Полная_ерунда_Зимы_2024

— Сергей Павлович, доброго вам... — он посмотрел наверх, — а сколько здесь часов?

— Вечер, Юра, — Королёв явно был очень ему доволен, — Давно не виделись.

— Да, как вы ушли. А вы...

— Вилли, инвестор и совладелец этой вот прелести, — кивнул я на большие амбароподобные ангары позади нас, — а вы товарищ Гагарин, полагаю?

— Да, именно, — он протянул руку, — можно просто Юра.

— А я просто Вилли.

— Я пока тебе не рассказывал, зачем ты нужен здесь — пойдём, расскажу всё.

Мы сели в лимузин, ожидавший нас рядом, Фёдоров был как всегда за рулём. Мой персональный шофёр мотался со мной всюду, куда я — туда и он.

— Это необычный космодром, — Королёв вытянул ноги, — очень необычный.

— Чем же? — спросил Юрий Алексеевич, — ну, кроме своей секретности.

— Секретность это хорошо. Обычно я это не говорю — но тут нам Монголы очень помогли — они предоставляют нам идеальную "крышу" для любого нашего проекта. И юридически не мешают, практически идеальная "свободная зона", которая занята нами. Свободная и от американцев, и как ни странно, от советской власти.

— Вот даже как? На кого же вы работаете?

— Сейчас только на свои мальчишеские амбиции, — рассмеялся Сергей Павлович, — всё, я пенсионер, мне теперь можно похулиганить. Но дело серьёзное, — тут же сменил он тон.

Посвящение Юрия Алексеевича в таинство происхождения меня, а так же в существование космических аномалий, и в нашу работу в СССР прошло вскоре, за рюмочкой чая, в прекрасном доме Сергея Павловича. Я ему тут по его запросу сделал мини-особняк, со всем необходимым — лучше любой госдачи, и в частной собственности. Формально она считалась моей — так как я капиталист, англичанин, а монголия хоть и была дружественно-коммунистической, но имела свой особенный колорит в плане любви к деньгам и умения отговариваться перед союзниками. Коварство востока, как-никак.

— Ничего себе — а вы где в космосе летали? — спросил вдруг космонавт, — далеко?

— Не особенно. Межзвёздные перелёты штука крайне затратная, поэтому очень редкая. Мы только приступили к колонизации планет, которые веками проходили мучительный процесс преображения для их жизнеспособности. Это дикое время, как на диком западе — и регионы экспансий не сказать чтобы очень спокойное место. Легче всего было с Марсом — это первая колония человечества. Я кстати там родился.

— Ого! А как вы решили проблему воды?

— На Марсе её полным-полно. Атмосфера Марса когда-то имела до семидесяти процентов кислорода — который постепенно перешёл в оксиды поверхности, оксидировав её до глубоких слоёв. Повторный прогрев ядра планеты позволил запустить ядерные реакции в нём. Позже были созданы так называемые изготовители — техника, способная создавать почти любой химический элемент, используя энергию, или ещё легче — преобразовывать уже имеющиеся. Водорода в космосе полно, кислород сгенерировали, искусственно засеяли поверхность планеты папоротниками и вызвали кислородный бум — попутно снабжая с изготовителей атмосферу кислородом, увеличивали количество воды соединяя водород и кислород, вырабатываемый кислородными фермами. Позже кислород начали добывать на Сатурне — его там в тысячи раз больше, чем на земле. Он в ужасно сжатом жидком виде в виде озёр, там есть и много воды — намного больше, чем на земле. Правда, условия экстремальные — гиперзвуковые ветра из аммиака могут разорвать любой корабль в клочья.

— Но... как вы это обманули? — культурно спросил Сергей Павлович.

— А как бензин отсасывают из бензобака? Туда спустили шланг, и выкачали необходимые вещества по нему. Гравитация Сатурна огромна, давление внизу достигает фантастических значений — там металлизируется водород, поверхность планеты покрыта коркой раскалённого металлизированного водорода, над ней жидкие газы. Это газовая планета вокруг сверхактивного ядра. Но товарищи, давайте не будем об этом — это всё было давно и неправда — нам нужно сейчас о своих проблемах подумать.

— Да, ты прав, — Королёв сделал свет поярче голосовой командой и сел за стол, кряхтя по старой памяти, — Юрий Алексеевич, у нас такие проблемы — ракету Вилли нам предоставил. Хорошую, я её проектировал вместе с его космическим кораблём — большая, мощная, надёжная как автомат калашникова и такая же эффективная и неприхотливая к обслуживанию.

— Ещё и с возвращаемой первой ступенью, — напомнил я.

— Да, с возвращаемой первой ступенью. Нечто подобное хотели сделать на Н-1М, но там свои заморочки вышли и пришлось отказаться. В наших активах сейчас — спутниковая группировка — пять тысяч спутников связи, которые носятся по орбите, дают всему миру спутниковые телефоны и пейджеры, транслируют телеканалы, в общем — приносят нам валюту, причём прилично так.

— Около двухсот-трёхсот миллионов в год, — поправил я, — сумма и правда большая — благодаря широкому распространению спутниковых телефонов и гигантской пропускной способности спутников. Тарифы сравнительно недорогие, аппараты тоже — поэтому их активно покупают.

— Спасибо, — кивнул Королёв, прося тем самым себе слово, — в общем — я ушёл из под опеки государства и сейчас работаю вольной птицей с Вилли и создаю собственную космическую компанию.

— Хорошо, — кивнул товарищ космонавт, — отлично получилось, простите меня, конечно, но по-моему вас на работе загоняли, так я думаю. Да и многие из наших думают так же.

— Так и было. У меня на судьбе было написано умереть в январе этого года на операционном столе. Если бы не Вилли, который меня спас и подлатал — мы бы не разговаривали.

— И с вашей стороны тоже, Юрий Алексеевич, кстати, — сказал я, — Вам на роду было написано умереть в тридцать четыре. В авиакатастрофе, по недосмотру диспетчера столкнувшись в небе с другим самолётом. Так что считайте, что и ваша судьба уже изменена в корне.

Гагарин задумался.

— Правда? В тридцать четыре?

— Через два года, проще говоря.

— Этого не случилось и не случится, — уверенно сказал Королёв, — раз уж ты ушёл из вооружённых сил — то и летать тебе не придётся.

— И кем вы хотите видеть меня теперь?

Я только плечами пожал:

— Схема финансирования и принадлежности нашей компании очень запутанная. Я пытался создать нормальную авиакосмическую корпорацию в России — но там только у виска покрутили и не разрешили ничего — ни земли под это дело арендовать, ни людей даже квалифицированных набирать. Это оказалось даже к лучшему — здесь, где на сто километров вокруг только одинокий монгол лошадей пасёт — могут работать мои роботы-сборщики и ремботы, здесь можно не прятать их от взгляда окружающей публики. Они же обеспечивают весь космодром обслуживанием. Так что мы частная космическая компания, у нас в штате числится триста пятьдесят человек — они работают в Москве, и где-то под тысячу мёртвых душ — которые существуют для отчётности — их никогда не было и нет. Формально мы авиакомпания — так что тебе предлагаем занять место пилота авиакомпании.

— И куда летать?

— Рейс Земля-Луна-Земля, обротный, беспосадочный. Взлетели тут, смотались туда, сделали несколько витков, пофотографировались на фоне луны, и домой. Космический корабль у нас уже есть — он собран, ракеты тоже есть — они подготовлены к серийному пуску — в течение одной недели.

— Так, хорошо. На луну высадки не будет?

— Нет, это мы отдадим американцам. Могли бы — но залегендировать нельзя будет. А без этого — не считается. Мы, Юра, не дураки и если и пользуемся вычислительной мощностью и знанием теории и практики из будущего, наукой из будущего — но делаем всё сами, на технологиях века нынешнего. Никакой научной фантастики — хотя некоторые элементы жутко сложные и дорогие — но не невозможные. Сейчас у нас уже есть всё необходимое — у нас впереди Съезд Партии. Формально наша компания тесно связана с тем узким кругом лиц в ЦК, которые знают про происхождение Вилли и ещё одного несчастного, провалившегося вместе с ним и знают будущее, и делают всё, чтобы предотвратить грядущие политические катастрофы. А их на наш век хватает.

— Верю, что, Союз развалился?

— Ещё как, — вздохнул Королёв, — а ты откуда знаешь?

— Гипотеза. Уж слишком всё идёт как-то нестабильно. На энтузиазме и честном слове, ей богу, как мы в космос впервые полетели. Наглые были, жуть, безумство храбрых.

— Это точно. Но этого скорее всего не случится — а если случится — то нужные люди сохранят всю власть и влияние и для нас мало что изменится. Я работал несколько месяцев с этим ихним компьютером из будущего, искуственным интеллектом, вместе мы создали программу облёта луны, ракету, корабль... кстати, Вилли у нас не только марсианин и абориген космоса, но и знатный специалист в конструировании космических кораблей.

— Правда? Это обнадёживает, что вы приглядываете за нами и не дадите совсем уж что-то наворотить, — улыбнулся Юра, — А какой гешефт будет у частной компании от облёта луны?

— Тот же, что и раньше — политический. Вот только тут нужно вникнуть в нюанс — всё, что мы делали раньше — чисто политический авантюризм Хрущёва и Брежнева, которым льстило и которых размягчало внимание запада. А сегодня мы неформально, но находимся под крылом у товарища Шелепина, второго секретаря. И его друзей из ЦК и политбюро. Формально — потому что мы финансово независимы и никому не подчиняемся — даже советской власти. Сами ставим перед собой задачи. Нас например никто не просил к луне лететь — это моя прихоть.

Юра задумался и кивнул, улыбнувшись своей фирменной улыбкой:

— Понимаю. И поэтому нужны космические достижения, которые дали бы товарищу Шелепину большой разгон на Съезде партии?

— Именно, — продолжил я, — дело в том, что я его не посвящал в планы полёта. Это должно стать шоком для всех. Частная компания — не имеющая никаких запатентованных или секретных технологий из советской космической программы — разработала и ракету и модуль и полетела к луне. Это нужно в первую очередь для рекламы нашей спутниковой связи — чтобы она стала популярнее. Ну и дать возможность Александру Николаевичу похвастаться перед мировым сообществом и своими коллегами достижениями своих союзников. Сергей Павлович почти официально его протеже — он с Шелепиным хорошо общается и в ЦК все давно уже говорят, что ушёл от первого ко второму.

— Ну не так уж и ушёл, скорее вышел на пенсию.

— Мы с вами ещё полетаем, Сергей Палыч, ещё ой как полетаем. Итак, Юра, работа непыльная, но сложная. Запускаем семь ракет с модулями, после чего они выходят на орбиту друг к другу, производят автоматическую стыковку в единый корабль. Мы летим вместе восьмым — и пристыковываемся последними — в нашем корабле будет вся аппаратура управления, короче говоря — кабина. К Луне мы летим с помощью ракетных ускорителей, облетаем луну несколько раз — это уже как карта ляжет, и возвращаемся обратно на землю. Тормозные двигатели нас остановят до околонулевых скоростей на геопереходной орбите и мы начнём медленно падать на землю, вращаясь синхронно с ней, то есть спустимся как топор в прорубь, вертикально вниз.

— Хорошо, звучит убедительно. А кто летит?

— Полетим вчетвером. Ты, как командир экспедиции, Сергей Палыч — как бортинженер. Ты не смотри — он сейчас здоровее тебя, я — как инвестор и кинооператор, и ещё мы пригласили девушку Катю — жену второго нашего проваленца в прошлое. Милая девушка, не особенно умная, не лётчица, но у нас этих навыков и не надо.

— Не люблю я баб в космосе.

— Да ладно вам — если корабль будет хороший — то ничего страшного ведь не будет?

— Не будет. И вообще, это была слёзная просьба Воронова забрать её хотя бы на пару недель, чтобы он мог нажраться и отдохнуть. Она ведь пользуется транспортерами корабля как лифтом, и из любого места к нему транспортируется и начнёт пилить. Девушка она славная, но Петька — человек жутко занятой, жена ещё пилит иногда.

Юра улыбнулся:

— Сослать жену в космос — это нонсенс!

— Тем не менее. Да и я тут подумал — это будет маркетингово правильно — нечего летать одним мужикам, пусть будет на подхвате. Она транспортируется мгновенно сюда, самолёт ей не нужен. Ну так что — пойдёмте, ознакомим вас с новым кораблём. Простота пилотирования понравится, уверяю.

* * *

Подготовка к полёту была сокращённой и простой — изучали корабль и его внутреннее устройство, а так же все органы управления. Органы управления были сравнительно простыми и понятными — управление шло через компьютер. Я собрался лететь с ними — потому что это было просто интересно — и хоть какое-то разнообразие в моих буднях.

В час икс мы оказались в одной лодке, то есть в одной кабине космического корабля — в лёгких скафандрах. Я позёвывал, зато с нами была девушка Катя, которая крутила головой и очень интересовалась всем. Тут было несколько жидкокристаллических экранов с индикаторами — которые лишь изредка были дублированы стрелочными, только самое нужное. Множество светодиодных индикаторов с ярко светящимися цифрами и буквами, лампочками, всё выглядело просто ужас как ретрофутуристично — в духе космофантастики.

Кабина корабля была рассчитана на четырёх человек и довольно большое свободное пространство между нами. Места тут и правда было много — тяжёлая ракета-носитель под нами могла вывести на орбиту сто двадцать тонн груза — а весь этот модуль весил семьдесят пять. Это, для справки, как два самолёта ТУ-134, да и сам он был немаленький — за нами было тяжёлое оборудование в виде мощной ЭВМ, дальше запасы кислорода и продовольствия, причём реально много, а позади них — ещё стыковочный модуль и аппаратура управления, и двигатель с запасом топлива — пятнадцать тонн топлива.

Отсчёт вёл ИИ, приятным женским голосом, сообщая нам о ходе подготовки к старту и самом старте. Взлёт был непривычен — я никогда не взлетал с планет без гравикомпенсаторов — хотя как и все аборигены космоса — отлично переносил перегрузки.

После восьмидесяти секунд полёта перегрузки уменьшились.

— Уф, — Сергей Павлович попытался вытереть пот со лба, стукнулся о прозрачный визор шлема, чертыхнулся, — непривычно как-то. Эй, ребят, как вы там?

— Отлично, — ответил Юра, — очень мягкие перегрузки, кстати, — Юра обернулся, — Катя, а вы как?

— Нормально, — девушка поджала губы, тоже пропотела.

— Вилли?

— Я вообще не почувствовал дискомфорта.

— Форсишь?

— Юра, напомни как вернёмся — я тебя прокачу на своей самой быстрой машине.

— Зачем это?

— Она сотню за две с небольшим секунды набирает. Перегрузка четыре единицы в ускорении. Я привык. Мы сейчас кстати до четырёх не дошли — максимальная три девяносто, и то на коротком участке, — я разглядел показатели на панели приборов, — идём нормально — отклонений и аномалий нет.

— А меня давит, — сказала Катя.

— Две единицы — это лёгкая нагрузка, как на аттракционах.

— Сброс первой ступени, — сказал Королёв, — если вы не против, — он достал большой планшет, — я хочу лично понаблюдать за процессом её приземления.

Мы углубились в просмотр видео с камер на первой ступени — как она бултыхается в воздухе. Высота её снижается и ступень начинает снижаться над землёй, появляется пламя под ракетой, и она замедляется...