| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Побыв на этой станции примерно сутки, мы снова двинулись на отступающего противника и так повели наступление на Пинск, где, конечно, пришлось также встретить очень много препятствий чисто природных — это знаменитые, славящиеся своей прелестью Пинские болота, тянущиеся на сотни вёрст. Вот даём решительный бой, и неприятель отступает. Мы заняли город Пинск. Здесь в моей жизни получается изменение: я был определён в штаб отряда старшим писарем, где в последствии приходилось быть за адьютанта отряда. Заняв Пинск, здесь нашему отряду была дана передышка, и мы тут простояли дня четыре. Много было разных мелких приключений. Ребята, как наступит вечер, забирают пищевые мешки и айда за яблоками в большие сады. Конечно, не обходилось дело и с неудачами, пойдут, а их садовник-сторож цап, но что он с ним сделает, бросят яблоки и всё. Много, конечно, было разных мелких казусов, но в пылу и после боевого времени они как-то проходили незаметно. Каждый день ходили купаться в городскую купальню. Но вот опять распоряжение продолжать наступление, и отряд двинулся дальше по направлению на Брестлитовск, "Брестлитовскую крепость". Наступление вели усиленным темпом, кой-где происходили стычки и перестрелки, но уже больших боев вплоть до самого Брестлитовска не было. Один памятный эпизод: заезжаем мы в одно помещичье имение, оставленное хозяином, видимо, сам отступил с поляками. Имея свободное время, мы занялись изучением обстановки, что и при каких условиях жили паны и вообще помещики. Первое, что нам бросилось, это большой, светлый, по всем правилам архитектуры, красовался дом, где жил помещик, позади дома сверкал в солнечных лучах большой чистый пруд, а в пруде на солнце играла рыба, по берегам этого пруда шли аллеи. Сколько наслаждения.
Двинулись дальше. Там мы наткнулись на пасеку, где рядами красовались десятка три ульев. Да, кажется жил ничего. Кончили внешний осмотр. Решили войти в самые покои, где благоухал пан. Что же нам представилось? Паркетные полы, мягкая мебель, цветы и всё, конечно, не предаётся описанию. Окончив внутренний осмотр панского жилья, мы решили пойти и заглянуть в домики, что стояли в стороне: там живет его дворня, которая кончено не убежала. Мы видим тесноту, грязь и нищету. Сделав сравнение, ещё больше запало в голову, что смерть паразитам, нет с ними больше разговоров. Пробыв в этом месте сутки, мы двинулись дальше, и так после некоторых более усиленных боёв мы вступили в Брестлитовск. Здесь наш штаб остановился, и тут у нас произошло большое изменение, а именно: до сего момента наш отряд вёл наступление всё время самостоятельно, как совершенно отдельная единица, а здесь мы влились в 16-ю армию, 57-й дивизии 163 бригаду. Стояли мы тут трое суток. Мы ходили спокойно в баню. Здесь я чувствовал себя очень хорошо. [61]
Но надо отметить, что население к нам не весьма удовлетворительно. Простояв трое суток, повели дальнейшее наступление. Мы сейчас уже имели своей целью, что скоро будем в Варшаве. Прямо двинулись Варшавским шоссе, где нас разделяло расстояние всего лишь 80 вёрст. Наступали двое суток, но дальше стоп, противник упёрся, видимо отступление закончил. Штаб наш остановился в одном из помещичьих имениё, впоследствии оставшегося в памяти "имения графа Заморского". Здесь мы расположились штабом, заработала машинка и стали делать всяк свое дело. Вечером 15-го августа приезжает из оперативного штаба к нам начальник отряда тов. Лепехин, адъютант: "Да, ребята, поляк засел, до Варшавы 16 вёрст, и поляк уже на той стороне Вислы, но наступать нельзя — бьёт". Между прочем сказал, что утром что-то должно быть. И так в ожидании утра мы крепко поужинали поросят "Замойского". Скоро прошла ночь, с рассветом начальник отряда и адъютант опять уехали в окопы (это примерно версты две впереди). Прошли примерно с час, скачет из Штаба гонец, что приготовляться к выступлению. Конечно моментально свернулись, ждём дальнейших распоряжений. Но вот на участке, что левее нас, стоял 112 полк, так там слышится сильный ураганный огонь, надо полагать, что противник повёл контр-наступление. Немного погодя, оттуда скачет гонец, что фронт на участке 112 полка прорван, и отступать назад нельзя. Мы, конечно, оказались не в весьма приятном положении. Видимо, путь один, надо двигаться по направлению на переднюю линию нашего участка, что занимал наш отряд. Двинулись, и тут противник повёл контр-наступление. От"ехав не больше, как с версту, сообщили, что отрад начал отступать. Через несколько минут мы уже с отрядом встретились. Они отступали. Встретясь — сами пришли к заключению, что отступать нельзя назад, а потому двинулись вдоль фронта. Поляк не спал, но принял всё, что можно, и крыл по отступающим. Из ясного августовского дня получилось что-то не поймёшь: дым и пыль, все скрыто, и мы, оказавшиеся в ловушке, уже двигались в беспорядке, не имея определённой цели, а ехали прямо наугад. Ехали по какому-то бору малыми дорогами. Попадает на пути лесная речка, через неё в брод и так дальше. Но вот стали совершенно теряться, кто куда вздумает, и мы, наш штаб остался совершенно один, охраняемый двумя пулемётами. Кончился бор, мы совершенно одни. Грохот орудий не умолкает, то и дело слышатся взрывы и залпы, а кой-где и трещат пулемёты. Виднеется местечко, решили: "Поедем в него". Заезжаем, жители, кажется, приняли нас не весьма приятно. Проехали, кой-где спросили, куда можно отступать. Получили ответ: "Не знаем". Двинулись дальше. От"ехали от местечка примерно с версту, вдали видим идёт шоссэ. Но вот к нашему удивлению по этому шоссе идут один за одним четыре грузовых автомобиля, и на них поляки с пулемётами и винтовками. Увидя такую картину, мы пришли к заключению, что туда отступать нельзя, вернулись обратно на только что миновавшее местечко. Но под"езжая к последнему, мы встретили категорические препятствия со стороны жителей и вступать в это местечко уже не имели возможности. Пришлось воротить в противоположную сторону. Вдали виднеется маленькая деревушка, и вот мы и направились на видневшуюся деревушку. Едем маленькой проселочной дорожкой; по обеим сторонам колыхалась высокая трава и т.п. Ехать пришлось недолго, проехали версты 2-1,5, в"езжаем в мелкий кустарник, мы встретили препятствия с обеих сторон: нас стали обстреливать. Оказывается, тут была польская засада. Мы тоже мигом пустили в ход наши имеющиеся винтовки и два "Максима". Так завязалась схватка, но продолжать так долго мы не могли, пулемёты отработали, запаса лент не было, а к тому же со стороны деревушки во весь карьер неслась конница человек в 50-т. Ничего больше не оставалось делать, как сдаться, и мы, придя к заключению, что сопротивление напрасно, вытаскали затворы у винтовок и замки у пулеметов, решили сдаться. Долго думать не пришлось, нас сразу окружили. Мигом мы оказались в тесном кружке противника, которого можно было насчитать человек 100 пехоты и человек 50 конницы. Начинают нами командовать. Выстроили в две ширенги (нас было 72 человека). Ждём, что будет. Конечно, сначала было как-то страшно, вот сукины дети расстреляют, и вообще в голову полезли мысли, что вот тот плен, которого мы страшились, но сейчас оказались в таком положении. Смотрим, выделяется из общей группы 6-7 человек, один, видимо из старших, командует: "Смирно, большевик". Начинает что-то говорить с отделившимся. Кончили, берут с правого фланга 2-х человек, из средины два человека и с левого фланга одного человека. Пять человек вывели, взяли, отвели в сторону сажен 50-т. Смотрим: на наших глазах этих товарищей стали пытать разными зверскими пытками. (В последствии мы узнали, что они добивались от них, чтоб они сказали, кто в наших рядах коммунисты). Но, несмотря на всевозможные зверские их издевательства, все наши товарищи стояли твёрдо и требуемых сведении не сообщали, и остались верными сынами революции, т.е. лучше видимо смерть, нежели измена-предательство товарищей. Прошло с час, ничего не добившись, им пришлось указанных товарищей вернуть обратно в наши ряды. Вот тут ещё больше стало жутко. А что они думают сделать с нами. Долго думать не пришлось, команда: "Смирно, большевики". Заходят с правого фланга, начали считать, [62] досчитали до десятого, выводят, и так дальше. Вывели четыре человека, смотрим, что будет дальше. Да дальше и вспоминать ужасно, что было. Выведенных товарищей отвели сажен на пятьдесят, построили шеренгой, против них построились десять человек польских солдат. Смотрим, в глазах помутилось, мускулы от злости и страха так и дёргало. Раздалась команда: "На руку. На прямо стоящим большевикам пли". Раздалось десять выстрелов и, как подкошенные травинки, слегли наши товарищи. Смотрим, что будет дальше. Подходят опять к нам, снова строятся, и что же, опять выводят, но уже не десятого, а пятого, вывели три человека, и опять та же ужасная картина. Дело совершено: товарищи расстреляны. Сколько тут было переживаний... Представляешь себе. Вывели десятого, я оказался тогда по счёту седьмым. Когда выводили пятого, я оказался четвёртым. Вот только это обстоятельство спасло меня, был бы в указанном номере — оказался бы жертвой жестокой расправы. Прошла расправа, команда "собираться". Пришлось повиноваться и, понуря головы, двинулись по направлению к вышеуказанной деревушке. Но только уже не свободные и не бойцы нашей Красной армии, а пленные в польском плену. И так кончилась моя боевая страда на западном фронте 16-го августа 1920 г., недоходя до Варшавы вёрст 12-ть.
ГЛАВА 16-я
И так для [нас] наступила совершенно новая, многая взявшая здоровья, жизнь — жизнь в плену. Привели нас в видневшуюся деревушку, тут опять, только что завели во двор, начали обыскивать. Всё перерыли и взяли из вещевых мешков, и вот для меня неприятность, а именно: когда-то в бою под Прудками я взял Партбилет у Герасима из-за того, чтобы его не раскрыли, что он коммунист, и вот этот партбилет поляки обнаружили у меня в вещевом мешке. Представилась мне возможность доказать, что он не мой только благодаря того, что на билете имелась карточка, а Герасим далеко не походил на меня. Но всё же я поплатился за то, что хранил этот партбилет. Мне разика два поляк с"ездил по щеке. И так нас здесь уже окончательно сделали похожими на пленных. Вот, как пример, лично меня раздевали: "О пчакре большевик снимай". Сняли сапоги, брюки и нательную рубашку, а грязную гимнастёрку надел снова. Характерно вспомнить: снял сапоги и сам тут же одел, не подозревая, что в этих сапогах хранится мой партийный билет. Так я с сего момента расстался со своим партбилетом от 7/Х-1919 года N97. Но вот всё закончено. Нас уже не узнаешь. Остались все на подобие меня. Погнали дальше. К вечеру мы пришли в маленький городишко или местечко. Здесь уже совершенно насыщено польским духом. Загнали нас в пустое помещение, но там уже до нас полно и пришлось приютиться в прихожей на полу и прямо друг на друге. Прошла ночь. Конечно, не до сна. С наступлением утра нас перегнали на чердак этого дома. Там мы себя почувствовали немного лучше, хотя на воздухе. Сидим, слышно то там, то тут трещит пропеллер аэроплана. Но вот видимо хотят кормить. Разводят на дворе огонь, пригнали корову, резать и часа через 2,5 мы получили по ложке две-три супу, конечно в скобках. Снова сидим и смотрим вдаль. Свобода, ширь, так и манит в даль, и кажется, что это не сон ли. Но опомнишься и поникнешь головой. Снова мысли: "Что же будет дальше". Кошмар. Лезет в голову, что ведь действительно придётся переживать, испытывать тот плен, которого мы не так давно так сильно страшились. Да, действительно, впереди неведомое, что-то ужасное.
Прошёл день, начинаем сбираться в кучу, как свиньи в гнездо, чтобы было теплее, и так заснули, тесно прижавшись друг к дружке. Начинают на востоке отзаривать, раздаётся крик поляка: "Надо вставать". Согнали нас с чердака, вывели всех на прилегающую к дому площадь. Нас здесь всего было уже человек пятьсот. Смотрим, приходит человек пятьдесят солдат и человек десять всадников. Скоро выстроили, и мы двинулись по направлению на юг, конечно не знаем. Идём, понуря голову, кругом окружённые конвоем. Прошли, наверное, вёрст десять. На востоке из-за горизонта также весело-ясно, с той же величественной гордостью поднимается солнышко. Оно на своём месте и не теряет своего положения, но мы уже не те. По пути часто встречаются польские части: конница, пехота, но все на грузовых автомобилях. И вот встречается эскадрон кавалерии "Познанцы", видим уже по их четырёхугольным фуражкам. Только повстречавшись с нами, они врезались в нашу колонну и с криками: "А пчакри, хомра большевик, Варшаву надо!" — и сами, размахивая на право и на лево своими нагайками, давали себя чувствовать на головах, спине и так убитых горем наших товарищей.
Но вот буря миновала, кончился натиск врага. Конечно, смешно воевать с обезоруженными. Идём дальше. Солнышко палит, мы уже устали, вдали раскинулось картофельное поле, подходим, раздаётся команда: "Заходить на это поле". Даёт 15 минут сроку на отдых, а также на обед, что хотишь, то и делай. Если нашел дрова и котелок, то картошку рой и вари. Но где тут такая роскошь, как топливо, а главное приспособление. Взялись, выкопали картошки, и через 5 минут большинство уже глодало [63] сырую картошку. Я тоже уничтожил одну, но, конечно, не понравилась, и пришлось оставить предложенное поляками блюдо. Многие лучше предпочли отдохнуть. Но, конечно, скоро прошли 15 минут, и снова команда: "Вперёд". Опять пошли. Так и прошёл день в томительном походе.
Вечереет. Слышится в воздухе, что приближаемся к какому-то большому городу. Вот уже стемнело. Вошли в какой-то Выхем, пройдя версты полторы. Мы вышли на открытое место. Впереди перед нами открылся город. Это был Иван-город с той знаменитой Иван-городской крепостью. Подходим. Пред нами, играя в лунном свете, открылась с прозрачными водами, великая река Висла. Проходим по мосту, и вот мы уже оказались за большой преградой; пройдя этот мост, мы уже за рекой Вислой. Загоняют нас в какую-то ограду, обнесённую железной решёткой, а внутри стоят белые, большие корпуса. Всё обросло, подёрнулось травой, преобладает пырей и крапива. Загнали в помещение. Там пол оказался цементовым, кой-где валяется солома. Конечно, всё на нас отразилось убийственно, но ничего не поделаешь, приходится смириться. Да и слишком раздумывать не приходилось. Скоро вся братва, кто где присунулся, захрапела, ибо этот проход, да ещё в такой обстановке, безусловно явился страшным переутомлением. Скоро и я заснул, переутомившись от этого перехода.
Прошла ночь. Поднимаемся. Солнышко ярко светит своими лучами. Мы все выбрались, чтоб погреться его лучами, а то в этом мрачном здании с цементовым полом, было слишком холодно. Пошли разговоры, а что же будет с нами дальше. Делать, конечно, нечего, сидим и ждём результатов. Но вот часов около десяти начинается сортировка. Начали нас разбивать на десятки, выбрали старшего десятка, бачили только о том, что скоро дадут что-то есть. А как только вспомнишь об этом, так червячёк там об этом и заговорит, ибо мы уже сутки были голодны. Вызывают старших десятков, повели, вдали стояло здание, похоже на лавочку. Смотрим: оттуда один по одному наши товарищи тащат что-то, что мы уже двое суток не видали — это пища. Но конечно слишком радоваться было нечему. Всё, что мы получили, так это было полфунта пшеничного хлеба, по 12 зол. селёдки и по чайной ложке мармелада. Безусловно, не успели все ещё получить, как получившие первые уничтожили свои скудные пайки. Все, как это говорится, заморили червяка.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
