мы из Бреста. часть 4

Сизов Вячеслав Николаевич

Мы из Бреста. часть 4

( на правах рукописи)

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови понапрасну друзей.

Дай-ка лучше согрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

Ты не плачь, не стони, ты не маленький,

Ты не ранен, ты просто убит.

Дай на память сниму с тебя валенки.

Нам еще наступать предстоит.

Иона Деген (1944г.)

Из неопубликованных воспоминаний Маршала Советского Союза Шапошникова Б.М. ( АИ)

" ... В конце декабря сорок первого года в ходе обсуждения дальнейших планов наступления наших войск на Калининском, Западном, Центральном и Брянском фронтах Сталин напомнил мне о письмах, хранившихся у него. В свое время материалы тех писем нам серьезно помогли. Вот и теперь Иосиф Виссарионович предлагал мне вновь воспользоваться сведениями оттуда.

Говорить о том, что те письма давали нам ответ на все вопросы глупо. Мы пользовались ими как справочными материалами. Так как целый ряд событий описанных в них не нашли своего отражения или были нами своевременно не допущены. Например, прорыв войск 2 ТГ в тыл Юго-Западному фронту, захват Брянска и т.д. Автор писем к Сталину по моему мнению будучи долго оторванным о своей исторической Родины не смог предусмотреть великого патриотизма нашего народа, его веру в Побуду над врагом. Не смог он предусмотреть массовый героизм и подвиг советского народа на оккупированной территории. Например, рейд по немецким тылам сравнительно небольшой оперативной группы войск НКВД, захват ею в плен Гудериана, уничтожения целой плеяды выдающихся полководцев Германии, создание Слуцко-Бобруйского кармана, героической обороны Смоленска и Могилева, восстания в Минске. Что дало возможность советскому командованию своевременно подготовиться к обороне Москвы, накопить необходимые стратегические резервы и уничтожить врага.

Верил ли Сталин изложенному в тех письмах? Я думаю, что до конца нет. Но, то, что он их хорошо изучил, могу утверждать. Об этом говорили его закладки и пометки на страницах писем. Слишком уж там был пессимистический вариант развития ситуации для наших войск. Тем не менее, надо отдать должное профессиональной подготовке автора, его аналитическим способностям предусмотревшего еще задолго до войны возможный сценарий боевых действий и указавший на возможные ошибки при проведении тех или иных операций...

...С учетом того, что складывавшаяся в тот период обстановка на советско-германском фронте в целом соответствовала описанному в письмах, мы воспользовавшись анализом возможных ошибок совершенных нашими и германскими войсками в ходе проведения Ржевско-Вяземской стратегической наступательной операции 1942 г.. Благодаря этому нам в значительной степени удалось осуществить многое из задуманного в ходе Сычевско — Вяземской, Торопецко — Холмской, Ржевской наступательных операций войск Калининского фронта, Вяземской воздушно-десантной, Можайско — Вяземской наступательной операций войск Западного и Центрального фронтов..."

Глава.

Из воспоминаний красноармейца Пономарюка Андрея Станиславовича. (АИ)

... В армию меня призвали по мобилизации в июле. У нас в артели я был лучшим краснодеревщиком, поэтому директор наш Семен Григорьевич никак не мог с этим согласиться. Все "бронь" в горкоме партии пытался мне сделать, как нужному в производстве человеку. Да не вышло, все равно призвали, так попал я саперы. Под Смоленск. Батальон наш там оборонительные укрепления строил.

В плен я попал в августе. Нашему взводу тогда поставили задачу восстановить разрушенный авианалетом мост. Мы приехали, посмотрели, что к чему, работы там было часа на два. Вот только народа у нас для этого мало было. Там часть настила и столбов менять нужно было, а приказ был срочно все исправить, войска по мосту выходить из окружения должны были. Охрана моста во время налета погибла, так что помогать нам было некому. Взводный в деревню, что в пяти километрах стояла, поехал насчет помощи узнать. Ну, а мы делом занялись. Ребят погибших в воронке похоронили. Потом в рощу, что рядом с дорогой была, я с десятком парней пошел бревен напилить. Управились быстро. Напилили и назад несем. Только мы к мосту подошли и бревна на землю положили, а тут немцы на всей скорости на бронетранспортере подъехали. Стоят, хохочут, руками показывают, чтобы мы продолжали работу. А у нас оружия чтобы сопротивляться нет. Мы его на телеге сложили, чтоб не мешало в работе. Тех, кто решился бежать, немцы из пулемета положили. Осталось нас стоять у моста всего двенадцать человек. А немцы опять руками показывают, мол, работайте, делайте свое дело. Пришлось делать. Жить то хочется. Мне тогда всего 25 лет было. Сначала мы одни работали, затем к немцам подкрепление пришло, в том числе и их саперы. Обер-лейтенант немецкий посмотрел, что и как мы делаем, похвалил, своих солдат на помощь прислал. Так что через три часа мост был готов, и немцы через ту речушку переправились. За работу немцы нас накормили, паек дали, разрешили наших погибших парней похоронить и как были с инструментами и вещами, к себе в тыл отправили. В сопровождающего дали двух своих раненых солдат. Так мы до сборного пункта пленных и топали. Держали нас отдельно от остальных пленных в отдельном бараке. Обер-лейтенант оказывается, записку своему командованию про нас написал, что мы специалисты хорошие. Вот нас и использовали по специальности, на разные работы посылали. Чаще всего мосты да дома ремонтировать. Кормили получше других пленных, из своего котла, одежку, какую никакую давали, Старшим у нас был знающий русский язык, прихрамывающий на левую ногу пожилой немец. Он и за охранника и за переводчика и за начальника выступал. Нас не обижал и другим в обиду не давал посредником в меновой торговле выступал. Я из остатков материалов от скуки поделки всякие вырезал, а он их менял на продукты, папиросы или вещи. Ну и себя и своих друзей не забывал, частенько просил меня какой-нибудь подарок сделать. Глядя на меня и остальные наши мастеровые всякие поделки стали делать, да продавать. По сравнению с другими в общем неплохо мы жили. Я в немецком языке очень даже поднаторел часто сам с немецкими инженерами и специалистами говорил.

В октябре нас под Оршу послали железнодорожный мост чинить, что партизаны взорвали. Дело было уже привычное, да вот я в реку упал. Слава богу, выплыл, и свой инструмент не потерял. Ну и простыл, не без этого. К тому времени у меня уже немецкие документы были. Поэтому лечиться в немецкий госпиталь определили. Там несколько палат для русских было. Обслуживали нас русские и немецкие врачи. Хорошо нас они лечили, дело быстро на поправку шло. Однако вскоре нас в Минск было решено эвакуировать, так как мест для прибывающих с фронта раненых и больных не хватало.

По дороге наш поезд был подорван и обстрелян из леса, часть вагонов сошла с рельсов и опрокинулась. В том числе и тот, в котором находился я. Раненые и больные посыпались с полок. Так получилось, что на меня сверху упал очень крупный немец с открытой раной на теле и почти придушил своим весом. Я его с себя аккуратно сдвинул и положил рядом. Вылезти из под него хотел, да не получилось, слишком уж он крупный был, зажал мне руку своим телом, кровью меня всего измазал. Так нас и нашли. Спасатели посчитали что я немца того собой прикрыл, так как рядом с нами еще трое убитых было. Немец тот оказался большим чиновником из организации ТОДТа. За его спасение мне 200 рублей премии выдали, а когда через три дня выписали из госпиталя, то направили в рабочую команду на склад ТОДТа в Минске.

Тут в отличие от остальных пленных нам за работу платили деньги, выдавали неплохой продовольственный паек и рабочую одежду, практически не охраняли, давали возможность помыться в бане. Нас работало на складе всего полсотни человек — русских, украинцев, белорусов. Жили мы своим тесным мирком. Бригадиром был Рудольф, выдававший себя за поляка жителя западных областей Польши. Но это было не правда. Евреем он был. Уж чего-чего, а евреев я во Львове насмотрелся и могу лучше гестапо определять где еврей, а где поляк. Хотя они все там перемещены. Нехороший и злой человек вот что я о нем могу сказать. Вел себя он в отношении нас хуже, чем сами немцы. Те 7 ноября нам бутылку водки и небольшой шмат сала передали, а этот гад у нас постоянно воровал из пайки. Ну да бог шельму метит. В конце ноября его забрали на службу в охранную дивизию.

Хоть выход в город у нас был свободный, специальный пропуск для этого выдали, ходить нам было некуда. Так если только на рынок купить что-нибудь из вещей. Деньги что мы получали, я откладывал на будущее. Краж и побегов у нас не было. Да и куда бежать? Кругом же немцы, а с местными мы почти не общались. О том, что в Минске подполье готовит восстание, мы не знали, так как целый день были заняты на погрузке — разгрузке. Немцы на Католическое Рождество нам на всех выставили пару бутылок водки, дали каждому по пачке своих сигарет и пирогу с капустой, следующий день объявили выходным. Вечером мы постирались и легли спать пораньше. Проснулись, когда на складе начался бой с охраной. Караул восставшие быстро скрутили, там и было то всего десять пожилых человек. Из казармы нас не выпустили, оставив под охраной часовых из подпольщиков. Правда, несколько человек из нашей команды чего-то, испугавшись, сбежало через окно в уборной.

К обеду появились чекисты, которые занялись нашей проверкой. Мне и остальным парням скрывать было нечего, присягу мы не нарушали, никого не предавали. Я следователю все без утайки рассказал, как в плен попал и где находился, чем занимался. Чекистов больше кто сбежал, интересовали. Я что о них знал, поведал.

Вечером нас отправили на сборный пункт, где присоединили к группе бывших пленных из "Пушкинских казарм", зачисленных для службы в штурмовой полк комиссара Григорьева. Привезли на окраину города, всех сводили в баню, постригли под машинку, у тех, у кого не было вещей, выдали обмундирование: брюки, гимнастерку, шинель, ремень, шапку, ботинки с портянками и обмотками. Часть вещей были трофейными, с немецких складов. Прямо на заснеженной лесной поляне нас разделили на батальоны, роты и взводы. Назначили командиров из числа чекистов-штурмовиков. Ротным к нам поставили опытного товарища орденоносца младшего лейтенанта Прокудина. Очень скоро мы в роте поняли, что нам невероятно повезло. Прокудин оказался очень хорошим командиром. Во время боя он всегда был рядом и все свои силы направлял на решение трех главных задач: безоговорочное выполнение приказов вышестоящего командования, максимальное сохранение личного состава роты и обучение военному делу своих подчиненных.

При получении оружия мне досталась самозарядная винтовка Токарева — СВТ, делающая десять выстрелов без перезарядки. Сначала это понравилось, но уже очень скоро стали ясны ее недостатки: повышенная чувствительность к малейшей грязи. Чистить винтовку приходилось иногда по нескольку раз в день, а во время боя это было очень некстати. Так я и тащил эту дуру, пока не обзавелся трофейной винтовкой "Маузер".

Под утро следующего дня мы участвовали в атаке и захвате города Заславль. Охрану станции и лагеря для военнопленных там держали две немецкие роты охранной дивизии и железнодорожники. Узнав о восстании в Минске немцы из Молодечно в Заславль еще подкрепления прислали, вот они и засели в окопах, что от летних боев остались. Рано утром под минометную канонаду нас бросили в атаку. Первую атаку нашего батальона немцы отбили. Не очень охотно парни в атаку пошли, не добежали до врага, под пулеметным огнем залегли на поле, а потом и отступили на исходные. Даже раненых с поля не забрали. Только "штурмовики" за окраину городка зацепились, дрались в городских кварталах и рвались к жд. вокзалу. Нас тех, кто уцелел в атаке, собрали в перелеске, дали минут двадцать отдохнуть и снова бросили в бой. За нами развернулась подошедшая пулеметная рота, поддержавшая нас в новой атаке. Во время атаки мы бежали в сторону противника, стараясь оттеснить его и заставить выйти на поле под огонь полковых минометов. Неожиданно из немецкого окопа выскочил высокий пожилой унтер-офицер. Увидев невдалеке нашу пехоту, он сразу же буквально нырнул обратно. Я ближе других находился к нему и, не задумываясь, прыгнул в тот же окоп. Немного пробежав и вскинув винтовку, хотел было выстрелить, но немец внезапно исчез за очередным поворотом. Пробежав еще метров тридцать и несколько развилок, я окончательно потерял противника из виду и приостановился, чтобы понять, что делать дальше. Неожиданно сзади послышалось дыхание бегущего человека. В нескольких метрах от себя я увидел штык-нож винтовки того самого унтер-офицера, за которым чуть раньше гнался сам. Уберечься от удара не оставалось времени, и я почти бессознательно упал. В тот же момент по телу скользнуло холодное железо, рядом прогремел выстрел, и меня обдало чем-то горячим. Это были кровь и мозги немца, которого сверху в упор застрелил бежавший недалеко от меня командир роты Прокудин, видевший немецкого унтер-офицера и меня, бросившегося за ним. Сейчас я могу смело утверждать, что остался жив только благодаря умелым действиям нашего командира роты. Мы закрепились в захваченных траншеях, а чекисты-штурмовики, поддержанные танками и артиллерией, окончательно выбили врага из города в чистое поле. Где их и добили. После этого нас оставили в городе в качестве гарнизона, для получения пополнения и обучения.

В качестве пополнения мы получили бывших пленных из Минского шталага. На парней было страшно смотреть — худые, как сама смерть, одни кожа да кости, как только вообще передвигаться могли. Все никак согреться не могли, все к печке поближе старались сесть. Их и в новую форму одели, и теплые вещи выдали, кормили бульоном, и первое время на занятия в поле не брали, а они все мерзли. Больных среди них много было, вся санчасть ими забита была. Но выкарабкались. Особенно те, кто жить хотел. Я, слава богу, не болел, за собой следил, все занятия прилежно посещал, и вскоре меня назначили командиром отделения.

Под Заславлем мы проходили обучение, заново постигая воинскую науку. Учили нас чекисты — штурмовики, жестко учили, никаких поблажек не давали. Может потому я и выжил. Прежде всего, нас готовили к борьбе с танками. Танковые атаки наводили ужас на пехоту. Нервы многих солдат не выдерживали, и они просто убегали, куда глаза глядят, подставляя спины под пулеметные очереди. Вот чтобы этого не было, нас и учили бороться с танками, куда и как бросать бутылки. Обкатывали танком или трактором. Вскоре в роте появился специальный подобранный взвод ампулометчиков. Эти ребята, находясь в окопе или в другом удобном месте, ожидали приближающуюся машину, выбирали мертвую зону, недоступную для поражения пулеметным огнем, неожиданно выскакивали и бросали в танк бутылки с горючей смесью. Потом в роте появились две 45-мм противотанковые пушки...

Глава

Никитин

"Не ну его к черту эту должность, надо проситься в роту!" — В который раз зарекался Никитин. "Никакого тебе покоя, сна и еды только и знаешь, что мотаешься из края в край. То на аэродром в штаб группировки, то в горком или в обком партии, то по постам, то по казармам и отрядам, то к десантникам, то по лагерям для военнопленных, то на склады, то в бывшее гетто, то по заводам, то по лазаретам и баням, то в Заславль, то на жд. станции в сторону Барановичей или Борисова товарищ старший лейтенант посылает. Другие вон встали в оборону и в ус не дуют, а мне тут приходится все время на ногах мотаться. Совсем загонял меня Николаевич и меня и себя не жалеет. Чего он на себя столько навалил? Вон в штабе группировки пять генералов и куча полковников есть, а комендантом Минска Николаич стал! Не могли, кого другого назначить! Хотя может, действительно не могли. У остальных товарищей командиров своих забот и ответственности хватает. Тут и спланировать все как надо и боями руководить. Да и города они совсем не знают, не то, что мы за месяц, что здесь в лесах обитали, успели выучить. Товарищ старший лейтенант его знает, словно родился в нем. Оно и понятно сколько раз они с Сашкой Могилевич да с остальными парнями бывали тут, пока к восстанию готовились. Вот Сашка Командиру все и показал, а у Командира память отличная, если что увидит, то обязательно запомнит. А остальным то командирам что из Москвы прибыли, когда по городу ходить да все запоминать? Некогда им! Они в делах и заботах свой штаб почти и не покидают. Как Командир говорит у них вечный "цейтнот". Одно руководство войсками и поставками грузов чего стоит! Я когда в штабе с поручениями бываю, вижу какая это запарка.

Партизаны, танкисты, подпольщики и часть наших "ястребков" сразу после захвата города на Барановичи нацелились, а то оттуда, как только немцы узнали о восстании в Минске каратели поперли. Хорошо, что наши, захватив немецкие артсклады и танки, привели их в порядок и смогли раскатать "сусликов" на подходе к городу. Немцы то только вдоль дорог действуют, так как снег кругом глубокий чуть ли не по грудь. Вот наши этим и пользуются, знают, где их встречать и из засад громят. Впервые дни то по несколько атак отбивали, а как у немцев резервы кончились наши сами вперед в наступление на Барановичи пошли. Наступлением опять же из штаба группы войск руководят. Так что некогда товарищам штабным командирам решать другие вопросы. Да и мало их на все направления деятельности штаба не хватает.

Десантники вон, хоть и мало их еще, по прибытии сразу же в наступление на Борисов и Марьину Горку пошли, громя по дороге немецкие и гитлеровские гарнизоны. Генерал Левашов со своими штабными только и успевает, что донесения получает и с картой работает. И ведь не только со своими десантниками на связи, а еще с летунами, танкистами, что его подразделения усилили. С тыловиками и снабженцами Горохова, что на трофейных немецких складах командуют, у них любовь вообще отдельная. Потому что получить боеприпасы и продовольствие больше то и негде. То, что из-за линии фронта приходит так это совсем капля по сравнению с тем, что есть на складах. Бойцы его корпуса, что самолетами прибывают, с собой немного привозят, только на день-два боя. С бойцами то тоже проблем хватает, кого куда отправить, какие подразделения усилить или пополнить. Вот и некогда ни генералу, ни его командирам городом заниматься.

Летчики так на тех все вообще держится. С утра до вечера и с вечера до утра впахивают. И как только успевают отдыхать? Как к ним не придешь, они в бумагах или на телефоне и рации сидят. С утра и до вечера с горкомом и госпиталем списки на эвакуацию и заявки на поставку необходимого готовят. Потом самолеты встречают, разгружают грузы, грузят эвакуируемых и провожают самолеты в рейс. За ночь то до сорока самолетов на аэродромы вокруг города садятся, так что некогда им совсем остальные вопросы решать.

Наши батальонные товарищи командиры как мы город взяли так все в разгоне оказались, даже вместе собраться у них не получается только по радио и общаются. Комиссар товарищ Григорьев с "ястребками" на Заславль ударил. Смяли они там фашистов, наших пленных еще чуток освободили. Товарищи Акимов с Петрищевым и погранцами на "фильтре" сидят бывших пленных проверяют. Начальник штаба товарищ Алексеев при генерале Константинове в главных помощниках ходит. Так что все товарищи старшие командиры при делах получаются.

Тех товарищей командиров, что из лагеря для военнопленных освободили, пока на должности не ставят. Их еще лечить и откармливать надо. Доходяги, в прямом смысли этого слова! Они же почти все сплошь либо раненые, либо больные. Многие животом маются, заморили их совсем немцы голодом. Да и тифозных и вшивых из них много. Пока обработку пройдут, подлечатся, в себя придут, времени много уйдет. Так что от них пока толку мало.

Вот и поручило командование группировки нашему Владимиру Николаевичу коменданствовать в столице Белоруссии. А забот тут сплошное море — всех надо накормить и напоить, по домам расселить, завалы разобрать, трупы с улиц и дворов убрать, оружие и документы собрать, обеспечить охрану захваченных складов и пленных, контролировать формирование новых воинских частей и фильтр пленных, поддерживать порядок на улицах города, его оборону, да и еще многое другого. Вот и приходится мне по поручениям Командира летать, куда пошлют, а посылают часто. Связь то телефонная что от немцев досталась, хоть и работает, но еще не все нужные объекты подключены. А везде глаз да глаз нужен. Вот Владимир Николаевич меня и гоняет. Хорошо хоть у врага лошадей захватили, а то ногами не успел бы все поручения выполнить.

Позавчера часть проблем по работе с населением с нас вновь образованный горком партии снял. В него местные подпольщики, что восстание в городе готовили, вошли. Они, зная местных жителей и их проблемы, нам на помощь пришли. Занялись восстановлением коммунального хозяйства, разбором завалов, обеспечением жителей топливом и распределением продуктов питания. Да и вообще общение с местными жителями во многом на себя взяли. А то одни евреи из гетто со своими проблемами чего только Командиру стояли. Ведь их там под семьдесят тысяч и детей и взрослых. Кроме наших местных сидельцев немцы туда еще и иностранных из Европы целую кучу нагнали, а они по-русски ничего не понимают, на разных языках говорят. И все они к товарищу Седову на прием лично рвались и чего-то с него требовали, как будто он всемогущий. А ведь чего требовали — и чтобы кого-то там срочно за линию фронта эвакуировали, и кого-то в первую очередь лечили, кого-то одели, кому-то медикаменты и еду дополнительно дали и т.д. и т.п. И так с утра и до вечера на разных языках то по-белорусски, то на иврите, то по-немецки или по-польски, то вообще не пойми на чем. И всех их Командир принимал и понимал и вопросы решал! И как только Владимир Николаевич со всеми ними справлялся? Нервов то, сколько надо, а они-то ведь не железные. Понятное дело, что люди настрадались, но кроме них еще под сотню тысяч наших бывших пленных, что в здешних лагерях у немцев сидели есть, и городское население никуда не делось. А их ведь тоже всем необходимым обеспечивать надо и их проблемы решать. И все со своими проблемами в комендатуру шли. На фронте и то легче было. Чтобы снять нагрузку товарищ Седов всех наших оставшихся в городе батальонных командиров назначил комендантами районов и припряг, чтобы они на месте вопросы населения решали, а ведь им и боевые задачи никто не отменял. Так что когда горком свою работу начал всем нам слегка полегче стало. Они и списки на эвакуацию и на обеспечение питанием составляют и городским хозяйством занялись, оставив комендатуре только военные вопросы и охрану порядка. А сегодня вон товарищ Пономаренко — первый секретарь партии и нарком внутренних дел Белоруссии товарищ Цанава со своими работниками из Москвы прилетели так, что с нас еще часть проблем снимут.

Сашка Могилевич-то теперь таким важным стал. Целый лейтенант ГБ, ходит со шпалой в петлице, отрядом руководит. Мы то, как сюда прилетели, у него на базе были, вместе в городских боях участвовали. Он со своей группой здание гестапо блокировал, а потом штурмом брал. Все надеялся семью свою найти, да не получилось. Говорят, что немцы его дом еще в июне разбомбили, а семья где-то в эвакуации находится. Вот только где именно неизвестно. Парень сильно переживает по этому поводу, да Командир сказал, что найдет через Наркомат, там специальный отдел для этого есть. Сегодня Сашка со своим отрядом и парой человек из группы Цанавы, опять, куда-то отправлен. Вроде как в Несвеж.

Вот интересно, какими нас наградами за захват города наградят? Не конечно мы не за награды воюем, но все же хотелось бы перед Оксаной покрасоваться да и деньги неплохие за них дают. Две медали "За отвагу" и медаль "За боевые заслуги" на груди, конечно, хорошо смотрятся, но с орденом куда как лучше будет. А там глядишь, и звание прибавится. Сашка то, Могилевич, за летний рейд орден Красной Звезды получил. Его ему генерал Константинов еще в начале месяца вручил, а сегодня товарищ Цанава приказ о присвоении нового спецзвания за подготовку восстания передал. Да сказал что на Саньку представление к еще одному ордену подписано. До отъезда Санька успел свою шпалу слегка обмыть. По сто грамм шнапса выставил. Так глядишь, скоро генералом будет, нос совсем задерет. Ну да ничего, я тоже скоро командиром стану. Старший политрук, что мои записи о командире и рейде брал, обещал, как назад в Москву вернемся, меня сразу в школу комсостава войск НКВД направить. Единственное просил продолжать все фиксировать и отмечать. А мне что сложно? Когда есть время, почему не сделать нужное для страны дело!

Ксюша, обещала ждать. Любит меня по-настоящему. Если все будет хорошо, то, как школу комсостава закончу, и кубики в петлицу получу, поженимся. Детей заведем. Очень она троих сыновей хочет, а я и не против, семья должна быть большая. После войны на Украину, на Киевщину к Оксаниным родителям знакомиться поедем. Она пока в Москве в театре работать будет, а там посмотрим, говорила, что хотела в университет поступить учиться на врача или инженера. Так это дело нужное, я же свою мечту стать командиром обязательно в жизнь воплощу. Только бы поскорее мир наступил. То, что у нас здесь в Минске и Белоруссии все получится, и мы успешно выполним задание страны, разобьем врага и вернемся с победой, даже не сомневаюсь. Командир сказал, что мы победим и войну закончим в Берлине, значит так и будет. Мы не подведем, сделаем все как надо, а он нас вытащит из любой передряги, в это все наши из "старой гвардии" верят. Ведь и в не таких переделках бывали..."

Глава.

Немецкое командование на захват Минска и его железнодорожного узла отреагировало моментально. Уже в обед над городом появились бомбардировщики. Много. Ударили они по лагерям военнопленных и ряду захваченных нами объектов. Удар был ожидаемый и поэтому потерь среди личного состава было не так много, больше гражданское население пострадало, особенно в гетто. Повторить налет немцам не удалось. Вечером, несмотря на продолжающиеся в городе бои, на аэродроме в Мачулищах разместился истребительный отряд из авиагруппы Паршина. Так что экспертам люфтваффе на следующий день пришлось сбрасывать свой груз далеко от города. Бомбардировщики люфтваффе летали с аэродромов в Лиде, Орше, Полоцке и Витебске, их прикрывали истребители с аэродромов в Могилеве, Ивацевичах, Барановичах, Бобруйске, Орше и Борисове. По первости перевес естественно был на стороне немцев. Мы могли им противопоставить только наши дежурные пары истребителей и огонь немного численной зенитной артиллерии, но постепенно ситуация изменилась. Самолеты врага все реже стали появляться над нами. Объяснялось это просто. Топливо у немцев восточнее Минска стало редкостью, да и с "бортами" проблема возникла. Не то, что у нас. Немцами на аэродромах вокруг Минска было собрано большое количество разных самолетов и главное созданы огромные запасы авиатоплива и запчастей. Для снабжения группы армий "Центр" в сутки требовалось 120 железнодорожных эшелонов. К началу декабря немцами жд. пути были перешиты на "европейскую" колею только до Минска, поэтому грузы требовали перевалки на автомобильный транспорт или в вагоны "русской" колеи. С учетом потерь в автотранспорте и диверсий на жд. линии вермахт получить все нужное не успевал, склады в Минске нам достались богатые, что топливные, что остальные. Если у немцев была проблема в технике, то у нас она заключалась в летном и техническом составе. Подготовленных специалистов для трофеев катастрофически не хватало. Не только на самолеты, но и на все остальное, в том числе танки и автомашины. И это несмотря на больше сотню тысяч освобожденных из лагерей.

Почти десятую часть освобожденных, тех, кто явно сотрудничал с врагом, вместе с администрацией лагерей и гетто, уцелевшими в бою полицаями и всякой другой шушерой пришлось к стенке ставить. По-другому не получалось. Враг был кругом. Не было у нас времени устраивать суд и разбирательство — почему перешли на сторону врага. Решение тройки обжалованию не подлежало. "Липы" никому не шили, особенно с учетом захваченных картотек и показаний спасавших свои жизни абверовцев и лагерной администрации. Фильтрацией пленных занимались ребята Цанавы, прибывшие вместе с ним из Москвы. Они вдумчиво и со всем старанием изучали карточки пленных и заводили фильтрационные дела. Это требовало времени, а его не было. Всех прошедших фильтр ставили в строй штрафбатов или отправляли на лечение в тыл за линию фронта. Отпускать в строй без проверки они никого не хотели. Даже если это был действительно необходимый специалист. "Лезть в бутылку" из-за скорости проведения фильтра расхотелось после беседы с Наркомом ВД Белоруссии. Все он понимал и знал, что без механиков и специалистов стоит куча трофейной техники, но потребовал не лезть в дела оперсостава и заниматься своими делами. Я не стал обострять отношения с Лаврентием Фомичом, тем более что по остальным вопросам у нас с ним было полное взаимопонимание. Перед бригадой стоял вопрос подготовки к рейду на Молодечно и Лиду. Вообще я предлагал расширить географию рейда, внеся в него еще и Вильно. Для этого мне требовались еще 5-ть стрелковых батальонов. Они нужны были для закрепления территории за собой. По сообщению разведки гарнизон города был небольшой — несколько батальонов литовской вспомогательной полиции, штаб охранной дивизии с батальоном немецких войск и немецкие железнодорожники. Захват жд. узла Вильно в будущем сулил большие перспективы для наступления наших войск — перерезалась еще одна стратегическая магистраль снабжения немецких войск сразу двух немецких ГА — "Север" и "Центр". Плюс давало возможность пополнить войска нашей группы за счет наших военнопленных содержавшихся в лагерях Молодечно и Вильно.

За мое предложение был Цанава и Константинов. Против выступило партийное руководство республики и штаб генерал-лейтенанта Болдина. У них были другие предложения и требования. После захвата Минска у народа появилось головокружение от успехов. Хотели все сразу и нахрапом, без разведки, точных сведений о противнике и предпринимаемых им действиях. Партийное руководство выступало за скорейшее освобождение Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков и восстановление здесь Советской власти. Они были не против рейда на Молодечно и Лид, наоборот обещали помощь партизанских отрядов, но вот планы наступления на Литву встретили со значительным холодком. Им больше импонировало предложение о сильном ударе на Барановичи, внесенное несколькими полковниками из группы Болдина. Это предложение основывалось на данных городских подпольных групп в Фаниполе, Дзержинске, Столбцах, Городеи и Барановичах. Исходили они из того что во всех указанных населенных пунктах гарнизоны немцев слабые — не более пехотной роты вермахта плюс силы жандармерии, отряды вспомогательной полиции и "организации Тодта". Что во всех перечисленных населенных пунктах есть рабочие команды военнопленных, и они присоединятся к нашим частям. Что Барановичи рядом и якобы сведения о гарнизоне проверенные, а у нас есть силы для захвата этого города. На мои доводы о том, что там крупный жд. узел, сильный гарнизон и аэродром с мощным зенитным прикрытием, что гарнизон после Минских событий насторожен, внимания не обратили. Напирали на то, что в городе большой лагерь для военнопленных, что в городской тюрьме страдает около 20 тыс. советских граждан, на поддержку местным городским подпольем нашего наступления и т.д. и т.п. Слава богу, в трусости меня никто из них не обвинил, памятуя о том, чьими силами взят Минск, а то бы я тогда точно кого к стенке поставил. Решение на удар и штурм Барановичей принималось штабом группировки под давлением партийного руководства республики, без участия Константинова, выехавшего в 214 десантную бригаду Левашова действовавшей в направлении Марьиной Горки и Борисова. Нашу бригаду, чтобы мы не мешались "под ногами", отправили в согласованный со Ставкой рейд на Лиду и Молодечно. А на Барановичи бросили шесть недавно сформированных "штрафных" стрелковых батальонов и танковый батальон с несколькими партизанскими отрядами. В итоге они потеряли почти двадцать единиц бронетехники и несколько тысяч человек убитыми и ранеными. Город как был под немцами, так и остался. Хорошо, что наши, отступая, смогли закрепиться на "линии Сталина".

Подготовка к рейду на Лиду началась еще в первый день нашего прибытия под Минск. В июле отправляя из Пружан в рейд группу Могилевича, пользуясь послезнанием истории, я просил Иониса добраться до своих родных мест и закрепиться там, ведя разведку немецких гарнизонов в Лиде и Молодечно. Что тот и сделал, устроившись на работу по специальности в управу. Через своих знакомых и друзей он собирал сведения о численности и местах расположения противника, лагерях военнопленных и рабочих командах, настроениях местного населения. Могилевич смог установить контакт с землемером и тот посылал разведданные о положении дел на Гроденщине. Дополняли сведения Иониса действовавшие в Налибокской пуще и в районе Лиды диверсионные группы НКВД и партизанские отряды. Сведения постоянно уточнялись, мы знали численность гарнизонов вермахта и частей вспомогательной полиции. В зоне наших интересов наиболее крупные немецкие гарнизоны силами до батальона 403 охранной дивизии были в Молодечно (663 ландверный) и Лиды (564 ландверный), там же стояли группы Абвера, подразделения организации Тодта и Люфтваффе, были еще команды Рейхсбана (Германские железные дороги). Небольшие (силами до роты) немецкие и полицейские гарнизоны стояли в Воложине, Ивенец, Вишневе, Ивье. Команды Рейхсбана были и на всех железнодорожных станциях. Полицаи были из местных поляков и белорусов, кроме того в районе Молодечно отмечались действия литовского полицейского батальона. В городках и местечках действовали антисоветские организации Национально-Трудового Союза (НТС) и "Белорусской Самааховы (Самообороны)" собиравших под свои знамена всякую шваль. В Минске мы разгромили их штаб, как и разведштаб Абвера ("Абвернебенштелле-Минск") во главе с царским генералом Смысловским (он же генерал-майор вермахта Артур Хомстон) и штаб "Белорусской Самааховы". В них были захвачены очень интересные документы о взаимоотношения всякого рода "общественных" организаций с вермахтом, Абвером и СД. Так что снимать их со счета мы не собирались.

Местом сбора личного состава бригады стал Заславль. Там на территории Заславского погранотряда, Военно-Технического склада ПВ НКВД и бывшего лагеря для военнопленных формировались боевые группы и команды бронепоездов, обучалось и одевалось прибывающее пополнение штрафных батальонов. С учетом наличных средств и сил было решено нанести одновременно два удара. Один на Молодечно, второй на Лиды. На Молодечно должен был действовать отряд Акимова, а рейд на Лиды возглавил я.

В задачу отряда Сергея входило разгром немецкого гарнизона, захват и удержание Молодечно и его жд. узла, освобождение военнопленных из дулага Љ 112 (по предварительным данным там содержалось порядка 32 тыс. наших военнопленных) с последующей эвакуацией после "фильтра" больных и раненых по железной дороге к Минску. Для этого в его распоряжение отдавались: батальон из числа "истребителей", три "штрафных" стрелковых батальона и два бронепоезда, созданных из четырех жд. составов захваченных на станции "Беларусь" и трофейной бронетехники. Действия Сережиного отряда должны были отвлечь внимание немецкого командования и люфтваффе от моего отряда. Проблем у Сереги была куча, особенно с пленными. По сведениям в шталаге зверствовал голод и тиф. От недоедания и болезней в нем умирало до 300 человек в сутки, кроме того немцы ежедневно расстреливали до 200 человек. Народ надо было срочно спасать, да и линию фронта следовало подальше от Минска оттянуть. После захвата жд. узла Акимов один из бронепоездов должен был направить на Лиду, а второй держать на обороне станции. Была и еще одна причина (опять-таки подсказанная послезнанием истории), по которой следовало срочно разобраться с 112 дулагом. Немцами там проводился первичный (неявный) отбор пленных для комплектования Кавказских легионов. Именно поэтому туда из Минска был переведен целый ряд врачей и медработников кавказских национальностей. Отобранных пленных направляли в лагеря на территории Германии и генерал-губернаторстве где активно продолжали с ними работу, готовя кадры для засылки в наш тыл или для строевых подразделений вермахта и СС.

Политрук Григорьев с батальоном "истребителей" и еще одним "штрафным" батальоном оставался в Заславле занимать оборону в оставшихся после июньских боев укреплениях Минского УРа и на старой гос. границе (зоне заграждения) для прикрытия Минска с севера — запада. По мере фильтрации бывших военнопленных в Минске и комплектации подразделений в его распоряжение должны были поступать дополнительные силы. Задача, стоявшая перед политруком, была очень сложная. Необходимо было имеющимися в его распоряжении силами прикрыть линию фронта порядком 50 км. Вначале думалось, что нашу участь облегчат доты, но на рекогносцировке выяснилось, что их трудно, а иногда и совсем невозможно использовать по прямому назначению. Оружие и приборы наблюдения отсутствовали, связь, свет, вентиляция не действовали. Сильный мороз и глубокий снег мешали оборудованию позиций.

Мой же отряд из бойцов "старой гвардии", батальона "истребителей", танкового батальона и артиллерийского дивизиона, группы авиаспециалистов и сводной роты пограничников на автомашинах, бронетранспортерах и трофейных танках направлялся по автодороге Минск — Гродно. Нам предстояло громя немецкие комендатуры и полицейские участки проехать 164 км. по территории занятой противником и ворваться в Лиду. Основная наша цель аэродром "Лида" находился с юго-восточной стороны, а жд. узел и депо с западной части городка. Среди "летунов" нашлось несколько человек ранее неоднократно там бывавшие, они то и помогли в определении целей и путей подходов к аэродрому и остальным целям.

К своей цели мы двинулись ближе к вечеру, через несколько часов после выхода отряда Сергея. Продвижение по Налибокской пуще нам обеспечивали партизаны. Городок взяли утром следующего дня. Не помешали нам это сделать ни большой гарнизон, ни четыре зенитные батареи, непосредственно прикрывавшие аэродром, и еще три в деревнях поблизости, ни почти сотня бомберов и два десятка истребителей стоявших на аэродроме, ни члены их экипажей, ни подразделения охраны и обслуживания аэродрома. Действовали по той же схеме, что была опробована в июльском рейде. Впереди широким фронтом шла разведка, искавшая и решавшая вопросы с полицаями и немецкими представителями. Следом шел усиленный танковой ротой авангард при необходимости помогавший разведке, ну, а потом мы, всей толпой. Замыкал колонну арьергард, собиравший отставших и требовавшие ремонта машины. По ходу дела к нам присоединились несколько партизанских отрядов и диверсионных групп НКВД. Немецкая авиация нас не трогала. Да и не видели мы ее. Видно всех ночников к Барановичам и Минску отправили.

Удар по городу наносился в стиле кавалерийского наскока. Стремительно, с ходу. На нашей стороне были внезапность, быстрота и слаженность действий и подготовка немцев к встрече Нового года, как -никак 30 декабря 1941 года на дворе было. За час до общей атаки егеря и снайпера бесшумно зачистили охрану аэродрома и блокировали казармы гарнизона "Южного городка". Танковая рота в сопровождении мотопехоты, вырезав посты, ворвалась в город и заняла жд. вокзал и жд. узел. А потом артиллерия, расположившаяся на господствовавшей высотке на подступах к Лиде, по заявке командиров штурмовых групп накрыла расположение врага. Активно действовали и приданные штурмовым группам танкисты, штурмовые орудия, самоходные минометы и расчеты крупнокалиберных пулеметов установленных на бронемашины. Не скажу, что город нам дался легко, скорее наоборот. Мы потеряли в общей численности больше 300 человек убитыми и ранеными. Для нас это было много, даже очень. Немцы и их приспешники дрались ожесточенно, но сила солому ломит. К обеду бой в городе затих. Нам достался город, его склады, жд. составы и куча немецких пленных, в том числе и целый военный госпиталь.

Самому мне поучаствовать в схватке не дали. С некоторых пор командование приставило ко мне пару человек со строгими лицами с сержантскими треугольниками в пограничных петлицах, стерегущих мою "бесценную тушу" и не дававшие мне лично поучаствовать в "веселье". Так и пришлось на все смотреть со стороны в бинокль, расположившись на высотке господствующей над местностью, откуда, хорошо просматривалась окрестность города, в том числе и аэродром. Хорошо хоть радиосвязь действовала почти безупречно.

Из 155 дулага, расположенного в "Северном городке", нами было освобождено около 3 тыс. человек. Примерно столько же было и в гетто. Комендант дулага майор фон Тройенфельс и его адъютант ст. лейтенант Клатт оказались достаточно адекватными людьми. Сначала пытались организовать сопротивление, но поняв, что дело "пахнет керосином", с остатками своего батальона попытались прорваться в сторону Вильно. Не повезло! Нарвались на наш усиленный танками заслон, и попали в плен. Комендант и его помощники так спешили покинуть расположение что совершенно забыли уничтожить картотеки (может у них команда такая -сохранять их и передавать нам в целости? Ведь уже не первый случай!), так что с проверкой военнопленных проблем не было. Немцами они были разбиты на рабочие команды по 250 человек и привлекались для работ на аэродроме, складе снабжения и ж.д. станции. Около 70 человек из числа украинцев находились на положении расконвоированных, жили на квартирах рядом с жд. станцией и были привлечены немецкой администрацией в качестве кочегаров в состав паровозных бригад и жд. рабочих на станции. Первыми под раздачу "фильтра" попала лагерная "аристократия" из числа пленных — переводчики (большинство из них — немцы Поволжья или западные украинцы, знавшие немецкий язык), лагерный комендант из числа пленных и его помощники, начальник лагерной полиции и два десятка его полицейских, коменданты бараков, "агентура", перебежчики и "помощники" из числа уголовников. Ну, а затем все остальные. Мы не церемонились, тем более что Цанава и его парни были далеко. Было за что карать. Пленные содержались в скотских условиях. В бараках продохнуть было нельзя, вонь и антисанитария жуткие. Кормежка дрянь, как парни ухитрялись выживать и работать трудно было понять. Перебежчики жили лучше остальных — в отдельном бараке, им выдавали по 600 гр. хлеба в сутки. По ведомостям на выдачу пайков удалось выявить агентуру, не числящуюся в картотеках или завербованных для службы в вспомогательных частях вермахта. Среди них оказалось много выходцев из Средней Азии и Кавказа, распропагандированных немецкими пропагандистами и эмиссарами Абвера. В бараках были найдены экземпляры газет "Заря", "Новое слово", "Доброволец", "Руль", "Газават" изданные специально для представителей кавказских народов, исповедующих ислам, различные брошюры антисоветского и антисемитского содержания. И ведь их никто не использовал для подтирки — берегли. Так что работы для комендачей и погранцов было много.

Те, кто прошел фильтр представлял собой жалкое зрелище. Хуже были только в Минске. Смена одежды и нательного белья не производилась, поэтому большинство пленных донашивали то, в чем попали в плен. Они ходили в почерневшем от грязи и полуистлевшем на них белье, на ногах рваная обувь, а некоторые босиком. Часть военнопленных напоминала шарообразные фигуры. Это военнопленные, у которых не было шинелей, чтобы не мерзнуть, обматывали себя соломой, засовывая ее под гимнастерку и брюки; другие делали иначе: обматывали себя соломой поверх надетых на них лохмотьев и обвязывались шпагатом или проволокой. Военнопленные не мылись месяцами. Среди них было много больных и раненых. Пришлось мобилизовывать все местничковые бани, и мыть бывших пленных. Одежду (в том числе и военную советскую) и медикаменты для них нашли в вагонах и на складах жд. станции. Немного лучше выглядели находившиеся в гетто. Хотя и среди них хватало больных. В итоге в строй смогли поставить только небольшое количество освобожденных из плена и гетто. С оружием для них проблем не было.

Трофеи нам достались богатые. Только на жд. станции захватили больше ста вагонов с грузом боеприпасов и продовольствия для ГА "Центр". На площадке рядом с вокзалом нашлись 20 новеньких занесенных снегом КВ-2 и еще четыре десятка советских танков разного типа, в т.ч. и 20 Т-34. Все танки были в исправном состоянии, а в части КВ был загружен боекомплект. Для остальных танков боекомплект нашелся в складах. Историю этих танков рассказал один из железнодорожников.

Вечером 21 июня на станцию Лида из Полоцка эшелонами прибыли два стрелковых и артиллерийский полк стрелковой дивизии, эшелон с танками из Ленинграда. "На станции стояли эшелоны с танками КВ и Т-34, эшелоны сопровождал технический персонал. Все танки были заправлены горючим, но отсутствовал личный состав, который мог управлять этой техникой. 22 июня по приказу комдива 17-ой стрелковой дивизии генерал-майора Богданова среди красноармейцев нашли бывших трактористов. Их посадили в танки и поручили сгонять их с платформ. Несколько перевернули и оставили на путях. Спущенные танки отгоняли в указанные места, закапывали в землю и пользовали как орудия". Немцы, выбив наших из города, собрали захваченную технику на площадке у вокзала, а потом откуда-то еще танки пригнали. В августе с десяток Т-34 и штук 20 Т-26 и БТ-7 немцы отправили в Полоцк.

С учетом того что нам пришлось строить оборону сразу по трем направлениям наличие танков было ой как важно. Часть можно было использовать после небольшого ремонта по прямому назначению, остальные в качестве БОТов и огневых точек поездов. Экипажи для них нашли среди бывших пленных из местного дулага, кроме того из Минска доставили самолетами.

Аэродром нас тоже порадовал своими трофеями. Более сотни самолетов различного назначения подразделений 2 и 8 авиакорпусов 2-го воздушного флота Германии достались нам в целости и сохранности. В основном тут, как и в Минске, были бомбардировщики Do-17Z, НЕ-111Н и Ю-88А, транспортники Ю-52, штурмовики Ю-87 и Hs-123, истребители Ме-109, разведчики "Хеншель Hs126", учебные и связные машины. Нашлось и наши трофейные машины (куда без них!) — Р-Z, МиГ-3, Пе-2, И-16 и И-153. Не зря я с собой летунов тащил! На каждого штук по пять машин пришлось. В качестве бонуса нам досталось запасные части к авиадвигателям, оборудование из мастерских по ремонту авиамоторов устроенной на бывшей обувной фабрике "Ардаль". Часть бортов сразу же пустили в дело — нанесли бомбовые удары по мостам через Неман, жд. станциям в направление Вильно, Гродно и Барановичи. Сам авиаузел меня порадовал подготовленными площадками аэродромов "Лида" ("Южный городок"), "Чеховцы" (6 км к северу от Лиды), "Конюхи" (25 км севернее Лиды, около Погородно), "Ясковцы" (5 км восточнее Лиды, в 2 км восточнее от "Южного городка"). До войны здесь дислоцировались 122 истребительный авиаполк 11-й смешанной авиадивизии, командный пункт авиадивизии, авиасклад Љ 899, 213-е стационарные авиамастерские, штаб 38-й авиабазы, 165 БАО и его подразделение обслуживания, 152-я аэродромно-техническая рота. Аэродром "Лида" был с твердым покрытием и оснащён всем необходимым для посадок самолётов всех типов в дневных и ночных условиях, подземными хранилищами бензина, капитальными ангарами и складами.

После обеда коптя дымом небо, настороженно водя орудиями своих танков и зенитных установок на жд. станцию "Лида" прибыл дивизион поездов Сафонова. Старлей доложил, что жд. линия до Молодечно очищена от врага и путь на Минск полностью свободен, жд. станции и разъезды контролируются нашими командами. Это было очень кстати, требовалось эвакуировать захваченные трофеи и раненых. Длительное время удержать городок с теми силами, что я располагал и не надеялся. Отсиживаться в городке и ждать врага тоже не собирался, как и бросать с таким трудом захваченные трофеи. Конечно, весь бомбовый склад вывести было не реально, но и оставлять врагу тоже было глупо. История все решила за нас сама.

До определенного момента немецкое командование не располагало сведениями, какими силами мы оперировали и поэтому наши действия они рассматривали как удачный партизанский рейд, которые периодически случались. Свободных резервом у немцев не было. Они требовались на трещавшем под ударами фронте под Старой Руссой, Ржеве и Смоленске. Против нас вермахт не мог направить больших сил, только охранные и полицейские части. Ближайшие к нам их гарнизоны располагались в Вильно, до которого было всего около 100 км. А так же в Гродно, Новогрудок и Барановичах. С учетом боев за Барановичи местный гарнизон немцы трогать не стали. Не тронули они и гарнизон Новогрудок. 31декабря бросили против нас усиленные артиллерией два (1 и 6) недавно сформированных вспомогательных литовских полицейские батальона "шума" (по 500-600 человек, при группе связи из офицера и 5 старших унтер-офицеров вермахта) из гарнизона Вильно. Вот только не учитывало командование 403 охранной дивизии наличие у нас авиации. Выдвижение колонн автотехники и продвижение нескольких эшелонов из Вильно авиаразведка установила быстро. Дальше было дело техники! На полпути к Лиде у жд. станции "Бенякони" полицаев для начала обработала наша бомбардировочная авиация и штурмовики. Затем подошедшая танковая рота с артпоездом Сафонова и десантной партией. Надо отдать должное врагу. Несмотря на понесенные потери, литовцы сохранили боеспособность, развернули часть своей артиллерии и пулеметных расчетов, и их огнем попытались остановить наши танки и пехоту. Даже преуспели в этом, подбив две машины. Но тут вновь вмешалась наша авиация. Пятерка Ю-87, не встречая зенитного огня, отлично отработала по хорошо видимым на снегу артпозициям, пулеметным точкам, автомашинам, скоплению людей и жд. составу. Не выдержав комбинированного удара, преследуемые танками и ударами штурмовиков с воздуха, бросая раненых, оружие и технику литовцы отступили к Вильно. Деваться им было больше некуда, дорога у них была одна, закрепиться на станции и поселке не получилось, а уйти по снегу в леса ой как трудно. Полному разгрому врага помешало только наступление ранних зимних сумерек. Разгоряченный победой народ рвался брать Вильно, пришлось его успокаивать и останавливать. И так хорошо повеселились. Да и потери в личном составе были немалые. Собрав трофеи и подобрав своих раненых, мы отступили к Лиде.

Я опасался удара со стороны Гродно и Новогрудок. По имеющимся сведениям гарнизон в Гродно состоял из батальона полевой полиции, нескольких охранных батальонов, подразделений Люфтваффе и Абвера, железнодорожников и "тоддевцев", хватало там и вспомогательной полиции. Гарнизон Новогрудок тоже был не слабым — около 1 тыс. человек из числа подразделений полевой жандармерии, 727 пехотного полка, Абвера и СД, батальона вспомогательной полиции. Во главе гебитскомиссариата стоял хауптштурмфюрер СС Вильгельм Трауб. Гарнизон Новогрудок мог быстро получить подкрепления из Барановичей. На наше счастье впервые дни после взятия Лид атаки со стороны Гродно и Новогрудок так и не последовало. По сообщению разведки и подпольщиков немецкие гарнизоны усиленно готовились к обороне. Готовились к ней и мы, делая завалы на дорогах, минируя все, что только можно и очищая от захваченных запасов склады.

Немецкая авиация трижды наносила удары по "Южному городку". Хорошо, что мы вовремя, большую часть боеготовых машин успели перегнать на другие аэродромы и в Минск, а то немцы нам всю полосу перепахали, и десяток самолетов сожгли. Рыскали в воздухе изучая обстановку и их разведчики. Мы старались отгонять зенитным огнем и истребителями, но они упорно лезли к нам. Вообще это был полный "сюр". Немецкие бомбардировщики гоняли истребители с немецкими опознавательными знаками. Путались не только немцы, но и наши зенитчики. Сбившие несколько наших бортов и пропустившие тройку бомберов со стороны Барановичей на город и станцию. Центр города был разрушен еще в июне так, что основной свой груз люфты сбросили на станцию. Пострадало много работавших там людей. Так что Новый 1942 г. мы встречали в делах и заботах, только под утро удалось пропустить рюмку коньяка в честь праздника.

Всю первую половину января пришлось решать постоянно возникающие задачи и проблемы. Какие? Разные. В первую очередь связанные с обороной и закреплением отбитой у врага территории.

Я не хотел надолго задерживаться в Лиде. Смущал меня большой отрыв от основных сил группировки -160 км. Это вам не это! Кроме того у отряда фактически не было флангов. Только небольшие группы, оставленные для прикрытия дороги на Минск. Планируя операцию, думал, что после разгрома гарнизона и захвата аэродрома сразу отступить к укреплениям "старой границы", но не судьба. Сначала на мои планы проиграли трофеям (я не мог их оставить врагу, а уничтожать было жалко), затем Константинову, которому доложил о выполнении задачи. Разговор с ним был как никогда тяжел. Он ознакомил меня с положением дел. Они были далеко не так блестящи, как казалось со стороны. Положение группировки с каждым днем становилось хуже. Москва подкреплений в виде боевых соединений не присылало. Оно и понятно. Для переброски только одного батальона без тяжелого вооружения требовалось не менее 45 транспортных самолетов типа "Ю-52". Лишних транспортных бортов нашему командованию взять было неоткуда. Большинство самолетов ВТА ВВС были задействованы на поддержке остатков армий находящихся в окружении в районе Вязьмы и Смоленска. Нас же поддерживал только транспортный отряд Паршина и часть МОАГ. Сформированные из бывших пленных части на линии соприкосновения с врагом несли потери не только от врага, но и дезертирства. Все госпитали были под завязку забиты больными и ранеными. Не хватало продовольствия, боеприпасов, зимней одежды и медикаментов. Мы-то в Лиде сидя на трофейных складах этого не замечали, а в Минске все было очень сложно. Продовольствие, захваченное на складах в Минске, быстро сокращалось. Нужно было кормить не только военных, но и гражданское население. Возникли большие проблемы с обеспечением населения и воинских частей топливом для обогрева домов. Пришлось часть прошедших "фильтр" отправлять на лесо и торфозаготовки. Туда же отправили и пленных немцев. Город и его окрестности постоянно подвергались налетам авиации врага. Обе авиагруппы Особого назначения не справлялись с потоком эвакуируемых. Положение на фронте было тяжелым. Если на северном и северо-западном участках, где действовали мы, было более или менее нормально, то на остальных положение было очень сложным. Прорваться к Логойску, Жодино и Осиповичам не удалось. Немецкое командование, маневрируя резервами, сдерживало наше продвижение. Тяжелые бои шли под Столбцами и Несвежем. Ставка же требовала расширения освобожденной территории. На бумаге группировка выглядела сильной, имевшей на вооружении авиацию, танки и артиллерию. На самом деле в строю было не более 32 тыс. человек военнослужащих и около 5 тыс. партизан, тонкой линией растянутых по линии фронта прикрывающих основные направления. Главной ударной силой были части переброшенные из-за линии фронта. Основными проблемами в срыве наступления Константинов видел в слабой "сбитости" подразделений, отсутствии надлежащей разведки, "партизанщине", отсутствии необходимого боевого опыта у комсостава, освобожденного из плена (500 командиров скрывалось среди пленных красноармейцев в лагере на Масюковщине, еще около полутора тысяч находилось в "Zweiglager" на Переспе) и в штабах группировки. Правда Михаил Петрович не унывал, говоря, что не все так плохо как кажется. Нам противостояли только тыловые, охранные и вспомогательные части вермахта и полиции. Из-за этого группировке пока удавалось бить врага. Мы тогда с ним обсудили дальнейшие планы действий. Выслушав мое предложение об оставлении нами Лид и отходе на линию "старой границы", в этом отказал, сославшись на необходимость как можно дольше держать линию фронта дальше от Минска. Нужно было выиграть время для формирования новых подразделений и проведения мобилизации местного населения. Была поставлена задача — продолжать активные действия на всех направления, особенно, на Барановическом и Слонимском. Требовалось провести разведку в направлении Гродно и Вильно, изучить возможность нанесения туда удара для освобождения пленных в местных лагерей. При этом подкреплений нам не обещали. Мы своей активностью просто обязаны были уверить немецкое командование, что основной удар группой войск будет наноситься в нашем районе в тыл ГА "Север". Моего начштаба он так и не вернул, сказав, чтобы выкручивался сам — "не маленький, а он нужен здесь". Алексеева припахали в оперативный отдел штаба группировки...

Глава.

Из рукописи начальника полиции лагеря для военнопленных "Молодечно" Петра Краснопёркина (РИ):

"1941 год

1 июля 1941 года в лагере было уже несколько тысяч военнопленных и примерно столько же гражданского населения, заключённого тоже в лагере.

Гражданское население было обоих полов и самых разнообразных возрастов. Были и глубокие старики, и совсем юные (14-15-летние подростки).

Военнопленные находились отдельно от гражданских пленных. В конце июля гражданских пленных не стало, их строили колоннами по 200 — 300 человек, переписывали и отправляли из лагеря. Военнопленные прибывали почти ежедневно, и концу июля были переполнены все бараки-конюшни на территории лагеря. Спали на полу, на чердаках, устраивали подвесные "койки". Ночью, чтобы выйти в уборную, надо было идти прямо по человеческим телам, лежащим сплошно. Число военнопленных доходило до 30.000 человек.

Иногда прибывшая большая партия пленных несколько дней находилась под открытым небом из-за отсутствия места под кровлей.

Кормили 1 раз в сутки. Суточный паёк состоял из 100 граммов хлеба и 1 литра супа. Бывали нередкими случаи, когда несколько суток подряд совсем не кормили.

В августе все военнопленные проходили регистрацию по такой (примерно) форме: а) фамилия и имя; б) год рождения; в) национальность; г) домашний адрес; д) чин (в/звание); е) где и когда взят в плен; ж) ранен или нет; з) в каком полку служил. Для регистрации была из пленных организована команда писарей. После регистрации наиболее сильных и здоровых разместили отдельно от слабых и больных (раненых).

Здоровые и крепкие образовали так называемый рабочий батальон, из которого водили на работу в город и на внутрилагерные работы. Были вывешены объявления: "За укрывательство от работы — расстрел!". Но страшнее этого объявления был голод, который гнал всех на работу; все имели надежду на то, что в городе удастся что-нибудь раздобыть во время работы.

В это время лагерь напоминал кошмарные видения. Воды не доставало. Люди, исхудавшие до предела, напоминали скелеты, а сам лагерь — огромное кладбище, на котором поднялись все сразу погребённые. Страшно страдали от голода и жары. Слабость от голода делала людей подобными теням. От голода сходили с ума, убивали себя. Голод был царём лагеря, а немцы — теми, кто дал ему корону. Возникла и принимала чудовищные размеры дизентерия. Уборных не было, были рвы.

В самую гущу военнопленных приходили немцы с собаками и устраивали травлю.

За кусок хлеба покупали личные вещи пленного или прямо отнимали их (это было чаще). Состав и количество пленных лагеря беспрерывно менялся. Прибывали новые партии, задерживались в лагере 2-ое, 3-ое суток и уходили. Иногда часть от проходящей партии оставалась, а вместо неё уходили другие, давно находившиеся в Молодечненском лагере. В то время лагерь назывался пересыльным (на немецком языке в сокращении Dulag).

В августе появились первые случаи смерти от голода. Из военнопленных была организована команда могильщиков, занимавшаяся погребением умерших. Смертность растёт быстро. Сначала умерших погребали в одежде, затем — нагими. Одежда и обувь умерших собиралась на складах. Но кошмар не достиг ещё в это время своей кульминационной точки. Это произошло в октябре и ноябре. Именно — наступила ранняя зима с первыми сильными морозами. Бараки, где располагались пленные, не отапливались. Бани не было. В ноябре начался сыпной тиф, и на лагерь наложили карантин. Хлеб стали давать с древесными опилками. Люди съедали свои 100 грамм и умирали, корчась от страшных болей. Замерзали днём и во время сна ночью. Смертность достигла наибольших размеров: 350 — 400 человек в сутки. Всего в лагере погибло около 25.000 человек. Немцы никаких мер не принимали. Паёк не увеличивался, бараки не топились, больных не лечили (оказывали незначительную помощь больным русские военнопленные врачи). Было ясно каждому, что все эти условия созданы с умыслом, специально для истребления людей.

Распорядок лагеря до карантина был такой:

1. Подъём в 5 часов утра для некоторых отрядов (которые ходили на работу) для получения пищи. Все остальные стояли в колоннах, ожидая свою очередь.

2. Получив пищу (100 грамм хлеба и 1 литр супа), шли на работу до вечера.

3. Возвращались с работы разные команды в разное время. Пищи не получали".

* * *

* * *

Из протоколов допросов Н.И. Аннушкина, рядового отдельного танкового разведывательного батальона 112 й стрелковой дивизии, в транспортном отделе НКГБ Горьковской железной дороги (РИ)

В.: Расскажите подробно о своем пребывании в плену у немцев с первого дня своего пленения.

О.: Числа 7 или 8 августа 1941 года из лагеря города Невель немцами был собран этап в количестве примерно 4000 человек. В этот этап попал и я, но так как пешим идти не мог, то меня везли на конной подводе. Всем этим этапом примерно числа 15 — 16 августа мы прибыли в город или местечко Молодечно, какой области, не знаю, в расстоянии 80 километров от Минска. В этом лагере немцами я был помещен в госпиталь, расположенный на окраине города Молодечно, в какой-то бывшей воинской казарме, где и пробыл три недели на излечении после контузии, принимая только растирание или массаж тела.

В.: Кого Вы знаете из медицинского или обслуживающего персонала госпиталя города Молодечно?

О: Я знаю доктора Смирнова, имя, отчество не знаю, пожилых лет. Других лиц никого не знаю.

В: Продолжайте показания.

О: В этом госпитале я был зарегистрирован фельдшером, фамилию которого не знаю, который записал полностью мои биографические данные, т. е. фамилию, имя, отчество, год рождения и где последнее время проживал.

В: Где Вы были и чем занимались после госпиталя?

О: Из госпиталя я [был] выписан числа 10 сентября 1941 года и был помещен в общий 10-й барак. 15 сентября 1941 года всех военнопленных, находящихся в этом бараке, примерно около двух тысяч человек, немцы пропустили через медосмотр, выдали хлеба и объявили, что погонят нас вглубь Германии работать. Этапом направили на ст. Молодечно, где посадили в открытые полувагоны и повезли поездом в Германию.

В: Во время перевозки вас поездом была ли вооруженная охрана?

О: Да, была, но не сильная: через два — три полувагона стоял немецкий солдат с винтовкой.

В: Куда Вы приехали с этим эшелоном?

О: Следуя на полувагоне, я уговорился с хорошо мне знакомым по гражданке Ничковым Иваном Филипповичем бежать из эшелона, что [мы] и осуществили на первой остановке за городом Вильно.

В: Расскажите подробно, как Вам удалось совершить побег из-под охраны немецкого конвоя.

О: Примерно 16 сентября 1941 года вечером, часов в 10 вечера, поезд, в котором повезли нас, остановился на первой от г. Вильно станции по направлению на город Лида, где поезд простоял не более одной минуты. Когда поезд тронулся и наш вагон проследовал стрелочную будку, то я и Ничков прыгнули и скатились с насыпи в кусты. Наш побег был замечен патрулями, но не наших вагонов, а последующих, которые по нам открыли стрельбу. Сделав четыре выстрела, дали промах. После прохода поезда мы побоялись идти в город Вильно и, перейдя жел.-дор. путь, одну колею, направились в близлежащий лес, и всю эту ночь шли в южном направлении от Вильно. Примерно в полночь по дороге мы вышли к какому-то населенному пункту, состоящему из 6 — 8 домов, в одном из которых слабо горел огонь. В этот дом мы постучались, и на наш стук дверь открыла женщина, у которой мы попросили есть. Взойдя в ее дом, мы от нее получили хлеба, соли и спичек и по ее предложению или, вернее, предостережению ушли из этой деревни. Ей мы, не скрывая, пояснили, что убежали из эшелона военнопленных.

В: Следовательно, эта женщина говорила и понимала по-русски?

О: Да, она понимала и с искажениями говорила на русском языке.

В: Какого содержания она Вам сделала предупреждение?

О: Она нам предложила уходить, предупредив нас, что в деревне имеются полицейские, которые проверяют дома.

В: В какой одежде Вы заходили к указанной Вами выше крестьянке-женщине?

О: Я был одет в фуражку гражданскую, стеганую замасленную фуфайку, а гимнастерка, брюки и кирзовые сапоги были красноармейские.

В: Где же Вы приобрели гражданскую фуражку, замасленную стеганую фуфайку?

О: Фуражку и фуфайку я выменял у неизвестного мне гражданина в лагере Молодечно.

В: Продолжайте показания о своем нахождении в бегах.

О: Совместно с Ничковым пешком мы прошли до деревни Поповка Ольшанского сельского совета, а района не знаю, Вильненской области (не точно), находящейся примерно в 100 — 120 километрах от Вильно. Это было вечером, примерно 25 — 27 сентября. В деревне Поповка на крыльце дома, стоящего на отшибе от других, мы увидели сидящего мужика, у которого попросили покушать, объяснив ему, что мы были еще до войны заключенными привезены на строительство аэродромов, а сейчас освобождены немецкими войсками и пробираемся на родину в Смоленскую область. Данный мужчина предложил нам остаться у него поработать, но мы ему высказали опасение, что нас арестуют. Он нас в этом разуверил и сказал, что возьмет разрешение у старосты села о том, чтобы мы у него работали и не были арестованы. Так он и сделал, и мы остались у него работать.

В: В чем был одет Ничков?

О: Побег Ничков совершил в военной форме, но по дороге до деревни Поповка он выменял на военное обмундирование фуражку, коричневое в клетку пальто, самотканые брюки и рубашку, оставив только сапоги. Я также из воинского обмундирования оставил только сапоги, а гимнастерку и брюки променял на самотканые брюки и рубашку.

В: Сколько времени Вы проработали в деревне Поповка?

О: В деревне Поповка у Петрусевича Романа, отчество я не знаю, я проработал до 31 декабря 1941 года. Ничков до этого же времени работал у брата моего хозяина, тоже Петрусевича, имя и отчество которого я не знаю.

В: Что Вы стали делать после 31/XII-1941 года?

О: 31 декабря 1941 года староста деревни, фамилию которого я не знаю, предупредил нас, что нам нужно идти в Ольшаны в сельсовет или, как его там называли, гмина за получением документов на право жизни в Поповке. Но когда мы пришли туда, нас арестовали в полиции, а провожавших нас хозяев отпустили. Таких, как мы, собралось 21 человек, вместе с которыми под стражей в гминах мы переночевали, а на следующий день были отправлены в тюрьму в город Ошляна.

В: Следовательно, в деревне Поповка у старосты вы были зарегистрированы?

О: Да, были зарегистрированы под своими биографическими данными, за исключением того, что Ничков назвал своей родиной Смоленскую область.

В: За что Вы были арестованы 31/XII-41 года немецкой полицией в Ольшанах?

О: Я этого не знаю, так как в Ольшанах допросов мне не чинили и обвинения никакого не предъявляли. В тюрьме же в Ошлянах в канцелярии какая-то девушка в присутствии полицейских сделала мне опрос и с моих слов заполнила какую-то карточку, где были занесены мои правильные биографические данные, а Ничков наврал [о] месте рождения, выдавая себя за смоленского.

В: Сколько времени вы пробыли в тюрьме в Ошлянах и чем занимались последующее время?

О: В тюрьме мы пробыли с 1 по 17 января 1942 года. За это время встретили Денисова Михаила Ивановича, [который] до призыва в Красную Армию проживал в городе Краснокамске и работал на фабрике Гознак. С ним вместе мы сидели в одной камере и вместе ходили на расчистку снега, устройство дорог [в] Ошлянах, делая осадку дорог елками. К 17 января 1942 года четверо заключенных заболели тифом...

Глава.

— Ты общался с пленными? Каково твое мнение о них?

— Общался. Хотя бойцы Седова старались их не брать, особенно полицаев из вспомогательной полиции, охранных батальонов и эсэсовцев. Тем не менее, в Минске захвачено больше пятисот человек солдат и офицеров вермахта из охранных батальонов и танкистов, две сотни из люфтваффе и примерно три сотни человек из числа различных немецких организаций. Офицеров, абверовцев и сотрудников СД мы сразу отделили от других пленных и отправили в Москву.

— Да я знаю, с ними сейчас работают следователи.

— Те пленные с кем я говорил, в основном служили в тыловых организациях, занимались охраной лагерей военнопленных, организацией снабжения ГА "Центр", ремонтом техники. Среди них преобладала растерянность и удрученность от смены их положения, тем не менее, довольно много тех, кто верит, что это ненадолго, что в итоге Германия победит, а они в ближайшее время будут освобождены вермахтом, а восстание в Минске будет подавлено. В основном такие мысли высказывают те, кому до 40 лет. Те, кто возрастом старше к попаданию в плен относятся довольно философски и откровенно радуются, что остались живы. Довольно охотно идут на контакт. Фанатиков среди пленных немного, но они есть. В основном это члены всевозможных нацистских организаций. Они на контакт не идут, фанатично преданы своему фюреру и считают нас "недочеловеками и варварами".

— Понятно. Что там со вспомогательной полицией? Из кого она чаще всего формируется?

— В нее идут представители, условно говоря, пяти разных по своим целям и взглядам категорий населения.

Первые это "идейные" противники Советской власти. Среди них преобладают бывшие белогвардейцы и уголовники, осужденные по политическим статьям. Приход немцев они воспринимают, как возможность отомстить "комиссарам и большевикам" за прошлые обиды. Белорусские, польские, украинские и прибалтийские националисты к тому же получили возможность вдоволь поубивать "клятых москалей и жидов". В отношении этой категории я согласен с Седовым — брать их в плен не имеет смысла. Только загрузим следователей лишней работой. Думаю, их следует уничтожать на месте без всякого разбирательства.

Вторые это те, кто при любом политическом режиме старается остаться на плаву, получить власть и возможность вдоволь пограбить и поиздеваться над своими же соотечественниками. Нередко, как и представители первой категории не отрицают, что подались в полицаи для того, чтобы совместить мотив мести с возможностью набить карманы чужим добром. Вот, например, что показал на допросе курсант Минских курсов полиции Лабанович: "На сотрудничество с немцами я пошел потому, что считал себя обиженным советской властью. До революции у моей семьи было много имущества и мастерская, которая приносила неплохой доход. Я думал, что немцы как культурная европейская нация, хотят освободить Россию от большевизма и вернуть старые порядки. Поэтому принял предложение вступить в полицию... В полиции наиболее высокие оклады и хороший паек, кроме того, была возможность использовать свое положение для личного обогащения...". Думаю, что с ними надо поступать так же как и с первой категорией.

Третьи это военнопленные, для которых служба во вспомогательной полиции был единственным способом выбраться из лагеря военнопленных и выжить. Приведу в качестве иллюстрации показания полицая Грунского:— "...Добровольно согласившись сотрудничать с немцами, я просто хотел выжить. Каждый день в лагере умирало по пятьдесят — сто человек. Стать добровольным помощником было единственным способом выжить. Тех, кто выразил желание сотрудничать, сразу же отделяли от общей массы военнопленных. Начинали нормально кормить, переодевали в свежую советскую форму, но с немецкими нашивками и обязательной повязкой..." Таких как Грунский довольно много. С теми из них кто не запятнал себя кровью советских граждан можно работать и привлекать на нашу сторону. Остальных к стенке.

Четвертая категория это люди, которых заставили взять в руки оружие и нацепить на рукав повязку полицая под угрозой физической расправы над ними и их родственниками. С такими я считаю надо поступать, так же как и с предыдущей категорией.

Пятая категория это те, кто пошел в полицаи по заданию органов НКВД, партийных и подпольных организаций, командиров партизанских отрядов для того, чтобы снабжать информацией о замыслах и планах врага.

Надо сказать, что сами полицаи прекрасно понимают, что их жизнь зависит от положения на фронте. Понимают они и то, что когда территория будет очищена от врага, с них спросят по всей строгости Советского закона. Поэтому и ведут себя соответственно. Первая и вторая категория, а так же те, кто запятнал себя кровью советских граждан, всячески старается выслужиться перед своими хозяевами, зверствуют, участвуют в карательных операциях, участвуют в расстрелах и грабежах.

Среди полицаев существует особая группа сотрудников охранных батальонов шуцманшафты (нем. Schutzmann-schaft — охранная команда, сокр. Schuma). Проще сказать карательные батальоны, действующие под командованием немцев и вместе с другими немецкими частями. Вот у них-то руки были по локоть в крови! На счету карателей тысячи загубленных человеческих жизней. Члены шуцман-шафтов носят немецкую военную форму, но с особыми знаками различия: на головном уборе свастика в лавровом венке, на левом рукаве свастика в лавровом венке с девизом по-немецки "Тгеи Tapfer Gehorsam" — "Верный, храбрый, послушный".

По распоряжению Гиммлера от 6 ноября все охранные батальоны получили номера:

— для Северной России и Рейхскомиссариата "Остланд" (Беларусь и Балтия) — Љ 1— 50;

— для остальных районов России — Љ 50 — 100;

— для Рейхскомиссариата "Украина" и украинских земель под военным управлением— 101— 200;

— для "Генерал-губернаторства" — Љ 201 — 250.

По функциям охранные батальоны подразделяются на:

1) охранные (Wacht-Bataillons), которые обозначены буквой "W" и предназначены для охраны важных стратегических объектов или транспортных путей;

2) резервные (Ersatz-Bataillons), которые обозначены буквой "E", в них проходят обучение рекруты, и переобучаются бывшие сотрудники нашей милиции или полиции Польши и Прибалтийских республик;

3) полевые (Feldz-Bataillons) — "F" , используются для борьбы против партизан.

Белорусские батальоны получили следующие номера: с 45 по 49, 56, 60, с 64 по 69. В организационном и оперативном отношении все эти части подчинены начальнику полиции порядка генерального округа "Беларусь" СС — оберштурмбанфюреру Эберхарду Герфу и действуют в западной и центральной Беларуси. Единственным исключением является батальон "Shuma" Љ 69. Он расположен в тыловом районе группы армий "Центр" и подчиняется фюреру СС и полиции "Могилев".

По штатному расписанию каждый батальон должен состоять из штаба и четырех рот по 124 человека в каждой, а каждая рота — из одного пулеметного и трех пехотных взводов. Иногда в состав батальона входили также технические и специальные подразделения. Как правило, батальоном командует местный доброволец из числа бывших военнослужащих польской или Красной армии. В каждом батальоне есть 8 немецких офицеров и 58 унтер-офицеров. Нехватку офицерского и унтер-офицерского персонала они собирались восполнить на курсах по переподготовке полицейских, открытой в Минске в начале декабря.

Желающие поступить на службу в батальон проходили проверку немецкими спецслужбами. Выяснялись подробности довоенной и военной жизни добровольца. Доброволец должен быть в хорошей физической форме, а так же иметь здоровые зубы. Срок службы определяется контрактом и составляет шесть месяцев. По штату каждый неженатый командир "Шума" до 35 лет получал 90 рейхсмарок, после 35 лет — 105 рейхсмарок, женатый без детей — 120, а с ребенком 130. Солдат до 35 лет — 40 рейхсмарок, после 35 лет — 55, женатый без детей — 70, с ребенком — 80...

Глава.

Через сутки после встречи Нового года Акимов из Молодечно прислал мне около тысячи человек, безоружных, ослабленных пребыванием в лагере и практически раздетых сведенных в два "штрафных батальона". И еще таких парочку эшелонов обещал. У меня своих прошедших "фильтр" было почти столько же. Хорошо хоть трофеи имелись. Пришлось преобразовывать "истребительный" батальон в полк четырех батальонного состава, комсостав для него брать из "старой гвардии" и из освобожденных из плена командиров. Часть "профильтрованных" выделили в подразделения тяжелого вооружения и для экипажей бронепоездов. Наиболее ослабленные были сформированы в взводы выздоравливающих и направлены в Ивье, в села расположенные вдоль автотрассы на Минск, на жд. станции по пути на Молодечно для гарнизонной службы. Было у меня ощущение, что они нам еще там понадобятся. Не могли немцы не воспользоваться шансом и не попытаться перерезать нам пути отхода. Да и бойцам надо было прийти в себя. Кстати это дало неожиданный результат — бойцы с помощью местных жителей нашли несколько десятков танков, автомашин и орудий, брошенных наших войсками в ходе отступления и не найденных немцами. И их потребовалось приводить в порядок.

С техникой вообще проблем было много. Я уже говорил про трофеи, их было много, даже очень. Если с авиацией проблема решалась переброской исправных самолетов в Минск и дальше за линию фронта, то с наземной техникой такой фокус не прокатывал. Требовалось ввести в строй и модернизировать трофейные и найденные танки. Танки, что не смогли запустить пустили на бронепоезда или использовали в качестве БОТов в обороне города и аэродромов. Из остальных сформировали несколько танковых рот и тяжелую танковую роту на КВ-2. С модификацией особо ничего сделать не получилось. В основном навесили экраны, у легких танков наварили лобовую броню. На пару Т-34 с разбитых немцев установили командирские башенки, поменяли радиостанции и оптику. Все...

Срочно требовалось решить вопрос боеприпасами для КВ. 152 мм снарядов для гаубицы М-10Т было всего несколько сот штук, а нам их требовалось много, так чтобы укомплектовать все машины, да и резерв требовался. Проблему решили авиаторы. Они перебросили с аэродромов в Брянске нужное количество снарядов.

Были проблемы в "сбитии" подразделений, начиная с экипажей и кончая батальонами и полками, снабжении их всем необходимым; в проведении мобилизации местного населения и "зятьков", оставшихся здесь после летних боев; эвакуации раненых и больных и т.д. и т.п. А еще были бесконечные проблемы местного населения, от которых голова к концу дня раскалывалась.

Я уже не говорю о проблеме с пленными. Слишком много их собралось. У меня в Лиде их было больше 600 человек, в том числе и женщин (Luftnachrichtenhelferinnen), что служили в подразделении связи на аэродроме, а также работали в бордели. Если с военнослужащими все было более или понятно, то с женщинами возник вопрос. Они вообще-то не были военными хоть и носили установленную для них форму, но оружия не имели и по нам не стреляли. Для меня они были обузой, т.к. приходилось выделять охрану и помещения под размещение; медикаменты для лечения раненых; гонять народ, чтобы не устроили над женщинами насилие и т.п.. Единственное, что я мог сделать так это отправить пленных в т.ч. и женщин в Минск под крыло Цанавы. Под началом, которого был лагерь и лазарет для немецких военнопленных в Пушкинских казармах. Мы с ним связались по телеграфу, и он согласился с мои предложением. Чем снял с меня большущий камень.

Кроме всего прочего с меня никто не снимал руководства остальными подразделениями бригады раскиданными на огромной территории. С Серегой и Григорьевым мы поддерживали связь по телефону, и я был в курсе дел.

Акимову пришлось отражать удары со стороны Сморгони и Вилейки. Против него действовали немцы и латыши из гарнизонов Сморгони, Вильно, Вилейки и Докшицы. Бои шли с переменным успехом, его ротам и "штрафным" батальонам удавалось не только удерживать захваченные позиции, но и потихоньку продвигаться в сторону Сморгони. Пополнение к нему из дулага шло постоянно. Он мне, как и обещал, еще два батальона сформированных из бывших военнопленных прислал. В ответку я отправил часть трофеев захваченные на станции в Лиде — оружие, танки и часть автомашин.

У Григорьева тоже все было в норме. Получив подкрепления из Минска и Молодечно, его группа готовилась к боям. Батальоны занимали позиции на участке от Ивенца до Радошкович. Боев с врагом у него не было, но с личным составом были проблемы. Пополнение, прибывшее из лагерей, физически было слишком ослаблено. Практически ежедневно в санчасть приходилось отправлять по несколько десятков человек. Не обошлось и без умерших от болезней. В лучшем положении по сравнению с бывшими военнопленными были "зятьки" — окруженцы прибывшие по мобилизации из окрестных сел. Именно на них политрук и делал ставку, направляя их на наиболее опасные места.

Вот с чем у меня не было проблем так это со связью. Прикомандированные к бригаде спецы из Наркомата Связи во главе с пожилым старлем сделали все, чтобы хоть в этом облегчить мне жизнь. Чаще всего связь была и с подразделениями бригады и с городами и Минском и даже с Москвой. Связисты использовали все, что только можно — жд. связь (телефон, телеграф), линии связи, что были проложены до войны (военные и гражданские — интересно, где они только схемы прокладки нашли?), трофейные и наши радиостанции. Строго следили за соблюдением правил переговоров всеми абонентами сети. А уж как они виртуозно курочили неисправные самолеты в поисках запчастей к радиостанциям можно только позавидовать. И людей для свой службы подбирали из бывших пленных профессионально. Сами проводили проверку кандидатов на техническую грамотность и забирали себе только лучших. Парни так смогли поставить процесс, что на них никто не обижался. Главное что связь была.

Почти неделю после Нового года немцы нас практически не трогали. Слишком холодно было для активного ведения боевых действий. Морозы стояли под -50. Ограничивались поисками разведгрупп. Несколько таких групп мы смогли уничтожить и взять пленных. Одна сама перешла к нам. Обычно такие группы состояли из нескольких десятков человек — членов вспомогательной полиции (поляков, белорусов и украинцев) и местных жителей во главе с несколькими немцами. Они искали слабые места в обороне, вели разведку наших объектов. От пленных мы получили сведения, что немцы концентрируют силы вспомогательной полиции в районе Белицы, Селец, Березовки, Тростянка. Куда перебрасывают подразделения полиции из под Бреста и Люблина. Общая численность на этом направлении оценивалась в 2-3 тыс. человек. Примерно тоже самое было на Гродненском и Вильнюсском направлениях. Туда прибыли батальоны "Шума" укомплектованные литовцами (3 батальона из Каунаса) и латышами (4 батальона). Чисто немецкие подразделения прибывали в Вильно, Гродно, Новогрудок и Барановичи. В основном это были различные резервные и охранные части вермахта, подразделения жандармерии и части СС, прибывающие из генерал-губернаторства и Германии. В том числе Добровольческий легион СС "Нидерланды" прибывший с полигона "Арус-Норд" в Восточной Пруссии, укомплектованный голландскими и фламандскими добровольцами. Легион усилил гарнизон Вильно. Общая численность полка оценивалась в 2500 — 3 тыс. человек. Еще одной прибывшей из Польши частью СС был зондер-батальон СС "Дирлеванген". Он расположился на жд. станции Новоельня.

Ждать "у моря погоды мы не стали" как только морозы слегка ослабли, нанесли бомбовые и штурмовые авиаудары по местам скопления врага, а затем вновь ударили танковым батальоном, артпоездами и штурмовой пехотой. Бои были тяжелыми, полицаи везде сопротивлялись ожесточенно. Мы потеряли более двухсот человек только убитыми, десять танков пришлось отправлять в ремонт, один из поездов был сильно поврежден. И это притом, что у полицаев на вооружении были только "сорокапятки" и минометы. Разгромить полностью полицейские батальоны в Белицах, Селец, Березовке не получилось. Понеся значительные потери, они отступили. Преследовать я их запретил, нам бы то, что взяли удержать. Не было у нас сил, чтобы завершить начатое. В итоге мы смогли существенно охладить пыл полицаев, но не их хозяев. Над Лидой и занятыми поселками все чаще стала появляться их авиация, а на бойцов сыпаться бомбы.

Для моих штабных удивительным было то, что немцы не помогли своим помощникам, не перебросили подкреплений, не подержали артиллерией и авиацией. Лично мне это было понятно. Зачем проливать "арийскую кровь" если есть куча "дурней полицаев", которые всю грязную работу выполнят на них. Чужими руками легче жар разгребать, да и "пушечное мясо" никто не отменял. Вот и гнало его вперед немецкое командование, сохраняя свои кадровые части для последующего удара и зачистке. Одновременно с этим решая проблему ослабления наших войск.

Говоря о победах нельзя не признать и неудачи. Самой крупной из них стали события в Лещенке Новогрудского района. Там у нас держал оборону и прикрывал дороги на Ивье и Воложин недавно сформированный сводный стрелковый батальон в составе противотанковой батареи, пулеметной роты "истребителей" и трех стрелковых рот укомплектованных бывшими военнопленными прибывших из дулага в Молодечно. Командовал батальоном присланный из Минска майор Харин, тоже бывший военнопленный, попавший в плен в октябре под Вязьмой. В качестве его заместителя и начальника штаба выступал командир пулеметной роты. Замполит батальона, командиры и политруки в стрелковых ротах были из числа вкусивших "пленного рая". Мне казалось, что они вместе вполне адекватные и грамотные командиры, способные выполнить поставленную задачу — не допустить прорыва к трассе. Напротив них в селах Налибоки, Кривоногово, Тростянка, Вселюб, Бенин располагался сформированный еще летом под Брестом батальон вспомогательной полиции, укомплектованный украинцами. Командовал батальоном пожилой лейтенант вермахта. Все остальные командные должности занимали тоже немцы. Противник не имел тяжелого вооружения и средств усиления. Из-за этого активных действий полицаи не предпринимали, несли гарнизонную службу, пили самогон и развлекались, как могли.

Все изменилось, когда из батальона Харина к противнику дезертировала группа бывших военнопленных. Все они были с одного взвода. Ушли с оружием, перебив командный состав, вырезав дежурные пулеметные расчеты и передовой "секрет". Переходу способствовали ночь, метель и пьянство комсостава. Ушли не просто так, а предварительно изучив систему охраны села. Пропажу в роте обнаружили только во второй половине ночи, из-за плохой погоды поиски оставили до утра. Продолжившиеся с утра поиски ни к чему не привели. Метель замела все следы. Дальше все было как по учебнику. Получив информацию о системе нашей обороны, расположении постов и подразделений немцы несколько дней не предпринимали никаких действий. Харин и его люди поуспокоились, сняли усиление, правда, пить перестали. Через пять дней немцы подняли полицаев и под утро, обойдя и вырезав наше охранение, ворвались в село. Захватили батальон, что называется "со снятыми штанами". Сопротивление оказали только в школе, где располагались "истребители", артиллеристы и командный состав батальона. Часовой, у орудий, услышав крики на соседней улице и заметив перебегающих от дома к дому людей в черных шинелях, поднял шум, а установленный на крыше школы "Максим" дал время бойцам занять позиции у окон. Бой шел больше часа. Полицаям так и не удалось захватить поселок полностью. На помощь обороняющимся подошли танкисты (на Т-26 и БА-6) из сформированной в Ивье танковой роты с конным эскадроном. Совместными усилиями они смогли выбить врага из поселка и заставить его отступить на исходные позиции. Три наших танка навечно застыли в селе. В итоге батальон потерял убитыми, ранеными и пленными больше четырехсот человек. Пришлось принимать срочные меры. Командиров разжаловать в рядовые, а батальон пополнять людьми. Ну и планировать операцию по разгрому полицаев, как дополнение к Новогрудской операции. Только вот проводить их мне не пришлось.

* * *

Уже с 4 января в дневнике Ф. Гальдера идут записи об обострении положения ГА "Центр", в записи от 13 января говорится: "Наиболее тяжелый день!.. Положение группы армий стало еще более серьезным... "Штопка дыр!" Ожидать успеха не следует".

15 января А. Гитлер дал разрешение на отвод войск. В директиве говорилось: "После того, как не удалось закрыть разрывы, возникшие севернее Медыни и западнее Ржева, я отдал главнокомандующему группы армий "Центр" в силу его ходатайства приказ: фронт 4-й армии, 4-й танковой армии и 3-й танковой армии отвести к линии восточнее Юхнова — восточнее Гжатска — восточнее Зубцова — севернее Ржева. Руководящим является требование, чтобы дороги Юхнов — Гжатск — Зубцов — Ржев оставались свободны в качестве поперечной связи сзади фронта наших войск... Линию нужно удерживать...". Гитлер признавал: "В первый раз в эту войну мною отдается приказ о том, чтобы отвести большой участок фронта".

Глава.

В конце второй декады января на "летучке" из Минска вместе с пополнением прибыла большая группа освобожденных из плена командиров и политработников РККА с полковником из штаба Болдина во главе. Они доставили приказ о передаче им дел и подразделений Лидской группы войск. Меня с остатками штурмового и истребительных батальонов отзывали в Заславль. Подлинность приказа подтвердили из штаба в Минске. Так закончилась моя "партизанская" война.

Дела сдавал с тяжелым сердцем. Во первых тяжело было расставаться со своими бойцами остающимися на командных должностях в сводных подразделениях. Прибывших из Минска командиров все равно не хватило, чтобы полностью закрыть "командный вакант". Да и моим парням надо в звании и должности расти. Во вторых не верилось, что прибывшие командиры справятся с задачей удержания "Лидского выступа". Слишком истощенными они мне показались и в физическом и моральном плане. Слишком потухшими у них были взгляды, слишком умными и все понимающими казались глаза полковника. Возможно, во мне говорила немного уязвленная самооценка или просто человеческое отношение к людям, побывавшим в плену. Им бы месячный отпуск дать в тылу, чтобы они в своих семьях побыли, смогли прийти в себя, а не гнать снова на линию огня. У нас ведь здесь далеко не курорт то, что немцы еще не перешли в контрнаступление ни о чем не говорит. У них пока были куда более важные дела, например, восстановить и удержать под контролем остальные линии снабжения ГА "Центр". Кроме того они собирались с силами, чтобы ударить по нам со всей дури. Тут против нас играло время. По прошлой истории я хорошо помнил события весны-лета 42-го, когда они нам основательно прищемили хвост. А у нас идет смена командной линейки на заведомо более слабых. Понятно, что парней отмыли от лагерной грязи, немного подлечили в лазарете, слегка откормили и переодели в свежее обмундирование, но к ним никто не залез в голову, не освободил от тяжелых мыслей и стрессов пребывания в плену. Да парни они мотивированные, нахлебавшиеся плена, но смогут ли они выдержать очередной удар судьбы? Никто этого с уверенностью сказать не мог. Вообще авантюры типа нашей с захватом малыми силами огромной территории должны делать или безумцы или хорошо подготовленные и уверенные в себе авантюристы. Я лично себя относил к последним. Все выше перечисленное мне не нравилось и с каждой минутой все больше. О чем я и высказался в узком кругу своих командиров.

Тем же поездом что привез смену, мы выехали в Заславль. По дороге я успел встретиться и переговорить с Серегой. В Молодечно все было нормально. Противник на этом участке после разгрома высланного для "подавления восстания в лагере Молодечно" из Вилейки полицейского батальона и роты вспомогательной полиции из Сморгони ограничился прощупыванием обороны своими разведгруппами. Чисто немецких частей против бойцов Акимова не было. По показаниям пленных у комендантов Вилейки и Сморгони сил для наступления пока не было. Не было их и у Акимова. Фронт держался силами "штурмовиков", "ястребков" и партизан, постепенно усиливающихся за счет "пришедших в себя" бывших пленных. Несмотря на довольно значительную разгрузку лагеря на его территории все еще продолжало оставаться до 10 тыс. человек — до сих пор не прошедших "фильтр". Кроме того в городке оставалось и большое количество больных. Больше половины бывших пленных числилось среди них. Все уцелевшие дома были заняты больными. Смертность среди них все еще оставалась высокой. В сутки от болезней и ран умирало около 30 человек, и сократить этот показатель пока не удавалось. Наиболее тяжелых ранбольных с аэродрома в Хожево удается отправлять самолетами за линию фронта. Для обеспечения всем необходимым боевого участка в Молодечно авиагруппой Паршина выделено 5 бортов из числа захваченных в Минске Ю-52, но этого было очень мало. За сутки успевали отправить не более 150 человек. Присылаемых из Москвы припасов для группы Акимова не хватало. Не хватает боеприпасов, оружия, обмундирования, продовольствия и медикаментов даже для обеспечения боевых подразделений не говоря уже о населении. Приходится изворачиваться, деля полученное. Несколько сняло напряжение перевод части людей в качестве гарнизонов в близлежащие села. Хоть местное население особо и не желает делиться своими припасами, тем не менее, в лечении больных помогает. Особенно с учетом того что бойцы с ними делятся полученными из центра припасами и за наличные покупают продукты у населения.

В Заславле мы разместились в тех же казармах, откуда уходили в рейд на Лиды. Положение у Григорьева было примерно такое же, как и у Сергея. С той лишь разницей, что у него не было "фильтр". Прибывающее пополнение его уже прошло в Минске. Так что действовал только "особый отдел" занимавшийся отловом дезертиров и не выявленных "предателей" из числа "зятьков". Проблемы у политрука заключались в сплачивании подразделений и борьбе с болезнями среди бойцов. По сообщению начальника ОО в группе Григорьева сержанта Маркина почти ежедневно в подразделениях выявлялись лица, которые специально старались заболеть — простыть или подхватить вшей. Особенно много таких было из числа бывших "окруженцев". Боролись с такими "самострельщиками" самым простым образом направлением после лечения в части Акимова на линии соприкосновения с врагом. Подразделения Григорьева занимались в основном восстановлением линии укреплений, гарнизонной службой по селам и жд. станциям, подготовкой резервоы для фронта.

Не успел я умыться с дороги, как из Минска поступил приказ прибыть в штаб группы войск к начальнику штаба генерал — лейтенанту Константинову. Штаб группы войск в Минске находился на ул. Свободы д.14 в том же здании, где раньше размещался немецкий генеральный комиссариат округа "Белоруссия". В ходе боя здание практически не пострадало, так кое-где были выбиты стекла и двери, осыпалась штукатурка. За то время что меня не было, помещения были приведены в порядок. Мусор убрали, окна заделали деревянными щитами. На первом этаже располагались комендатура, подразделения охраны и обеспечения, столовая. Служебные и жилые помещения штаба располагались на втором и третьем этажах.

До того как я попал в кабинет к Михаилу Петровичу мне удалось переговорить с сотрудниками штаба, пообщаться с "операторами" и ознакомиться с положением на фронтах как у нас в Минске так и на московском направлении "Большой земли".

Со времени последнего разговора с Константиновым положение нашей группы войск практически не изменилось. Тяжелые бои шли на Борисовском, Осиповическом, Несвижском и Барановичевском направлениях. Здесь нашим войскам активно противостояли усиленные тыловыми частями и вспомогательной полицией подразделения 286 (генерал-лейтенант Курт Мюллер, штаб в Витебске) и 203 охранной дивизии (штаб в Бобруйске). С нашей стороны пытались отодвинуть фронт части 4-го воздушно десантного корпуса генерал-майора Левашова (оказывается подразделения корпуса все еще продолжают прибывать!), партизаны и сводные подразделения бывших военнопленных, усиленные танковым, двумя кавалерийскими, двумя артиллерийскими и одним противотанковым полками, сформированными в Минске. В городе и ближайших населенных пунктах продолжается формирование новых подразделений, куда направлены мобилизованные и бывшие пленные. К концу января планировалось пополнить войска первой линии еще тремя стрелковыми дивизиями и несколькими специальными подразделениями сейчас проходивших боевое слаживание. Наша группировка вела бои на востоке — юго-востоке — юге, юго-западе и западе от Минска. Линия фронта для нас проходила по линии Вязынь — Илья — Калачи — Гайна — Логойск — Мгле — Лавля — Рудня — Волма — Иваничи — Цель — Теребуты — Буда Гресская — Харитоновка — Телядовичи — Сейловичи — Вишневец — Столбцы — Аталезь. О положении дел на Лидском и Молодечном участках обороны я сам рассказал штабистам. Нам пока там противостояли части 403-й охранной дивизии (генерал-лейтенант Вольфганг фон Дитфурт, штаб в Вильно) и прибывающие подразделения вермахта и СС из генерал-губернаторства. Из имеющихся данных получалось, что Минская группа войск притягивала к себе минимум три дивизии врага, чем значительно ослабляла ГА "Центр".

Меня очень интересовала ситуация на Московском направлении фронта. Именно там можно было отследить наиболее крупные изменения истории. К началу января 1942 года под Москвой сложилась чрезвычайно сложная для обеих сторон обстановка. Советские войска, почти месяц ведущие активное наступление, были уже в достаточной степени измотаны, в то время как германские войска, потерпевшие серьезное поражение, оказались обескровлены и деморализованы. В условиях холодной зимы обе стороны испытывали недостаток снабжения: части Красной армии — из-за того, что далеко оторвались от налаженных коммуникаций и продвигались по выжженной предыдущими боями территории, немцы — из-за слабости железнодорожной и автомобильной сети, к тому же постоянно подвергавшейся ударам партизан и диверсионных групп НКВД.

Наибольшего успеха в декабрьских боях достигли войска левого крыла Центрального фронта, за неполный месяц прошедшие с боями 200-300 километров. При этом действовавшие на крайнем левом фланге соединения 10-й армии генерала Голикова и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Белова далеко опередили своих соседей и, окружив немецкий гарнизон в Сухиничах, вышли на железную дорогу Киров — Брянск. Передовые части корпуса генерала Белова находились всего в 8 километрах от Варшавского шоссе. Правее них вели наступление 50-я, 49-я и 43-я армии. Последняя 1 января 1942 года заняла Малоярославец. В немецкой обороне наметился 40-километровый прорыв на линии Сухиничи — Бабынино. Создавалась реальная возможность выхода советских войск в район Юхнова и на Варшавское шоссе, дальнейшего продвижения к Вязьме — в тыл немецкой 4-й Полевой и 4-й Танковой армиям, на жизненно важные коммуникации ГА "Центр", на соединение в районе Смоленска — Вязьмы с окруженными остатками наших частей. Силы 4-й немецкой Полевой армии, действовавшей против четырех армий Центрального фронта, оказались глубоко охвачены с юга. Общая численность четырех советских армий и кавалерийского корпуса, действовавших на этом направлении оценивалась в 250 тысяч человек. По данным разведки, им противостояло от 20 до 25 немецких пехотных дивизий; примерно той же численности.

7 января 1942 года Ставка ВГК, определила задачи стратегической операции по окружению и разгрому основных сил группы армий "Центр". Центральный фронт генерала М. Г. Ефремова силами 43-й, 49-й, 50-й армий и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса должен был нанести фланговый удар из района Калуги и Мосальска в общем направлении на Юхнов и далее на Вязьму с одновременным фронтальным наступлением 5, 20, 30 и 1 Ударной армий Западного фронта на Сычевку и Гжатск. Одновременно правое крыло Калининского фронта в составе 22-й и 39-й армий, имея в резерве 29-ю армию, наносило удар с севера на Ржев и Сычевку. Обе ударные группировки должны были встретиться в районе Вязьмы, довершив окончательный разгром основных сил группы армий "Центр".

8 января ударная группировка Калининского фронта прорвала вражескую оборону северо-западнее Ржева. Уже 10 января передовые части 39-й армии перерезали шоссе Ржев — Великие Луки и достигли района Сычевки. В связи с этим командующий 9-й немецкой армией генерал-полковник Штраус был заменен генералом Моделем.

На юхновском направлении к середине января тоже наметился успех: подразделения 49-й армии подошли вплотную к станции Мятлево, части 43-й армии заняли Медынь и через Шанский завод продолжали наступление на запад. Для обеспечения этих действий в ночь на 16 января в помощь наступающим войскам в 20 км северо-западнее Медыни была выброшена усиленная парашютная рота из состава 1-го батальона 201-й вдбр 5-го вдк. Благодаря активным действиям этой десантной группы немецкое командование приняло решение отводить свои подразделения не на северо-запад, а на запад от Медыни. В результате во вражеской обороне образовалась брешь, куда была направлена наступавшая севернее 33-я армия. В результате локтевой контакт между 4-й Танковой и 4-й Полевой армиями противника оказался нарушен, вражеская оборона потеряла целостность. Основные силы 4-й немецкой Полевой армии, насчитывавшие под Юхновым до 9 дивизий, оказалась под угрозой обхода с севера. Южнее Юхнова подразделения правого фланга 10-й армии вышли на железную дорогу Вязьма — Брянск в районе Кирова, нарушив рокадное сообщение между 4-й танковой и 4-й Полевой армиями противника. Основные силы 10-й армии совместно с 61-й армией Брянского фронта были заняты ликвидацией окруженной в Сухиничах группы генерала фон Гильза (6 пехотных батальонов) и отражением контрудара 24-го танкового корпуса немцев, 16 января начавшего наступление из района Людиново — Жиздры на Сухиничи с целью деблокировать город.

Еще больше ухудшало положение немцев активные действия Брянского фронта Рокоссовского. Пять его армий (3,4,21,28, 61) в августе — сентябре выдержав удар Моделя, перешли в наступление на участке Сухиничи — Климовичи — Костюковичи общим направлением на Снопоть — Киров и Рославль — Кричев. 3 и 21 армии во взаимодействии с 13-й и 40-й армиями Юго-Западного фронта нанесли удар на Гомель и Рогачев. Несмотря на то, что все армии фронта в предыдущих боях понесли большие потери, их наступление было довольно успешным. В результате наступления были возвращены утраченные в октябре-декабре Рогачев и Буда-Кошелево. Возникла реальная угроза захвата Гомеля. Эти действия Рокоссовского не давали возможности фон Клюге снять с этого направления резервы и подкрепления.

В принципе отличий от того что происходило в знакомой мне истории, на данном этапе времени там было не очень много. Но все они были значимыми.

Первое — это наличие в районе Вязьмы-Смоленска значительного числа продолжающих сражаться в окружении советских частей влияющих на положение 4 Полевой и 4 Танковой армий немцам и отвлекающие на себя резервы и подвижные соединения. Эти части в случаи соединения с наши наступающими частями могли замкнуть кольцо окружения вокруг значительной части ГА "Центр". Даже если фон Клюге прямо сейчас начнет выводить свои части из предполагаемого котла, то все равно немцам очень многое придется оставить и можно с полной уверенностью говорить об уничтожении 4 Полевой и 4 Танковой армий.

Второе. Успешное восстание в Минске и создание здесь крупной группировки советских войск своими действиями перекрывшей снабжение ГА "Центр" по одной из наиболее важных магистралей. Связали боями резервы, выдвигавшиеся для пополнения ГА "Центр" и "Север" из генерал-губернаторства и с Запада. Тем самым значительно ухудшив положение данных групп армий.

Третье. До сих пор существовал Брянско— Рогачево— Гомельский выступ значительно осложнявший жизнь немецкому командованию.

Четвертое. Насколько я помнил, скоро должны были начаться несколько крупных операций среди них Вяземская воздушно-десантная, Демянская и Торопецко-Холмская наступательные операции. В первой должна была принять участие части 4-го воздушно десантного корпуса генерал-майора Левашова. Однако он находится здесь в Минске и его подразделения активно ведут боевые действия. Значит, вместо них Ставка будет использовать другие корпуса, например 5 или 9. Все-таки, наверное, 5 вдк. раз его подразделения уже высаживались в районе Мятлево. А раз так, то намечается более рациональное использование ВДВ, чем было раньше. Не будет ненужной высадки десанта в "Демянский котел" и его гибели там. Чем вам не изменение истории? И главное изменения не самые плохие, не зря Иосифу Виссарионовичу писал!!!

Именно в этот момент меня и разыскал адъютант Михаила Петровича. Разговор с генералом был до нельзя откровенным. Я доложил о положении дел и высказал все, что думаю о рокировке подразделений и командования в Лидском углу. Выслушав меня и мои доводы, Константинов ввел меня в курс дел группы. Несмотря на все бодрые заверения штабных, оно было плохим. Еще не критическим, но уже плохим. Мы существовали только из-за того, что это позволял противник. Наши удары на Жодино, Червень, Осиповичи, Клецк, Несвиж и Тимковичи провалились. Это, несмотря на то, что туда были направлены наиболее подготовленные и боеготовые части десантников и танки. Немцы не перешли в контрнаступление лишь потому, что у них для этого пока не хватает сил. Они все наличные силы поставили на охрану коммуникаций ГА "Центр". Для этого же используются и прибывающие подразделения своих союзников — венгров, словаков, румын. Можно не сомневаться что как только будут, собраны необходимые силы, немецкое командование примет меры к расчленению нашей группировки на части с последующим их уничтожением. Пока у немецкого командования связаны руки на фронте, пока мы не обрежем еще одну линию снабжения ГА "Центр" наша группировка можем еще на что-то надеяться, а вот дальше...

Для решения вопроса обеспечения снабжения своих частей на Московском направлении, очистки, ремонта и восстановления дорог немцы массово используют труд военнопленных и местных жителей. Количество умерших при этом от непосильного труда и болезней их не интересует.

Снабжение Минской группы войск слабое. Первоначально в Москве планировалось, что для обеспечения Минской группы и населения ежедневно будет использовано 65 транспортных самолетов и 30 истребителей прикрытия. Однако на сегодня эта цифра колеблется в рамках 19 транспортных ПС-84 МОАГОН, 32 самолета Ю-52 и 16 истребителей из состава Авиагруппы Паршина. Есть еще машины, захваченные здесь на аэродромах, многие из которых в исправном состоянии, но для них нет подготовленных экипажей. Проверка летно-технического состава находившегося в плену до сих пор не закончена, а из-за линии фронта дополнительный летный состав не присылают. Имеющийся авиапарк в основном используется для замены вышедших из строя самолетов. Для нормального обеспечения группы нужно увеличить количество самолетов на линии в три раза. Если этого сделано не будет, то группа станет на путь вымирания. Немцам даже не потребуется применение больших сил, чтобы уничтожить нашу армейскую группу. Для нашего выживания срочно требуется сухопутный коридор к линии фронта иначе ... На юго-востоке сделать этого не удалось. Поэтому выбрано новое направление удара.

В начале января войска левого крыла Северо-Западного фронта (3-я и 4-я Ударные Армии) занимали оборону на рубеже восточного берега озера Селигер, г. Осташков, северного берега озера Волго. Немцы не ожидали здесь активных действий советских войск и в полосе около 100 км. имели 3 пехотные дивизии и 1 кавалерийскую бригаду 16-й Армии ГА "Север". 9 января войска 3-й и 4-й Ударных Армий внезапно перешли в наступление и к 12 января прорвав тактическую зону немецкой обороны, продвинулись на 25-30 км. 4-я Ударная Армия 16 января овладела г. Андреаполь, теперь совместно с партизанами должна взять г. Торопец, а передовыми частями перерезать железнодорожную ветку Великие Луки — Ржев, содействуя продвижению войск левого крыла Калининского фронта. Войска 3-й Ударной Армии ведут наступление на г. Холм и обходят Демянскую группировку 16-й Армии вермахта с юга. По указанию Ставки и лично товарища Сталина наши Ударные армии затем должны развивали наступление на витебском и смоленском направлениях, в тыл группы армий "Центр" и на соединение с Минской группой войск. Ставкой командованию Ударных армий и нашей группы войск поставлена задача к началу февраля соединится коридором в районе между Полоцком и Витебском. Для выполнения указаний Ставки штабом разработана операция конечной целью, которой является соединение с нашими войсками в районе Витебска. Минской группой войск вновь будет нанесено несколько отвлекающих ударов подразделениями "штрафников" на Борисов и Осиповичи. Основной же удар будет наноситься севернее, вдоль жд. и автомобильной дорог Молодечно — Вилейка — Докшицы — Лепель — Витебск. Заняв Молодечно, подразделения Акимова не вели активных наступательных боевых действий в этом направлении. Только оборонялись, демонстрируя противнику отсутствие необходимых сил для наступления. Враг в это поверил, усиления гарнизонов на этом направлении практически не произвел. Пришло время этим воспользоваться. Удар будет наносить моя бригада (в т.ч. резервные батальоны созданные Григорьевым) усиленная бронепоездами Сафонова, частью танкового батальона и партизанами. Авиационное прикрытие будет осуществлять истребительная эскадрилья с аэродрома в Молодечно и бомбардировочная из Минска. Общее руководство операцией буду осуществлять я, хотя против этого выступали в штабе Болдина. Однако Константинову удалось настоять на своем мнении, сославшись на успешный "Лидский рейд". Неожиданным была поддержка этого предложения со стороны партийного руководства республики и лично Пономаренко.

Согласно разведданным подпольщиков и партизан нам будут противостоять подразделения 201-й и уже знакомой 403-ей охранных дивизий растянутых вдоль жд. линии Вильно — Полоцк, Молодечно — Глубокое, Лепель — Орша и в крупных населенных пунктах вдоль дорог. Основными гарнизонами противника на нашем пути будут Вилейка, Докшицы, Крулевщина, Березино, Глубокое и Лепель.

201-я охранная дивизия только что закончила переформирование из охранной бригады. В нее кроме чисто немецких соединений входят части полиции "порядка" и "восточных" батальонов. Часть подразделений дивизии действует на Логойском направлении. Здесь отмечено присутствие пехотного полка, артиллерийского дивизиона и нескольких специальных подразделений этой дивизии. Гарнизон в Вилейке — 2 батальона вспомогательной полиции (литовцы, поляки, белорусы) и рота немецкой жандармерии, железнодорожники. Докшицы — охранный батальон, рота жандармерии, железнодорожники и до роты полиции порядка (белорусы). В Глубоком — пехотный батальон охранной дивизии и подразделения жандармерии, железнодорожников, зенитчиков и полиции порядка (литовцы, латыши). Березино до батальона пехоты охранной дивизии (немцы, украинцы), абверкоманда. Гарнизон в Лепель — 2 батальона полиции (белорусы, украинцы), штаб охранной дивизии, немецкий охранный батальон, противотанковый дивизион, кавалерийский эскадрон, пулеметная рота, зенитчики, железнодорожники, рота жандармерии и БАО аэродрома, абверкоманда. На остальных жд. станциях и деревнях имеются посты вспомогательной полиции и немецкой жандармерии.

В Докшицах, Глубоком, Березино и Лепеле расположены лагеря для военнопленных. Наиболее крупный из них в Глубоком. По не подтвержденным данным там содержится порядка 10-12 тыс. человек советских граждан, многие из которых инвалиды по ранениям и больные. Есть еще несколько лагерей рабочих команд на несколько сот человек используемые врагом для строительства узкоколейной жд. линии Докшицы — Лепель, для поддержания жд. линии Вилейка — Полоцк в порядке и обслуживании жд. перевозок. В Лепель военнопленные заняты на работах по обслуживанию аэродрома и жд. станции.

Бронепоездам Сафонова ставится задача во взаимодействии с моей бригадой захватить и удерживать станцию "Крулевщина". Затем нанести удар в сторону Глубокое. Сил, которые планируются для удара должно хватить для разгрома немецких гарнизонов каждого по отдельности. По мере продвижения мы будем усиливаться резервными батальонами из состава гарнизона Минска, освобожденными из плена и партизанами. Есть большая вероятность, что немецкая разведка отслеживает, наши ударные подразделения именно поэтому мы были направлены в Заславль. Все остальные подразделения участвующие в операции будут собираться на жд. станции "Уша". Срок начала операции через десять дней.

В течение всего разговора мне казалось, что Константинов чем-то удручен и озабочен. Но не настолько мы с ним хорошо знакомы, чтобы спрашивать его об этом в лоб. Долго нам поговорить не пришлось — "дела они и в Африке дела".

Глава.

Обсуждение планов было у нас и с Цанавой на его даче в Степянке. До этого нам с ним как-то особо говорить не приходилось. Все время на бегу, по телефону и в цейтноте.

Нарком прибыл в Минск вместе с Пономаренко через три дня после захвата и удержания нами города. Тогда же прибыла и его группа сотрудников наркомата в количестве 20 человек. На совещании в штабе группы я был представлен прибывшему руководству Республики как командир подчиненного ему боевого соединения, комендант и начальник гарнизона города. Тогда же Нарком забрал в свое распоряжение часть моих штабных и особистов, роту пограничников, прикомандированную к нам из 2 ОДОН. Затем было несколько коротких встреч на различных совещаниях, недолгая встреча при обсуждении плана рейда на Лиды и вот теперь выпал шанс познакомиться поближе, а то получалась парадоксальная ситуация — командир наиболее крупного соединения НКВД практически не знаком со своим начальником.

У нас с ним состоялся долгий и обстоятельный разговор о действиях бригады, захваченных в Лиде документах и трофеях, пленных, обстановке на фронте, отношении местного населения к нам, а также событий произошедших во время моего отсутствия в Минске. Узнав об обстоятельствах рейда на Барановичи, я просто не мог в разговоре с Наркомом пройти мимо этого. Лаврентий Фомич меня успокоил, что в отношении "полковников" толкнувших группировку на такой необдуманный шаг вопрос решен, они получили то, что заслужили. Я вновь высказал мнение о необходимости усиления Лидского угла или отходе оттуда к "старой границе". Цанава обещал поднять этот вопрос на совещании в штабе. Нами обсуждался вопрос ускорения фильтрации бывших военнопленных и тех, кто был отпущен немцами из лагерей — военнопленных, местных жителей и уголовников (до войны привлекавшихся на работах по ремонту аэродромов). Насколько я помнил, из прошлой истории, немцы освободили из лагерей более 200 тыс. человек, только в Минске и районе таких было более 40 тыс. Нарком ответил коротко — работаем. Дел слишком много, а людей не хватает. Кроме этой категории приходится решать вопрос с дезертирами и перебежчиками, охраной тыла от разведгрупп противника и выходящих из окружения подразделений вермахта. Много забот приносили действия польских отрядов АК и белорусских националистов — "срут" где только могут. Особисты из подразделений и партизаны постоянно сообщают о стычках с поляками и лжепартизанами из белорусов, попытках пропаганды среди призванных по мобилизации местных жителей. В качестве примеров комиссар привел несколько красноречивых случаев.

В соответствии с приказом Ставки на освобожденной территории было разрешено провести призыв в РККА мужского населения в возрасте 17-45 лет. Мобилизационные возможности освобожденных районов оценивались в 200-250 тыс. человек, в том числе не менее 100 тыс. имеющих опыт военной службы. Во всех населенных пунктах, где стоят наши гарнизоны, были развернуты призывные пункты. За две недели января было оповещено примерно 50 тыс. человек. Так вот. На сегодняшний день удалось призвать всего 35 тыс. человек. Из них имеет опыт военной службы только 6 тыс. чел. в большинстве своем это наши окруженцы или вылечившиеся раненые. Еще 8 тыс. чел. признаны негодными к военной службе, в том числе около 6 тыс. бывших военнослужащих РККА. Остальные 7 тыс. чел. или не явились или ушли в леса. В первую очередь это касается поляков, литовцев и белорусов из бывших польских районов и тех, кто служил в полиции. Таких по нашим подсчетам около 5 тыс. чел. Вот эти лица и сорганизовываются в лже партизанские отряды численностью до 100 человек. Они приходящие в местечки и обкладывающие продовольственной данью местных жителей, нападают на наши небольшие группы бойцов и командиров. При помощи партизан удалось напасть на след нескольких таких отрядов и разгромить их. Пленные показали, что они готовы сражаться только за БНР в ее этнографических границах и что сражаться они будут только в Польской или Белорусской армиях и под руководством Белорусской народной самопомощи. Эта организация с разрешения германского командования была создана осенью прошлого года и успела довольно хорошо промыть мозги населению.

Или вот еще несколько эпизодов. Первый связан со взятием Логойска. Гарнизон городка состоял из 500 человек — немецкой пехотной роты и батальона "оди". Последний был укомплектован из числа белорусов и украинцев. На вооружении гарнизона состояло 4 ручных и 2 станковых пулемета, шесть минометов, в т.ч. 2-82 мм. Гарнизон смог отбить несколько атак партизан и наших сводных подразделений на город. В ходе последнего штурма немцы и гитлеровцы были выбиты со своих позиций. Их остатки, оказавшись окруженными, укрепились за стеной городской тюрьмы и сдерживали атаки штурмующих в течение дня, а затем предложили перемирие с одной лишь целью — вывести из тюрьмы свои семьи женщин и детей. Сами капитулировать отказались. На следующий день к городку на помощь гитлеровцам из Лепеля подошло подкрепление в составе батальона украинских полицаев. Они смогли подойти к городку практически незаметно для наших частей благодаря местным проводникам из числа белорусов. В предыдущие дни наши силы в Логойске потеряли до трехсот человек ранеными и убитыми, еще около 50 человек дезертировали. Атака гитлеровцев на городок была отбита с большим трудом. Сводный отряд потерял еще около ста человек. Узнав, кто противостоит нашим частям, штабом обороны к полицаям были направлены переговорщики и агитаторы. Благодаря этому удалось договориться, что мы даем окруженным в тюрьме коридор для выхода из Логойска, а они вместе с украинскими националистами отказываются от атак на городок и отходят к Лепель. Что и было сделано. Потери гитлеровцев и полицаев составили около 300 человек. Взятые в плен полицаи на допросе опять-таки сообщили, что они сражаются вместе с немцами за БНР в ее этнографических границах.

Далее. Взятый нами в плен один из польских сотрудников военно-строительной организации Тодта на допросе показал, что он является бойцом отряда ""Тихотемные". Это "специальное формирование польских вооруженных сил на Западе, предназначенное для обучения и подготовки руководящих кадров и специалистов диверсии и разведки, направленных для борьбы с немцами на оккупированной территории...". В августе прошлого года 26 "тихотемных" направили в "Вахляж" специальное подразделение ЗВЗ-АК для проведения диверсий и разведки на оккупированных немцами западных территориях Советского Союза. Они должны были в соответствии с "планом прикрытия", на случай широкого польского вооруженного восстания обеспечить задержку в Восточной Беларуси, как немцев, так и наших частей. Диверсии намечались в треугольнике "А" Минск-Орша-Жлобин и треугольнике "Б" Полоцк-Невель-Витебск. Большая часть бойцов "вахляжа" служила в организации Тодта, носила немецкую форму без знаков отличия с желтой повязкой на руке, на которой черными буквами было написано: "Im Dinst der Deutschen Wermacht".Этим агентом было выдана значительная часть подпольной организации действовавшей в Минске и резидент польской разведки ротмистр Юзеф Свида. В результате расследования выявлены еще несколько таких диверсионных групп здесь в Минске, Заславле, Молодечно. Установлено наличие подобных диверсионных групп численностью в несколько десятков человек в районе Крулевщизны и Новогрудчине. Сколько еще таких групп находящихся в нашем тылу неизвестно.

Вот так красиво Лаврентий — 2 снял вопрос о возвращении в часть сотрудников моего ОО.

Узнал я и о том, почему у Константинова такой удрученный и озабоченный вид. Из захваченных документов Абвера и показаний бывших пленных стало известно, что осенью прошлого года, на службу к немцам пошло довольно много бывших бойцов и командиров 6 кав. корпуса в которой генерал до войны командовал 6-й Чонгарской Кубано-Терской кавдивизией. Кроме того из документов местной абвергруппы установлено что 5 июля 1941 года в районе станции Ратомка в ходе боя немцы захватили в плен группу командиров 6 кав. корпуса, в том числе командира этого корпуса генерал-майора Никитина. Известно, что в момент пленения Иван Семёнович был ранен и тяжело контужен, находился в бессознательном состоянии. Никитин одно время находился в Минском лагере, а затем был отправлен в лагерь на территории Польши. Известно, что Константинов и Никитин были дружны. Некоторые "горячие" головы из штаба группы пытались связать неудачи нашей 10 армии в Белостокском выступе с их именами.

До войны 6-ой казачий кавалерийский корпус имени Сталина считался одним из лучших в РККА. На начало войны кавкорпус состоял из управления корпуса и двух кавалерийских дивизий бывшей легендарной 1-й Конной армии: 6-й Чонгарской Кубано-Терской кавдивизией генерал-майора Константинова, стоявшей в районе Ломжи, и 36-й имени Сталина кавдивизии генерал-майора Е.С. Зыбина, стоявшей — в районе Волковыска. 6-я кд находилась в первом эшелоне, а 36-я кд — во втором эшелоне оперативного прикрытия. Дивизия Константинова, считалась отлично подготовленной, особенно в области тактики, конного и огневого дела. 22 июня в 3 часа ночи корпус был поднят по тревоге. С рассветом дивизия Константинова вступила в бой в районе Ломжи. Первым принял на себя удар врага 48 Кубанский казачий Белоглинский полк и 94-й Кубанский казачий Северо-Донецкий кавалерийский полк подполковника Петросянца, затем подошли 3-й Белореченский Кубанский подполковника В.В. Рудницкого и 152-й Ростовский Терский казачий подполковника Н.И. Алексеева полки. На следующие сутки полкам дивизии поступил приказ оставить занимаемые позиции и влиться в состав КМГ Болдина и нанести контрудар во фланг прорвавшейся группировки противника из Сувалского выступа. После тяжелых боев 6-й кавалерийский корпус вынужден был отходить на восток. Отход был очень тяжелым. Связи со штабом фронта не было. Тыл оказался отрезанным. Проведенной сотрудниками Генштаба проверкой установлено, что корпус и конкретно дивизия Константинова действовали героически, до конца выполнили поставленную им командованием округа и Генштабом боевую задачу и отступили с занимаемых позиций только по приказу высшего командования. Несмотря на отступление и большие потери впервые дни войны Константинов смог сохранить дивизию как боевое соединение. Под ударами превосходящих сил противника его дивизия с тяжелыми боями отходила в сторону г. Минска, где была окружена и практически вся уничтожена. Сам Константинов получил тяжелое ранение и был оставлен с группой раненых в одном из хуторов на лечение.

Несколько дней назад к войскам группы присоединилась группа бойцов и командиров дивизии, партизанивших в Малом Полесье и рассказавших о июньских боях. Этими показаниями и итогами проверки удалось заткнуть рот недоброжелателям, но, тем не менее, осадок от выраженного недоверия у генерала остался.

Закончился наш разговор в столовой, куда на ужин собрался весь наличный состав наркомата, в том числе и мои прикомандированные бойцы. Среди присутствующих были командиры и политработники двух вновь сформированных в Минске из ранее бывших в плену пограничников и сотрудников НКВД полков — Пограничного и Комендантского. Многих из них я встречал пока коменданствовал в городе. Меня узнавали, приветствовали, хвалили. Кто-то искренне, кто-то с завистью. Тут мне, наконец-то попался Петрищев, отойдя в уголок, мы накоротке переговорили, обсудили дела, как в бригаде так и в группировке в целом. Вскоре к нам присоединились и женщины из служб наркомата. Среди них была и Татьяна, которую не видел с момента взятия Минска (она была прикомандирована в качестве переводчика к группе Цанавы). Мы оба соскучились и были рады встрече. У Татьяны была своя комнатушка в общежитии и остаток ночи провели там. О чем могут говорить и что могут делать двое оставшихся наедине взрослых людей, надеюсь рассказывать не надо и так понятно. Не зря же сказано :

Уводят женщины в туман,

Туман любви и наслаждений....

Стремление, вечность, слов обман,

Всё дальше, в чащу искушений ...

Выводят женщины на свет,

Где солнца яркие лучи.....

Прекрасней чувства в мире нет,

И жизни музыка звучит.....

Глава

(АИ) 1 февраля Ставка Верховного Главнокомандования восстановила главнокомандование Западного направления. Главнокомандующим был назначен маршал Тимошенко (он же оставался и командующим Западным фронтом). Заместителем командующего Западным фронтом Ставка назначила генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова. Ставка потребовала от главнокомандования Западного направления приложить все усилия к тому, чтобы в кратчайший срок решить первостепенную стратегическую задачу — завершить разгром основных сил группы армий "Центр". Одновременно Ставка приказала военно-воздушным силам обеспечить бесперебойное снабжение всем необходимым войск, действовавших в тылу противника.

* * *

(РИ) 2 февраля в дневнике Ф. Гальдера отмечено: "...Эти бои за линией фронта носят комически уродливый характер и показывают, что война, как таковая, начинает вырождаться в драку, далекую от всех известных доныне форм ведения войны."

* * *

Из беседы в Кенигсбергском госпитале

— Я смотрю, Вили, ты совсем выглядишь молодцом! Не то, что месяц назад! Стал таким розовым и свежим, словно помолодел лет на двадцать!

-Твоими молитва господин полковник и слезами моей жены! — Откладывая на тумбочку книгу и приподнимаясь с кровати, чтобы приветствовать друга, сказал майор. — Прости, что не могу стать. Какими судьбами ты попал сюда?

— Меня на совещание в Берлин вызывал адмирал, а на обратном пути просил заехать сюда в штаб "Валли" передать некоторые документы и заодно переговорить по ряду вопросов. А так как ты лежишь здесь, то я просто не мог тебя не посетить. Где твоя прекрасная половина?

— Увы. Она уехала в Берлин. С детьми некоторые проблемы, кроме того она хотела бы съездить в Швецию отдохнуть всех этих переживаний.

— Понятно. Как долго ты собираешься здесь отлеживаться? Прости, я не успел поговорить с твоим лечащим врачом.

— Уже лучше. Нога и голова почти в норме, раны уже зажили. Хуже с переломами ребер и воспалением легких. Прогулки по морозу не прошли просто так, где то протянуло. Врачи обещают, что в течение месяца поставят на ноги. Как у тебя дела?

— Все более или менее, неплохо. С семьей все нормально. Когда был в Берлине с разрешения адмирала смог несколько дней побыть у своих.

— Ты опять на фронт или останешься здесь при штабе "Валли"?

— Увы, нет. Должен вернуться. Штаб ГА переведен из под Смоленска обратно в Оршу. Естественно и мы туда переехали.

— Что все так плохо нового на фронте? Сюда не так быстро приходят новости.

— По-всякому. В принципе ничего нового. Насколько я знаю, в сводках в принципе все отображается. Русские стараются наступать, мы обороняемся.

— Из-за того что ты темнишь я так понял что все очень плохо? Что с Демянском?

— Там с 29 января намечается "котел", который, по всей видимости, скоро захлопнется. В него попадут шесть дивизий 2-го армейского корпуса 16 армии — (12-я, 30-я, 32-я, 223-я и 290-я пехотные дивизии, а также 3-я моторизованная дивизия СС "Мертвая голова"). Всего в окружение может попасть около 95 000 человек солдат. Во главе них стоит граф фон Брокдорф-Алефельд. Ещё 5,5 тысяч заперты во втором котле у городка Холм. Впервые русскими окружена наша крупная группировка войск. Снабжение окруженных ведется по воздуху. Для этого под Псков перебрасываются вся транспортная авиация нашей ГА "Центр" и половина транспортных самолетов имеющихся в остальных группах армий Восточного фронта. Кроме того используется и бомбардировочная авиация. Создано руководство воздушной операции, оно расположено на аэродроме "Псков — Южный". За снабжение со стороны командования группы армий "Север" отвечают подполковник Tонне и со стороны люфтваффе полковник Морзик. Внутри котла создано два аэродрома — один в самом Демянске, второй недалеко от него. Попытки прорыва из котла пока парируются штурмовыми и подвижными подразделениями русских. Перебросить подкрепления и пробить коридор пока нет возможности. Ленинградский фронт Жукова перешел в наступление и генерал-полковнику фон Кюхлеру неоткуда взять подкреплений. ГА "Север" и так была ослаблена изъятием у нее частей для операции "Тайфун"

Русские очень крепко взялись за дело. По показаниям пленных и перебежчиков туда переброшены крупные авиационные, артиллерийские и танковые соединения Калининского и Северо-Западного фронта. Там же отмечены действия нескольких истребительных частей ПВО Москвы. По некоторым сведениям Сталин лично контролирует ход операции. Русская авиация гоняется за каждым нашим самолетом. Они активно используют все типы своих самолетов от учебных до бомбардировщиков. Потери наших транспортных самолетов и прикрывающих их истребителей очень большие. Из тех, кто прорывается в Демянск, назад возвращается не более трети. Можно говорить о том, что русские здесь добились превосходства своей авиации над люфтваффе.

На сухопутном фронте русские не торопятся. Действуют на истощение сил обороняющихся. Они выявляют наши очаги обороны и уничтожают огнем своей артиллерии, штурмовых орудий и танков, а затем планомерно продвигаются вперед. И это не смотря на снег и очень тяжелую местность для наступления.

Примерно тоже самое происходит и в "Холмском котле". Обороной там руководит командир 281 охранной дивизии генерал-майор Теодор фон Шерер со своим штабом. Он успел туда попасть до окружения города, но прибыл один без своих частей занятых борьбой с партизанами. В городе оставались три роты 65-го резервного полицейского батальона, три пехотные роты, подразделения 385 пехотного полка, части снабжения и тылового обеспечения, находившиеся в районе Холма. Вначале они насчитывали всего 3.500 человек. Под нажимом советского наступления, с востока к Холму отступали подразделения, которые и усилили собой "боевую группу Шерера". Ядро наших частей в Холме составляют остатки 397 пехотного полка 218-й пехотной дивизии, 553пехотного полка 329-й пехотной дивизии, а также части 123 пехотной дивизии. Сюда добавились многочисленные мелкие подразделения и тыловые группы, а также части речной флотилии. Всего под командованием штаба 218 Охранной дивизии находятся члены примерно 60-ти различных формирований.

23 января русские ворвались в Холм. Однако 25 января они были выбиты обратно. Было предпринято несколько попыток деблокировать окруженных, но все они закончились неудачно. Всего за десять дней в период с 18 по 28 января окружённым в Холме пришлось выдержать шесть атак и 15 контратак, а также провести 20 ответных ударов и разведывательных вылазок. При этом 27 атак, из которых семь было поддержано танками, отбиты. Эти яростные сражения уже привели к высоким потерям. К этому времени погибли или получили ранения 30 офицеров, 250 унтер-офицеров и около 1000 рядовых. После того, как попытки деблокирования со стороны XXXIX танкового корпуса и "боевой группы Укермана" из-за высоких потерь и недостатка сил, приняли характер "разведки боем" и потерпели поражение, части в Холме с 27 января оказались окончательно отрезанными. Весь район находится в зоне обстрела советской артиллерии, каждое глубокое проникновение противника представляет опасность полного разгрома котла и должно компенсироваться контратаками, сопровождавшимися высокими потерями. Советские войска под Холмом насчитывают около 23.000 человек. У них есть танки и артиллерия. Установлено что войска Пуркаева поддерживает 44-й артиллерийский полк. Так как аэродром Холма находится под постоянным артиллерийским обстрелом для снабжения окруженных применяются сбрасываемые бомбардировщиками Хейнкель 111 на парашютах контейнеры (фау-бомбы, от нем. Versorgungsbomben). Значительная часть контейнеров при этом падают к русским. Так что положение окруженных с каждым днем все хуже, там едят вьючных животных.

Советским войска активно помогают партизаны и диверсанты из НКВД, действующие в тылу ГА "Север". Отдел контрразведки сообщает, что в их тылу действует 68 крупных партизанских отрядов. Они скрываются в Серболовских, Полистовских и Рдейских лесах, где непроходимые болота обеспечивают им благоприятные условия, как для базирования, так и для нападений на тылы 16 армии. В нашем тылу они захватили более 400 населённых пунктов, разгромили 28 гарнизонов, 4 штаба, уничтожили более 26 тысяч солдат и офицеров и создали партизанский край площадью около 9.600 квадратных километров. Операции охранных и вспомогательных частей против них пока успеха не принесли.

— Я прав думая, что эти котлы мы не сможем распечатать?

— Вполне возможно, что именно так и будет. Ни у нас, ни у наших соседей нет свободных резервов для вывода окруженных из котлов. Особенно это касается Холма. Поддерживать мы их, конечно, будем, но, сколько долго они продержатся неизвестно. Похоже, Сталин этим двум котлам придает особое значение и старается как можно быстрее разрешить с ними вопрос. В любом случаи, если котлы будут уничтожены, мы можем откровенно признать свое поражение в этой кампании. Нам срочно надо будет решать вопрос о мирном договоре с русскими.

— Подробно рассказывая о соседях, ты вроде как специально не хочешь рассказывать о положений нашей ГА. Я не прав?

— Положение нашей группы армий действительно далеко неблестяще. Бои идут на линии Невель — Городок — Сураж — Велиж — Белый — Сычевка — Ржев — Гжатск — Вязьма — Дорогобуж — Ельня — Спаск-Деменск — Киров — Ярцево — Починок — Рославль — Кричев — Пропойск — Рогачев — Жлобин — Гомель. Советские войска отбросили нас на 80-250 км и выбили из Московской, Тульской, Калининской, Брянской и многих районов Смоленской области. Наши безвозвратные потери за декабрь прошлого года составили — 103.600 чел., за январь — 144.900 человек личного состава. При этом пополнения получили лишь около 60 тысяч человек. Русские, по нашим оценкам потеряли примерно около 500 тысяч, но они на коне, а мы еле удерживаемся в седле и продолжаем откатываться назад. Советы навязало нам "войну на истощение". Если все наши резервы исчерпаны, то советское командование бросает в бой все новые и новые части. Боюсь, что все жертвы и усилия наших доблестных войск в этой компании оказались напрасными.

-То есть мы вернулись примерно туда, откуда начинали наступление на Москву осенью?

— Да, но надо учитывать еще 100 тысячную Минскую группу русских, на блокирование которой приходится выделять войска так нужные на фронте.

— А что разве "минчан" еще не раздавили? Информации о событиях в Минске в сводках нет, словно там ничего и не произошло. Поэтому мне и хотелось узнать от тебя, что там творится.

— Для того чтобы раздавить восставших в Минске у нас недостаточно сил. Снимать с фронта войска нельзя. Все резервы и имеющиеся у ГА и прибывающие из Европы направлены для усиления нашей обороны на линии фронта. Мы слишком много потеряли на пути к Москве и обратно. Считай, что 4-й и 3-й Танковых групп как боевых единиц больше нет. Почти вся их техника и тяжелое вооружение осталось в снегах на подступах к русской столице. 2-ю Танковую спас Модель, своевременно начавший отвод своих частей на промежуточные оборонительные рубежи и контратаками, сдерживая наступательный порыв русских. Этим он спас не только свою группу, но и 4 Полевую армии от полного разгрома войсками Тимошенко и Рокоссовского. Встав во главе 9 Полевой армии, Модель довольно успешно спасает не только ее, но и всех нас. В результате его энергичных мер закрыт прорыв в обороне западнее Ржева, удалось соединиться с окруженными в районе Оленино семью дивизиями и перерезаны коммуникации 39-й и 29-й армии русских. Этим сорвана попытка русских окружить 9-ю и 4-ю Полевых, остатков 3 и 4 Танковых армий в районе Ржев-Вязьма. Под ударами Моделя здесь противник вынужден перейти к обороне. Примерно тоже самое происходит и под Вязьмой. Все атаки 33 армии русских и 1 гв. кав. корпуса Белова на город отбиты. Это дает нам на этом направлении небольшую передышку для перегруппировки. Положение русских на этом участке фронта значительно ухудшилось. Они выдохлись, измотаны длительным наступлением в условиях суровой зимы, войска обескровленные, им не хватает материально-технических средств для продолжения наступления. В штабе думают, что сейчас можно говорить о том, что в конце января удачный этап наступательной операции советских войск закончился. Поэтому у нас есть возможность решения остальных проблем, в том числе и с Минской группой. Туда уже подтянуты войска из Европы и генерал-губернаторства. Хотя для активных действий их еще не достаточно.

— Что-нибудь слышно о "мясниках"?

— Батальон сменил название, и теперь они называются "Брестская Отдельная штурмовая бригада НКВД". Мы знаем, что их подразделения участвовали во взятии Молодечно и Лиды. До недавнего времени они держали оборону в "Лидском углу" и в районе Молодечно.

— Не слишком ли мало "бригады" для обороны всего этого?

— Силы русских в районе Лид оцениваются в несколько дивизий. В районе Молодечно и Заславля еще пара дивизий. Наши силы там куда меньше — всего несколько охранных частей. Именно поэтому нами там практически не предпринимаются активные действия. По нашим сведениям Сталиным еще в январе был подписан приказ о мобилизации на освобожденной от нас территории лиц в возрасте от 17 до 45 лет. Мне думается, что русские на базе "батальона Седова" за счет бывших пленных и мобилизованных развернули стрелковую бригаду, правда забыли уточнить, что она по численности равна дивизии.

— Полностью с тобой согласен! Солдаты Седова видимо стали командирами вновь сформированных подразделений. По численности их как раз должно хватить для укомплектования командных должностей в новой бригаде, а рядовой состав действительно из пленных. Седов вполне должен справиться с такой бригадой. Опыт у него есть.

— Опыт действительно есть. Только вот вся проблема в том, что дивизиями в Лиде до последнего времени довольно успешно командовал знакомый нам "Лейтенант". Это установлено нашей разведкой и подтвердили перебежчики.

— Совсем интересно и непонятно! Лейтенант пусть и ГБ на генеральской должности! Где такое видано? Неужели у русских такой большой генеральский голод, что назначают капитанов на дивизионный уровень?

— Вот и мне не понятно. Правда, Седов уже старший лейтенант ГБ. При переводе его спецзвания на армейское — майор. Но все равно даже с учетом привилегированного положения батальона максимальный уровень его командира это бригада. А тут такой немыслимый рост! Мне тут выдали бредовую версию, что он сын Сталина или кого-то из высшего руководства России.

— Довольно интересная мысль. Только вот как отнести ее к тому, что "Старший лейтенант ГБ" постоянно на острие ходит? Пример приводить надо?

— Нет. Рейда по нашим тылам хватит. Я поручил проработать эту идею на всякий случай. Назначение Седова на столь важный пост может быть обусловлено всем сказанным и тем, что именно у него наиболее подготовленное ударное подразделение.

— А десантники 4-го десантного корпуса Левашова?

— У них другое положение в иерархии Минской группы. Минск брали штурмовики Седова, десантники прибыли позже и все еще продолжают прибывать. Все же я думаю, что Седов продвигается по служебной лестнице благодаря своим заслугам. Руководство Советов оценило его по достоинству и потому начало продвигать. Заметь, что Сталин все чаще выдвигает молодых и хорошо показавших себя в деле на руководящие посты. Например, Рокоссовского, Ватутина, Романова, Петрова, Лукина, Ефимова, Власова. В тоже время он убирает с фронта тех, кто не оправдал его доверия, зачисляя их с понижением в звании и должности или на второстепенные должности, или вообще выводит в резерв.

— Ты имеешь в виду бывшего командующего Калининским фронтом генерал-полковника Конева и маршала Кулика?

— Их в том числе. У нас есть список из десятка генералов лишившихся своих постов и зачисленных в резерв. В то же время Сталин возвращает в армию тех, кого он репрессировал некоторое время назад. По сведениям агента из НКВД, возвращены в строй с понижением в звании и должности генералы Рычагов, Штерн, Смушкевич, Мерецков, Шевченко.

— Я так понимаю, что Сталин сменил свой гнев в отношении них на милость неспроста? Фронт для этих людей все же лучше лагерной баланды или пули в затылок. А разве наш фюрер, что после поражения под Москвой поступил по-другому, отправив фон Бока и фон Лееба в оставку? Правители судеб всегда действуют самым простым и эффективным способом. В отношении русских генералов освобожденных Сталиным я бы поработал над прощупыванием их по вопросу сотрудничества с нами. Насколько я тебя знаю, ты уже это сделал?

— Да. Как только у нас прошла информация об освобождении Сталиным части репрессированных генералов, я предложил это сделать Адмиралу. Он выделил группу для проработки этого вопроса. Сейчас ищут место, где эти генералы находятся.

— Молодец, но мы снова отклонились от темы. Из твоих слов я понял, что Седов со своими людьми покинул Лиды?

— По данным разведки они сейчас концентрируются в районе Минска, Заславля и Молодечно. Наши парни думают, что русские готовится новый удар на Барановичи, Борисов или Нежин и именно для этого и собирают ударные части под Минск.

— Русские уже били в те направления?

— Да несколько раз, но были отбиты с большими потерями. Еще были удары на Осиповичи. Бои идут на подступах к станции. Против наших войск там действуют десантники Левашова и штрафники. Мне думается, что они собирают дополнительные силы в кулак и могут ударить им именно на Осиповичи. Эта жд. станция нужна и им и нам. Нам чтобы сохранить линию снабжения ГА, им чтобы помешать нам и пробить коридор к своим войскам в районе Рогачева. "Штурмовые" отряды "мясников" лучше всего подходят для пролома нашей обороны, что здесь, что в любом другом месте. В качестве второго варианта я рассматриваю Барановичевское направление. В городе и его окрестностях размещено около 60 тыс. пленных, которых мы пока не вывезли вглубь территории. Согласись неплохая цель для русских, а какая прибавка к их силам! Да еще и узловая станция снабжения пусть и далеко не самая важная.

— Ты прав, что русские собирают ударный кулак. Я думаю, что надо ждать удара на Вильно или Глубокое с целью перерезания жд. линии на Полоцк. Барановичевский Осиповичевский жд. узлы действительно довольно важные цели. Но обе эти станции можно заменить, используя автомобильные дороги, идущие параллельно им. Русские умеют выбирать для себя цели. Они уже это доказали, захватив Лиды и Молодечно, чем лишили нас линии снабжения Гродно — Полоцк и Гродно — Минск, а также Вильно — Барановичи и Вильно — Минск. Оставив для нас только участок дороги Вильно-Полоцк. Но тогда они не смогли закончить удар из-за отсутствия необходимых сил. Русские выиграли время и смогли набраться сил, а раз так, то сейчас или в самое ближайшее время наступит именно тот момент, когда это лучше всего сделать. Вся логика их действий говорит об этом. Нанеся удар в том направлении, они окончательно прервут снабжение на Полоцк, что приведет к обрушению нашего фронта на линии Полоцк-Витебск и соединении "минчан" с основными силами русскими. Чем это грозит, надеюсь, понимаешь?

— Да. Но у русских не хватит сил чтобы удержать линию у Вильно под своим контролем, кроме того гарнизон там усилен войсками СС и частями вспомогательной полиции. Туда прибывают части из Европы. Кроме того есть довольно сильные гарнизоны в Глубоком, Докшицах и Лепель. Перебросить оттуда войска не так уж и сложно.

— Русским удерживать под своим контролем жд. линию и не нужно. Достаточно просто повредить на большом участке линию железной дороги. А насчет сил. Ты сам говорил, что русские продолжают перебрасывать под Минск свои десантные части. Перебросив по воздуху еще один десантный корпус, они окончательно перевесят чашу весов в свою пользу. Поэтому надо дать команду отслеживать все передвижения десантных корпусов и прибытие в Минск новых русских соединений. Возврат русских к Рогачеву и Гомелю дает им шанс на окружение всей группы армии "Центр". Плечо доставки грузов и пополнения русскими сокращено до минимума, а это не есть хорошо.

Кроме того насколько я помню в Вильно или Глубоком большие лагеря для военнопленных. Освободив их русские, получат необходимые силы для решения своих задач. Я бы не стал за счет гарнизонов Глубокого и Докшицы усиливать Вильно, наоборот усилил бы именно эти гарнизоны за счет свежих сил. По нескольким веским причинам. Во первых это лагерь для военнопленных в Глубоком. Во вторых жд. станция Крулевщина, где сходятся жд. ветки Молодечно — Полоцк и Глубокое — Полоцк. Если русским, каким, то чудом удастся захватить их, нам будет довольно плохо. Нужно отслеживать передвижение моторизованных частей Минской группы русских в этом направлении. Кстати что там с 373 шталагом в Борисове?

-Пленные оттуда переведены в Оршинский и Витебский шталаги. Так как вели их пешком по сильному морозу, то довели в живых не много. Среди них большая смертность от болезней и ранений, тем более что у пленных практически не было зимней одежды. Вдобавок конвойные не церемонились, спешили вывести пленных, пока русские не прорвали фронт. Примерно так же дела обстоят и в Глубоком. Сейчас в лагере остались около 8 тыс.. Часть более здоровых пленных оттуда вывезли в Вильно и Каунас. Среди оставшихся пленных зверствует тиф, поэтому большая смертность. Кроме того туда собрали много инвалидов и евреев. Вот айнзацкоманда и постаралась сократить количество едоков.

Насчет твоего видения возможного направления удара русских я доложу в штабе, пусть они тоже над этим подумают. В твоих размышлениях как всегда есть рациональное зерно.

— Скажи, что-нибудь делается для уничтожения русского командования и конкретно "мясников"?

— Да, туда направлено несколько наших групп нашедших подходы, в том числе и к "мясникам". Надеюсь, скоро мы увидим результат...

Глава.

Из воспоминаний младшего сержанта Васильева командира танка 2 танковой роты Брестской отдельной штурмовой бригады (АИ)

... Хорошо мы наступали. Быстро. Заслоны и заставы огнем из пулеметов и танковых орудий сбивали. Враг почти сразу бежал, как только получал пару очередей. Кому умирать то хочется. Мы же разбежавшихся и не ловили, для этого другие команды выделены были. Наша задача то была:— "Только вперед! Не задерживаться у опорных пунктов противника! Сбил, раздавил вражескую оборону, разогнал, скажем, охрану у моста и опять вперед! К следующему объекту". Остальным занимались те, кто сзади шел. Они и охраной захваченных объектов занимались, и зачищали их от врага, и закрепляли освобожденную территорию за нами и штурмовали те вражеские точки, что еще сопротивлялись. Потому и шли мы быстро. Как на крыльях летели. В небе нас наши самолеты прикрывали да разведку вели, по "чугунке" бронепоезда с десантом, а мы по дорогам неслись, освобождая местечки да деревеньки.

Немцев то против нас особо и не было, так иногда немецкие жандармы да железнодорожники или еще кто проявлялись. Против нас больше полицаи действовали, а у них кроме стрелковки и пары пулеметов ничего тяжелого и не было. В маленьких деревеньках то их по три — пять человек всего и было, а вот в местечках их больше было от взвода до роты. Сказать, что они не сопротивлялись, было бы неправдой. Сопротивлялись, да еще как. Особенно те, что из прибалтов или украинцев были. Или когда их много и ими немцы командовали. Вот тогда приходилось все свои умения прилагать. Давить броней и сталью, блокировать до тех пор, пока основные силы не подходили. Порой тяжело приходилось. Как, например у Княгинина и Кривичей. Это примерно посередине пути в Докшицы.

Гитлеровцы там опорный пункт сделали. Собрали туда из окрестных сел своих полицаев-прихлебателей, подкрепление к ним из Докшицы подошло. Вот они и решили нас остановить. По пути то мы больше половины бронетехники оставили. Часть по техническим причинам вышла из строя, часть до подхода главных сил перекрестки дорог держала. Тогда бои в основном за дороги велись. От нашей танковой роты всего пять танков то и осталось, а от стрелкового батальона две стрелковые роты, минометная батарея, противотанковая батарея и пулеметная полурота. Разведка о гарнизоне в селе знала, а вот о том, что туда "восточный" батальон из состава охранной дивизии с противотанковым дивизионом и средствами усиления подошел, не сообщила. Может, не увидели или еще чего. Короче прозевали. Ну, мы на всех парах и разлетелись лбом об стену. Три танка из пяти потеряли, четыре грузовика в хлам, около двадцати убитыми и в два раза больше ранеными у было. Хорошо бронепоезд и артпоезд подошли, своими орудиями местечко накрыли. Минометчиков и противотанкистов фашистских выбивая. Потом и часть основных сил бригады подтянулась. Дали германцам прикурить. Почти два часа тот бой шел. Сначала в Княгинине, а затем у Кривичей. За каждый дом, переулок дрались. За это время лыжный батальон местечки обошел и с тыла по германцам ударил. Те, почувствовав, что дело пахнет керосином, на Осово и Выголовичи отступать пытались, да где там. Кто бы это им позволил! Раскатали! Всего с десяток пленных то и взяли. Тогда и выяснили, кто нам противостоял. Предатели! Знали, что им пощады не будет вот и сопротивлялись до последнего. Расстреляли их по приговору трибунала и правильно сделали!

Нас после понесенных потерь сменили. Мы в Княгинине гарнизоном встали, чтобы значит жд. дорогу прикрывать от врага, свою и трофейную технику отремонтировать, боекомплект пополнить, себя в порядок приводить. Ох, и ругался тогда товарищ Седов на комбата, за то, что он без разведки на местечко попер, людей и технику понапрасну погубил. Заставил на каждого погибшего похоронку лично писать, а потом в ротные разжаловал.

Через два дня нас сменила присланная из Молодечно гарнизонная команда. Опять в наступление бросили. За эти дни мы и технику отремонтировали и людьми пополнились. Бои тогда тяжелые в районе Будслава шли. Немцы туда подкреплений и артиллерию нагнали и держались крепко. Вот командованием и было принято решение обойти Будслав с юга, через Шинковский лес, Волколадку выйти к Бубнам и дальше двигаться по дороге на Докшицы. В головном дозоре мы и должны были идти. Выполнили мы приказание командования, сделали, что нам велено было, но в Докшицы прорваться не смогли. Немцы нас у деревни Заложино, что сразу за Бубнами своим артогнем остановили. Хорошо суки стреляли, большим калибром и на удивление точно. А разрывы были очень большие, потери мы тогда понесли страшные. Два легких танка нам раздолбили, у противотанкистов несколько орудий и автомашин разбили. Народа много полегло. Вот мы и встали. Технику под деревьями спрятали, чтобы значит, немецкая авиация не засекла. Но вот что удивительное было, как только на дороге что появится, то немецкая артиллерия сразу свой концерт начинала, а они никак этого видеть не могли, деревья мешали. Самолетов или аэростатов видно не было. Тогда то и поняли, что где-то рядом их корректировщик находится. Вот мы и решили поискать его. Вооружились автоматами и пулеметы танковыми, маскхалаты надели, развернулись цепью и аккуратненько так идем, а снега кругом чуть ли по пояс, да деревьев поваленных куча. Уже возвращаться хотели, как я увидел припорошенный снегом красный немецкий провод: мы тоже такие, трофейные, применяли. Ветер снег с него немного смел. Стало мне подозрительно! Пошел вдоль провода, а он к нам в тыл ведет. Идти тяжело, снега много, в валенки его набилось куча, но думаю все равно дойду. Шел я, не спеша, стараясь не шуметь. И тут вижу, лыжня проложена. Я по ней, автомат наизготовку взял, пригнулся и дальше почти ползком. Впереди как раз выворотень показался, а за ним лежит здоровый немец с пулеметом, в маскхалате весь присыпанный снегом, второй с биноклем на дорогу смотрит, а третий с телефоном возится. Лыжи у них в сторонке стояли. И все они ко мне спиной! Дал короткую очередь по бугаю, по второму, потом по телефонисту. Тот заверещал — я его в ноги ранил. Тут и ребята подоспели, помогли телефониста взять. Первых двоих я убил, а телефонист идти не мог. Парни его потом на руках вынесли. Для меня это были первые смерти, про которые я точно знал — мои. На допросе телефонист показал, что они заранее расположились в перелеске и создавали корректировочный пункт тяжелого артиллерийского дивизиона. Пулеметчик, которого я завалил, литовцем оказался... Немецких артиллеристов, потом наша авиация накрыла, да и мы добавили.

Спустя два дня, меня, уже в Докшицах, ранил снайпер, когда наш взвод вместе со штурмовым отрядом совместно по улицам продвигался. Я из танка вылез и с парнями из штурмбата обсуждал как нам лучше дальше действовать. Они мне каску на всякий случай дали и стали показывать, что и как они хотят сделать. Тут меня снайпер и достал. Я даже успел заметить немецкого стрелка, но ничего не успел предпринять. Пуля попала в каску, разорвалась, кусочки шлема посекли голову, плечо. "Штурмовики" среагировали мгновенно, забросав снайпера гранатами и расстреляв из пулемета. Меня же отправили в медсанбат, оттуда в полевой госпиталь, а через неделю самолетом в эвакогоспиталь, что был в городе Мичуринске.

Это было уже второе ранение за время войны. Первое я еще летом получил, до того как в плен попал. Под городом Бобр в мой танк попала болванка. Из экипажа я один в живых остался, отделался сквозным ранением плеча. Смог из БТэшки вылезти, да вот дальше немцам в плен попал. Спасибо что перевязали да в лагерный лазарет поместили. Лечили нас наши врачи из военнопленных. Лекарств, перевязочных материалов, еды не было. Местные жители тогда помогали выживать, поддерживали и делились, чем могли. Мне повезло, что осколок руку насквозь прошел. Кость, нервы задеты не были, перевязку вовремя наложили, да и организм крепкий был потому и на поправку пошел. Бежать из лазарета не удалось, немцы всех кто на своих ногах стоял в лагерь для военнопленных отправили. В лагере немцы, узнав, что я танкист, отправили на работу в танкоремонтные мастерские. Нас там несколько тысяч бедолаг работало. Большинство из танкистов, трактористов да автомобилистов было. Танки, трактора, тягачи, автомашины разные ремонтировали, новые заводские цеха вместе с местными жителями строили. Командовали нами немцы из организации Тодта и специалисты компании "Даймлер-Бенц". В принципе к нам неплохо они относились, ругались, конечно, но по делу. Следили за чистотой и требовали делать все, как следует, а не спустя рукава. На ночь в бараки отправляли. Охраняли нас солдаты из охранной дивизии и полицаи из местных жителей. Кормили плохо, больных сразу в лазарет отправляли, а оттуда в лагерь, что было равнозначно смерти. После восстания прошел "фильтр" а оттуда направили по специальности в танкисты, воевать на тех же танках что для немцев ремонтировали. Доверили танком командовать, в звании восстановили. Потом вот в госпиталь отправили. Там замполит мне вручил первую военную награду — орден "Красной Звезды".

Наших парней из Минской группы, в Мичуринском госпитале много лечилось. Их самолетами и санитарными поездами туда доставляли. Самолетами напрямую, а поездами через Брянск или Гомель. Лечились наши и в Тамбове. В Мичуринске на вокзале, когда отправки поезда ждал, одного из знакомых "штурмовиков" встретил. Он как раз в Тамбове и лечился...

Глава.

Из показаний красноармейца Пономарюка Андрея Станиславовича.(АИ)

...Вскоре вновь началось наступление, и нас направили в бой. Мы тогда наступали в сторону Глубокого. К месту назначения нас сначала доставили поездом, а потом выгрузили на каком-то полустанке, и повели пешей колонной. Долго шли по заметенной снегом дороге. Где линия фронта проходила, командиры толи не знали, толи направление потеряли. Все лесом шли, через какие-то замерзшие ручьи болота переправлялись, по мосткам каким — то перебирались. Заблудились короче. Идем мы, значит, по дороге, а тут вдруг услышали впереди шум автомобилей, ну командиры колонну от греха подальше в лес с дороги свели и разведку вперед послали. Ожидание продолжалось минут пятнадцать. Тут один из разведчиков прибегает и говорит, что впереди у моста немецкие грузовики стоят, и мост значит ремонтируют. Командиры посовещались и решили атаковать немцев, когда они мост закончат делать. Нашу роту вперед выдвинули, а остальные в лесу стали засаду готовить. Пока мы по лесу к мосту шли, к немцам еще несколько военных машин приехало с подкреплением. И через мост перебралось. А где-то левее и впереди что-то громыхало. Тут у моста несколько снарядов с громким грохотом разорвалось. Немецкие солдаты из машин повыскакивали и врассыпную бросились бежать с открытого места, в том числе и в нашу сторону. Вот здесь-то и началась пальба. Команды стрелять я не услышал. Но когда увидел нескольких немцев, бежавших в мою сторону, понял, что нужно действовать. Рядом лежал "зятек" и первым открыл огонь из своей мосинки. Ну, я к нему присоединился. Мы оба выстрелили по нескольку раз. Один немец упал, а двое других, вскинув карабины и стреляя перед собой, продолжали бежать. Поняв, наконец, что в кустах засел противник, немцы повернули к дороге, вскочили в уже успевшие развернуться машины и умчались. А вдогонку им все рвались снаряды. Как нам потом сказал командир взвода, это наши разведчики вызвали по немцам огонь бронепоезда. Весь бой длился не более десяти минут. Никаких острых ощущений я не испытывал и действовал почти автоматически, повторяя поведение соседа-красноармейца. Возможно, именно поэтому тот первый выстрел в противника быстро забылся.

К Глубокому мы так тогда и не вышли. Немцы на подходах к городку сильную оборону построили и отбили наши атаки, но мы закрепились в нескольких селах неподалеку и оттуда пытались снова атаковать врага. Но каждый раз, теряя людей, откатывались на исходные.

Вот что я еще хочу сказать. Война отсеивает все лишнее. Снимает шелуху. Показывает людей такими, какие они есть. У каждого из нас есть свои страхи и причуды. Тут сразу видно, кто ты по жизни. В этом и есть правда войны. И знаете, что самое интересное? На войне плохие люди становятся настоящими подонками, гниль в душах разрастается и принимает уродливые явления человеческой подлости. А люди хорошие раскрываются, преобразуются, и красота их внутреннего мира поражает своей силой и божественной природой. Иногда, даже страшно становится: а вдруг в трудный момент ты окажется не таким, каким сам себя считаешь? И самое главное, что здесь нет права на ошибку — нельзя что-то изменить, переиграть, извиниться или простить. Здесь только есть сейчас и уже нет потом. Если рискуешь, то, может, последний раз, а если нет, то можешь всю жизнь не простить себе этого единственного малодушия.

Среди очередного пополнения, поступившего к нам в батальон из лагеря в Молодечно, оказался грузин огромного роста. Прямо богатырь назначили его вторым номером в пулеметный расчет "Максима". Все звали его Кацо. Вел он себя спокойно, разговаривал мало и, кроме больших размеров, ничем больше и не выделялся.

Как-то ночью после тяжелого боя бойцы дремали в окопах, а два санитара выносили с нейтральной полосы раненых. Нейтральная полоса была шириной всего несколько сот метров и хорошо просматривалась. А тут светать начало. Неожиданно послышался стон раненого. Командир роты устало посмотрел на санитаров, но те только опустили головы — вылезать из окопа было слишком опасно. Несколько минут все молчали. Видимо, лейтенант не счел возможным посылать людей на верную смерть. На нейтралке снова кто-то застонал. Напряжение возрастало. Кацо, ни слова не говоря, вылез из окопа и, слегка пригнувшись, пошел в сторону стонавшего. Подхватив его левой рукой, он подошел к другому раненому и обоих волоком потащил к нашим окопам. Теперь он шел во весь рост и, конечно же, хорошо был виден противнику. Командир роты и санитары замерли. Но немцы почему-то не стреляли. Положив раненых, Кацо еще раз вернулся на нейтралку и принес еще одного. Только после этого он тяжело спрыгнул в окоп и пошел в сторону своего взвода. Потом, недели через две, я видел, как Кацо, молча сидя на земле и опершись спиной о березу, окровавленными пальцами пытался что-то достать из большой раны на животе. Вскоре его увезли в госпиталь, и больше мы не встречались. Вот такой был хороший человек.

Или вот еще пример к вышесказанному. Был у нас в роте один боец. Земляк— украинец из под Киева. Звали его Семен. Был он комсомолец и активист, тоже из пленных, что в Минске в лагере сидел. На собраниях всегда правильно говорил, призывал бить врага, первым руку поднимал, обещал не жалеть своей крови за Родину. Считал себя политбойцом. Одет был аккуратно и чисто. Поговаривали, что его вроде как в политотдел хотели забрать, да что-то не срослось и оставили в роте. Ротный к нему, почему-то настороженно относился. Там же, под Глубоким, дело было. Роту послали обойти с тыла деревню занятую врагом, вроде как разведка нашла дорогу как это сделать. Вышли ночью. Долго шли через лес, но разведчики не оплошали и вывели нас точно к немцам в тыл. Вот только когда начали к бою готовиться, Семена не досчитали. Подумали, что отстал или заблудился. Искать его было некогда, так как сигнал к атаке уже поступил. Наша атака тогда чуть не захлебнулась под пулеметным огнем сразу пяти пулеметов врага. Если бы не удар с фронта штурмовиков, все бы там остались. Оказывается, немцы были заранее предупреждены об атаке с тыла и перенесли свои пулеметы с фронта, а предупредил их Семен. Ночью во время марша он специально отстал и перебежал с оружием к врагу. Когда наши ворвались в деревню, Семен по нашим стрелял. Его труп потом с винтовкой в руках нашли в одном из домов, где засели гитлеровцы. Так то...

Длительные бои сильно подорвали боеспособность нашего полка. Мы очень устали, а личный состав части сократился в несколько раз. Теперь в полку было всего два батальона, человек по сто в каждом. Я находился во втором батальоне, в котором осталось только две роты, а в первом их было три. Все труднее стало выскакивать из окопов и идти в атаку. А немцы почти непрерывно наступали, и положение с каждым днем становилось все сложней. Но самое главное, существенно ухудшилось питание, и заметно снизилась активность голодных солдат. Впервые недели после взятия Минска нас кормили вполне прилично. Утром и вечером на брата давали несколько черпаков каши, в обед какой-нибудь суп, на второе кашу, макароны или картошку, сдобренную мясной подливой, а на закуску иногда и компот. Хлеба хватало, а к чаю всегда было несколько кусков сахара, и никто не жаловался. А потом с едой стало плохо. Сначала уменьшили порцию каши. Потом на обед начали давать только одно блюдо — густой суп или жидкую кашу, чаще всего перловую, а вечером лишь кусок хлеба с горячей водой практически без сахара. Временами в течение дня кухня вообще не работала, и нас совсем не кормили. Приходилось самим доставать пищу и питаться лишь тем, что могли достать. А тут началось отступление. Немцы перешли в наступление и нас выбили, да вдобавок ко всему отрезали от остальных частей.

Полк, пройдя без отдыха по лесным дорогам почти 20 километров, к вечеру оказался на берегу какой-то реки. Как часто бывало, заночевали в лесу. Спать легли на голодный желудок. А утром, напившись "чаю", снова двинулись вперед. К середине дня вышли на поляну, на которой стояло два больших и несколько маленьких хозяйственных построек, возле которых никого не было видно. Как всегда в подобных случаях, вокруг поселка выставили охранение, а личному составу приказали расположиться в лесу в километре от опушки. Вскоре был задержан и доставлен в штаб мужчина средних лет, представившийся Степаном. Он с опаской вышел из леса и, постоянно оглядываясь, проследовал к сараю одного из домов, где его и схватили. Показав дежурному командиру паспорт, мужик рассказал, что это хозяйство его семьи и брата. В поселок он пришел за продуктами, спрятанными в сарае. И еще он сказал, что в деревушке, расположенной в 10 километрах выше по реке, находится штаб какой-то немецкой части, охраняемой отрядом моторизованной пехоты. Для командования полка эти сведения были очень важны, а для нас имело значение совсем другое — упоминание о продуктах. И уже через полчаса почти вся наша рота, несмотря на категорический запрет командования, вовсю шуровала в брошенных домах и сараях, а к лесу потянулась цепочка солдат, нагруженных мешками с зерном, картошкой и другими продуктами.

В это же время, проанализировав сложившуюся обстановку, командир полка дал команду готовиться к маршу, проработать вариант обхода деревни, занятой немцами. Степан, хорошо знавший местность обещал помочь провести полк к нашим наиболее безопасным маршрутом. Степан хорошо справился со своей задачей, и к утру, мы без приключений достигли деревни Порплище, где стояли наши части и сразу же включились в подготовку оборонительной линии для отражения, приближающегося противника, о котором нам уже сообщили из штаба. Особенно плохо было по ночам. За месяц нам довелось лишь один раз провести ночь в тепле и под крышей. Этому препятствовало многое. Чаще всего мы останавливались на отдых вдали от населенных пунктов — в лесу или в окопах. Для размещения на ночь, например, личного состава только одного батальона, требовалось не менее пятнадцати — двадцати домов, которые не всегда можно было найти в небольших деревнях. Вот и приходилось в мороз строить землянки, накрывая их ветками, досками и другими подсобными материалами. Солдаты устраивали себе подстилку из лапника, веток других деревьев или сена, подкладывали под голову вещмешок и укрывались шинелью. Разводить костер ночью обычно не разрешали, а днем чаще всего не было времени...

Глава.

(РИ) В директиве от 12 февраля 1942 г. немецкое ОКХ беспокоило то обстоятельство, что советские 3-я и 4-я ударные и 22-я армии выходили далеко во фланг и тыл немецким 9-й полевой и 3-й танковой армиям. Войска Красной Армии в перспективе могли перерезать транспортное сообщение через Смоленск и окончательно лишить ГА "Центр" взаимодействия с правым флангом ГА "Север". Этого немецкое командование допустить не могло. В качестве контрмеры, в директиве от 12 февраля 1942 г., оно предусматривало собственный удар по тыловым коммуникациям советских армий.

* * *

Из воспоминаний бывшего бойца 2 штрафной роты 1 батальона Минской стрелковой бригады Дорохова (АИ)

... Выбили мы немцев из Крулевщины. Бронепоезда ушли дальше на Полоцк и Глубокое, а нам командование дало приказ занять оборону. Окопались за селом в лесу у дороги на Полоцк и село Ивановщину. Тяжело было это сделать снег по пояс, земля мерзлая, но надо. Это все понимали потому и закапывались изо всех сил. Благо кирки и лопаты имелись в большом количестве. Через день-другой наш батальон отвели назад на станцию. Память об этом селе не сотрется до смерти.

Почему? Во-первых, мы роскошно отдохнули здесь в ожидании пополнения. Нашему отделению достался сухой, чистый, просторный деревянный дом. После войны, мне пришлось останавливаться во многих гостиницах Советского Союза, в том числе в цековских номерах люкс. Жил в гостиницах за границей. Но, честное слово, такого блаженства, какое испытал в Крулевщины, нигде и никогда не испытывал.

Спали на полу, на соломе, словно под нами не деревянный пол и солома, а перина из лебяжьего пуха. Тепло, ни ветра, ни дождя, ни снега. Благодать-то, какая — после снежных окопов, ледяных "пеналов", грязи и воды в окопах. Не удастся мне передать то поистине волшебное состояние тела и души от столь внезапно свалившегося ощущения уюта. Оно невыразимо.

Во-вторых, по два раза в день получали бесподобную "трапезу". Нам доставляли в термосах либо суп-пюре гороховый, либо кашу. Плюс к этому — обалденный вкус и запах консервированной, в жестяных баночках, колбасы или копченого консервированного, нежного, словно тающего во рту, бекона. Разве можно забыть все это?! И учтите что это после лагерной баланды, кусков замороженной конины, многих дней голодания! Нет, конечно! Лица бойцов просветлели, стали округляться, розоветь. А что еще надо солдату? Ел вдоволь, спал вволю.

В-третьих, здесь погиб почти весь наш батальон. В Крулевщине мы получили из учебного батальона пополнение из наших же "лагерных" парней, привели себя и оружие в порядок. Мне вместо винтовки выдали трофейный автомат и перевели в минометный взвод. На станции нам в качестве трофеев много чего из орудия досталось и винтовки и пулеметы и с пяток минометов. Вот меня и перевели как бывшего артиллериста в минометчики. Пока было время, мы учились пользоваться трофеями. Несколько раз на станцию из боя для пополнения боеприпасов и ремонта возвращались наши бронепоезда. Они привозили раненых, которых перегружали на санитарный поезд. Пополнив боекомплект, бронепоезда снова уходили в бой. От раненых мы узнавали новости о ходе боев. Тяжело там было. Немцы свои силы наращивали. Прорваться в Глубокое и освободить наших пленных в тамошнем лагере никак не удавалось. Нас немцы не трогали, так иногда над станцией пролетали их самолеты и все. Так что была у нас тыловая и почти мирная жизнь. Это продолжалось примерно неделю, но, как говорится, все хорошее быстро заканчивается.

В один из предутренних часов наш сон прервали немцы. Смяв поставленный заслон со стороны Глубокое, они навалились на нас, сонных. Командир роты дал команду: "По окопам". Пришлось отбивать одну за другой атаки немцев. Силы были неравными. Поняв, что у нас кроме стрелкового оружия ничего нет, немцы пустили вперед танки. Решили проверить — не подвох ли это с нашей стороны. Мы вели огонь из стрелкового оружия, не давая приблизиться к нам гитлеровским автоматчикам и полицаям. Две наши 45-мм пушки были расположены по обе стороны дороги к селу. Их замаскировали под небольшими раскидистыми сосенками. Когда немецкие Т-34 приблизились, пушки открыли огонь. Все солдаты батальона, занявшие места в окопах и огородах, видели, как снаряды отлетали вверх или в сторону от лобовой брони немецких танков. Первый немецкий танк ударил по нашей сорокапятке, расположившейся справа от дороги. Промах! Следующий его выстрел — и от пушки и расчета не осталось ничего. Второй немецкий танк расправился с другим артрасчетом только с третьего выстрела. Все происходило на наших глазах. Немецкие танки приблизились к нашим окопам и тут были подбиты противотанковыми гранатами. Еще три их легких танка вышли из леса, ведя по нашим окопам огонь из пулеметов. Следом появились немецкие цепи. Шли по снегу во весь рост, стреляя наугад, стараясь ошеломить нас своим шквальным огнем. Мы открыли встречный огонь. Немцы залегли, но лежащие на открытом, запорошенном снегом поле — хорошая мишень. В это время со станции загремел своими орудиями бронепоезд и подбил два немецких танка. Немцы не выдержали и начали поспешно отходить в лес.

Так, отражая одну за другой атаки, мы сумели удержаться на своих местах. Первый день закончился. Стемнело. Небо затянуто тяжелыми тучами. Тишина. Начался снегопад. Медленно, словно покачиваясь на волнах, опускались на землю крупные снежинки. Ни ветерка. Картина завораживающая! Принесли термосы с ужином. Каждый получил полкотелка горохового супа-пюре. Суп, что называется ложкой не провернуть, наполовину с колбасой, все той же немецкой. Но есть не было никакого желания, и не только у меня. В голове одно: что будет завтра? Так, очевидно, думал каждый. Никто не проронил ни слова. Видел, как ребята, один за другим, перевернули свои котелки и выгребли ложкой содержимое на снег. То же сделал и я.

Где то в полночь несколько наших ребят к подбитым немецким танкам лазили трофеев добыть. В одном из танков среди трупов нашли тяжелораненого танкиста в немецкой форме. Из "лагерников" оказался. Под Вязьмой в плен попал. В Витебском шталаге сидел и там из-за голодухи к немцам пошел служить. Вроде как весь экипаж у них был в танке из наших. Разведчики говорили, что совсем плох был, все прощения у них просил и говорил, чтобы его родственникам о нем не сообщали. Стыдно ему вишь было. Так и помер у парней на руках.

Ночь прошла спокойно. А утром началось! С утра пораньше налетели бомбардировщики и отбомбились по нашим позициям, станции и стоящему там бронепоезду. Зенитчики бронепоезда и пулеметчики огрызались, но никого из немцев не сбили. Потом к нашему обстрелу присоединилась немецкая артиллерия и минометчики. Очень сильно доставалось станции и стоящему на путях бронепоезду. Вскоре он замолчал. Пришедшие со станции бойцы сказали, что поезд подбили и его отводят на ремонт. Так что остались мы одни и без поддержки.

Никто не отдавал приказа нам стоять здесь насмерть, но каждый понимал, что будем так стоять. Еще накануне вечером командир роты приказал минометным расчетам как можно точнее нанести удар по пехоте немцев, используя все оставшиеся мины. Мне он дал задание корректировать огонь. Я залез на крышу сарая. Моя задача — выдавать данные на установку дальности стрельбы и отклонения падения мин вправо или влево от цели. Сам командир отправился с остальными бойцами роты в окопы.

На сей раз впереди танков на опушке леса показалась немецкая пехота. Шли опять в полный рост. Все видно как на ладони. Танки поддерживали их огнем из пушек и пулеметов. Первый наш выстрел — небольшой перелет. Затем еще один выстрел. Прямо в цель. Тут наши минометы открыли беглый огонь. Немцы остановились, пропуская танки вперед. Немецкая мина попала в сарай, меня сорвало с его крыши. Шмякнулся спиной на утоптанный нами во дворе снег. Все поплыло в глазах. Перестал что-либо видеть и слышать. Глухота и боль в затылке и все! Но до сих пор удивляюсь — ни единой царапины!

Человек в такой ситуации часто действует автоматически. Я крепко сжал в руках автомат и рванулся к ребятам в окоп, где командир роты с солдатами отбивались от наседавших фашистов. Наконец немцы поняли, что у нас нет не только артиллерии, но и противотанковых ружей. Да, у нас не было не только этого. Не было ни противотанковых гранат, ни бутылок с зажигательной смесью. Правда, гранат-лимонок и трофейных "толкушек", патронов для автоматов и винтовок было более чем достаточно. Немцы осмелели. Пустили танки. Они стали заходить вдоль наших окопов. Все видели, а сделать ничего не могли. Лежали в окопе, ждали своей участи, словно обреченные. Но никто, почти никто не дрогнул. Как говорится, в семье не без урода! Второй номер ручного пулемета соседней роты нашего батальона поднял руки и пошел сдаваться. Видать не наелся еще лагерной жрачки. Никто по нему не стрелял, берегли патроны для врага.

Кто бы, чтобы не говорил, но бывают на войне чудеса. Таким чудом для нас стал запыхавшийся связной с приказом отходить. Был бы приказ, а солдат, да еще в такой ситуации, не только выполнит, но и перевыполнит задание. Бросились назад, во двор. Рядом со мной оказался боец Абрамян. Мы с ним в одном бараке сидели, когда в плену были. Вместе побежали по дворам, от одного дома к другому. Наших почти никого и не видели. Так мелькнет где то в проулке чья-то личность в шинели и снова не видно никого. Вдруг перед нами — стена. Забор под два метра, оструганные и плотно пригнанные одна к другой доски. Загляденье, а не забор. Капитально отгородился хозяин от соседей! Не сговариваясь с Абрамяном, побежали к калитке, чтобы обойти забор по улице. Открыли калитку... и налетели на проходивший немецкий танк. Откуда взялись прыть и силы перелетели мы тот забор как на крыльях?! До сих пор понять не могу: в валенках, шинели, с вещмешком и автоматом перемахнули через забор даже без касания. Ощущение — словно меня кто-то поднял, перенес и поставил. Наконец выбежали из села. Немецкие танки шли по дороге, а мы с Абрамяном, петляя, словно зайцы, бежали по снежному ковру к лесу. Он, этот ковер, словно живот гигантского существа, вибрировал под ногами. Немец поливал нас огнем из танкового пулемета. Пули вгрызались в землю то справа, то слева. Словно немецкий пулеметчик игрался с нами или просто не хотел убивать. Может там и не немец сидел, а как тот "танкист". А бежать нам надо было далековато, ведь тысячу раз убить мог. У меня в голове только одна мысль: "Только бы не в ногу, только бы не в ногу. Лучше в голову, лучше в голову...". Вдруг я услышал крик Абрамяну. Скосив глаз, не останавливаясь, увидел кровь на его левой руке. Вражеская пуля срезала наискосок пальцы — от мизинца до указательного. На бегу прокричал ему: "Херня! В лесу перевяжу. Беги, давай не останавливайся, а то в плен опять попадем!".

Нас никто не преследовал. В перелеске остановились у поваленного дерева передохнуть, я сделал перевязку Серго. Побежали дальше оружия не бросили, как ни тяжело было, но несли с собой. Иногда останавливались, чтобы не только сделать спокойно один-два вдоха-выдоха, но и послушать грохот движущихся немецких танков. Определить: сбоку они или сзади. Так бежали всю ночь, до рассвета. Примерно около 20 километров. Пару раз, какие— то речки и ручьи по льду пересекали. С рассветом не могли смотреть друг на друга — наши лица были цвета немного потемневшего порошка хинина. Вышли мы к селу Докшицы. Там от нашего батальона собралось всего человек двадцать из пяти сотен. Почти все вышли из окружения с оружием. Из нас взвод сформировали и дали отдышаться.

Утром до нашего слуха стал доходить рев подходивших из тыла наших танков. К нам подошло подкрепление и мы вновь пошли в наступление. Смогли не только остановить, но и отбросить немцев назад. Вернулись мы с Серго на станцию Крулевщины, где похоронили всех своих погибших в одной большой братской могиле...

Глава

Акимов

(РИ) 15 февраля 1942 года Гальдер в своем дневнике писал: "Потери с 22.6.1941 года по 10.2.1942 года: ранено — 21 130 офицеров и 681 236 унтер-офицеров и рядовых; убито — 7872 офицера и 191 276 унтер-офицеров и рядовых; пропало без вести — 729 офицеров и 43 730 унтер-офицеров и рядовых. В общем, потеряно 29 431 офицер и 916 242 унтер-офицера и рядового. Общие потери сухопутной армии (без больных) составили 945 973 человека, то есть 29,56 % всех сухопутных войск на Восточном фронте (3,2 млн. человек).

Отмечено прибытие свежих сил противника, которые будут подходить и в дальнейшем. В остальном положение без существенных перемен. На всех участках фронта наши войска успешно отбивают атаки противника. В отдельных местах ведутся бои по ликвидации прорывов, образовавшихся в ходе наступления противника. Наши потери увеличиваются.".

* * *

Прижавшись к хорошо протопленной печи спиной и согревая руки о горячую кружку чая, капитан Акимов пытался согреться, но все никак не получалось это сделать. И это притом, что одет он был в меховую душегрейку, под гимнастеркой был вязаный свитер, а на ногах валенки и теплые шерстяные носки. Холодно, около 35 градусов мороза на дворе. Не зря местные называют февраль "лютень". Скорее бы весна, а то морозы надоели, никак не дают согреться. Да и рана от холода болит. Вроде заросло, а все равно за душу тянет, не дает спокойно жить. Сегодня с самого утра пришлось мотаться по подразделениям, держащим оборону на всем протяжении линии соприкосновения с врагом: Крево — Куцевичи — Стымони — Кушляны — Солы. Надо было бы еще успеть взглянуть на состояние дел у подразделений на линии Волейковичи — Жодишки — Вишнево — Ольсевичи — Схватки — Докшицы. Придется с завтрашнего утра туда отправляться. Хоть часть успеть осмотреть и с людьми пообщаться. Доклады с мест конечно неплохо, но надо самому все руками попробовать. Штаб участка в Молодечно с текущими делами и сам справится, а в подразделениях нужно обязательно самому побывать. Помочь где словом, где за бардак отвесить командирам "волшебный пендель". Везде нужен глаз да глаз. Хорошо хоть топливо для автомашин и танков есть. С "Большой Земли" на самолетах перебросили, а то бы нигде не успел.

Линия фронта, выделенная бригаде слишком большая, под сотню верст. Правда большая часть ее прикрыта лесами, реками и болотами, но все равно оборону строить надо. Ее бы по идее вместо одной стрелковой бригады надо держать парой армий, да где их взять. Потому и приходится выкручиваться строить оборону по очаговому принципу в один эшелон и маневрируя резервами. С ними тоже не все как надо. Давно уж нет ни подкреплений, ни резервов. Лагерный "фильтр" раньше дававший людей в подразделения закончился как впрочем, и призывники с "зятьками". А люди для подразделений нужны! Потери большие, да и что скрывать дезертиров и перебежчиков хватает. Пришлось вопрос с созданием резервов решать за свой счет. С наиболее "тихих" мест сняли часть людей и техники, тыловиков перетрясли. Таким образом, удалось собрать пару рот "штрафников — гренадеров" и танковый взвод. Спасибо Вовке в свое время надоумил с "штрафниками— гренадерами". На всех ведь оружия не хватало, вот и шли парни в атаку парами, один с винтовкой другой с парой гранат. Кто в бою выживал тому и доставалось оружие погибшего. Вот и взяли из рот "гренадеров", благо гранатами Москва снабдила, да и минами тоже.

Командиры батальонов все молодые, неопытные, многие из бывших пленных. Особый спрос со своих "батальонных". Они сейчас многие командные должности в бригаде занимают. Прошли обучение, обкатались в боях на должностях взводных и ротных теперь дальше должны расти. Вон Сафонов из ротного сразу на бригаду бронепоездов попал. Десятью поездами командует и у него неплохо получается. Его бригада сразу три боевых участка прикрывает. Или вон Маслов тоже неплохо подрос, батальоном командует. Пусть и "штрафным", но под две тысячи человек "вшивой команды" у него в подчинении есть, и участок фронта ответственный держит. Вчера только у него был, неплохо парень стоит. Все атаки полицаев и всяких "европейцев" выдержал да еще, потом контратакой их на несколько километров в сторону Вильно отбросил.

Немцы после того как отбили у нас жд. станцию "Крулевщина" и разгрома их ударной группировки у Докшицы ведут себя тихо. А чего им рыпаться лишний раз, людей и технику терять? Своего они добились! Нас на полтора десятка километров от "Крулевщины" отбросили. Снабжение своих войск на Полоцком направлении по участку железной дороги Вильно — Полоцк полностью восстановили! Сейчас они ее усиленно охраняют, бросив на это все свои резервы. Наставили вдоль дороги через каждые сто метров посты, а через триста метров пулеметные дзоты. Шесть групп подрывников пытавшихся пробраться к магистрали таким макаром вычислили и уничтожили. Партизаны вон тоже несколько раз пытались подобраться к дороге, но и у них ничего не получилось. Только зря людей положили.

У самих немцев сил нас одолеть, пока нет. Они или на охране "чугунки" стоят или на фронт гонятся. Войска Калининского фронта у Невеля, Городка, Суража и Велижа дают немцам прикурить. К нам на помощь рвутся, да пока не получается. Силенок не хватает. Нашим там LIX армейский корпус генерала фон дер Шевалери противостоит, а у него по донесению разведки только в районе Витебск — Сураж сосредоточены три пехотные дивизии (83-я, 205-я и 330-я). Да в самом Витебске части 286 охранной дивизии стоят. Мы с соседом справа — 3-й Минской бригадой, что от Докшицы до Плещеницы оборону держит, и партизанами, что вокруг Лепеля действуют, на себя часть немецких сил на этом направлении отвлекли. Части сразу трех охранных дивизий к себе привязали, но не очень-то это нашим на той стороне фронта пока помогло. Немцы все удары наших войск отражают и не дают продвинуться вперед. Подождем, может все скоро изменится и наши, наконец-то прорвут фронт в районе Витебска и соединятся с нами.

Командование таким участком фронта, что поручен бригаде, конечно самомнение повышает, но лучше бы этого не было. Проще жилось бы. Занимался бы делами по специальности — фильтровал бы бывших пленных, формировал бы из них учебные и штрафные батальоны, готовил бы пополнение для фронта, гонял бы диверсантов в нашем тылу. Так нет же, командование повысило до комбрига. "Справитесь, товарищ капитан!". Все из-за Вовки! Чего он со своим отрядом на Лепель поперся? Держал бы оборону в Докшицах, и все было бы нормально. Так нет, снова на подвиги потянуло! Зарвался Вовка от успехов! За несколько недель февраля вон, сколько поселков и местечек освободил. Так еще Лепель, Глубокое и Витебск взять захотел! Видишь ли помощь 4 Ударной армии Калининского фронта в прорыве фронта хотел оказать. Где мы, а где они?! Как будто у них своих сил для этого нет, у них там целый фронт за спиной, а у нас только леса и болота. Понятно, что в Витебске большой лагерь для военнопленных и освободить их надо, но ведь сил— то на все направления не хватает. Даже с учетом того, что он по дороге на Лепель пополнил свой отряд за счет бывших пленных из лагерей в Докшицах, Крулевщине и Березине. Да с партизанскими отрядами соединился, но ведь мало этого, очень мало.

В Лепель немцы собрали кучу народа, вдобавок к тому же хорошо обученную. Не то, что мы — партизанская вольница, что хочу то и ворочу. Хорошо, что военная удача была на нашей стороне. Как ни старались немцы собрать все свои силы в кулак, но, тем не менее, пришлось им часть сил выделить на другие участки своей обороны. Не ожидали они такой наглости от нас как удар на Лепель, потому и отступили к самому городу, а не полезли на рожон как Вовка. Дали нам свободу действий, а тут и партизаны подтянулись, помогли с ударом по врагу, взорвав участок жд. на Оршу, снеся пару гарнизонов в своей зоне. Много гитлеровцев накрошили, но в итоге все равно нам пришлось отступать. Не по зубам нам оказался городок, а тут еще Вовку ранило.

Как он только мог на ту блуждающую группу полицаев попасть не понятно. Сам же ведь мастак засады делать, а тут попал как незнамо кто. Вообще с этой засадой много странного. Ох, не зря контрики землю роят! Обычно блуждающие группы врага стараются идти тихо и не заметно для противника. А тут и засаду организовали, и минометы с собой с десяток километров на себе по глубокому снегу тащили, и рация то у них была. Не похожи они на блуждающих по нашим тылам окруженцев, больше тянут на специально подготовленную группу "рейдовиков". Кроме того непонятно почему они именно на Володькину колонну напали? Там перед ней колонна снабжения из пяти грузовиков почти без охраны прошла, да вдобавок к тому неподалеку от места засады останавливалась отлить. То, что полицаи ту колонну видели точно известно, пленный подтвердил. А вот почему не напали не понятно? Команды не было или запасы продовольствия и боеприпасов были не нужны? И спросить не у кого! В плен взяли всего несколько человек, да и то рядовых полицаев из хохлов и литовцев, а что они могут сказать? Ничего существенного, так по мелочам! Володькина колонна была куда круче вооружена, чем тыловики. Два бронетранспортера "Ганомаг" несколько мотоциклов с пулеметами, радиомашина, грузовик с охраной. То, что в колонне "радиола" шла, еще не значило что это штабная колонна. А если и штабная, то охраны при ней куча и народ в нее не просто так попадает. Любому с первого взгляда понятно же будет, что такая колонна сильный отбор может дать. Так нет же, напали именно на нее, словно специально ее ждали. На что полицаи рассчитывали? Их всего-то было два десятка человек. На свои мины, пулеметы и минометы? Возможно. Хотя как посмотреть. Володя ехал во второй бронемашине в середине колонны, бойцы были в бронежилетах и готовыми к бою. Мины сработали немного раньше, чем надо для гарантированного поражения бронетранспортеров. Практически сразу со стороны засады колонна была обстреляна из пулеметов и минометов. Близкими разрывами мин были повреждены второй броневик и "радиола". Часть бойцов охраны смогла не только покинуть свои машины, но и заняв оборону открыть ответный огонь. Из бронемашин их поддержали пулеметы и АГС. Шедшие впереди колонны мотоциклисты развернулись и тоже присоединились к веселью, гася огневые позиции полицаев. Те явно не ожидали такой оперативности от охраны. Вовремя в атаку не поднялись и не смогли смять оборону наших бойцов. Может, и отбились бы сами бойцы охраны от немецких прихвостней, да случай помог. Неподалеку от места засады на соединение с нами шел партизанский отряд. Услышав звуки боя, не испугались, ударили по полицаям с фланга и смяли их. Те, бросив тяжелое вооружение, поспешили отступить в лес, но по снегу далеко уйти не смогли. Их догнали егеря и штурмовики из Володиной охраны. Если кто от них и ушел, то всего несколько человек, остальных положили. У нас в том бою девять погибло, восемь ранено, из них пятеро тяжело, в том числе и Вовка.

Вот ведь он, гад такой, свалил все на мои плечи, а сам теперь по госпиталям мотается. Между прочим, второй раз уже. Первый летом прошлого года был, когда по немецким тылам шел и вот теперь. Но тогда, то он хоть жив, остался, только спину осколками посекло, а тут тяжелое ранение получил, без памяти всю дорогу был. Всю правую часть тела, взрывом разнесло, да вдобавок ко всему какая-то сволочь свинцом ему в спину нашмаляла. Хорошо, что парни его смогли вытащить и быстро в эвакопункт, а затем в госпиталь доставить. Константинов первым же рейсом приказал Вовку за линию фронта отправить. Говорят, что генерала Левашова тоже в нашем тылу тяжело ранило...

Глава

Из книги воспоминаний Героя Советского Союза генерала — майора авиации в отставке Паршина Григория Ивановича "Огненное небо". (АИ).

Осень— зима 1941-42 года была для нас тяжким испытанием. Самыми тяжелыми выдались январь и февраль 1942 года. В конце декабря 1941 года в Минске вспыхнуло восстание военнопленных и населения, которое поддержали переброшенные из-за линии фронта советские части. Наша авиагруппа принимала самое активное участие в переброске войск и их обеспечении.

В начале декабря 1941 года наш Батальон и прикомандированные к нему подразделения для проведения диверсионных действий и срыва снабжения ГА "Центр" по воздуху были переброшены в леса под Минском. Высадка производилась посадочным способом на заранее оборудованные партизанские площадки. В ходе последующего восстания против немецких оккупантов в Минске подразделения батальона захватили немецкие аэродромы, как в самом столице Белоруссии, так и рядом с ним, чем обеспечили создание "Минского воздушного моста". Только в районе Минска действовало 7 основных аэродромов ("Дубицкая Слобода" (23 км южнее Минска); "Озеро" (30 км южнее Минска); "Бережье" (20 км юго-западнее Минска); "Слепянка" (5 км восточнее Минска); "Копище" (7 км северо-западнее Минска); аэропорт "Минск"; аэродром в Мачулищах) и 4 запасные площадки.

Для поддержки восставших в город из-за линии фронта нужно было перебросить подразделения 8-й и 214-й бригад 4-го воздушно десантного корпуса 24 декабря сосредоточенного в Раменском. А это 5440 человек и огромный тоннаж груза. Переброска такого количества войск и груза в тыл врага дело само по себе очень сложное и опасное. К тому времени транспортный отряд нашей Авиагруппы обладал всего 20 исправными самолетами Ю-52/3м, каждый из которых при применении в транспортном варианте мог перевезти 18 пассажиров или 12 раненых на носилках или 1845 кг груза. Соответственно одновременно мы могли перебросить за линию фронта не более 360 человек личного состава с необходимым боекомплектом. Примерно столько же могли перевезти и 19 транспортных ПС-84 МОАГОН. Тем не менее, мы справились с поставленной задачей. Помог нам в этом опыт обеспечения Слуцко-Бобруйской, а затем Смоленско-Вяземской групп войск.

Выброска первой волны десанта в составе батальона 214 вдб 4 вдк была осуществлена посадочным способом на захваченные у врага аэродромы в ночь на 25 декабря. Именно с этого дня принято отсчитывать начало "Минского воздушного моста". В течение месяца под Минск были переброшены и остальные силы корпуса, а с середины января начато сосредоточение сил 6 вдк.

Снабжение сражающихся под Минском войск осуществлялось с аэродромов в Брянске и из Подмосковья. Самолеты что называется, набивали "под завязку". Продукты, махорку, папиросы, спички, медикаменты, витамины укладывали в мешки, а мешки запаковывали в тару от бомб ФАБ-50 и ФАБ-100. Так же перевозили гранаты. Их обворачивали ветошью, а в мешки подкладывали сено или паклю. Патроны клали в мешки или "цинки". Шинели, валенки, ватники и одеяла просто связывали в тюки. Снаряды, винтовки, автоматы, пулеметы и диски к ним, радиостанции, аккумуляторы и телефоны упаковывались в парашютные мешки ПДММ. Все это укладывали в салон или подвешивали на наружные бомбодержатели. Если не получалось доставить войскам груз посадочным способом то осуществлялся сброс груза без парашютов с высоты от 50 до 100 м. Если не хватало специальных грузовых парашютов, прицепляли боевые десантные ПН-2 или ПН-4. Бензин сбрасывали в баках ПДББ-100 или просто в бочках. Парашютные мешки ПДММ и топливные баки ПДББ выбрасывали вручную из дверей самолета. Обратно за линию фронта доставляли женщин и детей, раненых. Стремясь спасти как можно больше людей, самолеты нещадно перегружали. Транспортники иногда везли 35 — 38 человек — почти вдвое против нормы. В течение первых 50 дней действия авиамоста наши экипажи выполнили 4000 полетов, перевезя больше 30 000 человек, 4700 т. грузов и эвакуировав более 8000 раненых.

Линию фронта пересекали на высоте 2000 — 2500 м. В сутки каждый экипаж обычно делал два вылета: первый раз взлетали с наступлением ранних зимних сумерек и через несколько часов садились под Минском, около полуночи возвращались в Москву или Брянск и успевали до рассвета вылететь во второй рейс. Интенсивность определялась, в основном, временем на заправку и загрузку машин. При этом экипажи каждые сутки проводили в воздухе по 8 — 10ч. Летали группами до десяти самолетов. Строились клином и шли в плотном строю, отбиваясь от самолетов противника. Иногда группу сопровождали наши истребители, иногда — нет. Летали даже тогда, когда из-за непогоды немецкая авиация отсиживалась на земле. Днем из-за действия немецкой истребительной авиации старались не летать, так как это было связано с большими потерями в самолетах и экипажах. Потери самолетов в значительной степени объясняются недостаточным сопровождением их истребителями при полетах в прифронтовой полосе и дальнейшему маршруту в тылу врага. Немецкие истребители действовали с площадок в районе Борисова, Орши, Смоленска, Бобруйска, Могилева. То есть на всем нашем пути экипажам грозила встреча с самолетами противника. По возможности наши истребители пытались прикрывать борта, но не всегда это удавалось. Несмотря на активные действия эскорта, редкий транспортник возвращался домой без пробоин. К 1 февраля 1942 года общие потери нашей Авиагруппы действовавшей на Минском направлении составили 16 самолетов, а к концу зимы — уже 31, в том числе девять машин на передовых аэродромах сожгла немецкая авиация. К потерям от непосредственных действий врага добавлялся ущерб от аварий и ошибок советских зенитчиков и истребителей. Так, в начале января 1942 г. в районе Брянска своя же зенитная артиллерия сбила два Ю-52, приняв их за самолеты врага; среди членов экипажей имелись раненые. И это притом, что ПВО района было заранее предупреждено о времени и месте проходе этих самолетов. Пополнить авиапарк удалось за счет захваченных у врага и восстановленных самолетов. На аэродромах Минска было захвачено больше 30 транспортных самолетов, еще два десятка Ю-52 нашлись на аэродроме в Лиде. Всего же батальоном на аэродромах в Минске, Лиде, Молодечно, Заславле было захвачено в той или иной степени исправности более двух сотен самолетов врага, в том числе бомбардировщики Do-17Z, НЕ-111Н и Ю-88А, штурмовики Ю-87 и Hs-123, истребители Ме-109, разведчики "Хеншель Hs126", учебные и связные машины. Были там и наши трофейные машины — Р-Z, МиГ-3, Пе-2, И-16 и И-153. Все исправные машины пошли в дело по своему прямому назначению, а остальные использовались для пополнения базы запчастей. Из освобожденных из плена летно-технического состава и захваченных трофеев было сформировано несколько новых эскадрилий пополнивших состав Авиагруппы. Вскоре решением Ставки наша Авиагруппа была переформирована в отдельное авиационное соединение — смешанную авиадивизию Особого Назначения НКВД. В нее входило 2 транспортных, бомбардировочный, штурмовой, истребительный, разведывательный и учебный авиаполки.

При каждом из авиаполков существовали "штрафные эскадрильи", в них направляли проштрафившихся летчиков и работников из числа авиатехнического персонала, а также тех, кто был освобожден из лагерей для военнопленных. Создание таких подразделений было связано с острой нехваткой летно-подъемного и технического состава в Минской группе войск. Время пребывания в составе штрафных эскадрилий определялось не тремя месяцами или "первой кровью", как в подобных стрелковых, механизированных подразделениях или кавалерийских штрафных эскадронах. Срок пребывания для летчиков измерялся количеством боевых вылетов, а для авиатехников — качеством подготовленных самолетов. Летчики и техники не представлялись к государственным наградам. Сбитые "штрафниками" самолеты, а также накрытые бомбардировщиками и штурмовиками цели, записывались в общий список авиачасти. Ранение не считалось поводом для перевода в строевую эскадрилью. Обмундированием и фронтовыми "сто граммами" штрафники обеспечивались по нормам обычных строевых подразделений. Денежное содержание определялось по занимаемой должности. Правда штрафники не получали денежного вознаграждения за сбитые самолеты или уничтоженные цели; полевых денег (доплаты к жалованью за каждый день, проведенный на передовой). Служба в штрафной части не засчитывалась как время, необходимое для представления к следующему воинскому званию. В остальном это были обычные военнослужащие, на которых распространялись пенсии по инвалидности, полученной в результате ранения. Пенсии также начислялись семьям погибших воинов-штрафников, исходя из оклада их последней занимаемой должности.

В связи со складывающейся обстановкой мы часто практиковали комплектование смешанных экипажей из летчиков строевых подразделений и штрафников. Поначалу некоторые летчики не доверяли штрафникам, считая, что в воздух должны подниматься только надежные и проверенные бойцы, а проштрафившихся или находившихся в плену нужно отправлять в пехоту. Неоднократно высказывалась мысль, что штрафники могут перелететь к врагу. Однако по мере общения и совместного выполнения боевых заданий они меняли свое мнение, понимания, что их недоверие к летчикам-штрафникам оказалось лишенными оснований. Пилоты штрафных эскадрилий решали задачи мужественно, летали самоотверженно, стремясь быстрее искупить свою вину. Многие из них впоследствии стали Героями Советского Союза. В отношении возможности перелета к врагу могу сказать только то, что в нашей части таких не было. Хотя возможностей для этого у летчиков было хоть отбавляй. Летчики дивизии летали на трофейных самолетах, а они были для врага, словно красная тряпка для быка. Пилоты Люфтваффе стремились любым способом уничтожить такой самолет, а "штрафной" это самолет или "нормальный" немцы не знали, так как окраска самолетов была однотипная. Было обычной практикой поручения провинившимся наиболее сложных и опасных для выполнения задания. Это помогло не одному опытному летчику, штурману, инженеру, технику, механику избежать судебной ответственности и сберечь свое доброе имя. По мере прохождения проверочных мероприятий и окончания срока пребывания штрафники откомандировывались в распоряжение ВВС РККА или в части, где они до этого проходили службу.

Я уже говорил, что потери в наших подразделениях, в том числе и транспортной авиации, были довольно большими. Пополнение для летных частей НКВД из авиационных училищ НКО практически не поступало, так как авиаспециалистов не хватало для частей ВВС РККА, хотя подготовка их велась по ускоренной программе. Так подготовка в школах военных пилотов длилась около полугода с обязательным налетом двадцати часов для бомбардировщиков и двадцати четырех часов для истребителей. В авиационных училищах командиров-летчиков срок обучения был один год, причем в эти училища направлялись пилоты, прослужившие в строю не менее двух лет. То же самое касалось и штурманов, авиатехников, командиров авиасвязи и штабных командиров ВВС. А нам требовалось возмещать потери, комплектовать экипажи, выполнять боевые задачи и не допускать простоев боевой техники. Выход из этой ситуации был найдет довольно быстро. По предложению полковника Третьякова в ноябре 1941 года территориальными органами НКВД был организован призыв на службу женщин закончивших авиационные школы ОСАВИАХИМа, а уже в начале января 1942 года первые женские экипажи транспортных самолетов вышли на линию. Они наравне с мужчинами героически несли на своих хрупких плечах все тяжести войны и бытовые неудобства. Практически все они были награждены высокими государственными наградами. Со временем таких экипажей становилось все больше, и мы пошли на то, что один из наших транспортных полков был полностью укомплектован женщинами. Первичная переподготовка и обучение на трофейные самолеты проводилось на базе нашего базового аэродрома. Срок переподготовки был три месяца.

По мере продвижения войск и расширения освобожденной в Белоруссии территории в январе — феврале 1942 г. Авиагруппе пришлось участвовать в высадке ряда крупных воздушных десантов в тылу врага, в частности, под Борисовом, Осиповичами и Лепелем. Так во второй половине февраля 1942 г. на аэродром недалеко от станции "Осиповичи" был выброшен десант из бойцов и командиров 11 вдб 6 вдк. В задачу десанта входило захватить жд. узел "Осиповичи", чем перерезать снабжение ГА "Центр" по железной дороге Слуцк— Могилев и шоссе из Барановичей, Слуцка и Бобруйска на Могилев, в дальнейшем совместно с подразделениями 4 вдк окружить и уничтожить Осиповичевскую группу войск противника.

Разработкой и организацией высадки занимался штаб Минской группы войск. Для непосредственного руководства операцией была создана оперативная группа, которую возглавил командир 6 вдк генерал-майор А. И. Пастревич. В состав десантной группы включалась 1-й и 2-й батальоны 11-й воздушно-десантной бригады. Десант выбрасывался в три приема — сначала группа парашютистов должна была захватить аэродром, через 2,5 часа выбрасывалась стартовая команда для его оборудования и подготовки к приему посадочного десанта, а затем группами по 3-5 самолета (во избежание скопления большого количества техники) на аэродром перебрасывались основные силы десанта. Для перевозки десантников было выделено 10 самолет Ю-52, а для транспортировки 45-мм противотанковых орудий предназначались 3 бомбардировщика ТБ-3. Исходным пунктом операции был назначен аэродром "Минск" у д. Лошица-1.

Первая волна десанта выбрасывалась днем под прикрытием истребителей и авианалета бомбардировщиков и штурмовиков на жд. станцию и позиции врага. Самолеты вылетали с аэродромов под Минском поодиночке с интервалом 5 — 10 мин. Для сброса делали два-три круга над целью. Парашютисты прыгали с высоты 200 — 400 м. и сразу вступали в бой. После захвата аэродрома туда уже посадочным способом были доставлены основные силы десанта и тяжелое вооружение — минометы, АГС и противотанковые орудия. Всего на в течении первых суток силами нашей Авиагруппы было доставлено 642 десантника с легким стрелковым оружием (256 винтовок, 325 автоматов и 33 ручных пулемета), а также 10 минометов, 5 противотанковых ружей, 6 противотанковых орудия, 7 раций и 350 кг. взрывчатки. Уже к исходу следующих суток силы десанта достигли численности 1643 человек. Ему было переброшено необходимое количество вооружения и боеприпасов — 7 раций, два 45-мм орудия, 34 миномета калибром 82 и 50 мм, 11 противотанковых ружей, 31 станковый и 73 ручных пулемета, 817 автоматов и 564 винтовки. Это помогло десанту выполнить поставленную командованием задачу — жд. узел "Осиповичи" надолго был выведен из строя. Однако соединиться с наступающими от "Марьиной Горки" частями 4 корпуса ВДВ и удержать станцию не удалось. Командование ГА "Центр" обеспокоенное потерей ключевой станции снабжения бросило в бой прибывающее с Запада резервы. Через двое суток противник ввел в бой большое количество авиации, танков, артиллерии и мотопехоты. Против десанта действовали подразделения немецкой охранной дивизии, гитлеровцев из числа РИА и предателей, венгерской горной бригады. Наша Авиагруппа всеми имеющимися силами пыталась помочь десанту, бомбардируя и штурмуя позиции врага, прикрывая с воздуха. Над станцией развернулась настоящее воздушное сражение, где сошлись в смертельной битве десятки боевых самолетов. Чтобы обезопасить свои войска немцы стянули туда значительные силы ПВО. Десантники мужественно сражались, отбили несколько сильных атак врага, но силы были неравными и им пришлось оставить занимаемые позиции. Оказавшись в окружении, они мелкими группами с боем прорывались через линию фронта к своим...

Глава.

Интересно, почему тут потолки такие высокие? Метра четыре не меньше! Мне раньше казалось, что потолки в штабе около трех метров, а тут вон какие они высокие. Побелены хорошо, аккуратно и ровно. Как-то раньше этого не замечал, все дела и заботы. Лежать на спине вообще-то неудобно, почему-то нельзя повернуться и почесать спину, да и головой не покрутить по сторонам, мешает что-то. Видно по бокам плохо. Одно могу сказать: стены тут зеленой краской мазаны. Интересно у кого это я в кабинете заснул? Ни у Константинова, ни у Цанавы, ни у Пономаренко точно. У них стены и потолки кабинетов не такие. На совещаниях насмотрелся, особенно у двух последних. Скучно было, вот и рассматривал обстановку. Вообще странное ощущение, что я даже и не в штабе, а где-то еще. Тихо тут слишком. В штабе как не старайся обязательно, какой-нибудь гул стоит то один то другой к телетайпу, что в соседней комнате стоял, или к карте мотался, посыльные и связные приходили. А тут тихо. Словно умерли все. Тьфу, тьфу чтобы не сглазить! Пусть лучше все живыми остаются и так за последние две недели кучу народа потеряли. Бои тяжелыми были, да и погода не радовала. Две недели держались морозы под сороковник. Вот народ обморожения и получил. Считай, половину личного состава в лазарет пришлось отправлять, а как иначе? Немцы и полицаи в населенных пунктах, по домам закрепились и только часовых в тулупах на улице оставляли. Да каждые полчаса их меняли, сами носа на улицу не показывали, греясь у печек, а нам, увы, такое было не по карману. Пока была возможность, требовалось как можно больше освободить территории и врага на мороз выгнать. Иначе нас быстро сомнут. Что такое пара тысяч более или менее обстрелянных бойцов с несколькими десятками тысяч освобожденных из лагерей для военнопленных против кадровых частей вермахта. Так, почти пустое место! Поэтому и требовалось срочно расширить подконтрольную нам территорию и соединиться с нашими войсками, рвущимися к Витебску.

Исполняя приказ штаба группировки пехота, в большинстве своем и так ослабленная сидением в лагерях на голодном пайке, почти без теплых вещей пешедралом добираясь до места сбора и атаки на врага. По-другому никак не получалось. Техники и лошадей на всех не хватало. Больше повезло тем, кто был в ударных частях и десантных партиях бронепоездов, их к месту боя доставляли. Вот только за относительный комфорт им приходилось платить своей кровью. Потери у них были куда больше чем у остальных. Один бой за Вилейку чего только стоил. Не зря там немецкий комендант свой хлеб ел.

За то время что мы собирались с силами он оборону городка значительно усилил. Было подготовлено значительное количество ДЗОТов, часть домов было превращено в огневые точки соединенных между собой подземными ходами. Железная дорога была заблокирована разбитыми вагонами и заминирована. На прямую наводку стояли трофейные орудия. Несение службы гарнизоном было переведено на усиленный режим. Наши разведчики и партизаны много сделали для вскрытия обороны врага, но и враг не дремал. Он своевременно вскрыл нашу подготовку к наступлению. Как не прискорбно об этом говорить, но помогли ему в этом перебежчики и дезертиры. К концу января гарнизон городка был увеличен на еще один батальон вспомогательной полиции, дивизион ПТО, рота средних танков. Правда, гитлеровцам это не сильно помогло. Тем не менее, бой был очень тяжелым. Десант, на рассвете высаженный с бронепоездов, поддерживаемый артиллерией, на подступах к городку был встречен организованной системой пулеметного огня, контратаками пехоты, поддержанной танками. Никогда уже не забыть тот плотный минометный огонь, который обрушивали на нас, не жалея мин, вражеские минометчики. Пришлось закапываться в снег и отражать атаку врага. Отбиться удалось, используя артиллерию бронепоездов и РПГ. Спешить с вводом в бой танкистов я не стал. Рано, еще не все козыри были использованы. Еще ночью мной в обход городка был послан лыжный батальон. Он должен был скрытно обойти Вилейку и ударить с тыла. Бой длился уже более часа, когда от командира лыжного батальона поступило сообщение о том, что его подразделения выполнили приказ и ворвались в городок с тыла. Поддерживая лыжников, мы атаковали с фронта, бросив в бой танковый батальон и штурмовую пехоту. Как бы не был плотным огонь врага, но мы ворвались на улицы. Противник сопротивлялся ожесточенно, пытался контратаковать, гарнизоны ДЗОТов дрались до конца. В уличных боях очень помогли РПГ, огнеметы и танки поддерживавшие "штурмовиков". В ряде мест дело дошло до рукопашной, когда полицаи, контратакуя, пошли в штыковую. Даже мой штаб пришлось задействовать в отражении одной из таких контратак, когда гитлеровцы прорвались в тыл одному из моих штурмовых подразделений и напоролись на нас. Не отступать же нам было. Бой в городке закончился лишь с наступлением темноты. Пленных не было. Уж в темноте разбирая документы убитых гитлеровцев, установили, что в большинстве своем против нас сражались наши же бывшие сограждане. Командовал ими, кстати, лейтенант вермахта тоже наш "бывший". С "бывшими" мы встречались на всем протяжении пути пока шли к Крулевщине, а затем на Лепель. Немцев то всего пару раз и встречали, но легче нам от этого не стало. "Свои" дрались куда ожесточеннее, знали, что от нас им пощады не будет. От Минска до Лепель — чуть больше 215 км. пути, в мирное время можно на машине всего часов за шесть проехать. Да вот только на дворе война, зима и путь к конечному пункту составил в общей сложности неделю. Дрались, считай за каждую деревню за каждую высоту у дорог.

То, что я ввязался в очередную авантюру, мне было понятно с первых же часов проработки операции. Вроде бы все было понятно, вот немецкие и гитлеровские гарнизоны и их требуется разгромить. Вот лагеря для военнопленных и их надо освободить. Вот железная и автомобильные дороги, по которым надо двигаться и удерживать. Вот расчет сил и средств, которые выделяются для выполнения все вышесказанного. Вроде все ясно и понятно, только вот чуйка не отпускала и за сердце брала, предвещая неприятности. В принципе так и оказалось. Одна Крулевщина чего стоила. Три раза пришлось ее брать с боем. Не оправдалась надежда и на взятие Глубокого. Туда пришлось отправлять три из десяти бронепоездов Сафонова, еще два ушли на Полоцк, да вернулись не солоно хлебавши, при этом получив повреждение оного из паровозов и пары бронеплощадок. Сафонов, заняв пару станций, увяз на подступах к Глубокому. Там нас ждал комитет по встрече, с артиллерией, танками и кучей пехоты. Да не простой, а "заморской". Норвеги, даны, финны там всякие обитали, не считая литовцев и латышей с поляками. В районе Березино пересекись с ротой французов из "Легиона французских добровольцев", переброшенной из Витебска на усиление гитлеровского гарнизона. Ну и накостыляли им, а то "ходют тут всякие".

Да и в других местах не лучше было, из боев почти и не вылазили. Боеприпасов пожгли кучу, запасы восполняли только за счет противника, а у них самих он был не очень большой. Вообще у меня на этом фоне сложилось мнение, что немцы "гитлеровцам" не сильно доверяют, раз снабжают боеприпасами в таком малом количестве и в основном с наших бывших складов. У гитлеровцев все вооружение было наше — советское, что стрелковка, что артиллерия, что танки. Редко можно было увидеть у полицаев "МГ" или "МР" и то это были либо литовские, либо латышские подразделения они и форму отличную от остальных полицаев носили — немецкую...

Нет все-таки, почему так тихо? И почему голова не поворачивается. Заклинило? Отчего? Я себя вроде неплохо чувствую. Вроде ничего не болит, а вот двигаться не могу, словно в коконе нахожусь. Что это такое творится, а? Вообще где я? Ну не помню я таких стен ни в штабе группировки, ни и в других присутственных метах в которых бывал. Перстень, сволочь этакая, молчит, даже не светится! Или может быть я его просто не вижу? И ведь голову даже не то что не поднять но и повернуть в нужную сторону не получается! Словно меня паралич сковал. Вот ведь хреново-то! А может быть, я снова переместился во времени и пространстве? Попал в очередное тело? Э, но я так не согласен! Я назад в свое, то есть не в свое, а в тело Седова хочу! Мне еще немного повоевать надо, там как раз моя помощь нужна!!!! Блин хоть бы кто появился! Помог прояснить, где я и что со мной происходит!

Я же все ясно помню. После взятия с. Поплавки, что на подступах к городу Лепель, меня на доклад в с. Закаливье вызвал прилетевший из Минска полковник из оперативного отдела штаба Болдина. Ближе сесть у них не получилось. В принципе правильно сделал, что там сел. Площадка там была подготовленная, хорошо укрепленная и с гарнизоном из легкораненых. Бои с немцами и гитлеровцами все еще шли, а в Закаливье мы разместили эвакопункт, откуда транспортными самолетами перебрасывали раненых или в Докшицы или в Минск. Увы, за линию фронта это сделать, пока не получалось. Люфты совсем оборзели. Действуя с аэродромов Витебска и Лепель они не давали возможности спокойно летать к нашим за линию фронта. Тут-то до фронта всего-то чуть больше двух сотен километров осталось, но даже по ночам этого сделать не получается. Мы уже два транспортника потеряли, что пытались на высоте прорваться. Ниже к земле опускаться нельзя, немецкая пехота из своих "пукалок" обстреливает борта. Своей истребительной авиации, чтобы сопровождать транспортники и прикрывать войска, у нас пока здесь не было. Вот и получается, что через Минск отправлять раненых проще и надежнее.

Получив сообщение о встрече, я в сопровождении охраны выехал в Закаливье. Ехать было в принципе недалеко, да и надо было посмотреть, как там наши раненые, да и передать заявку на боеприпасы и узнать у штабного последние новости не мешало бы. По дороге расслабился и задремал в тепле бронетранспортера. Штабной "Ганомаг" для удержания тепла был накрыт брезентовым верхом, да еще и печка работала, как следует, добавляя тепла моему меховому полушубку, шапке и валенкам.

Проснулся от взрывов и заноса бронетранспортера, до ремней безопасности еще дело не дошло, вот и стукнулся головой о дверцу. Дальше действовал на автомате — вывалился в открытую дверь и откатился в сторону. Прячась за опорные катки гусеницы. Сюда же скатилось еще несколько бойцов, вот только моего водилы и еще пару человек не было, видно их достали пули и осколки. Осмотрелся. Колонну обстреливали из минометов и пары пулеметов "МГ" со стороны леса. Радиола дымила, пули и осколки видно попали в двигатель и кабину с кунгом. Нападавшие, кстати, свой огонь именно на нее и грузовик с ранеными свой огонь сосредоточили. По бронникам тоже прошлись. Передний "Ганомаг" похоже, окончательно был выведен из строя, у его борта залегли парни из охраны (вроде бы все живы) и пока не стреляли, осматриваясь и перевязывая раненых. Молодцы! Вот что значит хорошо обученные! По возможности рассредоточились и укрылись от огня, в том числе и в воронках. Ждут, когда реальный враг появится. Примерно, так же действовали и те, кто смог выпрыгнуть из грузовиков.

Сидевшие в засаде оставив для отступления у себя за спиной лес поступили довольно умно, только вот сглупили, что действуют только с одной стороны, надо было оставить хоть пару стрелков с нашей. Да и мин осколочных надо было парочку поставить на нашей стороне для гарантированного поражения тех, кто покинет транспорт после подрыва фугаса. Может, тех, кто в засаде было мало? Но минометы и пулеметы вообще-то оружие коллективное, а по нам их минимум по паре работало. Так что получалось, что против нас действовало до роты врага. То что минометчики далеко не профи было видно из-за того что мины ложились то с недолетом то с перелетом от колонны, а вот пулеметчики работали совсем не плохо не давали головы поднять. Правда, вскоре им пришлось заткнуться. Никитин (любит он периодически матом разговаривать) с кем -то из бойцов открыли огонь из АГС, установленном в моем бронетранспортере, и практически сразу добились накрытия. К ним присоединились пулеметы с мотоциклов сопровождения и бойцов охраны. Сначала замолчал один, затем еще один вражеский пулемет, досталось, похоже, и минометчикам из трех работал только один. Его мины с большим грохотом падали где — то перед нашими позициями, а осколки кромсали технику и порой даже долетали до нас.

Пора было прекращать эту игру в поддавки, тем более что возимого боекомплекта для АГС в бронетранспортере было не так много и он мог в любой момент банально закончиться, да и интересно мне было посмотреть на тех, кто на нас организовал засаду. То, что это не партизаны было ясно как светлый день. Не заметить красные звезды на белом цвете брони мог только слепой, специально для такого случая их большими рисовали. Нападение могли организовать только враги, а раз то следовало их уничтожить как можно быстрее. Тем более что неизвестно когда подойдет помощь из Закаливья, да и будет ли она неизвестно. Только я собирался дать команду — "вперед", как вдруг на фланге засады завязался нешуточный бой с пулеметной стрельбой и гранатными взрывали. Видно кто-то из моих ребят обошел засаду и теперь ударил во фланг. А раз так, то следовало подержать ребят и броситься в атаку. Что мы и сделали. Ринулись на кинжальный огонь с отчаянным "ура". За себя я абсолютно не боялся, привык, что меня защищает Перстень, потому и бросился впереди остальных, привлекая внимание пулеметчика на себя. Свою мину я не услышал, она упала всего в метре справа от меня. Мне бы упасть на землю, да я не успел. Разрывом меня подбросило и правой стороне тела вдруг стало очень горячо, да еще что-то сильно и больно толкнуло в спину...

Черт, меня подери! Получается, что я ранен осколками мины и Перстень меня не смог защитить! Комната, где я нахожусь это больничная палата или что-то подобное! Теперь понятно, почему на мне нет верхней одежды.

Так еще раз быстро проводим тест — веки закрываются; глаза видят все довольно четко, двигаются вправо-влево, вверх— вниз. Голова и конечности, почему-то не подчиняются приказам, тело, кстати, тоже саботирует. Весело!!!! Надо попробовать заставить тело заработать, хотя бы на первый раз заставить двигаться фаланги пальцев рук. Если Перстень цел, то по его цвету можно будет продиагностировать мое состояние. Научился уже и полгода не прошло.

Мучился я довольно долго, взмок и устал аж три раза пока пальцы левой руки не стали подчиняться приказам и шевелиться. Сначала по чуть-чуть, а потом все больше и лучше. Вместе с пальцами заработала и кисть, да так что удалось поднять ее и посмотреть на пальцы. Камень Перстня был темен как сама чернота, только самый краешек камня прикасавшегося к металлу был чуть светлее остальной части. По мере того как я разрабатывал конечности цвет камня потихоньку стал меняться на более светлый. Вот и слава богу, глядишь скоро снова желтым или голубым станет.

Очень напрягала тишина вокруг, ну не может такого быть, чтобы не было вообще никаких звуков. Неужели я оглох и стал совершенно глухим? Очень бы этого не хотелось. Ну да ладно вернемся к этому потом. Пока что я хочу понять, почему никого нет вокруг ни раненых, ни медперсонала. Пусть я ничего не слышу, но хоть кто-то должен был появиться в поле зрения. Сколько я тут нахожусь, сколько сил и времени угробил, чтобы запустить свое тело, а так никто и не появился. Странно все это, не должно быть такого должен же медперсонал заглядывать в палаты смотреть за ранеными. Такое могло в мое время происходить, но не тут, я точно знаю. Хотя если я переместился обратно в свое время, то тогда понятно. Я продолжил свои занятия по запуску тела.

Вдруг все тело словно ударило током, да так что ноги непроизвольно дернулись в конвульсии, в глазах потемнело, а в уши ударила какофония звуков. Прошло, наверное, с десяток минут, прежде чем все в моем теле успокоилось, и я смог оценить его состояние. Все было, в общем, так же как и раньше, но конечности подчинялись приказам и даже слегка двигались. Вся правая сторона тела горела, словно ее жгли на огне, но боль была терпимая. Удалось приподнять голову и осмотреться вокруг

Я находился в спортивном зале, лежал толи на носилках толи на каком-то поддоне или мате. Вокруг лежала куча раненых, накрытых кто одеялами, кто верхней одеждой. Полушубка на мне не было, от куртки осталась лишь левая сторона с раскрытым клапаном кармана и торчащим из него сложенным в несколько раз листком серой бумаги. Дубликата Звезды Героя на гимнастерки не было, только дырочка и осталась. Видимая мной правая сторона тела была в бинтах. На правой руке до плеча сохранился рукав куртки. Увидеть остальные части тела я не смог.

Мое внимание привлекло изменение ситуации. По залу ходило несколько женщин в белых халатах и наклонившись к раненым что-то у них спрашивали, заполняя какие-то бумаги и оставляя на раненых какие-то квадратики. Затем они подзывали пару пожилых санитаров и те через широкие двери выносили раненых из помещения. Следом за санитарами семенила старушка, несшая в руках вещи раненого.

Когда подошла моя очередь, надо мной склонилось очень привлекательное, симпатичное и молодое женское лицо. Оно мне показалось знакомым, во всяком случаи ранее виденным. Девушка тоже внимательно на меня посмотрела, затем вынула из кармана куртки листок и развернув его вчиталась в написанное. Затем еще раз, вглядываясь в меня, спросила: — Здравствуйте, Володя! Вы меня узнаете? Мы с вами встречались до войны, вы мне еще письма и фотопленки присылали? Вы говорить можете?

То-то мне лицо девушки показалось знакомым. Я вспомнил свой первый день появления в этом мире и это лицо, эти красивые глаза и голос. Это была Ира, та самая девушка, с которой мы купались в Цне, а затем вместе шли на вокзал.

— Да.

— Как вы себя чувствуете?

— Нормально! Где я? То, что в госпитале я уже понял, а вы-то как тут оказались?

— Вы в Тамбове, в эвакогоспитале. Я здесь служу. Вас к нам недавно доставили. Вы все время были без сознания. Из-за того что к нам сегодня доставили много раненых то с вами еще не занимались. Согласно карточки эвакопункта, присланной с вами, у вас множественные осколочные ранения правой части тела, сквозное пулевое ранение правого плеча. Первичную обработку ран вам сделали. Сейчас я скажу, что вы пришли в себя и хирург вас осмотрит. Еще немного потерпите?

— Обязательно, — ответил я.

Не прощаясь, Ира положила на меня белый квадратик и карточку с диагнозом, выпрямилась и перешла к другому раненому. Оставив меня "наслаждаться" стонами, матюками, запахами лекарств, испражнений и горелого мяса.

Минут через десять за мной пришли двое дюжих санитаров, легко подняв мое тело, понесли из зала. Следом старушка несла мой полушубок и ранец. Несли меня длинным, высоким, широким школьным коридором, заполненным десятками сидящих, на чем только можно раненых. Насколько я помнил, в городе на базе школ была развернута куча госпиталей. Почти во всех них я бывал, но сейчас никак не удавалось опознать, где я конкретно. Зачем мне это надо было, я так и не понял. Мои размышления прервались около широкой лестницы на второй этаж. Здесь в закутке наша процессия остановилась около ряда столов. За одним из столов с амбарными книгами сидело несколько человек — молоденький лейтенант, такая же девушка в белом халате и пожилая медсестра в резиновых перчатках. Тут же у широкого окна с приоткрытой форточкой с самокрутками в руках разместилось несколько санитаров и два пожилых бойца в клиенчитых фартуках и резиновых перчатках. В одном из углов лежала большая куча опломбированных мешков.

Санитары положили меня на один из столов, рядышком старушка положила и мои вещи. Один из бойцов их поднял и стал осматривать карманы, выкладывая найденное в них на стол перед лейтенантом, а тот делал записи в журнале. Пожилая медсестра, взяв мои документы в т.ч. удостоверение и квадратик, что-то стала диктовать молоденькой. Второй боец стал меня раздевать, снял валенки, а затем ножницами быстро и ловко срезал с меня всю одежду, оставив голого и в бинтах. Все это проходило быстро и слаженно, словно на конвейере. Боец что меня раздевал, подошел к лейтенанту и что-то ему прошептал, показывая мои вещи. Тот быстро на меня посмотрел, хмыкнул и вновь уставился на выкладываемые вещи. Меня накрыли простыней и понесли дальше по коридору. Все это без слов, без вопросов ко мне, словно меня и не было.

Принесли в комнату, где мокрой тряпкой с физраствором обмыли и вновь понесли дальше. Следующая остановка была в операционной. Тут положили на клеенку, а она вся ледяная и влажная! Я чуть не замерз. Хирургом оказалась пожилая женщина, одетая в белый халат и клеенчатый фартук. Лицо ее было скрыто марлевой повязкой, только одни глаза светились от света электрических ламп. Молоденькая медсестра связала мне руки под операционным столом, наложила эфирную маску на лицо и стала снимать бинты.

— Ну что тут у нас.— Сказала врач и начала копаться в ране.— А что на вас надето было, когда ранило?

— Полушубок, куртка хб, свитер, тельняшка, исподнее. — Перечислил я.

— Больно будет, орите, у нас тут все так делают, можете даже матом ругаться, мы привыкшие, — на удивление нежным и грудным голосом продолжила она. — За день чего только не наслушаешься от вашего брата вместо благодарности.

Эфир на меня практически не действовал, так совсем чуток. Хоть я и сдерживался, но все равно было больно, да еще как! Пару раз не выдержал, дал волю чувствам. Уж очень чувствительно врач по ране в районе грудной клетки прошлась. Вроде даже полегчало и отпустило. Слышу металлический звон, это хирург в таз осколки мины бросает. Звон от их падения как от колокольчиков: дзинь — динь, а заодно с ними и другой звук раздавался шмяк — бряк — от кусочков одежды занесенных осколками.

Сколько она со мной возилась, не знаю. Счет времени на десятом осколке потерял. Потом она раной на плече занялась, очистив ее, сделала мне гипсовую рубашку с дырой там, где рана. Дальше я провалился в темноту...

Глава

Очнулся от того что все тело вновь словно ударило током. Ноги и левая рука дернулись в конвульсии. В комнате, где я находился, было темно. На улице стояла ночь, но яркая и большая луна через большие окна заливала комнату и стоящие в ней ряды кроватей с ранеными своим серебряным светом. Лунный свет падал и на мою кровать, я словно купался и парил в нем. Ночную тишину нарушали лишь стоны и хрипы, доносившиеся с соседних кроватей. Страшно хотелось пить и еще справить естественные надобности. У меня двигалась только левая рука, спина застыла, словно деревянная, повернуться было не возможно. Перстень светил темно-серым цветом. Шуметь когда отдыхают остальные вообще-то не прилично, а сделать "дело" было крайне необходимо. Только вот как? Кнопки вызова медперсонала тут не было, а под себя делать стыдно. Хоть я и голый и довольно циничный и лежу на клеенке, тем не менее, не хотелось делать под себя и лежать в дерме. А как достать утку не представлял. Спасло положение появление в дверях пожилой санитарки с ведром в руках. Подняв руку, я стал усиленно махать ею, стараясь привлечь к себе внимание. Женщина увидела мои позывы и подошла.

— Чего тебе, милок? "Утку" что ли?

— Ее и попить бы?

— Утку тебе сейчас дам, а вот с попить придется подождать. Потерпи чуток. Врач как освободится, так скажет можно тебе пить или нет.

Привычно разместив под меня утку и дождавшись, когда я сделаю "дела", она принесла тарелочку с водой и кусочек ваты. Макая вату в воду, она мочила мои губы, а мне казалось, что я пью самую вкусную на свете воду. С этой мыслью я вновь ушел в темноту.

Проснулся когда на дворе уже вовсю светило солнце. Только теперь удалось рассмотреть, где я оказался. Это был обычный учебный класс с сохранившейся доской и столом у входа. В комнате находилось порядка двух десятков кроватей с ранеными. Те же дюжие санитары, что вчера таскали меня в операционную, выносили из комнаты носилки с закрытым простыней телом. Весело тут, однако! Я кстати излишеством одежды тоже не щеголял — в одних бинтах лежал, прикрытый сверху застиранной простыней. Вскоре пришла очередная санитарка, изучившая потребности пришедшего в себя народа. Лежать было скучно, разговаривать не с кем, спать совершенно не хотелось, раны почти не тревожили. Кормить не кормили, да и не хотелось, а вот пить — это да. Ведро бы точно выпил, но приходилось обходиться лишь слегка смоченными ваткой с теплой водой губами. Пока лежал, санитары вынесли из комнаты еще двоих. А потом пришли за мной. Слава богу, на перевязку.

В операционной врач снова чистила раны и водила магнитом над ними, потом ковырялась в теле и снова водила магнитом. Боли почти не было, я даже улыбался, и было бешеное желание попеть. Но сдержался и даже не ругался, чтобы не мешать врачу. Кстати наркоз мне в этот раз не дали, жадины! Операция, почему то длилась очень долго. Опять был звон от осколков. Сколько же их во мне? Опять была куча бинтов на теле, шее и бедре. Но в отличии от вчерашнего дня я не уснул и даже попросил у врача можно ли мне пить воду. Разрешили! Господи, с каким же удовольствием ухандокал стакан воды, а затем еще один. Больше не дали, но я и этому был очень рад, а, то пожар внутри меня разгорался все сильнее. Потом санитары меня понесли на второй этаж и почему то вместо палаты занесли в перевязочную. Тут находился уже знакомый мне лейтенант и пожилой старшина, сидевший за столом. Санитары, поставив носилки на кушетку, вышли, оставив нас соображать на троих. То, что лейтенант "молчи-молчи" и так было понятно. Я это еще вчера срисовал, когда он мои документы изучал, но лезть вперед батьки в пекло не стал, зачем пусть сам начнет. Мало ли что они накопали, вдруг я во сне чего наговорил, скажем, на немецком языке признался, что шпион или инопланетное чудовище или вселенец в чужое тело. Ведь за такое точняк в психушку отправят.

-Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Говорить можете? — Спросил лейтенант.

-Могу.

— Назовите себя?

— Старший лейтенант ГБ Седов Владимир Николаевич командир батальона ОМСБОН НКВД. До последнего времени исполнял обязанности командира Брестской Отдельной штурмовой бригады НКВД действовавшей в составе Минской группы войск. Лейтенант давайте не будем попусту тратить время и играть в шпионские игрища. Насколько я понимаю вы представитель нашего наркомата здесь. У вас на руках мое удостоверение личности. Надеюсь вы его уже пробили и вам подтвердили, что я это я. Кроме того моя личность вами установлена через медсестру госпиталя, которая знает меня с еще довоенной поры. Разве не так? Или ответ из ОМСБОНа и наркомата еще не пришел?

— Пришел, но вы сами должны понимать, что я обязан был удостовериться лично, что это вы, а никто нибудь другой использовавший ваши документы. Кроме того на вас была довольно странная военная форма с большим количеством элементов одежды противника и то что носится заключенными. Например, бинты и нижнее белье у вас немецкие, брюки и куртка из тех, что носят заключенные в наших лагерях. Королева полгода назад знала вас как пехотного лейтенанта, а не сотрудника НКГБ.

-Я все понимаю. Кстати вы так и не представились.

— Сержант ГБ Козодаев. А это...

— Дмитрий Иванович, я сам. — Перебил его "старшина" — Лейтенант ГБ Кулаев Николай Григорьевич. Простите за маскарад, не хотели лишний раз привлекать к себе и вам внимание. Владимир Николаевич, вы действительно не могли бы уточнить по форме, что была на вас, чтобы мы знали на будущее?

— Почему нет. Это специальная форма установленная приказом наркома для штурмовых подразделений НКВД, в том числе и моего. Часть ее элементов взята, в том числе и у врага.

— Понятно. Нас просили уточнить у вас детали нападения на вашу колонну и вашего ранения. Все что вы помните. В наркомате считают, что там не все чисто...

Как отказать в такой малости. Естественно я рассказал, как было дело. Кулаев вел допрос, а Козодаев записывал мои показания.

— Владимир Николаевич, вы в курсе, что пулевое ранение вам нанесено в спину сзади? — Спросил лейтенант.

— Нет. Когда мина взорвалась, меня ударной волной подбросило вверх, тогда я и почувствовал удар в спину, но считал что это осколок и только здесь узнал что это пулевое ранение. Я так понял, что пули во мне не было?

— Да. Поэтому трудно определить калибр и тип оружия. Вы сказали, что у нападавших не было опыта организации засад. Почему вы так решили?

Пришлось на пальцах объяснять, что и как я бы сделал, сколько мне бы потребовалось человек, чтобы полностью разгромить колонну.

— Если вы считаете, что вражеских стрелков на вашей стороне дороги не было. Тогда, может быть, попробуете вспомнить, кто из бойцов был у вас за спиной слева? Хирург, делавшая вам операцию, говорит, что ранение могло быть нанесено именно с этого направления с расстояния около десяти метров. Мы не можем утверждать, что кто-то из тех, кто был в вашей штабной колонне, хотел вас убить, но, тем не менее, нам приходится рассматривать и такую версию. Особенно с учетом информации из Минска об участившихся нападениях на командный состав группировки и активизации диверсионных групп врага. За последние дни при странных обстоятельствах тяжело ранены 4-го генерал-майор Левашов и несколько старших командиров из штаба группировки, убито несколько командиров боевых соединений.

— Возможно, что немцы таким способом хотят сорвать наше наступление. — Вполне вероятно, что именно так и было. Ну так как насчет того кто был сзади?

— Вы, честно говоря, ставите меня в довольно затруднительное положение. Когда я выкатился из броневика, по соседству со мной были лейтенант Колодин и трое бойцов комендантского взвода — пограничники Пономарев, Морозов и Курихин. В бронетранспортере оставались мой ординарец Никитин, двое бойцов из расчета АГС и водитель. Пономарев и Морозов пулеметчики, Курихин снайпер. Всех троих знаю с июля прошлого года. Вместе шли по Белоруссии. Лейтенант из прикомандированных. В нашей бригаде с декабря, вроде бы боксер-разрядник. Ничего плохого о нем сказать не могу. Неплохо воевал, участвовал в боях в качестве командира взвода истребительного батальона, затем ротного у штрафников. Ехал с нами проведать своих раненых.

— Чем были вооружены ваши бойцы?

— Пулеметчики — пулемет МГ-34, пистолеты, автоматические винтовки, штык — ножи, гранаты. Колодин — пистолет и по-моему чья та винтовка. Курихин — СВТ в снайперском исполнении, пистолет, штык-нож. У Никитина — ППД и пистолет, у остальных автоматические винтовки.

— Простите, что перебиваю, а что было у вас?

— Пистолет и ППД. Как я говорил Никитин с кем— то из бойцов работал из АГС, водитель и кто-то из расчета АГС были толи тяжело ранены, толи убиты. Пулеметчики и снайпер работали из-за бронетранспортера. Когда пошли в атаку первым из-за брони выбежал я, потом Колодин и бойцы не занятые тяжелым оружием.

-То есть из-за вашего броневика выскочили только вы и Колодин? А остальные?

— Атаковали мы с Колодиным, остальные давили огнем гитлеровцев. Нашу атаку поддержали бойцы из других машин. Так что, по-моему, все бойцы действовали по обстановке.

— Вы с лейтенантом бежали рядом?

— Нет на расстоянии трех — пяти метров друг от друга. Вы знаете, а ведь пуля могла в меня попасть случайно. Кто-то из бойцов мог быть ранен, убит или просто отброшен ударной волной, соответственно оружие в руках могло изменить направление и выстрелило в мою сторону.

— Вполне может быть и такое. — Задумчиво сказал Кулаев.

-Вы не знаете со мной кого из моих подчиненных привезли?

— Здесь в госпитале ваших бойцов нет, — сказал Козодаев. — Вас доставили в Тамбов на самолете, который из-за плохой погоды не смог сесть в Брянске и Воронеже. Вместе с вами на борту было 20 человек тяжелораненых из числа освобожденных из плена. Все они находятся здесь. Если хотите я могу узнать по остальным госпиталям и отделениям о наличии у них бойцов вашей части.

— Сделайте, если это вас не затруднит.

— Владимир Николаевич в нашей ведомственной поликлинике свободных мест нет, поэтому вы, надеюсь, не будете против остаться здесь в госпитале?

— Конечно, нет. Даже не дергайтесь по этому поводу. Сколько мне здесь лежать врач не сказал?

— Около трех недель придется пробыть точно. Раны почистили, теперь надо дождаться, как они будут заживать. Все зависит от вашего организма.

— Понятно.

— Отдельной палаты мы вам тут тоже предоставить не можем. Лежать вы будете в палате старшего комсостава. Если вам что-то потребуется сержант по возможности обеспечит.

— Спасибо. У меня к вам большая просьба, не надо афишировать перед остальными моего звания, должности и награждения Звездой Героя. Пусть я для всех пока останусь армейским старшим лейтенантом.

— Чего-то опасаетесь? Мы можем усилить охрану госпиталя.

— Нет, не опасаюсь. Просто во первых не хочу ажиотажа вокруг себя от этого у окружающих одни неприятности будут, во вторых лучше подстраховаться на всякий случай. Не нравится мне ситуация с нападением на колонну и моего ранения.

— Хорошо, всех кто знает о вас, предупредим, чтобы молчали. — Сказал Козодаев.

На этом мы расстались. Вызванные из коридора санитары отвезли меня в палату и переложили на свободную койку со свежими простынями. От всех переживаний я быстро уснул...

Мне впервые за более чем полгода снился рассвет 22 июня и бой в крепости. Особенно тот момент, когда я стоял под крышей церкви, а вокруг меня в стены впивались осколки и горели перекрытия. Все было, как наяву, словно я опять был там, и еще ничего не решено и история не поменяла свой ход. Я вновь видел неторопливый ход по крепостным аллеям штурмовых групп немцев, захват ими объектов внутри цитадели, бой в храме, нашу атаку на Тереспольские ворота и казармы батальона НКВД, смерть бойцов и друзей, пожары в зданиях и на улице, горящие машины и деревья. Мне казалось, что я сам весь в огне. Горю всеми частицами своей души и тела, плыву и таю в жарком пламени. Мне хотелось вырваться из него, но ничего не получалось, становилось хуже, появилась боль проникающая в каждую клеточку и я решил плыть дальше по течению. Это помогло. Потихоньку боль стала спадать, а вместе с ней становились меньше языки пламени. Вскоре на меня пролился дождь, сначала это были отдельные капельки, падавшие на лицо. Я старался ловить их ртом, но смог поймать всего несколько штук. И тут дождь полился как из ведра. Капли попадали на лицо, в рот, тело. Омывали шею, грудь и бедра. Мое тело, наконец, стало остывать, и я спокойно погрузился в спасительную темноту.

Глава

Море! Мне снилось море, его теплые, ласковые и нежные волны качающие и убаюкивающие меня. Господи как же я люблю вот так лежать на волнах. Вечно бы тал лежал, подставляя солнцу свое лицо если бы не одно но мелкие черноморские медузы противно касались тела. Не люблю я их! Так не хочется открывать глаза, но придется... Вот ведь бред, какой-то! Приснится же такое! Какие к черту медузы?! Какое море?! Я же в госпитале лежу на лечении по ранению! Но глаза открывать все равно не хотелось, так приятно было ощущать себя на волнах. Эй, мужик, очнись! Это я тебе говорю товарищ Герой и так далее. Просыпайся, давай, хорош подушку мять! Тем более что кто-то довольно грубо меня по кровати таскает. Больно-то так! Господи что ж вы творите суки! Больно же! Слава богу, наконец-то все устаканилось и меня оставили в покое. Пробуждение было далеко от самых приятных. Единственным утешением стали прелестные женские серые глаза внимательно смотревшие на меня. Их бы я узнал из сотен других. Женщина, смотревшая на меня, была ИРОЙ. Вот только мой организм, прикрытый простыней, сработал несколько фривольно — сразу встал в стойку. Да так что я был вынужден прикрывать его поверх простыни рукой, а то вдруг женщина не так поймет.

-Володя как вы себя чувствуете? Что-нибудь хотите? Есть, пить хотите?

— Спасибо, есть не хочу, а вот пить очень хочу, ведро точно бы выпил. Чувствую себя более чем нормально. — Стараясь выиграть время, и справиться со своей физиологией ответил я.

Ира встала и пошла к столу у входа, где стояло ведро и кружка, накрытые вафельным полотенцем. Ее ладная фигурка в белом халате просто светилась в лучах солнца. Лучше бы она и не вставала, а неприлично самому стало. Люди же кругом. Приподняв голову, я осмотрелся вокруг. Нас в палате было двенадцать раненых, практически все либо действительно спали, либо делали вид, что спят, либо что их происходящее не касается. Принесенная вода была теплой и вкусной. Не отрываясь от кружки, я выпил ее всего за несколько глотков и попросил еще. Только на третьей успокоился. Запасся водой как верблюд.

— Может быть, сходить за обедом? Вы же Володя третий день ничего не ели. — Спросила Ира. Ну, ничего себе трое суток проспать. Вот это я даю. — Да нет. Я есть, честно не хочу. Не уже ли я трое суток проспал?

— Да. Пока вы спали, вам перевязки три раза поменяли. Врачи все удивляются, откуда в вас столько мелких осколков мины ведь их вроде как все во время операции вынули. Оказалось, что нет. Каждый раз при перевязке несколько штук новых ходили вместе с гноем. Хотя при изучении снимков рентгена ничего не видели. Сегодня первый день, когда ничего не нашли. Раны у вас чистые уже стали зарастать. Наш хирург Анна Николаевна сказала, что через недельку, если все будет хорошо, можно будет снять повязки с ноги, бедра и руки. Так что выздоравливайте быстрее. Кстати вы помните про свое обещание — зайти к нам в гости?

— А как же. Я свои обещания помню и стараюсь обязательно выполнять. Особенно такой красивой и обаятельной девушке как вы. Вот встану на ноги и сразу же первый визит к вам.

— Что ж буду ждать. Володя мне надо идти, я как освобожусь, зайду к вам еще.

— Я тоже буду ждать.

Ирина встала и вышла из палаты.

— Ну, ты старлей даешь. — Донеслось с соседней койки. — Не успел глаза открыть как саму "Королеву" приворожил, то-то она чуть ли ни каждый день к тебе заходит.

-Да нет. Мы просто с ней давно знакомы. Я тут в городе учился, да и сам местный.

— Ты не тушуйся. Мы все понимаем, а если ничего не было, так надо чтобы было. — Поддержал меня хриплый голос с другого края.— Она женщина умная и красивая. Не зря же ее "Королевой" называют, и заметь не только из-за фамилии.

-Ты парень не обращай внимания на этих балаболов. — Раздалось от окна. — Им бы только языком почесать. Тебя ведь Вовкой зовут?

— Да.

— Меня Иваном Тимофеевичем кличут. Старший политрук, я из 16 армии Юго-Западного фронта. Тот, что ближе к тебе лежит твой тезка капитан-танкист Александров Владимир Григорьевич, комбат из 10 армии Центрального фронта, его под Калугой ранило. Второй — тоже танкист и твой тезка Гавриков Владимир Алексеевич, он с ожогами мается, по ночам порой спать не дает. Этот из под Сухиничей. Мы здесь неделю как находимся. В один день, но в разное время привезли, да все равно в одной палате разместили. Из всех присутствующих пока только втроем говорить и даже слегка двигаться можем. С остальными тяжело. От них только вскрики и стоны слышим. Мы уж грешным делом думали, что и ты еще пару дней молчать будешь, а тут такая радость — еще один говорящий объявился. Вот Вовки и разболтались.

-Мы о тебе от Королевой да от особиста знаем. И что ты здесь учился и что пограничник и что войну в Бресте начал и что по немецким тылам бродил и что тебя из Минска доставили. В плену был?

— Нет.

— Понятно значит партизанил.

Дальнейший разговор касался того кто, где, с кем служил, где воевал и что видел и так далее и тому подобное. Обычный треп в больничной мужской палате. Шел он до самого вечера с небольшими перерывами на еду, прием лекарств и гигиену. Поздно вечером ко мне зашла Ирина. Она была так сильно уставшая, что мы даже и не поговорили. Узнав как у меня дела, она ушла отсыпаться. С ее уходом жизнь в нашей палате уснула до утра.

Так у меня потянулись скучные дни госпитального страдания. Каждый день был похож на предыдущий. Завтрак, утренний туалет, до обеда перевязки, после обеда разговоры, чтение, встречи с представителями организаций и школьниками пришедшими навестить раненых, ужин и сон. Наша палата оказалась "счастливой" лежащий в ней народ постепенно приходил в себя и становился на ноги. Через три дня с моих ног, бедра и руки сняли бинты. Я был рад тому, что теперь мог сам передвигаться, а не кататься на носилках. И в туалет все-таки как-то привычнее самому ходить, а не когда тебе помогают. Да и бриться все же привык сам, а не когда моей шеи и лица касаются пусть и нежные, но все же женские пальцы с лезвием в станке.

С Козодаевым мы встречались несколько раз. Он сообщил, что в госпиталях на территории области сейчас проходят лечение почти полтысячи моих подчиненных. Большинство из них тяжелораненые и находились в Мичуринске и Знаменке. Честно говоря, я был поражен озвученной цифрой. В батальоне без прикомандированных и боевых групп Паршина и Козлова, числилось вообще-то немногим больше 800 человек. В декабре под Минск было переброшено чуть более 600 человек. В боях мы естественно несли потери. Все они учитывались, как бы я не был занят, но ежедневную сводку о расходе личного состава от подразделений получал и знал его наличие. Всех своих погибших мы старались вывозить в Заславль и там хоронить. Если такой возможности не было, то они хоронились на местничковых кладбищах с обязательным составлением схемы и указанием ориентиров как искать. За два месяца боев мы потеряли около ста человек. В Заславль на кратковременный отдых и лечение мы старались по возможности отправлять и легкораненых. Война войной, но отдых людям нужен. Два-три дня в относительном комфорте и под наблюдением врача для восстановления бойца дело очень нужное. Хотя бы тем, что боец мог отоспаться. Все тяжелораненые самолетами отправлялись за линию фронта, и по моим данным их количество не должно было превышать двух сотен человек. А тут такие показатели, что хоть стой хоть падай! Получалось, что практически все мои бойцы получили тяжелые ранения и вывезены на Большую Землю. Быть такого не могло! Тем более что часть бойцов батальона, я отдал в качестве командного состава во вновь сформированные подразделения штрафников и бригады. Пополнения с Большой Земли мы не получали. Сами можете представить мое волнение при таких известиях. Не могло быть у нас таких огромных потерь! Выходило, что кто-то собрал в одном месте личный состав батальона и принял меры к их уничтожению. Мне лично в это не верилось. Единственное что приходило на ум, что кто-то косит под моих бойцов или при составлении сведений произошла ошибка. О чем и сказал особисту. Тот обещал еще раз все уточнить. Дмитрий выполнил свое обещание. Через трое суток он дал более подробные сведения. Дополнительной проверкой было установлено, что моих батальонных было действительно около двухсот, точнее 241 человек. Остальные оказались бойцами из прикомандированных к нам истребительных батальонов. При регистрации ранбольных медсестры записывали последнее место службы вот парни и называли номер моей части. Отсюда и путаница. У меня даже от сердца отлегло.

Раны хорошо и быстро заживали. Боли я не чувствовал. Перстень с каждым днем все больше наливался желтым цветом. Уже через неделю спокойно и не боясь потревожить раны, делал зарядку и развивал правую руку. Честно говоря, маялся скукой и ничего не деланьем. Подолгу гулял на свежем воздухе. Перечитал, наверное, всю библиотеку как госпитальную, так и Ирины. Вечерами, когда она была свободна, мы с ней в столовой подолгу разговаривали и пили чай с малиновым вареньем вприкуску. Тем для разговоров у нас нашлась целая куча и еще маленькая тележка.

Неосознанно помогла Ира мне в одном очень важном деле — общении со знакомым моего визави. Честно говоря, я этого очень опасался, проколоться можно было только так. Все же Седов жил, учился в Тамбове. Тут у него должна быть куча знакомых, одноклассников, преподавателей, воспитателей детского дома. Сообщение о награждении меня Звездой Героя сюда должно было дойти еще осенью. То что я писем не получал из детдома и училища еще ни о чем не говорило. Люди просто не знали адреса моей полевой почты, а тут такая возможность повидать известного тебе человека. В одну из первых встреч я рассказал Ире, что у меня от контузии частично пропала память, и я периодически не могу узнать тех, с кем раньше был знаком. Она очень сочувственно к этому отнеслась. Переговорила на эту тему с врачами, с дежурными медсестрами и санитарками. Договорилась с последними, что у всех кто меня будет искать или посещать они будут уточнять, откуда те меня знают, их данные и заранее предупреждать о моей частичной амнезии. Полученные сведения девушки сообщали мне. Благодаря этому я пережил целое нашествие представителей детдома, школы, училища и пары очень симпатичных девушек, оказавшихся одноклассницами Седова. Девчонки среди прочего признались, что они в меня были влюблены еще с первого класса, а я скотина такой им не писал. Вообще все меня ругали за отсутствие писем в их адрес (знать бы раньше, точно написал бы всем кому только мог, чтобы не выслушивать столько упреков в свой адрес!).

Один из посетителей — лейтенант Попов (везет мне на эту фамилию), командир взвода курсантов в пехотном училище, оказался не только однокурсником, но и старинным другом и соучастником в различных проказах устраиваемых ими в училище, о которых Сашка вспоминал с явным сожалением. Мы с ним долго разговаривали на пустой лестничной площадке, точнее он говорил, а я внимал, смеялся и поддакивал. Почти шепотом он спросил у меня о револьвере, найденном на полигоне и припрятанным мной. Пришлось честно признаться, что он мне сослужил неоценимую службу в Бресте. Саша тоже был обижен, что я ему не писал и что не смог решить вопрос о направлении его в одно место службы со мной. Словно Седов был и бог, и царь, и воинский начальник в одном лице! (А разве Седов что-то мог?) Было, похоже, что Попов о возможностях Седова знал куда больше чем мне это известно. Расстались мы большими друзьями. Я был ему очень благодарен за раскрытие некоторых подробностей жизни (в том числе и половой, а она, оказывается, была очень насыщенной) моего тела. Среди раскрытых тайн стало известно и о происхождении денег и Перстня у Седова. Их ему передал нежданно найденный за несколько дней до выпуска родственник. Попов был свидетелем той встречи на КПП, родственник передал пакет с деньгами и обещал прийти на выпуск, но почему-то так и не появился. До выписки из госпиталя Саша посещал меня еще несколько раз и раскрывал новые подробности их совместных проделок, чем откровенно меня развлекал.

Еще одним ежедневным развлечением стало прослушивание сводок Совинформбюро и сравнивание положения на фронте с тем, что я знал по прошлой истории. В коридоре нашего этажа висела большая карта Европейской части СССР, где замполит госпиталя после каждой сводки переставлял флажки на линии фронта. Это было лучшим наглядным пособием для меня. Положение немцев было куда хуже, чем в той реальности, что я знал. Ленинградский и Северо-Западные фронты не дали ГА "Север" и финнам осуществить блокаду города на Неве. Там линия фронта с прошлого года проходила в районе Ораниенбаума — Керново — Гатчина — Тосно — Любань — Чудово — Мясной бор — Новгород — озеро Ильмень — Старая Русса. Северо-Западный фронт давил Демянскую группировку врага. Холм пал к 23 февраля. Армии Белорусского и Калининского фронта вели бои за Великие Луки, Городок, Сураж, Велиж, Демидов, Белый и Сычевку. Немецкий фронт на Московском и Вяземском направлениях трещал по всем швам. Наши войска вели бои за Вязьму, Дрогобуж. Рвались к Ярцево и Спас-Деменску. Не было Вяземского котла, в который в моей истории попали 33 армия и 1 гв. кав. корпус. Наоборот намечался неплохой такой котел для немецких войск в треугольнике Рославль — Киров — Ельня. Брянский фронт вплотную подобрался к Кричеву, Пропойску и Довску. Его войска старались удержать Рогачев и Буда-Кошелево. О событиях в Минской группе войск почти ничего в сводках не говорилось. Было всего несколько сообщений о тяжелых боях на подступах к Докшицам, Лепелю, Борисову и Осиповичам. На других фронтах больших изменений с известной мне историей почти не было. Если не считать, конечно, сохраняющегося Брянско — Гомельско — Нежинско — Сумского выступа обороняемого войсками Брянского и северной группы войск Юго-Западного фронта. От Нежина линия фронта шла к Ромнам на Сумы, Александровке, Волчанску, Чугуеву, Балаклее, Изюму, Красному Лиману, Первомайску, Дебальцево, Красному Лучу и далее по реке Миус к Матвееву Кургану и Таганрогу. Войска южной группы армий Юго-Западного фронта в районе Изюма и Красного Лимана перешли в наступление (Харьковская наступательная операция). В Крыму шли тяжелые бои. Манштейн рвался к Керчи и Севастополю.

В нашей палате новости с фронта вызывали ожесточенные споры среди раненых командиров. Особенно много их было о возможности окружения немцев в районе Ржев-Вязьма. Здесь мнения разделились на два противоположенных лагеря. Одни высказывали мысль о том, что окружение обязательно состоится, после чего ГА "Центр" будет разгромлена, и мы немца погоним до Берлина. В качестве аргументов они приводили конфигурацию линии фронта, наличие в тылу ГА "Центр" Минской группы войск, партизанов и наступательные действия фронтов. Вторые, по-моему, более реально воспринимали обстановку считали, что окружение ГА "Центр" не состоится, так как фон Клюге выровнит линию фронта и отведет свои войска к Смоленску. Среди тех, кто поддерживался этого мнения, в основном были старшие командиры имеющие опыт руководства соединениями и знавшие реальное положение дел в подразделениях. В качестве основного аргумента ими приводилась усталость наших войск, отсталость тылов и ремонтной базы, отсутствие необходимого обеспечения и дорог. Я, с интересом наблюдая за словесными баталиями, старался как можно меньше участвовать в них, хотя меня постоянно пытались на это раскрутить. Особенно старался в этом капитан Александров и старший лейтенант Курносов. В своих попытках они напирали на то, что раз идет такая дискуссия, то каждый из присутствующих должен высказать свое мнение. Лишь однажды я не выдержал и вмешался в спор. Просто устал слышать несущийся бред одного из раненых. На листе бумаги нарисовав линию фронта, я высказал свое мнение, что Вязьму наши не возьмут, т.к. Модель с целью обеспечения своей 9 Полевой армии бросит все свои резервы для удержания Варшавского шоссе, Вязьмы и Сычевки как ключевых точек обороны и обеспечения войск. После чего играя за немцев, показал, куда Модель нанесет свои удары по нашим частям. В отношении взятия городов Белый и Демидов я тогда сказал, что наши их возьмут, но дальше продвинутся не смогут. Окружения и разгром ГА "Центр" не состоится. Объяснил я это отсутствием у нас необходимых резервов и опыта в проведении таких стратегических операций. Меня слушали довольно внимательно, почти не перебивая. Затем на меня "наехали" обе, до этого конфликтующие, группы, обвинив в неверие в непобедимость РККА, непонимании линейного боя, тактики и стратегии, героизма бойцов и командиров, умения командующих фронтами и т.д. и т.п.. Я не стал отбиваться от "наездов", лишь сказал, что это мое личное видение обстановки, а вот как оно сложится на самом деле в скором времени увидим. Дискуссия на этом как-то сама по себе заглохла. Мои отношения с остальными охладели, на время со мной перестали разговаривать. Вечером на прогулке старший политрук пока никто не слышал, сказал, чтобы я больше с таких позиций перед остальными не выступал, а то меня могут обвинить в пораженчестве. Примерно также высказался и Козодаев, к которому поступил на меня сигнал. Кто на меня настучал, он уточнять не стал.

Через неделю после той дискуссии мои прогнозы подтвердились. Нашими войсками были освобожден г. Демидов и перерезана линия снабжения немецких войск в Белом, в районе Сычевки и Вязьмы наши войска под ударами врага перешли к обороне. Только после этого отношения с остальными более или менее нормализовались, но все равно холодок в отношениях продолжал чувствоваться.

Глава

4 марта 1942 г. Группа Армии "Центр". Командование 4-й армии сообщает :

"Положение вокруг Ельни обостряется. Крупные части противника, оснащённые тяжёлыми пехотными пушками, со всех сторон наступали на Ельню. Опасность захвата русскими Ельни вполне очевидна".

В этот же день Гальдер Франц записал в своем дневнике: "В обстановке — никаких существенных изменений. Фюрер говорил с фон Клюге: для успешного наступления на Осташков следует избегать распыления сил..."

* * *

* * *

Из беседы на вилле Абвера в Кенигсберге вечером 4 марта 1942 г.

-Здравствуй мой старый товарищ. Я смотрю, ты выглядишь совсем бодрым, а то твой лечащий врач меня напугал, рассказывая о твоих болячках.

— Добрый вечер Адмирал. Не знаю, что там наговорил врач, но я себя чувствую вполне нормально. Готов выполнить любое ваше указание.

— Это хорошо. Мне нужна твоя голова и твои способности логически и трезво мыслить. Надеюсь, мой адъютант тебе доставил все, что ты просил?

— Да. Спасибо за доверие. Я просмотрел все представленные материалы. Заранее прошу прощение, что надолго отвлек от дел вашего адъютанта.

— Пустяки. Ему не привыкать. И так что ты мне можешь сказать?

— Первое. В отношении Александра Демьянова я, думаю это интересно. Поясню почему. Дворянин из известного старинного русского рода. Несмотря на то, что не участвовал в "Белом движении" пострадал от Советов. До 1914 г. в Петербурге я встречал его родителей. До войны в его московской квартире часто устраивались вечеринки, на которые приходили известные артисты, спортсмены и сотрудники иностранных посольств. Мне приходилось там тоже бывать несколько раз. Демьянов вел богемный образ жизни. Советский политический строй не ругал, хотя иногда выказывал недовольство экономического характера. Общался только с интересными для себя людьми. В основном из так называемой творческой интеллигенции. Что понятно — он работал в Главкинопрокате, его жена на Мосфильме, а это откладывало отпечаток на их окружение. Мне он показался веселым, здравомыслящим и интересным в общении молодым человеком. Отлично говорил на немецком. Отторжения ни он, ни его жена, ни их окружение у меня не вызывало. Возможно, я ошибаюсь, но его работа на советскую контрразведку у меня вызывает сомнение. То, что он добровольно сдался нашим войскам, у меня удивления не вызывает. Плохо то, что он проскочил мимо меня и сразу попал в лагерь для военнопленных.

-Я специально узнавал, как это произошло. Он сдался в середине декабря в районе Можайска, когда русские наступали и к нему отнеслись как к обычному военнопленному. Хорошо, что сразу не расстреляли, что довольно часто практиковали в войсках. Тем более что тогда наши части отступали под ударами русских. Демьянову повезло второй раз, когда он в Смоленском лагере смог настоять на встрече с нашим сотрудником и заинтересовать его своей информацией. Тебе о нем не успели сообщить из-за событий в Минске и твоего ранения. Карл получив сообщение из лагеря, распорядился перевести Демьянова на частную квартиру в Оршу и здесь организовал работу с ним. В лагере Демьянову устроили несколько проверок, в т.ч. и имитировали расстрел. Инженер вел себя более чем неплохо.

— В деле этого не было. Его успели подготовить?

-Да. Пока ты лечился, с ним занимались наши парни. Его обучали — как работать с рацией, шифровальному делу, объясняли — какие сведения он должен будет собрать в Москве. Недели через две его можно будет отправлять назад. Но меня все же интересует вопрос — может ли действительно в Москве существовать монархическая организация, или это игра русской контрразведки?

— Среди русской интеллигенции много тех, кто родился, вырос, получил образование и успел послужить при монархии. Несмотря на то, что они обласканы Советской властью многие из них не принимают ее. Остались и те, кто после разгрома "Белого движения" до времени затаился, сохранив свои связи. Есть и те, кто был репрессирован Советами. В условиях наших побед на фронте и приближение наших войск к Москве такая организация вполне могла возникнуть. Но насколько она массовая и эффективна, сказать не могу. Большинству из перечисленных довольно много лет и неизвестно их физическое состояние и возможности активного действия. Если они хотя бы смогут нам передавать информацию из-за линии фронта о переброски русских войск, то было бы совсем неплохо. Если это игра русской контрразведки, то у нас есть возможность проверить информацию, поступающую от Демьянова. Так что я думаю, что мы не сильно рискуем, послав в Москву очередного агента.

— Примерно я так и думал. Мои аналитики говорят тоже самое. Тем более что у нас есть опыт заброски в Тамбов. Там сейчас довольно активно действует похожая группа. От них идет довольно интересная информация. Твое октябрьское предложение по засылки группы именно в Тамбов оказалось правильным. Она отслеживает жд. перевозки русских через Моршанск и Тамбов. Это фактически контроль Урала и юга России. Правда им пока не удается контролировать перевозки через жд. станции Кочетовки. Там охрану станций осуществляют железнодорожные части НКВД задерживающие всех подозрительных. Но мы отклонились от темы. Продолжай.

— Слушаюсь. Второе. Относительно того что Сталину уже в июле было известно содержание плана "Барбаросса". Я считаю, что это глупый вымысел. Да разведка существует для того чтобы узнавать планы противника. Да для спасения своего агента можно пожертвовать какой пешкой, но не всей же свой кадровой армией и огромной территорией от Бреста до Москвы отданной нам. Согласитесь что это глупо. Поэтому я не думаю, что у нас в штабах была утечка информации. По моему Сталин нашел возможность и очень внимательно изучил книгу английского журналиста Эрнста Генри "Гитлер против СССР", что вышла в 1937 году, где тот чуть ли не во всех деталях описал план нашего предстоящего нападения на СССР. Насколько я помню там многое предсказано абсолютно точно: аншлюс Австрии, разрушение Чехословакии с помощью судетских немцев, перечень наших основных союзников и т.д. И это притом, что ОКВ и ОКХ засели за составление плана нападения СССР значительно позже. Порой у меня складывается крамольная мысль, что Паулюс вместо разработки плана просто списал "Барбароссу" с той книге. — Насколько я помню, там была еще предсказана и победа Страны Советов над нами?

— Да.

— И что нам делать теперь?

— Простите адмирал, но это уже не мой уровень. В свое время я вам уже говорил, что нам давно надо было заключать мир с русскими. Это единственный выход из сложившейся обстановки на фронте для нас. Поражение под Москвой, сдача наших окруженных гарнизонов в Холме и Сухиничах, трудности со снабжением войск в Демянском котле, плохо скажется на общем состоянии войск.

— А разве русские не в худшем положении? Их войск в наши котлы попали больше, что в прошлом году что сейчас. Только в районе между Сычевкой и Белым у них фактически попало в окружение две армии — 39 и 29.

— Простите адмирал, но я приведу контраргумент. Удары 9 Полевой и 4 Танковой армий на Вязьму, Медынь и Юхнов, 4 Полевой и 2-Танковой армий на Киров и Спас-Деменск не удались. Окружение 33 армии русских не состоялось. Войска Центрального фронта Ефремова не только выдержали удар, но и смогли продвинуться вперед. Наши же ослабленные предыдущими боями 12,13 и 43 армейские, 47 и 40 мех. корпуса под ударами Ефремова и Рокоссовского попали в очень тяжелое положение и видимо в скором времени им придется отступать. Если же русские усилят войска Ефремова, то они смогут соединиться с 39 и 29 армиями Калининского фронта, чем окончательно перережут снабжение нашей Ржевско-Вяземской группы войск. Тогда нам придется молиться богу, чтобы Модель смог вывести остатки 9 Полевой и 4 Танковых армий из котла, а Клюге и ОКВ с ОКХ нашли резервы для помощи ему.

— Ты не допускаешь окружения всех войск ГА "Центр" под Смоленском?

— Простите адмирал, нет. У русских нет сил для этого. Те успехи, что они продемонстрировали зимой, съели все их резервы и запасы. Я не думаю, что у Сталина в рукаве остались неизвестные нам карты. Мне думается, что русские сейчас на Центральном направлении фронта смогут вести только несколько крупных фронтовых операций — это уничтожение нашей Демянской группы, бои за Старую Руссу, окружение войск в районе Ржева-Вязьмы, поддержки наступления войск Рокоссовского и группировки в Минске.

— Что ж согласен. Твой вывод довольно точно попадает на анализ обстановки ОКХ. А что ты скажешь о поляках? Насколько я понимаю это то, что у тебя идет под номером три?

— Да, господин адмирал, вы как всегда правы. Я не думаю, что в ближайшее время нам стоит ожидать появление на Восточном фронте крупных соединений регулярной польской армии. Воюющая в армии Рокоссовского 238 польская стрелковая дивизия Зигмунта Берлинга тому подтверждение. В Саратовской области формируется для нее пополнение в составе учебной бригады. Части Берлинга, в основном состоят из белорусов, евреев и украинцев, раньше проживавших в Польше, а также этнических поляков проживавших на территории России. Хотя по показаниям перебежавших к нам офицеров Андерса у русских собрано немалое число поляков, выказывающих готовность воевать против нас. Я не удивлюсь, если часть из них пополнит ряды 238 дивизии русских. А вот остальные будут смотреть в сторону Англии и делать все, что оттуда им скажут.

— Я смотрю, что ты возможность появления на фронте армии Андерса ты вообще не берешь в своих расчетах?

— Нет, и не вижу в этом смысла. Если бы с ней у русских было все хорошо, то мы бы увидели ее в декабре — начале февраля на фронте под Москвой или Вязьмой. А так она спокойно сидит у них в тылу и не собирается на фронт.

— Почему ты так решил?

— Я могу это утверждать на основании тех разведданных, что мне были представлены вашим адъютантом, показаний Леона Козловского и сопровождавших его офицеров Андерса. По сообщениям прессы и донесениям разведки 14 сентября 1941 года было заключено советско-польское военное соглашение, на основании которого на территории СССР началось формирование польской армии, во главе с находившимся в русском плену бывшим командиром Новогрудской кавалерийской бригады генералом Владиславом Андерсом. Для этого советское правительство объявило амнистию всем полякам, находящимся в лагерях, спецпоселениях и ссылках. Советско-польское военное соглашение может говорить только то, что Сталин вслед за русским царям решил в очередной раз разыграть "Польскую карту" и пообещать после победы над нами возродить Польшу. Заодно подарив им лозунг "За вашу и нашу свободу". Среди поляков много истинных патриотов мечтающих о воссоздании своего государство, и именно они и составят формируемые русскими польские силы.

По моим подсчетам в сентябре 1939 года русскими были взяты в плен около 126 тысяч польских военнослужащих. Из них 43 тыс. жителей центральных областей Польши переданы нам, примерно столько же из числа жителей Западной Белоруссии и Украины, вошедших в состав России, было распущено по домам. Остальные остались у русских в лагерях для военнопленных. Будем считать, что эта цифра тоже составляла около 40 тысяч человек. С началом войны под Смоленском мы захватили порядка 5 тыс. человек офицерского состава находящихся в лагерях НКВД. Получается что в распоряжении Сталина сейчас около 35 тыс. обученных польских военных. По данным Козловского в армии Андерса около 30 тыс. из них. Но я не думаю, что все они горят желанием воевать за Россию. Они прибыли из русских лагерей, где вкусили прелести ГУЛАГа, а значит, истощены и должны быть озлоблены на Советы. Кроме того любой поляк знает что "Пока свет стоит светом — поляк москалю НЕ будет братом". Исходя из этого постулата, думаю что Андерс, подчиняясь приказам из Лондона, будет специально тянуть время с отправкой подготовленных подразделений на фронт. Сам Андерс крайне негативно относится к сталинскому режиму, считает его палачом и тюремщиком польского народа, воевать с нами не желает и видимо хочет любой ценой сохранить собранные им силы в русском тылу до момента, "когда Советский Союз будет разбит", или при удобном случаи вообще вывести их с территории Советского Союза. Например, в Иран на соединение с англичанами. Русские видимо раскусили политику Андерса и уклоняются от увеличения численности его войск.

Оставшиеся 5 тыс. человек это и есть те силы, на которые и может рассчитывать русское командование.

— Тебе не кажется, что эта цифра занижена?

— Если и занижена, то не намного. Примерно столько было в сформированной в июле прошлого года дивизии Берлинга. Еще до подписания советско-польского договора русские стали формировать собственные польские части из более лояльных к ним людей. Кандидатура подполковника Зигмунта Берлинга в качестве командира этих людей не самый худший вариант. Насколько я помню, в свое время он сказал, что готов воевать с нами при любой возможности. Думаю, русские это оценили и доверили ему формирование и командование дивизией поляков воюющей на фронте совместно с русскими. Кстати она и часть других соединение названных польскими в армию Андерса не вошли. Они остаются под русскими номерами и русским командованием. Сколько бывших солдат Польши из тех, что находятся на территории СССР, может пойти служить под знамена полковника, я сказать не могу, но не думаю, что их будет много. Это видимо будут те, кто родился и вырос в России или те, кто перейдет из армии Андерса или перебежчики от нас.

— Ты в этом уверен?

— Более чем. Чтобы избежать этого следует изменить наше отношение к самим полякам в генерал-губернаторстве и усилить агентурную работу среди солдат Андерса. Для нас было бы лучше, чтобы все поляки, что находятся по ту сторону фронта, служили у Андерса. Тогда мы бы гарантировано их не увидели на Восточном фронте, а русские не получили бы дополнительные резервы.

— Увы, Вильгельм, изменить отношение к полякам очень сложно. В свое время Кейтель рассказал, что 12 сентября 1939 года Гитлер заявил ему: "...что польская интеллигенция, дворянство и евреи должны быть ликвидированы... нельзя допускать, чтобы интеллигенция могла стать руководящим классом, что жизненный уровень должен оставаться низким, и что Польша будет использована только, как источник принудительного труда". Примерно это же в октябре 1939 года заявил генерал-губернатор Франк, провозглашая основные направления своей политики: "Польша должна рассматриваться, как колония, поляки будут рабами Великой германской мировой империи". Ты этого не знаешь, но фюрером, поставлена задача к 1950 году полностью уничтожить поляков как народ. Исходя из этого осенью прошлого года в урочище Козьи Горы под Катынью солдатами из зондеркоманды 7а айнзацгруппы Б в порядке очистки территории от большевиков и евреев были уничтожены захваченные в Козельском лагере НКВД польские офицеры.

— А как же те сотни тысяч поляков, что служат у нас в вермахте и СС?

— Командование польских войск на Западе поставило задачу своим подпольщикам идти к нам на службу и получать военные знания, чтобы затем воспользоваться ими в нужное время. Нам об этом стало известно практически сразу. Выполняя указания своих Лондонских руководителей, поляки пошли в вермахт. Мешать этому мы не стали. С началом Восточной компании нам требуется большое количество польского, чешского, венгерского, французского и так далее "пушечного мяса" на фронте. Чем больше славяне убьют друг друга, тем лучше для Германии. Сейчас мы решаем свои проблемы, затыкая поляками дыры на фронте и бросая их на борьбу с русскими партизанами.

— Тем не менее, мне кажется, что убивать польских офицеров было довольно глупо. Они могли бы нам очень помочь в работе по укомплектованию наших войск поляками, да и с выявлением польской агентуры было бы легче. Кроме того через них было бы интересно заполучить польскую агентурную сеть действующую в России, и ту что сейчас создает Андерс.

— Для этого вполне подойдут те, кто еще сидит в наших лагерях. Что ты скажешь насчет начатой Сталиным реформы и изменение административных границ республик СССР?

— Я думаю, что этим он исправляет ошибки совершенные большевиками в 20-е. Ликвидация автономных и национальных республик говорит о том, что Сталин встал на путь восстановления Российской империи пусть и на другой идеологической основе. Не случайно на союзные республики была разбита не вся территория бывшей империи, а только там, где эта империя в процессе своей экспансии вобрала в себя ранее существовавшие государства, либо осколки таковых. Кавказские царства и княжества, Среднеазиатские ханства, Беларусь, как осколок Литовского княжества и Украина, как осколок Речи Посполитой. Само деление страны на национальные республики было вынужденным компромиссом большевиков с местными национальными элитами для скорейшего прекращения гражданской войны в России. Что в те годы стабилизировало ситуацию. В условиях сегодняшней войны все национальные противоречия выплеснулись на поверхность. Особенно это хорошо видно на Украине, где Правобережная ее часть всегда отличалась самостийными традициями и бунтарством, доставшимися по наследству от вечно бурлящей польской шляхты. В этих условиях Сталин видимо решил одним ударом покончить с местными национальными элитами, прекратить насильственную украинизацию и белорусизацию населения, всегда считавшего себя частью русского народа. Именно с этим я думаю связанно возврат в состав России из Украины, так называемой Новороссии — Левобережной и Южной части Украинской ССР; из Белоруссии — Витебщины, Гомельщины и Могилёвщины; Латгалии из Латвии. Во всех этих областях русские являются основной массой населения, и насколько помню, всегда выступали за оставление в составе РСФСР. Тоже самое можно сказать о ликвидации "Казак стана" и возврат этих земель в РСФСР.

-Хорошо я понял твою мысль. А что ты скажешь о передачи Вильно Белоруссии?

— Тут тоже стремление Сталина собрать народ под общую крышу. Только в качестве основного выбраны белорусы. Он исправляет ошибку 1939 года, когда отдал Вильненский край Литве. Чем он тогда руководствовался, сказать не могу. Возможно, просто не знал что основное население этого края евреи, поляки и белорусы, а литовцы составляют только 2 % населения. Насколько я знаю с 1939 года литовские власти там взяли курс на литвинизацию местного населения. Что сказалось на росте межнациональных противоречий. Те же поляки и белорусы довольно активно сейчас воюют с литовской полицией и ненавидят их больше чем нас. Своими решениями Сталин выиграл, стратегически объединив в единое целое территории исторически заселенные русскими, но проиграл в тактическом плане. Он предоставил нам очень хороший повод для сбора под наши знамена всех недовольных Советами и последними решениями Сталина, в том числе и местных националистов. Хотя они и до этого были на нашей стороне, но теперь мы можем значительно пополнить свои линейные части их добровольцами и использовать на передовой, а не на охране тылов. Кроме того у нас с ними может появиться больше точек соприкосновения. Например, с "Украинской Повстанческой армией — Полесской сечью" Тараса Бульбы — Боровца, в которую входит по разным оценкам от 10 до 15 тыс. активных и резервных бойцов. Мы довольно глупо поступили с ним и его людьми. Сначала практически признали своим союзником, присвоили Боровцу статус "окружного коменданта милиции" и чин зондерфюрера. Летом — осенью дали возможность проявить себя в Полесье. Их привлекали для охраны тыла, борьбы с остаточными группами советских войск и разведки с чем они неплохо справились. Вместе с белорусскими националистами ими были выбиты силы русских из нескольких районов Полесья и захвачены города Сарны, Колесов, Олевск, Емельчино и Звягиль. Бульба-Боровец, придерживается непримиримых антисоветских и антироссийских взглядов. Он категорически не признал акт провозглашения 30 июня 1941 г. во Львове членами радикального крыла ОУН, возглавлявшегося Степаном Бандерой (ОУН/б/) независимости Украины. И когда этот человек в середине октября пришел к начальнику тыла Вермахта в Украине генералу Кицингеру договариваться о признании его отрядов "отдельной украинской воинской частью, не находящейся в подчинении германской юрисдикции", тот не нашел нечего лучшего как отказать в такой малости. После чего Боровец обиделся и официально распустил свои части, а сам ушел в подполье, выделив лишь около тысячи своих человек для "украинской полиции". По отзывам гауптштурмфюрера СС Гичке из "зондеркоманды 4-А" оставленные Бульбой полицаи во главе с сотником Сиголенко очень помогли в "окончательном решении еврейского вопроса" в Олевском районе. В итоге, когда наши дивизии под Москвой задыхались от нехватки резервов, мы из-за непродуманного отказа Кицингера потеряли для себя довольно хорошо обученную и вооруженную дивизию. Я наводил справки, Боровец сейчас с частью своих сил скрывается в лесах Людвипольского района. Думаю, что мы могли бы возобновить контакты с Боровцом. Для вида можно сделать то о чем он просил и даже поручить ему формирование новых частей подобного типа. Главное чтобы он направил своих людей на фронт.

— Историю с Боровцом я слышал. Мне о нем докладывали несколько по другому. Силы собранные им оценивались не более чем в тысячу штыков. Насколько я понял, ты предлагаешь воспользоваться лозунгом большевиков прошлой войны "войну империалистическую превратить в войну гражданскую" но применительно к нашим задачам в этой войне?

-Вы как всегда правы адмирал. Именно это я и хотел бы предложить сделать. У англичан есть правило которым мы должны воспользоваться -" загребать угли чужими руками".Особенно имея столько добровольных помощников в нашем тылу.

— Хорошо я обдумаю все сказанное тобой. Напиши мне рапорт по этому поводу и остальным затронутым вопросам. У меня к тебе есть еще одно задание — посвяти завтрашний день поездке по местным разведшколам, присмотрись к курсантам и преподавателям. Мне хочется знать твое мнение о них. И еще Вильгельм, недавно ко мне обратился Альфред Розенберг, с просьбой передать тебе предложение о переходе к нему на службу в министерство оккупированных восточных территорий в качестве имперского советника как одного из лучших знатоков России.

— Спасибо за столь лестное предложение господин адмирал, но я хочу остаться у вас. Если, конечно, вы не против. Не хочется под старость лет оказаться не у дел.

— Я только за.

Глава.

Из сообщения Совинформбюро:

"В течение 4 марта наши войска вели упорные боя с противником и на некоторых участках фронта заняли несколько населённых пунктов. За 3 марта сбито в воздушных боях 3 немецких самолёта, огнём зенитной артиллерии — 1 самолёт и уничтожено на аэродромах 14 самолётов противника. Всего за этот день уничтожено 18 немецких самолётов. Наши потери — б самолётов..."

* * *

* * *

Через три недели после операции с меня наконец-то сняли бинты и вызвали на ВВК. С утра пораньше госпитальный парикмахер привел меня в порядок, и я направился к кабинету главврача. Тут собралась солидная куча ранбольных ждущих вызова в кабинет. Пожилая медсестра, открыв дверь кабинета, вызывала их вовнутрь. Очередь двигалась довольно быстро, и скоро я зашел в кабинет, где заседала врачебная комиссия. За длинным столом, покрытым белой скатертью сидело семь человек, шесть медиков и Козодаев. Перед ними лежали стопки историй болезней, в которых они делали записи. Напротив стола стоял стул с высокой спинкой, куда меня пригласили присесть. Председатель комиссии — пожилой полковник мед. службы посмотрев историю болезни и мои заштопанные раны спросил как я себя чувствую. Получив положительный ответ, он поставил свою резолюцию в моей истории болезни и отпустил с богом, пожелав при этом больше в госпиталь с такими ранами не попадать. Вот и весь ВВК. Чуть позже вышедший из кабинета Козодаев сообщил, что сразу после обеда я могу на складе получить вещи и форму. Свое удостоверение я получу у сержанта, а остальные документы в строевой части, как только они будут готовы. Он же предложил мне свою помощь в получении места по литеру на сегодняшний поезд. Я был только за. Кроме меня из командного состава на выписку никто больше не попал.

После обеда предварительно искупавшись в душе, я направился на вещевой склад, расположенный в подвале нашего корпуса. У входа туда собралось с десяток человек выписанных из госпиталя, довольно громко обсуждавших ход получения и выдаваемые вещи. Имущество выдавали трое — пожилой старшина и две молоденькие девушки, с трудом таскавшие мешки с имуществом бывших раненых. Чтобы найти нужный мешок девушкам приходилось довольно долго разбирать надписи на бирках. Вещи, в которых доставили сюда бойцов, были выстираны, отремонтированы и отглажены. Хоть нежные женские руки, отстирывая пятна крови, сильно потрудились, тем не менее, следы от них все равно оставались. Как и заштопанные дырочки от пуль и осколков. При отсутствии, какого либо элемента обмундирования старшина с печалью в глазах доставал из своих запасов новое. Получая вещи, бойцы тут же на скамейках коридора переодевались и дождавшись друзей, поднимались в строевую часть. Мне спешить было некуда. Поезд вечером, а до него еще куча времени так, что я спокойно дождался конца очереди.

Завскладом, предупрежденный Козодаевым, сверившись со своими записями, лично нашел мешок с моими вещами. В мешке оказался лишь мой рюкзак и планшет. Все обмундирование залитое кровью, валенки пробитые осколками мины пришли в негодность. Естественно формы штурмовых подразделений на складе не оказалось, поэтому старшина предложил получить общеармейское. Согласился, а куда деваться?! Доберусь к себе, поменяю. Вскоре передомной были выложены продпаек на трое суток, новое нижнее белье и полный комплект формы старшего комсостава. Слава богу, что китель и шинель были с полевыми петлицами, а то бы замучился перешивать. Сапоги оказались слегка поношенными, ну да ничего, мне бы только до дома добраться. Главное что все было по размеру и сидело на мне как родное. Из металлического шкафа старшина выдал мне портупею, кобуру с пистолетом и две пачки патронов к нему. Пистолет оказался, тем, что был записан в моем удостоверении (спасибо что сохранили). Так как после меня на получение вещей больше никого не было, то старшина предложил привести форму в порядок, вставив в петлицы шпалы. Пока он это делал, я решил разобрать свой рюкзак. В рюкзаке среди теплых вещей сохранились глушитель и две запасные обоймы с патронами к пистолету. Было даже странно, что рюкзак на складе не досматривали. Ох, что-то мне в это не верится! Тот же Козодаев должен был этим озаботиться, раз я был у него в подозрении. Может, просто не нашли? Они ведь были завернуты в свежие портянки и спрятаны среди вещей. Хотя в это сильно не верится. Видно решили оставить все как есть. Среди вещей сохранилась и пара банок мясных консервов, и даже жестяная коробочка из-под леденцов "монпансье" перетянутая резинкой присутствовала. Только вот почему-то она оказалась тяжелее, чем я считал. Открыв ее, обнаружил дубликат своей Звездочки и свернутую пополам стопку червонцев. Кто-то из парней снял Звездочку с моей куртки и сохранил, спрятав в коробочку. Кроме Звездочки я из наград ничего не носил, хоть и было это грубым нарушением здешних обычаев. Тем не менее, я считал, что поступаю правильно, особенно в условиях нахождения в тылу врага. Во первых чтобы не потерять, а во вторых зачем ее лишний раз их тереть об грубое сукно формы. Ношение планок и орденских лет тут еще не было принято. Так что все свои награды, улетая в Минск, я оставил в штабном сейфе на подмосковной базе. Видя в моих руках медаль, старшина стал активнее действовать шилом и плоскогубцами. Среди вещей сохранилась и фляжка с трофейным коньяком. Когда форма была готова, то мы со старшиной и его помощницами для настроения выпили по чуть-чуть из фляжки, за мое здоровье, закусив банкой тушенки из запасов завсклада.

Дальше мой путь лежал к Козодаеву. Он выдал мне мое удостоверение и билет на поезд. Остальные документы я должен был получить в строевой. Оставив у него в кабинете все свои вещи, я направился туда. Слава богу, что идти по коридору было мимо всего пары кабинетов, а то встречные все глаза проели, рассматривая на моей груди Звездочку, ну и меня как приложение к ней.

Бумаги в строевой уже были готовы. От меня требовалось только расписаться в паре мест, проверить правильность заполнения бумаг и попрощаться с симпатичными девушками в военной форме, сидящими здесь. Предписание мне почему-то выписали не в Отдел кадров Наркомата (куда по идее я должен был прибыть за назначением), а во 2-ю Мотострелковую Дивизию Особого Назначения. Самая строгая на вид из девушек пояснила, что таково указание руководства — направлять военнослужащих к месту последнего прохождения службы. Раз мой батальон числится в составе этой дивизии, то вот вам товарищ старший лейтенант ГБ предписание прибыть туда, а уже они скажут, куда вам дальше убывать. С остальным проблем не было. Тепло попрощавшись с девушками, я уже собирался идти к Козодаеву за вещами, но вспомнил, что не попрощался с парнями в палате. За месяц, что мы тут провалялись, успели и сдружиться и поругаться и сопереживать тем, кому было совсем хреново и порадоваться тому что соседи смогли выкарабкаться с того света. Поэтому не попрощаться было нельзя. Не поймут.

Подняться по широкой лестнице два этажа не составило труда. Мое появление в палате вызвало небольшой переполох. Все привыкли, что с ними в одной палате лежал обычный армейский старлей в застиранном нижнем белье, такой же как все, периодически зануда и заумник, но в принципе, неплохой парень которого сегодня выписали. А тут заходит в новеньком наглаженном обмундировании тот же старлей, но уже в звании майора, к тому же со Звездой Героя Советского Союза на груди. От этого народ был в легкой панике и шоке. Некоторые даже наезжать за неудачную шутку хотели, да вовремя одумались. Первым все понял старший политрук.

— Ну, ты Вовка даешь! Пограничник, мать твою! Мы тут соловьями разливались о своих подвигах и наградах, а у него своих подвигов как грязи! Чего раньше-то молчал и всем голову морочил?! Ладно, не отвечай и так понятно. — Сказал Иван Тимофеевич, рассматривая меня. — Давно получил? За что?

— Осенью. Особо рассказывать нечего. Воевал как все. — Ответил я, давая остальным парням рассмотреть и потрогать руками медаль.

— Понятно все с тобой партизан. Куда теперь?

— Пока к себе, а дальше как скажут.

— Номера наших полевых почт парни сейчас напишут и ты нам свой оставь. Спишемся. Ты парень на нас не обижайся и не забывай, плохим словом не вспоминай, глядишь, где еще встретимся.

— Спасибо на добром слове, домашний адрес и номер полевой почты, конечно, оставлю. По возможности, пишите. Буду рад.

Долго пообщаться нам не дали. Санитарка разогнала, готовя мою бывшую кровать к приему очередного раненого и заодно поругавшись на меня за хождение в сапогах по палате. Тем не менее, парни, что были на ногах, проводили меня до первого этажа. Дальше их дневальный не пустил.

У меня оставалось еще одно дело, которое обязательно нужно было сделать — попрощаться с Ирой. О том, что меня выписали, я ей успел, сказал сразу после комиссии. По дороге на склад и обратно я заходил к ней в санитарскую, но мне сказали, что она на операции. Время ускоренными темпами приближалось к вечеру, на улице ветер весело гонял снежинки и качал макушки деревьев. Хоть меня никто и не гнал, но надо было покидать гостеприимные стены госпиталя. Пока я отсутствовал, Дима решил вопрос насчет ужина, накрытого у него в кабинете. Ничего излишнего на столе не было — картофельное пюре, немного серой квашенной капусты, два тонких кусочка хлеба, чайник и по два кусочка сахара на брата. От полученных мной в госпитале запасов продовольствия Козодаев категорически отказался. В качестве доппайка пошли моя фляжка с коньячком и кусочек домашнего сала из запасов сержанта. Ужин прошел в дружеской обстановке. Сержант ГБ попросил походатайствовать насчет перевода его в войска, а лучше всего забрать к себе в часть на любую должность. Парень он неплохой, мне такие в батальоне очень даже требуются. Пообещал. На всякий случай написал короткое письмо Ирине и попросил Козодаева передать ей. Особого желания сидеть на вокзале, и ждать поезд конечно у меня не было, но и не хотелось злоупотреблять сидением в чужом кабинете. Мало ли какие дела, у парня, на сегодняшний вечер запланированы (видел я тут недавно его планы — невысокую, фигуристую, конопатую и очень симпатичную медсестру из терапии), а я ему их срываю. Поэтому мы стали прощаться. Дима предложил меня проводить, но я отказался. Что я дорогу, что ли сам не найду или не в этом городе родился. Не затягивая прощания, перепоясавшись портупеей и подхватив рюкзак, я пошел к выходу на улицу, оставив сержанта одного.

Уже у поста дневального рядом с выходом на улицу меня догнала бежавшая по лестнице в распахнутой шинели, портупеей и шапкой в руках Ирина. Она словно вихрь пронеслась по ступенькам и сразу же набросилась на меня.

— Володя прости. Ты чего меня не дождался? Мне дали увольнительную до утра и я хочу тебя проводить. Надеюсь, ты не против?

— Нет.

— Ты мне, кстати, кое-что обещал. Так что, по-моему, пришло время выполнять. У тебя поезд во сколько?

— В девять.

— Совсем хорошо. У нас в запасе есть еще несколько часов. Как раз успеешь у меня погостить. Или тебе хочется мерзнуть на вокзале?

— Нет, я лучше выполню обещанное.

— Вот и отлично. Тогда вперед товарищ майор.

Запахнув шинель, застегнув ремень, поправив шапку и подхватив меня под руку, она потянула меня мимо дневального на улицу.

Мы шли по заснеженным улицам моего родного города. Вроде наступила календарная весна, а снега все еще было по колено. Метель бросала снег в лицо, качала уличные фонари и не давала смотреть по сторонам. Тем не менее, мне интересно было осмотреться по сторонам. На улице народа практически не было. Оно и понятно метель, да и рабочий день. Дважды попадались армейские патрули, проверявшие документы у редких военных. Но это было понятно — рядом на Ленинской площади, находится комендатура гарнизона и здание облвоенкомата. Мороз не отпускал, да так что пришлось останавливаться в подворотне и опускать на шапке уши. Идти было в принципе не далеко, всего пару километров, и мы перебежками старались поскорее добраться до дома Иры. Свернув на Комсомольскую, наконец, смогли отдышаться. Здесь было значительно тише. Пройдя по узкой тропинке мимо десятка домов, мы остановились у низкого деревянного палисадника, за которым стоял покрашенный зеленой краской, небольшой деревянный дом под шиферной крышей и застекленной верандой. За домом в глубине сада из-за покрытых снегом яблонь виделось несколько хозяйственных строений. К дому вела расчищенная дорожка. Ира открыла калитку и пошла вперед.

О чем то, задумавшись, Ира открыла дверь и мы вошли в дом. Что сказать о нем. Обычный такой дом — маленькая прихожая, такая же кухня больше половины которой занимали печь, стол и пара табуреток, зал и две крохотных комнатки, путь куда закрывали цветастые занавески. В доме было тепло и чисто. На окнах в консервных банках цвела герань и еще какие-то цветы. На стене тихо тикали ходики.

— Родители сегодня во вторую смену, придут поздно. Так что придется все делать самим. С печкой справишься? — Снимая верхнюю одежду спросила Ира и получив положительный ответ продолжила. — Она еще не остыла, так, что угля подбрось. Он на веранде там за столом в ведре должен быть. И чайник поставь. А я сейчас, я быстро.

Она исчезла за занавеской в одной из комнат. Что ж приказы не обсуждаются — они выполняются. Вновь разжигать печку не пришлось, угли в ней ало рдели наполняя комнаты теплом. Подсыпав из ведра еще немного угля и поставив греться чайник, сел на стул и стал ждать Иру. На ее быстрое появление даже и не рассчитывал. Женщины они во все времена останутся женщинами. Мне оставалось только смотреть в окно на темнеющее небо, сидеть, наслаждаться теплом, идущем от печки и ждать. Тут занавеска отдернулась, и зал вплыла Ира. Она успела переодеться, снять с себя военную форму и надеть домашний пестрый халат.

— Ну что готово?

— Да, — ответил я.

Ира достала из стола несколько кружек, пивную бутылку с пробкой из газеты, заварник и поднос, сверху покрытый большим белым полотенцем. Под полотенцем оказались пирожки.

— Я вчера вечером была дома, а тут отец привез из деревни от родственников немного продуктов, в том числе и муки вот мы с мамой и состряпали немного. Я хотела завтра принести тебе гостинца, но раз тебя выписали, то мы можем их и дома съесть. Да и с собой в дорогу возьмешь.

Ну что стоишь? Тут в бутылке малиновая настойка. Давай разливай.

— Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. — Хоть Ира и возражала, но я достал из рюкзака консервы. А чего их беречь? Завтра уже буду в Москве, надеюсь, в части найдут, чем покормить своего возможно бывшего командира. Мы сидели, пили терпкое вино и вели тихий неспешный разговор. Свет мы зажигать не стали хватало бликов огня из печки. Мы были так близки, что мне захотелось ее поцеловать...

Очнулись мы, когда кукушка прокуковала восемь раз. Мне надо было срочно бежать на вокзал. Сборы были недолги. Ира в одной ночнушке и на босу ногу металась по кухне, собирая мне с собой пирожки, а я все никак не мог попасть ногой в сапог. Наконец одевшись и быстро простившись с девушкой, рванул со всех ног. Слава богу, что мы заранее договорились, что она меня не будет провожать. Вокзал встретил меня стуком десятков колес, гудками паровозов и тонкими стволами зениток устремленных в небо.

Мой поезд уже стоял на погрузку, но проводник сразу предупредил, что с отправлением будет задержка. В сторону Москвы пропускали литерные воинские эшелоны. Знать бы то так не спешил, а то с девушкой не слишком хорошо получилось. Бросил и даже как следует, не попрощались. Особых переживаний или угрызений совести по поводу случившегося у меня не было. Нормальные взрослые люди с нормальными желаниями и здоровыми инстинктами. Кто его знает, что будет дальше и как все сложится. Дожить бы до Победы, а там разберемся. Да и вообще не зря говорят, что война все спишет. В купе я был один, отдав проводнику билет, я сел на полку и прислонился к стенке купе. Усталость и вялость накатили на меня, и я, несмотря на холод уснул. Уже поздней ночью с опозданием на несколько часов холодный, покачивающийся и постукивающий на стыках рельсов купейный вагон повез меня из Тамбова в Москву к новому этапу моей жизни...

Глава

Из сообщения Совинформбюро:

"В течение 5 марта наши войска вели наступательные бои против немецко-фашистских войск. Противник на отдельных участках фронта пытался контратаками приостановить продвижение наших частей, но, потерпев большой урон в людях и технике, отошёл на запад. Наши войска заняли несколько населённых пунктов"

* * *

* * *

Москва встретила колючим снегом, жутким морозом и усиленным патрулем на перроне. У всех приезжающих бойцы в белых полушубках и с красными повязками на рукаве проверяли документы. Не обошел этой участи и я. Пожилой лейтенант, проверив мои документы, с улыбкой вернул их мне и предупредил, чтобы я их далеко не убирал. Патрули в городе частенько останавливают для проверки документов и особенно за нарушение военной формы одежды.

Ехать в Наркомат или в штаб дивизии было поздно, торчать на холодном вокзале и ждать рассвета тоже не фонтан. Поэтому я решил добраться до квартиры, тем более что троллейбусы пусть и редко, но по Садовому кольцу еще ходили. Ехать мне было недалеко, всего-то десяток остановок до Курского вокзала, а там или на 28 маршруте трамвая, или пешочком до улицы Карла Маркса (Старой Басманной) д. 20 можно минут за пятнадцать дойти. Надеюсь, что ключ от квартиры у домуправа сохранился, а то мой у Татьяны остался.

Пока добирался до дома, продрог окончательно. Шинель почти не грела. Домуправ был на месте и ключ от квартиры у него в шкафчике нашелся. Отпускать меня просто так Иван Григорьевич не стал. Сначала напоил горячим чаем с смородиновым вареньем и сушками. Затем развлек разговором. Его единственный сын в июле ушел в ополчение и воевал, где то на Калининском фронте. Писем от него давно не было, и отец по этому поводу сильно переживал. Боялся, что его сына убили или покалечили. От переживаний Иван Григорьевич сильно похудел и пожелтел. Узнав, что я только из госпиталя, все свое нерастраченное отцовское тепло отдал мне. Расспросил о ранении, о лечении в госпитале. Я рассказал, поделился с ним частью пайка, полученного в госпитале и Ириниными пирожками. Все равно все не съем, а так в дело пойдут, подкрепят хорошего человека.

Потом мы вместе поднялись ко мне и проверили сохранность замков и печатей на двери. В принципе, мне лично было без разницы в порядке она или нет, целы ли печати и пломбы. Хотелось лишь раздеться, залезть под одеяло и поспать в относительном тепле хоть пару часов, но порядок превыше всего. Да и хорошего человека обижать не хотелось и так поднял с теплой постели. Пришлось потратить еще несколько минут на осмотр дверей и замка. Все было на месте в целости и сохранности, что я и заверил своей подписью в журнале у Иван Григорьевич. Попрощавшись, он пошел к себе, а я остался наедине с собой в пустой квартире. Телефон работал, я смог дозвониться до коммутатора Наркомата, а потом через него до дежурного по батальону. Дежурным по базе стоял старший лейтенант Воронцов, получивший тяжелое ранение еще в декабре в ходе боев в Минске и отправленный в госпиталь за линию фронта. Узнав мой голос, Андрей очень обрадовался и быстро, словно боясь, что нас разъединят, заговорил, рассказывая батальонные новости. Пришлось его останавливать, предупредив где меня искать и что скоро сам буду в расположении, тогда и поговорим, кроме того я попросил прислать машину в мое распоряжение. Старлея я совершенно не обманывал. В любом случае чтобы не приготовила мне судьба, мне нужно было появиться в батальоне. В квартире было тепло. Заклеенные старыми газетами щели окон и горячие батареи делали свое дело. Сняв верхнюю одежду, согрев на плите чайник и ожидая, когда наполнится горячей водой ванна, я, сидя на кухне, наслаждался теплом и огнем игравшем на газовой плите.

Выделенную мне Наркомом квартиру я не любил, но не отказываться же от халявного жилья в центре столицы. Тем более что квартира была даже очень ничего. По указанию Берии мне из резерва наркомата выделили двухкомнатную квартиру в третьем подъезде на пятом этаже восьмиэтажного дома, построенного всего несколько лет назад. Официально квартира числилась двухкомнатной, но на самом деле оказалась куда больше, чем я рассчитывал, когда получал ордер в секретариате. Двухкомнатной она числилась и у домуправа которому я предъявил ордер и забирал ключи от квартиры. В первое мое посещение двери квартиры и комнат были опечатаны.

Внутри квартира действительно была двухкомнатной — спальня и кабинет. Только вот размеры этих комнат поражали. Из кабинета вполне можно было спокойно выделить еще одну далеко не маленькую комнату — библиотеку. Длинный коридор шел вдоль всех комнат, деля квартиру на две равные части. Прихожая, балконы — малыш на трехколесном велосипеде спокойно кататься может. Потолки высокие, перекрытия деревянные. Кухня и столовая при ней далеко не маленькие (особенно тем, кто всю жизнь прожил в хрущевке). Столовую спокойно можно было выделить в отдельную комнату размерами под двадцать метров. На кухне стояла газовая плита. Жаль, вот только холодильника не было. Санузел и ванна раздельные. Отопление централизованное. Полы паркетные, на них ковровые дорожки. Окна комнат с одной стороны выходили на улицу, вернее, в палисадник перед домом, с другой — в боковой дворик между домами. Все комнаты были неплохо меблированы. Мебель, в стиле "ампир", сделанная из "красного дерева" отличным мастером, накрытая белыми парусиновыми чехлами, сохранилась в идеальном состоянии. В шкафу, что стоял в спальне, нашлось чистое постельное белье, а в том, что стоял на кухне столовые приборы и посуда. Удивительным было то, что кроме обычных стальных приборов нашлись и парадные, сделанные из серебра.

В кабинете вдоль стен стояли высокие до потолка книжные шкафы заполненные рядами книг по разной тематике и десятке иностранных языков. Для устойчивости шкафы были прикреплены к стенам особым креплением. На стенах висели картины. Я конечно не большой специалист в живописи и антиквариате, но большинстве своем это были подлинники 18-19 веков. За одним из книжных стеллажей в нише нашлась немаленькая коллекция антикварного боевого европейского контактного длинноклинкового колюще-режущего и рубяще-режущего холодного оружия 16-20 века. Среди всего этого великолепия выделялось несколько испанских даг и шпаг типа reitschwert (буквально "меч всадника") начала 16 века со сложной гардой и кольцом пас-дане (кольцо на боку крестовины меча или кинжала, расположенные перпендикулярно оси клинка) произведенных мастерами в Толедо. Гарда и клинки шпаг были украшены чеканкой и резными узорами, позолотой, чернили. На эфесы были нанесены тончайшая искусная гравировка, узорчатая резьба и сложнейший орнамент. В рукояти были вправлены драгоценные камни. Это великолепное оружие хранилось в деревянных футлярах обтянутых снаружи кожей, а внутри темно-малиновым бархатом.

Найти нишу мне помог Перстень. Я бы найти замаскированный рычаг открывающий нишу не смог бы никогда. Не было никаких зацепок для глаз. Рассматривая книги на одном из стеллажей, левой рукой случайно оперся на полку. Каково же было мое изумление, когда Перстень стал нагреваться. Столько времени с ним ничего не происходило (кроме изменения цвета камня), а тут так неожиданно он стал теплым и выпуклым. От неожиданности я резко поднял руку и случайно задел упор пололки. Практически сразу на противоположенной стороне два стеллажа разъехались в стороны, открывая нишу с "холодником". А я — то все удивлялся, почему на стеллажах у той стены книги стояли в один ряд. Разобраться с коллекцией так и не удалось. Все времени не хватало. Так всего несколько раз подержал в руках пару кинжалов, шпаг, палашей и шашек.

Вообще от увиденного тогда у меня сложилось ощущение, что бывшие владельцы квартиры вышли из нее всего на несколько минут и скоро должны вернуться. Об этом говорили тапочки, стоявшие в тумбочке у входа, запас продуктов первой необходимости в кухонном шкафу, чистое постельное белье переложенное сухими цветками от моли. Кто был хозяином квартиры, было не понятно. Если судить по книгам, то это был минимум профессор МГУ с кафедры истории или обществоведения, знавший десяток иностранных языков, в том числе и несколько "мертвых". В тоже время коллекция оружия говорила о человеке с военным прошлым. Только такой человек мог так ухаживать и следить за сохранностью оружия. Со слов домуправа он внутрь квартиры никогда не заходил, кто раньше жил в квартире не знает, т.к. должность занимает всего полгода. Поговаривали, что в квартире раньше жил толи профессор толи нарком, или еще, какой руководитель, но несколько лет назад толи умер, толи переехал куда, вместе с семьей. А квартиру передали на баланс Наркомата. Зная реалии этого времени судьбу хозяина квартиры и его судьбы можно было попытаться просчитать. Или арестован или ... Вот только непонятно почему в квартире все вещи на своих местах, а мебель без учетных номеров. Да и ценности из нее не были вывезены. Кроме того в случаи ареста обыск на квартире должен был проведен обязательно, а тут нет даже следом его. Уж я бы следы обыска нашел обязательно, как бы после него не убирали. Есть знаете практика. Значит, не было обыска, а это странно. Да и вообще слишком много странностей вокруг этой квартиры и дома присутствовало. Например, почему квартира была опломбирована, а не просто опечатана, как это принято здесь. Или вот еще. Планировка моей квартиры явно предназначалась только на одного хозяина, а в нашем подъезде все квартиры были на две семьи (удалось это проверить опытным путем). Кроме того, под всем домом находится оборудованное всем необходимым большое бомбоубежище, а все квартиры телефонизированы, да и вентилизационные шахты были слишком широкими и большими чем это требовалось. Вообще было ощущение, что квартира прослушивается, хотя микрофонов я так и не нашел. Может быть, именно из-за этого квартира мне и не нравилась. Поэтому я старался как можно меньше бывать и разговаривать здесь. Наезжал только когда оставался в Москве. Согласитесь, вести женщину лучше в свою квартиру, чем искать угол не пойми где.

Все изменилось с появление Татьяны. Она словно вихрь ворвалась в мою жизнь и заполнила ее без остатка. С ней было спокойно и уютно как не с кем другим. Мне нравилась ее хозяйственность и такт, умение вести себя в обществе. Она даже грубую военную форму носила как то по особенному, вроде все как у всех, а ее замечаешь сразу. Пока батальон нес службу в Москве, мы старались бывать на квартире чаще. Она ни на что не претендовала и не требовала от меня. Принимала все как должное, но в тоже время стала настолько необходимой, что без нее было как-то пусто. Уезжая в Минскую командировку, Таня все прибрала, перестирала и сложила по своим местам, а свои вещи отвезла к матери. Хоть я и был против этого. Она даже ключи от квартиры мне собиралась отдать, но потом оставила его в штабном сейфе. Я же свой таскал с собой постоянно в карманчике галифе как талисман на удачи и надежду на скорое возвращение домой. Вот только во время последней встречи отдал его Татьяне, так как не думал, что вернусь из рейда...

Глава

"В кадрах решают все"

Машина за мной пришла, как и договаривались с Воронцовым, с утра пораньше. Я к этому времени успел выспаться, размяться, собраться и насмотреться в окно на двор в ожидании. Мой бессменный водитель ефрейтор Бояринов, оставив "Хорьх" под окнами, с большим пакетом в руках поднялся на лифте на мой этаж и собирался уже звонить в дверной звонок, когда я открыл дверь. Мы обнялись, оба были рады встрече. Хоть Николай и был немного обижен за то, что был оставлен на базе. Он привез мои награды и комплект формы, да вдобавок ко всему прихватил еще пакет с продуктами, взятыми из столовой, а то вдруг я тут голодный. По дороге в штаб 2-й МСДОН он успел вывалить мне часть батальонных новостей о том, кто на месте, чем занят и чем народ кормят.

В штаб дивизии меня пустили только после длительного ожидания на КПП и пары звонков дежурному.

В отделении по начсоставу 2-й дивизии МСДОН меня встретил помощник начальника отделения интендант 1 ранга Бучнев Иван Дмитриевич. Мы с ним были знакомы с осени, когда занимались уточнением штатов батальона. Как мне показалось, был он чем-то озабочен и задерган. У него на столе стояло несколько высоких стопок личных дел комсостава.

— Добрый день Иван Дмитриевич. Старший лейтенант ГБ Седов после лечения в госпитале прибыл для дальнейшего прохождения службы.

-Это хорошо, что прибыли Владимир Николаевич. Долго в госпитале были?

— Три недели, ВВК признан годным к строевой. Вот мои документы, не в курсе, что с моим дальнейшим предназначением?

— Понятно.— Просмотрев предписание, сказал Бучнев. — В отношении вашего дальнейшего прохождения службы ничего сказать не могу. К нам из Наркомата никаких отдельных распоряжений в отношении вас не приходило. По указанию Начальника ВВ командиры и бойцы вашего бывшего батальона по прибытию из госпиталей направляются на базу батальона. Видимо и вы вернетесь к своему прежнему месту службы. Вообще по этому вопросу вам лучше переговорить с Иваном Гавриловичем, может быть он, что еще в отношении вас знает. Сейчас он у руководства с докладом, должен вот-вот прийти. Хотите у нас здесь подождите его.

— Спасибо.

Майора Иванова долго ждать не пришлось. Я не успел присесть на предложенный стул и обмолвиться парой слов как он появился в дверном проеме. Иван Гаврилович пригласил меня к себе в кабинет.

— Владимир Николаевич, а ведь я вам ничем помочь не могу. — Отвечая на мой вопрос, сказал майор. — Распоряжений в отношении вас не поступило, вашего личного дела у нас нет. Все что у нас есть так это ваша учетная карточка и сообщение из госпиталя. Бригада, созданная на базе вашего батальона и которой вы командовали в Минской группе войск, сейчас передана в НКО и продолжает сражаться в Белоруссии. Оставить вас в резервной группе командного состава нашей дивизии до решения вопроса о вас не могу. Так как в начале февраля у нас работала комиссия из Отдела по начсоставу Управления ВВ НКВД СССР, во главе со старшим помощником начальника 1 отделения старшим политруком Меркуловым, в акте которой было указано что ввиду того, что дивизия выполняет особо важные задания необходимо категорически запретить назначение на должности лиц находившихся в окружении, а указанный личный состава должен быть передан в НКО. У вас в батальоне практически все попадают под это указание. Так что все вопросы по вашему дальнейшему предназначению надо адресовать к бывшему начальнику нашей дивизии, а ныне Начальнику Внутренних войск НКВД СССР генерал-майору Шередега Ивану Моисеевичу или к его заместителю старшему батальонному комиссару Бисярину.

— И что мне теперь делать? Ехать в Отдел кадров Управления войск НКВД?

— Не спешите. Я только объясняю вам ситуацию. Ваш батальон с приданными подразделениями по штату числился в Учебной бригаде, прикомандированной к нам согласно пункта 3 приказа НКВД СССР Љ 001479 от 05 октября 1941 года о формировании нашей дивизии. Фактически бригада нам не подчиняется и находится в непосредственном подчинении Наркома. Вот вам туда и надо обратиться... (Спрашивается чего тянул? Направил бы сразу и всех дел!). Да я забыл сказать, что часть подразделений ранее числящихся в составе вашего батальона приказом наркомата стали строевыми частями нашей дивизии.

— А можно об этом поподробнее?

— О переформировании авиагруппы Паршина я думаю, вы знаете?

— Да. В общих чертах.

— При формировании в смешанную авиадивизию нее вошли подразделения авиагруппы, а также ваши зенитный дивизион, рота связи, часть транспортной и ремонтной рот. Батальонная тактическая группа, которой командовал лейтенант Козлов, в боях понесла большие потери в личном составе и технике поэтому в конце февраля ее расформировали. Управление группы, танковый батальон, мотострелковая и тыловая роты, самоходные артиллерийский и минометный дивизионы вошли в состав нашей дивизии. Лейтенант Козлов оставлен заместителем командира танкового батальона. Школа снайперов теперь тоже в составе нашей дивизии.

— Понятно, а что вообще осталось от моего батальона?

— Не так уж и мало. По штату в нем 4 роты — егерская, две штурмовые и рота тяжелого вооружения. База, подразделения обеспечения, часть ремонтной и учебной рот тоже сохранились. Приедете к себе на место все сами увидите...

После всего услышанного настроение у меня резко испортилось. Идя мне навстречу, Иван Гаврилович по телефону связался с начальником штаба ОМСБОН майором Злобиным и своим однофамильцем начальником оргстроевого отделения бригады капитаном Ивановым последний мне помог понять, куда же мне направляться и что делать. Для начала Сергей Алексеевич предупредил, что мне не в коем случаи нельзя без личного разрешения комбрига появляться в Отделе Кадров НКВД СССР для получения назначения. Рекомендовал приехать к нему и сдать свои документы, а пока я буду ехать, он сам свяжется с ОК и решит по мне все вопросы.

Не теряя времени, поехал в штаб Отдельной мотострелковой бригады особого назначения. Хорошо, что был на машине, а то пешедралом мотаться из одного конца города в другой тяжко. Настроение было откровенно плохое, подстать погоде. Еще вчера была метель и стояла зима, а сегодня зарядил дождь и все развезло. Так и у меня от новостей утром было неплохое, а к обеду хуже некуда. Жалко и обидно было видеть разрушение того над чем бился столько времени.

К моему приезду в бригаду все уже было решено, согласовано и одобрено. Не зря же говорят, что в кадрах решают все. Капитан Иванов сразу же мне сообщил, что на основании Приказа НКВД СССР от 18 января 1942 года Љ 00145 из 2-го отдела Наркомата создано IV-е управление НКВД СССР, куда теперь бригада и входит. Во главе Управления стоит Судоплатов. Реорганизация коснулась и нас. Мой батальон был официально выведен из состава бригады, прошедшей очередное переформирование. Батальон оставался воинской частью подчиненной лично Наркому и начальнику IV-го управления НКВД СССР. Он сохранял свой номер и оставался в списке Действующей армии, а я оставался его командиром, поэтому удостоверение мне менять не стали. Неизвестно по какой причине батальон теперь по всем официальным документам будет числиться в качестве четвертого батальона Московского мотострелкового истребительно-диверсионного полка УНКВД Москвы и Московской области. При этом вся батальонная корреспонденция и текущие вопросы в рабочем порядке будут решаться через ОМСБОН. Печать и штампы в батальоне остаются старые. Представляться руководству полка и УНКВД мне было не обязательно, они об этом предупреждены.

Почему и зачем нужны эти организационные перетрубации в родном ведомстве, лично мне и кадровику были непонятны. Но раз так сделано, значит надо, а раз так, то приказы не обсуждаются, они выполняются.

— Сергей Алексеевич, вы не в курсе, что с мои бойцами, оставшимися в Минске?

— Бригада, сформированная на базе вашего батальона, продолжает сражаться в Белоруссии. В подразделениях были большие потери и ее пополняли за счет бывших военнопленных прошедших "фильтр". Поэтому в феврале она передана из НКВД армейскому командованию. Раненые бойцы вашего батальона и прикомандированные к вам из истребительных батальонов после выздоровления возвращаются на вашу базу. Сколько сейчас продолжают сражаться под Минском ваших бойцов, точно сказать не могу, так как сведения из НКО и из наркомата Белоруссии к нам не поступают. После вашего ранения бригадой командовал Акимов, затем Григорьев. Оба ранены и находится на лечении в госпиталях. Сегодня получили сообщение, что Григорьев находится в госпитале под Воронежем.

— Не знаете, а где Акимов?

— Его тяжело ранили, приблизительно через неделю после вас и он был эвакуирован в Брянск. Последнее сообщение о нем получено оттуда из эвакогоспиталя. Насколько я знаю, всех прибывших из Белоруссии отправляют на лечение в Тамбовскую область, так что вполне возможно вы с ним там разминулись...

В разговоре коснулись мы и вопросов переформирования батальона. Со слов Иванова выходило, что этот вопрос перед руководством наркомата с начала октября прошлого года неоднократно поднимался командованием 2-й МСДОН. Довольно долго удавалось этого избежать, так как против этого выступали полковник Третьяков и лично товарищ Берия. В январе поступил приказ Ставки о формировании смешанной авиадивизии на базе АГОН Паршина, под это дело и началось растаскивание батальона. Делалось это под благовидным предлогом укомплектования дивизии необходимыми строевыми подразделениями тяжелого вооружения, в том числе танковыми и артиллерийскими, улучшения подготовки специалистов и необходимостью передачи боевого опыта личному составу 2-й МСДОН. Особенно оно ускорилось после гибели во время авианалета полковника Третьякова и большой группы бойцов, подготовленных для действий в тылу врага...

Иванов был так любезен, что ознакомил с новым штатом батальона. Ограбили всего. Ну не совсем конечно, но тем не менее. Согласно нового штата утвержденного Наркомом в конце февраля этого года мой батальон становился "Отдельным штурмовым батальоном войск НКВД". Теперь он состоял из — управления; штаба; 4-х рот (1 егерская, 2 штурмовые и рота тяжелого вооружения); подразделений управления; взводов связи и автотранспортного; отделений: химиков, саперов, материального обеспечения. Численность батальона была определена в 856 человек, в том числе 31человека комсостава, 27 человек политсостава, 14 человек начсостава и 108 чел. младшего комсостава, 676 человек рядового состава. Кто-то основательно поработал в определении, что нам нужно из вооружения и техники. Все, то о чем я еще осенью говорил Берии, было полностью учтено и творчески доработано. Одних грузовиков (да не каких-то там, а ЗиС-5 или трофейных трехтонных) нам было предписано иметь 23. Пушечных бронемашин — 5, бронетранспортеров "Ракушка" ( переделанных из БТ) в различном исполнении — 36, противотанковых орудий на механической тяге — 4. станковых пулеметов ДШК -12, ручных пулеметов -72, автоматических гранатометов — 18, ЗПУ ПВО на базе тех же ЗиС-5— 4 шт, снайперских винтовок — 72, ППД — 177 и много-много другого стреляющего и не очень имущества. За нами оставалась база (теперь содержавшаяся по отдельному штату). Кроме того к батальону прикомандировывались на постоянной основе 2 отдельные штурмовые роты (комендатуры Московского Кремля и УНКВД по Москве и Московской области), отдельные учебная и комендантская роты. Все эти подразделения раньше были наши, но теперь были выведены в центральное подчинение. А я-то на начальство обижался!

Хоть это было и необязательно, но я съездил и представился своему номинальному полковому начальству.

Командовал полком майор Сергей Яковлевич Сазонов, пришедший на полк с должности командира Балашихинского районного истребительного батальона НКВД СССР. На своем посту он сменил полковника Махонькова, отозванного в аппарат регионального УНКВД. С Сергеем Яковлевичем, с комиссаром полка батальонным комиссаром Кузнецовым и начальником штаба майором Казначеевым Сергеем Ивановичем общий язык нашли быстро они тоже не раз рейдовали по немецким тылам и участвовали в боях, так что поговорить и вспомнить было о чем. Неплохо пообщались за чашкой чая.

Истребительный мотострелковый полк УНКВД по г. Москве и Московской области был создан 17 октября 1941 года из истребительных батальонов Красногвардейского р-на (469 чел.), Коминтерновского (498 чел.) и из работников УНКВД г. Москвы и Московской области. По состоянию на 25.10.1941 года общая численность личного состава составляла 1914 человек. В составе Действующей армии с 15 ноября 1941 года. В ноябре 1941 года дополнительно из бойцов, поступивших из районных отделов УНКВД, а также истребительных батальонов Подольского района Московской области, Калининской и Ивановской областей был сформирован 4-й батальон, а позже — кавалерийский эскадрон. Как и мы, они участвовали в параде на Красной площади 7 ноября. Правда, в отличие от нас они практически сразу же убыли на фронт. Основной задачей полка была рейдовая разведывательная и диверсионная деятельность в тылу врага. Полком было сформировано и направлено в тыл врага 135 диверсионно-разведывательных групп и отрядов общей численностью 4065 чел., которыми только в ноябре-декабре 1941 года уничтожено около 1500 солдат и офицеров противника. В ходе несения службы заграждения на важнейших стратегических коммуникация в Московской зоне задержано свыше 200 агентов немецко-фашистской разведки. В боях и рейдах подразделения и отряды полка понесли большие потери. Из-за этого полк в соответствии с приказом начальника УНКВД Москвы и области от 27 января 1942 г. был переформирован в трехбатальонный. В него вошли отдельный кавалерийский эскадрон УНКВД, все истребительно-диверсионные отряды и разведывательные группы, действовавшие за линией фронта на территории Московской области. Большой неожиданностью для командования полка стал приказ о прикомандировании к ним нашего батальона и последующие за этим распоряжения о нашей "самостийности". В принципе никаких лишних вопросов в связи с этим у командования полка не возникло, мало ли что в жизни бывает и что начальство придумает. Так что к этому оно отнеслось философски.

С марта подразделения полка действуют на территорию Смоленской, Калининской и Орловской областей. Часть бойцов, вернувшихся из тыла врага, обучалась в спецшколе подрывников УНКВД, располагавшейся в Покрове Московской области. Выделялись люди и для обучения у нас на Базе по программе штурмового отряда. Как по секрету сказал Иванов, Журавлеву (начальник УНКВД Москвы и области) очень понравился наш СОБР вот и решил подстраховаться, на случай если нас вновь куда-либо отправят, создать такой же отряд при своем Управлении...

Короче говоря, расстались мы друзьями. Из полка я уехал к себе в батальон. Дел там в мое отсутствие накопилось море.

* * *

* * *

5 марта 1942 года Франц Гальдер записал в своем дневнике: "Потери с 22.6.1941 года по 28.2.1942 года: Ранено — 22 119 офицеров, 725 642 унтер-офицера и рядового; убито — 8321 офицер, 202 251 унтер-офицер и рядовой; пропало без вести — 792 офицера, 46 511 унтер-офицеров и рядовых. Итого потеряно 31 232 офицера и 974 404 унтер-офицера и рядовых. Общие потери сухопутных войск (без больных) — 1 005 636 человек, то есть 31,40 процента средней численности сухопутной армии на Восточном фронте (3,2 миллиона).

Обстановка. Без существенных изменений. В Крыму — затишье из-за распутицы. На Украине атаки противника отбиты. К югу и юго-западу от Сухиничей усиливается натиск противника. На флангах 4-й танковой армии и на северном участке 23-го армейского корпуса противнику удалось вклиниться в наше расположений, но не глубоко. Группа армий "Север". Никаких изменений. Натиск русских против 2-го армейского корпуса не ослабевает."

Глава.

Тихо ночь опускается в горы,

Солнцу месяц выходит вослед.

Покидает гранитные норы

В это время чечен-маджахет.

Притаится в ночи за скалою,

Средь знакомых, изведанных гор,

И готовясь к смертельному бою,

Передернет упругий затвор.

И начнётся в ущелье потеха.

Что ж солдат, выпал жребий тебе:

Вдруг зальётся кавказское эхо,

Вторя в такт автоматной стрельбе.

Затрещит вскоре дробь пулемёта,

Смерть взметнётся в подлунную муть,

И из наших конечно кого-то

Пуля тронет в славянскую грудь.

После в общем успешного боя

(Враг отбит и почти без потерь)

В гроб уложат солдата— героя,

Чтоб отправить куда-нибудь в Тверь.

Похоронку семейству солдата

Военком перешлёт, что родной

Был убит мол тогда-то, тогда-то,

Мол погиб, как боец и герой...

А солдата схоронят, как многих,

Уж солдат схоронили окрест:

Водрузят средь крестов одиноких

На кладбище ещё один крест.

А потом и другие, другие

Так же примут в кровавом бою

Смерть за родину — смерть за Россию —

За Россию святую свою!

Павел Иванов-Остославский

Не успел я, как следует заняться батальонными делами, как поступило указание из Наркомата срочно прибыть к начальнику 2-го Управления НКВД комиссару госбезопасности 3 ранга Федотову. Честно говоря, меня, как и всякого человека, которому есть, что скрывать охватила тихая паника.

Из прошлой жизни я знал, что 2 Управление НКВД это контрразведка на которое возложены следующие задачи: учет и разработка германских разведорганов и осуществление контрразведывательных операций; выявление, разработка и ликвидация агентуры спецслужб противника в Москве; оперативная работа в лагерях военнопленных и интернированных; наблюдение и контроль за разработками местных органов НКВД; учет и оперативный розыск агентуры противника, предателей и пособников фашистских оккупантов; охрана дипломатического корпуса, обеспечение очистки освобожденных от оккупантов городов и районов от оставленной здесь агентуры противника и организация в них оперативной работы.

Вот только где я, а где контрразведка! Нет, в своей деятельности мне, конечно, постоянно приходилось пересекаться с "контриками". Как-никак по немецким тылам "шарились" и со всякой "швалью" общались, захватывали предателей и сотрудников спецслужб Германии, секретные документы и т.д. и все это передавали контрразведчикам. Да и проверкой бойцов в батальоне после выхода с оккупированной территории "контрики" занимались. Здесь в Москве осенью прошлого года вместе активно работали и по охране центра города и по бандитам и по диверсантам. Уровень общения был соответствующим с моим званием и должностью. А тут вызов и куда — к самому начальнику контрразведки! Как мне не заволноваться и не запаниковать. Дела в батальоне вроде были в порядке. Сведений о том, что кого-то из бойцов задержала контрразведка, не поступало. Утраты секретных документов, что мной что бойцами и командирами не было. Так что зачем меня вызывать да тем более так "высоко" непонятно. Если я где только наследил! Был за мной такой грешок и не один. Одно письмо Сталину чего стоило. Да и потом не по-детски чудил и когда в Бресте служил, и когда по тылам шли, и тут в Москве, если честно натворил дел. Если меня раскрыли, то могли бы и пониже кому поручить решить со мной вопрос, а не дергать на самый верх. Уклоняться от встречи не имело смысла опасность надо встречать в лицо. Так что будет то и будет...

В установленное время я чисто выбритый, в повседневном обмундировании был в указанном кабинете. Там меня ждал мужчина лет сорока. Очки в тонкой металлической оправе на слегка полноватом, интеллигентном лице, задумчивый взгляд делали его больше похожим на университетского профессора, нежели на высокопоставленного руководителя Лубянки. Вот только "иконостас" говорил о другом. На гимнастерке комиссара госбезопасности 3 ранга поблескивали ордена "Боевого Красного Знамени", "Красной Звезды", "Знак Почета", медаль "ХХ лет РККА", знаки "Заслуженный работник НКВД" и "Почетный работник ВЧК — ГПУ".

— Присаживайтесь Владимир Николаевич. Разговор у нас с вами будет долгим. Как вы себя чувствуете? Вошли в курс дел своего батальона? — Первым начал разговор комиссар 3 ранга.

— Чувствую себя хорошо. Готов выполнить любое задание партии и правительства. — Ответил я.

— Это неплохо. Возвращаться в Минск вам с вашими подчиненными не придется. После падения "Лидского угла" и оставления нашими войсками Докшицы положение войск 1-го Белорусского фронта осложнилось, тем не менее, им пока удается удерживать занимаемые позиции. И это не смотря на то, что против них действует 6 дивизий врага и 3 дивизии их союзников. Это связано с тем, что немецкие войска там не проявляют особой активности. В первую очередь они заняты удержанием занятых рубежей и охраной своих коммуникаций в Литве и Белоруссии. Во вторых тем, что основные усилия ГА "Центр" и "Север" сейчас направлены на отражение наших атак в районе Суража, Велижа, Ржева, Сычевки, Вязьмы и решения вопроса с "Демянским котлом". Для того чтобы остановить наше продвижение командованию вермахта срочно нужно изыскать резервы и избежать больших потерь в людях и технике. В противном случаи в результате действия наших войск в окружении может полностью оказаться вся ГА "Центр", а это около 1 мил. человек из наиболее подготовленных войск Германии. Именно поэтому немецкое командование и вынуждено, в какой-то степени мириться с положением в Белоруссии. Но ненадолго. Как только немецкое командование соберет достаточно сил и средств оно обрушится всей своей мощью на 1-й Белорусский.

Естественно оставлять 1-й Белорусский один на один с врагом никто не будет. Туда запланировано перебросить дополнительные подразделения десантников и армейской тяжелой пехоты, снаряжение и продовольствие. Боюсь, что это пока все чем мы можем помочь вашим сослуживцам. По большому счету мы сейчас наступать на фронте кроме отдельных участков тоже не можем. Войска устали, им требуется отдых и пополнение. Нужно подтянуть резервы, восстановить технику, накопить необходимые материальные средства, решить целый комплекс других вопросов. Как только это будет сделано, войска вновь перейдут в наступление, в том числе и те подразделения, которые вы подготовили и еще подготовите у себя на учебной базе.

Для вашего же батальона предусмотрена несколько другая работа.

— Владимир Николаевич скажите, что вы знаете о Кавказе? Я не спрашиваю о географических данных. Меня в первую очередь интересует, что вы знаете об истории Кавказа, отношениях между народами населяющих его.

— Только то, что преподавали в школе и училище, товарищ комиссар госбезопасности 3 ранга. Считаю, что неплохо знаю историю завоевания Российской империей Кавказа и Закавказья в ходе Русско-Турецких и Русско-Персидских войн, восстания Шамиля, боев в период мировой и Гражданской войны. — Ответил я. Не буду же я говорить о том, что в прошлой жизни специально изучал тот регионе в институте; что нам давали дополнительные сведения в период подготовки командировок на Северный Кавказ и академии; о посещении там музеев, мест боев и прочих исторических объектов; изучении документов и карт, посвященных тем событиям; бесед с теми, кто собирал материалы для своих исследований по проблеме националистических движений на Кавказе. Да и личный опыт никто не отменял. Три года 1-й Чеченской тоже немало значат.

-Что ж довольно много. Особенно с учетом того, что многие наши командиры даже половины этого не знают. Вам это поможет понять, то о чем у нас пойдет речь. Наш Нарком озабочен ситуацией складывающейся на Северном Кавказе. Там действительно все очень сложно и есть угроза удара по нашим войскам с тыла со стороны ряда преступных элементов и германских наймитов из числа кавказских народов. Чем это грозит, понимаете?

— Да. Прорывом фронта, захватом Кавказа, соединением немцев с турками и как минимум потерей юга страны.

-Что ж вы все правильно описали. За 4 дня до нападения Третьего Рейха на Советский Союз 18 июня 1941 года — был подписан германско-турецкий договор. Текста договора мы пока не имеем, но сомневаться в том, что он направлен против нас не приходится. Характер военных приготовлений Турции не оставляет никаких сомнений относительно реальных целей. В стране началась мобилизация и концентрация трех четвертей примерно миллионной армии на советско-турецкой границе. По нашим сведениям Турция держит там наготове порядка 20 дивизий. Пошли "пограничные инциденты". До открытого противостояния пока не дошло, но все может измениться. Думается, что в случаи захвата Кавказа немецкими войсками они выступят на стороне Германии.

После смерти в 1938 г. отца-основателя современной Турции Кемаля Ататюрка советско-турецкие отношения ухудшились до такой степени, что уже весной 1940 г. Анкара серьезно рассматривала участие турецких войск во вторжении британо-французского корпуса в Закавказье. Операция планировалась на февраль-апрель 1940 г., а командовать объединенной группировкой готовился французский генерал Максим Вейган, впоследствии один из влиятельных капитулянтов "вишистов". По нашим сведениям в 1940 г. генерал объяснял сослуживцам: "С помощью десантов в Батуми и, возможно, в Баку мы войдем в Россию, как нож в сливочное масло". Германия тогда дала понять Лондону и Парижу, что в случае британо-турецко-французского нападения на СССР приостановит военные действия. Главным условием вторжения Англии и Франции в Закавказье было продолжение советско-финляндской войны, чтобы вынудить СССР воевать на два фронта, однако конфликт с Финляндией закончился быстрее, чем ожидали в Лондоне и Париже. С 1941 г. турецкая внешняя политика стала откровенно прогерманской.

В конце июля 1941 г. на совещании руководителей республик Закавказья Иосиф Виссарионович сказал: "Турция снабжается германским оружием. Вдоль ее границы с СССР создаются базы для иностранных войск. Резко участились турецкие провокации на границе с нашей страной. Нападения Турции на СССР, с участием германских подразделений в Турции, которые наверняка скоро прибудут, нужно ожидать в ближайшее время. Поэтому мы будем усиливать 45-ю армию в Закавказье. Кроме того, советские войска вместе с британскими союзниками вскоре вступят в Иран, чтобы закрыть его от германо-турецкого вторжения". Сталин напомнил и о "турецкой агентуре на Кавказе, в Крыму, Средней Азии, автономиях Урала и Поволжья". По его словам, идея "Великого Турана" в республиканской Турции отвечает интересам Германии.

По данным Наркомвнешторга СССР, объем поставок из Турции разнообразного сырья в Германию увеличился в более чем в два раза, в том числе промышленного — в три раза. Одновременно наш товарооборот сократился за это время в четыре раза. Турция ни разу не нарушила германо-турецкие экономические соглашения и контракты, однако соглашения Турции с СССР и контракты с советскими предприятиями турецкая сторона постоянно нарушает. По некоторым сведениям Берлин за участие в войне против нашей страны обещает Турции создать единую северокавказскую автономию и крымско-татарскую автономию за исключением Севастополя, Феодосии и Керчи, а также автономную область "Идель-Урал" мусульманские автономии Поволжья-Урала под совместным протекторатом Германии и Турции. Кроме того, Германия намеревается передать Турции Аджарию с постоянной дислокацией в Батуми германского и итальянского ВМФ, Нахичеванский регион и Месхетию (юго-западную Грузию).

Так что участие в войне Турции на стороне Германии более чем вероятно. А с учетом наличия турецкой агентуры на Кавказе это очень опасно для нас. Как вы считаете, национальный вопрос в нашей стране решен?

— Я думаю да. Ведь в своем труде "Марксизм и национальный вопрос" Сталин дал основу решения национального вопроса в нашей стране. Хотя какие-то пережитки от царского режима остались, в том числе и Кавказе.

— Это хорошо, что вы знакомы с работами товарища Сталина. Тем не менее, этот вопрос до сих пор не решен. Есть довольно большая напряженность в отношениях между нациями и народностями в Средней Азии и на Кавказе. Это действительно наследие царской политики колонизации местного населения. Тем не менее, такие конфликты есть и чаще всего они носят антирусский характер.

В начале года крайне тяжелое положение создалось в городах Средней Азии: Ташкенте, Алма-Ате, Фрунзе, Джамбуле, Чимкенте и др., где организованные на национальной почве вооруженные банды, группы, шайки дезертиров, преступников-рецидивистов совершают дерзкие, опасные преступления: убийства, разбои, изнасилования, крупные кражи. Чаще всего в качестве пострадавших выступало русское население. По указанию ГКО наш наркомат командировал в Ташкент бригаду Главного управления милиции во главе с начальником отдела уголовного розыска Овчинниковым. В течение февраля месяца в городе и его пригородах бригада обезвредила ряд крупных вооруженных банд. По приговору военного трибунала несколько бандитов были расстреляны, остальные задержанные получили большие сроки. Решительные меры по наведению порядка в Ташкенте способствовали укреплению порядка и в других городах Средней Азии. Тем не менее, напряженность между нациями и народностями остаются. Ликвидировать и предотвратить их пока не получается. Об этом не принято особо говорить, чтобы еще больше не разжигать межнациональные конфликты особенно в период ведения боевых действий. Можно с большой долей правды считать, что политика формирования частей РККА по национальному признаку провалилась. Напряженность между русскими и другими национальностями, населяющими Советский Союз, есть и некоторым данным продолжает усиливаться.

Немецкая разведка это знает и сделала ставку на это. Занимается этим Абвера-2. В его задачи входит — саботаж, диверсии, террор, поддержка повстанческих движений, разложение армий противника. Все эти задачи были сформулированы еще в 1935 г. и с особой тщательностью выполняются. Для решения этих задач уже в мирное время в соответствующих странах следовало наладить контакты с отдельными лицами, согласными при необходимости оказывать тайное сопротивление своим правительствам и проводить мероприятия по подавлению воли населения к отпору. Кроме подготовки диверсантов и террористов, их заброски в тыл противника, разработки и изготовления средств террора, организации диверсий и терактов Абверу потребовалось — создание специальных отрядов из национальных меньшинств в тылу государств противника и организация воинских формирований из этого же числа для захвата в тылу противника стратегически важных объектов, с целью их уничтожения или сохранения до подхода передовых армейских частей.

Именно с этих задач началась практическая работа германской разведки с "пятой колонной" русской эмиграции и сепаратистов дореволюционной России. В мае 1941 г. для непосредственного руководства разведывательной деятельностью на советско-германском фронте наряду со штабом "ВАЛЛИ" созданы боевые органы и в немецкой службе безопасности (СД). Это несколько подразделений, так называемых рефератов в научно-исследовательских центрах по изучению стран Востока.

Отделение "А" — ведает материальным обеспечением: боеприпасы, радиоаппаратура, взрывчатые вещества для агентурно — диверсионных групп, которые планировалось забросить в тыл Красной армии.

Отделение "В" — агентурно — разведывательная работа на европейской части СССР.

Отделение "Н" — организация диверсий на Кавказе.

Подреферат "Д" — агентурно-раведывательная работа на территории советских республик Средней Азии.

По нашим сведениям, координацией деятельности органов немецкой военной разведки службы безопасности СД и разведывательного бюро Риббентропа некоторое время руководит полковник фон Нидермайер, в прошлом видный немецкий дипломат, авторитетный специалист по России. В 20 — 30-е годы — он был немецким военным атташе в Москве. Он в преддверии войны с нашей страной выступил с предложением о создании для действий против советских войск "Туркестанского легиона" — националистических мусульманских организаций. Речь шла о создании Туркестанского, Волго-татарского комитетов, Крымского центра, Азербайджанского, Северо-Кавказского, Армянского, Грузинского штабов. С октября прошлого года в вермахте уже идет формирование "Туркестанского легиона". У немецких разведорганов есть планы по разыгрыванию "мусульманской карты" против Советского Союза". Для этого они активно используют мусульманскую и грузинскую эмиграцию.

Грузинский журналист М. Кедия с 1927 г. проживал в Париже, где примкнул к партии грузинских социал-демократов. В 1941 г. переехал в Берлин и вступил в немецкую армию, сотрудничал с гестапо, вошел в руководящий состав грузинского комитета.

Русская эмиграция с южных территорий бывшей Российской империи, Северного Кавказа и Закавказья достаточно компактно распространилась в страны южного пояса — Турцию и Иран, отчасти Афганистан. После окончания Гражданской войны в Стамбуле был учрежден Объединенный комитет по борьбе с большевизмом, который призвал к созданию союза самостоятельных окраинных национально-государственных образований, куда должны были войти Украина, Азербайджан, Грузия, а также казацкие области и территории под названием Горская республика — это Дагестан, Чечня и сопредельные с ними территории. Однако комитет не прижился, потому что после освобождения всего Кавказа от большевиков считал необходимым постепенное воссоздание империи под властью российского императора. Именно это и не устраивало тех, кто финансировал эмиграцию и оказывал ей поддержку.

Внук имама Шамиля, руководителя сопротивления горцев русским войскам в Кавказскую войну, Саид Шамиль долгое время проживал в Турции и руководил Комитетом азербайджанско-горского объединения. Во время Первой мировой войны он воевал на русско-турецком фронте, на стороне кайзеровской Германии. По окончании войны, на родине предков, он пытался воевать и с советской властью. На Кавказе Саидбей впервые появился в июле 1920 года, приехав из Константинополя в Тифлис. Со временем его ввели во французскую миссию и представили грузинскому правительству. После денежной поддержки последних в октябре Саид выехал в Дагестан, где встретился с Имамом Северного Кавказа Нажмутдин-эффенди, заключил с ним соглашение и открыл боевые действия против большевиков. Успех был недолгим. С подходом красных частей ему пришлось оставить Дагестан и с небольшим окружением перейти в Чечню. Весной 21-го, когда Красная армия захватила всю Грузию, Шамиль бежал из Чечни в Турцию. Немецкая разведка вышла на Шамиля в феврале 1935 года. Нам известно, что одним из важнейших принципов совместной работы с немцами Шамиль считал резкое отделение деятельности кавказцев от деятельности украинцев, в которых он видел большую опасность: "Сильная Украина, в общем, представляла бы для Кавказа такую же опасность, что и сильная Россия, так как нежелательная политическая и экономическая экспансия Украины шла бы по направлению Кавказа. При таком положении грузины также представляют опасный, как объединенный с Украиной, элемент. Грузины — почти такие же враги кавказских мусульман, как и армяне, но в то время, как армяне высказывают открыто свое врожденное отношение к ним — грузины всегда играют с закрытыми картами..."

Партия "Мусават", основанная в 1912 г., последовательно стремилась к приходу к власти в Азербайджане и отделению Кавказа от России. В 1918 г., когда турецкая армия помогла азербайджанскому правительству перебраться в Баку, "Мусават" встала под покровительство Турции. Во главе партии со дня ее создания стал Расул — заде — туркофил, националист и русофоб. Когда власть в Азербайджане перешла к большевикам, "мусаватисты" бежали за границу. До 1934 г. эта партия была единой, но потом последовал ее раскол на Варшавскую и Стамбульскую группы. С середины тридцатых руководство "Мусавата" стало активно сотрудничать с немцами. После начала войны наиболее влиятельные деятели эмиграции были приглашены в Берлин. Представитель МИД Германии Шуленбург на совещании предложил всем течениям, сложившимся к тому времени, объединиться в единый азербайджанский комитет (мусаватистов Расул — заде, сторонников Векилова — отколовшихся старых членов партии и Азербайджанскую народную партию). Вот только работу комитета наладить не удалось. Разговоры о независимости немцев не устраивали. Их больше интересовали вопросы формирования и подготовки национальных легионов из числа военнопленных и эмигрантов.

14 июля 1934 г. в Брюсселе был подписан договор о создании конфедерации народов Кавказа. Текст документа подписали: за Азербайджан — Расул — заде; за Севернй Кавказ — Чулик, Шакманов и Сунжев; за Грузию — Жордания, бывший председатель грузинского правительства...

Одним из лидеров Крымских татар в эмиграции является Джафар Сейдаметов. В 1918 г. он, председатель Крымского национального правительства и одновременно министр иностранных дел, возглавлял крымскую делегацию на переговорах с немцами. При отступлении Врангеля из Крыма эмигрировал в Турцию. Был лидером народной партии крымских татар. Через 2-й отдел польского генштаба Сейдаметов получал жалование в 1000 злотых ежемесячно. Но накануне войны, как и многие лидеры других этносов, переключился на работу с немцами. В сентябре 1941 г. его принял Гитлер, а на следующий день в его доме состоялось совещание под председательством Саида Шамиля, на котором рассматривались вопросы, связанные с засылкой в Крым и на Кавказ через Сирию и Иран агентуры, которую можно было бы использовать для подготовки восстания при подходе немецких войск к этим регионам.

Осенью прошлого года нам стало известно, что в лагере "Штранс", группы 2А отдела "Абвер — 2" управления "Абвер-заграница", расположенном в 5 км от г. Нойхаммера, по инициативе шефа военной разведки Германии адмирала Канариса было сформировано специальное воинское подразделение — батальон "Бергманн" ("Горец"). Его основное предназначение — подрывная работа на Кавказе и в Закавказье. Командиром этого подразделения назначен один из главных специалистов германской военной разведки по "восточному вопросу" профессор и капитан Абвера Теодор Оберлендер. До войны он был специалистом по изучению народов Востока, особенно Кавказа. Считается весьма неординарной личностью. К Гитлеру якобы относится неоднозначно. Числится как протеже самого Канариса, который якобы несколько раз спасал его от гестапо.

Оберлендер попал в наше поле зрения еще вначале 30-х гг., как личная конфиденциальная связь видных антисталинских оппозиционеров Бухарина и Радека. Не без их помощи Оберлендер обосновал причины военных неудач Белого движения, которые, по его мнению, проистекали из недостаточного внимания к национальным устремлениям разных народов России, особенно малых, и нерешенности вопроса о земле. С подачи Бухарина и Радека Оберлендер окончательно утвердился в той точке зрения, что народы Кавказа устали от политического угнетения русскими и что в этой связи необходимо создание добровольческих воинских формирований, которые сами освободят свои страны. То есть, в сущности, именно Бухарин и Радек надоумили его, а через него и германскую военную разведку, как надо структурировать и направлять сепаратистские настроения и движения на Кавказе, чтобы добиться сепаратного расчленения и распада Советского Союза на этом азимуте.

В 1934 г. Радек имел конфиденциальный разговор с Оберлендером, в котором принял участие также и гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох тот самый, что сейчас стоит во главе оккупационной власти на Украине. В ходе этой встречи обсуждались вопросы взаимного содействия военным кругам Германии и организации антисоветского военного переворота в СССР, в том числе и в условиях войны, включая и ситуацию искусственно организованного военного поражения СССР. Все контакты Радека с Оберлендером и другими германскими представителями фиксировались советской контрразведкой, однако из-за предательства, участвовавшего в заговоре наркома внутренних дел Г.Г.Ягоды, этим данным не был дан ход. Лишь после снятия Ягоды с поста наркома внутренних дел, Радеку и Бухарину припомнили все эти контакты и конфиденциальные беседы с немцами, вследствие чего они обоснованно были обвинены в сотрудничестве с германской военной разведкой. Однако и тогда до конца не были выявлены все аспекты их подрывной антигосударственной деятельности. Только тогда, когда стало известно о создании батальона "Бергманн" во главе с Оберлендером, стало понятно, откуда и каким образом дует ветер по разжиганию сепаратистских настроений и движений на Кавказе. Были подняты материалы 30-х гг. и мы смогли увидеть, на базе каких конкретно рекомендаций подонков и предателей Бухарина и Радека действует Оберлендер. Соответственно, были разработаны и меры по пресечению его подрывной деятельности.

Заместитель у Оберлендера — обер-лейтенант фон Кутченбах, уроженец Грузии. В батальоне также служит лейтенант Кресс фон Крейссенштайн, отец которого в годы Первой мировой войны формировал "Грузинский легион им. царицы Тамары" в составе Рейхсвера.

Батальон насчитывает 1500 человек, разделенных на пять рот. Национальный состав смешанный. В состав 1-й роты входят грузины и немцы, 2-й — уроженцы Северного Кавказа, 3-й — немцы и азербайджанцы, 4-й — грузины и армяне. 5-я рота — штабная — примерно 30 человек из белоэмигрантов всех национальностей, командный состав — немцы. В состав спецподразделения вошла группа грузинских эмигрантов из числа сотрудников Абвера, действующих под кодовым наименованием "Тамара-2". Ранее этой группой руководил А. М. Циклаури, его сменил на этой должности Г. Габлиани. Немецкий состав в батальон пришел из 1, 2, 3-й горно-стрелковых дивизий германской армии. Многие из них ранее неоднократно бывали на Кавказе. Непосредственно при штабе батальона есть взвод подрывников и группы специального назначения.

По некоторым данным немцы готовят силами грузин восстание на территории Грузии. Занимаются этим две агентурные группы: первая — "Тамара-1"-саботаж и вторая — "Тамара-2" — оперативная группа. Вышеупомянутые "Тамары" были сформированы во Франции при активном участии руководителя Грузинского Военного Комитета Михаила Кедия. В начале войны личный состав групп использовался для ведения разведывательно-диверсионной работы в тылу советских войск на Кавказе. Часть агентов окончила специальную разведывательную школу в 30 км от Парижа. В начале июля 1941 г. "Тамара-2", насчитывавшая до 80 человек, была направлена в Вену. Личный состав группы экипирован в униформу военнослужащих немецкой армии. Из Вены группа направлена в Бухарест. Позже она дислоцировалась в г. Фокшаны, затем в г. Браилове (Румыния).

Кроме подразделений "Бергманн" примерно в тоже время при учебном полке "Бранденбург-800", где готовят диверсантов, в лагере расположенном в 60 километрах от Берлина, сформирована зондеркоманда гауптмана Ланге. По нашим сведениям она состоит из адыгейцев, карачаевцев, кабардинцев и черкесов. Личный состав группы используется для разведывательно-диверсионных операций в нашем тылу и на территории Кавказа.

Военная кампания прошлого года явственно показала стремление вермахта прорваться на Кавказ. В случае реализации этих планов, страна лишилась бы основных источников добычи и переработки нефти, вольфрамо-молибденовой руды, что практически привело бы к неминуемому поражению в войне, а немецкая армия обрела бы достаточное количество нефти для развития своих дальнейших захватнических планов. Вполне естественно, что эти источники необходимы немецкому командованию целыми. По этим причинам немцами по ним не наносилось бомбовые удары. Несмотря на то, что в прошлом году были найдены крупные месторождения нефти на Урале, в Поволжье, Казахстане и Сибири на сегодня месторождения нефти в Баку и Грозном дают свыше 70% всего объема нефти и нефтепродуктов. К тому же грозненская нефть является фактически главным сырьем для производства высококачественного авиационного бензина и 100% смазочных материалов. Поставки ГСМ и масел поставляется в основном по железной дороге. Поэтому значение участков железной дороги Баку — Гудермес — Грозный — Прохладный и Махачкала — Грозный — Пятигорск — Армавир для нас неоценимо. Немецкое командование прекрасно это знает и потому предпринимает меры по воздействию на данные коммуникации и дестабилизацию нашего тыла. К этой работе они привлекли не только завербованную агентуру, прошедшую соответствующую подготовку, но и бандформирования из местного населения и дезертиров. Активно снабжая их оружием и боеприпасами.

По сути, на Кавказе нашим войскам приходится воевать на два фронта, так как удара можно было ожидать не только со стороны немцев, но и с тыла, со стороны местного населения. В качестве иллюстрации приведу следующие примеры только по одной республики Чечено-Ингушетии как наиболее яркой. За период 22.06-03.09.1941 на территории ЧИАССР отмечено 40 случаев бандповстанческих выступлений. Так в июле прошлого года, когда ваше подразделение геройствовала в оккупированной немцами Белоруссии, в нашем тылу была проведена войсковая операция с целью ликвидации остатков чеченских банд, укрывшихся в Хильдихароевском и Майстинском ущельях Ахалхевского района Грузинской ССР.

По приблизительным данным к осени 1941 года в бандгруппах, находившихся на территории Чечни, состояло около 40 тысяч человек, объединенных в 10 антисоветских банд. В начале октября, когда германское командование начало операцию по захвату Москвы, вспыхивают мятежи в Шатойском, Итум-Калинском, Галанчожском, Чеберлоевском и Шаройском районах ЧИ АССР, сопровождавшиеся расправой над советскими и партийными работниками, разгромом государственных учреждений и колхозов, уничтожением местных линий связи. К концу октября законная власть в горной Чечне фактически перестала существовать. Руководители республиканских и районных органов внутренних дел не смогли своевременно подавить эти выступления.

21 октября жители хутора Хилохой Начхоевского сельсовета Галанчожского района разграбили колхоз и оказали вооруженное сопротивление пытавшейся восстановить порядок опергруппе НКВД. Для ареста зачинщиков в район был послан оперативный отряд в составе 40 человек курсантов Грозненского пехотного училища. Недооценив серьезность ситуации, его командир разделил своих людей на две группы, направившиеся на хутора Хайбахай и Хилохой. Это оказалось роковой ошибкой. Первая из групп была окружена бандитами. Потеряв в перестрелке 4 человек убитыми и 6 ранеными, она в результате трусости начальника группы была разоружена и, за исключением 4 оперработников, расстреляна. Вторая, услышав перестрелку, стала отступать и, будучи окруженной в селе Галанчож, была также разоружена. В итоге выступление удалось подавить только после ввода крупных сил.

В с. Борзой Шатоевского района работники милиции задержали Джангиреева, который уклонялся от трудовой повинности и подстрекал к этому население. Его брат, Гучик Джангиреев призвал односельчан на помощь. После заявления Гучика: "Советской власти нет, можно действовать" собравшаяся толпа обезоружила работников милиции, разгромила сельсовет и разграбила колхозный скот. С присоединившимися повстанцами из окрестных сел борзоевцы оказали вооруженное сопротивление опергруппе НКВД, однако, не выдержав ответного удара, рассеялись по лесам и ущельям, как и участники состоявшегося чуть позже аналогичного выступления в Бавлоевском сельсовете Итум-Калинского района.

Тогда же по дополнительной мобилизации лиц 1922 года рождения из 4733 человек подлежащих призыву на военную службу 362 уклонилось от призыва.

Ввиду катастрофической нехватки сил для подавления такого широкомасштабного восстания в Тбилиси 21-25 октября на базе 8-го мотострелкового полка 76-й мотострелковой бригады войск НКВД был сформирован 178-й отдельный мотострелковый батальон, который в экстренном порядке перебросили в Чечню. Вооруженные выступления против советской власти были подавлены войсками НКВД только в первой декаде ноября. В начале декабря сводная оперативно-войсковая группа НКВД, ядро которой составляли 1-я и 2-я роты 178-го батальона, настигла и уничтожила в Урус-Мартановском районе бандгруппу Кайдова состоявшую из уцелевших мятежников. Часть рядовых мятежников возвратились в свои селения, но большинство вместе с организаторами и руководителями скрылись в горах и перешли на нелегальное положение, продолжая бандитские вылазки.

В конце декабря прошлого года 178-й мотострелковый батальон был доукомплектован и переформирован в 141-й стрелковый полк внутренних войск, с прямым подчинением начальнику войск НКВД СССР. Пунктом постоянной дислокации ему определена столица ЧИ АССР — город Грозный. На часть возложены задачи охраны органов власти, коммуникаций, линий связи и общего порядка в районе дислокации, борьбы с воздушно-десантными и диверсионно-разведывательными группами противника, бандформированиями, паникерами, дезертирами, дезорганизаторами тыла и распространителями дезинформации, а также эвакуации государственной собственности или уничтожения ее в случае угрозы оккупации территории противником.

В этом году обстановка в Чечне не улучшилась, а во многом даже ухудшилась. В январе при комплектовании национальной дивизии удалось призвать лишь 50 процентов личного состава. В феврале в селах Шатой и Итум-Кале поднял мятеж Шерипов.

Естественно, что данное положение на Кавказе у руководства страны вызывает обоснованное опасение, особенно в преддверии весенне-летней компании на фронте. Товарищ Сталин и Генштаб считают, что весной — летом этого года немецкое командование будет рваться на Кавказ и к Волге. Основные усилия оно сосредоточит против Закавказского, Северо-Кавказского, Южного и Юго-Западного фронтов. В связи с этим необходимо принять меры к уничтожению бандформирований на территории Северного Кавказа и в первую очередь в ЧИАССР. Наркоматом для этого разработан план чекистко — войсковой операции. Одним из пунктов этого плана является — отправка части вашего батальона туда. Это предложение одобрено товарищем Берией.

Объясню, почему речь идет об отправлении лишь части батальона. В первую очередь нас интересуют ваши егерские и снайперские подразделения. В качестве их усиления думается, потребуются пулеметчики и минометчики. Количество необходимого личного состава для выполнения поставленных планом задач определите сами. Возглавить их в предстоящей операции вам предстоит самому. У вас и ваших бойцов есть необходимый опыт поисковых мероприятий в Белоруссии, организации засад всех типов, борьбе с диверсионными группами противника. Все это предстоит делать в Чечне и Ингушетии. Кроме того насколько я знаю в ходе подготовки Минского восстания вы внесли целый ряд ценных предложений которые сыграли свою роль в положительном ходе операции. Мне бы хотелось, чтобы вы, изучив ту часть плана, что касается ваших подразделений, противодействия возможному восстанию, привлекаемым подразделениям и противодиверсионным мероприятиям внесли свои замечания и предложения. Ознакомится с планом, можете уже сегодня в соседнем кабинете, я сейчас дам команду. А через два дня жду от вас предложения.

— Есть. Если разрешите, то у меня есть вопрос, который я не могу задать.

-Да, пожалуйста, задавайте.

-Насколько я знаю, у нас ведь есть горнострелковые части, которые специально подготовлены для действий в горах. Разве их нельзя привлечь для этой операции?

— К началу войны мы располагали 19 горнострелковыми и 4 горнокавалерийскими дивизиями. Осенью прошлого года, в связи с обстановкой на фронте, значительная часть из них переформированы в обычные стрелковые и кавалерийские и направлены в Действующую армию. Остальные задействованы в Закавказье, Иране, Крыму и Северо-Кавказском фронте. Поэтому снимать с фронта и использовать их в операции будет довольно сложно.

— Понятно. Для подготовки предложений мне потребуются подробные топографические карты, аэрофотосъемка, схемы и планы населенных пунктов расположенных на территории на которой нам придется действовать. Карты желательно иметь все, какие только есть, пусть они будут даже совсем старые, разных стран изготовителей и разных лет выпуска. Метеосводки за несколько последних лет. Фотокарточки выявленных руководителей мятежников. Как далеко я могу пойти в своих предложениях и запросах на материальное обеспечение?

— Предлагать вы можете все. Мы обсудим и решим, что подходит. Насчет обеспечения вопрос решаемый. Составьте список необходимого, чего нет здесь в Москве, найдется на складах в Орджоникидзе, Тбилиси или Баку. Что вам нужно хотя бы приблизительно?

— Насколько я понял, нам предстоит действовать в высокогорье, а там требуется специальное снаряжение. Часть снаряжения у нас есть, часть мы постараемся подготовить в нашем КБО, но есть многое из того чего у нас нет и в помине. Мы в большинстве своем действовали среди лесов и болот. Хотя некоторые азы горной подготовки мы осваивали — переправу через реки, подъем на высоту по верёвке, спуск дюльфером, организацию страховки и т.д. Нам требуется полные комплекты альпинистского снаряжения с необходимым количеством карабинов, стопперов и френдов; шести и десяти мм. альпинистские веревки; ледорубы; альпенштоки; кирко-мотыги; большие топоры; саперные лопаты; штормовые костюмы; теплые вещи — свитера, зимнее обмундирование; рукавицы; шарфы длиной несколько метров; бивачные или спальные мешки если их нет, то подойдут и бурки; горные ботинки "трикони" и резиновые сапоги; десяти или двенадцатизубые кошки для движения по ледникам на всех бойцов. Кирко-мотыг и саперных лопат надо на взвод не менее четырех, а больших топоров не менее одного. Альпинистские веревки лучше всего пеньковые. Очки нескольких типов: пыле — ветрозащитные и солнцезащитные со сменными светофильтрами. Вьючных лошадей или мулов и вьюки для них. На каждую поисковую группу нужны будут носимые радиостанции и запасные аккумуляторы к ним, снайперские прицелы и бинокли. Боеприпасы для бесшумного оружия, гранаты "лимонки", из холодного оружия — "бебуты" или кинжалы.

— Хорошо. Готовьте заявку, думаю, что мы сможем удовлетворить ваши потребности. Я смотрю, Владимир Николаевич вы хорошо знаете, о чем говорите. Словно всю жизнь прослужили в горнострелковой части.

— В свое время мне попалась книга генерал-майора Клементьева "Боевые действия горных войск" вышедшая в 1940 году, к тому же общался с командирами частей проходивших службу на Кавказе, вот и поднабрался от них.

— Сколько вам потребуется времени для подготовки и сбора?

— Все зависит от материального обеспечения. От трех до пяти дней для сбора всего необходимого здесь и около десяти дней для дополнительной горной подготовке. То есть в пределах двух-трех недель мы можем приступить к выполнению поставленных задач. Обязательно нужно время чтобы бойцы получили хоть какие-то навыки войны в горах. Там ведь другие особенности ведения боевых действий, которые связаны с сильной изрезанностью и перепадом высот линии фронта. Боевые действия будут вестись в основном малыми группами, поскольку горный рельеф зачастую не позволяет разместить большое количество бойцов в одном месте. Ключевым моментом будет контроль над дорогами и тропами через перевалы, что достигается занятием господствующих вершин над перевалами и в отрогах хребтов. Кроме того там ведь и совсем другая ориентировка на местности, и ведение разведки, и применение оружия, и правила стрельбы, и условия передвижения другие, чем на равнине. Было бы неплохо, если бы нам был предоставлен горный полигон в районе Орджоникидзе или недалеко от Чечни и Ингушетии. Чтобы мы спокойно могли пройти подготовку и чтобы нас поменьше видели и знали, чем мы занимаемся и для чего готовимся. Вы говорили, что в Грозном сформирован полк, который уже воевал в горах Чечни. Вот и неплохо бы было получить оттуда инструкторов и проводников, обменяться с ними опытом, получить совет от бывалого в горах человека. Очень неплохо было бы иметь в качестве консультантов несколько профессиональных альпинистов.

— Горных полигонов у нас, увы, на Кавказе нет, но в том районе я бывал. Недалеко от Орджоникидзе есть Дарьяльское ущелье — ущелье реки Терек в месте пересечения Бокового хребта Большого Кавказа, к востоку от горы Казбек, на административной границе Северной Осетии и Грузии. Его еще называют "Ворота Кавказа" или "Аланские ворота" — по имени аланов, владевших этим важным проходом через Главный Кавказский хребет в эпоху Средневековья. Высота гор там, около 3 тыс. метров над уровнем моря. Я думаю, что это место для вашей подготовки очень даже подойдет. С инструкторами по горной подготовке, проблем не будет. После начала войны представители Всесоюзной секции альпинизма обратились в Генеральный штаб с предложением создать специальную альпинистскую группу для обучения горных частей. Такая группа была сформирована, и альпинисты из неё направлены на Закавказский и Северо-Кавказский фронты в качестве инструкторов по горной подготовке. Оттуда мы вам и пришлем пару человек. Несколько инструкторов найдутся и здесь в Москве в ОСМБОНе. Постараемся уже завтра направить их к вам. Решение о сроках начала операции еще не принято, поэтому сразу же по прибытии к себе начинайте подготовку и отбор личного состава...

* * *

* * *

— Андрей Григорьевич еще раз здравствуй! Это Федотов. Ты еще не обедал? Уже, жаль! Ну, тогда минут через двадцать ко мне не зайдешь чайку попить? Да и материалы на старшего лейтенанта ГБ Седова с собой захвати. Я ведь не поверю, что у тебя на него ничего нет! Вот и хорошо. Буду ждать!

Глава

Пока я ждал, когда секретчик принесет мне нужные документы, анализировал все то, что сказал Федотов. В принципе ничего для меня нового он не сообщил. Многое я уже знал, может без подробностей, но общее представление имел. Кое в чем даже мог дополнить. Например, по формированию немцами "туземных" подразделений. Приходилось читать в той своей старой жизни. Понятно, что на сегодняшний день история войны существенно поменялась, но вот действия немецкого командования остаются прежними.

Комиссар ГБ 3 ранга был прав, говоря о том, что германская разведка в октябре 1941 г. начала работу по созданию из военнопленных двух батальонов специального назначения, призванных содействовать продвижению немецких войск на Кавказ и в Среднюю Азию. Помимо выполнения специальных задач, таких как борьба с партизанами и разведывательно-диверсионная деятельность, личный состав батальонов готовился к пропагандистской работе по привлечению на немецкую сторону перебежчиков из числа представителей среднеазиатских и кавказских народов и к организации антисоветских восстаний на территории национальных республик. Первой из созданных в составе вермахта тюркских частей стал "Туркестанский легион" (позднее переименованный в 811-й пехотный батальон), сформированный при 444-й охранной дивизии. Он состоял из четырех рот под командованием немецких офицеров и фельдфебелей и уже зимой 1941-42 г. несший охранную службу на территории Северной Таврии. В его рядах были представители различных народов Средней Азии — узбеков, казахов, киргизов, туркмен, каракалпаков, таджиков.

В январе — феврале 1942 г. процесс организации тюркских и кавказских частей был поставлен на широкую основу, когда на территории Польши германское командование создало штабы и учебные лагеря четырех легионов: Туркестанского (в Легионове), Кавказско-магометанского (в Едлине), Грузинского (в Крушне) и Армянского (в Пулаве). Общее руководство формированием и обучением национальных частей осуществлял штаб командования восточными легионами, который первоначально располагался в Рембертове, а летом 1942 г. был переведен в Радом. Два первых легиона были созданы вскоре после посещения гитлеровской ставки турецкими генералами Эрденом и Эрки, ходатайствовавшими перед фюрером за своих этнических родственников и единоверцев из числа военнослужащих РККА, оказавшихся в немецком плену.

Грузинский легион помимо грузин включал осетин, абхазов, адыгейцев, черкесов, кабардинцев, балкарцев и карачаевцев, а Кавказско-магометанский — азербайджанцев, дагестанцев, ингушей и чеченцев. Лишь Армянский легион имел однородный национальный состав. 2 августа 1942 г. Кавказско-магометанский легион был переименован в Азербайджанский, и из его состава, как и из состава Грузинского легиона, были выделены представители различных горских народов, объединенные в Северо-Кавказский легион со штабом в Весоле. Кроме того, в Едлино 15 августа 1942 г. был образован Волжско-татарский легион, собравший в своих рядах поволжских татар, башкир, марийцев, мордву, чувашей и удмуртов.

Прибывавшие из лагерей военнопленных будущие легионеры уже в подготовительных лагерях разбивались по ротам, взводам и отделениям и приступали к обучению, включавшему на первом этапе общефизическую и строевую подготовку, а также усвоение немецких команд и уставов. По завершении начального курса обучения новобранцы переводились в батальоны, где получали стандартное обмундирование, снаряжение и вооружение и переходили к тактической подготовке и изучению материальной части оружия.

Ведущую роль в идеологической подготовке легионеров играли эмигранты — члены национальных комитетов, образованных под эгидой министерства оккупированных восточных территорий. Особой популярностью среди них пользовались видные деятели национальных движений периода 1918-1920 гг., такие как генерал Драстамат (Дро) Канаян и полковник Шалва Маглакелидзе, выступавшие в роли номинальных командующих Армянского и Грузинского легионов. Лагеря легионеров-мусульман неоднократно посещал Иерусалимский муфтий Хадж Амин элъ-Хуссейни, выступавший с призывами к священной войне против неверных в союзе с Германией. В мусульманских легионах были введены должности мулл, которые иногда совмещали религиозные функции с командирскими, являясь одновременно командирами взводов. Военная и политическая подготовка солдат завершалась коллективной присягой и вручением национального флага, после чего батальоны отправлялись на фронт, а в освободившихся лагерях начиналось формирование новых частей.

К концу 1942 г. из Польши на фронт была отправлена первая волна полевых батальонов восточных легионов, в том числе: 6 туркестанских (450, 452-й, с 781-го по 784-й), 2 азербайджанских (804-й и 805-й), 3 северо-кавказских (800, 801 и 802-й), 2 грузинских (795-й и 796-й) , 2 армянских (808-й и 809-й).

В начале 1943 г. за ней последовала вторая волна: 5 туркестанских (с 785-го по 789-й), 4 азербайджанских (806, 807, 817 и 818-й), 1 северокавказский (803-й), 4 грузинских (с 797-го по 799-й, 822-й), 3 армянских (810, 812 и 813-й) и 3 волжско-татарских (825, 826 и 827-й).

Во второй половине 1943 г. третья волна: 3 туркестанских (790, 791 и 792-й), 2 азербайджанских (819-й и 820-й), 3 северо-кавказских (835, 836 и 837-й), 2 грузинских (823-й и 824-й), 3 армянских (814, 815 и 816-й) и 4 волжско-татарских (с 828-го по 831-й).

Всего же за два года (до упразднения штаба в Радоме в конце 1943 г.) здесь было сформировано 52 полевых батальона: 14 туркестанских, 8 азербайджанских, 7 северокавказских, 8 грузинских, 8 армянских, 7 волжско-татарских общей численностью около 50 тыс. человек.

Каждый полевой батальон имел в своем составе 3 стрелковые, пулеметную и штабную роты по 130-200 человек в каждой; в стрелковой роте — 3 стрелковых и пулеметный взводы; в штабной — взводы противотанковый, минометный, саперный и связи. Общая численность батальона составляла 800-1000 солдат и офицеров, в том числе до 60 человек германского кадрового персонала (Rahmenpersonal): 4 офицера, 1 чиновник, 32 унтер-офицера и 23 рядовых. У немецких командиров батальонов и рот были заместители из числа представителей той или иной национальности. Командный состав ниже ротного звена был исключительно национальным. На вооружении батальона имелись 3 противотанковые пушки (45-мм), 15 легких и тяжелых минометов, 52 ручных и станковых пулемета, винтовки и автоматы. Оружие в избытке предоставлялось со складов трофейного советского вооружения.

Весной 1942 г., когда на территории Польши уже полным ходом шло формирование частей "восточных" легионов, организационный отдел Генерального штаба сухопутных войск отдал приказ: направлять в распоряжение штаба формирования в Радоме всех пленных туркестанцев, татар и кавказцев, захваченных войсками групп армий "Север" и "Центр", а также находившихся в лагерях на территории польского генерал-губернаторства и рейхскомиссариатов "Остланд" и "Украина". Иное положение складывалось в группе армий "Юг", в полосе боевых действий которой советские войска с весны 1942 г. получали значительное пополнение из республик Средней Азии и Закавказья и даже целые дивизии, укомплектованные представителями той или иной национальности. В связи с тем, что число военнопленных тюркского и кавказского происхождения росло, решено было создать еще один центр формирования восточных легионов, который был организован в мае 1942 г. на базе штаба 162-й пехотной дивизии, расформированной из-за больших потерь на фронте.

Новые центры с учебными лагерями были созданы на территории Полтавской области: Туркестанского легиона в Ромнах, Азербайджанского в Прилуках, Грузинского в Гадяче, Армянского в Лохвице и Северокавказского в Миргороде, где также находились штаб формирования легионов и курсы переводчиков. Начальником штаба был назначен полковник (с 6 сентября 1942 г. генерал-майор) д-р О. фон Нидермайер. До мая 1943 г. на Украине удалось сформировать 25 полевых батальонов восточных легионов: 12 туркестанских (1/29, 1/44, 1/76, 1/94, 1/100, 1/295, 1/297, 1/305, 1/370, 1/371, 1/384, I/389-й), 6 азербайджанских (1/4, 1/73, 1/97, 1/101, 1/111, II/73-й), 4 грузинских (1/1, 1/9, 11/4, II/198-й), и 3 армянских (1/125, 1/198, II/9-й), а также 2 усиленных северокавказских полубатальона (842-й и 843-й), 7 строительных и 2 запасных батальона. Общей численностью свыше 30 тыс. человек. (В нумерации батальонов римская цифра означала порядковый номер, а арабская номер дивизии, предоставившей кадровый персонал). Большинство туркестанских батальонов было приписано к дивизиям 6-й армии генерал-полковника Ф. Паулюса.

В мае 1943 г. центр формирования восточных легионов на Украине был преобразован в экспериментальную 162-ю тюркскую пехотную дивизию. Базой для создания дивизии послужили полевые батальоны, находившиеся в стадии формирования. Кадровый состав дивизии был переброшен на учебный полигон в Нойхаммере (Силезия), где формирование было продолжено. Дивизия имела двухполковую организацию (303-й туркестанский и 314-й азербайджанский пехотные полки, артиллерийский полк, кавалерийский дивизион, тыловые части и подразделения) и комплектовалась на 50 процентов немецким личным составом (главным образом, фолькс-дойче). После завершения формирования и обучения 162-я дивизия в сентябре 1943 г. была отправлена в Словению, а затем в Италию, где до самого конца войны использовалась на охранной службе и в борьбе с партизанами, однако при этом дважды направлялась на фронт и участвовала в боевых действиях против англо-американских войск. Возглавлявший дивизию фон Нидермайер спустя некоторое время был снят со своего поста под предлогом отсутствия необходимого боевого опыта и заменен генерал-майором Р. фон Хайгендорфом.

Кроме полевых батальонов, из военнопленных уроженцев Средней Азии и Кавказа за время войны было сформировано большое количество строительных, железнодорожных, транспортных и прочих вспомогательных подразделений, обслуживавших германскую армию, но не принимавших непосредственного участия в боевых действиях. В их числе были 202 отдельные роты (111 туркестанских, 30 грузинских, 22 армянских, 21 азербайджанская, 15 волжско-татарских и 3 северокавказские), а также подразделения, для которых систематический учет не велся, и отдельные воинские группы в составе немецких частей...

Мои воспоминания прервал приход секретчика с планом будущей операции и набором карт Кавказа.

Глава

Оставшуюся часть дня я провел в Наркомате за изучением плана и приложений к нему. Что можно сказать о плане вполне реальный и продуманный документ. Составлявший его был человеком грамотным, явно долго проходивший службу на Кавказе, знавший местные реалии и настроения. Отведенная нам задача была сформулирована простенько и со вкусом — "свободный поиск". Нет, конечно, там было все расписано на страницу машинописного текста, но все сводилось именно к этим двум словам. В принципе нам давали карт-бланш в выборе действий и средств в отношении мятежников. Главное было найти и уничтожить, если сами не сможем сделать последнее, то нас готовы были поддержать артиллерий и авиацией. Для отвлечения внимания от нас предполагалось проведение силами 141 полка НКВД и ряда приданных подразделений "шумного" прочесывания лесных массивов в горных районах Чечено-Ингушетии. Взаимодействие между привлеченными силами расписано было красиво, обещалось так много всего хорошего, что не верилось с первых строк. Тем не менее, рациональное зерно в плане было и не одно. Свои замечания по плану я стал накидывать еще в кабинете и продолжил о них думать по дороге домой.

Требовалось срочно вносить изменения в учебный процесс. Нужно учить народ как ориентироваться в горах, пользоваться оружием и горным снаряжением, режиму марша. Кроме того, изучать способы навьючивания и вождения вьючных животных. Надо готовить в ротах "мерщиков", которые бы отмечали пройденное расстояние в шагах, "азимутчиков", связных и наблюдателей. Наблюдателей учить отмечать отдельные ориентиры и запоминать пройденный путь. Мой опыт говорил, что при наличии такой группы управления рота может двигаться по бездорожью, не рискуя заблудиться в горном лесу. Днем и ночью проводить тактические учения по тактике действий мелких групп и отдельных подразделений в лесистой местности и обязательно практиковать боевые стрельбы.

Решающую роль в предстоящих боях будут играть подразделения силами в взвод — рота, усиленные огневыми средствами. Поэтому кроме бойцов требуется в тактическом плане готовить взводных и ротных. Люди они в основном с большим боевым опытом, надеюсь, быстро поймут, что от них требуется. Нужно чтобы они при проведении занятий в отделениях могли обучить бойцов вести разведку местности и противника в горах; нести службу боевого обеспечения в походе, в наступлении, в обороне и при расположении на месте в составе сторожевого охранения (головной, боковой и тыльной заставы); вести наступательный бой с противником, обороняющимся на высотах; вести самим оборонительный бой, располагаясь на высотах; устраивать окопы и заграждения и преодолевать различные препятствия; устройство взводного опорного пункта в горах и ведение оборонительного боя на горных перевалах.

Одновременно с боевой подготовкой надо будет провести работу по изготовлению новых и усовершенствованию существующих предметов снаряжения в горах нам потребуются веревочные лестницы, лямки для переноса груза, вьюки для перевозки боеприпасов. Без соответствующего обеспечения снаряжением, вооружением и обмундированием выиграть у врага будет сложно. Возможно кто-то назовет меня "завхозом" из-за того что я так много уделяю внимания материальному обеспечению бойцов, но меня дано уже научили что героический подвиг бойца — это в большинстве своем просчет его командира. Именно поэтому уж лучше я больше времени этому вопросу заранее уделю, чем терять своих парней от обморожения или от отсутствия необходимого снаряжения и продовольствия.

Я нисколько не врал, говоря комиссару 3 ранга о том, что многое из необходимого вещевого имущества у нас есть, особенно того что у немцев позаимствовали. Например, металлические фляги в суконном чехле (вместо наших стеклянных) или плоские и изогнутые по форме бедра, с плотно подогнанной крышкой котелки. Уж не говорю про трофейные широкие нигде не жмущие брюки, гетры и непромокаемые куртки или плащ-палатки, без которой солдату не жизнь — ей и в дождь укроешься, она тебе и крыша, и постель, и носилки в случае чего.

Благодаря расторопности Петровича бойцы обеспечены рейдовыми рюкзаками, а то вещевой мешок образца 1914/1915 годов малопригоден для горной войны. В него нельзя уложить предметы, необходимые в походе и в бою, трудно сохранить их в целости и порядке. Во время дождя мешок от сырости промокает, сухари, соль, чай и сахар не только сами портятся, но и портят все остальное — белье, полотенце, запасные портянки и т. п. Тесьма вещевого мешка при носке режет плечи. Конечно, когда нет ничего другого, сойдет и он. Но мы, слава богу, обеспечены тем, чем надо. Наш ранец с широкими наплечными ремнями хорош тем, что он менее промокаем, более вместителен, в него свободно можно уложить боеприпасы, запасное белье, предметы личной гигиены, продовольствие и другие предметы первой необходимости. К нему хорошо крепится верхняя одежда, скатка, плащ-палатка и котелок.

Сколько осенью прошлого года Петровичу пришлось "пободаться" с тыловиками ГУЛАГа и трофейщиками, сколько трофейного коньяка было распито и отдано в чужие руки, пока он не добился желаемого обеспечения личного состава всем необходимым. Взять хотя бы обеспечение бойцов телогрейками, которые по сравнению с шинелью легче и теплее, и самое главное не связывали движений бойцов. Тоже самое можно сказать и про ватные шаровары и про шерстяные подшлемники и про бушлаты, сшитые из шинельного сукна, используемые для штурмовых рот. Или про приличные запасы летнего и суконного обмундирования, фланелевого нижнего белья, носков и портянок на наших складах. Все это было вывезено к нам под "шумок" эвакуации складов ГУЛАГа из Москвы. Главное что в результате наших "махинаций" все были довольны и тыловики (выполнившие приказ наркомата и освободившие склады, сняв при этом с себя ответственность за возможное попадание запасов врагу) и мои бойцы, обеспеченные вещевым имуществом по высшему разряду. Так что нам оставалось найти и подготовить себе только недостающее. Надеюсь, что комиссар ГБ поможет в добыче специального снаряжения, а вот остальное сделаем в нашем кооперативе у Шмита. Что я имею ввиду, например, для подносчиков и номеров минометных расчетов вполне пригодятся фартуки из старых шинелей и брезента с гнездами для 82-мм мин, выстрелов для РПГ и АГС. Да и парусиновые гетры на ноги бойцам будут очень кстати.

С вооружением проще. У нас практически все необходимое есть. В отделения по несколько ручных пулеметов, снайперка, расчет РПГ. Во взводе дополнительно станкач и АГС, а в роте еще два станкача и два АГСа. Практически все егеря и снайпера обеспечены ПБСами. В принципе можно было бы дополнительно ничего и не просить у руководства, своими запасами спокойно обошлись бы, но ведь "халява", а как известно запас карман не тянет. Так что ничего страшного, что я запросил побольше "карманной артиллерии" и боеприпасов к трофейному оружию. Где я их на Кавказе искать буду, а так с собой все необходимое привезем, может, что потом еще у мятежников подберем.

Эх, совсем в заявке забыл отразить, что нам в качестве головного убора нужны панамы. Кто бы, чтобы ни говорил, но она хорошо защищает от солнечных лучей, особенно лоб и глаза, что очень важно в горах. Ну да ничего еще есть время вписать все необходимое. И не забыть о необходимости приписать к нам пары разведывательных и транспортных самолетов, выделении нескольких мощных стационарных, а также десятка полтора носимых тактических радиостанций типа РБ "Север" и "говорилок" типа американских уоки-токи "Motorola SCR-300" или "Motorola SCR-536" превеликое великое множество. Ведь должны же они поставляться к нам в страну по ленд-лизу, а то моим парням без связи в горах ой как трудно придется. Не у нас тоже кое-что в запасе имеется — трофейную радиотехнику мы любим и уважаем. Не зря же мои связисты при первой же возможности курочат битую трофейную технику в поисках радиостанций. Так что на складе взвода связи должны быть запас носимых пехотных УКВ-радиостанций Torn.Fu.d2 "Дора-2", возимых радиостанций Fuspreih.I "Фридрих", портативных УКВ-радиостанций "Фридрих", танковых УКВ-приемников канала "земля-воздух" Ukw.E.d1 и авиационных бортовых радиостанций канала "воздух-земля" FuG 17, авиационных радиостанций FuG 7 используемых для руководства действиями группы самолетов. Все это богатство я собирался задействовать в предстоящей операции.

Глава

Чеченские хроники-1

Перед тем как что-то предлагать командованию стоило покопаться в своей голове и вспомнить, то, что я знал об истории восстаний на территории Чечни и Ингушетии и методах борьбы с ними. В прошлой жизни после академической скамьи меня почти сразу направили для работы в Грозный. До отъезда удалось вдумчиво полистать архивные материалы, а впоследствии побывать в местах тех событий. В принципе меня больше всего интересовало два периода: послереволюционный (20-40 года) и с 1941 по 1945 гг., точнее до депортации чеченцев и ингушей. Методика работы с воспоминаниями уже была давно отработана (одни письма Сталину чего стоили, да и многое другое, что пришлось вспоминать за прошедший год). Требовалось лишь подготовить все необходимые материалы и обеспечить себе минимальные удобства для работы.

Запасшись водой, писчей бумагой и чернилами, предупредив дневального, чтобы ко мне никого не пускал, я заперся у себя и погрузился в воспоминания. Перстень мерно сверкал и настраивал на рабочий лад. Как всегда накатило, и я поплыл по волнам своей памяти...

Через несколько часов я очнулся от боли в спине. Передо мной лежала очередная кипа исписанной бумаги. Взяв верхний лист, я вчитался в написанный моим корявым почерком текст. Это было именно то, что мне и требовалось. История восстаний горских народов против Советской власти, разделенная по интересовавшим меня периодам. Часть материалов перекликалась с тем, что до меня довели в Наркомате. Значительно дополняя и уточняя некоторые места.

"... 17 марта 1920 г.. Части 11-й красной армии взяли г. Грозный.

15 августа 1920 г.. Военный комиссар Чечни с сожалением констатировал: "Проблесков классового самосознания среди чеченского народа не наблюдается" (РГВА. Ф.28108. Оп.1. Д.65. Л.11).

17.11.1920 г. Во Владикавказе Съезд народов Терской области провозгласил создание Горской АССР в составе Чеченского, Назраневского, Владикавказского, Кабардинского, Балкарского, Карачаевского и Сунженского округов.

В сентябре 1920 года Нажмутдин Гоцинский и внук имама Шамиля Саид-Бей поднимают мятеж в горных районах Чечни и северной части Дагестана. Немногочисленные отряды Красной Армии очень быстро уничтожаются, а местное население из числа русских поголовно вырезается. К ноябрю 1920 силы Саид-Бея уже насчитывают 2800 пеших боевиков и 600 кавалеристов при двадцати пулеметах и четырех орудиях. В это же время отмечается появление в отрядах мятежников инструкторов турок и англичан.

Для подавления мятежа Советское командование направило полк 14 стрелковой дивизии и Образцовый Революционной Дисциплины полк РККА. Всего около 8 тыс. пехоты, 1 тыс. кавалерии при 40 пулеметах и 18 орудиях. Наступавшие по нескольким направлениям части 14 дивизии РККА сразу же были блокированы, остановлены и понесли тяжелые потери. За один бой у аула Моксох в течение часа было убито 98 бойцов, а у аула Хаджал-Махи красноармейцы потеряли 324 человека убитыми и ранеными.

Образцовый Рев. Дисциплины полк 9 декабря выступил из Ведено и с недельными боями пробился в Ботлих. Батальон этого полка, выступивший в направлении Андийского Койсу 20 декабря 1920г. у Ората-Коло был полностью уничтожен. 24 декабря чеченцы окружили главные силы полка в Ботлихе. В ходе переговоров было достигнуто соглашение, что полк беспрепятственно уйдет в Ведено, оставив в Ботлихе оружие. Но как только безоружная колонна выступила из Ботлиха, как она подверглась нападению и полностью была вырезана кинжалами и шашками (более 700 человек). Мятежникам достались 645 винтовок и 9 пулеметов. Всего в течение декабря части РККА в Чечне потеряли убитыми 1372 человека.

Разгром частей Красной Армии вдохновил чеченцев. К началу 1921 года силы горцев насчитывали уже 7200 пеших, 2490 конных при 40 пулеметах и 12 орудиях. Частота набегов на районы Ставрополья, Грузии резко возросла. Мятежники жгли казачьи станицы севернее Терека, вырезая местное население, угоняя скот и вывозя хлеб.

Оценив масштаб катастрофы, угрожающей республике, советское командование создало Терско-Дагестанскую Группу войск в составе 14, 32, 33 стрелковых дивизий, 18 кавалерийской дивизии, отдельной московской бригады курсантов, двух бронеотрядов и разведывательного авиаотряда. Всего 20 тыс. пехоты, 3400 кавалерии при 67 орудиях, 8 бронеавтомобилях и 6 самолетах. В начале января 1921г. части 32 дивизии атаковали чеченцев и овладели аулом Хаджал-Махи, уничтожив около 100 боевиков и 140 взяв в плен. Потери дивизии составили 24 чел. убитыми и 71 раненными. Однако, как только части дивизии втянулись в горы, как тут же в скоротечном бою потеряли сразу около 290 человек. Попытка 32 дивизии возобновить 22 января наступление провалилась из-за сложнейших погодных условий. За один день было потеряно убитыми 12 человек, 10 чел. замерзшими насмерть, 49 раненными и более 150 чел. обмороженными. 19 февраля в ходе преследования отходящего отряда мятежников батальон дивизии, остановившийся на ночлег в ауле Ругуджа, был вырезан местными жителями дагестанцами (около 125 человек). Всего за январь-февраль 1921г. 32 дивизия РККА потеряла 1387 чел. (650 убитых, 10 замерзших, 468 раненых, 259 обмороженных).

Более успешными были действия 14 дивизии. Последовательно занимая аулы, вытесняя из них мятежников и проводя одновременно депортацию остальных жителей к концу марта 1921г. дивизия полностью овладела всеми крепостями и большинством больших аулов. Отряды Саид-Бея понесли тяжелые потери. Под командованием главарей мятежников осталось не более 1000 человек при 4 пулеметах. Они ушли в труднодоступные горы вверх по течению Айварского Койсу. Последние очаги сопротивления за счет применения крайне жестких мер (взятие заложников, казни старейшин, разрушение аулов, уничтожение путей сообщения) к октябрю 1921 года удалось погасить. Всего Красная Армия в боях 1920-21 годов потеряла убитыми около 3500 чел, ранеными около 1500 чел.

Руководитель мятежа Саид-Бей бежал в Турцию, а оттуда в Англию. Нажмутдин Гоцинский в течение нескольких лет скрывался в горах, занимаясь хищениями скота. Его арестуют только в сентябре 1925г..

В январе 1921 г. Чечня и Ингушетия включены в состав Горской АССР.

В марте 1922 г. Штаб СКВО предложил РВСР провести войсковую операцию по разоружению населения Чечни: "Необходимо усилить гарнизоны крепостей "Шатой" и "Ведено" до пехотного полка каждой, выставить достаточной силы заслон по границе Чечни и Дагестана. Разоружение должно начаться с плоскостной Чечни, дабы обезопасить район Грозного. Операция должна вестись самым настоящим образом вплоть до уничтожения непокорных аулов".

В мае 1922 г. войска СКВО провели операцию по разоружению аулов Махкеты, Гойты и Катыр-Юрт (два последних были подвергнуты бомбардировке с воздуха).

В октябре 1922г. Создана комиссия ЦК РКП(б) по Чечне.

30 ноября 1922г. Из Горской АССР выделился Чеченский округ, преобразованный в автономную область РСФСР.

Неумелая политика советского правительства, основанная на оторванных от жизни идеях национального самоопределения в сочетании с реальными мероприятиями нивелирования национальных особенностей, а также неспособность новой власти обеспечить горцев средствами к существованию в сочетаниями с жесткими мерами по пресечению горского разбоя (грабежи, угоны скота, увод рабов) привели к недовольству населения Чечни и горных районов Дагестана. Уже в 1923 году шейх Али-Митаев провозглашает джихад против неверных за создание независимой шариатской республики. В короткое время под свои знамена он собирает более 12 тыс. мюридов. Стремительными темпами по всей Чечне и Ингушетии идет уничтожение органов советской власти, а оставшиеся властные структуры становятся структурами Али-Митаева. Своевременная и умная политика Али-Митаева, заполнившего органы милиции и ГПУ своими людьми привела к тому, что отделы милиции и ГПУ в Чечне явились центрами сбора мюридов, источниками оружия и боеприпасов, обученных кадров. Русские сотрудники этих органов в нужные моменты быстро уничтожались или дискредитировались, обвиняясь в связях с бандитами.

Мятеж осуществлялся скрытными методами и только к весне 1924 года проявился открыто в виде бойкотирования выборов. Тогда горцы по призыву своих вожаков, преимущественно мулл, бойкотировали выборы, а кое-где разгромили избирательные участки с применением оружия.

7 июля 1924 г. из Ингушского национального округа упраздненной Горской АССР Образована Ингушская автономная область в составе РСФСР. Центром области назначен город Владикавказ, который не входил в состав области, имел статус автономного города и являлся также центром Северо— Осетинской АО.

Штаб 9-го стрелкового корпуса писал о развитии бандитизма в районах дислокации частей корпуса в июле-сентябре 1924 г.:

"... Чечня является букетом бандитизма. Количество главарей и непостоянных бандитских шаек, совершающих грабежи, главным образом, на соседних с Чеченской областью территориях, не поддается учету. Из них наиболее заслуживают быть отмеченными как основные группировки:

1) в Гудермесском районе — банда Саид Хаджи Кагирова (из аула Гойты) и Султан Хаджи, до 32 конных, при трех пулеметах "Льюиса", совершающая грабежи в Хасав-Юртовском, Кизлярском, Моздокском и Гудермесском округах. Отмечалось несколько случаев покушения банды на жел. дор. линию с целью крушения поездов и ограбления;

2) в Веденском округе — банда Абдул Меджи Эстемирова (из аула Гордели), до 38 человек, при двух легких пулеметах, совершает грабежи в Хасав-Юртовском и Веденском округах;

3) в Шатоевском округе — банда Иби Батагова (из аула Майстой), от 25 до 100 человек, производящая грабежи хевсур и пшово-тушинских грузин (Грузинская ССР). Чопа Аджоколаев и Мисост Алло — постоянные организаторы банд в Итум-Калинском и Хельдыхораевском обществах. Возглавляющим бандитизм в этом районе считается Атаби Умаев из аула Зумской...

Вообще, бандитизм на территории корпуса не имеет ярко выраженной формы; по своему характеру — чисто уголовный, скрытый в массе горского населения, живущего своеобразными бытовыми условиями и традициями, воспитанный религиозным фанатизмом и бывшим политическим режимом (колонизаторство). Родовая вражда, кровная месть, национальная ненависть и неуважение, стеснительные земельные условия, обилие оружия у населения, географические условия — все это, в той или иной степени, влияет на развитие бандитизма.

За нач. опер. части Закутный

Военком Зубаровский"

(РГВА. Ф.25896. Оп.9. Д.276. Л.108, 108об.)

16 октября 1924 года Ингушская область вошла в состав Северо — Кавказского края.

Органы ГПУ страны силами своей дивизии проводят ряд операций по подавлению открытых выступлений чеченцев и ингушей, в ходе которых удается изъять 2900 винтовок (частично иностранных образцов и английского изготовления), 384 револьвера, большое количество боеприпасов, 22 полевых телефона, 3 коммутатора и около 15 км. телефонного кабеля английского же производства. Вместо умиротворения эта акция повлекла открытое вооруженное выступление.

14 апреля 1925 г. В Чечню прибыл А. Шамилев, один из ближайших помощников имама Н. Гоцинского, посланный им к полевому командиру С. Кагирову, чтобы побудить последнего к активным действиям против "гяуров". Решено было совершить налет на железную дорогу. С этой целью С. Кагиров с ядром своей банды в 17 человек отправляется в аул Ножай-Юрт, а затем, пополнив ее состав до 4050 человек при трех пулеметах — в аул Центорой, в 17 верстах южнее Гудермеса. Здесь к отряду С.Кагирова присоединяется банда в 16 человек из местного населения при трех ручных пулеметах. На следующий день банда С. Кагирова вышла к железнодорожному полотну в районе разъезда Герзель на реке Аксай (на границе с Дагестаном). Однако выяснилось, что железная дорога охраняется, С. Кагиров отменил акцию. Но его бандиты напали на ночевавших у аула Герзель дагестанцев, захватив у них 23 упряжных быка.

9 мая 1925 г. Бой банды С. Кагирова с отрядом милиции в ауле Цацан-юрт. "При попытке милиции арестовать Кагирова последний, угрожая пулеметным огнем, рассеял милицию".

В течение июня — августа 1925 года бандитские набеги не прекращаются. В связи с этим в августе 1925 года в Чечню направляется войсковая группировка общей численностью 4480 пехоты, 2017 кавалерии при 137 станковых и 102 ручных пулеметах, 14 горных и 10 легких орудий под командованием командующего Северокавказским военным округом И.Уборевича. Кроме того, к участию в операции были привлечены бронепоезд, 16 самолетов, 341 чел. из состава Кавказской Краснознаменной Армии и 307 чел из состава ГПУ. Операция по разоружению местного населения продолжалась с 22 августа по 13 сентября 1925 года. Было изъято 25299 винтовок, 4319 револьверов, 1 пулемет, 730556 винтовочных патронов, 10678 револьверных патронов, радиотелеграфный аппарат, несколько телефонных аппаратов, выявлено и уничтожено около 120 км. проложенных телефонных линий. Арестовано 309, оказавших вооруженное сопротивление мюридов. Из них 11 руководителей, включая Н. Гоцинского. Из числа задержанных расстреляно по суду 105 человек, остальные отпущены под клятву на Коране. Войсковая группировка потеряла убитыми 5 человек, ранеными 8.

Успех операции и утрата большей части оружия мюридами обеспечили относительное спокойствие в Чечне, Дагестане и Ингушетии вплоть до 1929 года. Однако все это время родоплеменная знать при поддержке из Турции вела антисоветскую пропаганду, накапливала оружие, в Турции и Англии обучала боевиков. Не менее 20 чеченцев и дагестанцев прошли обучение в офицерских школах Англии и Франции.

В 1929 году, воспользовавшись грубыми ошибками советской власти, пытавшейся провести хлебозаготовки в равнинных частях Дагестана и Ингушетии, главы ряда чеченских и ингушских тейпов открыто призвали к срыву хлебозаготовок, разгромили ряд ссыпных пунктов, вывезли из них собранное зерно и выставили ультиматум центральным властям, требуя убрать из Горской АССР вооруженные отряды хлебозаготовителей, отменить продналог, заменить выборные органы советской власти старейшинами чеченских тейпов.

Как подчеркивалось в докладе командующего войсками СКВО И.П.Белова и члена РВС округа С.Н.Кожевникова, адресованном Северо-Кавказскому крайкому ВКП(б): "В Чечне, как и в Карачае, мы имеем не отдельные бандитские, контрреволюционные выступления, а прямое восстание целых районов (Галанчож), в котором почти все население принимает участие в вооруженном выступлении" (РГВА. Ф.25896. Оп.9.Д.350. Л.31). Приказом командующего Северо-Кавказским военным округом оперативная группа войск и подразделения ОГПУ в период 8-28 декабря 1929 года провели войсковую операцию, в ходе которой были уничтожены вооруженные банды в населенных пунктах Гойты, Шали, Самби, Беной, Цонторой и ряде других. При этом 26 мюридов было убито, а и 296 арестовано. Войсковая группировка потеряла 11 человек убитыми, 29 ранеными чел.

Руководители вооруженного сопротивления горцев учли свои ошибки 1925 года. Красноармейцам удалось изъять лишь 25 винтовок, и то, в основном у убитых. Все главари чеченских и ингушских группировок сумели скрыться и более того, сохранить свою структуру управления и влияния на местное население. Поэтому, в марте 1930 года Северо— Кавказский краевой комитет ВКП(б) решил провести ческистско — войсковую операцию по пресечению горского политического бандитизма. Распоряжением Народного комиссариата по военным и морским делам создается войсковая добровольческая группировка в составе 4 пехотных, 3 кавалерийских, 2 партизанских отрядов из числа представителей народностей Кавказа (осетины, грузины, армяне, азербайджанцы и дагестанцы) сильно страдавших от разбоев и грабежей, террора со стороны чеченцев и ингушей. Эти отряды были усилены двумя кадровыми стрелковыми батальонами РККА, авиазвеном (3 самолета), саперной ротой и ротой связи. Всего группировка насчитывала 3700 чел., 19 орудий и 28 пулеметов.

Повстанческое движение охватило ряд селений Итум-Калинского, Шатоевского и Чемберлоевского, Галанчежскго районов и Хамхинский сельсовет Галашкинского района. Руководство восстанием осуществлял мулла Д. Муртазалиев.

Хорошее знание местности и горных условий, стремление лояльных советской власти осетин, грузин и армян избавиться от горского террора предопределили успех операции, которая длилась с 14 марта по 12 апреля. В ходе операции было убито 19 бандитов, арестовано 122 активных участника бандитских формирований, включая 9 руководителей мятежа. Изъято 1500 единиц огнестрельного оружия, в том числе 127 английских винтовок Ли-Энфильд с оптическими прицелами 1926-28 гг. изготовления, 280 единиц холодного оружия. Рядовых членов банд после клятвы на Коране и разоружения, отпускали по домам. Войсковая группировка потеряла убитыми 14 чел. и ранеными 29 человек.

В начале 1932 года в Чечне вновь вспыхнуло масштабное восстание, в котором приняли участие не только чеченцы, ингуши и дагестанцы горных районов, но и значительная часть русского населения надтеречных казачьих станиц. Восстания охватил аулы Шали, Гойты, Беной, Ножай-Юрт. Вся маскировка была отброшена. В аулах громили кооперативы, аулсоветы, уничтожали советские деньги. Бандформирования численностью по 500-800 человек атаковали и осадили большинство военных гарнизонов. Бои отличались небывалой ожесточенностью, религиозным фанатизмом, участием в атаках безоружных женщин и детей. Органы НКВД и войсковые части на территории ЧИАССР оказались в полной готовности к отражению вооруженных выступлений. Несмотря на огромные потери, повстанцам не удалось разгромить ни один гарнизон, а сотрудники райотделов НКВД с семьями своевременно успели укрыться в гарнизонах. В период с 15 по 20 марта 1932г. войска оперативно сумели разделить и изолировать бандитские группировки, блокировать в труднодоступных горных районах, которые из мест надежного укрытия превратились в ловушки для мюридов и последовательно уничтожить их. Мятежники потеряли убитыми 333 человека, 150 ранеными. Красная Армия и органы НКВД потеряли 27 убитыми и 30 раненными. Последовавшие затем аресты руководителей мятежа, участников прошлых вооруженных выступлений, суровые судебные приговоры, депортация целых аулов за пределы Северного Кавказа, усталость населения от многолетней войны, разочарование горцев в возможности вооруженным путем устранить советскую власть привели к резкому снижению активности вооруженного противостояния. Тем не менее, весьма активные и кровавые, хотя и локальные (в пределах одного-трех районов) мятежи продолжались вплоть до 1936 года, а в горных районах до 1938 года. Отдельные банды численностью до 100 человек продолжали тревожить Чечню до самого начала Великой Отечественной войны.

В ходе операций войск НКВД в 1937-1939 гг. против чеченских повстанцев были арестованы и осуждены 1032 участника бандитских групп и их пособников, 746 беглых кулаков, изъяты 5 пулеметов, 21 граната, 8175 винтовок, 3513 единиц прочего оружия. (ГАРФ. Ф.Р-9478. Оп.1. Д.2. Л.35, 36.)

В январе 1940 года в Чечне вновь вспыхнуло антисоветское восстание во главе с Исраиловым. К началу февраля 1940 года Хасан уже овладел Галанчожем, Саясаном, Чаберлоем и частью Шатоевского района. Повстанцы вооружались за счет разоружения и разгрома милиции и небольших воинских подразделений. Питательной средой для бандитизма служило огромное количество криминального элемента, скопившегося в те дни в Чечне. Объективности ради следует отметить, что организация Исраилова-Терлоева к 1941 году приняла в свои ряды 5 тысяч горцев. Было организовано пять повстанческих округов помимо городов Грозного, Гудермеса и Малгобека. Всего в этих округах и городах насчитывалось почти 25 тысяч их сторонников. После очищения большинства горных районов от представителей и сторонников Советской власти, в с. Галанчож был созван вооруженный народный съезд и объявлено провозглашение "временного народно-революционного правительства Чечено-Ингушетии" во главе с Исраиловым, ставившей своей целью отторжение от СССР Северного Кавказа и создание на его территории федерации государство всех горских народов Кавказа, кроме осетин. Последних, как, впрочем, и русских, проживающих в регионе, по мысли Исраилова и его сподвижников, следовало поголовно уничтожить.

В конце декабря 1940 года начальник НКВД Чечено-Ингушской АССР майор Рязанов докладывал, Л.Берии, об усилении бандитизма на территории ЧИ АССР: "Большинство участников групп пополнялись за счет беглого преступного элемента из мест заключений и дезертиров РККА".

Всего с 1920 по 1941 года только на территории Чечни и Ингушетии произошло 12 крупных вооруженных восстаний (с участием от 500 до 5 тыс. боевиков) и более 50 менее значительных. Воинские части РККА и НКВД с 1920 по 1939 годы потеряли 3564 убитыми и 1589 ранеными чел.

В конце января 1941 года в с. Хильда-Харой Итумкалинского района произошло новое восстание против Советской власти.

За период 1.01-21.06.1941г. на территории ЧИ АССР отмечен 31 случай бандповстанческих выступлений.

Потом началась война.

Глава

Чеченские хроники-2

За вторую половину 1941 года число дезертиров на территории ЧИ АССР составило 12 тысяч 365 человек, уклонившихся от призыва — 1093. Во время первой мобилизации чеченцев и ингушей в РККА в 1941 году планировалось сформировать из их состава 114-ю национальную кавалерийскую дивизию, однако при ее комплектовании удалось призвать лишь 50% (4247 человек) от имевшегося призывного контингента, а 850 человек из уже набранных по прибытии на фронт тут же перешли к противнику.

В феврале 1942г. когда гитлеровцы заняли Таганрог, сподвижником Исраилова бывшим председателем Леспромсовета Чечено-Ингушской АССР Майрбеком Шериповым было поднято восстание в аулах Шатой и Итум-Кале. Аулы были вскоре освобождены, но часть повстанцев ушли в горы, откуда проводили партизанские вылазки. М. Шерипов, вступил в альянс с бандой Х. Исраилова. Были созданы объединенный штаб и повстанческое правительство.

23 марта 1942 года со станции Моздок сбежал депутат Верховного Совета ЧИАССР Дага Дадаев, и с ним, поддавшись его агитации, бежало еще 22 человека. В марте из 14576 мобилизованных человек дезертировало и уклонилось от службы 13560 человек (93%), которые перешли на нелегальное положение, ушли в горы и присоединились к бандам. В этих условиях в апреле 1942 года был издан приказ Наркомата обороны об отмене призыва в армию чеченцев и ингушей.

Всего же за три года войны из рядов РККА дезертировало 49 362 чеченца и ингуша, еще 13 389 уклонились от призыва, что в сумме составляет 62751 человек. Погибло же на фронтах и пропало без вести (а в число последних входят и перешедшие к противнику) всего-навсего 2300 человек. Вдвое меньший по численности бурятский народ, которому немецкая оккупация никак не грозила, потерял на фронте 13 тысяч человек, а в полтора раза уступавшие чеченцам и ингушам осетины потеряли почти 11 тысяч. На тот же момент, когда был опубликован указ о переселении, в армии находилось лишь 8894 человека чеченцев, ингушей и балкарцев. То есть, дезертировало в десять раз больше, чем воевало.

1 июня в штабе ГА "Юг" Гитлер заявил: "Если мы не возьмем Майкоп и Грозный, я должен буду закончить эту войну !"

6 июня около 17 часов в Шатойском районе группа вооруженных бандитов по дороге в горы залпом обстреляла грузовую автомашину с ехавшими красноармейцами. Из числа ехавших на автомашине 14 человек трое были убиты, а двое ранены. Бандиты скрылись в горах. Принятыми мерами 11 июня эта банда была обнаружена на хуторе Верды Шатойского р-на. В завязавшейся перестрелке убито 3 бандита, ранено 3. Из числа красноармейцев бандитами убито 5 человек и 6 ранено...

26 июня опергруппа в числе 6 оперработников НКВД и 16 бойцов 141 сп под руководством начальника ОББ НКВД ЧИАССР Алиева, ночью была направлена в засаду с целью взять живьем или ликвидировать руководителя повстанческой организации в Чечне Х. Исраилова. Операция из-за предательства Алиева провалилась.

7 июля зам. нач. ОББ НКВД СССР Жуков докладывал зам. наркома Кобулову: "Аппарат ОББ НКВД ЧИАССР периферией не руководит. Со стороны Алиева руководство Отделом отсутствует. По большинству бандгрупп с лета 1942 года никаких конкретных мероприятий не проводилось. По бандам принимаются кое-какие меры лишь после того, как она совершит ограбление или убийство. Среди агентуры значительный процент двойников, однако, никто очисткой агентурно-осведомительной сети не занимается".

23 июля в Директиве ОКВ N 45 о задачах немецких войск на советско-германском фронте указывалось: ГР.А "Б" — взять гг.Сталинград и Астрахань (операция "Фишрейер"), ГР.А "А" — взять гг.Ставрополь, Грозный, Махачкала, Баку, весь Северный Кавказ, лишить советский Черноморский флот своих баз и выйти на границу с Турцией у г.Батуми (операция "Эдельвейс").

27 июля Резервная рота 66-го стрелкового полка попала в засаду в районе горы Кур-Кумас и была блокирована крупной чеченской бандой. Через трое суток отряд НКВД деблокировал окруженную роту. Часть бандитов смогла укрыться в горах.

В июле 1942 г. "Особая партия кавказских братьев" обратилась с воззванием к населению Чечни и Дагестана с призывом к сотрудничеству с наступающими немецкими войсками. Советские войска провели операцию по очистке территории Чечни от антисоветских банд. Уничтожено 19 отрядов повстанцев и 4 немецкие разведгруппы.

В конце июля отряд чеченцев под руководством фельдфебеля Морица был десантирован в район г. Майкоп.

В ночь на 13 августа была выброшена группа Дзугаева с самолета на парашютах в район села Старые Атаги ЧИАССР. Она состояла из 5 осетин, бывших в плену у немцев. Участники группы находились в лагере военнопленных Аушрец (Польша), где были завербованы немецкой разведкой и направлены для специальной подготовки в г. Евпатория, Крымской АССР. Имела задание совершать диверсионные акты на железнодорожном транспорте, уничтожать склады с горюче-смазочными материалами в районе Орджоникидзе, а также собирать сведения шпионского характера. Из указанной группы парашютист Габанов В. после приземления добровольно сдался органам НКВД.

17 августа банда Маирбека Шерипова фактически разгромила райцентр Шароевского района. Для того, чтобы не допустить захвата бандитами объектов нефтедобычи и нефтепереработки, в республику пришлось ввести одну дивизию НКВД, а также в самый тяжелый период Битвы за Кавказ снимать с фронта воинские части РККА. Однако выловить и обезвредить банды долго не удавалось — кем-то предупреждённые бандиты избегали засад и выводили свои подразделения из-под ударов. И наоборот, объекты, на которые совершались нападения, часто оставались без охраны. Так, перед тем самым нападением на райцентр Шароевского района из райцентра были выведены опергруппа и войсковое подразделение НКВД, которые предназначались для охраны райцентра. Впоследствии выяснилось, что бандитам покровительствовал начальник отдела по борьбе с бандитизмом ЧИ АССР Алиев. Значительно позже среди вещей убитого Исраилова было найдено письмо самого Наркома Внутренних Дел Чечено-Ингушетии Султана Албогачиева. Он напрямую сотрудничал с Исраиловым, что подтверждает письмо следующего содержания:

"Дорогой Терлоев! Привет тебе!

Я очень огорчен, что твои горцы раньше положенного времени начали восстание. Я боюсь, что если ты не послушаешь меня, и мы, работники республики будем разоблачены... Смотри, ради аллаха, держи присягу, не назови нас никому.

Ты же разоблачился сам. Ты действуй, находясь в глубоком подполье. Не дай себя арестовать. Знай, что тебя будут расстреливать. Связь держи со мной только через моих доверенных пособников.

Ты пиши мне письмо враждебного уклона, угрожая мне возможным, а я тоже начну преследовать тебя. Сожгу твой дом, арестую кое-кого из твоих родственников и буду выступать везде и всюду против тебя. Этим мы с тобой должны доказать, что будто мы непримиримые враги и преследуем друг друга.

Ты не знаешь тех орджоникидзевских агентов гестапо, через которых я тебе говорил, нужно послать все сведения о нашей антисоветской работе. Пиши сведения об итогах настоящего восстания и пришли их мне, я их сразу сумею отослать по адресу в Германию. Ты порви мою записку на глазах моего посланника. Время опасное, я боюсь.

Писал: Орел 10.ХI.1941 года"

Кроме наркома ВД ЧИ АССР ингуша Албогачиева, начальника отдела по борьбе с бандитизмом НКВД ЧИ АССР Идриса Алиева, предателем стали: начальники райотделов НКВД Эльмурзаев (Старо-Юртовский), Пашаев (Шароевского), Межиев (Итум-Калинского, Исаев (Шатоевского), начальники райотделов милиции Хасаев (Итум-Калинский), Исаев (Чеберлоевский), командир отдельного истребительного батальона Пригородного райотдела НКВД Орцханов и др.

20 августа объединенные чеченские банды Шерипова, Бадаева, Магомадова и других главарей (всего до 1, 5 тыс. боевиков) окружили райцентр Итум-Кале, однако взять село не смогли. Находившийся там небольшой гарнизон отбил все атаки, а подошедшие две роты обратили повстанцев в бегство.

25 августа в 22.00. Недалеко от с. Бережки Галашкинского района с немецкого самолета десантировалась чеченская диверсионная группа в составе 9 человек во главе с Османом Губе (Сайднуровым). Группа была экипирована в форму солдат Красной и имела задание взрывать в тылу Красной Армии мосты, дезорганизовывать снабжение, формировать банды. Сразу же удалось завербовать в свои ряды 13 жителей селений Лайгу, Алки, Новый Алкун. Вскоре в лесах Шалинского района заработал немецкий радиопередатчик, осуществлявший связь немцев с повстанцами.

Ночью 25 августа Абвером на территорию ЧИАССР было заброшено еще несколько разведывательно-диверсионных групп.

1. Группа унтер-офицера Реккерта — состояла из 11 чел., в том числе 3 немцев и 8 осетин и чеченцев из числа военнопленных. Она была выброшена в 5 км. южнее с. Шали, имела своей задачей установить связь с оперирующими в этом районе бандгруппами и на базе этих бандгрупп создать крупное повстанческое формирование, способное нанести Красной Армии значительный удар с тыла, а в случае отхода частей, отрезать последним пути отступления. Реккерт установил связь с руководителем бангруппы Расулом Сахабовым, с помощью которого ему удалось сформировать банду численностью до 1000 чел. Оружие для этой банды сбрасывалось с немецких самолетов. авиацией противника было сброшено 10 крупных партий вооружения (свыше 500 единиц стрелкового оружия, 10 пулеметов и боеприпасы и ним), которое было тут же роздано повстанцам.

2. На территорию Атагинского района близ с. Чешки, Дагу — Барзой и Дуба — Юрт была заброшена немецкая разведывательно-диверсионная группа обер-лейтенанта Ланге в количестве 30 парашютистов, в том числе 11 чел. немцев и 19 чел. в основном чеченцами, ингушами, осетинами из числа военнопленных, находившихся в плену у немцев. На вооружение группа имела: 1 миномет, 2 ручных пулемета, до 15 автоматов, винтовки, гранаты, боеприпасы и две рации. Германским командованием перед группой была поставлена задача: установить связь с оперирующими в горах ЧИАССР бандами, объединить их и к моменту подхода немецко-фашистской армии в район г. Грозный организовать выступление в тылу Красной Армии, захватить в свои руки нефтепромыслы в районе г. Грозный и удерживать их до подхода главных сил немецкой армии (операция "Шамиль"). С этой целью группа Ланге установила связь с бандой Хасана Исраилова и через него пыталась взять под свое влияние остальные банды. Из группы обер — лейтенанта Ланге 3 парашютиста (2 осетина и 1 кабардинец) добровольно сдались органам НКВД, а два немца — фельдфебель фон Лоом А.И. и унтер-офицер Песколлер Л.Л. — после агентурной разработки были арестованы 28 декабря 1942 года.

Не выполнив намеченного и преследуемый чекистско-войсковыми подразделениями, обер-лейтенант Ланге с остатками своей группы (6 человек, все немцы) сумел с помощью проводников-чеченцев во главе с Хамчиевым и Бельтоевым перейти обратно через линию фронта.

В августе в Пседахском районе и близ г. Моздок десантировалась группа во главе с А. Хамчиевым, укомплектованная выпускниками Симферопольской и Варшавской диверсионных школ абвера. В Пригородном районе Чечено-Ингушской АССР была высажена группа X. Хаутиева, в Веденском районе — группа Селимова — Д. Даудова. Всего германскими разведывательными органами на территорию ЧИАССР в июле-августе 1942 г. было заброшено 5 групп парашютистов: 57 человек. Как правило, десантники объединялись с бандами, действовавшими на местах. Начальник Старо-Юртовского райотдела НКВД Эльмурзаев вместе с районным уполномоченным заготовительной конторы Гайтиевым и четырьмя милиционерами, забрав 8 винтовок и несколько миллионов рублей денег, скрылся в горах.

24 сентября части 1ТА ГР.А "А" перешли в наступление с Моздокского плацдарма на р.Терек в направлении городов Грозный и Орджоникидзе.

В августе-сентябре при приближении линии фронта в бросили работу и бежали 80 человек членов ВКП(б), в т.ч. 16 руководителей райкомов ВКП(б), 8 руководящих работников райисполкомов и 14 председателей колхозов ЧИ АССР. Со своих постов бежали 2/3 первых секретарей райкомов, видимо оставшиеся были "русскоязычными". Среди тех, кто переметнулся к врагу, были: секретарь Гудермесского райкома Арсанукаев, завотделом Веденского райкома Магомаев, секретарь обкома ВЛКСМ по военной работе Мартазалиев, второй секретарь Гудермесского РК ВЛКСМ Таймасханов, председатель Галанчожского райисполкома Хаяури. Первый "приз" по предательству можно присудить партийной организации Итум-Калинского района, где в бандиты ушли первый секретарь райкома Тангиев, второй секретарь Садыков и почти все партийные работники.

Тогда-то и стало понятно, что чеченцы и ингуши вне зависимости от занимаемой должности спят и видят, как бы навредить русским и вредили они очень активно.

Октябрь заброшенный в августе во главе диверсионной группы унтер-офицер Реккерт организовал восстание. Он при содействии религиозных авторитетов, сумел поднять ряд аулов Веденского и Чеберлоевского районов. Однако благодаря принятым оперативно-войсковыми мерам это вооруженное выступление было ликвидировано, Реккерт и его помощник Герт убиты, а примкнувший к ним командир другой диверсионной группы Дзугаев арестован.

7 ноября 1942 года в Чечено-Ингушетии силами войск НКВД при поддержке отдельных частей 4-го Кубанского кавалерийского корпуса была проведена спецоперация по ликвидации бандформирований. В бою убит Майрбек Шерипов.

28 декабря 1942 г. Разведотделением Управления войск НКВД по охране тыла Закавказского фронта в 8 км. юго-восточнее г. Орджоникидзе (м. Ангушты) арестованы два немецких парашютиста: Берг Иоахим и Маср Макс, которые скрывались в пещере, охраняемой пособником из местных жителей Маргустовым. При подходе нашей оперативной группы к пещере Маргустов оказал сопротивление и был убит.

12 января 1943 года в районе села Акки-Юрт органами НКВД обезврежена диверсионная группа О.Губе.

При допросе Осман Губе (Сайднуров), показал следующее: "Среди чеченцев и ингушей я без труда находил нужных людей, готовых предать, перейти на сторону немцев и служить им. Меня удивляло: чем недовольны эти люди? Чеченцы и ингуши при Советской власти жили зажиточно, в достатке, гораздо лучше, чем в дореволюционные времена, в чем я лично убедился после 4-х м-цев с лишним нахождения на территории Чечено-Ингушетии. Чеченцы и ингуши, повторяю, ни в чём не нуждаются, что бросалось в глаза мне, вспоминавшему тяжелые условия и постоянные лишения, в которых обреталась в Турции и Германии горская эмиграция. ...Я не находил иного объяснения, кроме того, что этими людьми из чеченцев и ингушей, настроениями изменническими в отношении своей Родины, руководили шкурнические соображения, желание при немцах сохранить хотя бы остатки своего благополучия, оказать услугу, в возмещение которых оккупанты им оставили бы хоть часть имеющегося скота и продуктов, землю и жилища".

Задержание части руководства бандформирований вылазки бандитов не прекратили. Продолжались они благодаря поддержке бандитов местным населением и местным начальством. Бандформирования только "Особой партии кавказских братьев" и только в 20 аулах Чечни насчитывали к февралю 1943 года более 6540 человек, а других вооруженных группировок было зарегистрировано около 240 (численностью от 2-3 человек до 15-20).

24 июля 1943 года оперуполномоченный 2-го отделения доротдела милиции НКВД Орджоникидзевской железной дороги Семенов сообщил, что нарком внутренних дел ЧИ АССР Албогачиев имеет родственников среди бандитских отрядов в Назрани.

15 августа в своем отчете зам.начальника Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР Р. Руденко по результатам командировки в Чечено-Ингушетию писал : "На учете в Чечено-Ингушской республике 33 бандгруппы (175 чел.), 18 бандитов-одиночек, дополнительно действовали еще 10 бандгрупп (104 чел.). Выявлены в ходе поездки по районам 11 бандгрупп (80 чел.). Таким образом, на 15 августа 1943 г. действовали в республике 54 банд-группировки — 359 участников. Значатся в розыске 2045 дезертиров. В первом полугодии разыскано 202 человека".

В августе 1943 года на территорию Чечено-Ингушской АССР Абвером заброшено 3 группы немецко-чеченских парашютистов общей численностью 20 человек.

Октябрь. Один из руководителей восстания в октябре 1942 Р. Сахабов убит его кровником Р. Магомадовым, которому за это советскими властями было обещано прощение бандитской деятельности.

9 ноября заместитель наркома госбезопасности, комиссар госбезопасности 2-го ранга Б. Кобулов, по результатам поездки в Чечено-Ингушетию в своей докладной записке на имя Берии "О положении в районах Чечено-Ингушской АССР" писал: "По данным НКВД и НКГБ ЧИ АССР на оперативном учете было 8535 человек, в том числе 27 немецких парашютистов; 457 человек, подозреваемых в связях с немецкой разведкой; 1410 членов фашистских организаций; 619 мулл и активных сектантов; 2126 дезертиров... На 1 ноября в республике оперируют 35 бандгрупп с общей численностью 245 человек и 43 бандита-одиночки. Свыше 4000 человек — участников вооруженных выступлений 1941-42 гг. — прекратили активную деятельность, но оружие — пистолеты, пулеметы, автоматические винтовки не сдают, укрывая его для нового вооруженного выступления, которое будет приурочено ко второму наступлению немцев на Кавказ".

2 декабря 1943 г. Комиссары госбезопасности 2-го ранга И. Серов и Б. Кобулов доложили в Москву, что созданные для депортации населения Чечено-Ингушской АССР оперативно-чекистские группы приступили к работе. Отмечалось, что за два предыдущих месяца легализовано около 1300 бандитов, скрывавшихся в лесных и горных массивах. Среди них Д. Муртазалиев, который 18 лет руководил бандой и неоднократно провоцировал вооруженные выступления, А. Бадаев — главарь вооруженной группы с 15-летним стажем. При этом в процессе легализации бандиты сдавали лишь незначительную часть своего оружия. В записке обосновывалось предложение использовать в качестве предлога для ввода войск тактические учения в горных условиях. Однако вместо частей Красной Армии в республике будут размещены войска НКВД. Сосредоточение войск на исходных позициях предлагалось начать за 20-30 дней до проведения операции.

Можно ли считать совершенно необоснованным постановление ГКО СССР Љ 5073 от 31 января 1944г. о ликвидации Чечено-Ингушской АССР и депортации из мест постоянного проживания чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев "за пособничество фашистским оккупантам"? Думаю, нет.

О личности руководителя антисоветского выступления в 40-х годах в Чечне Исраиловеа (Терлоеве) Хасане мне было известно многое. В свое время побывал в селении Нашхой Галанчожского района Чечни, где он родился. В горах видел пещеры и базы где скрывался он и его приспешники. Общался с народом, который собирал и изучал документальные свидетельства о тех событиях.

Хасан Исраилов родился в 1903 году в семье крупного скотовладельца. Дед — Цоцаров Хациг — один из наибов Шамиля. Отец — Садуллаев Исраил — абрек, приемный брат Зелим-хана убит при грабеже Кизлярского казначейского банка.

Хасан восемь лет учился в арабской школе, затем окончил духовную школу. Арестовывался четыре раза, приговаривался к десяти годам исправительно-трудовых лагерей, затем к смертной казни (ст. 58, ч. 2, 3, 8, 11 и 14 УК РСФСР), но всякий раз искусной подтасовкой свидетелей, документов, подкупами, противозаконными действиями родственников обеспечивал себе алиби и выходил на свободу. В 1933 году публично раскаивается, добровольно выходит из подполья и сдается в руки властей, обещая работать на Советскую власть. Восстановлен в партии, работает в Грозном корреспондентом, партследователем, пишет стихи. По рекомендации партийных, советских органов направляется в Москву на учебу в Коммунистический университет трудящихся Востока имени И. В. Сталина (Красной профессуры) (КУТВ). Его деятельность в Москве: организация антисоветской писательской группы во главе с Авторхановым (во время войны сотрудник "Северокавказского национального комитета" при ведомстве Розенберга, редактор газеты "Газават" (издавалась для Северокавказских подразделений вермахта, СС и полиции); связь с Троцким за границей, остатками подпольного "Паритетного комитета" в Грузии, теракты, организация террористических групп. Дерзкое ограбление банка, убийство двух сторожей, из отрубленных рук и ног которых по приказу Исраилова на полу выкладываются две буквы "М", означающие "Мекка" и "Медина" и "Мусульманские мстители".

В 1937 году после окончания университета возвращается в Грозный. Свою политическую деятельность он начал с доноса на руководство Чечено-Ингушской республики. Первоначально Исраилов и восемь его сподвижников сами попали в тюрьму за клевету, но вскоре сменилось местное руководство НКВД, Исраилова, Авторханова, Мамакаева и других его единомышленников отпустили, а на их место посадили тех, на кого они написали донос.

Новый секретарь обкома Быков вызвал Исраилова и предложил ему подать заявление о восстановлении в партии. Председатель получил уверение от Исраилова в том, что он подаст заявление на днях. Исраилов прислал свое заявление в Чечено-Ингушский обком ВКП(б), где окончательно разорвал свои отношения с Советской властью:

"...Я решил встать во главе освободительной войны моего народа. Я слишком хорошо понимаю, что не только одной Чечено-Ингушетии, но даже всему национальному Кавказу трудно будет освободиться от тяжелого ярма красного империализма. Но фанатичная вера в справедливость и законная надежда на помощь свободолюбивых народов Кавказа и всего мира вдохновляют меня на этот подвиг, в ваших глазах дерзкий и бессмысленный, а по моему убеждению, единственно правильный исторический шаг. Храбрые — финны доказывают сейчас, что великая рабовладельческая империя бессильна против маленького, но свободолюбивого народа. На Кавказе вы будете иметь вторую Финляндию, а за нами последуют другие угнетенные народы".

Используя антисоветские связи своих знакомых, он сколачивает подпольные контрреволюционные группировки Кавказа в единую организацию. Им ведется подготовка подпольных баз и филиалы этой организации в Грузии, Азербайджане, Осетии, Чечено-Ингушетии, Дагестане, Карачаево-Черкесии, Нахичеванской области. Им планируется восстание против Советской власти. Оно должно было вспыхнуть в тот момент, когда англичане высадятся в Баку, Дербенте, Поти и Сухуме. Однако английские агенты потребовали от Исраилова начать самостоятельные действия ещё до нападения англичан на СССР. По заданию из Лондона Исраилов со своей бандой должны были напасть на грозненские нефтепромыслы и вывести их из строя с тем, чтобы создать недостаток горючего в частях Красной Армии, сражающихся в Финляндии. Операция была назначена на 28 января 1940 года. Попытка поджечь нефтехранилище, была отбитая охраной объекта. Исраилов с остатками своей банды перешёл на нелегальное положение — отсиживаясь в горных аулах, бандиты в целях самоснабжения время от времени нападали на продовольственные магазины.

Арест Исраилова был крайне затруднен горными условиями, наличием многочисленных замаскированных баз на территории Чечено-Ингушетии, Дагестана, Грузии, поддержкой его штаба широкой сетью банд-пособников в труднодоступных аулах.

С началом войны внешнеполитическая ориентация Исраилова резко изменилась — теперь он начал надеяться на помощь немцев. Его представители перешли линию фронта и вручили представителю немецкой разведки письмо своего руководителя.

Один из идейных вдохновителей бандитизма в Чечне А. Авторханов впоследствии писал:

"...Наш общий доверенный человек передал мне меморандум Временного народно-революционного правительства Чечено-Ингушетии на имя правительства Германии, в Берлин. Главное содержание меморандума сводилось к следующему:

1. Чечено-Ингушетия восстала, чтобы избавиться от тирании Сталина и освободиться от советского империализма для восстановления своей былой свободы и независимости.

2. Мы ожидаем, что в ближайшее время к нам присоединится весь свободолюбивый Кавказ.

3. Мы считаем, что враг Сталина — наш друг. Поэтому мы предлагаем Германии военно-политический союз против большевизма."

С немецкой стороны Исраилова курировал Абвер. Непосредственным куратором выступал полковник Осман Губе. Аварец по национальности, он родился в Буйнакском районе Дагестана, служил в Дагестанском полку Кавказской туземной дивизии. В 1919 г. присоединился к армии генерала Деникина, в 1921 г. эмигрировал из Грузии в Трапезунд, а затем в Стамбул. В 1938 году Губе поступил на службу в Абвер, и с началом войны ему пообещали должность начальника "политической милиции" Северного Кавказа.

Партия Исраилова организовала крупное вооруженное выступление осенью 1941 года в Шатойском районе Чечни. Поводом для выступлений были мобилизационные мероприятия. С трудом подавленное восстание возродилось вновь в июне 1942 года. Активные участники восстания М. Басаев и Г. Джангиреев были арестованы правоохранительными органами.

Через два года после своего первого рейда — 28 января 1942 года Исраилов организовывает ОПКБ — "Особую партию кавказских братьев", ставящую своей целью "создание на Кавказе свободной братской Федеративной республики государств братских народов Кавказа по мандату Германской империи". Позднее эту партию он переименовывает в "Национал-социалистическую партию кавказских братьев".

Несмотря на то, что с 22 июня 1941 года по 23 февраля 1944 года в Чечено-Ингуштии было убито 3078 участников бандформирований, взято в плен 1715 человек, 1113 сдались добровольно, было ясно, что пока бандитам кто-то даёт пищу и кров, победить бандитизм будет невозможно. Именно поэтому 31 января 1944 года было принято постановление ГКО СССР Љ 5073 об упразднении Чечено-Ингушской АССР и депортации её населения в Среднюю Азию и Казахстан.

23 февраля 1944 началась операция "Чечевица", в ходе которой из Чечено-Ингушении было отправлено 180 эшелонов по 65 вагонов в каждом с общим количеством переселяемых 493 269 человек. Было изъято 20 072 единицы огнестрельного оружия в том числе: 4868 винтовок, 479 пулеметов и автоматов. При оказании сопротивления были убиты 780 чеченцев и ингушей, а 2016 были арестованы за хранение оружия и антисоветской литературы.

В горах сумели скрыться 6544 человека. Бои в высокогорных районах Чечни продолжались до осени 1947 года. Многие из тех, кто скрывался в горах, вскоре сдались.

О поимке самого Исраилова можно было бы написать целый роман.

13 февраля 1944 года органами НКВД на основании агентурных данных были арестованы братья Муртазалиевы. В результате допросов один из братьев Муртазалиевых дал показание, что Исраилов скрывается в пещере горы "Бачи-Чу" Дзумсоевского сельсовета Итум-Калинского района. Через два дня оперативной группой НКВД это убежище главы "Особой партии кавказских братьев" было найдено. Самого Исраилова там не оказалось. При обыске пещеры найден ручной пулемет "Дегтярева" и 3 диска к нему, 3 винтовки (в т.ч. английская десятизарядная), 200 штук винтовочных патронов. Лейтенантом Анекеевым и старшиной Нециковым из 263-го стрелкового полка Тбиќлисской дивизии войск НКВД там же был обнаружен вещмешок общим весом около двух кг., с подлинными записями Исраилова, относящиеся к его повстанческой деятельности. Среди них были списки членов НСПКБ по 20 аулам Итум-Калинского, Галанчожского, Шатоевского и Пригородного районов ЧИ АССР (общей численностью 6540 человек); 35 билетов членов фашистской организации "Кавказские орлы" (полученных Исраиловым через немецких парашютистов); подробная немецкая карта Кавказа, на которой были отмечены населенные пункты ЧИАССР и Грузинской ССР, в которых имелись ячейки повстанческой организации.

Сам Исраилов 15 декабря 1944 года был смертельно ранен в бою. при перестрелке в селе Ошной, где дом с бандитами был окружен агентурной группой НКВД братьев Умаевых, Байсагуровых, Индербаева. Братья-агенты боялись застрелить при осаде кого-либо из своих родственников-бандитов, вследствие чего другой группе Хучбарова (находившейся в этом районе также по заданию НКВД) удалось унести Исраилова. 29 декабря 1944 года начальник отделения ГУББ НКВД СССР капитан госбезопасности Малышев уведомил Москву о том, что "...задание т. Берии выполнено. Исраилов Хасан убит, труп опознан и сфотографирован. Агентура переключена на ликвидацию остатков бандглаварей".

Вместе с тем, главная задача лишить базы действоќвавших в горах Чечни вооруженных групп противников советской власти, так и оставалась невыполненной. В конце пятидесятых годов, уже к моменту возвращения из ссылки чеченцев и инќгушей, в горах продолжали существовать малочисленные группы абреков. Самым известным из них был Хасуха Магомадов, которого смогли выследить и убить только в 1976 г.

В январе 1957 года была восстановлена Чечено-Ингушская АССР, а уже в феврале Хрущев реабилитировал некоторые национальности депортированные во времена Сталина — чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев и калмыков. Они стали возвращаться на свою историческую родину и фактически сразу в ЧИАССР стали возникать межнациональные конфликты. Первые конфликты на почве возвращения собственности и попыток восстановления экономической самостоятельности коренным населением были отмечены уже в 1955 году. Несмотря на то что ограничения по спецпоселению тогда были сняты только с членов КПСС, сотни чеченских и ингушских семей через все кордоны пробирались на родину и пытались вернуться в свои дома. Местное население и партийно-советское руководство к этому были не готовы. Отсутствие жилья, работы и стремление восстановить статус-кво выливались в конфликты, в которых были и убитые, и раненые. Но всё это происходило, по большей части, в сельской местности. Но в августе 1958 г. в Грозном между чеченцами и русскими произошли этнические конфликты. Поводом к ним стало убийство на бытовой почве в поселке Черноречье (пригород Грозного, где в основном проживали рабочие и служащие Грозненского химического завода) группой чеченцев (Мальсаговым, Рамзаевым, Везиевым и Рассаевым) на глазах у множества свидетелей русского паренька — Евгения Степашина и ножевым ранением Владимира Коротчева. Убийца и его сообщник были задержаны милицией, однако обычное бытовое преступление, наложившись на межнациональную напряжённость, бездействие властей, вызывающее поведение чеченцев по отношению к русскому населению получило широкую огласку и привело к активизации античеченских настроений. В этот период времени население Грозного в основном состояло из русских (до 87% от 250 тыс. жителей). Когда русское население потребовало "принять действенные и незамедлительные меры к прекращению убийств и хулиганства со стороны чеченцев, вынуждающих русское население жить в постоянном страхе" местная власть ничего сделать не смогла. Наоборот своими неумелыми действиями — несмотря, на многочисленные просьбы граждан препятствовали тому, чтобы прощание с убитым было публичным; попыткой блокировать милицией и автотранспортом центр города и городские улицы для траурной процессии; первоначальным отказом выступить перед собравшимися; а когда их все же заставили это сделать, то вместо успокоения толпы потребовали прекратить беспорядки; задержанием на площади у обкома партии группы подвыпившей русской молодежи спровоцировала в городе беспорядки, в которых участвовало до 10 тыс. человек. Население несколько раз врывалось в здание обкома партии и потребовало вызова в Грозный членов Политбюро и советского правительства. На митинге у здания обкома был составлен проект резолюции, выражавший недовольство русских жителей республики. В нем говорилось:

"Учитывая проявление со стороны чеченского населения зверского отношения к народам других национальностей, выражающегося в резне, убийствах, насилии и издевательствах, трудящиеся города Грозного от имени большинства населения республики предлагают:

1. С 27 августа переименовать ЧИ АССР в Грозненскую область или же в Многонациональную советскую социалистическую республику.

2. Чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10 % от общего количества населения.

3. Переселить передовую прогрессивную комсомольскую молодёжь различных национальностей из других республик для освоения богатств Грозненской области и для развития сельского хозяйства.

4. Лишить всех преимуществ чечено-ингушское население по сравнению с другими национальностями с 27.08.58 г."

Примерно в час дня большая группа митингующих вновь ворвалась в обком и устроила погром — ломали мебель, били окна, выбрасывали на улицу документы и другие бумаги, разливали чернила, били графины и стаканы, рвали настольные календари и бумагу, срывали с окон занавески, кричали, свистели, призывали бить чеченцев и "устранить" руководителей местных республиканских и партийных органов. Попытки уговорить нападавших лишь усиливали их агрессивность по отношению к "начальникам". На улицах города отдельные группы участников беспорядков останавливали автомашины — искали чеченцев. Как позднее докладывал генерал-полковник С.Н. Перевёрткин, "руководящий состав и значительная часть сотрудников МВД и райотделов милиции сняли форменную одежду из-за боязни возможного избиения их хулиганами".

Во второй половине дня толпа из нескольких сот человек ворвалась в здание МВД ЧИАССР в поисках задержанных участников митинга. Ещё одна группа лиц прорвалась в здание республиканского УКГБ. С целью пресечения беспорядков власти были вынуждены ввести в город войска. В ночь с 27 на 28 августа в Грозном был введён комендантский час, который действовал в течение четырёх суток. В результате беспорядков в городе пострадало 32 человека, в том числе 4 работника МВД. Два человека (из числа гражданских: чеченец Матаев и рабочий Андрианов ) умерли, десять были госпитализированы. В числе пострадавших оказалось много официальных лиц и очень мало людей с чеченскими фамилиями. Для расследования событий в городе была создана специальная следственная комиссия КГБ и МВД. К 15 сентября было взято на оперативный учёт 273 участника массовых беспорядков. Задержано было 93 человека, из них арестовано 57, взята подписка о невыезде у 7 человек. 9 человек были переданы в КГБ, 2 человека — в прокуратуру. КГБ арестовал 19 организаторов и активных участников беспорядков. Органами милиции было возбуждено 58 уголовных дел на 64 человека. Участники беспорядков получили свои сроки от 1 года условно до 10 лет лишения свободы. У 91 осуждённого в приговоре фигурировала статья 59-2 УК РСФСР (массовые беспорядки).

15-16 сентября состоялся суд над убийцами Степашина. Один из них был приговорён к расстрелу, другой — к 10 годам лишения свободы и 5 годам "поражения в правах".

Ситуация в Грозном и Чечено-Ингушской АССР стала предметом обсуждения на Пленуме ЦК КПСС, где с сообщением выступил секретарь ЦК КПСС Н.Г. Игнатов, выезжавший в Грозный для разбирательства. Московские партийные руководители так и не сумели дать серьёзную политическую оценку событиям, которые явно вышли за рамки случайного эпизода, — в центре относительно небольшого города буйствовала толпа численностью до 10 тысяч человек. Дело ограничилось чисто полицейскими мерами и обычной идеологической говорильней. Неудивительно, что, несмотря на все усилия властей, этническая напряженность как в Грозном, так и в республике сохранялась...

С середины 1950х годов, чеченцы продолжали убивать, мучить, пытать, держать в рабстве беззащитных русских девчонок, мальчишек и женщин. Считается, что до начала 1-й Чеченской компании от рук преступников пострадало до 300 тыс. русскоязычных жителей Чечни. И все это покрывалось стоящими во главе республики властями, а точнее национальными кадрами в них.

Глава

Не лучше положение было и в других регионах Кавказа. Там пусть и не так открыто как в Чечне шли похожие процессы. Не зря же спецслужбы Третьего рейха строили свои подрывные планы на активном вовлечении местного населения в антисоветскую деятельность. Именно этим и обусловлены причины выселения, например, карачаевцев и балкарцев. Абвером и VI Управлением РСХА были созданы несколько

организации: "Карачаевский национальный комитет", "Свободный Карачай", "За религию Карачая" и "Балкарская армия". Именно этими организациями в январе 1943 г. был организован мятеж в Карачае. После его подавления, в марте, лидерам, так называемых карачаевских "подпольных" организаций, оставшимся на свободе, Абвером снова было предписано поднять мятеж. В этих условиях в июле 1943 г. распоряжением ГКО призыв карачаевцев в Красную Армию был отменен.

На территории Карачая в период оккупации (август 1942 — январь 1943 гг.) и месяц-два спустя после нее действовало три банды. Одна из них численностью до 60 человек уже после ухода немцев 10 февраля 1943 года навязала бой отряду особого назначения численностью до роты, убила 38 бойцов. Однако, в феврале она была ликвидирована частями Красной Армии. Главари банды Дудов и Магаяев были убиты своим сообщником. Другая, "интернациональная" банда, состоящая из карачаевцев, кабардинцев, русских, балкарцев (до 20 человек), под руководством бывшего офицера Красной Армии Попова орудовала на границе между Кабардино-Балкарией и Карачаем и была разгромлена к апрелю 1943 года. Третья банда во главе с Хетагом Хетагуровым численностью до 20 человек состояла из осетин — жителей села К. Хетагурова, была ликвидирована весной 1943 года.

За совершенные особо опасные и иные государственные преступления в годы Великой Отечественной войны па территории Карачаево-Черкесской автономной области и Ставропольќского края было арестовано и осуждено около 760 карачаевцев. Из них как агенты немецких разведорганов — 20 человек, дезертиры — 200, участники банд — 260 и пособники — 280.

В свое время мне пришлось ознакомиться с одним очень интересным документом под названием "Материалы к итоговому отчету о боевой и разведывательной деятельности партизанских отрядов Ставрополья" и касавшегося разгрома партизанского движения на территории Ставропольского края. Он был составлен 28 декабря 1943 г.. Подписали его начальник штаба партизанского движения, секретарь Ставропольского краевого комитета ВКП (б) Суслов, заместитель начальника штаба, секретарь Ставропольского крайкома партии Золотухин, заместитель начальника штаба, секретарь Ставропольского крайкома партии Воронцов.

Из этого отчета видно, что из 59 районов края, обязанных создавать партизанские отряды их создали только в 40 районах. Всего было сформировано 40 партизанских отрядов с личным составом в количестве 2 011 чел. Они были разделены на 3 группы: северная — 11 отрядов (686 чел.), южная — 13 отрядов (441 чел.) и западная — 16 отрядов (834 чел.). Эти отряды должны были действовать в горах Карачаевской автономной области.

Западная группа отрядов должна была действовать в горах и лесах Карачая. В нее входили 6 отрядов Карачаевской автономной области, 5 отрядов Черкесской и 4 отряда Ставропольского края: Изобильненский, Ново-Александровский, Егорлыкский, Труновский а также штабная группа в количестве 12 человек. Начальником штаба отрядов западной группы был назначен секретарь крайкома ВКП (б) М.П. Храмков, заместителем — И. В. Редькин. Из 834 чел. отрядов западной группы, вышедших в горы, 235 чел. (28%) рассеялось в горах по различным причинам до прихода немцев. После первых боев и потерь продовольственных баз, т е. к концу августа 1942 г перешли за перевал, погибли в боях и пропали без вести — 294 чел (35%) , в горах оставались действовать лишь 205 чел. (24,5%). Из объяснительных записок командиров и комиссаров видно, что до 22 ноября 1942 г. действовало только 3 отряда: Кировский, Преградненский и Ново-Александровский. Остальные 11 отрядов распались в основном к концу августа, а отдельные — в середине сентября.

В отчете признавалось, что личный состав этих отрядов и групп в значительной своей части оказался плохо подготовленным к партизанской борьбе в горных условиях Карачая, "комплектовался поспешно и без проверки каждого в отдельности, часть людей, принятых в отряды, оказались нестойкими, а отдельные — предателями. Предатели и трусы оказались даже среди командного состава партизанских отрядов". Так, командир Зеленчукского партизанского отряда Л. при первом же выстреле растерялся, впал в панику, бросил управление отрядом и своим поведением внушил отряду безнадежность дальнейшего сопротивления немцам. Как результат, Зеленчукский отряд разбрёлся по лесам и прекратил своё существование.

Комиссар Черкесского городского партизанского отряда П. на второй же день после занятия немецкими войсками Архызского ущелья бросил отряд на произвол судьбы и позорно сбежал за перевал.

Комиссар Изобильненского отряда В. оказался изменником Родины: перешёл на службу к немцам, предал отряд. В результате его предательства отряд был полностью разгромлен немецкими войсками, командир этого отряда Чвикалов был убит.

Комиссар Молотовского (Красногвардейского) партизанского отряда П. добровольно перешел к немцам и стал работать агентом гестапо по борьбе с партизанами и оставшимися в тылу у немцев коммунистами.

Начальник штаба партизанских отрядов западной группы И.Храмковым. В объяснительной записке на имя первого секретаря крайкома М.А.Суслова от 12 апреля 1943 г., перечисляя причины неудавшегося партизанского движения в Карачае, писал: "Отряды необходимой поддержки населения, по существу, не имели, в особенности со стороны карачаевского населения. Заигрывание врага с казаками, особенно с карачаевцами, создание карачаевского национального комитета самообороны и полиции, наличие нескольких сот дезертиров в горах, которые с момента оккупации пошли на службу к врагу и были использованы им в борьбе с партизанами. Помимо этого враг сумел обманным путем заставить неустойчивые элементы работать на себя. Таким образом, они сколотили в каждом населенном пункте несколько десятков вооруженных бандитов по борьбе с партизанами".

Не менее сложной была обстановка и в Кабардино-Балкарии. Куда были направлены два кавалерийских эскадрона батальона "Бергманн". Опираясь на эти силы в период оккупации в Нальчике, было создано марионеточное правительство во главе с князем С. Шадовым. В результате активной деятельности этого "правительства" и подразделений Абвера за 2 месяца была создана необходимая противнику база, которая позволила после освобождения этих районов Красной Армией иметь там мятежную территорию на протяжении всего 1943 и первой половины 1944 годов. На лето 1944 г. пришелся пик заброски туда Абвером диверсионных групп (около 80 человек). Они направлялись для управления ранее сформированными нацистами и оставшимися на местах банд. Их главной задачей был подрыв стратегических коммуникаций в советском тылу, в первую очередь тех, по которым шло снабжение нефтью и нефтепродуктами. Кроме того они должны были помешать деятельности органов местного управления, затруднить восстановление экономики в данных районах, областях, в том числе и путем вбрасывания огромного количества фальшивых советских денег (к примеру, все задержанные группы в Кабардино-Балкарии имели внушительные суммы фальшивых советских денег — от 500 тыс. до 1,5 млн. рублей).

На борьбу с этими бандами отвлекались значительные силы и средства, которые советское командование вынуждено было отвлекать с фронта, что в свою очередь облегчало действия немецкого армейского командования.

Я лично повторения этого не хотел и знал, что надо делать. Благодаря памяти и Перстня у меня есть те самые списки членов НСПКБ найденные в "Бачи-Чу", списки руководящих лиц ЧИ АССР поддерживающие бандитов и немецкую агентуру. Кроме того есть карта с местами точного расположения бандформирований, пещер где они скрывались, данные о местах где скрывался Исраилов и не только в ЧИ АССР но и в Орджоникидзе и других городах Кавказа. Главное я знал место и время сбора всех руководителей ячеек ОПКБ в Орджоникидзе. Пропускать такое знаменательное событие я не собирался. У меня хватит наглости туда заявиться и на месте окончательно решить вопрос поимки руководителей бандформирований. Лишь бы только мне не мешали!!!

* * *

* * *

Группа армий "Центр". 9 марта 1942 г. штаб 9-й немецкой армии доносил командованию ГА "Центр": "Улучшившееся снабжение 39-й русской армии живой силой и материальными средствами усилило сопротивление наступающим частям 46-го и 56-го АК..." Замысел вытеснить армию генерала Масленникова на запад: за линию Белый — Оленино не был осуществлен.

* * *

* * *

9 марта 1942 г. Франц Гальдер записал в своем дневнике: "Противник, ведя атаки против южного фланга и центра 6-й армии, добился тактических успехов. У Сухиничей — значительное увеличение сил противника. На западном участке фронта 9-й армии (39-я армия русских) некоторые успехи наших войск."

Глава

Мы ходим в гости не прошено,

Не извиняемся,

Делаем крошево и растворяемся .

Волчьими тропами, вражьими трупами

Разведка идет...

Когда же небо укроется призраком-тучею,

Сердце становиться мышью летучею,

Снова ущельями,

Тайными щелями,

Разведка идет...

Красит багровый закат

Кровью ущелья и гроты,

Вновь возбуждая азарт дикой охотой.

Несколько суток подряд

Нервов натянуты нити,

Но прикрывает отряд Ангел-хранитель...

(слова из песни "Разведка идет")

(РИ) 25 марта 1942 г. Франц Гальдер записал в своем дневнике: "Потери с 22.6.1941 года по 20.3.1942 года ... составили 1 073 066 человек, или 33,52 % всех сухопутных войск на Востоке (3,2 миллиона). Обстановка на фронте. На керченском участке наши войска успешно ведут упорные оборонительные бои. Группа Клейста добилась большого успеха по отражению атак противника. Большое перенапряжение войск. Паулюс предпринял успешную контратаку.

Группа армий "Центр". На фронте 4-й армии (автодорога) противник возобновил наступление. В остальном особое беспокойство внушает обстановка в тылу (действия гвардейского кавалерийского корпуса против группы Хаазе). На фронте 9-й армии продолжается упорное наступление противника, который ввёл в сражение новую танковую бригаду.

Группа армий "Север". Успешное развитие наступления наших войск в районе Старой Руссы. У Погостья противник, довольно глубоко вклинившийся в наше расположение, по-видимому, на некоторое время задержан. Горноегерский полк подтягивается для контратаки...

* * *

* * *

Первыми на Кавказ вместе со мной улетела группа инструкторов— альпинистов, взвод егерей "старой гвардии" и радиовзвод. Выделенные "Дугласы" больше увести не могли, их и так загрузили под "завязку". Остальные подразделения должны были быть переброшены в течение следующих двух недель. Лететь пришлось кружным путем через Астрахань, с посадками в Сталинграде, Астрахани и Баку. Поэтому вылетев рано утром, в столицу Осетии мы прибыли только ближе к вечеру. В Орджоникидзе нас встречали представители 2 отдела местного УНКВД. На ночь нас расположили на территории Орджоникидзевского военного училища НКВД, а утром бойцы выехали в "Ангушт — Тарское". Из местного полка НКВД нам в помощь был выделен саперный взвод. Все необходимое на место стоянки и будущего полигона успели завести, так что моим егерям оставалось только начать все собирать и готовить. Но оставалась еще куча вопросов к местному начальству требовавших согласования и уточнения. Поэтому отправив людей в горы, пришлось садиться в машину и мотаться по городу, общаться с разным начальством. Согласование вопросов в Орджоникидзе занял целый день. Больше всего пришлось проторчать в УНКВД и штабе ПВО. Где решались вопросы обеспечения личного состава, лошадей и техники всеми видами довольствия, организацию связи, маршрутов полетов "Аистов" над горами и прикрытия их истребителями, выделении бомбардировщиков, топлива и авиаспециалистов. В соответствии с телеграммой командованием гарнизона в наше распоряжение были выделены три десятка лошадей, два пушечных БА-10, десяток грузовиков, в том числе и два автофургона для перевозки заключенных, замаскированных под хлебовозки. Лично для меня предоставили управленческую "Эмку". Надо было видеть радостные лица отцов-командиров автобата, когда я им сказал, что грузовики мне потребуются лишь периодически и представлять машины они должны только по заявке, а в остальное время могут их использовать по своему назначению. Первое время грузовые автомашины мне действительно были не нужны, а раз так, то зачем отрывать народ от дел. Понятно, что машин мало и дела для них обязательно найдутся. Фотографии известных боевиков, их особые приметы в УНКВД для нас уже были подготовлены, мне оставалось лишь раздать их своим бойцам. Летуны место для "Аистов" определили на аэродроме ОСАВИАХИМа, они же предоставляли нам и пару опытных пилотов для натаскивания моих летчиков полетам в горах. "Дугласы" должны были прибывать и разгружаться на городском аэродроме. График прибытия самолетов был согласован и утвержден.

Вечером мне удалось немного пройтись по городским улицам, полюбоваться с городской набережной на Те'рек, Церковь Святого Григория Просветителя, дом Вахтанговых и Мечеть Мухтарова, погулять по тенистым аллеям парка им. Коста Хетагурова. Когда еще для этого удастся вырвать свободное время.

Следующий день ушел на поездку в Грозный. От нее я многого не ждал. Мне достаточно было в 141 полку договориться о проводниках, согласовать организацию связи и совместные действия. Тоже самое требовалось и от командования Грозненского укрепрайона, а еще мне хотелось договориться об артиллерийской поддержке. Со мной в качестве проводника поехал старший лейтенант милиции из фронтовой группы по борьбе с разведывательно-диверсионной деятельностью противника. В принципе он мне был не нужен. Сколько раз в своей прошлой жизни я вот так на машине мотался туда — обратно по дороге на Грозный, но нельзя было выходить из роли, да и дорога могла быть другой. Выехали мы из Орджоникидзе на машине еще до рассвета. Дорога была неплоха и мы быстро катили по ней. Весна уже полностью вступила в свои права, кругом зеленела трава, а на деревьях появились первые листочки. Села, через которые проезжали, были узнаваемы, как и повседневная жизнь в них, словно и не было разницы в полсотни лет между реальностями. Разница была лишь в количестве скота на лугах, внешнем виде людей и построек, практически полном отсутствии автотранспорта. В мое время тут стояли огромные двухэтажные особняки и высокие заборы из облицовочного итальянского кирпича, а не глинобитные мазанки или небольшие каменные дома с скученной беспорядочной планировкой за невысоким деревянным или каменным забором стоящие здесь и сейчас.

Пару раз останавливались напиться ключевой воды из родников, слегка размять ноги и проверить связь. Все ж езда на "эмке" по горной дороге то еще удовольствие. Радиосвязь действовала вполне надежно и устойчиво, слышимость была приемлемая. Приходилось констатировать, что немцы умеют делать качественные вещи. О том, что где то рядом идет война практически ничего не говорило. Только на подъезде к городу стали видны оборонительные работы, КПП и зенитные батареи.

Штаб Грозненского укрепрайона размещался в городском музее. С начштаба, "операторами", нач. артиллерии и летунами длинных разговоров не было. Телеграмма к ним поступила еще два дня назад и их предварительные наработки легли на стол. Я тоже достал свои, и мы быстро нашли общие точки соприкосновения и решения первоочередных вопросов. Главным стало то, что армейцы готовы были по моей заявке выделить необходимое количество артиллерийских и минометных стволов и боеприпасов, а летуны готовы были принять мои борта на аэродромах в Грозном, Гудермесе, Ведено. Они сообщили и о нескольких горных площадках в районе Итум-Кале, Ушкалой, Гухой, Шатой, Ведено, Буйнакске которые "Аисты" при необходимости могли использовать в качестве аэродромов. Меня заверили что ПВО, гарнизоны и "ястребки" будут предупреждены о возможной посадки моих самолетов.

Заезжать в местное управление НКВД и встречаться с его начальником и начальником отдела по борьбе с бандитизмом я не стал. Хоть старлей и предлагал это сделать, но мне было рано еще встречаться со своими будущими жертвами. Не стали мы заезжать и в Грозненский обком партии. У них там своих дел по горло, как-нибудь в другой раз представлюсь. Поэтому сославшись на отсутствие свободного времени, мы поехали сразу же в полк.

В 141-м стрелковом полку внутренних войск меня приняли хорошо, можно даже сказать очень хорошо. Их можно понять, не каждый день к ним гости из Москвы прибывают, тем более что их приезд заранее предопределен телеграммой. Командира полка Холухоева на месте не оказалось, он еще вечером выехал в горы с проверкой гарнизонов, но мне вполне хватило его подчиненных. С начальником штаба, замкомандира и особистом полка общий язык нашли и обо всем договорились, сверились с картами и планами, уточнили разведданные и согласовали опознавание групп и друг друга. Потом в обед был небольшой сабантуй с шашлыком и всем таким прочим на берегу Сунжи. Мясо для шашлыка я купил по дороге в Грозный, остальное парни нашли на местном рынке. Много набирать не стали, так по паре чуреков с сыром и лепешек с сыром и мясом на каждого. Для дружеского обеда и более близкого знакомства нам вполне хватило.

Без разговоров дело приготовления шашлыка не обошлось. Они касались положения в регионе, поисковых операциях, борьбе с преступностью. Парни были боевые, опытные, многое знали о действиях в горах, повадках бандитов. Разговор у нас был откровенный, особенно с особистом. Почувствовав родственную душу, он разговорился. От него, пока остальные занимались костром и разделкой мяса, я узнал, что среди горцев, дезертиров, бандитов ходят упорные слухи, что легализоваться среди населения тем, кому надоело скрываться по горам, можно только за взятку в размере 3-5 тыс. рублей ответработникам из числа национальных кадров в местном обкоме и облисполкоме. В открытую об этом не говорят, но "земля слухами полнится" что старейшины тейпов собирают деньги для взяток. И вроде как вопрос действительно именно так решается, о чем говорит все увеличивающееся количество легализованных. Главное то, что все это происходит вроде как с согласия местных органов НКВД и чуть ли не под контролем начальника отдела по борьбе с бандитизмом. Кроме того кто-то сливает информацию бандитам о готовящихся и проводимых против них операциях, засадах и прочесываниях. Поэтому проводимые мероприятия часто срываются или проходят с минимальным результатом. Разве можно считать задержание одного-двух скрывавшихся в горах с древним оружием горцев хорошим результатом? Тем более что информация, поступившая из проверенных источников, была в целом ряде случаев о бандах численностью до 40 человек, вооруженных современными винтовками и пулеметами. Знать о проводимых полком поисковых мероприятиях мог очень маленький круг лиц как в УНКВД, так и обкоме партии. Закончил он свой рассказ на довольно минорной ноте.

Да весело! Я, конечно, знал что не все так просто в "королевстве Датском", но не до такой же степени нагло. Фактически этими взятками на корню рубится вся оперативная работа с колеблющейся частью боевиков. У тех, у кого родственники не могут набрать необходимую сумму для взятки нет шансов вернуться с явкой с повинной к мирной жизни. И как после этого работать? Неужели действительно правдой является вскользь высказанное в мое время одним из "краеведов" предположение, что чинуши, из числа местных жителей, довольно хорошо обогатились за счет своих же сородичей, в том числе и путем легализации скрывавшихся в горах за деньги. Что в ЧИАССР не было никакого восстания, а была чистая "игра на публику" высших чинов местного НКВД. Они фальсифицировали данные о количестве бандгрупп и повстанцев, а затем докладывали наверх об успешной борьбе с преступностью. За что соответственно получали награды и т.д. Что организация Исраилова на самом деле тоже проект местного НКВД по организации бандитов, переросший и переигравший своих создателей. Но, честно говоря, мне в это совершенно не верилось. Ну не может быть такого. В то, что кто-то наварился на беде других вполне могу поверить, но во все остальное категорически нет. Слишком хорошо я знаю эту кухню и не верю, что в конторе на это могли пойти. Да и местный начальник УНКВД Албочиев здесь появился сравнительно недавно, так что не было у него времени разыгрывать тут оперативные комбинации такого уровня.

Вообще у меня происходящее вызывало чувство дежавю. Все было как в той реальности, из которой я прибыл и где воевал в этих же местах. Та же коррупция и предательство среди нацкадров в местных органах власти. Все до мельчайших деталей было знакомо и этот берег, и этот лес, и разговоры, и дорога и вкус шашлыка из баранины. Поймал себя на том, что по дороге на место пикника руководил действиями водителя, чем явно ввел местных парней в легкое замешательство.

Потом была обратная дорога в Орджоникидзе и "Ангушт — Тарское". За двое суток мои парни и саперы преуспели. Был подготовлен палаточный городок, организована охрана, размечен полигон и стрельбище, работала кухня и обустроен душ. С местными ингушами наладили контакт и слили им "дезу" о себе. За поздним ужином радисты доложили об установлении связи с абонентами в Орджоникидзе, Тбилиси и Шали и готовности к работе. Авиаторы тоже были готовы начать боевую деятельность. Я был только за. Ближе к полуночи грузовики доставили очередную партию бойцов прибывших из Москвы.

Следующие два дня были заполнены до отказа. Наконец началась нормальная боевая подготовка к будущей операции. Инструктора с егерями вышли на полигон и начали практическую отработку навыков. Я тоже принял активное участие в таком проведении досуга, восстанавливая навыки, что не осталось не замеченным со стороны инструкторов. Даже похвалили. Итоги первых разведвылетов "Аистов" обнадежили. Мои летчики довольно быстро осваивались с непривычной для них техникой пилотирования самолетов в горах. Взаимодействие авиаторов и связистов было на должной высоте. Дополнительно удалось установить радиосвязь с гарнизонами в Шатое, Борзое, Итум-Кале. Из Грозного к концу второго дня сообщили о готовности надежных проводников для моих ребят. Что ж все шло как надо, и мне пора было собираться в дорогу. Стоило проверить свою удачу в очередном изменении истории.

Я знал, что 30 марта Исраилов со штабом своей организации и охраной будет с инспекцией в повстанческом округе Љ8 в Буйнакске. Туда он прибудет после генеральной репетиции всеобщего восстания в Шатое, Итум-Кале и Ведено. В Буйнакске он будет несколько дней. В ночь с 30 на 31 марта он с группой боевиков совершит нападение на сберкассу и правление колхоза, подожгут здания сельсовета и правления колхоза, убьют председателя сельсовета. Затем группа Исраилова должна вернуться в Чечню. У меня оставалось всего несколько дней, чтобы подготовиться и организовать засаду на них.

Было три варианта действий:

первый — брать группу Исраилова в Буйнакске во время встречи с руководством 8 повстанческого округа. Дом, где она состоится, мне в свое время показали. Большой двухэтажный каменный дом с кучей хозяйственных построек внутри двора. Со второго этажа и террасы окрестности просматриваются на раз, особенно улица, горы и роща, примыкающая к огороду. От улицы дом огражден высокой каменной стеной. На перекрестках улиц наблюдателей из местных жителей или их детей точно выставят, так что чужака сразу опознают и поднимут шум. Охрана зевать не будет, а раз так, то боя в городских кварталах не избежать. Да и Исраилов может уйти огородами или подземным ходом прикрывшись огнем "засадного полка" в роще и оставшихся в доме. Ищи его потом. Он же свой последующий маршрут может изменить от того что я знаю. Не хотелось бы потом гонять его по горам или выжидать у известных стоянок.

Второй вариант был брать его в Орджоникидзе. Здесь он появится в двадцатых числах апреля на встрече с руководителями групп своей организации. Место, где будет проходить совещание, я знаю, показали в свое время. Но опять-таки дело будет не тихим, как-никак почти центр города. А оно мне надо? То, что я задумал, требовало тишины.

Третий вариант был самый рисковый, но нравился он мне больше всего. Засада в горах. После Буйнакска Хасан будет возвращаться в Чечню через Ведено, где в районе Веденского распадка у них произойдет стычка с поисковой группой НКВД. Исраилов с несколькими самыми близкими людьми сможет вырваться из засады и уйдет в горы, оставив "мясо" чекистам. Затем почти два года будет скрываться в горах. Лично я этого не хотел. Мне желательно было покончить с "нациками" до того как начнутся бои за Кавказ. В свое время, общаясь с "краеведами", удалось пройти по предполагаемому маршруту Хасана. Они его составили по показаниям горцев сопровождавших Исраилова в Дагестан. Был, конечно, риск разминуться с Исраиловым, но кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Еще раз, взвесив все, принял решение действовать именно по третьему варианту. В крайнем случаи есть еще в запасе вариант взять всех здесь в городе.

За меня старшим на базе оставался командир роты егерей Максимов. Инструктируя его и старших групп, я просил чаще давать возможность бойцам бывать в Орджоникидзе, изучать его и прилегающие окрестности, но стараться не афишировать свою принадлежность к войскам НКВД. При обращении с местными жителями заводить среди них друзей и знакомых, через них собирать разведданные. По возможности еще до нашего возвращения изучить показанные на карте маршруты движения, знать там каждый бугорок, каждый кустик. Понятно, что работать на чужой территории будет крайне непросто. Хотя бы потому, что мои парни преимущественно славяне, и в Чечне их за версту видать. Если в ходе посещения города бойцами случайно будут обнаружены кто-либо из указанных на фотографиях, то стараться объекты по-тихому задерживать и доставлять на базу. Если задержать не получится, то постараться проследить объект. С прибывающими из Москвы и остающимися на базе продолжать активные тренировки — отрабатывать поисковые мероприятия, действия разведгрупп и дозоров.

С собой в горы я забирал только егерей "старой гвардии". Если уж кому я и мог довериться, то только им, не зря же мы с ними столько вместе пережили, странствуя по Белорусским лесам. Для предстоящей операции мне достаточно было иметь группу в составе одного взвода.

* * *

* * *

До Ведено (чеч. Ведана) добирались на грузовиках через Грозный, Аргун, Шали. Всю дорогу как из ведра лил дождь. Хорошо, что ехали на машинах с тентом, а то бы промокли насквозь. Дорога у нас заняла почти полсуток, выехали около полуночи, а на место приехали только к двенадцати. В условленном месте, не доезжая Ведено, нас ждал конный отряд 141 полка в составе двух взводов во главе с политруком маневренной группы Притчиным и проводники. По согласованному с командованием полка плану, наш объединенный отряд с целью проверки информации о скрывающихся в горах дезертирах должен был действовать в районе населенного пункта Элистанжи (чеч. "княжеская душа"), а потом и Махкеты. Для нас участие в операции было последней проверкой готовности к рейду. По завершении операции отряд должен был разделиться. Полковая группа вместе с нашими грузовиками возвращалась в Ведено. На следующий день она снова уходила на поиск, но уже в район Беной-Ведено. Туда же для связи и наблюдения должен был вылететь один из наших "Шторьхов". Этим они отвлекали внимание от нас.

Мы же горными тропами уходили на аул Харачой (чеч. Харачоь), расположенный примерно в 8 км к юго-западу от Ведено "на стыке гор Чечни и Дагестана", а также на границе двух исторических областей горной Чечни — Ичкерии и Чеберлоя. Нашей конечной целью был перевал Харами. В качестве проводника нам предоставлялся пожилой терский казак Иван Савельевич, воевавший тут еще со времен Гражданской войны. На чьей стороне воевал казак, я уточнять не стал, для меня главное было в том, что он знает местные горы как пять своих пальцев.

Первой остановкой было село Элистанжи, которое в свое время имам Шамиль хотел сделать столицей своего имамата. Здесь от отряда отделился один из полковых взводов. Он вместе с группой местных "ястребков" и активистов ушел в горы проверять сведения о дезертирах. Мы же по долине тронулись в сторону селения Махкеты и расположенных рядом с ним селений Товзени, Сельментаузен, Хоттуни. Тут уже чувствовалась весна: температура стояла около 15 градусов выше ноля, на деревьях набухли почки, распустились первые цветы, еще пару дней такой погоды и леса оденутся в зелень. Вокруг долины были крутые склоны гор, на которых даже в апреле бывает метровый снежный покров. Они были рассечены каменистыми руслами рек и покрыты густым лесом. Природа, горы, озера, реки и ручьи здесь были особо красивы, чтобы здесь строить туристические базы и горные курорты. Но, увы, здесь и сейчас шла пусть и необъявленная, но война. Отсюда до Аргунского ущелья было около шести километров, а до Грузии меньше сорока. В мое время именно сюда шли бандгруппы из Грузии. Здесь и сейчас тут было все то же самое. Не заходя в села, мы ушли в горы, где и разделились для прочесывания. Нам достался участок горного хребта и ущелье у села Тевзени рядом с горой "Садой Лам" (с чеч.— "Горы тейпа Садой"). Работа была куда как знакомая, да и местность для меня в принципе тоже. Вот только разделиться на десяток частей и возглавить поисковые группы я не мог. Поэтому пришлось доверить поисковую группу, действующую в ущелье проводнику, а на себя взять тех, кто будет идти по хребту. Радиосвязь работала неплохо, высоты тут чуть более 1600 метров, расстояние не столь большое так, что в любом случаи мы могли довольно быстро прийти на помощь друг другу.

Оставив часть своего груза, лошадей и технику под охраной пары бойцов и водителей, группы ушли в поиск. Мои парни показывали неплохие навыки прочесывания. Они двигались парами и тройками, прикрывая друг друга и внимательно смотря по сторонам и под ногами. Скользили от дерева к дереву, аккуратно перетекая поваленные стволы, груды сломанных ветвей и ямы со стоящей водой.

Встреча с боевиками состоялась южнее населенного пункта Махкеты. Одна из поисковых групп поднимаясь на очередную высоту, обнаружила свежие следы. Аккуратно пройдя по ним, они за пригорком обнаружили хорошо оборудованный и неплохо замаскированный блиндаж на четырех человек. Было видно, что его покинули в большой спешке. На столе стоял большой чайник, а в кружках не успел остыть чай. В грубо сложенной печи еще тлели угли, а на нарах лежали забытые вещи. На стеллажах в небольших мешочках оставались продуктами и несколько старых религиозных книг. Быстро осмотревшись, мы нашли место, где укрылись горцы. Они спрятались в промоине под корнями большого старого граба. Видя егерей горцы, сидя на корточках и крепко держа винтовки в руках, соскользнув по склону вниз, гоня перед собой груду опавших листьев, сломанных веток, снега и рыхлой оттающей земли, попытались прорваться из зоны прочесывания. Была бы у нас одна группа, то это им возможно бы и удалось, но, увы, ниже шла еще одна моя группа. Поняв, что без боя вырваться не удастся, бандиты попытались это сделать, прикрываясь огнем из винтовок и стволами буков. Но опять-таки просчитались, не на тех попали. Были бы тут первогодки, то это могло бы и удастся, но против них действовали опытные и неплохо обученные егеря, которым не впервой было вести бой. Все решилось довольно быстро. Горцев сначала зажали плотным огнем в небольшом овражке, а затем накрыли выстрелами РПГ. Хватило всего двух выстрелов. Двое бандитов были убиты, еще двое были захвачены живыми. В ходе боя несколько моих бойцов получили легкие ранения, все же горцы умели хорошо стрелять. В качестве трофеев нам досталось неплохие кинжалы, три мосинки и старый наган с двумя десятками патронов. Жаль, что пришлось так шуметь, в горах ведь звук боя слышен далеко, но этого требовала обстановка. Поэтому дальнейшие поиски на нашем направлении можно было сворачивать.

Пока не прошла горячка боя, допросил бандитов. Что такое экспресс-допрос думаю рассказывать не надо. Видя, как он происходил, проводник только покачивал головой и тихо покрякивал. В итоге мне стало известно еще о трех схронах находящихся неподалеку и количестве находящихся там боевиков, данные на погибших. Один из горцев согласился активно нам помогать и готов был вывести отряд незаметно к схронам. Второй горец был не так добр и правдив, поэтому остался с перебитыми конечностями и пальцами по соседству с трупами на месте боя. Ведь тащить его на себе мы не могли у нас и груз и собственные раненые, а раненый горец в одиночку его бы не донес. Не звери же мы, наконец. Так он может, даже выживет, если вдруг кто придет на звуки боя. По идее стоило уничтожить схрон, но взрывчатки у нас собой было мало, поэтому мы ограничились установкой нескольких растяжек на подходах к нему и гранатой у входной двери.

Связавшись по радио с Притчиным, я сообщил о результатах поиска и примерным направлением нашего нового маршрута прочесывания. Остальным поисковым группам мы маршруты не пересекали, так что могли спокойно делать свое дело, не боясь кого-то по ошибке пристрелить.

Гребень хребта пересекли быстрее лани и углубились в лес. Нашей целью была небольшая пещера с дезертирами-фронтовиками, находившийся на обратном скате горы. Они могли слышать выстрелы и разрывы и могли уйти в горы, поэтому мы так спешили. "Горец" и проводник бежали наравне с остальными. В быстром темпе преодолев около 3 км. остановились около небольшого ручья, берущего начало выше по склону. Как бы ни были подготовлены мои парни, но отдых им требовался. Да и осмотреться не мешало бы. Горец показал направление движения, и по тропе вверх ушла разведка. Через несколько минут она сообщила о найденных следах человеческой жизнедеятельности и тропинку, ведущую вверх, а несколько позже и наблюдательный пост. Время терять не стоило. Успели вовремя. Наши клиенты на небольшой поляне у входа в пещеру как раз заканчивали сборы в дорогу. Дальше был бой. Жесткий и неотвратимый. Жаль лошадей, они-то ни в чем не были виноваты, но пулям все равно в кого попадать. Тем более что дезертиры попытались ими прикрыться и отступить. Главное было не дать горцам вернуться в пещеру, хоть и утверждал пленный, что второго выхода оттуда нет, тем не менее, заниматься выкуриванием их оттуда не хотелось бы. Надо отдать должное, что дезертиры в пещеру и не думали возвращаться, попытались оказать сопротивление и отступить в лес. Действовали довольно грамотно, часто пытались менять позиции и укрытия. Стреляли горцы действительно хорошо. Трех моих бойцов ранили, стреляя из винтовок навскидку. Пришлось их гасить из РПГ и гранатами. Из двенадцати человек уйти смогли только четверо, бросивших оружие и вещи и прыгнувших сломя голову вниз по склону. Догонять их не стали, в горах темнеет быстро, а дело шло к вечеру. Да и горы они лучше нас знают. Еще встретимся. К нам в плен попало трое, в том числе и наблюдатель, следивший за дорогой и захваченный разведкой без боя. В пещере были найден запас небольшой продовольствия и теплых вещей, что не уместились в тороках. Среди трофеев нашелся "дегтярь" притороченный к вьюку и поэтому не пущенный в дело. Пулеметчиком кстати оказался один из стрелков выбитых нами в самом начале боя. У него же в вещах нашлись и гранаты. Собрав трофеи, продукты и заминировав подходы к пещере, мы вернулись к грузовикам. Сюда уже подтянулись и остальные группы. Им повезло меньше чем нам, попусту проходили.

— Ну, вы товарищ майор и счастливиц. Первый выход и такой улов. Мы за ними несколько месяцев гонялись, все никак взять не могли.— Увидя наших пленных сказал политрук. — На этих вот субчиков ориентировка еще в январе была. У них на счету сберкасса и пара трупов. Вот следователи то обрадуются. А там такого со шрамом не было?

— Был — указав на труп пулеметчика, ответил я.— Стрелял очень даже хорошо.

— Верно. Точно он. — Внимательно осмотрев труп, сказал Притчин. — Дважды от нас уходил. Охотник. Второй это его родной брат. Они предколхоза чеченца осенью ногами забили до смерти якобы за разворовывание колхозного добра. А потом в леса ушли, когда милиционеры их задержать хотели.

— Понятно. Что дальше делать будем?

— По плану?

— Нет. В Ведено вместе поедем. — Ответил я. — Трофеи можете себе оставить. Нам только боеприпасы и часть продовольствия нужно.

Мне вновь пришлось менять планы. Дело шло к ночи. Идти по горам темное время суток, искать место для ночевки, дело хреновое, а раз так то лучше всего добраться до Ведено, там отдохнуть и оставить раненых, а уже с утра пораньше выйти к перевалу. По словам Притчина от них в Ботлих постоянно ходят грузовики, и ни для кого из местных жителей не будет интересным, если туда утром вновь выйдет колонна. Тем более что новости о нашем участии в бою здесь дойдет в Ведено не скоро...

* * *

* * *

(РИ) 30 марта 1942 г. Франц Гальдер записал в своем дневнике: "Обстановка — без существенных изменений. Значительно продвинуться вперёд в районе Старой Руссы нашим войскам не удалось. В связи с этим придётся перенести направление главного удара на северный фланг. На волховском участке брешь ещё не закрыта. В районе Погостья наш контрудар начался успешно. На остальных участках фронта наблюдается относительное затишье."

* * *

* * *

Из сообщения Совинформбюро (РИ):

"За 8 месяцев Отечественной войны партизаны Ленинградской области нанесли немецким оккупантам огромный урон в живой силе и боевой технике. Партизанскими отрядами за этот период уничтожено 16.075 солдат, 629 офицеров, 11 полковников и 3 немецких генерала, расстреляно 67 агентов гестапо, 163 шпиона и предателя. Взято в плен 116 немецких солдат и 11 офицеров. Партизаны организовали 114 крушений поездов, в результате чего было разбито свыше 700 вагонов с боеприпасами, техникой и гитлеровскими солдатами..."

Глава

(РИ) 31 марта 1942 г. Франц Гальдер записал в своем дневнике: "Ввиду перенапряжения войск наступление в районе Осташкова в настоящий момент проведено быть не может. Решение. Ограничить усилия 9-й армии на ржевском участке созданием предпосылки для планируемого наступления "Наводка моста" после окончания весенней распутицы. Кроме того, следует, используя минимальные силы, блокировать пути подхода русским 29-й и 39-й армиям. Кроме того, группа армий должна навести порядок в тыловом оперативном районе и пополнить свои силы..."

* * *

* * *

Из книги маршала Советского Союза Жукова Г. К. Воспоминания и размышления т.2 стр.52 "В конце марта — начале апреля фронты западного направления пытались выполнить эту директиву, требовавшую разгромить ржевско-вяземскую группировку, однако наши усилия оказались безрезультатными. Наконец Ставка была вынуждена принять наше предложение о переходе к обороне... За период зимнего наступления войска Западного фронта продвинулись на 70-100 километров и несколько улучшили общую оперативно-стратегическую обстановку на западном направлении. За это время наступательные действия Ленинградского, Волховского, Южного и Юго-Западного фронтов, не имевших превосходства в силах и средствах и встретивших упорное сопротивление противника, не смогли выполнить поставленных задач."

* * *

* * *

Выход из цитадели Ведено колонны грузовиков никого из местных жителей не заинтересовал. Ушла колонна на Харачой значит так и надо. Мало ли какие дела у военных. Тоже самое было и в ауле Харачой, родовом селе известного чеченского абрека Зелимхана Харачоевкого. По темному времени не удалось вновь увидеть местную достопримечательность струящийся по склону источник "Девичья Коса". Похожие на Карпаты предгорья в Харачое резко сменились устрашающе высокими вершинами. Затем был долгий подъем к верхней точке перевала по серпантину грунтовой дороги, так называемой "царской дороге" проходящей от Ведено до Ботлиха. Ее специально вырубили в скалистом склоне у самого края отвесного обрыва для проезда Александра II, который в 1871 году приезжал полюбоваться Кавказом. По дороге двигались медленно и осторожно. На хребет опустился густой туман, с подъемом в горы ограничивший видимость до десятков метров. На перевале все еще местами лежал снег. Здесь дорога делилась на две. Одна верхняя вела налево, вглубь Ботлихского района Дагестана; а нижняя — прямо, к высокогорному озеру Кезеной — Ам и аулам Хой и Макажой Веденского района Чечни. Здесь у перекрестка дорог машины не глуша моторов, остановились и выбросили наш десант, а затем ушли по дороге на Ботлих. Мои бойцы без команды заняли круговую оборону, беря под контроль возможные направления атаки.

До контрольного срока рассчитанного мной еще было время. Исраилов должен был появиться здесь в течение ближайших суток максимум двое. Поэтому на это время следовало забазироваться и выставить наблюдательные посты и засады. Скрыть на перевале присутствие полусотни человек для знающего довольно сложно. Хоть место тут и довольно глухое, близлежащие села Хой (с чечен. "хо" означает "поселение стражников") и Макажой немногочисленны, тем не менее встречи с жителями хотелось бы избежать. Нам вообще желательно было быть тише воды и ниже травы, а то "рыбу" вспугнем. Лучше всего для базы подходили естественные пещеры и гроты. Их вокруг перевала хватает, но большинство из них известны местным жителям и периодически они ими пользуются. Искать неиспользуемые дело сложное и главное долгое. Пришлось напрягать свою память.

Опять чуть не спалился, когда почти с ходу направился к известным по "старой жизни" гротам расположенным ниже по склону. Хорошо что во время остановился и подозвав проводника стал с ним советоваться где разместиться на пару дней. Иван Савельевич повел меня по каменному распадку туда же куда я и собирался ранее пойти. Несколько гротов расположенных рядом друг с другом при необходимости могли укрыть от непогоды несколько десятков человек, только вход надо было завесить. С водой проблем не было. Ниже по склону бил небольшой ручей с вкуснейшей водой. Других более удобных и незаметных мест расположенных так близко к вершине и не пользующихся спросом у местных ни я, ни казак не знали. Где размещать наблюдателей и засады для контроля всех трех дорог совместными усилиями тоже нашли быстро. Их разместили между камней на несколько десятков метров выше и ниже лагеря. Вид с них, когда туман рассеялся что на дорогу, что на ущелья, что на террасы и альпийские луга открывался превосходный. Да такой что дух захватывало от красот, но, увы, у нас были другие задачи кроме как любоваться природой. Вскоре на вершине кроме тех, кому выпало дежурить никого не осталось. Мои парни неплохо замаскировались. Заметить и найти их, постороннему, было совершенно не возможно.

В гротах народ пока мы с казаком занимались делами, уже обжился, навел порядок и разложил вещи. Нас ждал завтрак — банка тушенки и чай, разогретые на спиртовках. Так начались часы тяжкого ожидания...

...В течение светового дня в зоне нашего внимания так никто и не появился. В принципе я и не ожидал быстрого результата. Вдруг ошибся, когда работал над дневниками Исраилова или он что приврал для истории. В любом случаи мы здесь просидим и прождем минимум двое суток. Даже если не будет результата. Народ к высокогорью привыкнет, опыта наблюдения и радиосвязи в горах наберется.

Как только сгустились сумерки, мы сменили дежурные пулеметные расчеты и наблюдателей. На ночное дежурство заступили наиболее подготовленные и не понаслышке знающие, что такое ночное зрение, в том числе и мы с казаком. Я же видел, что ему не терпится со мной пообщаться наедине. Наш наблюдательный пункт находился на дороге в сторону озера Кезеной-Ам. Именно это направление "краеведы" называли наиболее вероятным путем движения группы Исраилова. Поправив плащ-палатку, накрывавшую МГ и поудобнее разместившись на войлочных одеялах, мы приготовились ждать. Вокруг стояла ТИШИНА. Легкий туманец или нижний край низких облаков касался дороги и перетекал через вершины гор. Звезды были так низко, что казалось их можно достать рукой, а что вы хотели как-никак 2177 метров над уровнем моря. Лунный свет заливал округу своим серебряным светом. Дорогу и окрестности видно было довольно хорошо. Мы с Иваном Савельевичем коротали время за чаем на травах из моего термоса и тихим неторопливым разговором.

— Вот ты мне скажи старшой, откуда вы такие взялись на мою голову? Мне сказали, что я буду проводником у отряда московских чекистов, а тут вы.

— С фронта. Мы и есть тот самый отряд, о котором тебе говорили Иван Савельевич.

— Где воевали то? Тяжело было?

— Везде. Где Родина приказывала там и воевали, в основном по немецким тылам шлялись. А тяжело или нет, не скажу. По-всякому бывало. Главное живы остались и дело сделали.

— Пластуны-охотники? Давно воюете?

— Считай с самого первого дня из боев не выходим.

— Тяжело с немцем то воевать?

— А ты как будто и не знаешь? По возрасту, ты ведь на прошлой войне побывать должен был?

— Был, как не быть. С сентября 1914 года в кавалерии. Только я ведь с турками воевал. С ними говорят попроще было чем с немцами.

— Немцы вояки хорошие, умелые. Им в рот палец не клади, а то по руку откусят. Учат нашего брата почем зря. Вот и нас обучили, а доучиваться сюда прислали.

— Оно и видно, что ученые. Опытные, крови не боитесь, что свою пролить что чужую. Я это еще в Элистанжи заметил. Слишком твои "абреки" от остальных солдат отличаются. К лесу, горам и бою приучены не то, что большинство гарнизонных, что в горах как корова на льду. Ты из местных что ли?

— Нет, с чего взял?

— Твои парни и ты сам экипированы, так как бы местные собирались. И одеты и обуты и повадки соответственные. В казарме то твоих парней, за местных казачков посчитали. Да меня на мякине не проведешь. Из других мест твои парни. Уж я то своих сразу опознаю. Они несколько по-иному все носят и делают, а вот ты другое дело. Привычно тебе здесь. Ты вроде, как и не замечаешь, а делаешь, как любой из нас сделал бы. Кроме того ты когда с пленными говорил, они с тобой на своем местном наречии балакали. Я хоть и прожил среди них всю жизнь, многие местные наречия знаю, сам их порой не понимал. А ты с ними свободно говорил, даже не запинался и не задумывался, словно всю жизнь только с ними и общался, и каждый день по чеченски говорил.

— Я к языкам способности имею.

-Ага-ага. За один час выучить успел! Такого не может быть. Они же не твоих абреков испугались, а того что ты местный. И еще. Ты по горам как по своему родному дому бродишь! Словно тут не раз бывал! Я же видел, как ты к гротам направлялся еще до того как меня позвал посоветоваться, а их далеко не все местные знают! Да и потом когда посты разводил, ведь словно заранее знал, куда надо ставить.

— Когда сюда собирался, то пришлось изучать район действий, с умными людьми говорить.

— По картам так не выучишь! Да и люди тебе точно ничего не расскажут, только основные приметы и направления и то поначалу путаться будешь, пока сам не разберешься что к чему. Тут в горах надо самому знать и не раз пощупать! А ты это явно делал! Ладно, не хочешь говорить не надо. Видно секрет, какой. Так что все я понимаю. Ты не обижайся, это я так для поддержания разговора по-стариковски разговорился. Кого ждем то, скажи? Бандитов или немцев, каких? Я так понимаю, по мелочи твои бойцы не работают? Много их будет?

— Кого ждем? Бандитов. Сколько их будет точно, не знаю. Около десятка. Может немногим больше. Конных с оружием. Нам надо их, во что бы то ни стало взять. Нескольких желательно живыми. Бойцы знают, кого конкретно в живых оставлять, остальных можно в расход. Я потом тебе кого надо живыми взять фотографии покажу, вдруг пригодится.

-А откуда пойдут, известно?

— Нет. Сказали, что точно будут здесь через хребет переходить, а вот откуда пойдут неизвестно.

-Так вот почему ты все дороги и тропу перекрыл и внизу пулеметы поставил. Я так понимаю, чтобы они в капкан попали и назад отойти не смогли? А они тут точно пойдут? Ведь через хребет еще в нескольких местах перейти можно, правда, там посложнее, да и снег глубокий еще местами лежит. Сведения то точные? Я так понимаю, человек там твой среди них есть, и он тебе все сообщил. Ты гляди, тут ведь никому из местных верить нельзя, особенно если бандиты здешние.

— Ты прав, бандиты все местные, чеченцы. Всю жизнь здесь прожили, каждую тропинку знают. Должны они именно здесь идти. Во всяком случаи я на это очень надеюсь. Сведения вроде точные. Источник пока не подводил. А там, кто его знает, как будет. Вдруг они, что решат изменить.

— Ну, дай бог! Долго ждать будем?

-По идее они в течение сегодняшних суток должны здесь объявиться. Если не появятся, то еще двое-трое суток подождем. Вдруг они, где задержатся. Если здесь не получится их взять, пойдем по горам в Аргунское ущелье, там будем искать. Знаю я там пару мест, где они прятаться могут.

— Знаешь сам или кто подсказал?

— Птичка верная на хвосте принесла.

— Типа того пленного? А если кого другого встретим?

— Ну да. Если ты про бандитов да дезертиров говоришь, то будем бить смертным боем. У нас задача чтобы здесь была тишь да благодать. Если не получится миром вопрос решить, будем это делать грубо и жестко.

— А хватит то на это только твоих? Тут столько своих ухарей побывало и то почитай ничего исправить не смогли.

— Хватит. Тут пока только часть. Мы еще здесь только обживаться начинаем. Если не хватит, еще вызовем.

— Ну, дай то бог. Мир тут давно нужен. Всего с десяток лет как поспокойнее стало. Устали люди от резни друг дружки...

Ночь прошла спокойно. Как только первые лучи солнца раскрасили вершины нас сменили...

Обновление на 5.4.16. рабочий текст...

Глава

Хамид, прислонившись к остаткам каменной стены, прислушался к окружающим стоянку звукам. Все было тихо. Вокруг были обычные звуки гор, лошадей мирно ждущих утра и плеск недалекого озера. За сутки, что они тут стояли, никто не потревожил их отдых. Да и кому тут бывать и попросту время тратить? До ближайших аулов тут далеко. Живущим там некогда тут ходить. Своими домашними делами заняты. Скорее бы тоже домой вернуться, а то надоело с винтовкой мотаться по чужим дворам. Хасан сказал, что утром пойдем на перевал, а оттуда через Ведено в Итум-Кале. Может, удастся заскочить домой, своих родных проведать и хоть немного помочь по дому.

Отец с матерью совсем старыми стали. Отец еще держится, а мать совсем слаба, с постели почти не встает. Тяжело им с хозяйством справляться. Ибрагим, конечно, помогает, но мал еще, чтобы все дела по хозяйству на свои плечи возложить. Да и учиться в школе надо, хотя бы считать, читать и писать научится и то хорошо. Знания пригодятся, когда наша власть будет. Может по стопам Мурата пойдет, большим человеком станет, мир увидит, а не только одни горы...

Слава Аллаху, что Исмаил сейчас хоть дома находится, какая-никакая помощь родителям. Хоть он после болезни еще слаб и его правая рука почти совсем не движется. После камнепада, когда ему руку камнем придавило, русский врач в районной больнице ему операцию сделал, сказал чтобы берег руку и тяжести не поднимал. Вот брату и приходится пытаться делать дела только левой рукой. А ей разве много сделаешь? Нет. Но все равно брат пытается за хозяйством присматривать. Главное что он жив, а рука потихоньку придет в порядок. Врач обещал, лекарства хорошие давал.

О Мурате вообще ничего не известно. Как осенью в армию ушел, так после Ростова еще ни разу не написал. Чего ему дома в Грозном не сиделось? Отучился в городе, работал на нефтезаводе, был сменным мастером, деньги хорошие получал, нашей семье помогал, свою семью завел. Так нет же, пошел добровольцем на фронт. Зачем и для чего? Тем более что это не его война. Наша война за освобождение нашего народа только начинается, а он за русских пошел воевать. Глупый. Лучше бы дома остался, нам помогал.

Фатима выросла, скоро женихи стучаться будут, приданное готовить надо. А где деньги на это взять? Спасибо Хасану, когда сберкассу взяли, денег дал, а потом еще две коровы и пяток овец из отбитого колхозного стада в Дагестане выделил и сказал, чтобы домой отвел. Какая-никакая помощь семье. Соседи промолчат, никому об этом не скажут. Отец животных от фининспекторов в пещере прячет. Сыр и творог делает, в том числе и нас подкармливает. Все время ругается и говорит, чтобы я домой возвращался. Даже если на войну заберут, все семье легче будет от того что хоть будут знать где я. Если на фронте убьют то, как настоящего воина, а не как шакала в горах. Никак не поймет, что я за нашу Родину и свободу от власти гяуров здесь воюю. Хасан и Джебраил говорят, что это куда почетнее, чем воевать с немцами. Порой их не поймешь. Говорят, что все русские плохие и их надо убивать. Потому что они не верят в Аллаха, не дают нам развиваться, разрушают наши ценности, забирают нашу нефть, выращенный урожай и животных, ничего не умеют делать, только пью и охотятся на наших женщин. Но ведь это не так! Врач что операцию Исмаилу делал, от денег отказался, сам все нужные лекарства из Грозного привез, да и на дому сколько раз больного посещал и не только его. В ауле всех бесплатно лечит. Учитель тоже хороший человек. И учит малышню бесплатно и выслушает любого и подскажет и совет умный даст и никогда ни в чем не откажет. Живет хоть и грамотный человек как все горцы вокруг — за скотиной присматривает, овощи на огороде выращивает. Да и другие русские, что встречались здесь в горах неплохие люди. Например, тот же киномеханик, что раз в две недели в аул кино привозит или электрики, что свет в горы ведут. Или инженеры-геологи что недра и горы изучают. Сколько раз к ним в гости приходил всегда с собой рядом посадят, сладким чаем напоят, едой поделятся, поговорят, пораспрашивают о нашей жизни, сами о жизни вне гор расскажут, книжку или газету свежую, дадут почитать. Хоть я и читаю по-русски плохо, буквы проговариваю вслух, но они не смеются, подсказывают и поправляют. Так что ошибаются Хасан и Джебраилом. Надо не всех русских убивать, а только тех, кто нам мешает. И не только русских, но и своих плохих людей. Особенно тех, кто во власти сидит, и деньги с простых людей берет...

Сзади со стороны развалин построек, где спали остальные, раздался шорох. Хамид оглянулся на источник шума. У потухшего костра возился Исраилов. Вот ведь человек. Все никак не успокоится. О горском народе беспокоится, сидит и в тусклом свете огня от костра что-то пишет. Явно о важном. Не может быть у такого большого и уважаемого человека не важных дел.

Положив очередную веточку в костер, Хасан действительно писал важное. Проверка готовности к восстанию подошла к концу. Можно с уверенностью говорить о том, что все возможное сделано. Учтены ошибки прошлых восстаний. Подготовлены необходимые кадры руководителей. Люди в горах и аулах готовы с оружием в руках подняться на борьбу за свое освобождение от гнета русских. Муллы в большинстве мечетей поддержат движение. В горах созданы запасы оружия, продовольствия и боеприпасов. Изучены подходы к гарнизонам армии и милиции. В некоторых воинских частях есть люди, которые помогут с оружием и боеприпасами, поделятся информацией о предпринимаемых властями карательных мероприятиях, дадут адреса командиров и политработников, сотрудников НКВД и милиции, ответственных работников советской власти и их партии. Часть руководителей районов из числа местных жителей выразила готовность присоединиться к восставшим, но при условии, что будет сохранено их положение. 20 апреля в Орджоникидзе по вопросу готовности к восстанию и определения дня его начала со всего Кавказа соберется костяк руководящего состава горской партии. Созданной им партии! Если Ленин и Сталин, создав партию большевиков, смогли свалить царизм в России, то почему он не может свалить их власть здесь на "Золотом Кавказе"? Тем более что есть все предпосылки к этому. Он шел к этому долгие годы и вот теперь почти все готово. Практически большинство горных районов находится под нашим контролем. Оставшиеся русские гарнизоны можно убрать в любой момент. Они небольшие, без тяжелого вооружения и больших запасов. Стоит только перерезать им снабжение и не допустить прибытия резервов, как они падут. Русские сейчас заняты войной с немцами, и поэтому выделить дополнительные силы для борьбы с восставшими не смогут. Зато мы сможем без больших потерь захватить нефтепромыслы и лишить русских бензина и масел, блокировать дороги и не дать русским перебросить резервы или отступить под ударами германских войск.

Лучше всего полномасштабное восстание по всему "Золотому Кавказу" начать с подходом германских войск ближе к Чечне и Ингушетии. Нужно согласовать свои действия с немецким командованием, а для этого вновь придется посылать за линию фронта людей. Сколько времени прошло, а прямая связь с немцами так и не установлена. Немецкие связники на явки так и не пришли. Денег не прислали. Оружия и боеприпасов столь нужного для вооружения восставших до сих пор не сброшено. То, что сейчас есть в горах уже устарело. В основном это английское и турецкое полученное через Поти. Современного и автоматического оружия очень мало, на всех не хватает. В Грозном на рынке у вокзала, с рук у дезертиров и солдат из эшелонов, идущих к фронту можно купить винтовки и пистолеты. Цены небольшие, но денег мало. Приходится все, что забирается из разгромленных контор и колхозов отдавать на эти закупки. В письме, что ушло за линию фронта, как просил, чтобы поддержали финансово и материально. А они все тянут! Поэтому и приходится откладывать восстание. Может все же не дошли гонцы? Ну, ничего еще людей пошлем. Время еще терпит. А написать новое письмо не сложно. Если не удастся установить связь с германским командованием то русские, как и раньше, снова соберутся с силами и уничтожат восставших.

Не вовремя Джебраил заболел. Стар стал мулла, но все еще нужен своими связями и авторитетом как здесь на Кавказе так и в Турции. Из-за его болезни пришлось здесь пробыть лишний день. Слава Аллаху, лекарства, что были собой, старику помогли и ему полегчало. Так что утром снова в путь. Сначала в Ведено, а потом к себе в Итум-Кале где заждался Майрбек. Вчера разведчики ходили на перевал сказали, что путь свободен, на перевале никого нет. Да и кому там быть? Русским охранять перевал не от кого, они пользуются дорогой на Ботлих и раз в неделю возят туда грузы. Три дня назад они вне своего графика отправили из Ведено колонну тяжело груженных машин. Знать бы раньше, можно было бы напасть и отбить груз. Где спрятать нашли бы. Но не судьба. Пасечник из Харачоя сообщил, что пустые машины уже вернулись назад.

Сидеть здесь больше времени нет. Дела ждут. Старик потерпит. На базе есть запас лекарств там его подлечим, так, что с рассветом надо трогаться в путь...

* * *

* * *

Зам. командира взвода 1 егерской роты сержант Метелкин аккуратно, стараясь не шуметь, сменил положение тела и отложив в сторону бинокль решил дать глазам отдохнуть. Видя это, второй номер пулеметного расчета красноармеец Сорокин расположенный выше и правее позиции сержанта, принялся за изучение местных достопримечательностей в виде дороги от озера к перевалу и окружающих гор в свой бинокль.

Хоть позиция поста была оборудована из камней и валунов на скальном откосе, на котором он сливается с окружающей местностью и каменный бруствер со стороны дороги надежно скрывает позиции егерей, тем не менее, следовало остерегаться обнаружения. Не дай бог спугнем! Командир не простит.

Скучно и неудобно здесь в горах вести наблюдение и сидеть в засаде. Голо и однообразно. Одни горные вершины, глина и камни, не то, что в лесу, где есть чему глаза порадовать. Хотя чего бога гневить, тут в горах тоже красиво, особенно когда солнце все вокруг своим светом заливает. Горы, террасы, альпийские луга (хотя луга они и луга, только в горах), небо рядом. Орлы, выискивая себе пропитание, часто летают над горами. Вон на дальних склонах соседней горы мелкими разноцветными точками пасутся коровы, находя себе редкие укрытия от жаркого солнца. Солнца тут вообще много. Особенно днем. Так жарко становится, словно в степи летом. Так и хочется с себя все снять и погреться на солнышке. Ночью наоборот холодно, да так что замерзнуть и заболеть можно запросто. Вроде и одеты тепло, и в пещере на войлоке ночуем, и укрываемся бурками, а все равно холод внутрь под одежду проникает. Как тут только местные жители живут? Дома то у них тоже из горных камней собраны, а они ж холодные. Это ж, сколько надо дров чтобы домину прогреть! Да еще ветер все выдувает! И дрова то надо на себе из леса в горы таскать им приходится. То есть снизу вверх. Тут свой рюкзак со всем необходимым по горам чуть-чуть потаскал, так весь запарился, а они так каждый божий день бегают. И не жалуются и работают не покладая рук, стараясь вырастить урожай и животину. Иван Савельевич говорит, что в горах хорошей плодородной земли мало. Потому и урожаи небольшие. Из зерновых мало что растет. Местные то в основном коз, баранов да коров разводят. Сыр и творог делают, бортничают понемногу. Охотничают. Стрелки отменные, к оружию с детства приучены. Тут без этого нельзя. Вдруг, какой лихой человек или бандит придет имущество отнять или волки нападут. Как отбиться? Не с палкой же на врага выходить. Вот все себе оружие и приобретают. Говорит, что оружейные мастера тут есть отличные. Кинжалы просто удивительной красоты делают. Что, правда, то, правда. Из тех трофейных, что у горцев в последнем бою взяли Командир себе один взял. Старый чуть ли не триста лет ему. Местной работы. Очень красивый. Вроде и простой и даже грубоватый, без драгоценной отделки и украшений, а глаз так и приковывает. Иван Савельевич как кинжал посмотрел, просил ему подарить. Чуть ли не золотые горы обещал. Да Владимир Николаевич отказал, предложил казаку себе подарок из оставшихся выбрать. Остальные два тоже, кстати, неплохие и старые, но казаку очень уж командиров понравился. Да товарищ старший лейтенант вновь отказал. Пришлось казаку взять себе один из оставшихся. Третий Павлову достался, зато, что пещеру с дезертирами нашел. Теперь он ходит с ним все никак не налюбуется. А Владимир Николаевич свой кинжал в рюкзак убрал. Говорит, что ему немецкий штык-нож в бою более привычен. Оно и правильно. К оружию вообще попривыкнуть сначала надо, а уж потом использовать.

Дело то к обеду идет, скоро чай попить можно будет. В термосе еще на пару кружечек остался. До конца смены хватит. Ветерок холодом веет, как бы ни простыть. Иван Савельевич рассказывал, что зимой снег тут так все заметает, что месяцами в аулы пробраться нельзя. А люди все равно отсюда не уходят, некоторым аулам говорят тут под тысячу лет. Человек ко всему привычен!

Четвертый день мы здесь кукуем. Так за эти дни никого и не дождались. Командир сказал, что сегодня последний день мы здесь сидим. Завтра с рассветом уйдем в другое место. Чего только время зря теряли? За все то время, что мы тут были, только и видели как грузовики, что нас сюда доставили, из Ботлиха назад в Ведено вернулись. Да пара местных жителей на лошадях туда же в Ведено и назад проехали. Скучно. Одна радость на базе радио послушать, да поспать и поесть вволю...

Так не понял, чего там Сорокин напрягся? Да и радист тоже в сойку встал? Заметили что? Только отдохнуть хотел, хрен тебе!

Подняв бинокль к глазам, сержант посмотрел на дорогу.

Ага, вот, почему все задергались. Со стороны озера показались двое конных, очень похожие на тех, что в прошлый раз тут проезжали. Во всяком случаи одеты так же, да и окрас лошадей похож. Хотя кто его знает?! Все они тут на одно лицо и цвет, одежду почти одинаковую носят. Пусть поближе подъедут, тогда более точно определим. А ведь точно они. Молодые совсем, но оба винтари у седла уверенно держат, на поясах патронташи явно не для декора висят. В прошлый раз, когда они тут шли, оружия у них с собой не было. Похоже, субчики-то из наших клиентов! Только мало их, почему-то! Командир говорил, что бандитов будет с десяток или даже больше. Получается что это их разведка или головной дозор. Ладно, подождем, а пока надо Командира предупредить. Повинуясь кивку сержанта, Мишка— радист тихо забубнил в микрофон.

— Хорошо, что тумана нет, и снег на перевале растаял, и то, что солнце и влажность воздуха уменьшена, а то бы враги могли услышать, как Мишка переговоры в эфире ведет. Сколько раз ему говорил, чтобы он свою богадельню лучше обслуживал и настраивал, так нет же, вон как бубнит. Гад этакий. Если эти уйдут, заставлю обратный путь весь взводный НЗ на себе тащить. Аристократ, б..я!

Нет, слава богу, кажется, эти внизу ничего не услышали. Спокойные. Не доезжая метров ста до нижнего поста, остановились. Один вон в бинокль решил проиграться, на перевал и вершины гор решил "вооруженным" взглядом посмотреть. Теперь сюда в нашу сторону смотрит. Что-то долго сюда смотрит! Не уж то, что увидел, если так, то сгною своих архаровцев по нарядам! Да ну на... не может такого быть. Люди обученные, не первый день в армии. Бликов от оптики, отблесков от снаряжения и оружия не должно быть. Все закрашено и замазано, так что горцам не за что тут цепляться. Чего вы там стоите, рассматриваете?! Нет тут ни кого! Чисто! Езжайте дальше и остальных зовите! Второй с седла свесился, следы на дороге рассматривает. Успокойся! Нет там наших следов. Мы специально только по камням и перебираемся и на дорогу не выходим. Вроде как все! Смеются и о чем-то, весело говорят. Смейтесь пока, мы потом посмеемся. Вроде как все. Тронулись с места, к перевалу медленно идут. Назад по дороге смотрят. Эх, бинокль слабенький не видно, что там дальше по дороге к озеру. Вроде как еще группа конных нарисовалась. Значит эти двое точно бандитская разведка. Командиру надо сообщить. И ведь, суки, не боятся ничего. Хотя кого бояться? Они считай у себя дома, это мы тут гости незваные. Опять остановились. Ну, теперь-то чего? Опять следы высматривают! Не уж то парни с нижнего поста наследили? Вот ведь хрень! Нет, опять лошадей понукают. Интересно, наши на вершине готовы? По идее должны. Там Командир, а он спуску не даст! Мимо нас, наконец, прошли. Вон звук копыт и металлических частей уздечки удаляться стал. Скорее бы... Можно голову поднять и осмотреться! Черт бы их побрал! Вниз кто-то возвращается, придется замирать, не дай бог камешек, какой упадет! Все! Так потихонечку, помаленечку поднимаем голову. Время еще есть, успеем отметиться. Ага, это разведка решила разделиться. Один к перевалу пошел, ему туда еще метров двести добираться, а второй к основной группе направился. Правильно, так и надо, посмотрел и сообщи своему командиру. А мы еще подождем! Черт, кто это по ногам стучит? А Мишка! Записку сует. Что тут? Понятно. Товарищ старший лейтенант напоминает насчет тех, кто на фото. Сделаем, а пока замираем и ждем, немного осталось...

* * *

* * *

Радист позвал в тот момент, когда я собирался поесть. Вот так всегда в самый неподходящий момент. Пришлось отдать банку Иван Савельевичу. Новость была интересная и долгожданная. Похоже, пожаловали "дорогие гости". Объявить тревогу минутное дело, а собраться и незаметно занять позиции по расписанию еще пару. Не зря бойцы под моим и казака строгим взглядом тренировались по несколько раз в сутки. В принципе можно было обойтись теми, что дежурили на постах, но я хотел избежать любых накладок. Мы были готовы к встречи насколько это можно сделать. Бойцы на позиции, тяжелое вооружение тоже. Жаль, что на дороге фугас не установили, но я решил не рисковать. Вдруг сделаем, что не так, наследим, и враг его заметит, тогда пиши — пропало все коту под хвост. Цейсовская оптика не подвела. По дороге шел парный головной дозор, а где-то в полукилометре от них не торопясь двигалась и остальная банда. Каждый из горцев, кроме дозорных, вел с собой запасную лошадь под вьюком. То, что это те самые "гости", что мы ждем, я ни на йоту не сомневался. Ну не могло тут быть ДРУГИХ. Не может здесь проходить еще одна подходящая под описание и количество банда. Лиц, в основной группе, еще нельзя было разглядеть, а вот передовых рассмотрел со всем старанием. Это были те самые парни, что недавно проходили в Ведено и обратно. Еще в прошлый раз Савельич сказал, что это чеченцы. Как он их отличил от дагестанцев, не знаю. Я в свое время этого так и не учился делать.

Не доезжая верхней точки перевала, дозор разделился. Один приотстав, повернулся к основной группе и помахал винтовкой, а второй поднявшись наверх в бинокль, осмотрел местность. Не видя ничего подозрительного он спустился с коня и расстелив коврик стал молиться. Вскоре к нему присоединился и напарник. Вот ведь партизанщина, Устава и злого старшины на них нет, кто же так службу несет! Вместо того чтобы вести наблюдение во все стороны, занятия вершины и организации охранения перевала, они богу молятся! Если и остальные так сделают, поставлю самую большую свечку в ближайшем храме.

Пока пара дозорных совершала обряд, остальной отряд спокойно продолжал свой путь к перевалу. Они миновали нижний пост и были примерно на середине пути как раз у поста Метелкина. Можно считать, что ловушка окончательно захлопнулась. Нет больше у бандитов пути назад, их там мой пулеметный расчет ждет, и парни сделаю все, чтобы ни одна живая душа не смогла через них уйти. Путь вперед закрывает расчет АГТБ-2 и еще пара пулеметов. К ним в придачу еще полтора десятка стволов помельче калибром и поточнее прицелом там имеется. Бандиты, конечно, могут попробовать спрыгнуть со скалы, но мы им это сделать не дадим. Выше них Метелкин со своей карманной артиллерией и "швейной машинкой" как раз для этого случая сидит.

Обновление на 07.4.16. рабочий текст...

Наконец-то стало возможным, поближе, рассмотреть лица в основной группе. Стало понятно, почему они могли проскочить через все посты — практически все одеты в элементы военной формы. У двоих так вообще фуражки НКВД. У всех винтовки в готовности к бою. И, небось, соответствующие документы с печатями на оружие имеются. Особенно у парочки, что ехала в центре, одетых как ответственные работники среднего уровня. Узнать их в сильную оптику было не сложно. Фотографии не врали, это были те, кого мы так долго ждали. Исраилов и его наставник Муртазалиев о чем-то оживленно разговаривали. Остальные прислушивались к разговору своих главарей. Непосвященному со стороны посмотреть — неторопливо по горной дороге едет несколько руководителей, скажем района, со своей вооруженной охраной. А для остальных "грозная" бумага с печатью серьезного ведомства сойдет. Вот только для меня это не прокатит. Да и не собирался я ни у кого документы спрашивать. Не для этого тут сидел. По рации я распределил между бойцами цели. Как только бандиты прошли пост сержанта, я дал команду "Огонь".

Хватило нескольких минут злого пулеметного лая, дружного убийственного точного огня "светок" сбрасывавших всадников на землю. Не пришлось даже применять гранаты. Первыми под пулями снайперов пали дозорные. Затем по основное группе отработали пулеметы и "светки" егерей. О сопротивлении бандиты подумать не успели. Все слишком быстро произошло. Хотя несколько человек, понадеявшись на свою удачу и коней, попытались прорваться из огненного мешка. Лошадей, конечно, было жалко, они ни в чем не виноваты, но куда деваться. Всех положили, создав затор из тел на дороге. Нижней точке работать почти не пришлось. Всего десяток патронов и выпустили по самому умному, с началом боя спрыгнувшего с коня и пытавшемуся укрываясь от обстрела за камнями отползти по дороге назад. Метелкин сверху из своего пулемета тоже подправил ситуацию, положив еще троих дюже резких двигавшихся сзади и пытавшихся сдернуть с дороги вниз по склону.

Прикрывая друг друга, ударная группа, приступила к зачистке. Простые горцы мне были не интересны, тем не менее, те, кто уцелел при обстреле и бросил оружие остался живым, остальных добили. Двое молодых горцев (видимо братьев так похожи были друг на друга) будучи ранеными, тем, не менее, попытались сопротивляться. Успели пару раз выстрелить из своих допотопных мосинок и ухитрились попасть в командира егерского взвода младшего лейтенанта Михайлова. Пришлось их навек успокаивать, а жаль, хорошие бойцы из них могли получиться. От банды в живых остались четверо — Терлоев-Исраилов, Муртазалиев и еще двое с Наганами на ремнях. Все в самом начале боя получив ранения, не сопротивлялись. Под Хасаном была убита лошадь, и она придавила его ногу. Да так, что он не смог без посторонней помощи выбраться из под нее. Старика Джебраила Муртазалиева лошадь, испугавшись выстрелов, сбросила с себя и чуть не затоптала. Спасло его от смерти только то что он смог укрыться за крупным камнем. Оставшиеся двое бандитов были из тех, кто носил фуражки НКВД. Один из бандитов получил пулю в предплечье, не удержался на коне, упал и сильно ударился о землю. Под вторым была убита лошадь и он, успев с нее соскочить и укрыться за крупом, но, тем не менее, получил пулю в шею. Осмотр и фотографирование трупов, перевязка раненых, пеленании пленных, сбор оружия, вещей, документов и оставшихся лошадей не занял много времени. В качестве трофеев нам досталось десять лошадей под вьюками, небольшой запас продовольствия и боеприпасов.

Кроме Михайлова у нас пострадало еще трое. Один из егерей занимая позицию поскользнувшись, неудачно упал на камень и сломал себе руку и пару ребер. Еще двое ухитрились сломать себе ноги. Вот что значит бегать по горам и неправильно ставить ноги. Ну да бывает, со временем научатся, если горцы не остановят.

Связавшись с Ведено сообщил о разгроме банды и вызвал грузовики. Сообщать о пленных не стал, были у меня на них свои планы. Я собирался их вести с собой дальше на Итум-Кале, заодно поиграем в шпионские игрища. Поэтому назначив Метелкина комвзвода, отправил его с частью бойцов и проводником, пленными и лошадьми по тропе вниз. Проводник должен был вывести группу истокам реки Элистанжи, там, на горе Горго-Ирзоу в старых развалинах они должны были дождаться нас и подготовить площадку для "Аиста". По дороге им предстояло проверить еще пару мест, где могли скрываться бандиты, о которых мне в свое время рассказали "краеведы". Путь туда у бойцов со всеми остановками не должен был занять больше двух-трех суток. Слушая мой инструктаж, описание примет, мест стоянок и маршрута казак только головой покачивал. Иногда с уважением на меня поглядывал и даже не возмущался и не корректировал маршрут. Только в нескольких местах подправил карту, указав несколько неотмеченных родников и ручьев. Не задерживаясь и не затягивая прощания, парни, подхватив свои пожитки, тронулись в путь.

Мне же с десятком бойцов предстояло, скрывая наше долгое присутствие, подчистить все на перевале, охранять место боя, трупы и объясняться с командованием. Инструктаж бойцов оставшихся со мной был скор и подробен. Я предупредил о необходимости держать, о произошедшем бое и засаде язык за зубами и озвучил версию для всех, в том числе и для командования. Не было никакой засады, мы просто двигались к озеру Кезеной-Ам и здесь на вершине столкнулись с бандитами. Дальше был встречный бой, из которого мы вышли победителями. Остальной отряд ждет внизу. До прибытия грузовиков общими усилиями успели скрыть следы засады — собрали пустые консервные банки и лишние гильзы, забросали камнями и землей следы жизнедеятельности, свернули плащ-накидки, кое-что подмели. В установленное время Метелкин доложил, что его группа достигла первой стоянки.

Машины из Ведено прибыли в сопровождении бойцов мобгруппы Придчина только к вечеру. Разбор полетов был недолгий. Все погибшие были известные и давно разыскиваемые. Политрук долго ходил вокруг и около, сличая фото с оригиналом, а потом не выдержал и спросил о Исраилове, показывая мне его фотографию: — "Товарищ майор, а вот этого среди них не было? Эти-то все по показаниям пленных и легализованных числились в его охране".

— Не было. Все, что были, тут лежат. От нас никто не ушел. Ты же видишь, тут пара пулеметов работала, от них на дистанции в 100-120 метров не скроешься. Да и дорога отсюда просматривается.

— Эх, жаль! Значит, где-то еще скрывается. А вам по дороге сюда никто не встречался? Свежие конские следы вниз ведут.

— Нет, не встречали. Может раньше прошли...

Хоть все и было шито белыми нитками, но для политрука сошло. Поэтому загрузившись в машины, забрав с собой трупы, отряд тронулся в обратный путь в Ведено. В цитадель мы прибыли далеко после полуночи, а потом была баня и чистая постель.

Все утро ушло на составление отчета, согласование дальнейших действий, звонки в Грозный, Орджоникидзе и Тарское. Раненых и грузовики пришлось отправлять в Орджоникидзе. Больше нас здесь ничего не держало, и так задержались, а там люди ждут. После плотного обеда пополнив запасы продовольствия, моя группа вновь вышла в рейд...

Приложение Љ 1

Из Приказа по Управлению НКВД по г. Москве и Московской области:

"г. Москва 17 октября 1941 года

В соответствии с приказом НКВД СССР от 16 октября 1941 года приказываю:

1. Из истребительных батальонов Коминтерновского и Красногвардейского и сотрудников Управления НКВД Москвы и Московской области, согласно прилагаемому списку, сформировать истребительный мотострелковый Московский полк с подчинением УНКВД г. Москвы и Московской области.

2. Командиром полка назначить полковника Махонькова Александра Яковлевича заместителя начальника отделения УНКВД г. Москвы и Московской области.

Комиссаром полка назначить майора государственной безопасности Запевалина Михаила Александровича.

3. Формирование полка закончить в суточный срок.

Начальник Управления НКВД г. Москвы и Московской области старший майор госбезопасности Журавлев".

Приложение Љ 2

Секретное распоряжение Отдел иностранной контрразведки Љ 53/41

Берлин 20 июня 1941 г.

Для выполнения полученных от 1-го оперативного отдела военно-полевого штаба указаний о том, чтобы для использования нефтяных районов обеспечить разложение в Советской России, рабочему штабу "Румыния" поручается создать организацию "Тамара", на которую возлагаются следующие задачи:

Подготовить силами грузин организацию восстания на территории Грузии.

Руководство организацией возложить на обер-лейтенанта доктора Крамера (2-й отдел контрразведки). Заместителем назначается фельдфебель доктор Хауфе (контрразведка 2).

Организация разделяется на две агентурные группы:

А. "Тамара-1" — состоит из 16 грузин, подготовленных для саботажа (С) и объединенных в ячейки (К). Ею руководит унтер-офицер Герман (учебный полк "Бранденбург" ЦБФ 800, 5-я рота).

Б. "Тамара-2" — представляет собой оперативную группу, состоящую из 80 грузин, объединенных в ячейки. Руководителем данной группы назначается обер-лейтенант доктор Крамер.

Обе оперативные группы "Тамара-1" и "Тамара-2" предоставлены в распоряжение 1Ц АОК (разведотдел Главного командования армии).

В качестве сборного пункта оперативной группы "Тамара-1" избрать окрестности г. Яссы, сборный пункт группы "Тамара-2" — треугольник Браилов-Каларас-Бухарест.

Вооружение организаций "Тамара" проводится отделом контрразведки 2.

Лахузен

Приложение Љ 3

ИЗ СООБЩЕНИЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ КОМИССИИ ПО УСТАНОВЛЕНИЮ И РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ НЕМЕЦКО-ФАШИСТСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ КОМАНДИРА КАРАТЕЛЬНОГО ОТРЯДА "БЕРГМАНН" ОБЕРЛЕНДЕРА НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ В СЕНТЯБРЕ 1942 г.— ЯНВАРЕ 1943 г. 6 апреля 1960 г.

Пребывание батальона "Бергманн" на Северном Кавказе в период сентябрь 1942 г. — январь 1943 г. ознаменовалось бесчинствами, грабежами и насилием... 135 По приказу Оберлеидера из госпиталя в г. Кисловодске была выброшена на улицу группа тяжелоранеќных, а жителям запрещено оказывать им какую-либо помощь. Позднее, при отступлении немцев, этот госпиталь, по распоряжению Оберлендера, был взорван...