"Броненосцы-2" (прода)

— Да вижу я. Конечно на своих двенадцати узлах не догоним. Мы теперь исключительно 'добиватели'. Если крейсерские кого 'стреножат', тогда подойдём и постреляем. Ну или, в случае чего, прикроем наших своим калибром, если у Энквиста дела худо пойдут.

— Вероятно так. Там вроде уже каша заварилась. Посмотрим, найдётся ли нам работа.

— Работа не волк — всегда найдётся. В общем: идем, как идём. Курс на место боя крейсеров. Где бы этот бой не происходил.

— А, кажется, одного уже подбили, — радостно произнёс Черкасов. — Наша 'добыча'!

Действительно: было отчётливо видно, как 'Хасидате', попавший под шквальный огонь 'Богатыря' и 'Олега', щеголяя пожарами на протяжении практически всего корпуса, вышел из общего кильватера и стал здорово отставать от товарищей по строю.

— Если не успеет починиться, то точно — наш, — азартно вперился глазами в японский крейсер Соймонов. — Не должен успеть, не успеет... Машина! Давай четырнадцать узлов!

— Пластырь... Переборки... — попытался урезонить Василия штурман. — Очень рискованно.

— К чёрту! Полчаса выдержат, а больше и не потребуется. Нилыч! Передай в носовую, что если этот поганец и сейчас попадёт, гарантирую ещё один крест.

Лейтенанта просто колотило в азарте — вот она, цель, уже практически рядом, ещё только чуть-чуть, и броненосец, которым он теперь командовал, практически наверняка разнесёт в щепки и огрызки японский крейсер.

Только бы успеть! Только бы не сдали переборки! В Соймонове проснулся извечный охотничий азарт мужчины, корни которого, наверное, уходили ещё в каменный век, если не в более древние времена. Времена, когда наш обезьяноподобный предок ещё даже не взял в руки камень или палку, чтобы убить какую-нибудь 'еду', умеющую самостоятельно передвигаться...

— На лаге?

— Тринадцать с половиной узлов.

— Переборки в носу?

— Выпирает, но пока держат...

— Добро! — Василий видел, что 'Пересвет' успевает 'на рандеву' с отставшим японским крейсером. Можно было уже не особенно беспокоиться. — Иметь ход тринадцать узлов. Спасибо, мехи!

— Можем и больше, — донеслось по переговорной трубе из низов броненосца. — Вы там сами 'наверху' решайте. У нас пока всё в порядке.

— Ещё раз спасибо! Больше пока не требуется.

— Минут через пять можем начинать пристреливаться, — отвлёк Соймонова старший артиллерист.

— Хорошо. Разбирайся уже сам в собственной 'епархии'. Как только сочтёшь нужным открывать огонь — валяй.

— Понятно! Извини пока, — Черкасов обратил теперь всё своё внимание на телефон и пошёл сыпать распоряжениями.

Василий наблюдал в бинокль на приближающийся корпус 'Хасидате'. Именно 'Хасидате: спутать крейсер с как бы однотипной 'Мацусимой' было совеншенно невозможно — корабли являлись скорее антиподами. Всё наоборот — если 'Итсукусима' и 'Хасидате' имели относительно высокую корму при низком баке, то крейсер Окуномии обладал как раз высоким полубаком при крайне небольшой высоте борта на юте. Короче 'Хасидате', построенный в Японии, представлял из себя практически 'Мацусиму' изготовленную французами, но идущую как бы 'кормой вперёд'.

Вероятно строители кораблей делали это для того, чтобы противник со значительного расстояния не смог разобраться, который из крейсеров перед ним, и в какую сторону держит курс.

Сейчас же дистанция становилась совершенно 'детской' и Соймонов прекрасно понимал, кого 'Пересвет' начнёт разносить в клочья через несколько минут. Ни капли жалости и сострадания не шевельнулось в тот момент в душе лейтенанта. Враг есть враг, и его необходимо уничтожать там, где встретишь. Не смущаясь тем, что ты заведомо сильнее и это будет 'не по-рыцарски'. Не на турнире, чёрт побери!

Уже загрохотал носовой каземат правого, практически не стрелявшего раньше борта, и первые недолёты, весьма незначительные недолёты, подняли водяные столбы совсем неподалёку от пылающего японца.

— Думаю, что можно переходить на беглый, — обратился Василий к Черкасову.

— Подожди! Ещё два-три пристрелочных залпа... Тогда и врежем всем бортом. И из носовой башни добавим. Думаю, что на пяток десятидюймовых снарядов ради такого случая разориться стоит. А?

— Не возражаю. Работай, Василий Нилович.

— Радио от командующего, ваше благородие! — нарисовался в рубке посыльный со станции беспроволочного телеграфа.

— Вот не было печали! Нашли время... Давай! — протянул руку Соймонов.

— Что там? — повернулся лейтенант Тимирев.

— 'Пересвету' возможно скорее вернуться к главным силам', — в полном обалдении прочитал Василий. — Что у них там такое произошло?

— Не могу знать, ваше благородие! — тут же рявкнул матрос, решив, что спрашивают его.

— Да понятно, что не можешь. Подожди! — старший офицер 'Пересвета', отвлёкшись от неумолимо надвигающегося очередного боя, схватил карандаш, и слегка подрагивающими от волнения пальцами, быстро написал ответ: 'Веду бой. Прервать его не имею возможности.'. И отдал бумагу посыльному:

— Бегом к станции! Если будут новые телеграммы — немедленно сюда. Ясно?

— Так точно, вашбродь! — обозначил пожирание начальства глазами матрос и немедленно смылся выполнять приказ.

— Не горячитесь, Василий Михайлович? — снова подал голос Тимирев. — Всё-таки прямой приказ...

— Сергей Николаевич, а вы что предлагаете, сейчас, в данный момент, выйти из боя? — с удивлением посмотрел Соймонов на штурмана. — Русский броненосец отступит от полуживого японского крейсера?

— Я ничего не предлагаю, — спрятал глаза Тимирев, — я напоминаю о полученном приказе. Вполне конкретном. Хотя, решать, конечно, вам.

— Я уже решил...

Слова командующего 'Пересветом' лейтенанта прервала пальба шестидюймовых казематов правого борта, которые уже 'почувствовали' накрытие цели, и перешли на огонь по способности. Причём все разом.

Жахнула выстрелом и носовая башня.

— Перелёт! — 'вернулся' в реальность боевой рубки и Черкасов. — Всё-таки придётся этого Вилката, вместо кавалерства отправить гальюны драить...

Однако уже второй выстрел из баковой утихомирил разгневанного лейтенанта — у самого форштевня 'Хасидате' вырос здоровенный столб воды, выбросило огнём и дымом — явное попадание. Причём было видно, что попадание не 'формальное', вражеский крейсер за пару минут, здорово погрузился носом и стал зарываться в волны.

А средний калибр 'Пересвета' в пять стволов продолжал курочить корпус японского крейсера. Двадцати минут хватило, чтобы ветеран флота страны Ямато задрал свои винты над волнами. И, медленно, но верно заскользил в глубины Японского моря.

— Ну что, к крейсерам идём или к эскадре? — повернулся к командиру Тимирев, когда отгремело очередное 'Ура!'.

— Выполняем приказ, — ни секунды не сомневался Василий. — Только нужно отстучать Вирену, что больше тринадцати узлов дать не можем и в наличии... Василий Нилович, сколько десятидюймовых осталось?..

— Семнадцать, — не замедлил с ответом Черкасов, в последнее время считавший каждый выстрел главного калибра.

— Японцы отворачивают! — резануло криком сигнальщика.

Офицеры одновременно вскинули бинокли к глазам. Действительно, крейсера Уриу сделали поворот все вдруг, и стали удаляться от линии ведомой 'Баяном'. Вид у них был достаточно плачевный: горели все, а 'Идзуми' имел ещё и серьёзный крен на правый борт.

— Не уйдут, — уверенно высказал своё мнение старший артиллерист 'Пересвета', однако русские крейсера почему-то продолжали оставаться на прежнем курсе, не торопясь броситься в погоню.

— Вы что-нибудь понимаете, господа? — недоумённо посмотрел Черкасов на своих товарищей.

— Думаю, что ларчик просто открывался: Энквист получил тот же приказ, что и мы. Что-то там у наших броненосцев пошло не так...

Того Хейхатиро не без удовлетворения наблюдал за результатами начала сражения: после того как противники схватились всерьёз. Боги наконец-то обратили свой взор на сынов страны Ямато — не прошло и получаса, как иу борта русского флагмана встал громадный столб воды, из его утробы вырвало огнём, и 'Орёл' явно потерял управление — его понесло между боевыми кильватерами, и японский строй не преминул отстреляться по подранку полновесным батальным огнём. Русский броненосец едва-едва успел спрятаться за своей линией. А ещё через несколько минут из строя вывалился 'Пересвет'. Такой удачи командующий Объединённым флотом даже не ожидал. Правда 'Якумо' тоже получил повреждения, заставившие крейсер покинуть строй, но теперь соотношение сил более-менее уравновесилось: 'Скисима' и 'Адзумо' против 'Бородино' с 'Победой' — вполне себе праитет...

Того не хотел думать о том, что его броненосец уже серьёзно побит, а 'Бородино' 'свеж и бодр', что кроме этих двух пар броненосных кораблей, в сражении принимают участие и другие, что 'Орёл' с 'Пересветом' вполне могут вернуться в строй... Много ещё о чём стоило подумать на перспективу, но адмирал сейчас жил и дышал конкретной сложившейся ситуацией. Пока весьма благоприятной. И в самом деле можно было надеяться на то, что у русских расстрелянные стволы, что их команды в полушоковом состоянии от выхода из строя двух броненосцев... На ещё один 'золотой снаряд' в конце концов.

Зря надеялся. На войне, в конце концов, всё по-честному: если ты влепил противнику неимоверно 'золотой снаряд' — жди ответного. А то и двух. Получилось — 'трёх': сначала отходящий 'Орёл' всадил в корму 'Сикисимы' двенадцатидюймовый гостинец, разрушивший напрочь рулевую машину. Затем 'Бородино' отметился двумя попаданиями главного калибра. И , если один из снарядов просто расчехвостил катер и смял пару вентиляторов, то от попадания второго отвалилась и скользнула ко дну броневая плита.

И это не учитывая шквала шестидюймовых попаданий... 'Сикисиме' срочно потребовался выход из боя. Остальные корабли японской эскадры тоже находились в схожем состоянии.

Требовалось временно разорвать боевое столкновение. Дать возможность экипажам хоть наспех заделать пробоины, утереть пот со лба, перевязать раны...

Но резко отвернуть Того не имел возможности: во первых, как уже упоминалось, вышла из строя рулевая машина 'Сикисимы', а во вторых, при сколь-нибудь решительном изменении курса влево, немедленно возникал бы крен на правый борт. А в том месте, где из-за отвалившейся плиты, открылись целые ворота в утробу корабля, до уровня воды оставалось едва более полуметра. Пробоину, конечно заделают хотя бы деревянными щитами, но для этого нужно время. Как воздух необходим перерыв в сражении...

Флагманский броненосец адмирала Того стал склоняться от противника постепенно, увеличивая дистанцию понемногу. Следующие мателоты послушно склонились в кильватере 'Сикисимы'.

Русские так же не пытались продемонстрировать 'бульдожью хватку' — и выход из строя 'Орла' с 'Пересветом' произвёл соответствующее впечатление, и эскадренная скорость не позволяла преследовать отрывающихся японцев.

К тому же русские вполне были согласны разойтись с противником, имея те результаты боя, что уже можно 'прокалькулировать': четыре бронепалубных крейсера японцев на дне, можно и должно не погнушаться добить 'Якумо'... Россия в явном барыше...

Только вот 'Орёл' теперь висел гирей на всей эскадре — его нужно непременно привести во Владивосток, иначе в мировой прессе пренепременно результаты боя будут отражены как-то вроде: 'У русских потоплен флагманский броненосец, у японцев — несколько лёгких крейсеров...'. А может и просто: 'У русских потоплен флагманский броненосец'. А про мелочи, типа крейсеров, не упомянут...

Поэтому эскадра не ушла от своего флагмана. 'Бородино' заложил 'вираж' вокруг раненого 'Орла', в ожидании, что выведенный из строя броненосец, справится с повреждениями, и снова вольётся в кильватер.

— Что с судном, Константин Леопольдович? — немедленно осведомился Вирен у командира 'Орла', когда броненосец всё-таки прошёл в промежуток между двумя броненосными отрядами и его обстрел прекратился.

— Прошу прощения, Роберт Николаевич, — неласково взглянул на адмирала Шведе, — но пока знаю ровно столько же, сколько и вы. Дайте десять минут.

Командующий эскадрой и сам понял, что требует от командира корабля невозможного. Однако извиняться посчитал ниже своего адмиральского достоинства и просто молча кивнул, как бы позволяя кавторангу выяснить обстановку и доложить об оной.

— Ваше превосходительство, — до истечения запрошенных на выяснение обстановки минут, ещё оставалось две-три, но Шведе уже докладывал Вирену то, что успел узнать, — крен на левый борт нарастает, пытаемся справиться контрзатоплениями, но пока не очень успешно. Больше пробоин по ватерлинии нет — броня выдержала. Однако больше девяти узлов хода дать не можем. По артиллерии докладывать?

— Вкратце, — кивнул адмирал.

— Обе двенадцатидюймовые башни в порядке. Средняя шестидюймовая левого борта уничтожена. Остальные вполне боеспособны.

— Спасибо. Достаточно, — кивнул командующий эскадрой. — Посигнальте Левицкому, чтобы подвинтил свой 'Жемчуг' поближе. Я со штабом перейду на крейсер пока есть такая возможность. 'Орёл', извините, уже не подходит для командования эскадрой.

Шведе молча козырнул, и тут же передал соответствующий приказ сигнальщикам.

На единственном оставшемся при броненосцах крейсере немедленно ответили: 'Ясно вижу' и 'Жемчуг' пошёл на сближение с флагманом.

Как ни странно, на 'Орле' остались две неразбитые шлюпки, а так же возможность спустить их на воду.

— Одной достаточно, — мрачно бросил Вирен, — со мной сойдёт только штаб. Удачи вам, Константин Леопольдович. Ремонтируйтесь. Обещаю, что эскадра 'Орла' не бросит.

Адмирал слегка кривил душой, говоря эти слова. Нет, он, конечно, действительно не собирался уводить броненосцы от своего, теперь уже бывшего, флагмана. Но совсем не из соображений 'сам погибай, а товарища выручай'. Просто пушки смертельно раненого корабля явлись очень серьёзным подспорьем в бою, и отказываться от помощи столь сильной боевой единицы командующий эскадрой не собирался. Если японцы, конечно, вернуться, чтобы продолжить сражение.

И, на самом деле, Вирен подсознательно желал именно этого — продолжить. Уже сидя в шлюпке, достаточно быстро несущеё его вместе с офицерами штаба к борту 'Жемчуга', Роберт Николаевич вдруг понял, что с удовольствием разменял бы только что покинутый им броненосец на броненосный крейсер японцев — ведь довести 'Орёл' до Владивостока стало уже практически нереальным. Ведь под его скорость придётся подстраиваться всей эскадре. А это значит, что придётся лишнюю ночь провести в море. Под возможным, а, точнее, весьма вероятным ударом миноносцев противника. А уж этого 'добра' у японцев предостаточно.

С 'Жемчуга' спустили штормтрап. Понятное дело — не до парадной встречи адмирала на борту.

— Пробейте днище у шлюпки, и все на крейсер, — хмуро проговорил Вирен и уцепился за ближайшую балясину.

— Казённое имущество, Роберт Николаевич, — попытался возразить флагманский штурман.

— Снявши голову, по волосам не плачут. Рубите, как только все поднимутся на борт.