Киты по штирборту: Второй шанс. (Небесный Бродяга)

— Нахаленок нецелованный, — пробурчала девушка и вдруг уставилась на меня.

А я почувствовал, как щёки разгораются огнем... Чёртовы фары мобиля! Я попытался отодвинуться от их света. Поздно.

— Та-ак... я, кажется, чего-то не знаю? — В голосе Хельги послышались вкрадчивые нотки.

Думай, башка, думай! Нужно срочно что-то... о!

— Вот не знаю, чего ты не знаешь. Несёшь всякий бред. Лучше бы телеграмму мне прочла! Она на итальянском, а я в нём ни бельмеса... — Нашарив в кармане смятый конверт, протянул его спутнице.

Та бросила на меня подозрительный взгляд, чуть помедлила, но взяла бумаги и, устроившись на хромированном бампере "Изотты", принялась читать текст в мощном свете фар.

* * *

Когда Ветров посадил опустевший "Резвый" в порту Падуи, его всё ещё трясло от злости и ярости. На себя, на чёртова Гюрятинича, на непослушного юнца, на груз и подставившуюся Хельгу. А уж как его бесил обман грабителей, представившихся получателями груза и даже умудрившихся захватить их "кит", это было что-то неописуемое. И самое паршивое было то, что ему не оставалось ничего иного, как сесть на попу ровно и ждать... ждать хоть какого-то сигнала. Нет, конечно, спустившись на землю в Падуе, Ветров в течение часа раздобыл в этой древней дыре подходящий радиотелеграф, установил его с помощью представителя "Ритти и сыновья" и такой-то матери и связался-таки с "Фениксом", довольно подробно описав сложившуюся ситуацию. Сколько седых волос за это время прибавилось у него после получения приказа капитана "Сидеть и ждать", одному богу известно. Но своего апогея, как казалось второму помощнику, злость достигла в тот момент, когда он, с красными от жуткого недосыпа глазами, брёл по припортовой улице и услышал мальчишку-разносчика, торгующего газетами, вопившего, что "Солнце Велиграда" потерпел крушение и выжившие не обнаружены. Не помня себя, Ветров помчался в порт, а там его уже ждала короткая телеграмма: "Освободились. Едем в гости. Жди. Олла и Рик". Дата. Время. Живы!!!

По полю пронёсся дикий рык, распугавший всех окрестных птиц, а уже через несколько минут портовые телеграфисты вынуждены были отбиваться от разъярённого Ветрова, надрываясь в объяснениях, что такое они передавать в эфир просто не имеют права. О радиотелеграфе на "Резвом" второй помощник благополучно позабыл.

* * *

Я-то думал, точки — это сокращения, а оказалось... Когда Хельга честно призналась, что не поняла в телеграмме ни единого слова, я удивился. Настолько, что отобрал у неё листок, будто мог разобраться в написанном на итальянском. М-да. И ведь разобрался... через полчаса. Но повторить "расшифровку" вслух не рискнул. Пожалел ушки Хельги. Они ж в трубочку свернутся и отвалятся, как осенние листья, от таких-то оборотов.

Но это ж надо было додуматься до того, чтобы писать матерные загибы латиницей с сокращениями, но на русском языке! А учитывая "мультиязычность" радиотелеграфистов, я вообще с трудом представляю, как Ветрову удалось заставить их отослать это!

Нет, в принципе, Святослав Георгиевич мог восстановить расстрелянный захватчиками радиотелеграф на "Резвом", но... тогда бы он точно не стал заморачиваться с этими нелепыми аббревиатурами.

Впрочем, мне от этого не легче. Хм... я что-то не помню, а в уставе Вольного торгового флота Новгорода есть положения о телесных наказаниях для юнцов? Для нижних чинов в общей массе точно нет, а вот насчёт своего чина я как-то не уверен...

— Ну и как, разобрался? — заводя двигатель мобиля, поинтересовалась Хельга.

— Угум, — кивнул я, аккуратно сворачивая телеграмму и, вложив её в конверт, спрятал шедевр эпистолярного жанра в карман. Пусть у меня будет хоть что-то, способное примирить с грядущей перспективой отхватить ремня по нижним полушариям... или линька? А он на "китах" вообще водится? Сколько помню, там больше стальные тросы в ходу. С другой стороны, груз в трюмах крепят и обычными верёвками. Ой... Что-то мне как-то... может, ремнём обойдётся? Троса я могу не пережить. Даже с подключением рунных цепей.

— И?.. — ехидно протянула Хельга. — Что пишет второй помощник капитана?

— Радуется нашим успехам. С нетерпением ждёт в падуанском порту, — буркнул я.

Мобиль выплыл на дорогу, и спутница бросила на меня короткий удивлённый взгляд.

— Что, серьёзно? — изумилась она и даже зажгла небольшой фонарик открытого перчаточного ящика. — Ну-ка, зачитай, что ты там напереводил.

— Не могу, — ещё более хмуро ответил я.

— Почему? — В голосе Хельги мелькнули нотки любопытства.

— Он матерно радуется. Очень. Приличные девушки такого и слышать не должны!

— Думаешь, я приличная девушка? После наших ночных приключений-то?

— Приличная, — упрямо кивнул я, покрепче ухватившись за поручень. — Неприличные не прыгают с парашютом с четырёхмильной высоты, не отстреливают зарвавшихся работорговцев и не гоняют по ночам на угнанных мобилях так, словно за ними черти гонятся!

— Оригинальная трактовка... — после недолгого молчания ошеломлённо протянула Хельга, решительно прибавляя ходу. И добавила себе под нос: — А чем же тогда занимаются неприличные девушки?

— Сидят в борделях и ждут клиентов. — Зря я это сказал... ой зря... да и о работорговцах тоже не надо было упоминать. Хотя бы сейчас... Но, к моему удивлению, Хельга только рассмеялась, и мобиль помчался ещё быстрее. Открытая красная "Изотта-Фраскини" мчалась над узкими дорогами ночной Италии, пожирая километры, и с каждой секундой приближала нас к Падуе, где ждал разъярённый, жаждущий мести за мою выходку Ветров, а мы с Хельгой хохотали как заведённые...

В Падую мы прибыли, когда солнце только окрасило верхушки красных черепичных крыш. И ведь ни разу не заблудились. Впрочем, с профессиональным штурманом за рулём это было бы слишком... забавно. И лишь перед въездом в город я вспомнил об одной маленькой детали.

— Хельга... А что мы с машиной-то делать будем? — спросил я, едва мы затормозили у дорожного указателя.

— С машиной? — не поняла она.

Я ткнул пальцем в запылённый борт кабриолета:

— Ну с мобилем!

Девушка печально вздохнула и пожала плечами. Очевидно, с "Изоттой" она расставаться не хотела, но не прицепим же мы её к брюху "Резвого", правильно?

А делать что-то надо. Номера— то свинтить — не проблема, но уж больно машинка приметная и роскошная. Её здесь могут неплохо знать. А зачем нам лишние ниточки?

Мои размышления прервал восторженный крик Хельги:

— Кирилл! Смотри, это же "Феникс"!

Я поднял взгляд туда, куда указывала девушка, и, увидев огромный купол, опускающийся куда-то за дома, вынужден был согласиться. Точно "Феникс"... Хм, кажется, у нас появилась интересная возможность. Думаю, за этот подарок Хельга мне будет должна.

— Поехали, Кирилл... ну куда ты полез? — Девушка аж подпрыгнула на сиденье от возбуждения. А я, не обращая никакого внимания на её выкрики, выбрался из машины и, откинув крышку инструментального ящика, притороченного к широкой подножке мобиля, принялся искать в нём что-нибудь подходящее для исполнения моей задумки. И нашёл. Вот только радости на лице Хельги, когда она увидела огромный гвоздь в моей руке, как-то не наблюдалось. А уж когда я начал царапать им краску двери, пусть и с торца... у-у-у!

— Ты что творишь, вандал мелкий?! — возмутилась она.

— Занимаюсь камуфляжем, — не прекращая своего занятия, буркнул я. Ну действительно, хоть в том же Манербио я видел десятки мобилей, но уж такую приметную машину, как двухдверный кабриолет "Изотта", ещё поискать. А вдруг кто опознает?!

Выпрыгнув из мобиля, Хельга попыталась оттащить меня прочь. Ну-ну...

— Не мешай! Хочешь, чтоб эту тачку в городе узнали? До Манербио меньше двух сотен вёрст, наверняка эту машину здесь видели и помнят!

— Ой. — Хельга отпрянула, едва до неё дошёл смысл моих слов, а в следующую секунду глаза девушки удивлённо округлились. — Это как?

— Как-как... каком кверху, — пробурчал я, переключаясь на другую дверь. — Всего-то вывернутый наизнанку рунескрипт освещения... с маленькими модификациями.

— Но... она же теперь чёрная! Как... как... катафалк!

— Подумаешь. Зачистить руны, подкрасить, и будет красной... или жёлтой... как цыпленок.

Мой выпад девушка проигнорировала с гордым фырканьем и молча наблюдала за перекраской машины. Через четверть часа работа была закончена, руны набрали нужное количество энергии, и мобиль радикально почернел. Целиком. Стильно. Хочу такой же!

Окинув довольным взглядом дело рук своих, я свернул с решётки радиатора номер и, бросив его в инструментальный ящик, повернулся к Хельге.

Девушка покачала головой, окинула задумчивым взглядом преобразившуюся "Изотту" и вернулась за руль. Но прежде чем тронуться с места...

— Хм, Кирилл, а вот на ногти можно так же руны наносить? Только чтобы цвет был другой, а? — неожиданно поинтересовалась Хельга. Жен-щи-ны...

— Давай сразу к портовому полю, нечего машиной без номеров по городу светить. — Вопрос спутницы я оставил без ответа. Мне моё здоровье дорого... и время... а если она вздумает сделать из меня своего мастера маникюра... р-р-р...

* * *

Гюрятинич без слов обменялся рукопожатием со встретившим его прямо у перрона Ветровым и лишь вопросительно взглянул на своего второго помощника.

— Ещё нет, — правильно поняв посыл капитана, угрюмо проговорил второй помощник.

— Откуда они телеграмму присылали? Может, "Резвого" отправить?

— Из Манербио. Дыра в двухстах километрах отсюда. Если они уже выехали, разминёмся.

— Хм... Придётся подождать, — грустно заметил Гюрятинич и, увидев, как Ветров неожиданно затряс головой и принялся протирать глаза, оглянулся.

— Не верю... — По полю вихрем пронёсся чёрный как ночь, длинный, сверкающий хромом кабриолет и, взлетев по пандусу на перрон, замер перед офицерами "Феникса".

"Потеряшки" едва выбрались из машины, как капитан и его второй помощник сжали их в медвежьих объятиях и попытались утащить на борт "Феникса". Не тут-то было!

— Мой трофей! — Хельга вывернулась из объятий Владимира и бросилась к машине.

Гюрятинич хотел было предложить плюнуть на чёртов мобиль, но Ветров покачал головой.

— Не оставят, не надейся. Трофей не бросят. Это ж Завидичи! Можешь даже не заикаться. А если ещё к агрессивным переговорам перейдут... Кхм... в общем, не рекомендую, м-да.

И было что-то в словах и взгляде второго помощника такое, что капитан предпочёл его послушаться. Впрочем, привычки давать дурные советы за Ветровым не водилось.

ЭПИЛОГ

До моего слуха донёсся тихий лязг захватов, прочно заякоривших "Феникс" меж двумя перронами в новгородском порту, и я облегчённо вздохнул. Дома.

Наконец-то закончился этот чёртов рейс... и моё вечное дежурство на камбузе. Ветров так и не простил мне ту выходку с наручниками, так что на следующие два месяца мне пришлось переквалифицироваться в поваренка. А уж как он материл меня за мозоли на руках, что заработал, пока прикапывал трупы людей Гросса в какой-то рощице под Падуей... Как будто я виноват в том, что он не знает, с какой стороны браться за лопату.

С другой стороны, второй помощник не стал поднимать бучу, а Владимир Игоревич вообще спустил это дело на тормозах, дескать, происшедшее имело место быть, когда мы трое, то есть, Ветров, Хельга и я, официально были в увольнении. А ведь мог бы встать в позу и закрыть контракт с неустойкой... Неповиновение нижнего чина офицеру обычно наказывается именно так... и "волчьим билетом". Но нет... что называется, пожурили и отпустили. И то хлеб.

Правда, Святослав Георгиевич до сих пор иногда на меня зверем смотрит. Наверное, вспоминает, как ему пришлось самому отмывать кают-компанию и коридор "Резвого" от крови. Но другого-то варианта у него всё равно не было, правильно? Я отсутствовал... по уважительной причине, а нанимать каких-нибудь уборщиков было бы по крайней мере неразумно. Вот и пришлось ему самому поползать по шлюпу с тряпкой в руках, чтобы у портовых властей в той же Падуе, буде кого из них занесёт на борт "Резвого", не возникло ненужных вопросов.

— Кирилл, ты свои вещи уже сложил? — Хельга появилась на огневой палубе почти сразу после того, как аппарель "кита" коснулась перрона.

Я утёр пот с лица и, кивнув, принялся вытирать руки ветошью. Девушка улыбнулась:

— Замечательно. Тогда встретимся в трюме у "Изотты" через полчаса.

— Хорошо. Тебе помочь погрузить багаж? — Вспомнив количество чемоданов, которое Хельга брала с собой во время нашего короткого полёта на "Резвом", я вздрогнул.

— Нет, он уже на месте. — Она подмигнула и умчалась прочь.

Действительно замечательно. После трёх часов работы на элеваторе мне меньше всего хотелось таскать тяжёлые чемоданы с верхней палубы в трюм.

— Юнец, где доклад? — рявкнул у меня над ухом Полукварта.

— Оп. Элеватор выключен и поставлен на стопор. Люк задраен, — подпрыгнув на месте, откликнулся я под смешки матросов.

— То-то же... — ухмыльнувшись, кивнул Иван и махнул рукой. — Свободен, Кирилл. Иди приводи себя в порядок, собирай вещи и на берег.

— Угу. — Я бросил ветошь в ящик и, попрощавшись с матросами, направился к выходу с огневой палубы.

— Кирилл! — Иван окликнул меня, когда я уже перешагнул комингс. — Не забудь, завтра в управлении получаем жалованье.

— Помню! — Вот ведь, специально же сказал, чтобы я о "проставке" не забыл. У-у... алкоголики!

Надо было видеть глаза дядьки Мирона, когда мы с Хельгой подъехали к дому на роскошной чёрной "Изотте". Эх, если бы ещё не погода, из-за которой пришлось поднять крышу мобиля... Но даже так под декабрьским снегом итальянская машина смотрелась шикарно.

Правда, едва нас заметил кто-то из соседей, Хельга тут же задрала нос... ну, попыталась, за что тут же получила щелчок по нему. В прямом смысле этого слова.

— Эй, здесь половина моя, не забывай! Так что, будь добра, задавайся в два раза меньше... пожалуйста, — сказал я.

Бросив на меня короткий взгляд, девушка фыркнула, потёрла пострадавший нос и, с улыбкой кивнув, аккуратно загнала мобиль во двор дома.

Дядька Мирон появился на крыльце, едва ли не раньше, чем мы захлопнули дверцы машины. Постоял, протёр глаза и, тряхнув головой, выматерился. Но тут же спохватился и сжал подбежавшую к нему дочь в объятиях. Ну хоть меня тискать не стал, и то хлеб. Обошлись крепким рукопожатием.

Поздоровавшись с нами и убедившись, что и Хельга и я целы и невредимы, дядька Мирон покосился на засыпаемый снежком мобиль и удивлённо покачал головой.

— Ничего себе первый поход... Вы что, у Владимира кассу уволокли?! Или взяли на абордаж Второй германский флот?

— У итальянцев затрофеили, — гордо отозвался я. Наткнулся на изучающий взгляд бывшего скупщика в Меллинге и тут же сделал честные глаза. — Нет-нет, не крали, именно что затрофеили.

— Кирилл! — укоряюще проговорила Хельга, и я вздохнул.

— Сестрёнка, ему всё равно либо Ветров, либо Гюрятинич расскажут. Так пусть лучше от очевидцев узнает, как там и что на самом деле было.