Цветок у трона

Кто-то плачет. Надрывно и жалобно. Я осторожно выглядываю из-за ворот. Маленький ребенок, личико которого перемазано черникой, сидит прямо у дороги и целенаправленно выдавливает из себя душераздирающие звуки. Скорее всего, потерялся, решила я. Захотел полакомиться черникой, раскинувшейся вдоль стены поместья, и потерялся. Я прикрыла за собой ворота, и подошла к ребенку.

— Не плачь, малыш, давай я отведу тебя к папе.

Но упрямец закатил еще более бурную истерику, выкрикивая одно и то же слово, смысла которого я не знала. Видимо, он кого-то настойчиво звал, но кого?

Я недоуменно нахмурила лоб:

— 'Ма-ма'?— по слогам произнесла я незнакомое слово,— кто такая мама?

Ребенок радостно заверещал, и его глаза засветились от радости. Вдруг сзади раздался шум чьих-то приближающихся шагов. Я поспешила скрыться за воротами. Осторожно выглянув, я увидела, как к ребенку подбежала молодая женщина и, подняв непутевое чадо с земли, с такой нежностью и лаской прижала к груди, что я почувствовала, как в моей собственной груди что-то заныло. Это и есть мама? А мне когда-нибудь подарят такую же? Чтобы она точно также нежно обняла меня и покрыла поцелуями мое заплаканное, перемазанное черникой лицо?...

Цветы медленно кружаться вокруг меня. Белые, фиолетовые, лиловые.. все оттенки этих цветов переливались на матовых лепестках. Хорошо, что здесь нет синих. Ненавижу этот цвет. Когда я посажу в своем саду фиалки, там не будет ни одной синего цвета...

Какое странное чувство. Я счастлива. Я чувствую гармонию в каждой клеточке моего тела. Осторожно встав с мокрой от дождя травы, я оборачиваюсь назад. И вижу Его. Какие странные все-таки бывают сны, они могут объединить в одном человеке черты других, совершенно несовместимых людей. Я даже улыбнулась, созерцая нелепый эксперимент своей фантазии. У него были глаза моего отца, точная их копия. Вплоть до маленьких пятнышек на радужке темно-синего цвета. А все остальное было копией незнакомца, с которым я танцевала на празднике. Только волосы отливали не лунным серебром, а расплавленным солнечным золотом. Память почем-то отказывалась выдать завершение того вечера, но во сне это как и многое другое показалось мне неважным. Так вот, это был тот незнакомец с глазами моего отца и золотом волос. Но я почему-то четко знала, была абсолютно уверена, что это мой отец.

Он подошел ко мне ближе, и я зачаровано смотрела в такие родные и любимые глаза. Внезапно запястья обожгла острая боль, и я с удивлением наблюдала, как по ним тонкими струйками стекает кровь. Недоуменно подняв глаза, я увидела в руках отца кинжал. Я не могла пошевелить даже пальцем, тело как будто сковало льдом. А еще я не могла понять, зачем отец это сделал? Я чем-то провинилась? Мои длинные черные волосы падали на глаза и мешали рассмотреть, что происходит. А кровь все текла и текла на землю, которая почему-то отказывалась ее впитывать. И вскоре у моих ног образовалась небольшая красная лужица. В этот момент отец подошел ко мне и, намотав на палец один из моих фиолетовых локонов, поднес его к губам. Нежно поцеловав прядь, он опустил пальцы в мою кровь и начал водить ими, вырисовывая какие-то символы. Его пальцы переливались огненными всполохами. И прежде чем он дописал, я уже смогла прочитать написаное. Отец писал мое имя. Аштиатан. Но зачем писать его моей кровью? Вернее, на моей крови?

Его синие глаза в последний раз посмотрели на меня, окутывая своим волшебством. На свете нет чище и прекраснее этого темно-сапфирового цвета... Вот он дописал последнюю руну, и я облегченно вздохнула, снова обретя чувствительность тела и способность двигаться. Но тут начало происходить что-то странное и неправильное. По телу прошла неприятная дрожь. А потом я упала на колени, задохнувшись от острой боли. Меня раздирали, рвали на части. Забирали часть меня. Я кричала и кричала. Пока не охрипла. Пока не сошла сума от жестокой нежности, светившейся в сапфировых глазах.

Я ненавижу синий цвет...

Я снова открыла глаза, возвращаясь в свой прекрасный сон. Я спрячусь здесь навсегда. От чужих, жестоких сновидений. Я протянула руку к белой фиалке, но как только коснулась ее, лепестки начали темнеть. Вода становилась красной. А в ней как мертвые птицы кружились алые от крови цветы. Подняв руки, я увидела, как от запястий алым дымом струится кровь. Я закричала, но вода накрыла мой крик. Кровь, кровь, повсюду моя кровь. Больше не было прозрачной ласковой воды с нежными лепестками. Вокруг меня разливалось алое безумие. А потом мир снова перевернулся как песочные часы, каждой новой песчинкой отсчитывая мое время до нового стремительного кувырка.

Я лежала на чем-то холодном и гладком. Сил не было даже чтобы застонать. А хотелось... Тело затекло и начало покалывать мелкими иголками, медленно возвращаясь к жизни. Я открыла глаза, слегка повернув голову. Все та же пещера. Мысленно застонав и простившись с отчаянной надеждой, что это был лишь кошмарный сон, я приподнялась на локтях. Почему я лежу на мраморном алтаре? О богини, хоть бы этот псих уже ушел, забравши ту бедную девушку, чтобы я могла спокойно идти домой!

И тут меня резко дернули за руку, отчего я упала с алтаря, больно ударившись коленкой.

— Проснулась, мой цветочек? Вот и славно, нам пора.

Неосознанный страх больно кольнул сердце.

— Ты же обещал меня отпустить?— с надеждой и отчаянием в голосе прошептала я.

— Я соврал,— лаконично ответили мне.

Вот так просто. 'Я соврал'. Никаких уверток, никаких оговорок. Просто и ясно. Я даже ничего не смогла ответить. А что тут еще сказать? С истерическими криками кинуться на него ' Подлый обманщик! Как ты мог обмануть доверчивую девушку?!' Сама виновата, дура, поверила на слово. Да нормальный человек ему бы даже снег зимой сторожить не доверил!

— Глупо было тебе верить, для тебя соврать, что чашку чая выпить...— сказала я, с трудом сдерживая предательские слезы.

Он резко остановился и повернул ко мне лицо. Бледное от ярости. Я в страхе отшатнулась, но он крепко держал мою руку.

— Попридержи язык. Я никогда не нарушаю данное мною слово. Когда заклинаю его своим именем. Обещание, данное моим полным именем, я выполню даже ценой жизни.

Холодная ярость сталью звенела в каждом его слове. Но я все-таки осмелилась спросить то, что меня так интересовало. На всякий случай, на будущее, вдруг пригодится.

— И как же тебя зовут?

Уже знакомая мне улыбка змеей скользнула по его губам. Склонившись в легком и изящном полупоклоне, он произнес тягучим, завораживающим голосом:

— Принц Сумеречных земель, верховный страж Теневой границы, Шайтан ша'ан Тааран ша'ан Эблис ша'ан Ишта'рри'ан. Остальные титулы на драконьем и темноэльфийском наречии ты врядли поймешь, поэтому ограничимся верховным именем.

— Так ты принц?— он еще и особа королевской крови... Хотя надо было сразу догадаться по его высокомерной мине. Его титулы не произвели на меня никакого впечатления, просто набор красивых слов. Но имя не оставило равнодушной. Завораживающее и опасное, идеально ему подходящее. Если бы так звали не его, то оно наверняка бы мне понравилось...

— Это всего лишь один из моих титулов,— в его голосе не было ни капли самодовольства и хвастовства, всего лишь констатация очевидного.

Но я одернула себя. Какая мне разница, принц, король или бог? Главное выяснить, зачем я ему нужна, и как избавиться от его навязчивого внимания к своей персоне. Умом я понимала, что моя ситуация приближается к критической точке 'полный упс'. Но мне почему-то было так легко, и все проблемы казались разноцветными мыльными пузырями, которыми я некоторое время полюбуюсь, а потом лопну.

— Почему ты меня обманул? Где та девушка?— моя нервная система превысила свой лимит стрессов за день, и я решила хоть в раз в жизни как нормальная девушка впасть в истерику.

Резко вырвав руку, я остановилась и приготовилась скандалить.

— Я не сдвинусь с места, пока ты не объяснишь, что происходит,— главное не перегнуть палку. Я до сих пор мысленно вздрагивала, вспоминая серую сталь его глаз и когтей.

Шайтан раздраженно взмахнул рукой, и прямо перед нами из воды поднялось зеркало с меня ростом. По ту сторону зазеркалья стояла она, та самая прекрасная девушка. Он заточил ее в зеркало? Я подняла руку и коснулась холодного стекла. Она повторила мой жест, подняв на меня свои печальные глаза. Я невольно отшатнулась. Никогда не видела таких глаз. Немного раскосые, с неправдоподобно длинными ресницами фиалковые глаза. Чистый, яркий фиолетовый цвет обжигал кожу. В такие глаза было больно смотреть, но не смотреть было еще больнее.

— Выпусти ее, ты, чудовище!— в ярости закричала я.

Шайтан в наигранном недоумении поднял бровь.

— Я тебя никуда и не запирал.

Ничего не понимая, я опять обернулась к стеклу. Отчаяние, непонимание и ужас от смутной догадки плескались в волшебных фиалковых глазах.

Я подняла вторую руку и сжала ее в кулак. Девушка зеркально повторила мои движения. А потом бессильно прислонилась лбом к стеклу.

Это зеркало.

И мое отражение.

Внезапная усталость накатила на меня волной. Мне стало как-то все равно, что со мной происходит, и почему мир сошел сума. Беспричинная апатия заставила говорить спокойно и ничему уже не удивляться.

— Это я?

— Не дурно, правда? Старые перечницы постарались на славу,— усмехнулся Шайтан, а увидев мой непонимающий взгляд развеселился еще больше,— я имею ввиду великих и всемогущих богинь Иллюзорного мира. Они создали тебя, Аштиатан. Идеальный сосуд. Идеальный артефакт.

— Аштиатан?— прошептала я, вглядываясь в фиалковые глаза и пытаясь узнать в незнакомке себя.

— Цветок ночи. Созданный четырьмя стихиями и проклятый благословением пятой.

— Перестань говорить загадками!— разозлилась я.

Шайтан махнул рукой и мое отражение пропало. На месте его появились поля и леса с высоты птичьего полета. Пестрыми картинками мелькали города, деревеньки, острые пики замковых башен и обветшалые крыши крестьянский домов. С удивлением я увидела очертания своего поместья. Мне показывали мой мир.

— Это твоя клетка. Заиллюзорный мир.

— Я не понимаю. Я прожила здесь всю жизнь!

— Ты прожила здесь ровно семьдесят восем лет по календарю этого заиллюзорного мира.

— Почему ты все время называешь его заиллюзорным?— спросила я, намеренно проигнорировав шокирующую новость о моем возрасте. Я дала себе обещание ничему больше не удивляться.

— Потому что это иллюзия, созданная по подобию истинного мира, всего лишь его отражение. Истинный мир называется Иллюзорным. Мир, который создает иллюзии, находящиеся за его пределами. Они создаются для того, чтобы накапливать звездную энергию. В нашем мире это является главной единицей магии. Сила звезды превосходит силу земли, воды, воздуха и огня. Чтобы жить, мир должен черпать энергию. Но энергии звезды стало недостаточно. И тогда были созданы волшебные зеркала, которые создавали тысячи новых отражений звезды, а вместе с ней и миры. Создавая этим огромное количество энергии. Такие отражения стали называться Заллюзорными мирами.

— Поему ты говоришь о звезде в единственном числе? -удивилась я,— их же тысячи.

Шайтан рассмеялся.

— Такие глупости могут говорить только смертные заиллюзорных миров. Звезда одна. Ее зовут Си'эрр. Она ярче и в тысячу раз прекрасней своих отражений. Есть легенда, что когда она упадет, настанет закат эпохи Пяти Богинь. Этакий маленький апокалипсис. Тот, в чьих руках потухнет Си'эрр, отметив своим последним сиянием избранника, станет единственным богом Иллюзорного мира, он сам станет новой звездой. Но это все сказки, рассказываемые на ночь непослушным деткам. Эти завистливые божки будут править и портить всем жизнь еще не один десяток веков. Кстати, о богинях. Они являются покровителями и формальными владыками Иллюзории. Формальными, потому что им дела нет до тех, кто там живет. Они заняты только своими божественными интригами и всего лишь покровительствуют настоящим правителям истинного мира.

— А кто же тогда эти правители?— не удержавшись, перебила я.

Шайтан недовольно прищурил глаза.

— Не смей перебивать, ты итак испытываешь мое терпение. Я не обязан тебе все это рассказывать,— холодно сказал он, но, тем не менее, продолжил,— Иллюзория расколота на две части. По обе стороны теневой и солнечной границы правят два Повелителя.

' Так он, наверное, страж этой самой теневой границы,— подумала я, вспомнив его титул,— скорее всего, он родственник королевской семьи, какой-нибудь внучатый племянник одного из Повелителей, которому доверили охранять границу..'

Задумавшись, я случайно пропустила часть рассказа.

— ...война, которая длилась четыреста семь лет. Устав от кровавых игр своих Повелителей, жители Иллюзории молили богинь о помощи. Преследуя свои, им одним ведомые корыстные цели, богини решили помочь. И создали тебя.

Сердце застучало еще быстрее и с еще большим отчаянием. Мир вокруг меня распадался на части.

— Как это создали? У меня есть отец! У меня есть дом, у меня есть жизнь!— в панике закричала я, отказываясь верить. Вот сейчас я вздохну глубже, зажмурю глаза и проснусь в своей постели. Многим снятся цветные сны.

— Можешь открыть глаза. Если ты не видишь мира, это не значит, что мир не видит тебя. Ты была создана как сосуд для магии звезды, абсолютной силы, которая перейдет в артефакт. В тебя.

Смысл постепенно доходил до меня, и мне стало по-настоящему жутко.

— Я не артефакт! Я живой человек!— в отчаянии закричала я.

— Люди не доживают до ста лет, их жизнь коротка, как у мотылька. И не обольщайся насчет своей души, она была дана тебя как дополнение, некая прихоть легкомысленных богов. Ты всего лишь артефакт, пока пустой, но скоро ты наполнишься великой силой, которую только ты сможешь удержать. В тебя есть частица от каждой из Богинь. Тот, кто будет владеть тобой, будет всемогущ.

Бессмысленно. Дико. Жестоко.

— Но ты сам говорил, что Си'эрр никогда не упадет. Где же эта ваша безграничная сила?— с иронией спросила я, отказываясь принимать правила, которые навязывала мне жизнь.

— Я говорю не о звезде, а о ее осколках. Четыре осколка Си'эрр. Четыре Печати. Они были утеряны за тысячи лет до начала войны. Чтобы разбудить силу и впитать ее в себя, ты должна сорвать печати. Их поиском займусь я. Тебе нужно лишь делать все, что я скажу. Я всегда хорошо обращаюсь со своими вещами. Свой артефакт я тоже не обижу, если он будет служить и подчиняться мне.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Вот так, всего лишь вещь, артефакт. Как оружие, которое должно верно служить своему хозяину, и как только станет ненужным, покорно отправляться в ножны. Не хочу! Не хочу и не буду!

— А как же мой отец?— ухватилась я за последнюю соломинку,

— Никакой он тебе не отец. Эта было иллюзией. Ты называешь своим отцом того, кто украл у тебя имя, изрезав твои запястья и пролив кровь. Он заточил тебя сюда, и не обольщайся насчет его благородных целей. Ты так долго пробыла здесь, потому что он тоже ищет Печати. И как только бы он их нашел, ты бы стала его артефактом.