Aзазеловка

Но вернемся к основной канве событий. Все дети, зачатые в день, совершенного мной вызывания росли не по дням, а по часам. Они очень быстро набирали в весе, и практически не болели. Бросалась в глаза их необычайная приверженность насилию и прирожденная физическая сила. Все они часто нападали на детей, которые были их значительно старше, чтобы присвоить себе какую-нибудь безделушку. Сострадание и простая человеческая привязанность были этим "акселератам" неведомы. Они неохотно здоровались с людьми, равнодушно и с грубоватой надменностью относились к родителям чуть ли не с пеленок. Ни в ком они не нуждались, не плакали и не просили, не стремились к родителям на руки и, играя друг с другом, только дрались. Я понимаю, что это может звучать очень дико, нелепо и совершенно нереалистично. Было во всем их поведении с детства нечто исключительно омерзительное и омерзительно исключительное. Крещения ни один из них не прошел, несмотря на суеверную набожность родителей. Что-то постоянно мешало совершению обряда: будь то домашние неурядицы, болезни и смерти священников, неописуемое ненастье и многое другое — всего не перечесть. В доме, где находились эти дети, падали кресты. Это касается и нательных крестиков, веревочки с которыми непостижимым образом постоянно рвались. Иконы же во всем селе стали портиться и оскверняться. Они воспламенялись от падающих свечей, трескались, внезапно и основательно обгаживались мухами. И многое другое еще можно порассказать. Да разве все упомнишь!

С церковью у этих детей тоже была антипатия. Что-то не заладилось. Почти всегда случалось нечто, что мешало им попасть в церковь. Те редкие случаи, когда ребенка все-таки удавалось завести в храм, оканчивались припадками истерики и буйством.

Как-то совсем незаметно население села охватило, что-то похожее на массовый психоз. Люди становились необычайно нервозными. Все постоянно ссорились, были полны зависти и чванливости, строили друг другу козни. Конечно, этого и ранее было предостаточно, но теперь стало сверх всякой меры. По сельским улицам стало опасно ходить. Хотя все знали друг друга и никогда ранее не опасались ничего, теперь все изменилось. А тут еще совершенно странный случай. Некий подросток после общего семейного обеда стал просить отца дать ему меч. Отец, чуя что-то недоброе, долго пытался отговорить сына, который был очень настойчивым и докучливым, и все обещал не сотворить ничего такого, чего бы ему ни повелел Господь. В конце концов необычная просьба была удовлетворена. Получив же меч, подросток некоторое время пристально разглядывал его, потом внезапно поднял его над головой и снес одним ударом голову своему брату, стоявшему все время поблизости. Потом убийца отбросил клинок в сторону, громко захохотал, разделся и совершенно обнаженным выскочил вон из хаты. Он понесся по улицам, приплясывая и громко распевая религиозные гимны. Впоследствии его на ареопаге приговорили к смерти, но, что интересно, убийца не раскаялся, он был совершенно убежден в своей избранности и божественной инспирированности своего поступка. А во время казни даже воскликнул: "Или, Или! Лама савахфани?". Этот случай не удивил и не возмутил. Напротив все развеселились. Только и было разговоров что о том, какой дурачок этот подросток и о том, что оба сына у Амбиорига погибли, наследников не осталось и после его смерти,— а он стар,— большая часть его имущества перейдет в общественное пользование, там, глядишь и жена помрет, и вообще все можно будет отобрать и разделить. Сама казнь проходила весело. Везде слышался радостный смех. Семьи присутствовали целиком. Все оделись очень нарядно и празднично по такому случаю. Дети ели леденцы и кривлялись, изображая предсмертные муки казненного.

Во снах у крестьян стали появляться навязчивые видения. Особенно у женщин, которым все время что-то казалось, и они начинали предъявлять претензии к своим мужьям, не давая им покоя ни днем, ни ночью. Мужчины часто были готовы отречься от всего на свете, от Бога, здоровья и благополучия, лишь бы не слышать назойливых претензий. Что же это были за видения? Можно суммировать это следующим образом. Подавляющее большинство женщин вдруг особенно остро ощутило, что им не хватает денег и всякого имущества, и виноваты в этом мужья. Многим же мужчинам стало казаться, что в жизни они не преуспели, и нет у них никаких шансов исправить ситуацию естественным образом. При этом все как-то неожиданно стали ощущать, что Бог их оставил. Подобные умонастроения провоцировали их на пьянство и избиение жен.

Сельский дурачок, сумасшедший, не имевший на ладонях линий и не помнящий своего имени, над ним хоть и потешались, но относились и с некоторой долей благолепия — человек Божий! — вдруг стал проявлять небывалую для него резвость. С пылающим безумием взором, совершенно нагишом, он носился по селу, приставая ко всем с наставлениями и нехарактерно для него пространными проповедями. При этом мысли, которые он вдруг начал высказывать были необычайно умны и тонки. Если разговор был с кем-то наедине, то дурачок обращался к собеседнику неким особым образом, касаясь самых потаенных струн души, неизрекаемых сокровенных чаяний, упоминая какие-то вещи, известные лишь собеседнику, а иногда предрекал грядущее, и непременно точно. Впрочем, все обстояло таким образом, пока сумасшедший произносил монологи. Стоило лишь задать наводящий вопрос, как становилось очевидно — перед нами дурак. Содержание проповедей при всем своем просто невероятном разнообразии, особенно для скучной сельской местности, всегда несло в себе ограниченное число посланий. Вот они: Бог-Отец нас оставил (то ли отстранился, то ли умер); Иисус больше никогда не вернется на землю, так как для Пришествия либо должно быть достаточно много праведников, которые бы возопили к небесам, либо все должны погрязнуть в грехе на столько, чтобы мир бы окончательно потерял легитимацию в глазах Господа, а ни то ни другое невозможно; все жители земли окончательно обречены и только некий более молодой (хотя иногда он говорил о нем как о рожденном одновременно с Богом-Отцом или даже как о старшем брате последнего) и энергичный Бог может помочь; при этом Святой Дух вроде бы и не против такой перемены, а напротив он будет всячески ободрять людей и овладевать истинно верующими.

Одним осенним утром, не сговариваясь и не договариваясь, все население села собралось возле церкви. То был совершенно необъяснимый непостижимый порыв. У каждого была какая-то своя причина прийти: у кого встреча, кому сон приснился, а у кого просто путь пролегал мимо и т.п. Но все в одно время оказались в одном месте. Самые крикливые стали выступать на темы: "все мужики — сволочи", "все бабы — бляди", "архонт-вор", "правды нет", "чтоб оно все..." Когда все желавшие высказаться выступили и над толпой поднялся гул обсуждения, перед входом в церковь появился сельский дурачок верхом на быке, очень похожем на некогда забодавшего Федю Никанорского. Погарцевав немного, распевая гимны необычного богохульного содержания, умалишенный остановился, встал на спине быка в полный рост и, протянув правую руку вперед, как бы указывая на более счастливое будущее, прочел очень длинную (не менее часа) пламенную речь. Сегодня его слова представляются мне полным идиотизмом, но тогда все казалось вполне правильным и логичным. Он говорил, что не убий — отговорка слабых и трусливых, что слаще всего на свете — вкус человеческой крови, что жить с одной женщиной или одним мужчиной всю жизнь противно человеческой природе, что женщина должна проявлять любопытство к тому, как половой акт совершают разные мужчины, а мужчины должны стремиться овладевать самыми красивыми, быть неутомимы и неутолимыми в любви, что отбирать у ближнего имущество — единственный способ разбогатеть. И все в таком духе. Потом он разразился проклятиями и богохульствами. А народ, не дожидаясь окончания речи, бросился в церковь, сокрушая все ее внутреннее убранство: оплевывались и попирались ногами иконы, соскабливались фрески, люди мочились там, где еще совсем недавно стояли на коленях. "Поклонись тому, что ты жег; сожги то, чему поклонялся". Впрочем, вдоволь поглумившись над былой святыней, народ разошелся.

На следующий день сообразившие куда ветер дует священники стали ходить по домам и собирать подаяния для молодого и энергичного бога Азазеля и его воинства. И была какая-то интрига в том, что они заговорили именно об этом демоне; где всплыло это имя, о котором я, кажется, некогда никому ничего не рассказывал? Прижимистый в обычное время народ не пожалел имущества ради "святого дела". Священники пригласили Виридомара, народного умельца, который умел изготовить своими руками все, что можно помыслить, и чинил всему селу все что ломалось, а с ним меня и деревенского дурачка как пророков божьих. Мы должны были незамедлительно переделать храм под нужды нового бога, превратить его в достойное для Господа обиталище. Хотя я, мастер на все руки и умалишенный были очень разными людьми и не ладили друг с другом, хотя сразу стало ясно, что об общем предварительном плане работ не может быть и речи, мы как никак были охвачены чувством единения в творчестве, мы загорались внезапными идеями, или скорее интуициями, стремясь максимально хорошо их реализовать. При этом наши интуиции словно бы дополняли друг друга. Больше всего в то время я боялся ошибиться, сделать что-то недостаточно совершенным. Я жаждал реализации незримого в зримом, бесконечного в конечном, вечного в преходящем. Это было как откровение, разрыв с которым даже на секунду мне казался катастрофой вселенского масштаба. Нужно сказать, что большую часть времени в течение всех дней я проводил в чтении заклинаний-молитв, проведении магических ритуалов, писании писем Азазелю и Люциферу. Я много спал, из-за быстрой утомляемости и из-за опасений пропустить какой-то вещий сон. Впрочем, сами сны я в то время ощущал яснее, чем реальность, они были для меня реальней реальности. Порой я слышал фразу или видел событие, но не мог припомнить, это было во сне или в состоянии бодрствования. Тогда мне и раскрылся вкус классификации Вячеслава Иванова, согласно которой есть реальное и реальнейшее. Но в жизни моей было не много готовой теории, но я искал ее на ощупь в слепую, у всего была одна цель, все было в одном порыве — уловить то единственное слово, тот единственный орнамент или рисунок, который сам есть высшая реальность. И замены нет — все суть незаменяемые знаки истины.

Наши работы шли быстрыми темпами, хотя на первый взгляд мы больше спали и занимались посторонними делами. Мы расписали храм новыми фресками, изображавшими ключевой переломный момент нашей истории и наставление молодежи: совокупление с демонами в разных позах, а также символические изображения всевозможных откровений, полученных нами. Пересказать я вам всего этого не могу. Ведь это величайшие таинства, запретные и непостижимые для людей другого вероисповедания.

Как из рога изобилия посыпались и бытовые "обыденные" откровения. Их прикосновение ощущалось в будни и в праздники, священниками и мирянами. Молящиеся у статуи Азазеля или у икон каких-либо иных богов часто задавали вопросы и получали на них ответы. Им казалось, что лицо истукана или изображения становится то ласковым, то добрым, то злым, то тревожным. Для сторонних наблюдателей, впрочем, все это оставалось вовсе незаметным. А еще знамения являлись и вне церковных стен. Люди научились прозревать знаки во всем: в полете птицы, в дуновении ветра, в шепоте деревьев, в изменении погоды. Населению села снились яркие сны с продолжениями, в которых демоны сообщали поразительные вещи прежде неведомые жителям Аварика: как гнать самогон, как пользоваться противозачаточными средствами, делать гаубицы, ругаться матом, говорить о политике во вселенском масштабе и многое другое.

Первое время перемены вызвали оживление и повысили мотивацию основной части населения. Все, несмотря на доминантные в то время насилие и злобу, пребывали в возбуждении, в эйфории, полные упований на светлое будущее для своих детей. Можно сказать, что воцарился "мрачный оптимизм". И всем хотелось внести свою лепту в становление нового порядка вещей, прославить нового бога. И потому однажды на ареопаге село единогласно постановили переименовать из Аварика в Азазеловку. Сам Азазель, как видно из многочисленных знамений, весьма благосклонно отнесся к народному волеизъявлению.

Не следует представлять себе общество в Азазеловке как монолит. Я повторю то, что уже говорил, но ввиду исключительной важности хочу, чтобы вы обратили на это внимание. С приходом демонов все стали ненавидеть друг друга. То есть, нет. Я неверно выражаю свою мысль. Соседи и раньше ненавидели друг друга, но моральные, традиционные установки были такими, что сдерживали внешнее выражение этой неприязни. Собственно мне кажется, что даже если бы я и не вызывал демонов, они бы нашли и другой способ снизойти к нам. Если давать злу пустить корни в душе, то рано или поздно потенциальное зло найдет способ самореализоваться. Возникает ситуация, при которой бесполезно искать непосредственные причины и стремиться их искоренять. Если "зло на пороге лежит", то оно все равно пробьет себе дорогу. Нужно искать и исправлять первопричины. Но человек почти всегда слишком глуп и слаб для этого.

Так вот Азазеловка словно тонула в море жгучей ненависти. Постоянно находились трупы, и всегда ужасно изуродованные, то есть убиенные умирали в страшных муках. Возможно, иногда люди погибали от рук сектантов, но, как мне кажется, все-таки много чаще причины были исключительно бытовыми. Про кражи, доносы и драки и говорить нечего — обычное дело. Следует, справедливости ради, оговориться, что уровень преступности не был постоянным или все время рос. Правильнее говорить о колебаниях. Вначале, сразу после вызывания был необычайный рост, потом, после постройки нового храма и фиксации культа — резкий спад, потом медленный и достаточно устойчивый подъем.

Разумеется, все церковные праздники были упразднены. Священники и пророки, в число которых входил и ваш покорный слуга, активно занимались созданием нового календаря. Нынешние праздники, как правило, совпадали по времени со старыми церковными, с сохранением старого стиля, Юлианского календаря. Однако теперь это были фестивали с жертвоприношениями, шествиями и карнавалами в честь сил природы, князя Азазеля и его слуг. В жертву людей на новых празднествах не приносили, для этой цели использовались ритуально чистые животные. Иногда многие детали, впрочем, изменялись, а с ними и самый смысл обрядов. Являлся какой-то демон во сне или наяву и указывал, что и по каким причинам следует изменить. Всех подробностей культа я рассказать не смею, так как невольно могу начать говорить о его потаенной сути, а непосвященному уповать на это непозволительно. Лишь приведу один пример возникновения праздника (наименее насыщенного эзотерически), чтобы вы почувствовали суть, дух того времени, Geist der Zeit, так сказать. Как-то с неба раздался голос, который изрек, что должны прийти враги в такой-то день, в такое-то время. Население села на основании этого предостережения основательно подготовилось. И действительно в урочный срок явились до зубов вооруженные представители сигуранцы (об этом я еще расскажу после). Мы благодаря полной готовности захватили их, не потеряв ни одного человека. В честь славной победы следовало отблагодарить бога. Но вот незадача, мы ведь не знаем какого! Гадания и молитвы не дали ровным счетом ничего. Потому был установлен алтарь из необтесанных камней в честь неизвестного бога, которого народ в последствии прозвал "розмовлявший — порадiвший". Мимо алтаря пастух гнал разных животных и птиц, и все они быстро проходили мимо. Лишь одна белая коза остановилась у камней и не желала, невзирая на удары, двигаться дальше, словно сам бог ее выбрал и не дозволял идти. Так был учрежден праздник в честь пророческого изречения. В этот день на особом алтаре на памятном месте приносилась в жертву белая, без единого пятнышка, коза. Культ первоначально не пользовался большой популярностью в народе. Но однажды одной старушке явился во сне некий юноша, объявивший, что он и есть тот самый "неизвестный" бог, и его весьма печалит то небрежение, в котором оказался его культ, несмотря на великую услугу, оказанную им населению Азазеловки. Ну да ладно. Он не злопамятен. И готов исцелять от насморка тех, кто пожертвует ему помидор на соус к козе. Старушка, проснувшись, поведала всем о своем сновидении и страждущие потянулись к алтарю с помидорами и просьбами. Потом говорят некий человек, задремав подле алтаря, исцелился от чесотки. Так стало считаться, что и от этого недуга "неизвестный бог" помогает.