилась к ближайшей от себя камере слежения:

— Я, дознавательница первого ранга D1477, в присутствии понятых начинаю предусмотренную законом о безопасности параграф 17 пункты 4 и 5 процедуру личного досмотра назвавшегося жителем Земли мужчины. Личность — не установлена, возраст — примерно 25-30 лет, рост средний, волосы черные...

— Уважаемая, простите, что перебиваю, но почему это я неустановленный? Я же дал вашей защитнице карточку со всеми моими данными.

-...Причина досмотра: отсутствие надлежащих въездных документов, — не обращая внимания на мои слова, продолжила дознаватель, и, надев одноразовые перчатки, стала изучать содержимое моего рюкзака.

— Погодите, разве мое удостоверение не дает мне права посещения вашей планеты?

— Дает, — согласилась женщина. Но у меня большие сомнения, в его подлинности.

— В смысле...

— Мы не раскрываем какую-либо информацию о методах нашей работы. Если вам так будет легче, можете считать, что мной руководит интуиция. Понятые, смотрите внимательнее.

Те подошли ближе, а дознаватель продолжила свои изыскания.

— Ну, что, убедились? — сказал я через четверть часа, постаравшись вложить в свой голос максимум яда.

— В том, что в вашем рюкзаке ничего запрещенного нет, да. А теперь я осмотрю вас.

— В смысле?

— В самом обычном. Раздевайтесь.

— Но вы же женщина?

— Ну, да, женщина. И что вас так удивило?

— У нас и на других планетах Сообщества принято, чтобы подобный досмотр проводил человек одного с досматриваемым лицом пола.

— Так-то у вас на Земле. А у нас такого неполиткорректного правила, ограничивающего возможности женщины нет.

— Я протестую.

— Ваше полное право. Можете заявит свой протест в камеру слежения, или можете отправить его в нашу надзорную службу по галактикнету, или, если вы приверженец старинной бюрократии, я могу дать вам лист бумаги и ручку. Но затем мы все равно продолжим.

— А, если я откажусь?

— Моя коллега наверняка уже говорила, что ваше согласие на личный досмотр не требуется. Я могу лишь подтвердить эту информацию. А в случае физического противодействия с вашей стороны следственным действиям, я, согласно инструкции, вызову дежурных по космопорту спецназовцев. Поверьте, они быстро утихомирят вас.

— Но...

— Лучше будет, если вы оставите свои 'но' при себе, и будете сотрудничать с проверяющими. Поверьте, я провела немало принудительных досмотров, и знаю, что говорю. Поэтому, мой вам совет: раздевайтесь без лишних разговоров. А, если вас уж так сильно смущает, что я женщина, то считайте меня врачом или бесполым андроидом. Не волнуйтесь, я все сделаю быстро, и, если ничего не найду, то мы просто отправим Вас назад на Землю ближайшим рейсом.

— Но почему? У меня же документы в порядке.

— Сканер не хочет считывать вашу карточку, а то, что вас никто не встречает, вызывает еще большие подозрения.

— Я же говорил вашей коллеге...

— Хватит. Мы либо начинаем или я вызываю спецназ?

— Но понятых хотя бы можно заменить на мужчин?

— Нет. Во-первых, понятых во время следственных действий менять нельзя. А, во-вторых, понятыми на Кау-Тике могут быть только женщины. Так мне начинать или...

Делать было нечего, и, проклиная все на свете, но прежде всего дотошную дознавательницу и дурацкие правила, я промямлил 'да'.

— Тогда разденьтесь и положите вещи в лоток.

Я быстро снял куртку и тенниску, а вот с кроссовками и брюками пришлось повозиться — дрожащие пальцы долго не могли совладать со шнурками и, как назло, заевшей молнией.

— Полностью!

— Полностью?!

— Да, полностью. По-моему, я достаточно ясно это сказала. Но для особо непонятливых могу повторить.

— Спасибо, не надо — я понял.

— Тогда поторапливайтесь — вы не один такой.

Что же, спорить было бесполезно, и, продолжая осыпать женщину мысленными проклятиями, я снял боксерки.

— Хорошо, видишь, ничего страшного с тобой не случилось, — вдруг перешла на 'ты' дознавательница. — А теперь, заведи руки за спину, и подойди ко мне, — последовал новый приказ.

'За спину, значит, за спину, подойти, значит, подойти. Не буду спорить — пусть все быстрее закончится'. Я выполнил приказ.

— Повернись.

Я повернулся к дознавательнице спиной, и тут же на моих запястьях защелкнулись наручники.

— Что вы делаете? Зачем это? Я же не сопротивляюсь.

— Сказал бы лучше спасибо — я оберегаю тебя от возможных глупостей. Например, ты бы мог непроизвольно дернуться во время досмотра или схватить меня за руку, а это было бы автоматически приравнено к неповиновению, а то и к активному противодействию. После чего даже в том случае, если я не найду ничего запрещенного, то тебе вместо возврата на Землю придется отправиться на несколько лет в центр перевоспитания. Надеюсь, не надо говорить, что скрывается под этим названием?

— Не надо. Я примерно догадываюсь.

— Вот и хорошо, а теперь становись коленями на кушетку, расставь максимально широко ноги, и, это для твоего же блага, постарайся не быть таким сжатым.

— Но...

— Свои 'но' будешь выказывать на других планетах. А здесь я требую от тебя полного содействия. Ты ведь будешь сотрудничать с таможенными органами?

— Буду, буду, — я поспешно принял указанную позу, уткнувшись взглядом в обитую красным пластиком стену. — А что я должен делать дальше?

— О, ничего сложного. Просто выполняй мои распоряжения. Сейчас постарайся расслабить мышцы таза и подумать о чем-то приятном. Я не раз проводила подобные досмотры, и, поверь, от них еще никто не умер. А многим такая процедура даже нравилась. Если я, конечно, не находила в их анусе припрятанную там контрабанду, — руки дознавательницы по-хозяйски легли на мои ягодицы.

Придумать более глупую и унизительную ситуацию было трудно при всем желании. Во всяком случае, именно так казалось мне в тот момент. 'Черт, а почему эта камера отключена — ведь при таких досмотрах положено вести видеозапись со всех ракурсов. И эта, и эта...'

— Слушай, перестань дрожать и расслабься. Я же сказала, что все сделаю очень нежно... — и ладони этой проклятой D1477 начали ласкать мои ягодицы

— Что вы себе позволяете?! Это же досмотр, а не...

— Да, это досмотр. И я не допускаю ничего такого, чтобы выходило за рамки моих служебных полномочий.

— Но вы же гладите меня.

— А, вот ты о чем. В этом моем поглаживании нет ничего эротического. Инструкция рекомендует проводить подобный досмотр максимально осторожно, чтобы подозреваемый был максимально расслаблен. Впрочем, если тебе не нравится, что я с тобой нежна и обходительна... Что же, я могу быть и грубой... И в подтверждение своих слов дознавательница наградила каждую из моих пяток весьма болезненным ударом короткой резиновой дубинки.

— Ой! Мне больно! Я буду...

— Что ты будешь?

— Я буду э-э-э, содействовать...

— Да, ну, конечно же, ты будешь. Будешь содействовать следствию, и выполнять все мои приказы. Иначе...

Пальцы дознавательницы резко сжали мои гениталии.

— А-а-а!

— Больно?

— Очень!

— Не преувеличивай. Это просто небольшой урок послушания. А я могу сделать больно по-настоящему. Хочешь?

— Нет-нет, не надо.

— Тогда замолчи, не мешай мне работать.

'Не мешай работать... Что же, не буду. Представлю, что я на приеме у уролога... Нет, лучше на сеансе эротического массажа... Если бы не зрители...' Я закрыл глаза и, следуя полученному совету, постарался расслабиться. 'Какие у этой кау-тикаянки сильные руки... Черт, а ведь и в самом деле не так уж и плохо...'

— Ада, подай мне, пожалуйста, перчатки.

'Перчатки... Значит, сейчас начнется...' Я вновь напрягся в ожидании проникновения, однако D1477 не торопилась.

— Ада, наш клиент опять боится. Помоги мне.

Теперь на моей заднице оказались руки старшей защитницы. Не такие сильные, как у ее коллеги, но более нежные. Снова поглаживания, минута, другая и вдруг я почувствовал, как по всему телу прокатилась волна возбуждения. Мой член напрягся и в этот момент Ада раздвинула мои ягодицы, а средний и указательный пальцы дознавательницы резко вошли в мой анус.

— А-а-а!!!

Даже сейчас, спустя много дет, я так и не могу определить, чего было больше в этом крике — боли или наслаждения. Вероятно, примерно поровну того и другого...

— Понятые, внимание! В анальном отверстии неизвестного я обнаружила...

Рука дознавательницы покинула мой задний проход. 'Что она могла там обнаружить, кроме остатков кала?'

-... Небольшую капсулу, которую на ваших глазах извлекла на свет.

'Капсула?! Какая, к черту, капсула!'

— Следуя инструкции, я на ваших глазах кладу этот предмет контрабанды в переносной сейф N157633 и запечатываю его своей личной электронной печатью. Вам все видно?

— Все видно.

— Да что вам видно! Не было у меня ничего! Это подстава и грубое нарушение таможенных правил!

Я попытался встать с кушетки, но разряд электрошокера вернул меня на место.

— Отмечаю в протоколе, что при досмотре неизвестный мужчина оскорблял понятых и оказывал физическое сопротивление дознавателю.

'Ох, как больно. За что мне все это...'

— Подозреваемый, прочтите протокол и подпишите его.

— Ничего я подписывать не буду.

— От ознакомления с протоколом подозреваемый отказался.

'Черт, сглупил. Надо было изложить замечания, а теперь я и в самом деле похож на преступника, пойманного на горячем, и ушедшего в глухую несознанку.'

— Понятые, если у вас нет замечаний или дополнений, подпишите, пожалуйста, протокол. Каждый лист, пожалуйста.

— Вот здесь?

— Да, и на обороте... Спасибо. От лица государства благодарю вас за участие в досмотре.

— Это наш гражданский долг... Интересно, что он там провозил, со смешком спросила одна из понятых.

— Я не имею права даже высказывать предположения.

'Тупые и слепые курицы. Интересно, видите ли им...'

— Понятые, вы свободны. В случае необходимости вас вызовут в суд.

Женщины ушли, и я остался один на один с дознавательницей.

— Пришел в себя?

— Пришел. Зачем вам все это?

— Что 'это'?

— Зачем вам подкидывать мне онтрабанду и делать из меня...

Новый разряд электрошокера не дал мне договорить.

— Еще или хватит?

— Хватит...

— Тогда помолчи. Сейчас я отведу тебя в камеру — там и поговорим

Дознавательница похлопала меня по ягодицам и, поддерживая под руку, помогла подняться с кушетки. Встав на ноги я едва не упал (то ли ноги затекли от стояния на коленях, то ли электрошокер сказался), и лишь через несколько минут мне удалось восстановил рефлексы. D1477 не торопила меня (вероятно она знала, в каком состояние находится человек после удара шокером), но когда я подошел к своей одежде, сказала:

— Не одевайся, иди, как есть.

'Как есть... Если кто-то из заключенных увидит меня...' Однако спорить я не рискнул.

К счастью, в боксе, куда отвела меня дознавательница, никаких заключенных в тот день не было. И, судя по внутреннему убранству помещения, и быть не могло. (Разве, что ВИП-персоны межпланетного преступного мира.)

— Удивлен?

— Да. Не думал, что камеры могут быть такими уютными.

— Это — не камера, а неофициальная комната отдыха для персонала. И, поскольку мой рабочий день закончился, я хочу неофициально отдохнуть. С тобой. Если сумеешь понравиться, то все время до суда проведешь здесь. Если же нет, то будешь ублажать не меня, а таких же контрабандистов в камере.

— Вы хотите... Я правильно понял?

— Не знаю, что ты там понял, но я хочу. Хочу, чтобы ты был послушным и приятным молодым человеком.

'Ублажать... Что же, можно и ублажить... В любом случае лучше, чем в камере. Да и внешне эта 1477 пусть и не красавица, но очень и очень ничего, тем более, что мне всегда нравились женщины, говорящие откровенно о своих желаниях. А то, что ты находишься теперь в полной ее власти странным образом заводит. Интересно, часто они тут так неофициально отдыхают?'

Я еще раз посмотрел на таможенницу. 'Хищница, ну, точно хищница, догнавшая свою добычу. Очень сексуальная хищница... Дурак, о чем ты сейчас думаешь — тебе же срок грозит... Наручники, она, надеюсь, с меня снимет?!'

— Я понял.

— Что ты понял? А, лучше ничего не говори.

Дознавательница подошла к дивану, буквально бухнулась на него, и широко расставила длинные мускулистые ноги. Короткая юбка, и до этого, плохо скрывавшая массивные бедра и отсутствия трусиков, чуть задралась, полностью открыв моему взору покрытые светло-рыжими волосами широкие половые губы. Мой член мгновенно напрягся. 'С чего начать... Неужели этот досмотр был лишь предлогом... Ирма, извини любимая, но я опять тебе изменю... Не по своей воле...' — мысли путались в моей голове. Не дожидаясь приглашения, я подошел к таможеннице и попытался сесть рядом. 'Почему она не снимает с меня наручники? Как мне ублажать ее?'

Ответом на мою инициативу был новый разряд электрошокера, сбросивший меня на пол.

— Я смотрю, тебе понравилось. Могу повторить.

— Умоляю, не надо. Но вы же сами сказали...

— Я сказала 'ублажать', а не нахальничать. Кто тебе разрешил сесть рядом?

— Я думал... Простите.

— Не надо думать. Оторви свою сексуальную попку от пола, стань на колени, и сними с меня туфли.

— Но наручники...

— Губами.

Я выполнил приказ.

— Передвинься ближе.

Едва я выполнил приказ, как сильные руки дознавательницы легли на мой затылок, направив мою голову между разгоряченных стальных бедер.

— Лижи. Без прелюдий.

Все дальнейшее было я запомнил смутно. Помню, что едва не задохнулся. Помню ударивший в нос запах несвежего тела и неприятную щекотку жестких волос. А вот финал, первый ее финал в тот бесконечно длинный вечер, мне запомнится навсегда. Бедра дознавательницы вдруг напряглось, едва не раздавив мою голову, а из разверзнутой киски на мое лицо обрушился настоящий водопад.

Сколько времени мы были застывшей скульптурной группой? Наверное, не более минуты, но, повторю, эта минута запомнилась мне навсегда. Первой вернулась в реальность дознавательница. Она, отпустила мою многострадальную голову, откинулась на спинку дивана и коротко бросила:

— Убери.

— Но наручники...

— Что, опять наручники?

— Пожалуйста, снимите их.

— Разве они мешают тебе убирать?

— Я хотел пойти взять бумажные полотенца или салфетки.

— Зачем они тебе нужны, когда есть язык и губы.

'Язык и губы?! Она хочет, чтобы я...'

— Не тупи. Начинай.

— Я вас не понимаю.

— Нет?!

— Нет.

— Сейчас объясню.

Что же, объяснение было понятным. Как не понять, когда твоя голова прижата к мокрому лону, а волосы на ней казалось вот-вот будут вырваны.

— Не надо... Больно... Все сделаю, все уберу... — сказал, вернее промычал я.

— Не поняла. Говори яснее.

'Яснее?! Да я же сейчас задохнусь. Как дать ей понять, что я... сломался?'

Беря пример с древних борцов, я постучал ладонью по полу. В ответ 1477 чуть разжала тиски.

— Слушаю тебя.

— Я все сделаю, как вы сказали, все уберу...

— Ничуть в этом не сомневаюсь.

Дознавательница отпустила мои волосы, и снова откинулась на спинку кресла.

РАЗБОР ПОЛЕТОВ

Моя милая, всегда спокойная, всегда чуть ироничная, всегда рассудительная Ирма. Куда же ты подевалась? Сейчас передо мной сидела не пытающаяся сдерживать свою ярость менада.

— Влад, это просто возмутительно. Как тебе в голову могла прийти глупая идея заявиться сюда, не предупредив меня. Ты же всегда гордился своей по твоим словам непревзойденной логикой. А тут... Нет, это просто мальчишество какое-то! Нет, хуже того, — дебилизм, форменный дебилизм. О чем ты думал?

— Я очень соскучился и хотел сделать тебе сюрприз.

— Хотел сделать мне сюрприз? А, если бы я была с мужчиной, если бы просто уехала, наконец, если бы...

Весь вечер Ирма осыпала меня упреками, а я по большей части отмалчивался, стараясь дать ей выговорится.

— Дорогой, ты теперь понял, что на Кау-Тике без женской опеки мужчина слаб и беззащитен. Это тебе не Земля. Разве я не рассказывала об этом?! Чем ты меня слушал?

— Да, моя спасительница, ты права, признаю, накосячил. Но мне было так плохо без тебя...

— Плохо ему было... Видите ли ему было плохо! Что галактикнет уже не работает?

— Да, моя ненаглядная, было плохо. Очень плохо. А еще я очень боялся, что ты не сможешь переступить через обиду, и напишешь в ответ, чтобы я не приезжал. Кроме того, я думал, что рассказывая об обычаях и законах своей планеты, ты, мягко говоря, преувеличиваешь. А тут... Спасибо тебе, любимая, что вырвала меня из лап этой похотливой извращенки в мундире. Завтра же с утра подам заявление о должностном преступлении этой суки в вашу полицию или в...

— Влад, какая преступница, какая полиция? У тебя после таможни совсем мозги поплыли.

— А что, подбрасывание улик и фальсификация дела разве уже не считается преступлением? Не говоря уже обо всем остальном.

— Влад, изучай законы тех планет, которые ты собираешься посетить. Особенно, когда планируешь посетить их неожиданно, на свой страх и риск. Твоя дознавательница барражировала на грани закона, но не переступила его.

— Как не переступила? А...

— В самом прямом. Давай по пунктам. Видеокамера и понятые зафиксировали, как из твоей задницы извлекаются наркотики? Сама видела эту сьемку и будь я судьей, то мой вердикт был бы однозначен.

— Но...

— Влад, время позднее, и я устала. Мало того, что на работе был тяжелый день, так потом пришлось заниматься тобой — все нервы вымотал. Поэтому, давай по делу: зафиксировали или нет?

— Зафиксировали, но работали только две самые дальние видеокамеры. А положено...

— Судья посчитает это мелкой технической неприятностью. Согласен?

— Да, скорее всего так и будет, — крыть было нечем.

— Ну, а то, что после досмотра дознавательнице захотелось развлечься с тобой, так это ее личное дело. На Кау-Тике женщины... Чтобы не растекаться мыслью по древу, скажу, что у нас нечто вроде, ну, не совсем, конечно, матриархата. И, если в руки этой D1448...

— 1477., ты хорошо ее запомнил. Понравилась?! Хочешь продолжить знакомство?

— Ирма, хотя бы ты

— О, я смотрю не издевайся.

— Ладно, не буду, но ты этого заслуживаешь. Так вот, развлекаясь с тобой — не находящимся под чьей-либо опекой мужчиной без документов да еще с наркотиками в заднем проходе — она ровным счетом ничего не нарушила.

'Развлекаться? Это называется развлекаться! Видела бы Ирма, что вытворяла со мной эта 1477, после того, как заявилась в мою камеру... Нет-нет, хорошо, что не видела... Или все-таки видела?!'

— Да врет она все. И документы у меня в порядке, и контрабанды никакой не было. Если верить старым детективам, такие грязные трюки давным-давно проделывали недобросовестные полицейские на Земле. Одно неуловимое движение и перед глазами понятых оказывается улика, якобы изъятая у задержанного.

— Знаю, и у нас такое встречается. Но у дознавательницы есть свидетели, и сделанная под выгодным ей ракурсом видеозапись. А у тебя? Более того, ты даже не сможешь подать официальную жалобу.

— Почему?

— Влад, опять-таки из-за особенностей нашего социального устройства. Все юридические шаги от имени мужчины совершает его опекунша. Есть у тебя опекунша?

— Нет, ты же прекрасно знаешь.

— Знаю. Поэтому, засунь свое заявление в то место, где ты провозил контрабанду (да, шучу-шучу, не кипятись), и давай обойдемся без какой-либо самодеятельности. Не подставляй меня.

— Подставляй?!

— Как только я узнала, что ты задержан, я подняла на ноги всех своих знакомых. В итоге удалось взять тебя на поруки с обязательством, что ты либо в течении семидесяти пяти часов найдешь себе постоянную опекуншу, либо улетишь на Землю. А до этого я, как поручитель, полностью отвечаю за тебя. Уяснил?

— Уяснил. Но как ты узнала?

— У тебя был один шанс на миллион. И он, благодари свою удачу, выпал тебе.

— И все же?

— Одна из понятых оказалась моей близкой подругой. И как только она увидела твою фамилию в протоколе, позвонила мне.

— Она знала мою фамилию?!

— Да, я много рассказывала ей о тебе.

— Ого, я и в самом деле счастливчик. Но почему ты не приехала сразу?

— А толку? Только бы все испортила. Надо было найти нужных людей и все такое прочее.

— Понимаю...

— Поэтому никаких заявлений, сиди тихо и не создавай ни себе, ни мне лишних проблем. Как женщина, взявшая тебя на поруки и подписавшая соответствующие бумаги, я хочу полностью контролировать все твои действия, пока ты находишься на Кау-Тике. По-моему, это логично, и я не требую от тебя ничего лишнего, — сидящая в глубоком кресле Ирма, немного успокоилась и теперь читала мне нотацию хорошо поставленным ровным голосом.

— Любимая, не злись, я же не спорю — признаю, что сглупил. Думал сделать тебе приятный сюрприз, а вот как все получилось... Неужели на Кау-Тике мужчины настолько бесправны?

— Нет, почему же? Бесправны только бесхозные мужчины, особенно те из них, кого ловят на таможне с наркотиками.

'Опять... Классическая земная женщина-пила'

— Бесхозные, в смысле, те, у кого нет не опекунш?

— Да.

— И много у вас таких бесхозных мужчин?

— Я демографической статистикой не увлекаюсь. Лично мне на сегодняшний день известен только один.

— Уж, не на меня ли ты намекаешь?

— Ты догадлив. Но лучше бы ты проявил свой ум в тот момент, когда решился сделать мне сюрприз.

'Ну, когда же она выключит свою пилу? Может и в самом деле лучше свалить на Землю?'

— Я же тебе рассказывала, причем не раз, что на нашей планете мужчины до совершеннолетия находятся под защитой семьи, а затем их берут в мужья или в подопечные, но в любом случае, они, так или иначе, находятся под опекой женщин-опекунш. Каким местом ты меня слушал?

'Опять двадцать пять. Если она сейчас скажет хоть слово про контрабанду, точно уеду.'

— Опекунш? Может, ты хотела сказать 'хозяек'? Что-то очень похоже...

— Я подбирала наиболее политкорректное слово. Чтобы не ранить твою психику. Ей и так за последние два дня досталось. Но раз ты сам произнес слово 'хозяйка'... Я считаю, что любящие друг друга люди не должны играть словами. Гораздо важнее суть их отношений. Если мужчина на самом деле любит женщину, то одно осознание того, что она заботиться о нем, должно делать его счастливым. Что же касается нашей власти... Поверь, каутиканские мужчины счастливы от того, что имеют возможность выполнять маленькие женские прихоти. Могут же у слабых женщин быть маленькие прихоти?

— Могут, — согласился я, — особенно у такой красивой девушки, как ты. Ирма, поверь, я люблю тебя. И на этот необдуманный поступок меня толкнула не логика, а чувства. Но ваши законы вызывают недоумение. Из того, что я понял, у вас не какие-нибудь невинные маленькие женские прихоти, а самый настоящий матриархат, причем, как я понимаю, в достаточно жестком смысле этого слова...

— Слова любви, слова любви... Любой девушке их приятно слышать, а от любимого мужчины в особенности.

— Любимого?! Я не ослышался? Ирма, значит, ты простила меня!

— Не перебивай и не цепляйся к моим оговоркам. Но слова всегда останутся лишь словами. Что же касается реальности... Давай не тратить оставшееся нам время на бессмысленные разговоры на тему отношений полов на моей планете. В реальности нам никогда не быть вдвоем. Может только в глубокой старости. Будем гулять по парку, держась за руки, ты мне будешь рассказывать о своей последней монографии...

— Но почему?

— Влад, ты никогда не сможешь переступить через свое мужское 'я' и никогда не примешь здешние правила отношений между полами, (здесь голос Ирмы заметно дрогнул), я же по семейным обстоятельствам, не хочу тебя посвящать в них, должна буду провести на Кау-Тике или ее колониях, как минимум, ближайшие десять лет. Поэтому, давай забудем все прошлые обиды и подарим друг другу последнюю ночь, а утром... Утром я отвезу тебя в космопорт. Лично, чтобы избежать каких-либо случайностей. А то ненароком опять окажешься в руках какой-нибудь дознавательницы.

— Ирма, любимая, не зуди. Мне кажется, не все так мрачно, и у наших отношений есть будущее.

— Влад, не береди душу. Мы же оба до мозга костей рационалисты. Пусть другие тешат себя несбыточными надеждами...

— Конечно, дорогая, полностью с тобой соглашусь — мы с тобой рационалисты. Во всяком случае, я всегда молил судьбу, чтобы она послала мне красивую рациональную стерву, а не витающее в облаках внеземное создание, твердо уверенное, что творог добывают из сладких булочек.

— Твои мольбы исполнились, но увы и ах...

— Ничего не 'увы', и ничего не 'ах'. Ирма, неужели ты думаешь, что я добровольно откажусь от тебя? Ведь это так не рационально.

— Влад, твои шутки сейчас не к месту. Мне выть хочется.

— Выть — это не рациональный расход энергии. Ты можешь потратить ее куда с большей пользой.

— ?!

— Например, на обустройство нашего матриархального гнездышка.

— Какого гнездышка, Влад? Не будет никакого гнездышка.

— Самого обычного гнездышка для двух влюбленных людей. Ирма, я люблю тебя и, никуда не полечу. Можем хоть завтра зарегистрировать наш брак. Матриархат, значит, поживу в матриархате, но вместе с любимой женщиной. Если, конечно, ты не прогоняешь меня. Что я должен делать? Мыть посуду, целовать твои прекрасные ноги...

Неожиданно на глазах моей девушки появились слезы.

— Ирма, я что-то не так сказал? Я обидел тебя? Почему ты плачешь?

— О, лучше не спрашивай. Я так мечтала о моменте, когда услышу от тебя предложение руки и сердца, но теперь...

— Что 'теперь', любимая.

— Мы не можем пожениться.

— Почему, мое солнышко.

— Ох, Влад, Влад, если бы не наши законы, если бы не твоя глупая самодеятельность...

— В смысле?

— Влад, у нас мало времени, и мне вовсе не улыбается тратить его на рассказ о законах моей планеты. Тем более, что тебе полученные знания не пригодятся. Скажу только, что каутикаянские женщины не могут брать себе в мужья инопланетян.

— Но я знаю, как минимум, несколько подобных межпланетных браков.

— И я знаю. Но все они заключены на других планетах и не признаны на Кау-Тике.

— Но, что тогда испортил мой неожиданный прилет?

— Если бы не он, я могла заранее оформить на тебя опеку и подать от твоего имени заявку на получение каукитаянского гражданства. А пока ее рассматривали бы наши бюрократессы, а они, поверь, куда медлительнее своих коллег с Земли, мы спокойно наслаждались обществом друг друга.

— А почему бы тебе не проделать все это сейчас?

— Во-первых, я взяла на себя обязательство, что ты в течении семидесяти пяти часов покинешь Кау-Тику. Но ради нашей любви я бы перешагнула через свое честное слово. Важнее другое — после всего случившегося никаких долгих бюрократических процедур не будет, и мои прошения отвергнут сразу.

— Ясно. Брр, ну у вас и законы. А почему семьдесят пять часов?

— Наши сутки на час больше земных. Ты и это пропустил мимо ушей. А законы... Какие есть. Влад, ты же знаешь первое правило межпланетного общения.

— Да, знаю, знаю: уважать, соблюдать и не пытаться изменить законы планет, на которых вы находитесь.

— Рационально, не правда ли.

— Рационально. Ирма, скажи, а кто может быть опекуншей.

— Влад, отстань. Разговоры на юридические темы сейчас не к месту. Я хочу поужинать и в кроватку. Не забудь, у нас всего три ночи.

— И все же.

— Любая взрослая женщина, обладающая гражданскими правами.

— А с какого возраста она наделяется этими правами.

— С восемнадцати лет.

— Значит, гражданские права у тебя есть... — я сделал паузу, после которой продолжил: — Так может ты еще и половозрелая?

— Ты все шутишь, а мне не до шуток. Ну, что стоило хоть один раз посоветоваться... А так... Вся жизнь пошла наперекосяк. Так что, давай готовь ужин. Поем в последний раз твои бесподобные отбивные.

— Слушай, я с удовольствием приготовлю ужин. Но зачем так драматизировать? Скажи, чем опека отличается от брака.

— Да, практически ничем. Кроме, естественно, престижа и социального статуса мужчины. Ну и там всякие родственные отношения. Собственно, многие наши юристы рассматривают ее, как одну из форм брака.

— Да плевать я хотел на этот социальный статус. А уж на родственные отношения — тем более. Так что калым или как он там у вас называется заплатишь сама себе. Кстати, и деньги в семье останутся. Главное, для меня: быть с самой красивой, с самой рациональной женщиной во Вселенной — с любимой Ирмочкой.

— Опять ты шутишь.

— Вовсе нет. Опека, значит, опека. Не вижу в этом ничего страшного. Помнишь, профессор Арнольд учил нас не быть формалистами. Будешь моей мамочкой, контролирующей все аспекты жизни своего взрослого сынка. Знаешь, я в ходе нашего разговора кое-что себе нафантазировал...

— И что же? Вдруг твои фантазии окажутся несбыточными? Или, наоборот, заведут тебя в такие дебри... Поделись.

— Не-а, не поделюсь. Скажу только, что они заводят.

— Ты точно не шутишь? — Ирма недоверчиво посмотрела на меня.

— Заводят, еще как заводят.

Я не о фантазиях.

— А, ты об опеке. Еще раз говорю, что абсолютно серьезен. А вот с твоей стороны проблем не будет?

— С моей?

— Ну, вдруг тебе опять откажут.

— Нет, не откажут.

— Уверена?

— Уверена!

— Тогда скажи, что от меня требуется?

— О, очень и очень многое. Не уверена, что ты справишься.

Ирма изо всех сил старалась сохранить строгий вид, но ее лицо светилось от счастья.

— Справлюсь.

— Любимый, я знала, что такой выход существует, но не хотела подсказывать его тебе, чтобы не связывать твои руки. Но ты сам предложил мне его. Неужели ты настолько сильно любишь меня, что статус наших отношений не имеет для тебя никакого значения?

— О, имеет, конечно. Я бы предпочел быть султаном и, чтобы ты была моей любимой наложницей, но, раз другого выхода нет, то согласен и на обратный вариант. Ирма, ты же будешь заботливой опекуншей? Рукоприкладство мне не грозит?

— Грозит, о, еще как грозит! — Ирма встала с кресла, подошла ко мне и легонько толкнула в грудь. Ее голос был переполнен восторгом и укоризной: — Ты даже в такой момент шутишь...

— Что ты, свет моих очей, нисколько. Я ведь и без всего этого планировал посвятить все свои мысли и чувства тебе и только тебе. Скажи, когда можно оформить опеку, и что я должен для этого сделать.

— Ты твердо решил довериться мне?

— Да. И...

Договорить я не успел. Моя любимая мгновенно оказалась у меня на коленях и закрыла мне рот длинным и страстным поцелуем.

— Спасибо, любимый, я всегда верила своему сердцу, которое говорило мне, что ты меня любишь. А церемонию проведем... О, завтра как раз восьмой день декады и у регистраторов нет очередей — перед двумя выходными никто не хочет заниматься делами. Ты не против?

— Да хоть сегодня ночью, госпожа моего сердца.

— О, сегодня ночью мы займемся чем-то более интересным. И я сделаю все, чтобы ты запомнил ее навсегда!

ЦЕРЕМОНИЯ

— Дорогой, как я выгляжу.

— Ирма, или теперь уже госпожа Ирма, ты великолепна. Мне всегда нравилось это платье. Ты в нем такая... По законам вашей планеты можно говорить своей опекунше 'сексуальная'?

— Тебе все можно, любимый. И не только говорить. Застегни, пожалуйста, молнию.

— Слушаю и повинуюсь, моя богиня. Мне стать на колени?

— Влад, опять ты дурачишься. Но коленях ты до нее не достанешь. Ну, а если тебе не терпится встать на колени, то я, так и быть, разрешу тебе надеть на меня туфельки.

— Спасибо, моя госпожа.

Я действительно дурачился — ужасы двух последних дней, если и не забылись, то отошли на второй план после наполненной страстью ночи. А вот Ирма, похоже, не на шутку волновалась:

— Влад, я что-то не в форме. Давай оформим наши отношения завтра или послезавтра — время еще есть.

— Нет, любимая, я не хочу рисковать. С вашими правилами и законами...

— Законы, как законы. Скоро ты к ним привыкнешь. Может, все-таки отложим.

— Нет и еще раз нет.

— Какой ты у меня настойчивый. У меня под опекой будет решительный мужчина. Мачо...

Ирма шутила, но я видел, что ей по душе мой порыв.

— Госпожа опекунша, вы обещали рассказать, как будет проходить... Уф, не знаю, какое слово подобрать. О, церемония.

— Погоди со своей церемонией. Сначала мы заедем в ваше консульство.

— Зачем?

— Ты подашь заявление об отказе от земного гражданства, затем сотрудники консульства будут убеждать тебя не делать этого, заметь, меня рядом не будет, а затем ты либо прислушаешься к их доводам либо мы поедем в... Короче в аналог вашей мэрии.

— А гости будут.

— Если в консульстве ты не передумаешь, то я позвоню тете Астре и подругам.

— Звони сейчас, я не передумаю.

— Влад, не командуй. Такое впечатление, что это ты берешь меня под опеку.

— Извините, госпожа.

— Ну, не обижайся.

Ирма обняла меня и наградила долгим поцелуем.

— Так о чем это я? Ах, да... Они все на машинах, и все живут неподалеку. А теперь помоги мне с туфельками. Они в тумбочке в передней.

— Моя любимая госпожа, еще раз говорю вам, что я не передумаю. Как они выглядят.

— Черные. Они одни такие.

Я принес туфли, и, не выпуская их из рук, опустился на колени. 'Снова эта волна...' Я не удержался и поочередно поцеловал ноги своей будущей опекунши. Затем, аккуратно, чтобы не порвать колготки надел на них туфли, после чего повторил поцелуи.

— Любимый, не увлекайся.

— Ничего не могу с собой поделать. Ирма, а как мне себя вести в мэрии?

— Ну, если вкратце, то во время официальной церемонии ничего не бояться и ничему не удивляться, и делать то, что тебе будем говорить я и нотариус. Даже, если наши при... хм, просьбы, покажутся тебе несколько странными. Помни, что это не более чем дань старинным обычаям. Устоявшийся церемониал, так сказать. К современным отношениям между опекуншей и ее подопечным это не имеет никакого отношения. А уж к нашим — тем более. Хотя, открою тебе секрет, многие наши мужчины и в самом деле стремятся вернуться в прошлое и оказаться под полной властью женщины. Но разве на Земле этого нет?

— Есть, конечно. Церемониал — это нечто вроде нашей росписи в мэрии или в храме?

— В принципе аналогия вполне корректна. Но только очень скромный вариант. В отличие от официального брака, на заключении которого обычно присутствует достаточно много народа. Сам понимаешь, родственники и друзья невесты, родственники и друзья жениха...

— А у тебя много родственников? Про тетю ты уже говорила.

— Нет, не очень. Да и отношения с ними такие, что их отсутствия на нашей церемонии меня ничуть не огорчит.

* * *

— Берешь ли ты, Анжела Ватсон, Ника Кратера себе в мужья?

— Да, ваша честь.

— Будешь ли ты заботиться о нем, как полагается согласно закону и обычаям предков?

— Буду, ваша честь.

— Осознаешь ли ты, Анжела Ватсон, размеры ответственности?

— Осознаю, ваша честь.

— Я повторяю свой вопрос, Анжела Ватсон. Ты готова взять на себя ответственность за жизнь, здоровье, счастье Ника Кратера?

— Готова, ваша честь, не сомневайтесь, он у меня будет здоровым и счастливым.

— Какая странная пара, ты не находишь?

— Странная?! В чем странность?

— Он лет на пятнадцать младше невесты.

— Самый раз для второго брака.

— Ты думаешь, она разведенка?

— Разведенка?! У нас нет такого понятия, но я понимаю, о чем ты говоришь. Нет, судя по укороченной процедуре и отсутствию родных и друзей, это младший брак.

— Младший брак?!

— Это, когда женщина, чаще всего женщина достаточно обеспеченная, состоявшаяся, одним словом, нуждается в новых эмоциях.

— И...

— Тсс, на нас уже обратили внимание. Потом все объясню, а пока смотри и запоминай — за ними сразу мы.

— А наш брак... Он у тебя тоже второй?

— Ну, что ты, любимый, мне до состоявшейся женщины далеко.

— А ты, Ник Крамер, будешь послушным мужем для Анжелы Ватсон?

— Да, ваша честь.

— Тогда данной мне властью объявляю тебя, Ник Крамер, младшим мужем Анжелы Ватсон со всеми вытекающими из этого высокого статуса правами и обязанностями.

"Правами?? Да он всю церемонию простоял на коленях! Представляю, какие права у него будут в семейной жизни..."

— А теперь, Ник Крамер, если ваша жена не возражает, окажите ей подобающие почести.

— Я, Влад Гонсеоровский, гражданин Космического Сообщества личный номер ТЕ-906782194078М, стоя на коленях, находясь в ясном уме, без какого-либо принуждения с чьей-либо стороны, смиренно прошу высокочтимую Ирму Стормер...

Нет, это не была всего лишь ритуальная форма брачной клятвы — дань каким-то старинным местным традициям. Я и в самом деле стоял на коленях перед своей будущей опекуншей и чуть дрожащим голосом зачитывал ей клятву верности. Какая-то неясная тревога наполняла меня, становясь все сильнее и сильнее. 'Любовь это, конечно, хорошо, но правильно ли я поступил, доверив свою судьбу Ирме. Если она разлюбит меня, если...'

Присутствующих, как и говорила Ирма, было раз-два и обчелся. Естественно, сама нотариус — облаченная в золотистую мантию пожилая женщина, ее помощница, а также три подруги Ирмы, в том числе и спасшая меня понятая.

-... Взять меня под свою полную опеку. Обязуюсь во всем повиноваться своей Опекунше (надеюсь, что Ирма не обманула, и в наших отношениях все будет не так строго), служить ей душой и телом (ну, это на раз), беспрекословно выполнять приказы тех, под опеку которых Ирма Стормер решит передать меня (ого, а вот так мы не договаривались...).

Нехорошее предчувствие усилилось. Впрочем, надеясь, что это всего лишь ничего не значащая для нашей предстоящей совместной жизни стандартная форма, я огласил присягу до конца.

— Ирма Стормер, гражданка Космического Сообщества личный номер КТ-884706225264F согласна ли ты удовлетворить смиренную просьбу Влада Гонсеоровского личный номер ТЕ-906782194078М и взять его под свою полную опеку со всеми вытекающими из этого действия правами и обязанностями?

— Согласна, — раздался после некоторой паузы голос моей возлюбленной, а затем она решительно и громко подтвердила — согласна, согласна!

— Тогда властью данной мне правительством планеты Кау-Тика объявляю тебя, Ирма Стормер личный номер КТ-884706225264F, полной опекуншей Влада Гонсеоровского. Отныне ты обладаешь всеми правами на него. Слава великой Кау-Тике!

— Слава! — дружно повторили все присутствующие, и под звуки неожиданно раздавшейся торжественной мелодии, вероятно, гимна этой планеты, Ирма вплотную подошла ко мне. Лишенный возможности что-либо видеть, кроме ее юбки-миди, я вдруг почувствовал на своей шее холод металла, а еще через мгновение за моей спиной раздался намертво въевшийся в память голос таможенной дознавательницы:

— Поздравляю с приобретением, дорогая племянница, ты все сделала на высшем уровне.

— Спасибо, тетушка. МЫ все сделали на высшем уровне!? — ответила Ирма, и, наклонившись к моему уху, тихо добавила: — Не правда ли, дорогой Влад?

Нарушая все полученные накануне инструкции, я попытался поднять голову, но Ирма, положив мне руку на голову, решительно пресекла эту попытку:

— Дорогой, я же говорила тебе, что смотреть по сторонам нельзя, — едва слышно прошептала она, — пожалуйста, не порть нашу торжественную церемонию. Все вопросы потом, а пока прояви благоразумие и держи себя в руках.

Благоразумие... Что же, нас с Ирмой всегда отличали благоразумие и стремление к рационализации. Возможно, именно благодаря этому мы и нашли друг друга. Сперва совместные посещения лекций по логике, затем участие в турнирах с укороченным контролем времени по покеру, но, самое главное, горячие, и, становящиеся постепенно все горячее, споры обо всем. О том, кто лучше играет в покер и нарды, кто быстрее решает сложные логические и математические задачи, как на самом деле должны были действовать главные герои фильма или книги, если бы руководствовались не эмоциями, а логикой. А еще мы спорили о том... Впрочем, о чем только мы не спорили и далеко не всегда я выходил победителем в этих спорах. Ирма умела убеждать и, чем сразу понравилась мне, делала это в рамках логики, не прибегая к каким-либо женским манипуляциям. При этом одногруппница вовсе не была, проводящим всю молодость за прогрызанием гранита науки, синим чулком — хорошо играла в сквош, не чуралась веселых студенческих застолий и дальних туристических походов. Словом, надо ли говорить о том, что пусть не первом, а лишь на третьем курсе мое поначалу простое 'понравилась' в итоге закономерно переросло в нечто большее...

Однако, сейчас было не до воспоминаний — 'брачная' церемония еще не закончилась, о чем напомнил строгий голос нотариуса:

— А сейчас, уважаемая опекунша, пусть ваш подопечный при свидетелях покажет, что он полностью покорен вашей воле.

'Ничего не бояться и ничему не удивляться, и делать то, что тебе будем говорить я и нотариус', — вспомнил я наставления Ирмы во время утренних сборов. Что же, похоже, бояться мне уже поздно. Остается надеяться, что ее слова о старинном обычае и устоявшемся церемониале соответствуют действительности. Хотя бы наполовину... Так, значит, женщина, изнасиловавшая меня на таможне и есть тетя Астра??!! В голове не укладывается...'

Туфелька Ирмы оказалась на моем правом плече. 'Что он полностью покорен вашей воле... По идее надо целовать. Черт бы побрал этот ритуал.'

Под жидкие аплодисменты присутствующих я осторожно поцеловал лакированный носок.

— Племянница, я тебя поздравляю, похоже, у тебя не будет больших проблем с воспитанием подопечного. А, если что, то я по-родственному помогу, — и мое левое плечо стало платформой для другой черной туфельки, правда, несколько больших размеров.

'Целовать или не целовать? А, какая разница... Одной туфлей больше, одной меньше... Там, на таможне, Астра заставляла меня делать гораздо более унизительные вещи, а все вопросы задам Ирме после окончания церемонии.'

Все так же осторожно я поцеловал и туфельку дознавательницы.

— Ирма, наш Влад сегодня что-то очень стеснительный. На таможне он был куда смелее.

— Да, я видела. На будем снисходительны — церемония, незнакомые люди... Уверена, его стеснительность быстро пройдет.

'Она видела??!!'

— Пройдет. Ладно, племянница, бери свое приобретение, и поехали обмывать его.

'Обмывать?! Они говорят обо мне, как о вещи...'

— Дай мне пару минут, чтобы попрощаться с нотариусом и пригласить подруг на вечеринку.

— Ты планируешь на сегодня?!

— Что ты — на завтра.

А куда поедем?

— Как и планировали — ко мне.

ПРОСТОЙ ОТВЕТ НА ВСЕ ВОПРОСЫ

Автомобиль Астры — неприметный седан темно-синего цвета — стояла напротив входа в мэрию. Мы перешли дорогу и сели в машину — Астра за руль, а мы с Ирмой на заднее сидение. 'Какая теснота! Даже элегантные ножки Ирмы не помещаются...' Впрочем, моя опекунша быстро нашла выход из положения, положив их на меня.

'С чего бы начать... Вступительная фраза запланированного в мэрии разговор никак не приходила в голову. Молчала и Астра, занятая сложными маневрами — время пик вступило в свои права. Первой нарушила тишину салона Ирма.

— Влад, помнишь, как профессор Арнольд учил нас на своих тренингах обмениваться информацией?

— Да, Ирма, помню. Но почему ты сейчас вспомнила его тренинги?

— Сейчас объясню. Влад, я тебя хорошо изучила и буквально ощущаю кожей все твои эмоции — ты взволнован, возмущен, бесишься потому, что не можешь разобраться в происходящем, и настроен решительно выяснить отношения. Я права?

— На все сто. Я хочу узнать...

— Стоп, говорить буду я. И правило первое твоей новой жизни — без моего разрешения ты не говоришь.

— Правило первое... А за ним второе, третье, четвертое... Сколько еще...

— Влад, заткнись и слушай. Вопросов у тебя накопилось много, очень много, но в таком состоянии ты будешь задавать их невпопад, тратя впустую мое и свое время, а главное, после моих ответов тебе вряд ли удастся быстро осмыслить все происшедшее с тобой и создать в своей голове цельную картину. И, следуя наставлениям нашего учителя, я предлагаю тебе помолчать, и просто выслушать мою информацию о том, что было раньше, что происходит сейчас, и мой вероятностный, но надеюсь, очень реальный прогноз о том, что будет происходить между нами в дальнейшем.

— Да, ты права, именно так профессор и советовал поступать в подобных ситуациях, но...

— Никаких 'но'. Замолчи и слушай. Но для начала я задам тебе несколько вопросов.

— А я думал, что вопросы буду задавать я. Особенно в свете того, что таможенница оказалась твоей родственницей.

— Я сегодня добрая, поэтому не только прощаю твой дерзкий тон, а и отвечу на все твои вопросы. Но только после того, как ты молча выслушаешь меня.

— Ирма...

— Госпожа Ирма! Правило второе — ко мне и к Астре надо обращаться госпожа.

— Ого, слушай, на тебя так подействовала моя коленопреклоненная поза? Но ты же сама сказала, что это ничего не значащий ритуал.

— Влад, после этих слов я убеждаюсь, что тебе повезло, несказанно повезло.

— В смысле...

— Да, прекрати ты это свое в 'смысле'. Пусть это станет твоим третьим правилом. Если бы ты знал, как оно меня бесило еще на Земле и первое, что я наметила — отучить тебя от этой фразы. А повезло тебе в том, что ты попал под мою полную опеку. Дожить до 25 лет и верить всему тому, что говорят женщины?! А уж верить словам обиженной на тебя женщины... Нет, и в самом деле тебе у меня будет спокойнее. А то встретил бы у себя на Земле какую-нибудь стерву, которая вскружила тебе голову, наврала бы три короба про свою любовь и все такое...

— Ладно, не надо издеваться над моими чувствами. Больше такой глупости я не сделаю. Начинай свое сообщение. Но сразу предупреждаю, что если оно мне не понравится, то я поломаю все наши договоренности и тут же улечу на Землю.

— О, я слышу голос не мальчика, но мужа, — вступила в разговор Астра.

— Пожалуйста, дорогая тетя, — я вложил в эту фразу максимум желчи, — не лезьте в наш разговор.

— Влад, тетя Астра — старшая женщина моей семьи со всеми вытекающими по отношению к тебе правами. А ты, тетя, уж прости его на первый раз.

— Ничего страшного. Язык твоего мачо заработал столько бонусов у моей киски, что я готова простить ему любую дерзость. Ну, скажем, почти любую. Влад, ты и вправду так соскучился по моему бутончику, что готов бросить Ирму и приехать ко мне на новый досмотр. Неужели я и вправду понравился тебе? Если это так, то обещаю провести досмотр еще более дотошно, чем в первый раз. А уж после него мы займемся...

Вместо меня ответила Ирма: Тетя, ты была бесподобна. Я даже кончила два раза. Да-да, Влад, не удивляйся — никакая подруга мне не звонила, а за вами я наблюдала из соседней комнаты.

— Не звонила... Ты смотрела вживую...

— Конечно. Думаю, что многое ты уже понял, но еще раз расставлю точки над i, чтобы ты быстрее смирился со своим новым положением, — все, что с тобой произошло на таможне, организовали мы с Астрой.

— Племянница, не преувеличивай мои заслуги. Идея была исключительно твоя, а я только помогла тебе ее осуществить.

— Ирма, ты...

— Да, Влад, я — твоя любимая ненаглядная Ирмочка! Так ты готов, наконец, спокойно слушать?

Мысли окончательно смешались в моей голове. 'Они все спланировали... Что делать? Розыгрыш? Какой к черту розыгрыш...'

— Готов.

'Добавить или не добавить?! Не буду!'

— Ты опять не сказал 'госпожа'. Впредь за каждое подобное нарушение будешь наказан. Итак, по пунктам, с минимумом подробностей. Согласно Главному Закону нашей планеты мужчина, отдавший себя под полную опеку, становится собственностью опекунши с которой та может делать все, что ей заблагорассудится. Абсолютно все. Продать, изменить внешний облик...

— Изменить внешний облик?!

— Начиная от цвета волос и заканчивая коррекцией пола. Да, Влад, в моей власти сделать тебя женщиной. Или безногим инвалидом. Или... Но мы отвлеклись.

'Она шутит или...'

А поскольку твоей опекуншей являюсь я, то... Короче, твое правовое положение тебе понятно?

— Понятно... Госпожа.

'Точно — это розыгрыш. Со сменой полов и инвалидностью Ирма перегнула.'

— Что же касается лично нас.

1. Еще раз: ты моя полная собственность, с которой я могу сделать все, что моей душе угодно.

2. Я займусь корректировкой твоей личности. Цель — развить и углубить твое чувство ко мне. На смену твоей так называемой любви придет служение. Именно служение мне станет отныне единственным смыслом твоей жизни.

3. Времени на раскачку у нас не будет — воспитательный процесс начнется немедленно. Вернее, он уже начался.

4. Теперь о методах решения поставленной задачи. Влад, помнишь, темой одного из наших семинаров по практической психологии была так называемая 'ломка личности'? Первое занятие Арнольд посвятил теории, а на втором — предложил нам сыграть в ролевую игру 'В руках мастера психологической ломки'.

О, еще бы, я очень хорошо помнил тот семинар. Профессор распределил нас так, что ребята, к их глубокому возмущению, оказались в плену у девочек, и я (то ли простая случайность, то ли мудрый Арнольд раскусил мои чувства) оказался в плену у Ирмы. Надо сказать, она отлично вжилась в роль и ее игра была настолько великолепна, что в один из моментов меня охватили эротические фантазии на соответствующую тему. Однако, не желая прерывать Ирму, я лишь утвердительно кивнул.

— Ты был очень хорош в роли пленника. Хорош настолько, что пробудил во мне желание превратить игру в реальность, и оказаться твоей настоящей госпожой. Помнишь, к какому выводу мы пришли с твоей подачи при разборе итогов игры?

— Да, естественно. Я сказал, что в первую очередь надо оценить, есть ли реальные шансы вырваться из рук этого мастера или мастерицы до начала пыток, и, если их нет, не быть 'книжным героем', а сразу же 'сдаться', не доводя дело до членовредительства. Мнения могут расходиться лишь в вопросе, следует ли дать возможность мастеру начать пытки и изобразить, что ему удалось тебя сломать, или, не пытаясь играть в подобные опасные игры, честно сказать: 'Госпожа, я понимаю, что шансов на свободу у меня нет, а есть выбор между болью, унижением и т. п. прелестями воспитательного процесса, после чего моя личность все равно неминуемо будет сломана, и немедленной капитуляцией.'

— Был ли ты искренен, и если да, то, что подтолкнуло тебя к такому выбору.

— Но это же логично. Пленники, отбросим крайние случаи, когда для индивидуума свобода дороже жизни, должны изо всех сил стараться сохранить в целости 'свою шкуру', если они, конечно, не мазохисты, получающие наслаждение от телесных наказаний. Что же касается хозяев, опять-таки выведем за скобки патологических садистов, то такая мгновенная капитуляция избавляет их от необходимости портить свое имущество. Особенно быстро следует капитулировать перед хозяйками — многие женщины фантазируют, что им служат не из-за страха, а в силу их неких особых личных качеств. Дословно помню, что я тебе тогда сказал...

— Моя госпожа, я нахожусь полностью в вашей власти, и вы вольны делать со мной все, что пожелаете. Но прежде, чем вы прибегнете к веками проверенным методам 'перековки', я умоляю вас выслушать меня. Поверьте, хотя мои слова могут вызвать у вас сомнения в моей искренности, но я абсолютно честен, и перед вами, и перед собой. Госпожа, я рационально мыслящий человек и прекрасно понимаю, что вне зависимости от моих желаний моей дальнейшей жизнью будете распоряжаться вы. Кроме того, я игрок, которого учили играть теме картами, сданными дилером или, как сейчас, судьбой. Поэтому, не буду геройствовать, а приму просто 'новые правила игры', согласно которым мне остается надеяться только на вашу благосклонность. И я приложу все силы, чтобы и заслужить ее.

— Госпожа, у вас отличная память.

— Я знаю. Особенно хорошо я помню наш последний разговор на Земле.

— Ирма, любимая, не злись. За тот разговор я был наказан полугодовой разлукой с тобой. Я люблю тебя и только тебя. Разве мое согласие на опеку не убеждает тебя в моих чувствах?

— Влад, я вижу, что ты так ничего и не понял из моих объяснений. Ты и в самом деле убедил меня, что, возможно, тот прежний Влад любил меня. Хотя и изменил с этой курвой...

— Ирма...

— Заглохни! Но после церемонии все изменилось — с сегодняшнего дня мы с тобой не ровня друг другу. Поэтому, не смей называть меня, твою госпожу, любимой, дорогой и т. п. Отныне я для тебя либо 'госпожа', либо 'госпожа Ирма'. И, повторяю, пусть тебя не вводит в заблуждение слово 'опека' — это не более чем эвфемизм, за которым скрываются отношения между полновластной хозяйкой и бесправным рабом.

— Хозяйкой и рабом?!

'Значит, это — не розыгрыш. И теперь ты в полной власти Ирмы... Черт, а вдруг она и в самом деле решит сделать из меня инвалида или женщину?!'

— Да, ты не ослышался: хозяйкой и рабом. Опекунша — всего лишь мой юридический статус по отношению к тебе. А де факто — я твоя полновластная госпожа. Запомни это.

Если же снова вернуться к чувствам... Не сомневайся, я пробужу в тебе те чувства, которые так и не смогла пробудить на Земле. Ты будешь обожествлять меня, преклоняться передо мной, раболепствовать, жить моими чувствами, научишься читать мои мысли и предугадывать желания. Ясно, эгоист несчастный?

— Ясно, госпожа Ирма.

— Ясно, говоришь. Ничего тебе пока еще не ясно. По глазам вижу, что думаешь, как бы сбежать от этой стервы.

— Ирма...

— И не думай — шансов никаких, а наказание. Впрочем, об этом позже, а пока вернемся к Арнольду и его психологическим опытам. Так вот профессор рассказывал мне, что сознание объекта подчинения меняет не мастер ломки. Мастер лишь руководит этим процессом. Свое восприятие действительности меняет сам объект, все больше и больше убеждая себя в том, что он не жертва, а главный бенефициар отношений между хозяином и рабом.

— Бенефициар?!

— Да-да, Арнольд так и сказал — бенефициар. Если его теория верна, то, отказавшись от своего 'я' (привычек, гордыни, мыслей о чем-либо ином, кроме служения мне), ты, подобно древним мудрецам, достигнешь высот самосовершенствования.

Лично я не верю, что отношения госпожи с рабом можно построить на предложенной тобой основе. Тем более, что мне нравится жесткая ломка.

— Жесткая ломка?! У тебя есть другой мужчина?

— Нет, так что расслабься. Это были всего лишь практические занятия в тренировочном лагере для девочек. Ты у меня первый — гордись!

'Ирма будет меня жестко ломать?! Насколько жестко? Я у нее первый, но буду ли я единственным?! Черт, от нее всего можно ожидать...'

— Ирма, госпожа...

— Но из любопытства рискну, и, так и быть, дам тебе возможность подтвердить, что твои слова на семинаре не были пустым ла-ла-ла. У тебя есть шанс убедить меня в том, что я могу обойтись без физических методов воздействия, сохранив тем самым твою шкуру в целости и сохранности. Цени мою доброту — я лишаю себя многих удовольствий. Так что, будь добр, немедленно начинай работу над твоим эгоистичным сексистским 'я'. А я, как заботливая хозяйка, помогу тебе. И, дорогой, напоминаю, что отныне я и Астра будем наказывать тебя за каждое пропущенное 'госпожа'. Понятно?

— Понятно, госпожа, — едва слышно произнес я.

— Не слышу. И еще — ты должен отвечать своим хозяйкам ясным твердым голосом, а не мямлить, как сейчас. Повтори.

— Понятно, госпожа Ирма

— Уже лучше. Еще раз.

— Понятно, госпожа Ирма...

— Ирмочка, не наезжай на него. Я думаю, что у нашего Влада сейчас легкий шок от всего случившегося с ним. Но я уверена, что твой бывший любовник уже все понял. Да, Влад?

'Бывший любовник...'

— Да, госпожа Астра, я все понял.

На этот раз мои слова прозвучали более четко. 'Бывший любовник... Бывший любовник...'

— Это правда, раб?

— Правда, госпожа Ирма.

— Тетушка, ты, похоже, понимаешь Влада лучше, чем я, хотя знаешь его всего несколько дней. Правда, эти дни стоили несколько лет нашего земного знакомства.

— А что его понимать? Ты же сама говорила, что он мальчик умный и рациональный. И, значит, должен сообразить, что полное послушание в его положении — лучшая линия поведения. Кстати, у меня на таможне он был очень послушен. Поначалу, правда, ершился немного, но с кем не бывает. Тебе понравилось, Влад.

— Понравилось, госпожа Астра.

— А со временем, твой Арнольд прав, он начнет видеть в нас богинь, которым надо служить не из-за страха перед наказаниями или отправкой в центр перевоспитания, но исключительно потому, что мы станем для него смыслом всей его оставшейся жизни.

— Видишь, Влад, моя тетя, как и любая женщина на Кау-Тике, понимает в ломке ничуть не меньше нашего многоуважаемого профессора. К тому же Арнольд лишь теоретик, а мы с детства обучены методам физической перековки. Мне, конечно, тут далеко до Астры, но я и одна смогла бы сделать тебя счастливым. А уж вдвоем... Поэтому, дорогой, не волнуйся — все будет хорошо.

— Какие физические методы? Ирма, ох, госпожа Ирма, о чем вы.

— Тебе не терпится узнать? Потерпи до вечера — я немного устала, да и в машине неудобно.

— Ты... Вы... Вы шутите?

— До вечера, Влад, до вечера.

— Но мы же вчера и сегодня утром говорили совсем о другом...

— Влад, ты и в самом деле трогательно-наивен, хотя часто бываешь и хамом, и грубияном. Верить женщине?! Как глупо, а ведь ты гордишься своим умом. Но еще глупее верить женщине, которую ты незаслуженно обидел, женщине в которой пылает жажда мести и желание доказать собственное превосходство над обидчиком?!!

'А ведь она права... Какой же ты дурак, Влад...'

— Кроме того, все наши прежние договоренности после церемонии уже не имеют никакой силы. Ну, ты же умный мальчик, сам посуди, какие могут быть договоренности между госпожой и ее рабом? А? Кстати, признайся сам себе, что наше негласное соревнование 'кто умнее' ты проиграл. И не по очкам, а нокаутом.

'Дура, идиот, влюбленный кретин...'

— Признаю... Госпожа Ирма.

— Заодно тебе, наверное, будет приятно узнать, что я восприняла твою критику, как руководство к действию.

— Критику?!

— Помнишь, ты высмеивал меня за то, что я в свободное от учебы время подрабатывала официанткой в кафе? Говорил, что подобным образом средства на жизнь зарабатывают только те, кто не умеет думать и лишен воображения. А деньги, настоящие деньги, можно заработать исключительно головой, для чего надо построить схему, в рамках которой на тебя будут работать другие.

— Да, госпожа Ирма, помню.

— Так вот, я придумала такую схему. И ключевая роль в ней принадлежит тебе. Как видишь, я оказалась примерной ученицей, согласен?

— Мне?!

— Да, тебе. Но об этом не сейчас.

— Ирма... Госпожа, простите никак не привыкну...

— Ничего страшного — привыкнешь.

— Вы планируете использовать мои способности для решения каких-то логических задач? Или...

— Или. В рамках моей схемы на твою долю выпадет лишь физическая работа.

— Я и физическая работа?!

— Да, ты и физическая работа. Уверена, ее у тебя будет много, и, надеюсь, для твоего же блага, ты с ней справишься.

— И как ты собираешься меня использовать? Честно говоря, ума не приложу — все трудоемкие процессы давно автоматизированы. Разве, что тебе нравится ручная уборка квартиры...

— О, молодец, до этого я не додумалась. Ставлю тебе твердую 'пятерку'. Что же в твои обязанности я включу и уборку квартиры. Ручную, разумеется. Представляю, как надену на твое полностью обнаженное тело короткий передник и, лежа на диване, буду наблюдать, как ты будешь протирать пол...

— Пол...

— Да, на коленях, сверкая голым задом. Ух, заводит... Все-таки, очень хорошо, что ты прилетел к своей любимой Ирмочке. Но вернемся к главной теме. Процесс воспитания предполагает, что в руках учителя находится не только кнут, но и пряник. Ну, с пряником все очень просто.

Ирма поднесла ножку к моему лицу, и я начал целовать маленькие пальчики.

— Ну-ну, не увлекайся. Теперь о кнуте. Если ты думаешь, что наши прежние отношения защитят тебя от него, то ты глубоко ошибаешься. А кнутов у меня гораздо больше, чем пряников. Начиная от простой порки, заканчивая возможностью в любой момент отправить тебя в центр перевоспитания. Не забывай, что дело о провозе тобой контрабанды не закрыто — просто я, пользуясь родственными связями, взяла тебя на поруки. Но это поручительство я могу в любой момент отменить. Но это — сложный путь. Проще просто обвинить тебя в неподобающем поведении по отношению к опекунше. Знаешь, что такое неподобающее поведение?

— Примерно...

— Ничего ты не знаешь, но, как всегда, не показываешь вида. Неподобающее поведение — это такое поведение, которое опекунша сочтет неподобающим. И заруби себе на носу, я дам тебе шанс, но изо всех сил буду доказывать тебе, что вы с Арнольдом не правы. Поэтому никакого мягкого вхождения в процесс перековки твоего сознания не будет — мы начнем его прямо сейчас. Так что, дорогой, оставь свои глупые разговоры о разрыве опекунства, а немедленно начни убеждать меня в своей полной покорности. И учти, я девушка недоверчивая, да и ты дал немало поводов не доверять тебе, поэтому ради собственного блага, постарайся делать это так, чтобы у меня не было даже тени сомнения в твоей лояльности.

'Научил на свою голову. Ирма предельно ясно расставила все точки над i, убедительно доказав, что никаких других вариантов, кроме полной покорности, у меня нет. Что же, остается только испробовать на себе свои же советы...'

— Госпожа, приказывайте.

— Вот это уже лучше. Для начала повтори свою клятву.

— Госпожа опекунша, я искренне раскаиваюсь в том, что посмел обидеть вас. Умоляю не применять по отношению ко мне жесткие методы перековки. Вы знаете меня, как трезвомыслящего прагматика, и, как трезвомыслящий прагматик, я понимаю, что отныне моя жизнь полностью принадлежит вам. Поэтому в жесткой перековке нет нужды — я и без нее буду податливой глиной, из которой вы слепите нового человека, единственный смысл жизни которого, будет заключаться в служении своей хозяйке.

— Хорошо, я выслушала тебя. Ты сам веришь в свои слова?

— Да, — как можно убедительнее произнес я.

— Ладно, а сейчас проверим твою искренность. Целуй.

Подумав, что речь идет о поцелуе лежащих на мне ножек, я наклонился, и тут же получил болезненный удар по губам:

— Туфлю!

'Туфлю?! Не ногу, а туфлю... Так, Влад, похоже, за тебя решили взяться всерьез. Впрочем, пока ничего страшного — тебе же всегда нравилось целовать ее ноги в постели. Ничего с тобой не произойдет и от поцелуя туфли, а унижение... Некоторых оно даже заводит.

— Я жду.

Я наклонился, достал туфельку, поднес к лицу, и изобразил поцелуй, осторожно дотронувшись губами до лакированной кожи.

— Целуй ее так, как целовал меня по в ту ночь на Мальдивах. Твои поцелуи были так страстны...

'Мальдивы...Ирма... Смогу ли я еще хоть раз ощутить вкус твоего поцелуя...'

Я закрыл глаза, и выполнил приказание.

— Еще. Неужели я должна выпрашивать твои поцелуи. И я хочу видеть твой преданный взгляд. Открой глаза. Вот так, молодец, — нога Ирмы погладила мою щеку.

— А теперь поцелуй подошву.

— Подошву?! Но она же грязная.

— Ты прав, это не гигиенично. Я передумала. Вылижи ее.

— Вылизать?!

— Да, вылижи. И сделай это столь же аккуратно, как ты вылизывал мою тетю.

— Да-да, подтверждаю, он был очень старателен, хотя по началу был немного нерешителен — вклинилась в нашу беседу Астра.

— Тетя, ты даже не представляешь, сколько удовольствия доставляет зрелище выбитого из привычной колеи сильного мужчины. Ты ведь считал себя сильным мужчиной, мой дорогой альфа-самец Влад? А? Впрочем, я понимаю: одно дело блистать в университете и уверять меня, что ты в экстремальных ситуациях будешь иметь преимущество передо мной вследствие принадлежности к сильному полу, а другое — оказаться в такой ситуации в реальности. Не торопись, все тщательно обдумай, чтобы ненароком не ошибиться. Не бойся, я тебя не накажу, думай Влад, думай.

Издевка Ирмы подтолкнула меня.

— Ого, наконец-то. Кстати, на будущее — пока не хочу портить тебе столь знаменательный день в твоей жизни, но впредь выполняй мои команды без раздумий. Это одно из главных правил в отношениях между опекуншей и объектом опеки. А то я уже устала ждать. Понятно?

— Понятно, госпожа.

— Не устал?

— В см... Госпожа Ирма, что ты... Что вы имели в виду?

— Я о мозгах. Ты так долго принимал решение, поэтому они, наверное, устали. Я начинаю соглашаться с Арнольдом, который убеждал меня в том, что согласно его исследованиям, нет ничего тяжелее умственной работы. Поэтому мой тебе настоятельный совет — выключи мозги и выполняй мои команды без раздумий. Вырабатывай автоматизм.

— Автоматизм...

— Да, автоматизм. Без него тебе под моей опекой придется тяжело. Уяснил?

— Уяснил.

— Ну и отлично. А теперь проделай все то же самое со второй моей туфелькой.

На этот раз выполнение приказа далось мне гораздо легче, а следующий (Ирма приказала мне 'привести в порядок' туфли Астры и вовсе не вызвал затруднений. Я закончил работу и протянул туфли Ирме. Она начала придирчиво осматривать их, и в это время наш автомобиль остановился.

— Астра, в чем дело.

— Не знаю. Вижу только, что все стоят. В обе стороны. Наверное из-за ливня. Жаль, мы почти приехали.

Я посмотрел в окно. Когда мы выходили из мэрии, дождь только начинался. Сейчас же он превратился в ливень, а густые темно-серые тучи вместе с начинающими сумерками делали картину совсем мрачной. 'Влад, как и твоя предстоящая жизнь...'

— Влад, чего нос повесил. Не грусти — у нас все впереди.

'Это меня и пугает!'

— Сейчас я повышу твое настроение. Я разрешаю тебе поцеловать меня.

'Вот так вдруг поцеловать? После того, как я только закончил вылизывать их туфли?!'

Мои сомнения подтвердились. Ирма передала Астре ее туфли, после чего положила правую руку на нижний край короткого кожаного платья. 'Что же, если Астра изнасиловала тебя, то для Ирмы, госпожи Ирмы, ты, Влад, все сделаешь, хм, добровольно.'

* * *

— Влад, тебе не холодно? Ты весь дрожишь. Если да, то скажи — я попрошу тетю включить обогрев салона, — голос моей опекунши был наполнен едва ли не материнской заботой.

— Не холодно, госпожа, а как-то зябко...

— О, это у тебя, наверное, нервишки пошаливают. Столько впечатлений и изменений за три неполных дня. Успокойся, ничего страшного с тобой не происходит, все находится под моим полным контролем.

— Не волнуйтесь, за свое имущество, госпожа. С ним все в порядке.

— Так, понятно. Влад, у тебя начинается классический 'отходняк'. Дерзишь. Давай поговорим по душам. Говори откровенно, обещаю, что не накажу тебя.

'Откровенно... А потом после такой откровенности будут болеть ребра и сочиться кровь из разбитых губ. В лучшем случае...' Я покосился на Астру, и начал:

— Госпожа Ирма, я признаю вашу победу. Понимаю и то, что виноват перед вами и заслужил те унижения, которым вы подвергли меня. Но ведь всему есть предел.

— Дорогой, ну, во-первых, не тебе говорить об унижении. Унизил ты меня, изменив, причем так, что об этом узнала вся наша группа, с этой сучкой. Но я не злопамятная и, несмотря ни на что по-прежнему люблю тебя. Да, да, не удивляйся — люблю. И то, что я сейчас с тобой делаю — именно проявление этой любви.

— Но ты же сама запретила говорить о любви!

— Тебе запретила, так как ты лгун и предатель. А мои чувства к тебе чисты, возвышенны и не подвержены сиюминутным капризам. Поэтому я вольна говорить о любви, сколько моей душе угодно. Кроме того, не забывай, кто у кого под опекой.

— Ого, хороша же у тебя любовь!

— Более взрослая, мудрая, ответственная, чем твоя.

— Ирма, я тебе не верю. Но, если ты и в самом деле, меня любишь, то, умоляю, отпусти меня на Землю.

— Да-да, более мудрая и ответственная! Видишь, я уже научила тебя не верить женщинам. А сейчас уберегу от другой ошибки. Ты хочешь вернуться на Землю?

— Да. ('Надеюсь, она сдержит слово. Ага, как же, не будь наивным, Влад.)

— Но подумай, что тебя ждет на Земле. Или Элла, или какая-нибудь другая вертихвостка все равно рано или поздно окрутят тебя, каким бы умным и логичным ты сам себе не казался. Разве не так?! Так, — сама себе ответила Ирма, и продолжила: — Вот поэтому я и хочу, чтобы отныне ты постоянно находился рядом со мной. Я буду заботиться о тебе, полностью контролируя все твои поступки и надежно предохраняя от каких-либо мужских глупостей. Опекать — одним словом. Сам посуди, разве я могу отпустить мужчину, который мне далеко не безразличен и с которым меня так много связывает? Буду мучиться, ревновать к реальным и выдуманным соперницам, тревожиться о здоровье, плакать по ночам в подушу... Нет, нет, и еще тысячу раз нет! Так что, любимый, перестань себе понапрасну портить нервы. Это не рационально. Сосредоточься на служении своей госпоже. Обещаю, пройдет совсем немного времени и ты начнешь благодарить меня за то, что я взяла тебя под опеку. Благодарить не из страха, а искренне — от души, а сегодняшний день ты станешь считать одним из трех лучших дней твоей жизни.

— Одним из трех...

— Да, одним из трех. День, когда ты появился на свет, день, когда ты познакомился со мной, и, естественно, день сегодняшний. А сейчас я хочу, чтобы ты сделал то, что ни разу не делал для меня на Земле.

— Ирма, госпожа Ирма, пожалуйста, уточните задачу. Ведь, каюсь, в своей прежней жизни я был невнимателен к вам и мог бы сделать для вас гораздо больше, чем сделал в действительности.

— Твои слова радуют меня. Вижу, мне удалось погасить нервный срыв в самом зародыше. Поэтому не только уточню, но и прямо укажу — сделай мне куни.

'Куни, значит, куни. Я боялся, что Ирма потребует от меня чего-то гораздо более унизительного. А куни делают своим женам и подругам миллионы мужчин, тем более позапрошлой ночью я получил богатый опыт по этой части. Но как это сделать на узком заднем сидении малолитражки?'

Ирма оценила мою небольшую заминку по-своему:

— Почему медлишь? Небось у этой сучки вылизывал по первой ее просьбе, разве не так?

— Нет, ничего подобного у нас не было, — я говорил правду, хотя в словах Ирмы был свой резон — в постели Элла вела себя как царица и в ходе наших ласк мои губы и язык не раз оказывались вблизи ее яшмовых ворот. И стоило бы ей изъявить желание...

— Кстати, наш профессор был смелее.

— Ты и Арнольд?!

— Да, да, я и Арнольд. Кстати, он был гораздо был гораздо более раскован в постели, и в отличие от тебя удовлетворял все мои желания. Ну, а я, соответственно, его. Постарайся не отстать от профессора — иди ко мне...

* * *

— Видишь, ничего страшного с тобой не случилось. Что мешало тебе доставлять мне удовольствие таким способом еще на Земле? И, судя по твоей мокрой, но довольной физиономии, и себе. Облизнись!

Я невольно облизнулся.

— Правда вкусно?

Я не ответил.

— Вкусно! Признайся сам себе в этом. Молодец, ты находишься под моей опекой всего несколько часов, но уже начал испытывать наслаждение от служения своей опекунше.

'Ну, наслаждения я, положим, не испытываю, насчет вкусно — тоже спорно... Но в целом... В целом — все не так уж и плохо. Ну, а то, что Ирма вбивает гвоздики в мое сознания — таких учителей психологической дрессуры, как наш профессор, раз-два и обчелся...'

— Был бы ты менее зациклен на своем образе сильного умного всезнающего мужчины, а постарался понять, что нравится твоей партнерше, то давно... Ладно, не будем тратить время на пустые нерациональные сетования о потерянном времени, а приложим все усилия, чтобы наверстать упущенное, — расслабленная Ирма полулежала на заднем сидении. 'Точно, как кошка, наигравшаяся своей добычей.'

— Но, Влад, ты опять обманул меня.

— В чем, моя госпожа?

— Я не верю, что до меня ты никому не отлизывал. Не Эллке, так кому-нибудь другому.

Уж слишком хорошо все у тебя получилось для первого раза — твердая 'четверка' или даже 'четверка с плюсом'. Мне понравилось. Ну что тебе стоило там на Земле... Быстро колись, ты до меня кому-нибудь лизал? Смотри прямо в глаза.

— Ну, там на таможне... Вы же смотрели запись.

— Тетя Астра не считается. Она альфа нашего клана и для тебя такая же госпожа, как и я.

— Тогда, не сомневайся, мои губы и мой язык никогда не касались киски других женщин.

Взгляд Ирмы буравил меня, но я выдержал его.

— Хорошо, так и быть поверю, — и Ирма, словно королева, протянула мне для поцелуя руку. — Отрадно слышать, а то, как подумаю, что твой нежный язычок ублажал до моей дырочки чью-то другую...

Тем временем ливень утих и движение возобновилось. Мы проехали еще с десяток километров по трассе, затем съехали на боковую дорогу, и вскоре оказались в загородном поселке. 'Да, элита Кау-Тикы явно обитает не здесь.' Сквозь темноту осеннего вечера и запотевшие стекла окон машины я рассматривал, сделанные по единому проекту из красно-коричневого кирпича двухэтажные таунхаусы. 'Похоже, на низший средний класс...' Астра свернула на боковую улочку, и мы притормозили у предпоследнего здания.

— Все, молодожены, мы, наконец, приехали. Ирма, иди в дом, а я поставлю машину в гараж. Не забудь взять продукты из багажника.

— Не забуду. А тебе Влад, напоминаю, что за нами наблюдают соседи. Не дай бог, ты поставишь Астру и меня в глупое положение.

— В см... Ирма, о чем ты говоришь?

— Я говорю о том, чтобы ты был таким же послушным мальчиком, как в мэрии, и во время поездки. Если будут вопросы, задашь их дома, а в присутствии посторонних, к нам в гости наверняка будут ходить соседи, безропотно выполняй мои и тетины приказы. Уяснил?

— Уяснил, моя госпожа.

— Тогда не будь мужланом, помоги даме выйти из машины.

Я вышел наружу, обошел машину, и открыл ирмину дверцу. 'Подать руку или это будет расценено как дерзость?!' Однако опекунша быстро избавила меня от сомнений.

— Разденься.

'Раздеться?! Под таким холодным дождем... Возможно, и соседи из светящихся напротив окон наблюдают...'

— Влад, опять тупишь, а мне холодно.

— Но соседи...

— Что соседи?

— Они же увидят меня в таком виде...

— А в чем ты видишь проблему?

— Но я стесняюсь. Да и холодно как-то.

— Дорогой, ты опять артачишься. Так у нас с тобой ничего не выйдет. Если ты после каждого приказа самого обыденного будешь разводить такую канитель, то давай лучше вернемся к надежным веками проверенным методам перековки. Я начинаю злиться и нервничать, убеждая тебя, а от нервов появляются морщины. Право, мне такие украшения на лице ни к чему.

— Ирма, умоляю тебя, отмени свой приказ. Ведь в машине я сделал все, как ты хотела. Но зачем твоим соседям видеть мое унижение? И, к тому же, я легко простужаюсь — зачем тебе сопливый раб.

— Боже, как ты мне надоел со своими дурацкими комплексами. О каком унижении ты смеешь говорить. Запомни: я не унижаю, а возвышаю тебя. Уже одно то, что я общаюсь с тобой, должно делать тебя счастливым. А возможность беспрекословно выполнять мои приказы должно делать тебя счастливым стократ. Когда ты, наконец, вобьешь это в свою глупую голову?! А ну, быстро разденься!

Насквозь промокший за время препирательств джемпер снять было нелегко. Но еще тяжелее было расстегнуть дрожащими пальцами пуговицы рубашки. А вот промокшие шнурки кроссовок (черт бы побрал эту ретро моду) так и не поддались им.

— Ирма, дорогая, я устала и хочу отдохнуть. Займись воспитанием нашего раба в каком-нибудь другом месте, ну, скажем на крыльце. Сама сядь под навесом, а его оставь под дождем. И забери продукты.

— Отличная идея. Спасибо за подсказку. Влад, открой багажник — там три пакета.

— Или можем сделать иначе. Я пошла в дом, а ты играйся со своим землянином сколько хочешь. Только не простудись.

— Хм, тогда давай второй вариант, — ответила чуть подумав Ирма.

— Тогда, племянница, хорошо тебе развлечься. А ты, Влад, подай мне зонтик, и отнеси пакеты до двери. Быстро, чтобы я не промочила ноги

Проклиная все на свете (начиная от самого себя и заканчивая наверняка наслаждающимися моим позором соседями) я открыл багажник. Казалось, что все соседи дружно прильнули к окнам и смотрит на меня. Я достал зонтик, раскрыл его, над уже открывшей водительскую Астрой, и приготовился, 'эх, была не была', подать ей руку. Однако выходить из машины Астра не торопилась. Поставив на землю левую ногу, она коротко бросила: — Целуй.

Странно (то ли она поломала меня еще на таможне, то ли статус альфа-самки сыграл свою роль), но с Астрой я не спорил. Быстро закрыл зонтик, опустился на колени, и поцеловал, стоящую в небольшой луже туфлю. 'Влад, альфа тебя совсем подавила — мог бы поцеловать и голень.' Через несколько секунд перед моими глазами возникла вторая туфелька. Вопросов, что делать с ней у меня не возникло.

— Вот молодец, так бы и сразу. А сейчас открой зонтик и подай мне руку. Хорошо, теперь передай мне его, открой багажник и отнеси пакеты на крыльцо.

Я выполнил приказание и уже по дороге к дому услышал, раздавшееся за спиной 'Учись, племянница. А теперь попробуй ты.'

Увы, моим надеждам укрыться на крыльце даже не столько от дождя, сколько от посторонних глаз, не суждено было сбыться.

— Влад, Влад, что ты там застрял. Поставь сумки так, чтобы они не промокли, а сам иди сюда. Скорее, не заставляй меня ждать.

Я снова побрел к машине. Дождь опять немного усилился, но мне уже было все равно. Женщины стояли под одним зонтом, крепко прижавшись друг к другу.

— Дорогой, это уютное гнездышко для нашего медового месяца нам любезно предоставила тетя Астра. Поблагодари ее за то, что она помогла нам побороть неблагоприятные обстоятельства и вновь обрести друг друга.

Я снова опустился в лужу. 'Так, похоже Ирма решила 'попробовать' и взялась за меня всерьез. Хотя, куда уж больше...'

— Хорошо. А теперь выполни мой приказ.

'Какой еще приказ? Я же поблагодарил Астру, вернее ее туфли... Как же холодно.'

— Что ты так удивленно смотришь. Я же приказала тебе раздеться.'

Я сел на землю. Увы, шнурки по-прежнему не поддавались.

— И что будем делать?

— Н... Не знаю, — озноб усилился.

— Ирма, я чертовски голодна, а ты сейчас ведешь себя не как-будущая альфа, а как обиженная девочка. Иди в дом и приготовь что-нибудь на быструю руку. А я все же поставлю машину в гараж.

— Слушаюсь, — Ирма изобразила нечто похожее на полу-книксен, и отправилась к дому.

'Бог мой, неужели она оставит меня на ночь под проливным холодным дождем?! Оставит, Влад, оставит, не сомневайся, если, конечно, Астра не заступится за тебя. Шаг, еще один... Сейчас Ирма скроется за дверью... Боже, как же холодно!'

Машина отъехала, обдав меня грязными брызгами, а Ирма забрала пакеты, зашла в дом и закрыла за собой дверь.

'Вот и все...' Так прошла минута, пять, десять, вечность. Внезапно дверь открылась и под навесом появилась успевшая переодеться в домашний халат Ирма.

— На лови, я сегодня добрая.

'Лови, добрая...' Жар, сменивший холод озноба, не давал понять, чего же хочет от меня моя госпожа. И все же я догадался доползти от упавших в двух метрах ножниц.

— Быстрее, я замерзла.

Я разрезал шнурки, снял кроссовки и джинсы, и, попытался встать на ноги.

— Носки и трусы.

'А, носки и трусы... Как прикажете, госпожа'. Я снял и их, едва сохранив равновесие, и сделал несколько шагов по направлению к дому. 'Соседи?! Да мне тысячу раз плевать на вас! Только бы оказаться в тепле'

— Разве так входят в дом своей опекунши? На колени.

'На колени, значит на колени. Разве это сейчас имеет значение, каким образом я попаду в дом. Да, хоть на животе, лишь бы госпожа меня пустила. Тем более, так кружится голова и эти темные круги перед глазами...'

Я опустился на колени, и начал продвигаться к дому.

— Нет, я передумала — ползи на животе.

'Ведьма, она ведьма... На животе, значит, на животе — только бы попасть в дом!'

— Быстрее, я замерзла.'

'Она замерзла! Она замерзла! Нет, это я замерз.' Холодные струи омывали мне спину, но это было не самое страшное — настоящий холод исходил снизу. Метр, два, три...

— Ну, что ты так медленно. Или тебе понравилось? Если так, то я иду в дом, а ты можешь наслаждаться хоть до утра.

Я полз. Полз изо всех сил. Казалось они вот-вот оставят меня.' Может, госпожа простит меня, может разрешит стать на колени?'

— Госпожа, я ползу изо всех сил. Разрешите стать на колени.

— На колени?! Ты просишь меня, чтобы я разрешила тебе встать на колени?!

— Да, моя госпожа, да.

— Хорошо, в конце концов, у нас сегодня праздник. Считай мое разрешение минутной женской слабостью и праздничным подарком. Но помни: моя мягкотелость имеет границы — не переступай их. Ладно, становись на колени и вползай в дом.

'Как хорошо, как тепло, как сухо! Какая Ирма добрая!'

— Ирма, он заляпает мне пол. Я дам ему полотенце.

'Полотенце! Как хорошо! Какая Астра заботливая!'

Астра вышла из коридора через минуту вернулась, держа в руках большое махровое полотенце.

— Вытирайся.

— Спасибо, госпожа, — я протянул руку, но меня опередила Ирма: — Я сама его вытру.

'Сама! Ирма меня вытрет сама! Как же мне повезло...'

— Племянница, смотри, он весь дрожит. По-моему ты перестаралась.

— Ничего страшного. Сейчас надену на него свой старый свитер, напою чаем с коньяком, и все как рукой снимет.

'Как добра ко мне моя опекунша! Какие у нее нежные руки! Как же стыдно за мою глупую строптивость! Влад, проси немедленно прощения', — и, не спрашивая разрешения, я обнял самые прекрасные во Вселенной женские ноги.

— Ну-ну, Влад, не подлизывайся, — но по голосу моей госпожи я понял, что она уже не гневается на меня.

— Ирма, госпожа, опекунша, прости меня, если можешь, прости... — мои объятия стали сильнее. 'Но почему я по-прежнему дрожу?'

— Тетя, с Владом и в самом деле что-то не так. Его колотит, как будто у него лихорадка.

— Ничего удивительного. Психологический стресс плюс твои водные процедуры, какая ты у меня еще глупая. Свое имущество надо беречь!

Астра подошла ко мне, положила ладонь на лоб и подытожила:

— Так, дорогая, праздничный ужин, похоже, отменяется. Надо срочно привести нашего подопечного в норму, иначе потом придется лечить его очень долго. Вытри его так, чтобы кожа покраснела, уложи на диван и укрой двумя пледами. Да, и твой свитер на наго не налезет. Возьми на самой верхней полке шкафа мой. А я пока схожу за 'ВУ'.

— У тебя в доме есть 'ВУ'?

— Дорогая, чего только нет в моем доме. Не забывай, что я работаю на таможне.

— Но ведь он безумно дорог. Тебе не жалко тратить его на простого раба.

— Не жалко

— Ирма, предупреждаю, ты мне вернешь его полную стоимость. И не половинную цену контрабандного товара, а официальную. Поэтому, применять 'ВУ' или нет, решать тебе.

— Применять! — не колеблясь, ответила Ирма.

— Девочка моя, а ты часом не влюбилась? Учти, любовь хозяйки к рабу чаще всего заканчивается очень плохо. И для нее, и для него.

Вместо ответа Ирма принялась растирать мое тело. Остервенело...

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ. ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

— Влад, вставай, хватит спать!

Я открыл глаза, увидев Ирму, и по привычке попытался снова уснуть — именно так неизменно проходили наши побудки на первую пару.

— Вставай, нельзя спать на закате. Как себя чувствуешь?

— Да вроде нормально, а почему ты спрашиваешь? На закате... Я, что, проспал все лекции.

— Влад, что с тобой? Не пугай меня — вернись в реальность.

Я снова открыл глаза, огляделся по сторонам и вспомнил. Вспомнил, как почти теряя сознания вполз в дом, вспомнил, как Ирма едва не содрала с меня кожу махровым полотенцем, как натягивала на меня пропахший приторными духами свитер, как укрывала пледом. А затем... 'Нет, этого не может быть. Не имеющие шансов стать реальностью эротические фантазии воспаленного от высокой температуры мозга...' Ирма, согревающая меня своим телом, Астра, поставившая на журнальный столик рядом с диваном термос и поднос с бутербродами...

— Ирма, ох, простите, госпожа Ирма, я...

— Уф, а я уже начала волноваться... За свое имущество. Как ты?

— Да, вроде нормально. Только слабость какая-то... Это пройдет, госпожа, я сейчас встану.

— Это после лекарства. Ты вчера весь горел. Как печка... Лежи. Кушать хочешь?

— Кушать... Если можно, немного бы поел.

— Влад, я же сказала, вернись в реальность. Я — твоя хозяйка, и ты обязан быть со мной предельно искренним. Кушать и пить хочешь?

— Очень, моя госпожа.

— А в туалет?

— Очень-очень.

— Вот так-то лучше. Сначала пи-пи и ка-ка, а затем будешь завтракать. Нет-нет, не вставай — после ВУ любые физические нагрузки запрещены в течении 48 часов. Я отвезу тебя в ванную комнату сама.

Ирмы подкатила к дивану передвижное канцелярское кресло.

— Перебирайся.

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Никогда не думал, что кто-нибудь когда-нибудь заставит меня бегать по утрам. На Земле Ирма никак не могла подвигнуть на это занятие. А вот на Кау-Тике ей удалось это сделать без труда. Оказалось достаточно одного короткого приказа, отданного накануне вечером:

— Влад, завтра подъем в семь часов. Будешь сопровождать меня на утренней пробежке. Попробуй только проспать...

— Госпожа, но у меня нет одежды для бега. Только кроссовки, да и то они не беговые. Нет-нет, госпожа, я не отказываюсь — побегу даже, если вы прикажете бежать голым.

Я не преувеличивал свою готовность бежать голышом, равно, как выполнить любые приказы Ирмы и ее тети — к вечеру второго дня моей новой жизни им удалось добиться от меня полной покорности. Возможно, читатель уже начал гадать, каким же изощренным пыткам подвергли меня женщины, чтобы так быстро добиться нужного им результата, но я разочарую любителей садо-мазо и прерву полет их фантазии — никаких пыток (я говорю о пытках физических) не было. Более того, в тот момент, когда 'просветление' посетило меня, ни Астры, ни Ирмы дома не было.

-Влад, до вечера ты один. Еда в холодильники — ешь вдоволь, не стесняйся. Старайся много не ходить — ты еще слаб. И, чтобы тебе не было скучно, обязательно посмотри один занимательный и поучительный фильм.

Фильм и в самом деле оказался поучительным. Уж в нем сцен с самым брутальным и изощренным физическим давлением на 'воспитанников' хватало. И самым естественным образом все сюжеты заканчивались по большей части одним и тем же финалом — полным подчинением объекта воспитания. Правда, следует признать, были исключения, и кое-кому удавалось выдержать пытки и не сломаться. Однако их судьба вряд ли взывала к подвигам: черный полиэтиленовый мешок, отвезенный на расположенный неподалеку от центра перевоспитания комбикормовый завод... Вот и все, что можно сказать об этих упрямцах. Словом, когда я услышал звук подъезжающей машины, то немедленно встал с дивана, бросился к двери и опустился на колени.

— Что случилось, дорогой? Неужели так фильм понравился? Впечатлен? — спросила Ирма, увидев меня.

— Да, госпожа, — тихо ответил я.

— Отлично. Уверена, что эта короткая видео экскурсия по одному из наших центров перевоспитания окончательно расставит точки над i в наших отношениях, а также значительно облегчит процесс твоего воспитания. Я права?

— Вы правы, госпожа.

— Ну, вот и хорошо. А плеер возьми себе. Смотри перед сном — уверена, что с каждым новым просмотром ты будешь становиться все покладистее и покладистее.

— Спасибо, госпожа.

— Ты смотрел только этот видеофильм?

— Да, госпожа.

— А другой видеофайл не открывал?

— Хотел, но после того, как посмотрел фильм, не рискнул сделать это без вашего разрешения.

— Действительно, киноискусство — великая вещь. Не только разрешаю, но и приказываю. В этом файле великолепная коллекция материалов для, так сказать, самообразования. Наши методисты прекрасно поработали, разбив путь от новичка до умелого раба на ряд последовательных уроков. Каждый вечер — новый урок, а затем я, или Астра, или мы обе будем проверять, как ты усвоил учебный материал. А пока запомни главное: отныне вся твоя дальнейшая жизнь будет целиком и полностью зависеть от меня, и определяться мной и только мной. И, если ты не хочешь оказаться частью брикетов комбикорма, то обязан беспрекословно подчиняться нам, и тем, на кого мы укажем. Ты понял, любимый?

— Понял, госпожа. Я приложу все силы...

— Я знаю. Ты так и будешь держать мои тапки в руках?

— Простите, госпожа. Я наклонился и поцеловал туфельку Ирмы. Затем еще и еще раз, и лишь после этого осторожно снял с ноги госпожи обувь. Какое-то неизведанное доселе чувство переполняло меня. С чем сравнить его? Не знаю. Уверен только те, кто хоть раз испытал нечто подобное, поймут меня...

— О, я смотрю, у нас прогресс.

Увлеченный своими чувствами и туфлей Ирмы, я не заметил, как в дом вошла Астра.

— Прогресс, тетушка. Влад, я уже вижу, что ты проникся Поэтому быстро закончи переобувать меня, и займись ножками Астры...

— Не страшно, я что-нибудь придумаю.

Я поставил будильник на половину седьмого, но, не доверяя ему, спал очень чутко, время от времени просыпаясь, чтобы поглядеть на часы. В итоге я не выспался, а самое обидное было то, что в моей предосторожности не было необходимости — будильник сработал.

Пробежка, вернее "проходка" (Ирма сказала, что я ещё слаб после болезни и с меня достаточно будет быстрой ходьбы) оказалась приятным занятием. Прохладное солнечное утро, время от времени пробегающая мимо меня Ирма (госпожа смотрелась очень сексуально в плотно облегающем фигуру костюме для бега), кристально чистый воздух, и мысли о том, что не все в моей будущей жизни так мрачно.

— Все иди домой, а я еще побегаю.

Возвращаться очень не хотелось, но разве можно спорить со своей госпожой?!

— Слушаюсь, госпожа.

— Видишь те полевые цветы.

— Да, госпожа.

— Астра их обожает. Нарви их. Подаришь, когда будешь подавать ей кофе в постель. Запомни, она просыпается ровно в восемь, а сейчас уже без четверти.

— Понял, бегу, спасибо за информацию, моя госпожа.

Я нарвал цветы, прицепив к старым ирминым спортивным брюкам несколько колючех, очень похожих на родные земные репяхи. 'Может, это они и есть, только больших размеров?' А какой крепости кофе надо готовить Астре, госпоже Астре — Влад, приучай себя даже в мыслях называть Ирму и Астру госпожами.'

Занятый этими размышлениями, я подошел к дому. 'Хм, а дорога от машины до крыльца была не такой уж и длинной. Наверное резкая смена моего социального статуса помешало мне правильно оценить расстояние — всего какой-то десяток метров, не более. И унизительного в том, что я проделал ее голым и на коленях ничего нет — ведь это был приказ моей госпожи. Да и вообще 'унижение' — понятие относительное и уж в любом случае неприменимое по отношению к выполнению приказов хозяек. А лучше всего просто выбросить его вместе с понятиями 'гордость', 'самоуважение' и прочими подобными глупостями из головы. Они будут только мешать мне в дальнейшей жизни на Кау-Тике. 'Послушание, послушание и еще раз послушание' должны прийти им на смену'.

Я зашел в дом, снял кроссовки, забежал в ванную, где спрыснулся выделенным для меня Астрой дезодорантом, и отправился на кухню, терзаемый мыслью 'как бы угадать?' К моей превеликой радости гадать не пришлось — рядом с большой чашкой на столе лежала записка, подняв которую я прочел: 'У нас с Астрой одинаковые вкусы.'

С мыслями о том, что жизнь отдала меня в руки не только самой красивой, но и самой умной, самой заботливой и чуткой госпожи, я приготовил кофе, поставил чашку на поднос, еще раз бросил взгляд на висящие на стене старинные электронные часы (на них — 7.59), и отправился в спальню.

— Ирма, с каких пор ты стучишь? — услышал я в ответ на свой стук.

— Доброе утро, госпожа Астра. Это не Ирма, госпожа Астра.

— А, это ты. Заходи.

Яркое утреннее солнце залило спальню. Но не вовсе не оно заставило меня прикрыть глаза, а полностью обнаженное женское тело, лежащее поверх одеяла.

— Ирма на пробежке?

— Да, моя госпожа.

Я тщательно отводил взгляд.

— Почему не смотришь? Не нравлюсь?

— Что вы, госпожа, вы прекрасны.

— Тогда в чем дело?

— Я боюсь, что... Боюсь, что еще немного и я кончу.

Мой эрегированый член рвался наружу.

— Давай кофе сюда.

Я протянул поднос, по-прежнему, стараясь не задеть пышное тело взглядом.

Астра сделала пару глотков, и получив утвердительный ответ на вопрос 'Ирма научила?', приказала подать ей пачку сигарет и пепельницу.

— Разденься. Хочу посмотреть, как у тебя стоит на меня без страпона.

'Все-таки умелое воспитание — великая вещь. Как легко теперь принимать решения, вернее, просто выполнять приказы. Делай, что говорят, и точка.'

— Подойди ближе, еще ближе.

Астра села, отложила кофе и сигарету, взяла мой член в руку и начала водить им по своей груди. 'О, Космос, я сейчас...' Струя спермы ударила аккурат в левый сосок, а рука госпожи принялась выдаивать из моего обмякшего члена последние капли спермы. Закончив, Астра снова легла на спину.

— Разотри!

Я опустился на колени (так было удобнее), осторожно дотронулся до женской груди, и начал размазывать сперму.

— Ниже.

Мои мокрые пальцы спустились на живот, и через мгновение я почувствовал, что мой член начал подавать признаки жизни.

— Еще ниже. Вот так, хорошо. У тебя нежные пальцы...

Член напрягся.

— Теперь бедра.

'Как скажите, моя госпожа. Я готов сделать для вас все.'

И, словно прочитав мои мысли, Астра закинула ноги мне на плечи.

— Лижи.

Дурманящая смесь из запахов спермы, женского пота, мочи и выделений ударила мне в нос, а моя голова, как и на таможне, оказалась зажатой мощными бедрами. Возбужденный клитор Астры увеличился в размерах до такой степени, что лаская его языком, я вдруг ощутил себя последним педерастом. Команда 'старайся, сучка' лишь усилило их.

— Тетя, не хочу мешать, но на работу ты не опоздаешь?

'Ирма вернулась.'

— Ты не мешаешь. Присоединяйся.

'Присоединяйся?! Мы будем втроем?!'

— Тетушка, не забудь, что он еще слаб.

— Плевать, ничего с ним не случится. А мне нужно запастись положительными эмоциями перед поездкой в Нью-Миддлсбро.

— Ты уезжаешь?

— Да, на неделю. Так что жалей своего Влада в мое отсутствие сколько хочешь. А сейчас либо присоединяйся, либо не мешай.

Ирма присоединилась. Излишне говорить, что главной темой всех без исключения наших дальнейших игр (в них я был и в роли горничной, одетой в один лишь передник на голое тело, и самим собой, не одетым ни во что, и подставкой для божественных ног) была тема женского доминирования? Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что к моменту их окончания я был вымотан до предела. Что же касается пресловутого унижения... Мало того, что я исключил это слово из своего лексикона. Анализируя происшедшее, я понял, что каждый новый приказ возбуждал во мне все большее желание — желание служить своим опекуншам не только телом, но и душой. И когда Астра сказала, что ей надо собираться, я, сам себе удивляюсь, был искренне разочарован.

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ. ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Астра оказалась права — со мной ничего не случилось. Более того я даже смог подняться на утреннюю побежку, во время которой Ирма преподнесла мне очередной сюрприз.

— Дорогой, сегодня нас ожидает первая ночь.

— Первая?!

— Да, первая ночь в нашем новом статусе. А то, что было между нами до этого... Нет, не буду вторгаться в твою память. Хочешь — забудь, хочешь — сохрани, как лучшее воспоминание о твоей прежней жизни. Что же касается жизни новой, то я тебе уже все объяснила.

'Да, госпожа мне все объяснила. А я, в свою очередь, все понял. Понял, что вытянул счастливую карту, оказавшись под опекой такой замечательной и заботливой хозяйки как госпожа Ирма: 'Влад, тебе и в самом деле несказанно повезло. В своей холостяцкой берлоге на Земле ты бы в это время еще спал или же валялся в постели, размышляя о том, как провести наступивший день. Очередной день твоей пустой бессмысленной жизни. Сейчас же ты уже успел принять бодрящий тело и мысли прохладный душ, побывать на свежем воздухе... Да и дальше скучно тебе не будет. Госпожа приказала приготовить легкий завтрак (этим я как раз и занимался), убрать территорию возле дома, и сам дом, а затем... 'Интересно, во время первой брачной ночи Ирма тоже будет доминировать?!'

Что же касается всего того, что произошло со мной на Кау-Тике... Я уже не осуждал Ирму за то, что она и Астра сделали со мной, и то, что казалось мне коварным и жестоким планом по зрелому размышлению представлялось совсем в ином свете. 'Влад, подумай, разве могла Ирма отдать своего любимого человека в чужие руки? Нет, и еще раз нет. А как ей заботиться о тебе, когда вы живете на разных планетах. Что же касается строгости — это не только ее полное право, но и первоочередная обязанность по отношению к опекаемому. Согласись и оцени — Ирма, твоя несравненная Ирма, под опеку которой тебе посчастливилось попасть, оказалась отличной воспитательницей. Всего за один уик-энд ей удалось превратить тебя из самовлюбленного эгоиста в совершенно нового человека, человека, чья жизнь наполнена высшим смыслом — служением госпоже. И то, что поначалу показалось тебе издевательствами и унижениями, было лишь неотъемлемой частью воспитательного процесса. Разве не упоительно, стоя на коленях, целовать ее божественные ноги? Или ублажать раскрывшийся после общения с моими языком и губами солоноватый бутон, с которого я, пользуясь молчаливым согласием госпожи, слизывал ее соки...'

Сигнал, прикрепленного на правом ухе миниатюрного переговорного устройства прервал мой самоанализ.

— Завтрак, и побыстрее, — донесся из наушника сонно-недовольный, но столь волнующий голос. Голос моей опекунши.

— Слушаюсь, госпожа.

Через десять минут я уже вкатывал в спальню сервировочный столик. Два фужера грейпфрутового фреша, чашка очищенного миндаля, тонко нарезанный ананас — я в точности исполнил полученный накануне заказ.

— Надеюсь, ты ничего не перепутал? — Ирма придирчивым взглядом посмотрела на свой сверхлегкий завтрак.

— Нет, все как вы заказывали, госпожа.

— Хорошо, молодец. Подкати столик к кровати. Что успел?

Я перечислил свои трудовые достижения, удостоившись нового 'молодец'.

Ирма залпом осушила фужер и принялась за миндаль. — Ты уже завтракал?

— Нет, — Ирма, но в первую очередь Астра, приучили меня быть немногословным.

— Почему?

— Готовил завтрак для вас, моя госпожа, и, кроме того, я боялся без вашего разрешения что-либо брать из холодильника.

— О. я вижу, что ты уже освоился в новой роли. Скажи спасибо нашему уважаемому профессору Арнольду — его уроки неожиданно пригодились тебе. Правильно: раб должен воспитывать себя сам. Не так ли?

— Как скажите, госпожа Ирма.

— Умница. Ладно, я тоже немного помогу тебе в самовоспитании и заодно покормлю тебя завтраком. Сходи на кухню и принеси бутылку йогурта.

— Слушаюсь, госпожа Ирма.

Вернувшись, я опустился на колени, и протянул госпоже ее заказ.

— Тебе нравится становиться передо мной на колени?

— Да, госпожа.

— Хм, самовоспитание и самовнушение — великая вещь. Еще немного и я уверую в методику нашего профессора. Значит, по логике вещей, и все остальное, что мы с Астрой делали с тобой, тебе должно было понравиться?! Отвечай, но только не смей врать.

— Поначалу, мягко говоря, не очень. А затем... Никогда не думал, что семинары Арнольда мне так пригодятся в жизни.

— И?

— Я убедил себя, что вы богини, и чтобы вы не делали со мной, это не унижает, а, наоборот, возвышает меня.

— И даже, когда ты лежал на полу, а мы, обнявшись, танцевали на тебе, ты чувствовал себя возвышенным?

— Да, госпожа. Вы же сняли туфли и танцевали босиком, чтобы не поранить меня. Спасибо за заботу, госпожа.

— Но ведь мы едва не раздавили тебе грудь, а твое хозяйство в любой момент могло превратиться в месиво...

— Конечно, могли. Но я ведь ваше имущество и вы вольны делать со мной, что угодно. А главное, меня касались самые изумительные женские ноги во Вселенной — ноги моей опекунши.

— Странно... Прошло так мало времени, а я как будто разговариваю не с тобой. Неужели и в самом деле методика Арнольда столь действенна??

— Да, госпожа, без сомнения. Она избавила меня от лишних душевных травм, и, если на то будет ваша воля, от травм телесных. А также помогла понять, насколько же я счастливый человек.

— Счастливый?! Потерю свободы ты называешь счастьем?!

— Да, госпожа Ирма. Ведь я принадлежу вам и отныне моя жизнь отныне наполнена новым смыслом.

— Что же, дорогой, твои слова не могут оставить меня равнодушной. Если бы они были произнесены тобой там, на Земле, им бы вообще не было цены. Но в любом случае ты заслужил, чтобы я лично покормила тебя завтраком.

Ирма открыла бутылку, вылила часть ее содержимого на правую ступню и, подарив мне нежную улыбку, сказала: — Можешь начинать.

'Как вкусно! У меня никогда не было столь восхитительного завтрака! — убеждал я себя, тщательно слизывая йогурт и пот с ноги своей опекунши.

— Я смотрю, что тебе понравилось.

— Очень! Никогда не думал, что йогурт может быть таким вкусным. Спасибо, госпожа.

— Влад, я тебя не узнаю. Это ты или не ты?

— Не сомневайтесь, госпожа, это я. Просто вы заставили меня многое переосмыслить в моей жизни.

— Переосмыслить, говоришь? Красиво поешь...

Ирма вылила остаток йогурта на пол: — Доедай!

Не колеблясь, я выполнил приказание, и закончил завтрак.

— Ну, ты и в самом деле молодец. Пить хочешь?

— Да. Очень.

— Влад, я вынуждена тебя огорчить — твоего любимого ананасового сока у меня нет.

— Я не огорчен, госпожа и выпью все, что вы скажете.

— Выпьешь, естественно, выпьешь. Заодно проверим: изменился ли ты на самом деле. Или только пытаешься меня обмануть своими рассказами о том, что проникся идеями Арнольда, а сам намерен выжидать какого-либо удобного момента, чтобы выскользнуть из-под моей опеки?

— Не сомневайтесь — я действительно изменился, моя госпожа.

— О, я смотрю, тебе нравится произносить это слово?

— Да, госпожа Ирма, вы правы.

— Так вот, запомни, — я не верю ни единому твоему слову. Но в любом случае, никаких шансов вырваться на свободу у тебя нет.

— Я и не думал их искать, госпожа.

— Тогда, быть может, ты обманываешь не меня, а себя? Ладно, не будем гадать. Сходи на кухню и принеси самый большой фужер.

— Мне встать или на коленях?

— Хм, я и в самом деле тебя не узнаю. Думаю, лишняя тренировка тебе не повредит. Ползи на коленях.

Что же, через несколько метров я понял, что играя в полную покорность, наказал сам себя — ползать на коленях по твердому полу удовольствие не из приятных. 'Не переигрывай, дурак. Если ты думаешь, что Ирма оценит твою покорность... Нет, в душе, может быть, и оценит, но вот только в душе, не более...'

— Что-то ты долго? Как коленки? Не болят? — с явно деланным участием спросила меня бывшая любовница.

— Болят, — на этот раз я не стал корчить из себя героя.

— Ничего, скоро привыкнут. Да и тебе ко многому придется привыкать,

Ирма взяла из моих рук фужер, широко расставила ноги и начала писать в него.

— Йогурт с моих ног и пола ты уже слизывал, теперь на очереди следующий шаг.

Как завороженный я смотрел на то, как Ирма наполняет бокал.

— Пей! И попробуй только не сказать, что моя моча куда лучше твоего любимого ананасового сока. Ведь это моча твоей госпожи, не так ли?

Дрожащей рукой я взял фужер.

— Смелее, дорогой, смелее, не тормози. Покажи мне, как продвигается твое самовоспитание не на словах, а в реальности. Ой, слезки на глазиках. И губки дрожат. Никогда не думала, что ты такой чувствительный. Впрочем, я тебя понимаю. Разве мог ты еще несколько дней назад предполагать, что будешь пить мой божественный нектар?!

Концентрированный запах собранной за ночь мочи бил в ноздри, вызывая рвотный рефлекс, который усиливался по мере приближения фужера к мои губам.

— Дорогой, я понимаю твои эмоции, но возьми себя в руки. Если ты прольешь хотя бы каплю, то я... Влад, осторожно, что ты делаешь?! Сволочь, ковер! — это было последнее что я услышал перед тем, как потерял сознание.

Очнувшись, я обнаружил себя лежащим на диване. Поздние сумерки наполняли гостиную, а из спальни Ирмы доносилась тихая музыка. 'Осенний вечер', ее любимая... Причудливое сочетание давно вышедших из моды саксофона и скрипки бередило душу и навевало воспоминания о недавнем прошлом. Прошлом?! А, может, все случившееся просто пригрезилось мне? Или было не более чем шуткой на грани фола? Во всяком случае, положенная под голову мягкая подушка и толстый плед, укрывающий меня, находились в полном диссонансе с образом жестокой властной стервы, который Ирма тщательно культивировала в моем сознании.

'Черт, а что с фужером... Ведь я залил пол в ее спальне... Нет, точно это был розыгрыш. Стала бы Ирма в ином случае так заботливо укладывать меня спать?!'

— Ну, что ярый приверженец теории Арнольда проснулся? — занятый своими мыслями и уверенный, что Ирма находится в спальне, я не заметил сидящую в глубоком кресле девушку. Судя по тону, каким были произнесен этот вопрос, никакие карательные меры с ее стороны мне не грозили. По крайней мере, в ближайшем будущем... А может, и в самом деле Ирма разыграла меня?!

— Проснулся, — неуверенно ответил я и на всякий случай добавил — госпожа.

— Отлично. Раз помнишь, что я твоя хозяйка и госпожа, значит, ничего страшного не произошло и твои мозги на месте.

Увы, надежды на шутку сразу улетучились. 'Задать или не задать вопрос о своем обмороке?!'

— Как себя чувствуешь? Признаюсь, ты меня сильно напугал.

— Спасибо, госпожа, все в норме.

— Голова не кружится?

— Да вроде нет. А что со мной было?

— Обморок. Самый банальный обморок. Никогда не думала, что в него может упасть такой сильный и уверенный в себе мужчина, как ты.

'Опять ее издевки... Лучше бы ударила или наказала другим подобным образом... Молчи, дурак, накликаешь беду...'

— Госпожа, вы не сердитесь на меня?

— Уточни за что.

— По-моему я уронил фужер...

— А, ты об этом... Конечно сержусь, и очень сильно. Но не бойся — наказывать не стану.

— Спасибо, госпожа.

На моем языке вертелся вопрос о причинах подобного снисхождения, но, боясь вспугнуть нечаянную удачу, я не решился его задать. Впрочем, Ирма сама помогла мне:

— Это было бы нерационально.

— Нерационально?!

— Да, нерационально. Вот если бы ты с выпученными глазами гордо заявил, что-нибудь наподобие 'я лучше умру, чем буду делать это' — вот тогда я наказала бы тебя самым жесточайшим образом. А ты всего лишь стал жертвой собственных эмоций. Кстати, я даже довольна, что все так произошло.

— Довольна?! Но почему?

— Знаешь, на том семинаре я только сделала вид, что согласилась с тобой и профессором. На самом деле я была уверена, что как бы ни программировал себя пленник на добровольную покорность, рано или поздно в его сознании произойдет сбой, и он попытается... Честно говоря, я даже не знаю, какую цель будет преследовать его мятеж — ведь шансов вырваться из-под власти господина или госпожи у него нет никаких. Тем не менее мятеж неизбежен — глупый бессмысленный мятеж. Как у тебя сегодня утром. Поэтому, куда надежнее не мнимая либеральность, а старая добрая планомерная дрессура. С завтрашнего дня мы ей и займемся.

— Но я же...

— Не бойся. Я не садистка и чрезмерной жестокости не будет. Правда, только в том случае, если ты станешь прилежным учеником и не спровоцируешь меня на нее. Ты ведь будешь сотрудничать со мной?!

— Да, госпожа.

— А теперь еще раз расскажи мне о своем самочувствии. Голова не кружится, не болит? Кругов перед глазами нет? Звона в ушах?

— Вроде бы нет. Спасибо за заботу, госпожа Ирма. И за то, что не стали меня наказывать. Вы так добры.

— Язвишь?

— Нет! — со всей искренностью ответил я.

— Верю. Но не обольщайся — я не добра, а, повторюсь, рациональна. И, кроме того, в отличие от тебя, подхожу к жизни достаточно ответственно. Пойми, статус опекунши — это не только возможность командовать и удовлетворять свое самолюбие. Это еще ответственность за жизнь, здоровье и счастье опекаемого.

— Счастье?! Ох, простите, госпожа, за мой возглас, но...

— Да, именно счастье. Поверь, я сделаю все возможное, чтобы ты ощущал себя по-настоящему счастливым рядом с твоей любимой Ирмочкой. Причем, повторю, добьюсь этого без всяких заумных профессорских методик. Ты голоден?

— Странное чувство, госпожа. Голоден, но кушать не хочется. Нервы, наверное...

— Влад, я все понимаю, но возьми себя в руки. В твоем обучении будут некоторые моменты... Впрочем, не буду забегать вперед. Скажу только, что, если ты будешь нервничать в ходе учебы, то от твоей нервной системы ничего не останется.

— По пустякам? Все, что со мной случилось — это пустяки?

— Самые что ни на есть настоящие. Скоро ты научишься воспринимать все как норму. Поэтому расслабься, подумай о чем-то хорошем, ну, например, о ножках своей опекунши, сходи в душ, поужинай и ложись спать. А завтра мы начнем осваивать учебную программу.

— Еще раз спасибо за вашу доброту и заботу, госпожа.

— Вот видишь, ты уже начинаешь ценить мое отношение к тебе. И, ладно буду милостивой до конца, — после душа и ужина зайди ко мне в спальню. Иди.

— Слушаюсь, госпожа.

Я встал с дивана и попытался опуститься на колени, однако Ирма остановила меня:

— Не надо.

'Не надо, так не надо. Как скажите, госпожа.' Я отправился в душ, но...

— Ох, Влад, извини, я совсем забыла — девичья память есть девичья память. Сходи вначале на кухню и принеси бокал.

'Нет, только не это!'

— Да не меняйся ты так в лице. Обычный бокал с красным вином.

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ. ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

— Влад, давай подведем итоги первой недели твоей учебы. Начну с выставления оценок — твердая 'четверка', хотя, по правде говоря, думала, что все будет гораздо сложнее. Не хочу забегать вперед, но сейчас я уже уверена, что больше фужеры с моим божественным нектаром ты ронять не будешь.

— Постараюсь, моя госпожа.

— Что ты сказал?! Принеси стек.

— Ох, простите, моя госпожа, не буду.

— Плеть!

Не вставая с колен и проклиная свою оговорку я отправился в переднюю за стеком. Вернувшись, я протянул стек Ирме. Девушка взяла его в руки и, словно о чем-то размышляя, начала рассматривать. 'Неужели пронесет?' Резкий удар по ключице дал понять, что моя надежда была напрасной. За ним последовал еще один, и еще...

— Так ты будешь стараться выполнить или выполнять?

— Выполнять, госпожа Ирма, только выполнять, — ответил я, дрожа от боли.

— А сейчас — в душ и ужинать.

— А можно после душа я сразу пойду спать?

— Влад, дорогой, почему ты хочешь лишить меня своего общества. Я ведь не такая бессердечная, как это может показаться, и за полгода соскучилась по тебе.

— Так... Что-то чувствую себя неважно. Ирма... Госпожа Ирма, разрешите мне отдохнуть. Ну, хоть немного...

— Болит?

— Болит...

— Это хорошо, что болит. Теперь ты знаешь, какую боль я могу причинить тебе. Впрочем, нет, не знаешь — в память о наших прежних отношениях я была очень сдержанна. Да-да, Влад, можно даже сказать не сдержанна, а аккуратна и нежна. Запомни это. Я знаю, что у тебя богатое воображение, и ты без труда представишь, как я буду наказывать своего подопечного, если по-настоящему разгневаюсь на него.

— Спасибо, госпожа, — искренне, без какой-либо совершенно неуместной в моем положении иронии, я поблагодарил Ирму.

— Ладно, ступай в душ. И не замажь кровью полотенце...

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ. ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

— Молодец! Это совсем другое дело. И руки не дрожат, и в обморок не падаешь. Именно такого сильного мужчину я и хочу видеть рядом с собой. Твое здоровье, любимый, — Ирма пригубила местный аналог земного шампанского, и, едва улыбнувшись, посмотрела на меня.

'Руки не дрожат... Да, еще как дрожат! Издевается зара... Нет-нет, не издевается — моя любимая госпожа подбадривает меня... Неужели я сейчас опять грохнусь в обморок?'

— Смелее, Влад, смелее, неужели ты не хочешь выпить за здоровье своей заботливой опекунши? И, дорогой, не вздумай пролить хоть каплю этого божественного напитка — второй раз я тебе это не прощу. Ох, чувствую, что мне придется начинать твое обучение с нуля.

'С нуля??? О, нет, только не это!!!' — закричало мое измученное за день тело. А губы... Губы произнесли 'Как вам будет угодно, госпожа', — и дотронулись до края фужера...

— Смелее, смелее, — подбадривала меня Ирма. До тебя этот божественный напиток пили всего два человека

'Два человека... Неужели и Арнольд пил ее мочу?! Вряд ли, но чего на свете не бывает... А кто второй — землянин или нет?'

— Пей мелкими глотками и немного задерживай во рту. Смакуй, как дорогой коньяк, Ведь это урина твоей госпожи.

Я сделал первый глоток, а за ним второй и третий.

— Дорогой, что ты кривишься? Неужели тебе не вкусно?

— Вкусно, — ответил я, с трудом подавляя рвотные порывы.

— Не слышу восхищения в голосе. Скажи, что это самый лучший напиток, который тебе когда-либо доводилось пить.

— Я...

— Не волнуйся, я понимаю твое состояние. Ты боишься, что следующего раза придется ждать очень долго. Я угадала? Не переживай — твоя заботливая опекунша будет часто доставлять тебе подобное удовольствие. Иногда даже по нескольку раз в день, если будешь хорошим мальчиком, разумеется.

Что же, Ирма имела полное право торжествовать — она раздавила и уничтожила меня, что называется по полной программе. Всего лишь десять дней назад я был уверенным в себе полным наполеоновских планов амбициозным молодым мужчиной, а теперь... Теперь мое эго лежало рваной тряпочкой у широко расставленных ног похитившей меня женщины, которая только что заставила меня, из страха за свою избитую шкуру совершить немыслимый поступок. Впрочем, было ясно, что это только начало моих унижений и одному космосу известно, сколько еще подобных немыслимых поступков мне предстоит совершить, находясь под опекой Ирмы. И в то же время я почувствовал, как во мне зарождается какое-то странное чувство. Чувство восхищения и преклонения перед ее талантами. Разработать и осуществить такую комбинацию, а после — умело подвести меня к некоей красной черте, и заставить переступить через нее...

— Медленнее. Растягивай удовольствие.

'Удовольствие... Какое тут, к черту, удовольствие... Впрочем, и рвотные позывы куда-то исчезли...'

— Ну, как? Оценил?

— Оценил. Спасибо, госпожа.

— Хорошо. А теперь скажи мне честно, тебе и в самом деле понравилось? Но учти, если я почувствую в твоем ответе хоть одну фальшивую нотку... Надеюсь, за последние десять дней ты изучил меня куда лучше, чем за все время наших отношений на Земле, и прекрасно понимаешь, что обманывать свою опекуншу, скажем так, непрактично.

— Понимаю, госпожа!

— Я слушаю.

— Госпожа, — черт меня побери, но я вдруг почувствовал, что мне стало нравиться произносить это слово (!) — я сам пытаюсь разобраться в своих ощущениях. На вкус, простите меня за откровенность, извините, не очень. Морально... Я понимаю, что вы опустили меня по полной программе, и воспринимаю это теперь как должное — заслужил. Но в то же время...

— Что, в то же время? Продолжай!

— Ирма, госпожа Ирма... — мой голос дрожал.

— Ну-ну, не бойся, я же сама вызвала тебя на откровенность.

— Госпожа, признаю... Госпожа, вы полностью переиграли меня... Простите меня за все... Если можете... Отныне вы для меня... — я с трудом подбирал слова.

— И кто же я для тебя?

— Хозяйка, опекунша, богиня! Высшее существо, которому я буду беспрекословно служить, и, не спрашивая разрешения, я обнял ноги Ирмы, прижавшись щекой к горячей коже.

— Это опять что-то из методики нашего дорогого профессора? — недоверчиво спросила Ирма.

— Нет, нет, еще раз нет! Госпожа, поверьте, вы сломали меня.

— Сломала, говоришь?

— Да, сломали, госпожа, не сомневайтесь, — я подкрепил свои слова поцелуем.

— Ну, это легко проверить, — пальцы Ирмы вдруг нежно погладили мои волосы. — Ты готов подтвердить свои слова делом.

— Да! — тон Ирмы не предвещал мне ничего хорошего, но я и в самом деле сломался или, по крайней мере, убедил себя в этом.

— Ну, так давай выпьем за это. Налей мне еще шампанского, и после того, как выполнил ее приказание, провозгласила тост: — За лучшую во Вселенной опекуншу! За меня!

— За вас, госпожа.

Ирма, отпила половину фужера.

— А ты почему не пьешь?

— Но вы не давали команды наполнить мой фужер.

— И не дам. Я напою тебя иначе...

— Ох, Влад, я давно так не пила. Чувствую, что до ванны мне не дойти. Дорогой, побудь моей лошадкой — отвези меня в ванну.

— Как прикажите, госпожа.

'Лошадкой, значит, лошадкой. Хоть осликом.'

Я стал на четвереньки, а Ирма уселась мне на спину и вместо стека ударила меня в бок кулаком:

— Поехали!

Когда мы, наконец, достигли цели, Ирма покинула мою спину и, потрепав свою лошадку по затылку, произнесла: — Молодец, мне понравилось. Теперь я буду кататься на тебе регулярно. Жаль, что не взяла с собой яблоко или морковку. Завтра обязательно исправлю это упущение.Ты что предпочитаешь?

— Яблоко, — автоматически ответил я.

— Ответ неправильный. Ты должен отвечать и-го-го. Повтори.

— Йо-го-го, — покорно произнес я, не подозревая, что это только начало экзамена.

— Не йо-го-го, а и-го-го.

'О, боже...'

— И-го-го.

— Умничка. Какая у меня умная лошадка! А теперь сними с меня трусики, — Ирма подошла вплотную к моему лицу. — Нет, нет, не руками. У лошадок нет рук. Губами.

Прежде чем приступить к выполнению задания я поцеловал бедро Ирмы, за что сразу же получил увесистую пощечину: — Кто тебе разрешил?! Отвечай, когда я спрашиваю!

— Никто.

Теперь в мою челюсть въехал уже кулак Ирмы.

— Ты издеваешься надо мной? Я же тебе внятно сказала, что лошади говорить не умеют. Повтори.

— И-го-го...

— Вот так бы и сразу. Так кто тебе разрешил?

— И-го-го.

— Ты счастлив под моей опекой?

— И-го-го! — Я изо всех сил постарался, чтобы мое ржание выглядело как можно радостнее.

— Ты не забыл о моем приказе?

— И-го-го, — и я дотронулся губами до пропахшей потом ажурной конструкции.

— Осторожно, не порви. Это подарок Арнольда, — лежащие на моих плечах руки Ирмы предотвратили мою попытку подняться. — Ну-ну, успокойся. Ревность вообще отвратительная штука, а ревновать свою опекуншу и глупо и наказуемо. Или я для тебя уже не высшее существо и не богиня?

— И-го-го, — я хорошо запомнил полученный урок. 'Черт, как же умело она унижает меня! И что это за удивительная смесь обиды и наслаждения! Госпожа, госпожа, госпожа...'

Новый удар кулака в скулу прервал мое самовнушение: — По-моему, я задала тебе вопрос.

— Но вы же сами запретили мне говорить на языке людей.

Ирма отошла на шаг в сторону и изо всех сил зарядила мне ногой по ребрам, затем еще и еще.

— За что?! — я попытался прикрыться руками.

В ответ последовали грозный окрик: 'Руки за голову, раб!' и новые удары, последний из которых пришелся мне в солнечное сплетение. Свет померк перед моими глазами, и я провалился в пустоту.

— Живой? — холодная вода лилась мне на лицо.

— А... Где я? Ирма... — девушка возвышалась надо мной во весь рост, держа в руке небольшую пластиковую чашку.

— Ты в моей ванной комнате.

— А как я тут... Ох, простите, госпожа.

— Уф, а я уже испугалась. Но, если ты помнишь, что я твоя госпожа, значит все в порядке.

— Помню, разве можно об этом забыть?

— Согласна, нельзя. Как ты?

— В норме... Почти... Госпожа, что со мной было?

— Ты очень близко познакомился с моими прекрасными ногами. Они ведь и в самом деле прекрасны? Лучше, чем у этой шлюхи?

Если быть объективным у 'этой шлюхи' ноги были куда красивее. Но сейчас мне было не до объективности — я смотрел снизу на жестоко избившие ноги Ирмы, и они действительно казались, если не самыми прекрасными, то, по крайней мере, самыми сексуальными. Ведь это были ноги моей госпожи...

— Госпожа, они прекрасны. И гораздо лучше, чем у этой шлюхи.

— Повтори.

— Госпожа, ваши ноги прекрасны. И гораздо лучше, чем у этой шлюхи.

— Еще раз.

— Госпожа опекунша, ваши ноги прекрасны. И гораздо лучше, чем у этой шлюхи.

Хорошо. А теперь продолжим знакомство, — босая ступня наступила мне на кадык, и Ирма сделала вид, что собирается перенести центр тяжести на эту ногу. Задыхаясь, я мысленно прощался с жизнью и... любовался, ибо не любоваться и не восхищаться этой женщиной было невозможно. Даже в такой момент. Умная, коварная, сексапильная — одним словом ГОСПОЖА.

— Запомни, отныне твоя жизнь и здоровье полностью зависят от моих изумительных ножек. Например, они могут раздавить тебе горло, или выдавить глаз, — пятка Ирмы коснулась моего века.

— А еще они могут... О, они могут очень и очень многое. Например, сделать тебя евнухом, — и нога Ирмы коснулась моего члена.

'Черт побери, что же она делает со мной. И почему, почему от этого прикосновения по телу разлилась сладкая дрожь?

— А могут, наоборот, доставить вознести тебя на вершину блаженства, — и ее нога начала нежно играть с моим детородным органом.

— Я понял, госпожа.

— А раз понял, то начни относиться к моим ножкам соответствующим образом.

— В каком... — и, не договорив, я испуганно замолчал.

— Ты хотел сказать 'в смысле', я правильно поняла? — и мои ребра приняли еще один в меру болезненный удар. — Я же запретила употреблять это выражение.

— Госпожа Ирма, простите меня. Я нечаянно. Подскажите, как я конкретно должен относиться к вашим прекрасным ногам. Я все сделаю.

— Для начала извинись перед ними, — и большой палец начал раздвигать мои губы.

— Как?

— Ну, сделай им что-нибудь приятное. Например, менет.

— Менет?!

— Ну да, сделай, будь добр, моим пальчикам менет. Ты же любил ролевые игры. Вот и представь, что ты девушка, которая хочет ублажить своего парня. Я достаточно внятно объяснила?

— Да, но...

— Никаких 'но', начинай, моя маленькая шлюшка.

— Пощади!

— Пощади?! Глупенький, ты должен испытывать от этого удовольствие, а не просить пощады. Начинай, а дальше сам поймешь насколько сладко для настоящего раба служить опекунше. А ты в глубине души настоящий раб. Разве не так? Так, именно так — не обманывай себя. Как любящая женщина я прочувствовала тебя и раскусила, что на самом деле скрывается за твоим образом сильного мужчины. Уверена, ты навсегда запомнишь этот момент, когда ты благодаря мне стал, наконец, самим собой, — и потные пальцы Ирмы проникли в мой рот. -Лижи и соси, сучка. Без разговоров!

'Что же, Влад, выбора нет, начинай', — убеждал я себя, в то время, как предательский голос шептал: 'Выбора нет? Трус, не ври самому себе — выбор есть всегда. Ты мог выбрать тюрьму и полиэтиленовый мешок, но сохранить гордость. Просто Ирма, умница Ирма, разглядела в тебе то, о чем ты сам не догадывался. Признайся, ты же прекрасно понимаешь, что пальцы во рту — это только начало. Что еще она сделает с тобой? Да все, что только захочет. Говорить 'нет' надо было в самом начале, а сейчас, сильный мужчина, ублажай свою госпожу...'

— О, моему жеребчику понравилось, и его член возбудился. Влад, там на Земле во время наших любовных игр ты разве мог представить, что будешь делать мне не только куни, но и менет? Глупышка, ну зачем ты был таким правильным и всегда старался оказаться сверху? Ведь, как здорово стоять перед своей госпожой на коленях и чувствовать, как она проникает в тебя...

'Как же она изучила меня! Каждая новая фраза — как доза афродизиака,' Впрочем, очень скоро я перестал реагировать на слова Ирмы — процесс захватил меня.

— Все, довольно, я уже финишировала. Молодец! Ну, как, я права? Скажи, что нет ничего восхитительнее, чем делать своей госпоже менет!

— Не знаю, — промямлил я.

— Не знаю... — передразнила меня Ирма. — Все ты прекрасно знаешь. Знаешь, что ловишь кайф от всего того, что делают с тобой твои госпожи. Знаешь, что сгорая от нетерпения ждешь каждого нового нашего приказа. Благодаришь нас за то, что мы выбили из тебя сексистскую дурь и, скрутив в бараний рог, наставили на единственно верный путь в жизни сильного мужчины — путь служения женщине. А еще мы пробудили женскую половину твоей личности. Я почувствовала это, когда ты делал моим пальчикам менет — твое лицо светилось от удовольствия, а губы... Ты всегда был со мной нежен, но это была нежность мужчины, а сейчас мои пальчики обсасывали губы женщины. Признайся, ты ведь получил удовольствие и от менета? А? Отвечай, моя маленькая развратница!

'Неужели Ирма права? В самом деле, почему то, что она вытворяет со мной, так возбуждает. Неужели отличник, лидер курса, тонкий психолог (какая глупая самоуверенность!) — всего лишь маска, призванная скрыть от окружающих мое подлинное 'я'.

— Дыши ровнее и не красней. Ну, точно барышня-недотрога, которая только что отведала запретный плод, и делает вид, что он был не так уж и сладок. Влад, я же тебе много раз говорила, чтобы ты не врал свои опекуншам. Не жеманься, скажи прямо, как сильный мужчина, а ты же у меня сильный мужчина (или, по крайней мере, одна из твоих половинок): 'Госпожа Ирма, у вас очень вкусные пальчики и спасибо, что разрешили сделать им менет — в моей жизни не было ничего более восхитительного.

— Спасибо. — выдавил из себя я.

— Спасибо... — снова передразнила меня Ирма. Как будто не благодаришь от всей души, надеясь привязать к себе партнера, а одолжение делаешь. Ладно, все недотроги, и ты, Влад, не исключение, очень быстро входят во вкус. А теперь поблагодари меня по-настоящему.

— Госпожа Ирма, спасибо, что разрешили сделать вашим изумительным маленьким пальчикам менет. Поверьте, в моей жизни не было ничего более восхитительного, и я...

— И ты умоляешь меня разрешить тебе сделать менет другой моей ножке. Я правильно поняла твою запинку?

— Да, госпожа.

— Приступай.

О КЕФИРЕ, МЕНЕТЕ И РОЛЕВОЙ ИГРЕ

Прошло еще пять дней, а вместе с ними шок от случившегося... С помощью Ирмы я постепенно свыкался со своим новым положением, стараясь убедить себя в том, что ничего архистрашного со мной не произошло. 'Рабство — так рабство, ничего зазорного в этом нет. История знает много случаев, когда бесправными рабами оказывались куда более значимые персонажи, нежели некий Влад Гонсеоровский, а уж оказаться в рабстве у самых лучших женщин во Вселенной... Нет, мне и в самом деле несказанно повезло'. Такое самовнушение не избавляло ни от воспоминаний о прошлом, ни от затаенной обиды на все еще любимую женщину, но помогало пережить наиболее тяжелые, наиболее унизительные моменты воспитательного процесса.

А он тем временем набирал обороты. Ирма из всех сил старалась спровоцировать меня на вспышку неповиновения, чтобы доказать ошибочность методики Арнольда, я же, в свою очередь, демонстрировал полную покорность, показывая госпоже, что она может обойтись без жесткой дрессуры. Изобретательность моей опекунши была поразительна. Видя, что я безропотно переношу унижения, она сменила тактику и стала чередовать их с ласками, при этом предугадать, когда произойдет мгновенный переход было совершенно невозможно. А я и не пытался, воспринимая, как должное, что вслед, скажем, за ласковой просьбой 'помассируй мне шею, любимый' может раздаться грозное 'немедленно на колени, раб, рот открой...'.

Кроме 'полового воспитания', мой учебный процесс состоял из уборки дома, приготовления еды, и долгих разговоров на тему истории Кау-Тикы и устройства кау-тикаянского общества. Нередко мы вспоминали университет, Ирма (явно с целью разбередить мне душу и вывести из равновесия) говорила о своей любви, о том, как она была счастлива со мной, о том... Что же, разбередить душу ей удавалось, но вот вывести из равновесия — нет.

— Ты не хотел бы все вернуть, дорогой?

— Мое единственное желание — служить вам.

— Служи, мой песик, служи...

'Песик... А, собственно, что тут обидного? Госпоже было угодно назвать тебя песиком — не более того.'

Звук подъехавшей к дому машины прервал мои воспоминания. Я стремглав выбежал наружу и опустился на колени у водительской дверцы.

— На...

Я поцеловал протянутую туфельку. Однако, в отличие от дня вчерашнего, Ирма ограничилась коротким 'забери продукты из багажника и переставь машину.'

Выполнив приказ, я вернулся в дом и, опустившись на колени, начал избавлять прекрасные ноги своей госпожи от кожаных лакированных оков.

— Влад, помнишь, я говорила тебе, что разработала бизнес-схему, в которой я буду работать головой, а на твою долю выпадет физическая работа.

— Да, госпожа, естественно, помню. Как и все, что вы говорите мне.

— Не перебарщивай, но в целом мне нравится твое поведение — ты умеешь держать себя в руках. Так вот, через три дня ты примешь свою первую клиентку.

— Первую клиентку?! Ирма... госпожа, о чем вы?

— Ну, да — клиентку. Ты станешь, мальчиком по вызову. Или, если тебе так больше нравится, — проститутом.

— Кем?

— Ты плохо слышишь или просто не веришь своему счастью?!

— Счастью?!

— Конечно, самому великому счастью, которое только может выпасть на долю влюбленного мужчины. Или ты приехал на Кау-Тику не из-за любви ко мне, а по другой причине.

— Конечно же по этой, госпожа. Но вы же запретили мне говорить о любви к вам.

— Хочу запрещаю, хочу разрешаю. Я же твоя опекунша, не так ли.

— Так, госпожа опекунша, — я поцеловал колено Ирмы.

— Так вот, через три дня ты, наконец, сможешь начать осуществлять свое заветное желание служить мне душой и телом. Поздравляю, дорогой!

Я вопросительно посмотрел на опекуншу, не ожидая ничего хорошего от продолжения фразы. И не ошибся.

— Более того, на твою долю выпадет двойное счастье. Конечно, если ты, как и другие земные мужчины, полигамен. И вместо двух кисок, моей и Астры, к услугам твоего языка будет много щелей. Будешь ублажать состоятельных каутикаянок, готовых заплатить мне за возможность попользоваться тобой. По моим прикидкам молодой полный сил и преисполненный рвения землянин должен пользоваться у них успехом. Согласен?

— Согласен, — автоматически ответил я.

— Вот видишь, а ты не верил в мою способность придумать бизнес-схему, могущую приносить прибыль. А будет ли она работать — все в твоих руках, точнее в губах и языке. Но я не вижу радости на твоем лице и не слышу слов благодарности. А ведь для того, чтобы ты смог осуществить его мне пришлось потратить немало сил и, что еще важнее, средств. Неужели ты больше не хочешь посвятить свою жизнь твоей любимой Ирмочке?

— Нет, как вы могли такое подумать, госпожа. Хочу, очень хочу.

Чтобы мои слова стали казаться более убедительными, я с еще большим жаром продолжил поцелуи.

— О, это совсем другое дело. Впрочем, я никогда не сомневалась в твоих чувствах ко мне. Даже там, на Земле, хотя временами ты вел себя не хорошо. Ну, а здесь, на Кау-Тике, судя по твоему примерному поведению, они наверняка усилились. Не так ли?

— Вы не ошиблись, моя госпожа. Они крепнут каждым новым днем, проведенным под вашей опекой, с каждым новым поцелуем вашей изумительной ножки, с каждой новой каплей вашего божественного нектара, попавшей в мой рот.

'Пой, пташка, пой. Сейчас начнется...' Я внутренне сжался, ни на секунду не сомневаясь, что вслед за одобрительными словами, согнувшая меня в бараний рог девушка, обрушит на меня очередную порцию 'неприятностей'. И, увы, дурные предчувствия не обманули меня.

— Влад, мне понравилось, с каким рвением ты взялся за собственную перековку, и, помня о твоей любви к ролевым играм, я придумала для тебя новую. Считай это наградой от меня.

— Спасибо, госпожа.

По сценарию ты будешь девушкой по вызову, делающей менет своему клиенту, то есть мне.

— Девушка по вызову?! Менет?!

— Не перебивай. Надеюсь, за время пребывания на Кау-Тике ты не забыл, что делает умелая соска после него? А? Не красней, говори.

— Она, она...

— Не стесняйся, здесь нет никого постороннего. Ну, говори смелее!

— Она, она...

— Что, она?

— Она, так сказать, ликвидирует его последствия.

— О, наконец-то. Хотя можно было сказать без этих вывертов 'она все вылизывает'. Ну, так начинай.

— Но, госпожа, какие могут быть последствия. Ведь у вас, простите за дерзость, нет члена.

— Зато у тебя есть воображение. Представь, в роли члена мою ногу.

— Представил, — вряд ли мой ответ прозвучал уверенно.

— А раз представил — за работу.

Я склонился к ступням Ирмы, но моя опекунша вдруг отдала новый приказ:

— Нет, погоди. Так и в самом деле все очень оторвано от реальной жизни. Я хочу, чтобы ты вылизывал настоящую сперму.

'Неужели? О, нет, только не это!' — мысль о том, что Ирма задействует кого-то, из проживающих в соседних коттеджах мужчин до смерти напугала меня.

— Нет, госпожа опекунша, ради всего святого только не это.

— Что не это? Выражайся яснее.

— Умоляю, я сделаю для вас все. Но через это я не переступлю. Лучше смерть!

— Влад, ты меня окончательно запутал. Ты с моей помощью уже через многое переступил за последние дни. Разве не так?

— Так, госпожа.

— И через что ты, якобы, не можешь переступить на этот раз? Только скажи четко и ясно.

— Не надо никого приглашать. Я лучше вскрою себе вены или отправлюсь в тюрьму, но гомиком я не буду.

— По-прежнему ничего не понимаю. Кого я не должна приглашать и почему ты решил, что я хочу сделать тебя гомиком?

— Но вы же сами сказали, чтобы я вылизывал сперму. А, значит, вы должны привести мужчину.

— Ох, рассмешил, — Ирма и в самом деле рассмеялась. — Я думала, что у тебя и в самом деле богатое воображение.

— Правда? — я не верил своему счастью.

— Да, глупышка, да. Но вернемся в игру. Даю тебе тридцать секунд, чтобы прекратить болтовню, сходить на кухню, принести оттуда пакет кефира и начать, наконец, строчить, моя маленькая блядь.

'Пакет кефира... Влад, твои мозги и в самом деле стали плохо работать...'

Со скоростью спринтера я бросился на кухню, принес кефир, опустился на колени, и протянул пакет Ирме, однако моя опекунша взяла не его, а свой мини-комп, и через минуту в комнате зазвучала задушевная мелодия нашего любимого 'Осеннего леса'. 'Ты никогда не забудешь ее...' — простые, но бередящие душу слова популярной песни, вызывали из глубин памяти калейдоскоп воспоминаний: первое свидание, первый поцелуй, первая ночь, вот мы любуемся звездным небом Халкидики....

Правая ножка Ирмы нежно погладила мою щеку...

'Ваша первая ночь навсегда останется в твоей памяти...'

Большой пальчик дотронулся до моих губ...

'Ты утонул в этих бездонных черных глазах...'

Я поцеловал его и пропустил в себя.

— Шире!

В мой рот проникла вся фаланга.

— Работай, соска.

'Эта девушка ниспослана тебе свыше...'

Вторая ножка Ирмы приподняла край моего передника и принялась играть мгновенно возбудившимся членом.

'Но она непостоянна. Попробуй удержать ее...'

Постепенно я приноровился. Нос справлялся с вентиляцией легких, язык лизал стопу, а губы совершали некое подобие сосательных движений. Мешал, при этом не мне, а Ирме, разве что пакет — будь мои руки свободны, ей не пришлось бы держать свою прекрасную ногу на весу. Казалось, эта игра могла продолжаться вечно, но Ирма, то ли сознательно, то ли по неосторожности надавила на член, мгновенно отреагировавший мощной струей спермы. Затем госпожа вынула ногу их моего рта, взяла пакет, открыла его и на меня полилась холодная густая белая жидкость.

— Лижи, блядушка!

Коктейль из трех ингредиентов (сперма, кефир и немного женского пота) был не так уж неприятен на вкус. Я тщательно вобрал его в себя, не пропустив ни единой капли. 'Неужели тебе понравилась эта игра, Влад?!'

— Влад, молодец, ты хорошо вошел в образ. В тебе скрыты таланты прирожденной менетчицы, — оценила мои старания Ирма. Она по-прежнему не упускала ни единой возможности унизить меня, но теперь ее язвительные слова я воспринимал не как удары по растоптанному самолюбию, а в качестве некоего афродизиака. — Влад, не молчи. Что должна ответить девушка на похвалу своего клиента?

— Спасибо.

— Опять это односложное спасибо. Нет, Влад, над тобой еще работать и работать. Твой язык не только должен ублажать клиентов, но и поддерживать разговор.

— Клиентов??!! — ужас вновь охватил меня.

— Ну-ну, не пугайся, я неточно выразилась, не клиентов, а клиенток. Расслабься, ну, что ты у меня такой пугливый. Сходи умойся, иначе моя, так сказать, сперма засохнет в твоих волосах. Но прежде ответь, роль женщины тебе понравилась?

— Не знаю, госпожа... Столько новых ощущений...

— Зато знаю я. Умоешься, сходи на кухню за бутербродами, соком и кефиром, а затем я расскажу тебе о твоих эмоциях.

'Кефиром? Еще половина этой пачки не вылито...'

— Кефир можешь не брать — я пошутила.

* * *

ПЕРВАЯ КЛИЕНТКА

— Утром я отвезу тебя на рабочее место и по дороге расскажу о твоей первой клиентке... Если, ты конечно, не передумал.

Я оторвался от нежной кожи (рабство рабством, но я бы целовал ноги Ирмы даже в том случае, если она была рабыней, а я — ее хозяином), и твердо, как солдат перед старшиной, отрубил:

— Никак нет, моя госпожа.

— Не будь мужланом.

— Простите, госпожа, я волнуюсь. Госпожа, как я могу передумать? Во-первых, я теперь полностью в вашей власти и не вправе решать, что и как мне делать. А, во-вторых, если бы от меня действительно что-либо зависело, то я бы все равно не передумал. Никогда!

— Сладко поешь, моя птичка. Надеюсь, что и завтра твой язык будет на высоте и сможет ублажить не только тело моей... подруги Норы, но и ее слух, а ты заслужишь щедрые чаевые. Именно по ним (естественно, ты будешь отдавать их мне), а не только по отзывам клиенток я буду оценивать качество твоей работы.

— Я должен буду...

— Да, ты все правильно понял. Да, и вот еще что — я очень ценю свои отношения с Норой, поэтому, выполняй все ее приказы беспрекословно. Даже в том случае, если тебе покажется, что она... Что она, скажем так, перебарщивает.

— То есть, если ее приказы будут вступать в противоречия с вашими правилами...

— То повинуйся ее приказам. И постарайся как можно меньше болтать. Понятно?!

— Понятно, госпожа.

— Вот и хорошо. А пока пусть твой нежный язычок послужит мне. Но прежде скорее освободи мои уставшие ножки от этих давно вышедших из моды и натирающих кожу оков. Тебе не стыдно, что я ношу такую обувь?

— Стыдно, госпожа.

'Туфли, как туфли, но с Ирмой лучше не спорить.'

Я осторожно снял их, а Ирма продолжила: — Почему ты всегда ограничивался цветами и духами, и ничего не покупал мне из вещей? От тебя взяла бы и деньгами. Жадничал?

— Нет, не жадничал. Мне казалось, что та Ирма обиделась бы. Она всегда стремилась подчеркнуть свою независимость и то, что женщины не хуже мужчин способны обеспечить себя.

— Да, ты прав — я девушка гордая. И способна обеспечить себя без чьей-либо помощи, без чьих-либо подарков. И, кроме того, я, как и другие кау-тикаянские женщины, ни ничем не хуже, как ты изволил выразиться, а на порядок лучше мужчин! По-моему, мне удалось это доказать. Не правда ли, раб мой?!

— Правда, госпожа.

— Так что туфли себе я куплю сама. Как и все остальное. От тебя же в данном раскладе требуется всего-навсего покорность, исполнительность, и умение ублажить женщин. Надеюсь, я надежно привила тебе эти качества.

— Надежно, моя госпожа.

— Хотелось бы верить... Но хватит разговоров. Отнеси меня в спальню, принеси туда ужин — твоя госпожа сегодня очень сильно устала и столь же сильно голодна. Ну, а затем я тебя немного потренирую...

* * *

Моя первая клиентка... Она навсегда запомнилась мне... Даже сейчас, спустя много лет, мне не нужно закрывать глаза, чтобы вновь увидеть, как я открываю дверь и опускаюсь на колени перед стоящей у входа женщиной. Небольшой рост, короткие черные волосы, не менее черные чуть раскосые глаза, лицо с ястребиным носом и тонкими злыми губами. Синее миди выгодно подчеркивало точеную фигуру. Ну, а стоя на коленях было удобно любоваться ее пусть и не идеально ровными, но очень привлекательными для мужских глаз ногами. 'Интересно, сколько ей лет? Похоже, ровесница Ирмы... Сумею ли я понравится...'

Зайдя вовнутрь, женщина внимательно оглядела квартиру, и удовлетворенно заметила:

— А Ирма устроила тебе уютное гнездышко, — после чего начала молча рассматривать меня. Ее пристальный взгляд, казалось вот-вот пробуравит в моем почти полностью обнаженном теле (из одежды на мне были лишь стринги) дырку, затем, вероятно моя внешность не разочаровала, он чуть смягчился. а еще через несколько минут, брюнетка завершила свой осмотр.

— Ты и в самом деле с Земли? — спросила женщина.

— Да, это так, госпожа...

— Обращайся ко мне, просто Нора. Ирма говорила, что у вас там мужчины чуть ли не равны женщинам по социальному статусу. Какой нонсенс — приравнивать друг к другу вершину творения и простого исполнителя женских желаний!

— Она дала вам абсолютно точную информацию.

— Ладно, чего только не встретишь во Вселенной, поэтому пока отставим эту тему. Я ведь у тебя первая клиентка, не так ли?

— Госпожа... Нора, простите, но я не могу давать вам такую информацию.

— Почему?

— Моя опекунша категорически запретила мне что-либо рассказывать о ней.

— Ох, какие мы правильные. Чувствуется, что Ирма успела кое-чему обучить тебя. Скажи, дорогой, как часто она наказывает тебя. Не бойся, твоя госпожа ничего не узнает.

— Я не могу обманывать свою опекуншу.

— Что это за раб, который не обманывает свою госпожу. Даже мой время от времени рискует. Ты часто обманываешь свою?

— Простите, но я не могу отвечать.

— Почему? Я ведь спрашиваю не о Ирме, а о тебе.

'Черт, опять эти упражнения в логике. Скорей бы мы уже занялись...'

— И, кроме того, разве твоя опекунша не учила тебя, что желания клиентки закон?

— Учила, — крыть было нечем. 'Боже, неужели на этой планете все женщины столь же сильны в казуистике?'

— Ну, раз учила, то, будь добр, ответь мне на мой вопрос. Иначе я разозлюсь, развернусь и уеду. Последствия представляешь?

'И неужели они все такие стервы?'

— С тех пор, как госпожа Ирма взяла меня под опеку, я не обманываю ее.

— Совсем-совсем?

— Да... Нора.

— А раньше обманывал? Ирма рассказывала, что вы не только вместе учились, но и были...

Скажи, что сейчас на Земле означает слово 'любовники'?

— Любовники... Если в двух словах, то это люди регулярно занимающиеся сексом друг с другом.

— То есть, смысл его остался прежним, и она взяла тебя под опеку еще на Земле.

'Влад, следи за языком. Он теперь занимается другой работой и отвык от долгих речей, поэтому не подставь госпожу — подруги они и на Кау-Тике подруги.'

— У нас это называется несколько иначе. Да и отношения строятся на другой основе.

— Ага, понимаю, исходя из равенства полов. Какая глупость! А теперь ответь на мой вопрос о том, какая по счету я у тебя клиентка. И не забывай, что сейчас ты не только раб Ирмы, но и мой.

— Первая, госпожа Нора.

— Вот видишь, ничего страшного с тобой не произошло. Поэтому давай в дальнейшем обходится без каких-либо правил и церемоний, и сделаем наше общение более непринужденным. Я спрашиваю — ты отвечаешь, я приказываю — ты исполняешь. Договорились?!

— Договорились.

— Как давно ты на Кау-Тике?

'Говорить или не говорить? Вдобавок нет никакой гарантии, что Ирма сейчас не наблюдает за всем происходящим у экрана компьютера. Равно как и то, что она просто решила устроить мне экзамен. Что выбрать, какой из приказов Ирмы нарушить?'

— Молчишь?! Ну, и ладно, тогда я уезжаю.

— Почти три недели, госпожа.

— Ты так и будешь называть меня госпожой?

— Нет, простите.

— И я так же буду должна вытягивать из тебя каждое слово?

— Нет, госп... Нора, нет. Я просто немного волнуюсь.

— Зачем волноваться? Не бойся, я тебя не обижу. А, если сумеешь понравится, то, поверь, не пожалеешь.

— Спасибо.

— Знаешь, давай расслабимся. В этом милом гнездышке есть что-нибудь выпить? — Нора села на диван, оббитый светло-коричневой искусственной кожей.

— Если вы о спиртных напитках, то бар и холодильник полны ими, но что вы желаете конкретно.

— Конкретно я хочу, чтобы ты сперва снял с меня туфли. Надеюсь, хоть это Ирма тебе не запретила?

— Нет, — я подошел к дивану, и опустился на колени, однако Нора не торопилась отрывать ноги от пола, а продолжила засыпать меня вопросами.

— На твоей планете мужчины часто стоят на коленях перед женщинами?

— В прямом смысле — очень редко, а в переносном — достаточно часто.

— В переносном смысле — это как? Расскажи подробнее — мне интересно.

— Ну, когда формально мужчина является, как записано в законах, равным партнером в семейных отношениях, более того иногда умная женщина даже позиционирует его, как главу семьи, но в реальности всем заправляет именно она, заставляя партнера с помощью различных манипуляций выполнять ее желания.

— Ого, как у вас все запутано. И, значит, понятие 'любовники' не соответствует понятию 'опека'?

— Вы правы, Нора, не соответствует.

— У нас все гораздо проще, яснее и честнее. Никаких манипуляции. Ты согласен?

— Полностью согласен с вами.

— Ладно, разуй меня, — Нора оторвала ногу от пола. — Только без всяких возбуждающих штучек. Просто сними туфли.

'Какие они миниатюрные. На Земле такой размер никто не носит, да и ноги Ирмы и Астры явно крупнее. Поцеловать сейчас или дождаться приказа? Ладно, не буду — сказала же, чтобы без возбуждающих штучек.' Я снял туфли, а Нора продолжила задавать вопросы.

— Тебе нравится подчиняться женщинам? Только не юли.

— Не знаю. Честное слово не знаю. На Земле этого не было, а здесь... Какие-то новые ощущения, в которых я еще не разобрался. В первые дни на вашей планете я был в шоке и мне было не до самоанализа, а сейчас... — я замолчал, стараясь подобрать нужные слова.

— Что, сейчас?

— Примерно пятьдесят на пятьдесят. Впрочем, от меня теперь ничего не зависит.

— Ошибаешься. Зависит многое, очень многое. Достаточно убедить себя, что тебе нравится целовать женские ноги, что нет ничего приятнее, чем оказаться под золотым дождем. Разве что тот момент, когда Ирма входит в тебя.

— Входит?! Как это входит?

— Ты хочешь сказать, что ты девственник?

— В смысле девственник? ('Надеюсь, Нора более толерантно относится к этому моему любимому в смысле'.) Нет, конечно, на Земле я встречался с женщинами.

— Не делай вид, что не понял о чем я тебя спрашиваю. Предупредила же, чтобы не юлил. Если будешь продолжать в том же духе, я немедленно оборву наше знакомство, поднимусь и уйду.

— Но госпожа Нора, то есть Нора, простите, я и в самом деле не понял, что вы имеете в виду под словом девственник.

— Ты хочешь убедить меня в том, что и в самом деле не понимаешь смысл моего вопроса? — Нора недоверчиво посмотрела на меня, затем чуть наклонилась и внимательно посмотрела в глаза.

— Похоже, что и вправду нет. Хм, интересно, интересно... Честный раб да еще и девственник...

— Нора, поверьте, я не вру вам.

— Ладно, будем считать, что я тебе поверила. Пятьдесят на пятьдесят, как ты говоришь. Красное вино есть?

— Да.

— Какое?

— Я не помню точное название, но госпожа Ирма сказала, что оно одно из ваших любимых.

— Хорошо иметь заботливую подругу. Сходи на кухню и принеси его.

— Слушаюсь, госп... Нора. Сколько бокалов вам налить, и что прикажете подать к вину?

— Чтобы не отвлекаться, неси всю бутылку. А к вину... Сыр или фрукты, а еще лучше — и то, и другое.

Через десять минут я вкатил в комнату сервировочный столик...

— О, 'Черный пушкарь', отлично! А почему только один бокал?

— Извините, госпожа, я сейчас принесу вам еще один.

— Мне хватит и одного бокала. Принеси бокал себе.

— ?!

— Чем ты так удивлен?

— Я не думал, что вы удостоите меня такой чести.

— Видишь, я вполне демократична. Но могу быть и диктатором. Все зависит от мужчины, но в первую очередь от моего настроения. Сейчас оно очень хорошее, но, если ты испортишь его... Мои мужчины знают, что на своей шкуре, что бывает в подобных случаях. Поэтому береги свою.

— Я все понял го... Нора.

— Так что не испорть его. Скажи, а твоя опекунша очень строга с тобой?

— Нора, я не знаю. Нет-нет, не подумайте, что я не хочу вам отвечать. Мне просто не с чем сравнивать. Уверен, что моя госпожа строга и справедлива, но сравнивать мне не с чем.

— Хорошо, я не злюсь, не переживай. Я сравню сама. Как часто она дает тебе пощечину, дергает за волосы, царапает до крови ногтями, бьет кулаком? Отвечай, но только без твоих глупых 'я не имею права'.

— Дайте подумать... Раньше такое случалось несколько раз в день, но сейчас я многому научился и заслуживаю такого наказания не чаще одного раза.

— Наказания... Глупышка, это — не наказание. Следующий вопрос: часто ли Ирма бьет тебя изо всех сил ногой, хлещет плетью, зажимает ядра или наказывает тебя каким-нибудь другим столь же болезненным способом.

— В первое время так же часто, а сейчас — не более двух-трех раз в неделю. Чаще даже два раза.

— Ох, рассмешил. Строга и справедлива. Ты не знаешь, что означает быть строгой и справедливой. Надо будет приказать Ирме передать тебя хотя бы на короткое время какой-нибудь другой женщине. Ну, мне, например. Ладно, ладно, не меняйся в лице — сегодня я добрая. Кстати, ты заметил, как легко и непринужденно протекает наша беседа после того, как ты забыл о правилах и стал со мной откровенен.

— Заметил, вы правы.

'Приказать Ирме? Нора имеет право приказывать Ирме? Хм, судя по наставлениям Ирмы, и спокойному уверенному тону, каким было произнесено 'приказать', то очень может быть.'

— Разве Ирма не говорила тебе, что ты не только должен быть неутомим в служении своим клиенткам, но и должен развлекать их беседой.

— Говорила.

— Ну так развлекай. А для этого выпей немного. Надеюсь, после этого ты расслабишься и не будешь таким зажатым, а наш разговор станет гораздо более доверительным. — Нора нежно, почти по-сестрински, погладила меня щеке.

— Влад, милый, мне так интересно узнать про Землю, про тебя, про Ирму, про то, как вы познакомились и как складывались ваши отношения до твоего приезда сюда... И еще об очень и очень многом. Ты ведь все мне расскажешь, правда? Ладно, беги за бокалом.

Взяв на кухне бокал, я вернулся в гостиную.

— Свой бокал наполни до краев, а мне налей до половины.

Я выполнил приказание, и снова опустился на колени, после чего Нора продолжила:

— Влад, я хочу выпить за твою первую клиентку.

Мы одновременно осушили бокалы. Нора оказалась права — слегка сладковатое терпкое вино и в самом деле помогло мне расслабиться.

— О, твои щеки порозовели.

Девушка взяла двумя пальцами кусочек сыра и откусила от него половину.

— Заешь, — и вторая половина куска оказалась у меня во рту.

— Вкусно?

— Вкусно. Спасибо.

— Налей еще.

Не вставая с колен, я наполнил бокал и протянул его Норе.

— И себе, — приказала она.

— Госпожа... Нора... Я давно не пил спиртного, и боюсь, что потеряю над собой контроль.

— Потеряешь контроль... А я-то думала, что тебя сейчас контролирую я.

— Ох, простите, я не точно выразился. Я боюсь...

— Ничего не бойся, а просто выполняй мои приказания.

Что же, меня и в самом деле чуть развезло. Совсем немного — ровно настолько, чтобы окончательно забыть наставления Ирмы и чтобы наша беседа стала 'совсем доверительной'.

— Значит, вы были любовниками.

— Были.

— Любовники, как я понимаю, от слова любить. Ты любил ее?

— Любил?! Она моя опекунша. Как я могу не любить ее, не повиноваться ей?

— Ты не понял или опять только делаешь вид. Там у себя, на Земле. Не повиноваться — любить.

— Да.

— Сильно?

— Очень.

— Считаешь ее красивой.

— Да.

— Ну, не отвечай так односложно. А сейчас любишь? Не опекуншу, а ту, прежнюю.

— Сейчас...

'Интересно, а какие чувства я и в самом деле испытываю к своей опекунше? Страх, преклонение, любовь... Любовь? Нет, это уже не любовь, а какая-то амальгама из...'

— Опять я из тебя должна вытягивать каждое слово.

— Простите... Ирма — моя госпожа, а я всего лишь ее собственность. Поэтому мои чувства к ней лучше выразить словами 'повиновение', 'преклонение', 'обожествление'.

— Значит, не любишь.

— Не смею любить.

— А разве на это нужно разрешение?

Я промолчал, не зная, что ответить. 'Что-что, а с логикой у женщин этой планеты полный порядок. Скорей бы она начала использовать меня, так сказать, по прямому назначению.'

— На Земле — нет. А здесь...

— Что 'здесь'? Здесь тоже можно не только повиноваться, преклоняться, обожествлять, но и любить. Разве на Земле ты не испытывал тех же чувств по отношению к своей Ирме?

— Ну, не повиновался и не обожествлял — это точно. Немного преклонялся...

— Значит, твоя любовь здесь только окрепла.

'Железная, без всяких кавычек, логика! О, Космос, скорей бы Нора вспомнила, зачем пришла сюда.'

— Скажи, а меня ты смог бы полюбить?

'Полюбить Нору?! Она просто издевается. А, если еще расскажет Ирме... Вот женщины посмеются...'

— Я...

— Ты-ты! Представь, что я куплю тебя у Ирмы.

'Когда же это закончится!'

— Повиноваться и преклоняться — да!

— А обожествлять?

— Если вы воспитает во мне это чувство.

— Воспитаю, уж поверь.

'Верю. Госпожу Ирму в мягкости не упрекнешь, но сердце мне подсказывало, что Нора на порядок жестче.

— А представь на секунду, что тебе каким-то образом удалось улететь на Землю, уверена, что в душе ты мечтаешь об этом, и мы встретились там с тобой, так сказать, на равных. Ты смог бы

Полюбить меня.

— Не знаю, госпожа. Тем более, какой смысл думать о том, чего не может быть никогда.

— Как знать, как знать... Пока мы живы, шансы есть на все. Вот я выкуплю тебя у Ирмы, затем, сумасбродство у меня в крови, вдруг пожалею своего раба и отпущу на Землю. Там ты снова станешь самим собой, а я, соскучившись, прилечу к тебе. По-моему, не такой уж нереальный расклад.

'Влад, врет она все, и издевается... Либо по состоянию души, либо, а это очень вероятно, по сговору с Ирмой.'

— А можешь влюбиться в меня и на Кау-Тике. Заранее даю разрешение, хотя мне было бы гораздо приятнее, чтобы ты обошелся без него. Я тебе нравлюсь? Нравлюсь — по глазам вижу. Придвинься чуть ближе.

Я не ответил — возражать было опасно, тем более, что сейчас в моих чувствах и мыслях царил сумбур и любой ответ был бы нечестен. Я перебрался сантиметров на тридцать ближе к дивану и тут же ноги Норы оказались на моих плечах. Трусиков на женщине не было.

— Мы с Ирмой часто спорили, у кого красивее. И не делай вид, что не понял — твой взгляд выдает тебя.

— У... У...

'О, боже, что за игру она затеяла, и сколько здесь микрофонов...'

— У кого?

'И в самом деле, у кого?! Обе красивые, обе вызывают желание служить им... Ладно, госпожа Ирма, вы сами кинули меня под танк...'

— У вас.

— Повтори ясно и громко. 'Ваша киска, любимая Нора, красивее, чем киска Ирмы.'

Я выполнил приказания и тут же подвергся граду новых вопросов.

— Как часто ты делаешь Ирме ланет? Ты опять перестал отвечать на мои вопросы.

— По первому ее желанию.

Ирма резко ударила раскрытой ладонью по моей шее.

— Ты дерзишь, тупишь или юлишь? Понятно, что ты все в теперешней своей жизни делаешь по ее желанию.

— Ежедневно... Иногда по несколько раз.

Обжигающая горло боль, не давала связно говорить, а Нора все не унималась...

— А на Земле?!

— Нет.

— У вас это не принято?

— Принято, но я не делал.

— Почему?

'И в самом деле, почему?!'

— Не знаю.

— Ты не хотел или она?

— Я.

— В своих письмах Ирма, рассказывая о тебе, отдавала должное твоему уму и логике. Но твои слова свидетельствуют об обратном.

— Понимаю.

— Что ты понимаешь?

— Что своей глупой мужской гордыней лишал любимую женщину удовольствия.

— А себя.

— На Кау-Тике я понял, что и себя.

— От чего ты получаешь удовольствие? Ее соки вкусные?

— Вкусные?! Я бы так их не назвал. Не вызывают отвращения, но не более.

— Тогда от чего?

— От того, что доставляю госпоже удовольствие.

— И все?!

— И... И от того...

— Ну, смелее.

— В этот момент я предельно ясно ощущаю ее полную власть над собой.

'Никогда не был на у психолога, но, похоже, наверстал этот пробел — всего за несколько минут Нора разложила меня на составные части. Надеюсь, она не забыла об основной цели своего визита?'

После моего ответа Нора замолчала. А через минуту ее пальчики дотронулись до покрытого густыми черными волосами лобка, дав мне ясно понять, что мои тревоги за память моей первой клиентки беспочвенны, и сейчас, наконец-то, она потребует от моих губ и языка вовсе не разговоров.

* * *

— Влад, учитывая, что ты новичок, ставлю тебе четверку с минусом, хотя по справедливости больше тройки ты не заслужил. Но, учитывая твои природные данные, и то, что ты с Земли, я могу согласиться с Ирмой, считающей, что ее проект перспективен.

Я поцеловал лежащую на моем плече ножку.

— Но вернемся к нашему разговору. Ответь, ты хотел бы, перейти под мою опеку?

— У меня нет своих желаний. Но, если Ирма передаст меня под вашу опеку, то я буду...

— Я поняла — ты будешь преклоняться передо мной, и повиноваться мне. Не так ли?

— Да, госпожа.

Последовал новый удар ладони по моей шее. Правда на этот раз не такой сильный.

— Это — не ответ. Все рабы повинуются своим опекуншам. Меня сейчас интересуют твои чувства, а ты скрываешь их от меня за односложными стандартными ответами.

'Опять началось...'

— Не гневайтесь, но я только-только приучил себя к мысли о том, что у меня не может быть никаких желаний, кроме желания служить своей госпоже. А кто будет моей госпожой — решать не мне.

— Ладно, оставим на время эту тему. Скажи, а у Ирмы были другие мужчины на Земле?

'Хм, как бы ответить правдивой ложью...'

— Не знаю... Вполне возможно — просипел я.

— Не юли. Кстати, ты понял, почему я ударила тебя.

— Да.

— И почему же?

— Из-за того, что я опять употребил слово 'госпожа', обращаясь к вам.

— Возможно, ты и прав. А, возможно, причина в чем-то другом. Других вариантов ответа у тебя нет?

— Есть.

— Слушаю тебя.

— У вас просто могло возникнуть желание ударить меня.

— Без причины?

— Без причины!

— О, я смотрю, Ирма многому научила тебя. Но мы отвлеклись — я жду рассказа о любовных приключениях моей подруги.

— Приключения... Для приключений у нее не было времени. Во всяком случае, я был уверен, что Ирма верна мне.

— А твое 'возможно'.

— На Земле существует много притч о верных женщинах.

— А этот ваш преподаватель. Ирма мне о нем писала. Профессор... Черт, имя вылетело из головы.

'Все понятно. Нора знает обо мне и наших отношениях с Ирмой очень много.'

— Арнольд. Но я узнал о том, что он спал с Ирмой только на Кау-Тике. Госпожа сама сказала мне.

— Точно, вспомнила, — Арнольд. И как ты ничего не заметил?

— Любовь слепа.

— Спорное мнение. Но вернемся на Землю.

НЕМНОГО О КОРРУПЦИИ

Начальница Астры... Я вспоминаю первую встречу с этой дородной элегантно одетой женщиной, состоявшуюся в небольшом деревянном коттедже на берегу живописного озера. Русые волосы, свободно ниспадающие на покатые плечи, широкое лицо... Оно могло бы показаться миловидным, если бы не усмешка, которая многое говорила о характере начальницы Кау-Тикаянской таможни. О многом говорила и та почтительность, с которой к ней обращалась 'тетушка Астра', а Ирма... Моя властная опекунша на этот раз исполняла роль молчаливой прислуги, обслуживая расположившихся на веранде женщин.

Но, немного забегу вперед, и скажу, что мои страхи оказались напрасными — ко мне госпожа Тарма относилась в целом неплохо. Впрочем, разве можно плохо относиться к подарку? Или, назовем вещи своими именами, к взятке? Да-да, в данном раскладе я был всего лишь обычной взяткой или, как говорили в старинных гангстерских фильмах, платой за крышу. (Насколько мне известно, Тарма не была компаньоном Астры и Ирмы, но оказывала всяческое содействие их бизнесу, решая, пользуясь своими связями, те или иные вопросы.)

Раз в декаду я поступал в полное распоряжение начальницы таможни и, хотя женщине было явно за сорок, признаюсь, мне нравилось ублажать ее пышное тело. Вероятно, все дело было в той ауре, которой в полной мере не обладали ни Ирма, ни Астра, ни большинство других моих клиенток — ауре власти. И делая Тарме кунилингус, я ощущал себя рабом древнеримской матроны, от прихоти которой зависели мои здоровье и жизнь. 'Понравиться, понравиться, понравиться!' — лишь одна эта мысль пронизывала в тот момент все мое естество...

Наши встречи чаще всего проходили в том же коттедже. Однако время от времени местом наших встреч был расположенный в центре города пентхаус Тармы. Там-то я и познакомился с ее дочкой.

ТАРМА-МЛАДШАЯ

Тарма младшая... Когда я впервые увидел ее, то сразу понял, что от отца или от более далекого предка по отцовской линии она унаследовала только черные волосы. Все остальное у нее было от мамы. В том числе и властный характер. Чтобы понять это мне понадобилось всего лишь десять минут. Но обо всем по порядку.

День начался как обычно. Ранний подъем, зарядка, пятнадцатиминутная пробежка, холодный душ, легкий, но калорийный завтрак... Затем, как заведено Ирмой, я приготовил кофе, и отнес его в ее спальню.

— Доброе утро, госпожа. Ваш кофе.

— Поставь на пол. Не забыл, что у тебя сегодня свидание.

'Свидание... Надо же...'

— Нет, госпожа, как можно.

— Как можно... Вот так и можно. Надо все контролировать...

'Плохое настроение... А я вчера вечером так старался... Госпожа хочет продолжить?!' Но я ошибся — продолжить Ирма не захотела.

— Пошел вон.

'Вон, так вон.' Я вернулся в свою комнатушку и стал ждать, когда придет сообщение от Тармы, в котором она должна была назначить время нашей запланированной на сегодня встречи. Долго ждать не пришлось — '13.15. У меня.'

В назначенное время я позвонил в дверь, но вместо Тармы дверь мне открыла одетая в домашний халат черноволосая девушка, черты лица и фигура которой не оставляли сомнения в том, кем она приходится начальнице таможни.

— Здравствуйте, я к госпоже Тарме.

Тарма-младшая не ответила, но немедленно 'включила' оценивающий взгляд. (К тому времени я уже научился не смущаться под такими взглядами — в конце концов, это вполне естественно, что женщины хотят получше рассмотреть представителей противоположного пола.)

— Ты кто?

— Я от Ирмы, Я...

— Влад?

— Да. А где госпожа Тарма?

— Ее сейчас нет, — ответила девушка, продолжая демонстративно рассматривать меня с головы до ног.

— Я...

— Мама предупреждала, что ты придешь. Заходи.

Девушка посторонилась, пропуская меня в дом.

— Становись на колени, — добавила она еще через минуту. — Лицом к пуфику.

'Ого! Девочка, мне Ирма про тебя ничего не говорила. Да, я должен всеми силами стараться завоевать благосклонность главной таможенницы. Ирма и ее тетя прожужжали мне об этом все уши. Но распространяется ли эта инструкция на Тарму-младшую?' Впрочем, за время пребывания под опекой Ирмы я понял, что с каутикаянскими женщинами покорность всегда уместна. Поэтому я счел за лучшее не выяснять полномочия, а просто выполнил полученный приказ.

Девушка села на пуфик и икры ее толстых ног тут же оказались на моих плечах.

— Подвинься ближе.

'О, черт, я кажется ошибся. Если сейчас здесь появится ее мама...' Да, таких двусмысленных ситуаций на Кау-Тике у меня до сих пор не было.

— Я жду.

'Она ждет... Подвинусь, а в прихожую тут же зайдет хозяйка дома. Да и, в конце концов, направлен я к ней, а не к ее дочке...'

— Молодая госпожа! — я сознательно сделал ударение на первом слове, — Меня направили к госпоже Тарме. А о том, что я должен слушаться вас, никаких распоряжений не было. Поэтому, простите меня, но пусть мне об этом скажет либо она сама, либо моя хозяйка.

В ответ на мое заявление девушка чуть наклонилась, схватила двумя руками мои волосы и резко потянула их на себя.

Было очень больно, и я невольно переставил колени. Теперь на моих плечах покоились не икры, а пышущие жаром бедра Тармы-младшей, а ее лоно (трусиков на девушке не было) находилось в дециметре от моего лица.

Проявленное девушкой насилие было для меня лучшим выходом из создавшегося положения. 'Что же, алиби обеспечено, если в доме есть видеокамеры, то они зафиксируют, что я в меру сил оказывал ненасильственное сопротивлении, и в то же время меня нельзя обвинить в агрессивном сопротивлении — мои руки смирно лежат на коленях. Ну, а дальше... Дальше пусть женщины разбираются между собой, я же...'

К моменту знакомства с Тарой я уже был 'профессионалом'. Не знаю, насколько высококлассным по местным меркам, но что и как следует делать в подобных случаях, я знал назубок. И одновременно, тогда я еще боялся признаться себе в этом, но мне начинало... Да, да — нравиться! Первый робкий поцелуй дурно пахнущей (девушка сегодня еще явно не мылась) небритой вагины... Короткая пауза и новый поцелуй — уже чуть смелее... Затем мой влажный язык нежно прошелся по широким яшмовым воротам... И снова поцелуи, с каждым разом становящиеся все более и более уверенными и страстными. А затем мой язык стал выписывать замысловатые фигуры на возбужденном клиторе. Где-то там, в вышине, раздалось тихое 'О-о-о', моим волосам стало по-настоящему больно, но боль и женское постанывание только завели меня...

— Все, хватит, скоро мама придет, — теперь девушке пришлось уже не притягивать, а отталкивать меня. — Сходи в ванну, приведи себя в порядок и садись в передней на пол. Маме скажешь, что мы встретились в дверях — я впустила тебя, а сама куда-то убежала на курсы. Понял?

— Понял, госпожа.

— В любом случае постарайся не проколоться — я хочу еще раз с тобой встретиться. Без такой спешки, как сегодня. Да, и на будущее — обращайся ко мне "госпожа Дарина". А теперь быстро иди приводи себя в порядок — мама не должна ничего заподозрить.

Вторая наша встреча произошла через два месяца и была для меня такой же неожиданной, как и первая. Приехав к назначенному Тармой времени в коттедж, я был несказанно удивлен, когда дверь мне открыла Дарина.

— Входи быстрее, холодно, — дочка Тармы была одета лишь в соблазнительный легкий халат.

— Здравствуйте, госпожа Дарина, — почтительно приветствовал я девушку. — А госпожа Тарма...

— Заткнись и раздевайся, — громко приказала Дарина. — Полностью!

Мне стало понятно, что мы в коттедже одни. 'Интересно, когда вернется Тарма и что означает полностью?' Не желая терять драгоценное время, я максимально быстро выполнил приказание, оставшись в одних стрингах.

— Ты не расслышал? Я сказала полностью.

'Полностью, так полностью...' — стараясь унять напавшую на меня нервную дрожь, я снял трусы.

— Скрести руки на затылке.

'Интересно, что будет, если сейчас сюда войдет ее мама?' — я задал себе все тот же вопрос, что и при нашей первой встрече.

— Хорошо. А теперь стань на колени.

Я выполнил и этот приказ. Дарина подошла ко мне вплотную и распахнула полы халата, — как и в прошлый раз он был надет на голое тело. Руки девушки легли на мои плечи.

— Начинай!

'Что же...'

Мои губы коснулись жестких волос, и через несколько секунд мой язык нашел проход в густой растительности девушки.

— Не торопись. Нашим встречам теперь никто не помешает.

От удивления я остановился, а Дарина продолжила:

— Мама разрешила, чтобы я пользовалась тобой, когда у нее дела. Так что сегодня нам некуда спешить. Будь добр, покажи все, чему тебя научила эта сучка Ирма. Мне интересно, почему она не хочет продавать тебя.

'Не спеши... Что же, как скажите, молодая госпожа, не буду... И почему она называет мою опекуншу сучкой и, главное, почему Ирма не хочет продавать меня? Я же ее раб и ее вещь.'

Мой язык покинул 'джунгли' Дарины. 'С чего начать? Ну, раз мы никуда не спешим...'

Я лег на пол и начал целовать пухлые пальчики. Медленно и нежно, правая нога, левая... Затем за работу принялся мой язык...

— Я устала стоять. Пошли в спальню.

'Как скажите, моя госпожа. В спальню — так в спальню. Я готов ублажать ваши прекрасные ноги где прикажите. Прекрасные ноги?!

Черт, с каких пор тебе начали нравиться пышки с короткими полными ногами...'

БУНГАЛО

Я начал продвижение к двери, ставшего по воле Ирмы местом моего обитания на Кау-Тике миниатюрного бунгало, как только услышал звук остановившегося возле дома автомобиля. И все же едва успел встретить сообразно установленным своей опекуншей правилам ее новую гостью. А ведь путь, проделанный той от автомобильной дороги, был, как минимум, вчетверо

зрения привычек. В том числе задавать вопросы. 'На коленях, так на коленях', — подумал я, получив длиннее моего...

Впрочем, моя медлительность была легко объяснима: дело в том, что передвигался я к месту нашей встречи на коленях. Почему столь странным способом? Дело в том, что так приказала Ирма, госпожа Ирма. С тех пор, как я оказался в полной ее власти, прошло чуть больше месяца, но моя опекунша отучила меня от многих дурных с ее точки приказ. Но моя госпожа все же разъяснила мне его смысл:

— Влад, завтра тебя навестит очередная клиентка. Дама очень и очень экстравагантная. И одно из ее требований касательно предоставляемого мной сервиса, чтобы ты с самого утра ждал ее на коленях. Если тебе что-либо непонятно, разрешаю задать вопросы, чтобы потом ты не ошибся.

— А когда она приедет?

— Это не имеет никакого значения. Может даже вообще не приехать, повторюсь, у нее свои причуды. Она арендовала тебя на 24 часа с 10.00 завтрашнего дня. Заплатила щедро, не торгуясь, но поставила столь странное условие. Впрочем, от моей подруги всего можно ожидать. Так что уж не подведи меня, и постарайся, чтобы она осталась довольна.

— А передвигаться по дому я могу?

— Да, конечно же, без проблем. Но только на коленях, встать с которых тебе может разрешить только Ин.

— Ее зовут Ин?

— Не вздумай так ее называть. Для тебя она — Ингрид. И не забудь, как можно чаще употреблять 'госпожа'.

— И как она проконтролирует, соблюдал ли я ее требование?

— Ну, во-первых, я уже говорила тебе, что все происходящее в этом бунгало записывается на камеры. А, самое главное, я не обманываю своих клиенток. Особенно таких, как Ингрид. Так что не глупи, и не ставь мой скромный бизнес под удар. Понятно?

— Понятно, госпожа.

— Ну, а раз понятно, то перейдем к другой теме. Влад...

Госпожа широко расставила свои божественные ноги и я принялся за дело.

Скромно опущенный в пол взгляд не помешал мне рассмотреть Ингрид. Явно за тридцать, волосы цвета вороньего крыла, резкие черты лица. 'Не миловидное, это уж точно, скорее даже злое, но, что-то в нем притягивает... Влад, не обманывай себя — тебе всегда нравились такие женщины. Просто Ирма невольно (или вольно?!) ввела тебя в их круг.'

— Что же, Влад, давай знакомиться, — и Ингрид протянула мне для поцелуя правую ногу.

Я осторожно прикоснулся губами к носку ее туфельки.

— Если тебе нравится целовать женскую обувь, то могу тебе подарить что-либо не актуальное из своего гардероба. А сейчас оставь мою туфельку в покое. Впрочем, лучше сними ее. И без этих новомодных штучек, руками...

За месяц на Кау-Тике я прекрасно освоил операцию 'разувание госпожи', и быстро выполнил приказ.

— А теперь вторую. Ох, как хорошо! — Ингрид пошевелила ухоженными пальчиками.

'Женщина явно не боится испачкать ноги на пыльной дорожке. Хотя, собственно, чего ей бояться — знает, что грязными они будут ровно столько, сколько она пожелает.'

— Ну, почему не принято ходить к проститутам в шлепанцах? Можно подумать, что это сильно роняет авторитет госпожи. На Земле тоже существует такое понятие как дресс-код?

— Да, госпожа.

— Ладно, пошли в дом. Вернее, отвези меня туда.

Ингрид подняла туфли и села мне на спину.

— Поехали!

— Отдышался?!

— Да, госпожа.

— Что-то ты слабенький. Но продолжим знакомиться. Ирма сказала, что я могу делать с тобой все, что только пожелаю. Кроме одного, — Ингрид чуть наклонилась и властно взяла меня за подбородок. — Ты болен?

— В каком смысле?

— В смысле нет ли каких-либо дефектов в твоем заднем проходе.

'В заднем проходе?!'

— Нет, госпожа, я абсолютно здоров.

— Тогда почему она придумала для меня такое ограничение? Отвечай, — и женщина подняла мою голову.

Наши взгляды встретились, но через мгновение я снова попытался опустить глаза: выдержать пристальный, просвечивающий тебя, словно рентгеном, взгляд Ингрид было невозможно. Однако она не дала мне сделать это, снова подняв мой подбородок:

— Я внимательно слушаю.

— У нас на Земле это считается зазорным. И я, отдаваясь Ирме под опеку, оговорил, что она никогда сама не будет и не позволит кому-либо сделать со мной подобное.

'Надеюсь, она поверит в мою ложь?'

— Понятно. Узнаю Ирму с ее либеральными штучками. Значит, и сама она по условиям вашего договора не может делать с тобой, как ты выразился, подобное?! А она не пыталась нарушить его?!

'Ирма считается здесь либералкой!?'

— Нет, госпожа.

— А мне вдруг так захотелось войти в тебя. Значит, нельзя? А, может, все-таки, позволишь мне сделать это?

— Нет, госпожа, и не упрашивайте.

— А я и не упрашиваю. Разве должна госпожа упрашивать своего раба? Я же не Ирма! Но прежде скажи, на Земле все мужчины такие суровые?

Я промолчал, поняв, что Ингрид на самом деле издевается надо мной.

— Это невежливо, не отвечать на вопрос. Тем более, когда тебе его задает женщина. Согласен? Или на вашей планете это не считается признаком дурного тона?!

Вы правы, госпожа, невежливо.

— Я всегда права. Влад, ты знаешь, я придумала как побороть твою нерешительность. Нет-нет, не бойся — никакого физического воздействия. Разве позволю я себе портить чужое имущество. Просто представь на секунду, что я расскажу всем клиенткам Ирмы, что ты был со мною груб, да и ублажать женщину толком не умеешь. Представил?!

'Ну и стерва... Как выйти из положения?'

— Представил, госпожа. Но ведь ничего подобного не было и...

— Заткнись. А раз представил, то прояви благоразумие, и позволь мне удовлетворить мою маленькую прихоть. А еще к своему рассказу добавлю, что ты ставишь Ирме условия. Вот уж все наши общие с ней знакомые посмеются. Ну, что молчишь?

Крыть было нечем. Впрочем, за время пребывания на Кау-Тике я претерпел столько унижений... Одним больше, одним меньше...

— Ну-ну, решайся.

И я решился. Чувствуя, как начинают краснеть щеки, я промямлил:

— Вы... Вам... Я не могу... Словом, делайте со мной, что хотите...

— Сделаю, уж в чем-чем, а в этом не сомневайся, мой мальчик. И только попробуй стонать и скулить от боли!

— Как скажите, госпожа. Постараюсь не скулить.

— И в чем причина такой перемены? Захотел попробовать чего-то новенького? Или моя угроза подействовала?

— Пробовать... Нет, ничего пробовать я не хочу. И объяснить толком ничего не могу: мысли путаются от вашего взгляда.

— С моим взглядом что-то не так? Он тебе не нравится?

— Он... Он такой...

— Какой?

— Он такой властный. Поэтому... Словом, делайте со мной все, что посчитаете нужным...

— Приятно слышать. Поэтому ничего не бойся: кричать тебе не придется — я сделаю все очень осторожно. Тебе даже понравится. Будешь потом еще умолять свою опекуншу, чтобы она нарушила ваш договор и входила в тебя как можно чаще. Ты умеешь надевать на женщину 'пояс власти'? Впрочем, что я такое спрашиваю, если ты девственник, то, конечно же, нет. В этом симпатичном сарайчике водятся такие игрушки?

'Для нее это бунгало сарайчик??'

— Пояс власти или пояс верности?!

— Власти. А что такое пояс верности? Впервые слышу о таком.

— Это устройство, с помощью которого знатные мужчины на моей планете в глубокой древности страховались от возможной измены своих жен. А что такое пояс власти?

— Ну, это такая штуковина в виде пояса с прикрепленным к нему искусственным членом. Так есть она здесь или нет?

— Точно не знаю, госпожа Ингрид, надо поискать.

— А на Земле существуют пояса власти?

— Есть, но у нас это, скорее, игрушки, призванные разнообразить интим, нежели символ реальной власти. И название у них другое.

— Какое же?

— Страпон.

— Ладно, оставим пока эту тему. Прибережем ее на десерт. Ирма очень нахваливала твой язык, хотя и говорила, что тебе еще учиться и учиться. Он и в самом деле так хорош или это только недобросовестная реклама некачественных услуг?!

— Раз моя госпожа так говорит... Не смею опровергать ее слова. А о том, что я умею или не умею, лучше судить вам.

— Логично. Я читала, что на некоторых отдаленных планетах, мужчины могут рассуждать столь же логично, как и женщины, но до сих пор не верила в это. Скажи, это правда?

'Хм, ну и вопросик. Надо найти аккуратный ответ...'

— Да, моя госпожа. Только логика у наших мужчин немного, так сказать, своеобразная.

— Своеобразная?! Расскажи.

— Ну, мы строим немного другие логические цепочки. Это долго объяснять. Например...

— Ладно, довольно разговоров. Сейчас ты познакомишь меня со своей логической цепочкой. Раз твоя госпожа говорит, что твой язык создан для нечто большего, чем простое бла-бла-бла, и действительно достоин ее похвал, то что ты должен сделать, чтобы доказать мне правоту ее слов?

* * *

— Что же, признаюсь, я не верила Ирме, считая ее рассказы о тебе обычным бахвальством, но твой орган речи и в самом деле очень хорош. И логика у земных самцов вполне на уровне. Теперь стану приезжать к тебе регулярно. Надеюсь, ты не против?

— Я всегда буду рад услужить вам. Но от меня ничего не зависит. Все решает госпожа Ирма.

— Ну, уж с ней-то я договорюсь. Ты аккуратно все вылизал?

— Да.

— А почему ты не добавляешь госпожа?

— Но вы же сами сказали, чтобы я этого не делал.

— А теперь я хочу, чтобы ты обращался ко мне по всей форме.

— Слушаюсь, госпожа.

— Отлично. А сейчас... Сходи к моей машине и принеси мою сумочку. Она на заднем сидении.

Я попытался подняться, однако Ингрид не дала мне сделать это.

— На коленях!

Сколько времени я добирался к машине? Не знаю, но мне показалось, что целую вечность. Увы, сумки на заднем сидении не было. Чертыхаясь, я вернулся в бунгало — все так же на коленях.

— Где тебя носит? И почему без сумки?

— Госпожа, но ни на заднем сидении, ни в салоне вашей сумочки нет.

— Нет?! Ах, точно, я оставила ее дома. Ну, это дело поправимое. Какой здесь адрес?

— Не знаю, госпожа, Ирма не называла мне его.

— И это — не проблема. Сейчас посмотрим адрес на каулокации. Ага, нашла. А теперь давай вместе выберем игрушку для твоей маленькой попки. Посмотри сюда.

Ингрид поднесла к моему лицу экран мини-компа, и начала прокручивать его. Фотографии молодых девушек и зрелых женщин с надетыми страпонами (оказывается это они называются каутикаянами жезлами), сцены с использованием данных приспособлений, сами жезлы с указанием цен и размеров...

— Тебе какой из них нравится?

Я не ответил.

— Молчишь?! Ну, тогда я выберу сама. Еще раз спрашиваю: ты точно девственник?

'Девственник... В том смысле, какой она вкладывает так уж точно.'

— Да, госпожа.

— Дай я для верности проверю. Встань на ноги и повернись ко мне спиной... Стоп, есть здесь гигиенические перчатки?

— Да, госпожа.

— Принеси. И какой-нибудь крем или гель захвати.

— Слушаюсь, госпожа, но я не знаю есть ли здесь крем или гель.

— Найти их в твоих интересах.

Я выполнил приказ. Ингрид медленно надела перчатку, и погладила мою щеку. Затем дотронулась до губ.

— Открой ротик. Хорошо... А теперь лизни...

'Ну, и игры у нее. Извращенка...'

— Отлично, молодец.

Ингрид засунула указательный палец мне в рот.

— Тебе нравится, когда я в тебя проникаю?

'Как такое может нравиться?! Черт, а ведь нравится...'

— Да, — промычал я.

Второй рукой Ингрид дотронулась до моего мгновенно возбудившегося члена.

— О, я чувствую, ты не врешь — тебе и в самом деле нравится.

'Не может быть, но мне и в самом деле нравится!'

— А теперь повернись.

Я повернулся и через мгновение почувствовал, как Ингрид раздвигает мои ягодицы.

'Нет...'

— Ты, похоже, и в самом деле девственник. Молодец, не соврал. Значит, пожалею твою попку и на первый раз закажу поменьше. Сейчас отправлю заказ на срочную доставку.

Пальчик Ингрид начал осторожно играть с моим анусом. 'Еще немного и я финиширую...'

— А ты тем временем посмотри картинки...

Ингрид вынула пальчик, сняла перчатку, бросила ее на пол и что-то набрала на телефоне. А затем поднесла его к моим глазам.

— Все, заказ я сделала, а ты просвещайся.

'Картинки... Точно такое же порно, как и на Земле. Грубее, конечно, да и игрой, уж это я знаю точно, здесь и не пахнет.'

— На Земле опекунши так же ведут себя с мужчинами?

— Госпожа, на Земле нет опекунш.

— Ах, да, совсем из головы вылетело. Но властные женщины, надеюсь, у вас есть?

— Есть, госпожа, но не среди моих бывших знакомых.

— Ладно оставим эту тему. Пока ты ликвидируешь пробелы в своем сексуальном образовании расскажи мне, как ты познакомился с Ирмой...

-...Так, в целом понятно, хотя мне кажется, что ты что-то не договариваешь. Впрочем, сейчас меня больше интересует другое. Расскажи мне... О, твои игрушки приехали. Пойди принеси их.

— А, если они потребуют оплату.

— Я уже оплатила с карточки. Иди... Нет, не вставай — на коленях.

— Но...

— Давай договоримся на будущее: никаких 'но'. Я приказываю — ты исполняешь. Понятно?

— Понятно, госпожа Ингрид.

— Вот и славненько.

— Ты очень долго.

'Долго... У меня наверняка содрана кожа на коленных чашечках, а уж мозоли на них будут сто процентов.'

— Но я же по вашему приказу полз на оленях.

— Ладно, давай откроем. Что тут у нас?! Отлично! Полный набор. И большие, и маленькие. И даже с цветом угадали. Скажи, тебе нравится темно-коричневый?

'Нравится?! Как такое может понравиться?! Но раз ты принял ее правила игры, то лучше помалкивать и со всем соглашаться.'

— Нравится...

— А почему так неуверенно?!

— Я... Я не знаю.

— Скажи громко и уверенно: "Мне нравится, госпожа Ингрид. Вы угадали мои самые сокровенные желания."

'Сокровенные желания?! Ну и стерва...' Я повторил фразу, а затем по требованию Ингрид сделал это ещё два раза.

— Вот — это совсем другое дело. А теперь достань понравившийся тебе жезл из упаковки.

Осторожно, как будто это взрывное устройство, я достал страпон.

— Да, не бойся ты так. Я уверена, что вы скоро подружитесь. Поцелуй его.

— Поцеловать?

— Я разве не ясно сказала? Или тебя что-то смущает?

'Смущает, еще как смущает, но делать нечего...' Я осторожно дотронулся губами до края страпона.

— Я сказала поцеловать!

Мой поцелуй был похож на молниеносный укус змеи.

— Ну, кто так целует? Ты и меня так будешь целовать?

— Вас?!

— А что тебя так удивляет?

— Но вы же...

Я начал подбирать слова.

— Имею право делать с тобой все, что захочу.

Ингрид резко наклонилась и ее губы впились в мои. Я автоматически ответил, и тут же мое сознание пронзил страх. 'Влад, кто разрешил тебе подобную вольность...' Но все обошлось.

— А ты хорошо целуешься. Со вкусом. Теперь вот так же поцелуй и его.

Я закрыл глаза, представил, что передо мной губы Ингрид...

— Глаза открой. Неужели ты и вправду его боишься?! Не бойся — это всего лишь член. Член твоей госпожи. Ну, будь паинькой, целуй.

Я открыл глаза и поцеловал страпон.

— Жарче!

'Как она себе это представляет?!' Я постарался изобразить страсть.

— Уже лучше. А сейчас поработай язычком.

Я облизал пугающее меня изделие.

— А теперь смотри внимательно и запоминай.

Ингрид забрала у меня страпон и прикрепила его к поясу.

— Запомнил?

— Да, госпожа.

— Хорошо. А теперь я хочу убедиться, что ты все сделаешь правильно. Надень его на меня.

Ингрид отсоединила страпон и протянула мне две части конструкции. Я соединил их и начал застегивать пояс на талии, но тут же получил болезненную пощечину.

— Ты должен целовать символ женской власти при первой возможности. Скажи, у тебя сейчас была такая возможность?

— Была, госпожа, простите.

— И...

Что скрывалось за этим 'и' я не понял, но счел за лучшее немедленно поцеловать страпон. Жарко, с чувством... Как учила госпожа Ингрид.

— Еще!

— Я повторил.

— А теперь проведи по нему языком.

Я выполнил приказ.

— Целуй!

Я постарался изобразить максимум страсти.

— А вот теперь можешь надевать.

С максимальной осторожностью я начал закреплять пояс на чуть полноватой талии Ингрид.

— На одну застежку туже.

'Как скажите, госпожа. Почему так дрожат мои руки?'

— Хорошо. Целуй!

Я поцеловал страпон.

— Еще... И еще...

Волна возбуждения прокатилась по моему телу.

— Теперь языком! Можешь обнять мои бедра.

Новая волна. 'Ее бедра бьют током...'

— А сейчас открой рот. Шире, еще шире!

Руки Ингрид схватили мои волосы.

'Больно! Она вырвет мне волосы!' Но тут же я забыл о волосах — женщина с силой ввела страпон мне в рот. 'Я задыхаюсь... Сейчас меня стошнит... Она пробьет мне заднюю стенку глотки... О, боже...'

— Дыши носом. И расслабься — ни с кем, кого я трахала, ничего плохого не происходило.

Совет оказался полезным — дышать стало легче. Ингрид начала поступательные движения страпоном.

'Я... Я... Я делаю минет??'

Ингрид постепенно начала убыстрять темп. Еще... Еще... Еще... 'Когда же она прекратит? Прекратит? Ты хочешь этого??' Мой член вырывался из стрингов. 'Еще немного и я кончу.'

Однако первой финишировала Ингрид. По ее телу пробежала дрожь, а мой рот начал стремительно наполняться неизвестной вязкой жидкостью.

'Что это?'

— Глотни!

Я замер. 'Что я должен глотать??'

— Не бойся, глупыш, не бойся. Разве на вашей планете таких устройств нет?

'Точно — есть. И очень давно. Просто из головы вылетело, да и не интересовала меня эта тема никогда.' Я сделал осторожный глоток, затем еще один.

'Похоже на чуть подслащенный сироп...'

— Все выпил?

— Все госпожа.

— А сейчас я займусь твоей попочкой. Вставай.

Я поднялся с колен.

— Подойди к столу. Вплотную. Хорошо. Теперь ляг на него грудью и держись руками за дальний край. Отлично. Вот так и стой, а я пока поменяю капсулу. И не вздумай менять позу.

— Слушаюсь, госпожа.

Затем Ингрид села в кресло, достала из коробки запасную капсулу и вставила ее в страпон.

'Сейчас начнется...'

— Скажи, здесь есть какая-то еда?

— Только конфеты и шоколад, госпожа.

— Плохо.