| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
После этого был перерыв приблизительно с полчаса. Но со стороны Красных войск снаряды летели уже чаще, даже изредка можно было слышать винтовочную стрельбу. У белых была паника, крик, шум, и слышно было, как они торопились эвакуироваться, в общем, целая паника, и мы думали, что про нас, наверное, забыли. Но не так то было, они эвакуировали своё имущество и принялись снова за нас, но уже по другому. В трёх камерах были проделаны волчки или маленькие окошечки для наблюдения часовых, но в нашей 3 камере этого волчка не было. И вот они начали расстреливать прямо в эти окошечки на месте в камерах. Часть расстреляв, они открывали дверь у камеры и верхние трупы вытаскивали в корридор, а кто был ещё жив, то пристреливали или прикалывали, так у некоторых товарищей было более 10 ран. Зделав своё гнусное дело в 1 камере, они принялись за 2-ю таким же способом, но не было слышно никакого крика [39] и шума, как со стороны арестованных. Только один тов. Евстафьев встал перед ними на колени и стал просить пощады, но это ему не помогло. В корридое много было вытащено труппов и так же много было крови, от крови шёл пар и дым от пороха, так что в корридоре сделалось темно. Слышим, что скоро будет очередь за нами, но мы решили без бою не сдаваться, и хоть одного да убьём, и то меньше нашим будет бить. Вот стали вооружаться, кто солью, кто золой, кто бутылками, вообще, кто чем мог, и построились к дверям. Так у самой двери справа стали тов. Мороз и сзади его Клячин, слева латыш, сильный парень, сзади его я, и у самой двери на колени стал максималист тов. Петров, а остальные выстроились по порядку. Когда мы встали, то между нами появились трусы малодушные, которые стали прятаться под лавки, это Зиновьев, Горшунов и Криворуков. Мы их от туда вытащили и предупредили: "Если вы спрятались, то мы с вами сейчас покончим, ибо вы нам враги, а по сему наш лозунг таков — без боя не умирать". Они хотя встали, но дрожали, как зайцы. Но мы определённо знали, что здесь пощады не будет ни кому. И вот мы стоим, слушаем, подходят к нашей двери. Мы простились друг с другом и были на готове, и как только двери открылись, я не помнил себя от злости, а так же все товарищи. Мы бросились на них с криком ура, засыпав их своих вооружением, и только Ошурков успел выстрелить из револьвера Клячину в руку. Мы их смяли в момент, в корридоре было очень темно, и впотьмах мы друг у друга вырывали оружие. Если сила рук не берёт, так зубами. И тут же мы освободили 4 камеру, нас стало больше. В результате этой схватки мы убили 4 палачей, у меня каким то образом оказалось разбитое колено у правой ноги. Покончив с ними и захватив у них оружие, мне попала в руки шашка. Мы побежали дальше в канцелярию, ту всё разгромили, телефон и столы, тут мы нашли брошенные часовыми винтовки 4 штуки, но без затворов. Забрав их, выскочили на улицу за ограду палисадника, тут стояли пьяные часовые, которые лезут к нам целоваться и отдают своё оружие и патроны, но некоторых пришлось разоружить. Когда мы всё от них забрали, то хотели наступать дальше, в это время на нас стала наступать карательная рота имени "Учредилки", нам пришлось отступить назад. При отступлении мы забрали с собой человек пять или шесть часовых в плен. Эти часовые нам предложили идти в общую камеру со двора, и когда мы вышли на крыльцо, то нас встретили залпом, и в результате у нас был убит т. Баженов, петроградский продотрядник, он сбежал, во дворе далеко его прихлопнули. После этого мы вернулись обратно в помещение. После этого мы разделились на две группы и стали стрелять, но патронов у нас было очень мало, даже подходило совсем к концу. Что то надо было делать, тогда наши пленные часовые предложили нам опять идти в общую камеру, но в другом порядке. Часовые взялись под ручку и пошли вперёд, а мы бросили винтовки, спрятали затворы и пошли за часовыми, но у некоторых наших товарищей были револьверы. И вот когда мы вышли, то нас хотели встретить опять залпом, но видя своих часовых, которые подняли руки, то послышалась команда "отставить". Командующий цепью показал пальцем нашим часовым, что б нас вели к кухне. Мы всё время идём и прячемся за часовых так, что им стрелять абсолютно нельзя. В таком порядке мы дошли до забора и входных дверей общей камеры. Мы моментально перебросились через забор, так что они не успели в нас стрелять, да и часовые им помешали, которые были с нами.
В тех коморках, где мы сидели, были расстреляны Железка, Хохлов, Смирнов, Евстафьев и мальчик 12 лет, которого они считали шпионом, потом тов. Хромов, которому было нанесено 18 ран огнестрельных, и он всё таки был жив и прожил почти что сутки. И один товарищ, не помню, как его фамилия, в 1 камере в момент расстрела залез на верхушку печки, и палачи его не видели, он остался жив и невредим.
Когда мы ворвались в общую камеру, там было арестованных около 200 человек. Они поголовно все лежали, и когда мы бежали с криком: "Бей, ребята, рамы", — то они думали, что мы уже красноармейцы, так как на улице стало уже темно. Они бросились на нас, кто целовать, кто мечет в воздухе, в общем, поднялся тарарам, но наши ребята начали бить окна, и в это время белогвардейцы открыли стрельбу из винтовок залпом и из пулемёта прямо по окнам, в результате человек 10 было ранено. Потом всё затихло, все окна были выбиты, и двери открыты, часовых ни кого не было. Но за палисадником лежала их цепь, а также и со двора. В общем, всё здание было оцеплено белогвардейцами. Но снаряды летели всё время со стороны красных войск, и вот мы стали сидеть и ждать, что будет дальше. Всё было спокойно, только стонали у нас раненные, просили у нас помощи и пить воды, но не могли ни чем помочь, так во всех камерах воды совсем не было и темно, [40] ничего не видно. В таком порядке мы сидели часов до 10 вечера.
Артиллерия от красных стала затихать, в это время к нам в камеру приходят два часовых не вооружённые и говорят, что б мы послали 2-х человек к их начальству для переговоров. Мы послали, нашим представителям предложили сдать оружие, но в общей камере ничего не знали о том, что произошло в тёмных камерах. Они ответили, что оружия нет, тогда им сказали: "Выдайте нам 12 человек главарей, которые бежали из тёмных камер, и у них имелось оружие. Но если их не выдадите, то мы сейчас зажигаем всё здание и Вас всех под ряд перестреляем и перебьём. Вы поймите то, что через 12 челов. сволочей большевиков вы погибните 200 человек, а если вы их выдадите нам, вы будете не вредимы". Наши делегата согласились нас выдать и, приходя обратно в камеру, они созвали собрание и пояснили, для чего их вызывали и что им там было предложено. Общее собрание, заслушав их док лад, постановило нас выдать и тут же нас искать, а мы все сидели в углу и ничего не говорили, но было очень темно, долго они нас искали, но найти не могли и затихли. В это время артиллерия красных войск затихла, мы думали, что наверное наши отступили, нам пришлось призадуматься, что же делать дальше, а так сидеть здесь нельзя, вдруг пустят электричество, или мы досидим до утра, нас сразу выдадут и растреляют. И если мы сумели вырваться из тёмных ящиков, то уже здесь свободно можем улизнуть, и решили бежать. Но бежать было очень трудно ввиду того, что белые зажгли кожевенный завод, и зарево освещало окна камеры.
Времени было 12 часов ночи, мы послали в разведку тов. Зиновьева, который ушёл и больше не вернулся, но мы его ждали до 2-х часов ночи и решили вылезать все сразу. Тов. Клячина мы взять не могли, да он и сам идти не мог с нами, так [как] он был ранен и истёк кровью. Тогда мы открыли одну половицу и сунули его под пол, и опять закрыли. Это было сделано для того, что бы над ним больше не издевались, а пусть умрёт в подполье свое смертью. Ночь была очень холодная, белогвардейцы лежат в цепи и курят, между собой разговаривают, мы полезли по очереди в окно и в полисадник. Поползли вдоль по саду, доползли до угла напротив казённых бараков. Здесь сад стал очень узеньким, и напротив в бараке у них было караульное помещение, и горит на крыше фонарь. И от ворот военного отдела поперёк сада ходил часовой, его миновать было очень трудно, но мы всё таки решили ползти дальше, нам всё равно, хотя несколько человек будут живы, всех в потьмах не убьют, и мы поползли 3чел. вперед. Тов. Мороз полз у самой изгороди, а я по средине сада, и лежим около стены здания, остальные от нас отстали, остались и лежат на углу. Мы доползли вплоть до часового и лежали. Вдруг у нашего латыша зазвенели стёкла под коленками, часовой сразу услышал, поднял тревогу, но я хорошо не помню, кажется, этому часовому кто то из наших ударил кирпичём, и мы бросились бежать за военный отдел на площадь. Вся белогвардейская цепь бросилась за нами и открыли по нам бешеную стрельбу с криком: "Стойте, стойте, проклятые черти". Но мы бежали, сколько было силы, по направлению Госпитальной улицы, я бежал самый последний, пули сыпались, как дождь, между наших голов, а у нас [от] безсилья подкашивались ноги, безпрывно падали на землю. Думаешь, вот убили, но опять вскакивает и бежит дальше.
Добежав до забора, тов. Мороз, собрав последние силы, перелез через забор, но латышь не мог и валялся около забора. Я тоже добежал до забора и пытался перелезть через забор, и тут же упал на землю к латышу. Пролежав минут 5, перевели дух, прислушались, не бегут ли за нами, нет не слышно, стрельба затихла. Мы около заборов добежали до 7 улицы и по 7 улице до узенького переулка. Здесь на угле я раньше жил на квартире и знал, как отворяются ворота, их я открыл и мы вошли во двор прямо на сеновал. Времени было 4 часа утра, на сеновале сена не было, а было не много соломы. Мы залезли под самый низ соломы, обнялись и лежали, очень было холодно. Настало утро, слышим, раздался винтовочный залп по направлению военного отдела. Мы думали, что это расстреливают наших товарищей, которые от нас отстали, но потом оказалось совсем не то, наши остались все живы. Когда за нами бросилась вся цепь, то они сзади цепи перебежали через переулок и через забор казённых бараков и тем самым спаслись. А утром был винтовочный залп, который мы слышали, это красная разведка освобождала всех арестованных из общей камеры.
Мы лежали на сеновале целый день, в городе тихо, но мы не знали, что делается и в чьих руках город, стрельбы больше не слышно. Но между прочим город занят Советскими войсками. Мы пролежали до вечера, время было часов 6, к нам на сеновал лезет женщина, граблями сгребла соломы и ушла, потом идёт второй раз уже без соломы и вместе с ней [сгребла] моего товарища. Видя, что человек, она бросилась бежать в квартиру, просить помощи, а мы с сеновала бросились бежать в огород. К нашему несчастью изгородь была новая, [с] частыми и длинными кольями. [41]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.168.Л.24-41.
На этом месте текст прерывается. Однако, дальнейшую судьбу А.Софронова можно узнать из очерка неустановленного автора (возможно, его же) "В плену Учредительного Собрания"
В ПЛЕНУ УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ.
Быль. 1918 года.
День солнечный. На небе ни облачка, несмотря на то, что август месяц. По улицам г. Ижевска, раскатываются на рысаках господа Петровы, Самарины, Афанасьевы и прочие незнакомые даже для привычного ижевского глаза. Офицеры в погонах, с хлыстиком в руках, все восстают. Но также были видны и озабоченные лица рабочих и работниц, которые только недавно оторвались от своих сыновей, братьев и мужей. На их лицах видна скорбь, печаль. Что-то будет? А это будет да как и прочим: допрос, нагайка, расстрел и штыки. Это были наши родные и знакомые, шли что-нибудь передать из с"эстного арестованным властями Учредительного собрания в г. Ижевске.
Все эти радости и скорби можно было различить чрезвычайно из помещения Дома Советов, куда ижевские фронтовики садили арестованных большевиков и беспартийных рабочих-революционеров.
Суждено верно и нам попасть сюда, такова очевидно наша участь.
Просидев непродолжительное время в доме советов, нас в количестве 8-ми человек: т.т. Клячина Андрея, Сафронова Ал-дра, Храмова Ал-дра, Смирнова Михаила и проч., фамилии уже не помню, как подлежащих расстрелу в один час ночи перевели в Военный Отдел. Но очевидно ещё время смерти не наступило. По распоряжению дежурного по караулам (палача) Иванова, расстрел был отложен, ввиду того, что якобы белые отогнали красных на фронте и нас посадили всех в 1-ю камеру. После сортировки нас: Сафронова, Клячина и Морозова, посадили в 3-ю камеру. Определенно зная, что смерть неминуема, сидим и вырабатываем план, чтоб только без боя живым в руки палачей не даваться. В это время среди двора Военного Отдела взрывается 3-х дюймовый снаряд, пущенный со стороны Красных войск. На дворе у белых получилась паника и они от карцерных окон убрали ставни, вошли в первую камеру, вывели несколько человек, во дворе под навесом их расстреляли, потом вывели из второй и нашей третьей камеры, между прочим из 3-ей камеры вывели пленного офицера, его освободили, сказали: "Мы офицеров не расстреливаем". Из 4-й камеры вывели 5 чел. — расстреляли. После этого, полчаса было затишье, очевидно обдумывали как дальше действовать.
РАССТРЕЛЫ В КАМЕРАХ
Красная артиллерия не давала покоя белым и они видя, что их положение критическое, на их фронте неустойка, а потому они решили свою злость выместить над арестованными. Врываются в первую и вторую камеры после обстрела войск арестованных из винтовок кто был ещё жив, того штыками закалывали.
Мы обитатели 3-й камеры всё же происходившее слышали, выстрелы, стоны, предсмертное мычание какое-то сверхестественное, хруст тела после ударов штыками белогвардейцев. Решили: "Ну товарищи, очередь за нами — помирать, давайте без боя не сдаваться. Нас человек 5 вооружились кто чем: Клячин — солью, чтоб при открытии камеры сразу кинуть в глаза палачам, Сафронов — вьюшкой от трубы, Моров — бутылкой, [68] а весь избитый матрос Петров — лежал у самых дверей, тоже чтоб хотя за ноги поймать. Вот момент... Подошли и к нашей камере, произвели несколько выстрелов в волчок, ранили в руку Клячина. Открывают дверь — всё это быстро в каких-нибудь четверть минуты делается. Мы с криком — "ура" кидаемся на палачей, кто как мог и нельзя теперь упомнить, так ли действовали, как думали... Но результаты этой борьбы (не на живот, а на смерть) таковы: все мы оказались в корридоре в наших руках шашка, 2 револьвера, винтовка и трое убитых валялось на полу — палачей. Обрадованные победой, мы врывались в их канцелярию, захватили 4 винтовки без затворов, порвали телефонные провода, разгромили всё в канцелярии, вооружились, выбежали по поперечному коридору на улицу. Здесь оказалось пятеро пьяных часовых. Некоторые нам сочувствовали, сдав нам оружие и патроны, а других мы разоружили сами. В это время сюда прибыла карательная рота имени "Учредительного Собрания", которая и нам была небезизвестна своими дикими расправами с арестованными.
КАК НАМ БЫТЬ?
Время не ждало оттягательства, зная, что одна минута промедления — нам всем смерть подобна, такой вооруженной силе не противостать нашей силе. Тогда берём с собой этих обезоруженных пьяных часовых заложниками и вошли в помещение. Приказали нашим пленным показать нам где проход в общую камеру с арестованными. Проходить пришлось по двору, где была белогвардейская цепь. Здесь нам пришлось также обеспечить себя, а именно: пленных белогвардейцев поставить впереди себя, в случае если будут в нас стрелять, так в первую очередь они убьют своих. Положение наших заложников таково: если стрельба по нам, то они биты, а если побегут от нас — у нас винтовки (на руку) тоже биты. И вот таким образом нам удалось перейти двор и попасть в общую камеру. Иного выхода не было, как только попасть в общую камеру там возможно при найбольшей силе да и с имеющимся у нас оружием сделать последний удар на бандитов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
