Служитель милосердия

И однажды я решил, что моё желание осуществится. Жрец Смерти пришёл ко мне, непонятным образом проскользнув мимо стражи. Я молил прекратить мои мучения — но нежданный посетитель сказал, что сначала мне придётся искупить свою вину перед богиней, и вместо долгожданного покоя на меня обрушилось двойное посвящение. Я стал дланью Смерти, чтобы её воля обрушилась на святотатцев.

Исцелённый телом, но с обращённой в пепел душой, я прошёл по руинам родного города, увидев лишь разорение и нищету. Немногие живущие в развалинах в страхе разбегались, увидев мои регалии. Земля по щиколотку была покрыта пеплом, так волшебники побороли заразные болезни. Лишь одна небесная башня, почерневшая и изуродованная ещё подпирала небо, и только у самого дворца продолжалась прежняя жизнь, праздничная и яркая, как цветы в пустыне.

Волосатые гиганты кланялись мне до самой земли и наперебой предлагали свои топоры и молоты взамен того "жалкого ножика", что висел у меня на поясе. Их удивляло, как таким несерьёзным оружием можно убить стольких врагов. Придворные блюдолизы проклинали меня в спину и славили в лицо. Слуги отворачивались и обходили меня стороной, как будто один взгляд на меня мог привести к смерти. Ненависть этих людей была настолько ощутима, что, казалось, её можно пощупать рукой. Но мне нечего было бояться в Ва'аллоне, страх, который отныне сопровождал меня повсюду, хранил надёжнее доспехов и магии. Только самого С'лмона ненавидели больше, чем меня, но и он не мог вызвать такого страха.

Ненависть ранила больнее клинка. Она смотрела на меня десятками взглядов, шипела приглушенными проклятиями из-за углов. Я никогда не был слаб настолько, чтобы ненавидеть, но и сам не привык вызывать ненависть. Если бы те люди в коридоре не пытались меня убить, а просто давили такой ненавистью, я, наверное, не продержался бы весь срок. Сошёл бы с ума или покончил бы с собой, как бы я не верил в тот миг в свою правоту. А сейчас всё это угнетало вдвойне ещё и потому, что теперь я не мог верить ни во что. Я хотел только, чтобы золотые речи успокоили моё сердце, и убедили в том, что вся эта кровь пролилась не напрасно.

Тронный зал был прекрасен как никогда. Во многих коридорах и залах дворца ещё не загладили следы войны. Стены были покрыты шрамами от жарких схваток, засохшая кровь и изломанная мебель дополняли картину. Но тронный зал был слишком велик и неудобен для сражений, и оттого избежал общей участи. Если что-то и было похищено мародёрами, то давно было компенсировано за счёт уцелевших украшений из других помещений. Приходилось щуриться, поскольку нельзя было найти места, не украшенного драгоценными металлами и камнями. Даже варвары — телохранители, маги — советники и сонм придворных были раззолочены до неприличия. Должно быть, те, что праздновали здесь свою кровавую победу, не хотели вспоминать, что творится за пределами этих стен.

Но всех прекраснее был сам С'лмон. Я не в силах описать его одеяние, да и сам он выглядел неземным созданием, как будто его черты текли, струились, оставляя впечатление чего-то невероятно прекрасного и бесконечно юного. Он выглядел спустившимся с небес богом, и мне трудно представить, сколькими жизнями это оплачивалось.

Я оказался перед подножием трона, между мной и правителем были только телохранители и маги. Мудрейший обратился ко мне — и впервые золотые речи не подействовали. Может, кровь учителя служила противоядием, или неразбавленная ненависть, которой меня окатывали по дороге, но я более не был слепым орудием С'лмона. Я стоял перед ним в глубоком поклоне и не мог решиться. Решение приняли за меня.

— На нём печать Смерти! — выкрикнул один из магов, и весь зал содрогнулся. Впервые за время своего правления правитель не нашёл, что сказать, он казался похожим на ребёнка, пытающегося проснуться от кошмарного сна.

По его знаку волосатые варвары бросились на меня, завывая от счастья. Они хотели бы служить под моим началом, но ещё желаннее для них было померяться силами с величайшим воином мира. Маги бормотали свои заклинания.

Даже тогда я бы скорее всего предпочёл бежать, а не сражаться, но в этот миг увидел удивительно красивую женщину, что ранее безучастно сидела у ног мудрейшего. Мне доводилось видеть её несколько раз, когда она приходила полюбоваться успехами своего молодого супруга, бравшего уроки в нашей школе. Я помнил, каким счастьем озарялись их юные лица, когда они смотрели друг на друга. Пол школы теряло всякий интерес к занятиям, когда красавица присаживалась на скамью для ожидающих, и я мог найти только одну возможность, как она могла оказаться среди наложниц С'лмона. Когда она взглянула на меня, как будто тёмное покрывало тоски сорвали с этого изумительной красоты лица.

Должно быть, для неё, единственной во всём дворце, я не был демоном, теперь ещё и отмеченным смертью. Для этой совсем ещё юной женщины я стал светлым воспоминанием о лучшей жизни, мудрым и терпеливым наставником её обожаемого мужа.

И я не побежал. Волосатые гиганты, чьей чудовищной силе и свирепости не мог противостоять ни один воин Ва'аллона, для меня не стали серьёзным препятствием. Слишком тяжёлыми были их чудовищные секиры, слишком медлительными были распухшие от мускулатуры тела. Их сталь выла и грохотала, разбивая плитки пола и опорные колонны в безуспешных попытках зацепить не скованного доспехами противника, мой же меч прошептал только по слову для каждого варвара, погружая их в вечный сон. Вся схватка потребовала меньше времени, чем я о ней рассказывал.

Маги тоже делали всё что могли. Огонь и лёд бушевали вокруг меня, выросшие прямо на гранитных плитах растения хватали за ноги. На меня бросались призванные из чуждых человеку стран чудовища и ожившие мертвецы, но мой меч, оборвавший столько жизней и проливший реки крови, уже не был обычным оружием. Одного касания хватало, чтобы оживлённые мертвецы вновь обрушивались грудами мёртвой плоти, а чудища в страхе обращались в бегство. И должно быть, сама печать смерти не позволяла разбушевавшимся стихиям причинить мне вред. Весь этот кошмар сопровождался оглушительным шумом, в основном состоящим из визга женщин и проклятий мужчин.

Дворцовые стражники попрятались, в ужасе бежала часть магов, министры и советники искали укрытия среди колонн и трупов. И ни один лизоблюд или придворный не осмелился преградить путь Жнецу. Я шёл к трону, как будто меня притягивали прекрасные глаза наложницы, всё ещё не зная, что мне делать с С'лмоном.

Я не знаю, что за заклятие использовал тот самый старый маг, что рассмотрел на мне печать смерти. У самых ступеней трона я внезапно утратил всякую возможность шевелиться, застыв, как муха в янтаре. Старый чародей стоял на ступеньку ниже трона и протягивал ко мне дрожащие от напряжения ладони. Воздух вокруг меня постепенно мутнел, становился всё тяжелее и гуще, будто бы превращаясь в жидкость. Мне уже было тяжело стоять, лёгкое одеяние превратилось в неподъёмные доспехи, а тяжесть почти невесомого меча выламывала руку, но те же чары не давали мне даже изменить позу. Возможно, если бы магу дали завершить начатое, кости переломались бы под собственной тяжестью, а может, до меня сначала добрался бы один из расхрабрившихся придворных, вспомнивших о личном оружии в миг, когда я стал беспомощнее ребёнка. Но в благословенном Ва'аллоне, где магия достигла немыслимых высот, даже уличный мальчишка знает лучший способ помешать магу в его работе.

Прекрасная наложница внезапно оказалась прямо за спиной у мага, поправ все традиции и приличия, предписывающие этим живым украшениям сидеть смирно и безмолвно, ни в коем случае не заслоняя собой лик правителя. Полупрозрачная накидка пала на С'лмона, на миг обнажая тело божественной красоты, вновь скрывшееся от жадных взглядов придворных под волной распустившихся волос. Прежде чем успели вмешаться правитель или другие наложницы, тяжёлая золотая заколка коротко вспыхнула пламенем рубинов и нанесла удар.

Я смог сделать незавершённый шаг, но мне потребовались нечеловеческие усилия, чтобы заставить двигаться почти раздавленное чарами тело. Забыв про меня и про растёкшееся безобидным туманом заклятье, маг медленно повернулся к трону. В его затылке экзотичным гребнем топорщилась заколка.

С оглушительным визгом бросились наутёк остальные наложницы. Грязно и необычно красноречиво ругался правитель, с трудом выпутывающийся из накидки красавицы. И только сама виновница переполоха бесстрашно стояла на своём месте, гордо развернув плечи и глядя только на меня с едва заметной улыбкой, в этот миг, как никогда похожая на статую богини победы.

Маг не успел отомстить своей обидчице. Даже самые короткие заклинания требуют времени для исполнения, а к трону вело лишь семь ступеней. Привычная точность ещё не вернулась ко мне, пришлось бить с размаху, как какому-то наёмнику, но совершенное оружие позволяет даже неумехе творить чудеса. Голова с золотым гребнем отделилась от тела, а я поспешил отвести жадное до крови лезвие, так как красавица наклонилась ко мне.

Поклон превратился в падение, которое я не успел прервать, всё ещё одеревеневший и неловкий. На миг меня опутало ароматное облако волос, но только когда роскошная грудь оказалась у меня на ступнях, я увидел изукрашенную рукоятку ножа правителя между золотистых лопаток женщины. Именно в тот миг я по-настоящему возненавидел С'лмона. Раньше всё зло, что он творил, для меня было только доводами разума. Но на этот раз, всё было слишком личным. Я ведь тоже втайне завидовал счастливому избраннику красавицы.

Говорят, правитель тоже был неплохим бойцом. Мне этого так и не довелось узнать. Между нами больше не было ни чести, ни уважения. С'лмон не успел ни подняться с трона, ни взяться за своё оружие, а я уже вбил свой меч ему в сердце по самую крестовину.

Зрачки правителя распахнулись вратами боли, но он жил! Его руки сжали мои запястья с нечеловеческой силой, и жизнь стремительным потоком потекла из меня.

Сразу стало очень холодно. Как будто раньше я был заполнен пламенем, а теперь его вытягивали из меня, не оставляя ничего, кроме промозглой пустоты. Совсем недавно я мечтал о смерти, но представлял её совсем не так! Не было никакого желания кормить своей жизнью вампира, высосавшего все соки из государства. Из последних сил я выкручивал кисть руки с мечом, проворачивая лезвие в ране, не ставшей смертельной, но, кроме мучительного стона пронзённого правителя, других последствий не было.

Изнемогая от слабости, я опустился на колени у трона, признавая поражение. Всего моего мастерства и магии клинка не хватило, чтобы победить бессмертного. С улыбкой на лице, С'лмон вытянул меч из тела и небрежно отбросил. Те подхалимы, у которых хватило храбрости не сбежать из тронного зала, радостно завопили. А затем безжалостные, раскалённые пальцы вновь впились в меня, вытягивая то немногое, что у меня осталось от обрывков жизни.

Но милосердная смерть не приходила. Последние крохи жизни уже перетекли в правителя, но дыхание не прерывалось, а кровь продолжала свой путь по телу. Просто я вдруг почувствовал себя очень лёгким, готовым отделиться от измученного тела, но что-то мешало мне. Печать Смерти! Печать, наложенная жрецом, которую я до того не замечал и не осознавал, намертво сковавшая мои тело и душу до особого распоряжения богини. Печать обжигала сильнее рук врага, всё ещё не понимающего, почему никак не умрёт упрямый мятежник.

А в следующее мгновение я ощутил это впервые. Она смотрела моими глазами и вкладывала частичку силы в моё истощённое тело. Милосерднейшая была со мной, и теперь я не мог потерпеть поражение. Повисшие плетьми руки поднялись и легли на запястья С'лмона, и правитель заорал от ужаса, ощутив присутствие страшной богини. Судорожным движением он сбросил бессильные руки и пнул меня в лицо, отбрасывая от себя на ступеньки.

У меня не было сил даже правильно сгруппировать тело, я должен был переломать себе все кости на крутых углах ступеней трона, но упал неожиданно мягко. С трудом повернув голову, я понял, что лежу на телах мага и наложницы, лишь рукоять ножа оставила синяк на спине.

Ненависть придала мне сил. Тело красавицы стало для меня символом Ва'аллона, изнасилованного и уничтоженного мерзавцем, даже сейчас старающимся уйти от ответа. В глазах пылали огненные круги, в голове стучали кузнечные молоты, во рту был привкус крови, но всё это не имело никакого значения. Важны были только руки, медленно отталкивающие тело, поднимающие его ввысь. Одна ладонь плотно лежала на костлявом трупе чародея, вторая неловко скользила по мокрой от крови ступени, я не посмел использовать для опоры тело женщины. Именно эта рука и нащупала что-то ещё более холодное, чем моё обессиленное тело — верный клинок, так неосмотрительно отброшенный С'лмоном на ступеньки.

Должно быть, ничего человеческого не было уже на моём лице, когда я, тяжело опираясь на меч, вновь встал перед троном. Золотые слова, изрекаемые С'лмоном, без всякого смысла стучались в мои уши. Единственная магия, которой он владел, ничего больше не могла вытянуть из моего тела. Я был мечом, жаждущим крови врага, и не думающем о цене и последствиях.

И враг бежал в страхе. Возможно, С'лмон ещё мог отсрочить свою гибель, сумей он покинуть тронный зал. Волосатые наёмники изрубили бы моё измученное тело, и жрецу пришлось бы искать кого-то другого для этого деликатного поручения. Но должно быть, сегодня был неудачный день для тиранов. Правитель споткнулся об голову старого мага и неловко упал у самого трона, так что мне оставалось сделать только шаг.

Лёгкий, как пёрышко, клинок сейчас казался мне неподъёмным грузом. Двумя руками ухватившись за одноручную рукоять, я раз за разом колол и рубил визжащую и бьющуюся груду окровавленного мяса, ещё недавно бывшую изысканным правителем. Прекрасное лицо утратило всякий намёк на разум, ухоженные руки, которыми он пытался остановить бритвенно-острое лезвие, превратились в обрубки. Но это создание не умирало!

Беспорядочно брыкающиеся ноги С'лмона подсекли меня, и я опёрся на клинок, прикалывая окровавленное тело к полу. Сил извлечь оружие уже не было. Я стоял на коленях у тела бессмертного врага, не в силах завершить начатое.

— Просто отдай его мне, — сказала богиня, вновь заполоняя всего меня.

И я положил ладони на бьющееся тело и подарил правителю печать смерти, посвящая его милосерднейшей. Незримые для всех, кроме меня, врата, распахнулись, втягивая не только душу, но и само тело бессмертного. Больше всего на свете мне хотелось в тот миг шагнуть следом, навсегда оттряхнув с ног грязь смертного мира, но богиня не позволила. Только ветер вырвался из закрывающихся врат — это возвращались в мир силы и жизни, выпитые С'лмоном.

Распались цепи заклинаний, и сотни людей, связанных с правителем, вновь помолодели, а некоторые, умершие меньше часа назад, даже воскресли. Я вновь был полон сил, и смог вернуть в ножны кровожадный клинок, но чуда не свершилось. Убитые обычным оружием к жизни не вернулись. Единственная, заслуживающая жизни и счастья во всём этом дворце, всё так же лежала на ступенях трона.