мы из Бреста. часть 4

О: Из госпиталя я [был] выписан числа 10 сентября 1941 года и был помещен в общий 10-й барак. 15 сентября 1941 года всех военнопленных, находящихся в этом бараке, примерно около двух тысяч человек, немцы пропустили через медосмотр, выдали хлеба и объявили, что погонят нас вглубь Германии работать. Этапом направили на ст. Молодечно, где посадили в открытые полувагоны и повезли поездом в Германию.

В: Во время перевозки вас поездом была ли вооруженная охрана?

О: Да, была, но не сильная: через два — три полувагона стоял немецкий солдат с винтовкой.

В: Куда Вы приехали с этим эшелоном?

О: Следуя на полувагоне, я уговорился с хорошо мне знакомым по гражданке Ничковым Иваном Филипповичем бежать из эшелона, что [мы] и осуществили на первой остановке за городом Вильно.

В: Расскажите подробно, как Вам удалось совершить побег из-под охраны немецкого конвоя.

О: Примерно 16 сентября 1941 года вечером, часов в 10 вечера, поезд, в котором повезли нас, остановился на первой от г. Вильно станции по направлению на город Лида, где поезд простоял не более одной минуты. Когда поезд тронулся и наш вагон проследовал стрелочную будку, то я и Ничков прыгнули и скатились с насыпи в кусты. Наш побег был замечен патрулями, но не наших вагонов, а последующих, которые по нам открыли стрельбу. Сделав четыре выстрела, дали промах. После прохода поезда мы побоялись идти в город Вильно и, перейдя жел.-дор. путь, одну колею, направились в близлежащий лес, и всю эту ночь шли в южном направлении от Вильно. Примерно в полночь по дороге мы вышли к какому-то населенному пункту, состоящему из 6 — 8 домов, в одном из которых слабо горел огонь. В этот дом мы постучались, и на наш стук дверь открыла женщина, у которой мы попросили есть. Взойдя в ее дом, мы от нее получили хлеба, соли и спичек и по ее предложению или, вернее, предостережению ушли из этой деревни. Ей мы, не скрывая, пояснили, что убежали из эшелона военнопленных.

В: Следовательно, эта женщина говорила и понимала по-русски?

О: Да, она понимала и с искажениями говорила на русском языке.

В: Какого содержания она Вам сделала предупреждение?

О: Она нам предложила уходить, предупредив нас, что в деревне имеются полицейские, которые проверяют дома.

В: В какой одежде Вы заходили к указанной Вами выше крестьянке-женщине?

О: Я был одет в фуражку гражданскую, стеганую замасленную фуфайку, а гимнастерка, брюки и кирзовые сапоги были красноармейские.

В: Где же Вы приобрели гражданскую фуражку, замасленную стеганую фуфайку?

О: Фуражку и фуфайку я выменял у неизвестного мне гражданина в лагере Молодечно.

В: Продолжайте показания о своем нахождении в бегах.

О: Совместно с Ничковым пешком мы прошли до деревни Поповка Ольшанского сельского совета, а района не знаю, Вильненской области (не точно), находящейся примерно в 100 — 120 километрах от Вильно. Это было вечером, примерно 25 — 27 сентября. В деревне Поповка на крыльце дома, стоящего на отшибе от других, мы увидели сидящего мужика, у которого попросили покушать, объяснив ему, что мы были еще до войны заключенными привезены на строительство аэродромов, а сейчас освобождены немецкими войсками и пробираемся на родину в Смоленскую область. Данный мужчина предложил нам остаться у него поработать, но мы ему высказали опасение, что нас арестуют. Он нас в этом разуверил и сказал, что возьмет разрешение у старосты села о том, чтобы мы у него работали и не были арестованы. Так он и сделал, и мы остались у него работать.

В: В чем был одет Ничков?

О: Побег Ничков совершил в военной форме, но по дороге до деревни Поповка он выменял на военное обмундирование фуражку, коричневое в клетку пальто, самотканые брюки и рубашку, оставив только сапоги. Я также из воинского обмундирования оставил только сапоги, а гимнастерку и брюки променял на самотканые брюки и рубашку.

В: Сколько времени Вы проработали в деревне Поповка?

О: В деревне Поповка у Петрусевича Романа, отчество я не знаю, я проработал до 31 декабря 1941 года. Ничков до этого же времени работал у брата моего хозяина, тоже Петрусевича, имя и отчество которого я не знаю.

В: Что Вы стали делать после 31/XII-1941 года?

О: 31 декабря 1941 года староста деревни, фамилию которого я не знаю, предупредил нас, что нам нужно идти в Ольшаны в сельсовет или, как его там называли, гмина за получением документов на право жизни в Поповке. Но когда мы пришли туда, нас арестовали в полиции, а провожавших нас хозяев отпустили. Таких, как мы, собралось 21 человек, вместе с которыми под стражей в гминах мы переночевали, а на следующий день были отправлены в тюрьму в город Ошляна.

В: Следовательно, в деревне Поповка у старосты вы были зарегистрированы?

О: Да, были зарегистрированы под своими биографическими данными, за исключением того, что Ничков назвал своей родиной Смоленскую область.

В: За что Вы были арестованы 31/XII-41 года немецкой полицией в Ольшанах?

О: Я этого не знаю, так как в Ольшанах допросов мне не чинили и обвинения никакого не предъявляли. В тюрьме же в Ошлянах в канцелярии какая-то девушка в присутствии полицейских сделала мне опрос и с моих слов заполнила какую-то карточку, где были занесены мои правильные биографические данные, а Ничков наврал [о] месте рождения, выдавая себя за смоленского.

В: Сколько времени вы пробыли в тюрьме в Ошлянах и чем занимались последующее время?

О: В тюрьме мы пробыли с 1 по 17 января 1942 года. За это время встретили Денисова Михаила Ивановича, [который] до призыва в Красную Армию проживал в городе Краснокамске и работал на фабрике Гознак. С ним вместе мы сидели в одной камере и вместе ходили на расчистку снега, устройство дорог [в] Ошлянах, делая осадку дорог елками. К 17 января 1942 года четверо заключенных заболели тифом...

Глава.

— Ты общался с пленными? Каково твое мнение о них?

— Общался. Хотя бойцы Седова старались их не брать, особенно полицаев из вспомогательной полиции, охранных батальонов и эсэсовцев. Тем не менее, в Минске захвачено больше пятисот человек солдат и офицеров вермахта из охранных батальонов и танкистов, две сотни из люфтваффе и примерно три сотни человек из числа различных немецких организаций. Офицеров, абверовцев и сотрудников СД мы сразу отделили от других пленных и отправили в Москву.

— Да я знаю, с ними сейчас работают следователи.

— Те пленные с кем я говорил, в основном служили в тыловых организациях, занимались охраной лагерей военнопленных, организацией снабжения ГА "Центр", ремонтом техники. Среди них преобладала растерянность и удрученность от смены их положения, тем не менее, довольно много тех, кто верит, что это ненадолго, что в итоге Германия победит, а они в ближайшее время будут освобождены вермахтом, а восстание в Минске будет подавлено. В основном такие мысли высказывают те, кому до 40 лет. Те, кто возрастом старше к попаданию в плен относятся довольно философски и откровенно радуются, что остались живы. Довольно охотно идут на контакт. Фанатиков среди пленных немного, но они есть. В основном это члены всевозможных нацистских организаций. Они на контакт не идут, фанатично преданы своему фюреру и считают нас "недочеловеками и варварами".

— Понятно. Что там со вспомогательной полицией? Из кого она чаще всего формируется?

— В нее идут представители, условно говоря, пяти разных по своим целям и взглядам категорий населения.

Первые это "идейные" противники Советской власти. Среди них преобладают бывшие белогвардейцы и уголовники, осужденные по политическим статьям. Приход немцев они воспринимают, как возможность отомстить "комиссарам и большевикам" за прошлые обиды. Белорусские, польские, украинские и прибалтийские националисты к тому же получили возможность вдоволь поубивать "клятых москалей и жидов". В отношении этой категории я согласен с Седовым — брать их в плен не имеет смысла. Только загрузим следователей лишней работой. Думаю, их следует уничтожать на месте без всякого разбирательства.

Вторые это те, кто при любом политическом режиме старается остаться на плаву, получить власть и возможность вдоволь пограбить и поиздеваться над своими же соотечественниками. Нередко, как и представители первой категории не отрицают, что подались в полицаи для того, чтобы совместить мотив мести с возможностью набить карманы чужим добром. Вот, например, что показал на допросе курсант Минских курсов полиции Лабанович: "На сотрудничество с немцами я пошел потому, что считал себя обиженным советской властью. До революции у моей семьи было много имущества и мастерская, которая приносила неплохой доход. Я думал, что немцы как культурная европейская нация, хотят освободить Россию от большевизма и вернуть старые порядки. Поэтому принял предложение вступить в полицию... В полиции наиболее высокие оклады и хороший паек, кроме того, была возможность использовать свое положение для личного обогащения...". Думаю, что с ними надо поступать так же как и с первой категорией.

Третьи это военнопленные, для которых служба во вспомогательной полиции был единственным способом выбраться из лагеря военнопленных и выжить. Приведу в качестве иллюстрации показания полицая Грунского:— "...Добровольно согласившись сотрудничать с немцами, я просто хотел выжить. Каждый день в лагере умирало по пятьдесят — сто человек. Стать добровольным помощником было единственным способом выжить. Тех, кто выразил желание сотрудничать, сразу же отделяли от общей массы военнопленных. Начинали нормально кормить, переодевали в свежую советскую форму, но с немецкими нашивками и обязательной повязкой..." Таких как Грунский довольно много. С теми из них кто не запятнал себя кровью советских граждан можно работать и привлекать на нашу сторону. Остальных к стенке.

Четвертая категория это люди, которых заставили взять в руки оружие и нацепить на рукав повязку полицая под угрозой физической расправы над ними и их родственниками. С такими я считаю надо поступать, так же как и с предыдущей категорией.

Пятая категория это те, кто пошел в полицаи по заданию органов НКВД, партийных и подпольных организаций, командиров партизанских отрядов для того, чтобы снабжать информацией о замыслах и планах врага.

Надо сказать, что сами полицаи прекрасно понимают, что их жизнь зависит от положения на фронте. Понимают они и то, что когда территория будет очищена от врага, с них спросят по всей строгости Советского закона. Поэтому и ведут себя соответственно. Первая и вторая категория, а так же те, кто запятнал себя кровью советских граждан, всячески старается выслужиться перед своими хозяевами, зверствуют, участвуют в карательных операциях, участвуют в расстрелах и грабежах.

Среди полицаев существует особая группа сотрудников охранных батальонов шуцманшафты (нем. Schutzmann-schaft — охранная команда, сокр. Schuma). Проще сказать карательные батальоны, действующие под командованием немцев и вместе с другими немецкими частями. Вот у них-то руки были по локоть в крови! На счету карателей тысячи загубленных человеческих жизней. Члены шуцман-шафтов носят немецкую военную форму, но с особыми знаками различия: на головном уборе свастика в лавровом венке, на левом рукаве свастика в лавровом венке с девизом по-немецки "Тгеи Tapfer Gehorsam" — "Верный, храбрый, послушный".

По распоряжению Гиммлера от 6 ноября все охранные батальоны получили номера:

— для Северной России и Рейхскомиссариата "Остланд" (Беларусь и Балтия) — Љ 1— 50;

— для остальных районов России — Љ 50 — 100;

— для Рейхскомиссариата "Украина" и украинских земель под военным управлением— 101— 200;

— для "Генерал-губернаторства" — Љ 201 — 250.

По функциям охранные батальоны подразделяются на:

1) охранные (Wacht-Bataillons), которые обозначены буквой "W" и предназначены для охраны важных стратегических объектов или транспортных путей;

2) резервные (Ersatz-Bataillons), которые обозначены буквой "E", в них проходят обучение рекруты, и переобучаются бывшие сотрудники нашей милиции или полиции Польши и Прибалтийских республик;

3) полевые (Feldz-Bataillons) — "F" , используются для борьбы против партизан.

Белорусские батальоны получили следующие номера: с 45 по 49, 56, 60, с 64 по 69. В организационном и оперативном отношении все эти части подчинены начальнику полиции порядка генерального округа "Беларусь" СС — оберштурмбанфюреру Эберхарду Герфу и действуют в западной и центральной Беларуси. Единственным исключением является батальон "Shuma" Љ 69. Он расположен в тыловом районе группы армий "Центр" и подчиняется фюреру СС и полиции "Могилев".

По штатному расписанию каждый батальон должен состоять из штаба и четырех рот по 124 человека в каждой, а каждая рота — из одного пулеметного и трех пехотных взводов. Иногда в состав батальона входили также технические и специальные подразделения. Как правило, батальоном командует местный доброволец из числа бывших военнослужащих польской или Красной армии. В каждом батальоне есть 8 немецких офицеров и 58 унтер-офицеров. Нехватку офицерского и унтер-офицерского персонала они собирались восполнить на курсах по переподготовке полицейских, открытой в Минске в начале декабря.

Желающие поступить на службу в батальон проходили проверку немецкими спецслужбами. Выяснялись подробности довоенной и военной жизни добровольца. Доброволец должен быть в хорошей физической форме, а так же иметь здоровые зубы. Срок службы определяется контрактом и составляет шесть месяцев. По штату каждый неженатый командир "Шума" до 35 лет получал 90 рейхсмарок, после 35 лет — 105 рейхсмарок, женатый без детей — 120, а с ребенком 130. Солдат до 35 лет — 40 рейхсмарок, после 35 лет — 55, женатый без детей — 70, с ребенком — 80...

Глава.

Через сутки после встречи Нового года Акимов из Молодечно прислал мне около тысячи человек, безоружных, ослабленных пребыванием в лагере и практически раздетых сведенных в два "штрафных батальона". И еще таких парочку эшелонов обещал. У меня своих прошедших "фильтр" было почти столько же. Хорошо хоть трофеи имелись. Пришлось преобразовывать "истребительный" батальон в полк четырех батальонного состава, комсостав для него брать из "старой гвардии" и из освобожденных из плена командиров. Часть "профильтрованных" выделили в подразделения тяжелого вооружения и для экипажей бронепоездов. Наиболее ослабленные были сформированы в взводы выздоравливающих и направлены в Ивье, в села расположенные вдоль автотрассы на Минск, на жд. станции по пути на Молодечно для гарнизонной службы. Было у меня ощущение, что они нам еще там понадобятся. Не могли немцы не воспользоваться шансом и не попытаться перерезать нам пути отхода. Да и бойцам надо было прийти в себя. Кстати это дало неожиданный результат — бойцы с помощью местных жителей нашли несколько десятков танков, автомашин и орудий, брошенных наших войсками в ходе отступления и не найденных немцами. И их потребовалось приводить в порядок.

С техникой вообще проблем было много. Я уже говорил про трофеи, их было много, даже очень. Если с авиацией проблема решалась переброской исправных самолетов в Минск и дальше за линию фронта, то с наземной техникой такой фокус не прокатывал. Требовалось ввести в строй и модернизировать трофейные и найденные танки. Танки, что не смогли запустить пустили на бронепоезда или использовали в качестве БОТов в обороне города и аэродромов. Из остальных сформировали несколько танковых рот и тяжелую танковую роту на КВ-2. С модификацией особо ничего сделать не получилось. В основном навесили экраны, у легких танков наварили лобовую броню. На пару Т-34 с разбитых немцев установили командирские башенки, поменяли радиостанции и оптику. Все...