Рожественский с Небогатовым прошлись вдоль мешков с углём, изображавшим японских моряков и были весьма удовлетворены — практически в каждом имелись пробоины от пулемётных пуль, шрапнельных шариков, или вонзившиеся стрелки. Командующий лично поблагодарил каждого из присутствующих лётчиков, временного командира судна и его экипаж. Катера развезли адмиралов и авиаторов по кораблям. Теперь ожидалось самое интересное, непредсказуемое и опасное.

Авиаторы вернулись к борту 'Алмаза', где их уже ожидали снаряжённые для очередного вылета гидропланы. Механики повесили на каждой из летающих лодок поперёк места лётчика-наблюдателя стальной стержень с двумя обрезками труб по концам. Внутри каждого из них был подвешен стодвадцатимилимметровый зажигательный снаряд с приделанным оперением. Для его сброса требовалось всего лишь выдернуть чеку из удерживающей петли.

'Хищные птицы' по сигналу пошли на взлёт, разогнались и одна за другой стали отрываться от волн и набирать высоту.

На 'Ольдгамию' опять зашли с носовых румбов и бомбометание начали с высоты в сто пятьдесят метров. Головной 'Кречет' попал обеими бомбами — одна упала на бак, вторая на палубу в районе труб. Идущий следом 'Кречет' уронил в цель только одну. 'Ястреб' и 'Сокол' вдвоём добились только одного попадания. Итого: Четыре зажигательных бомбы попали на борт обречённого парохода. Вполне достаточно. Пламенная дружба алюминия с оксидом железа торжествовала на палубе судна. Да, палубу бомбоснаряды не пробили, но килограммы термитной смеси, дающей при горении температуру выше двух с половиной тысяч градусов поджигали вокруг всё, что могло гореть, и даже то, что гореть вроде бы не может. Плюс прожигали и сам корпус снаряда, и верхнюю палубу, проливались огненной лавой ниже и там опять же поджигали всё...

Буксир 'Свирь' завыл сиреной и, как и было оговорено, подошёл к борту горящего парохода для снятия команды. Кочегары и офицеры по трапу спускаться не стали — просто прыгали за борт и принимали их на борт буксира из воды. Пострадавших не было.

Рожественский не стал дожидаться пока 'Ольдгамия' выгорит дотла и приказал 'Изумруду' добить пароход миной.

Крейсер приблизился к обречённому судну на три кабельтовых и выпустил торпеду из бортового аппарата. Та красиво обозначила свой пузырчатый след к борту уже пылающего парохода и не взорвалась. Минус ещё один бинокль, разбитый генерал-адъютантом об палубу.

'Изумруд' зашёл в атаку ещё раз. Теперь рвануло исправно. Судно быстро легло на борт и через пятнадцать минут затонуло.

Глава 3.

Прорыв

Двенадцатого мая, после последней погрузки угля и пресной воды, эскадра избавилась от последних транспортов. 'Воронеж', 'Ярославль', 'Владимир', 'Метеор', 'Курония' и 'Ливония' отделились от эскадры, и, под конвоем вспомогательных крейсеров 'Терек' и 'Рион', направились... В общем, к едрёной матери направились. На две недели. Им было запрещено заходить в любой порт без крайней необходимости на протяжении этого времени.

На следующий день, 'Днепр', 'Урал' и 'Кубань' увели вокруг Японии во Владивосток 'Иртыш', 'Корею', 'Анадырь', 'Камчатку', 'Русь' и 'Свирь'. А также, госпитальные 'Орёл' и 'Кострому'.

Гири с ног были сброшены. На прорыв шли только полноценные боевые корабли. Пусть с измученными полукругосветным путём экипажами и машинами, пусть почти половина из них устаревшие, пожилые... Но тот же д'Артаньян и в сорок, и в пятьдесят лет умел показывать молодым наглецам, что лучше бы они не рыпались...

Двенадцатого мая 'Ястреб' поднялся в воздух. Осмотрел подходы к восточной части Цусимского пролива, и, по возвращении передал, что видел большой корабль там-то и ещё один там-то.

Эскадра соответственно скоординировала курс и вошла в восточную часть Цусимского пролива незамеченной.

И тут её накрыла шапкой-невидимкой ночь.

Русские корабли необнаруженными вошли в пролив, за ночь прошли в нём сто миль. 'Проснулись' вне видимости берегов. Рожественский решил пока не поднимать авиацию в воздух — пока и так всё очень благополучно. В Японское море прорвались.

Но японская наблюдательная станция на севере острова Цусима, всё-таки разглядела множество дымов, идущих курсом на север. Того был немедленно извещён. И ему оставалось только материться настолько, насколько это позволено невозмутимым самураям.

Все боевые отряды немедленно подняли якоря и взяли курс на Владивосток. Почти все. Совершенно ясно, что 'Чин-Иен' и Седьмой боевой отряд контр-адмирала Ямада успеть к месту предполагаемого сражения не смогут. Как и отряды малых миноносцев из Такесики. Многие из устаревших крейсеров пойдут тоже на грани возможностей своих машин. Но пойдут! Русская эскадра не должна дойти до Владивостока!

* * *

Японские броненосцы и броненосные крейсера покинули рейд Мозампо и устремились на север держа ход в пятнадцать узлов. Эскадра вице-адмирала Катаока получила соответствующий приказ, и тоже вышла из Такесики на четырнадцати узлах.

Утром тринадцатого мая, совершающий разведывательный полёт 'Сокол', обнаружил одинокий крейсер, идущий по следам эскадры. Место нахождения наглеца, курс, и предполагаемая скорость были немедленно доложены командующему после приводнения гидроплана. Выдавать возможности радиопередатчиков 'Алмаза' и его летающих лодок пока было запрещено. 'Олег', 'Аврора' и 'Светлана' почти немедленно получили целеуказание — там враг, иди и бей его!

Через двадцать минут перед крейсерским отрядом открылся фронт тумана, о котором авиаторы не предупредили.

— Ну и что делать будем, Оскар Адольфович? — поинтересовался Добротворский. — Ныряем в это 'молоко'?

— Разумеется ныряем. Не думаю, что эта полоса дымки особо широка. Однако шанс разминуться с японцем есть. Прикажите просигналить на 'Светлану', чтобы задержалась здесь. Если нам не повезёт, то уж она-то его примет как родного, а мы на звуки выстрелов развернёмся...

* * *

Бронепалубный крейсер 'Акицусима' был, наверное, одним из самых последних в списке японских кораблей данного ранга, для которых встреча с 'Олегом' или 'Авророй' могла закончиться не фатально. Вооружение весьма скромное — всего четыре шестидюймовые пушки и шесть стодвадцатимиллиметровых, из которых стрелять на борт могли только две из первых и четыре из вторых. Скорость — так себе, даже в 'юности' он еле выжимал девятнадцать узлов, а сейчас и того меньше. Так что, когда капитан первого ранга Хиросе увидел выскакивающие из тумана чёрные трёхтрубные силуэты русских шеститысячников, он прекрасно понял, что гибель его корабля, это дело даже не часа. Но свою задачу он выполнил — русская эскадра обнаружена.

'Акицусима' немедленно стал разворачиваться на обратный курс и с его борта понеслась радиопередача: 'Координаты... Атакован двумя русскими большими крейсерами. Принимаю бой. Тенно хейко банзай!'.

На огонь японца русские корабли могли ответить тринадцатью шестидюймовыми орудиями на борт, плюс 'трёхдюймовым пулемётом' в шестнадцать стволов.

— До противника двенадцать кабельтовых, — бодро доложил старший артиллерист 'Олега' Зарудный.

— Начинайте пристрелку, лейтенант, — кивнул Энквист. — Начнём уже показывать япону мать этим сукиным детям...

'Аврора', хоть и позже выскочила из тумана, огонь открыла первой. Ну, началось в общем. Впервые за всю войну японский боевой корабль столкнулся с силами многократно превосходящие его собственные.

В течение десяти минут 'Акицусима' получил восемь только шестидюймовых попаданий, да ещё и двенадцать калибром в семьдесят пять миллиметров. Да, половина русских снарядов пробили борт, мачту, кормовую рубку, трубу без разрывов, но, тем не менее, заполыхал пожар в кают-компании, перебило паропроводы, вышли из строя два орудия главного калибра и одна стодвадцатка.

Хиросе прекрасно понимал, что в самом ближайшем времени умрут и он, и его крейсер, но он был счастлив. Радиограмма командующему ушла, значит он выполнил свой долг, значит, адмирал Того теперь знает, где русские, а всё остальное не важно...

Очередной разрыв русского снаряда напрочь снёс баковое орудие вместе со всем расчётом и полголовы командира 'Акицусимы'. Принять командование крейсером было некому, да и незачем. Снаряды противника рвали небронированный борт, крушили надстройки, их осколки выбивали остатки экипажа, пытающегося спасти свой корабль от огня и воды. Всё тщетно. Крейсер, после ещё двух-трёх попаданий в правый борт стал сначала очень сильно крениться на него, а потом и вовсе лёг. Обе трубы продолжали исправно стелить дым по поверхности моря, но это было ненадолго, даже не надо пытаться представлять, что сейчас происходило возле топок и машин гибнущего крейсера...

В ответ 'Олег' получил шестидюймовый фугасный в нос, заработав таким образом пробоину над ватерлинией, ещё одним снарядом была разрушена прожекторная площадка кормового мостика.

Шеин, как и весь экипаж 'Светланы', услышал, что сражение 'по ту сторону' началось. Поэтому немедленно приказал направить свой крейсер сквозь пелену тумана на звуки выстрелов. Успели лишь к шапочному разбору. Когда с мостика 'Светланы' разглядели 'море сражения', 'Акицусима' уже лежал на борту и был готов взять последний в своей жизни курс — вниз.

— Спасать этих бедолаг будем? — обратился к Энквисту командир 'Олега'.

— К чёрту! У нас своих забот полно. Возвращаемся к эскадре. А ля гер, ком а ля гер, чёрт побери!

— Часто чертей вспоминаете, Оскар Адольфович, — усмехнулся Добротворский, — но в данном вопросе я с вами полностью согласен.

* * *

...Атакован двумя русскими большими крейсерами вот в этой точке, — контр-адмирал Като, начальник штаба Объединённого флота поставил свой указательный палец на карту. — Значит и главные силы русских тоже где-то здесь.

— Уже недалеко от Уцурёто*, — мрачно проговорил Того, — а мы на каком расстоянии до него?

— Около пятидесяти миль.

— Если русские идут прямым как стрела курсом на Владивосток, то даже если нам невероятно повезёт, нагоним их часов через десять, — Того почесал бороду. — Уже в темноте. Бессмысленно...

— К тому же, Хейхатиро, — поспешил добавить сомнений своему командующему его первый помощник, — на траверзе Миядзаки пассажирский пароход заметил группу дымов курсом на север. Был отогнан русским военным кораблём. Может гайдзины отправили крейсерский отряд во Владивосток за подкреплением, а их основные силы пойдут через Тсугару**?

— Крайне маловероятно, Томособуро, скорее всего это транспорты, но небольшая вероятность, что всё именно так, как ты и сказал имеется. Вывод: на пятнадцати узлах Первый, Второй и Четвёртый боевые отряды идут к Владивостоку. С ними приданные отряды истребителей и миноносцев. Третий боевой отряд и крейсер 'Цусима' из четвёртого на восемнадцати узлах следуют туда же и развёртываются в разведывательную линию в шестидесяти милях южнее русского порта. Вице-адмиралу Катаока, с Пятым и Шестым боевыми отрядами на максимальной скорости следовать к Владивостоку. Вспомогательным крейсерам 'Гонконг-Мару' и 'Нихон-Мару': Усилить наблюдение за входом в пролив Тсугару. При появлении неприятеля немедленно сообщить. Капитан-лейтенант Иида, вы всё записали?

— Так точно!

— Как можно быстрее организуйте передачу приказа по флоту.

— Слушаюсь!

*Уцурёто — японское название острова Дажелет.

**Тсугару — Сангарский пролив.

* * *

Из дневника капитана 2го ранга Семёнова В. И.

13 мая наши авиаторы обнаружили японский малый крейсер. Одинокий. Явно вёл разведку. Появилась возможность атаковать хоть этот небольшой корабль противника, и командующий немедленно отдал соответствующий приказ крейсерскому отряду. 'Олег', 'Аврора' и 'Светлана' отделились от эскадры и пошли в указанном направлении.

Мы продолжали следовать прежним курсом и почти все завидовали тем, кто уже сейчас наконец-то отправился в бой с врагом. Русские моряки, прошедшие уже через три океана, жаждали сражения, но повезло пока только трём крейсерам. Более двух часов прошло, прежде чем с идущих в хвосте миноносцев разглядели сначала догоняющий нас 'Олег', а потом и остальные два корабля. С флагмана Энквиста передали, что истреблён крейсер 'Акицусима', на 'Олеге' пробоина в носу, ещё незначительные повреждения, трое матросов убито и семеро ранено. 'Аврора' и 'Светлана' потерь и повреждений не имели. Вся эскадра дружно кричала 'Ура!' нашей первой, хоть и небольшой победе. Впервые за всю эту войну в артиллерийском бою был уничтожен серьёзный корабль противника, до этого момента японцы теряли крейсера и броненосцы только на минах. Боевой дух у экипажей поднялся до самого верхнего предела, и офицеры, и матросы рвались в бой. Вот только сражаться пока было не с кем. После полудня Зиновий Петрович вызвал к себе командира 'Алмаза'. Катер с крейсера немедленно прибыл, и с Зариным командующий беседовал наедине около получаса в своих апартаментах.

А потом адмиральский вестовой Пучков пригласил к Рожественскому и меня.

— Не желаете ли прокатиться на аэроплане, Владимир Иванович? — огорошил вопросом вице-адмирал, как только я вошёл.

— Даже мечтать не смел, ваше превосходительство, — слегка ошалел я. — А что, есть возможность?

— Есть. Вы ведь лично знакомы с контр-адмиралом Иессеном?

— Так точно. Одно время даже служили вместе.

— Так вот: нужно как можно скорее доставить Карлу Петровичу вот это сообщение, — Рожественский протянул мне запечатанный пакет. — Здесь приказ выйти с крейсерами 'Россия' и 'Громобой' навстречу нашей эскадре. И, учитывая столь экзотический способ доставки данного приказа, важно, чтобы вручил пакет Иессену офицер, которого он никак не подумает посчитать японским шпионом. Понимаете меня?

— Так точно, ваше превосходительство, — кивнул я, — ваше приказание будет выполнено.

— Лететь-то не боитесь, Владимир Иванович, — встрял Зарин.

— Мечтаю о полёте. Готов хоть сию минуту сесть на борт любого из ваших аэропланов, Алексей Сергеевич.

— Вылет завтра утром. А пока, милости прошу со мной на 'Алмаз'.

* * *

— Лейтенанта Эссена и всех прочих летунов ко мне через десять минут, — распорядился Зарин, как только они с Семёновым поднялись по трапу на борт крейсера.

Ровно через эти самые десять минут в салон командира 'Алмаза' прибыли восемь лётчиков и Эссен посмел прихватить за компанию старшего инженер-механика, поручика Клевицкого.

— Прошу садиться, господа, — Зарин приветливо встретил своих авиаторов.

Все прилежно присели на стулья, заранее подготовленные для присутствия в салоне командира гостей сверх предусмотренных норм.

— Вот, у капитана второго ранга Семёнова пакет с приказом командующего эскадрой, Раймонд Фёдорович, — Семёнов немедленно продемонстрировал запечатанный конверт присутствующим. — И завтра утром он должен полететь во Владивосток. Приказ чрезвычайной важности, и он должен быть доставлен пренепременно. Гидроплан, который это сделает, выбирать вам. Но учтите: место лётчика-наблюдателя займёт Владимир Иванович. И это не обсуждается. Кто поведёт гидроплан и который из четырёх? Причём, предупреждаю сразу: вооружения на борту лодки не будет.