Сестры, неодобрительно свиваясь, перетекли с Биджуу обратно в тело своей носительницы, хоть этот жест и был совершенно символическим — они ее не покидали ни на миг. Никогда.
— Родные мои, так будет лучше! — попыталась убедить их Рена.
Сестры недоумевали — почему их воспитанница не сплела сеть с нестабильными узлами, чтобы Гаара никогда не мог предсказать надежность защиты и чтобы надежда на сон заставляла его рисковать снова и снова?
— Потому что как только Шуукаку перехватит контроль, а Гаара его восстановит, то он больше не будет рисковать. Он ставит безопасность своего разума превыше удовольствия, от которого и так уже смог отказаться. Ему хватит только один раз обмануться в своих ожиданиях, чтобы все рухнуло. С ним так нельзя. Нужно наработать кредит доверия, и только тогда ужалить. Яд будет особенно едким спустя некоторое время — ему нужно настояться.
Тогда Сестры поинтересовались причиной наложения печати.
Рена хищно оскалилась и любовно провела пальцем по одной из линий узора.
— Необходимость. Доверие. Он будет наш.
Сестры усомнились в том, что такое исчадие можно контролировать и заставить нуждаться хоть в чем-то.
— Ну так присмотритесь внимательнее — он начинает поступать так, как мы хотим, и ход его мыслей становится все более понятен. Хотя он не так прост, как иногда хотелось бы. Но ведь так интереснее?
Сестры согласились, мол, да, интереснее, но что будешь делать, если его не удастся подчинить?
Рена пожала плечами.
— Он меня убьет.
Сестры поделились ярким чувством, которое выражало сомнение в трезвости мышления Рены, но все же заинтересовались и выразили согласие помогать и продолжать затеянную игру. Она лишь рассмеялась — им было не понять, что такое жить, не зная, когда тебя из скуки убьет твоя же родня.
От нечего делать она еще немного полюбовалась скрученным и усмиренным сиянием Биджуу и снова погрузилась в сон Гаары. О, сломать его с таким трудом выстроенную хрупкую Вселенную будет потрясающе интересно! Великолепно, когда разрушается в хаосе целый мир, созданный твоими потом и кровью. Это как сжечь город из спичек. После многих лет кропотливого труда смотреть, как пламя за считанные мгновения уничтожает хрупкую красоту. Это будет потрясающее зрелище. Рена была собой очень довольна.
* * *
Картина мира почти не изменилась, лишь дополнилась какими-то деревьями, ночными цветами и звуками. Вот только искать участников сна ей пришлось довольно долго, пока она случайно не наткнулась на переплетенные тела. Было странно видеть себя уже более взрослой и оформившейся. Еще более странно было наблюдать на собственном лице счастливо-идиотское выражение, так несвойственное ее мимике и характеру, а поперек — вальяжно растянувшегося Гаару, который с ленцой перебирал длинные волосы любовницы. На них еще даже пот не обсох, а Гаара уже что-то объяснял. На мгновение сосредоточившись, Рена слилась со своим образом и теперь сама чувствовала теплую тяжесть своего партнера и его тихий шепот.
— Это вечный вопрос, не имеющий решения, — говорил он. — В чем истинное мужество — жить или умереть? На него нельзя ответить однозначно, можно спорить до бесконечности. Когда я сидел на той чертовой крыше и на моих руках умирал Яшамару, я считал, что не должен жить. Человек, ребенок не может так жить — в ненависти, бессилии и унижении. Мне казалось, что смерть будет единственным достойным выходом, и я настойчиво искал ее.
И тогда я понял для себя, что жизнь мало чем отличается от битвы. И в жизни, как и в битве, в какое бы безвыходное положение ты ни попал, нельзя сдаваться, надо драться до конца. И убивать. Только тогда ты чувствуешь кровь в своих венах, только тогда ты чувствуешь биение жизни в теле.
— Мне кажется, что ты спешишь, весьма спешишь с выводами, мой любимый, — сладко промурлыкала Рена, кончиками пальцев прослеживая линию крепкой жилистой спины. — Это философия разрушения. Разве великий мрак забвения от этого станет менее черными, а вопросы без ответа — менее безнадежными?
— Я нашел ответы, — буркнул Гаара.
— Нет, не нашел. И теперь будет ли жгучая боль отчаянья от вечной недоступности ответов менее мучительной? Разве поможет это когда-нибудь понять жизнь и овладеть ею, оседлать ее, как укрощенную девственницу, или она останется подобной гигантскому крылу среди шторма, которое мчит нас, а когда мы хотим ухватиться за него, сбрасывает в воду?
— Знаешь, иногда передо мной открывается расщелина, кажется, она идет до центра земли. Чем она заполнена? Тоской? Отчаяньем? Или счастьем? Но каким? Усталостью? Смирением? Смертью? — задумчиво спросил Гаара.
— Для чего ты живешь? — вопросом на вопрос ответила Рена.
— Да, для чего я живу? — новые нотки послышались в его голосе, и Рене понравилось, что у него появляются сомнения относительно своей философии.
— Пойми это, и ты не будешь один.
— Я всегда буду один, что бы я там такого ни понял или осознал, — со вздохом ответил он и перекатился на спину, устраивая Рену у себя на плече. Волосы рассыпались и укрыли их шелковистым плащом. — Я устал от всего этого нелепого времени наедине с собой.
— А как же я? — надула губки Рена, стараясь вернуться в роль пустоголовой пустышки.
— Ты — это ты. И хотя мы прекрасно провели время — все это ложь.
— Как это — ложь? — приподнялась Рена и пытливо заглянула ему в глаза.
— Я понимаю, что ты это делаешь исключительно для того, чтобы спасти свою жизнь.
— То есть ты хочешь сказать, что я отдалась тебе исключительно из страха?
— Да, — в глазах его светился упрек и насмешка. А потом он криво ухмыльнулся и добавил: — Но ради такого удовольствия я буду пугать тебя столько, сколько потребуется. В этом есть какая-то особая ирония. Я всегда думал, что секс — это настолько доверительный и близкий акт, который может произойти между двумя людьми, что его невозможно получить насильно. Речь не идет об изнасиловании, ведь ты отдавалась мне самозабвенно и, я бы сказал, с энтузиазмом. И мы не говорим о случайной связи, когда двое встречаются и на утро не помнят имен и лиц. И вот пожалуйста, ты, спасая свою жизнь, отдалась мне с такой убедительностью, что я почти поверил в твою искренность. Или это просто попытка получить удовольствие даже в безвыходной ситуации?
Рена вскочила на ноги и из вороха одежды выхватила его нож, до поры до времени отброшенный за ненадобностью. Пора было показать ему, что такое неприятное сновидение.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что все случившееся было следствием принуждения под страхом смерти или моей формой смирения перед твоей силой. И я докажу тебе, насколько ты сейчас был не прав.
А в следующий момент она вспорола себе горло от уха до уха, широко улыбнулась раной и окатила нагое тело своего любовника алой волной. По закону сна она умерла.
* * *
Рену разбудил стон и удар по носу безвольно откинутой рукой. Вывернувшись из-под бока Гаары, она потрясла его за плечо.
— Хватит спать! — весело начала будить его Рена.
Но похоже, Гаара вошел во вкус и просыпаться пока не хотел.
— Эй!
Рена потянула на себя одеяло, пытаясь добудиться его хоть таким способом.
На это он ответил невнятным мычанием и попытался завернуться в одеяло еще плотнее, вырывая его из ее рук. И все это — не просыпаясь.
— Нет, ну это уже просто нахальство! — возмутилась Рена и рванула ни в чем не повинное одеяло на себя, показывая, кто хозяин в этой постели. В результате она полностью завладела одеялом, раскрывая Гаару, и увидела небольшое темное пятно на его штанах.
— Вот это да! — захихикала Рена. — Оказывается, сон был ну очень красочным. Ладно, пусть пока спит.
И еще раз укрепив узлы на сети своей чакрой, она отправилась варить утренний кофе. Когда она выбиралась из-под стенки, куда Гаара загнал ее в момент выяснения отношений, он заворочался, явно просыпаясь. Перелезая через него, Рена шутливо мимоходом чмокнула его в нос, от чего он широко распахнул глаза, и выскочила из комнаты, спиной чувствуя его еще не вполне проснувшийся недоуменный взгляд.
По пути она завернула в ванную и потратила двадцать благословенных богами минут на горячую воду, мыло и зубную щетку. Выйдя из душа, она сняла с полки флакон с разведенным ментоловым маслом и натерла свою кожу везде, куда смогла дотянуться. Тут же все тело запекло и захолодило, а кожа приятно порозовела от прилившей крови. От ментоловой свежести Рена окончательно и бесповоротно проснулась. Освеженной и в приподнятом настроении она быстро оделась, выбрав на сегодня короткую пышную юбку в складочку из прозрачного черного кружева с плотной атласной подкладкой и белую блузку. Милый образ дополнила алая ленточка на шее и куча браслетов на тонких руках. А также она затянула на талии ремень для сумки шиноби. Быстро расчесав волосы, она соорудила высокий конский хвост и босиком прошлепала по своему паркету на кухню.
Кофе она варила вдумчиво и медленно, давая Гааре время привести себя в порядок и скрыть следы ночного конфуза. То, что сон оказал на него такое влияние, невероятно радовало Рену, давая понять, что Гаара давно вступил в пору взросления и теперь она получила мощнейший рычаг давления на него и его нестабильную психику. Миром во многом правит секс, что было и забавно, и нелепо. Зато весьма удобно.
Когда кофе был почти готов, в кухню вошел хмурый Гаара в одном полотенце вокруг бедер. Потянув носом, он с любопытством огляделся.
— Мятой пахнет, хотя для нее не сезон. Откуда запах?
— Мыло у меня такое, — улыбнулась Рена и повернулась к нему. — Ого! А где же ты потерял одежду?
— Опрокинул на себя воду для умывания. Высохнет — оденусь, — неуклюже соврал он.
— Да что ты говоришь! — сделала удивленное лицо Рена, ставя перед ним дымящуюся кружку.
— О, утренний кофе. Спасибо, — Гаара с благодарностью принюхался к ароматному пару, который вился над кофе. Одобрительно кивнув, он подхватил кружку и подул на почти кипящую черную жидкость.
— На здоровье. Как спалось? — Рена подтянула к себе пепельницу и закурила. Сидя на высоком табурете возле стойки, она беззаботно болтала ногами, совершенно не волнуясь, куда при этом ненароком все время устремлялся взгляд заспанного и еще не вполне пришедшего в себя гостя.
— Нормально...
— Что снилось?
— Не помню, — на высоких скулах Гаары предательски заалели пятна румянца, а полотенце он не менее красноречиво придержал рукой, торопясь быстрее сесть.
— Понравилось? — продолжая делать непонимающий и ничего не замечающий вид, допытывалась Рена.
— Наверное, — Гаара нахмурился и недовольно на нее посмотрел.
— Это как? — она улыбалась открыто и с долей наивности.
— Еще не решил, — его голос был резким и неприятным, но это не смогло сбить ее с толку.
— Но хоть в голове просветлело? Глаза болеть перестали? — она с фальшивым участием рассматривала его лицо.
— Это да. Но вот сны... — Гаара задумался и позволил себе расслабить напряженную спину.
— А что сны? Ты же не помнишь.
— Не помню, но осадок остался. Неприятный, — он опять приложился к кофейной чашке и теперь пил кофе маленькими осторожными глотками, опасаясь обжечься.
— Ну как знаешь, хотя ты обещал мне их обязательно рассказать. Завтракать будешь? — она с деланным разочарованием отставила свою чашку и встала. Недокуренная сигарета дымилась в пепельнице, пуская серые усики дыма к потолку. Гаара поморщился и брезгливо затушил ее окурок, обрывая паутинку дыма.
— Смотря чем.
'Ну надо же, он еще и капризничает!' — возмущенно подумала Рена, но ответила спокойно и доброжелательно, стараясь не выйти из роли гостеприимной хозяйки:
— Да особо выбирать не из чего. Могу по-быстрому пожарить мясо со специями, и все.
— Годится. Кстати, кошмарно выглядишь.
— Опа, а за что такой комплимент? — приподняла брови Рена и, уперев кулачки в бока, приняла позу скандалистки.
— Тебе не идет вид шкодливой школьницы, — Гаара подпер щеку ладонью и, слегка склонив голову набок, наблюдал за гибкими движениями Рены. — Просто потрясающе, насколько упорно ты пытаешься вести себя инфантильно. Иногда у меня возникает такое чувство, что ты — невероятно старая, хитрая гадина, которая ничерта не понимает в людях, но пытается притвориться одной из нас. И в итоге ведет себя просто смешно, собирая все шаблоны, какие только смогла узнать или подсмотреть, не разбирая при этом, где это уместно, а где просто смешно. Поверь, этот образ, который ты тут активно демонстрируешь, тебе ужасно, просто чудовищно не идет.
— А какой идет? — усмехнулась Рена, поворачиваясь спиной и демонстративно копаясь на полках холодильника.
— Любой другой. А еще лучше — вообще ничего.
— Гаара, я в том возрасте, что смотреть еще не на что, если ты намекаешь на мою наготу, — серьезно пошутила Рена.
Гаара насупился и замолчал, и было совсем не ясно, что за мысли вьются у него в голове. А Рена времени не теряла — сначала промыла и поставила вариться немного риса, как раз на две порции, потом, быстро разморозив и нарезав мясо на небольшие кусочки, взбила в миске подливку из соевого соуса и специй, замочила в нем мясо и поставила на плиту сковородку.
— Скоро будет завтрак.
— Иди переоденься. Я сам послежу за плитой.
— Гаара, а тебе не кажется, что это уже наглость? — спросила уязвленная Рена, даже не думая уступать ему место.
— Нет.
— Зря. Это самая что ни на есть наглость. Ты мне не хозяин, чтобы распоряжаться моим внешним видом. К тому же это ты занимаешь мою кухню, а не я твою!
Гаара нахмурился, прикусил губу и грозно ответил:
— Тогда я сам тебя переодену. Или раздену. Или убью. Но сделаю с тобой что угодно, лишь бы вытряхнуть тебя из этого клоунского наряда. У тебя что, совсем вкуса нет?
— Что?! — она ахнула от возмущения и неожиданности. — Тоже мне, стилист нашелся!
— Не что, а во что, — поправил ее он. Потом еще раз внимательно оглядел с ног до головы, а потом с головы до ног и безапелляционным тоном изрек: — Черные штаны и красная рубашка с запахом, можно синюю или лиловую. Я видел, что у тебя есть гардеробная, значит, у тебя найдется несколько одинаковых рубашек разных цветов. А прическу оставь — мне нравится.
— Гаара!
— Пожалуйста...
Поколебавшись, Рена выдавила:
— Ладно, подавись. Если я вернусь и увижу, что рис перепрел, а мясо подгорело — вылью содержимое сковородки тебе за шиворот!
На это он ничего не ответил, но выдал весьма многообещающую ухмылку. Но когда Рена уже выходила за порог, она услышала насмешливое шипение вслед:
— Задержишься — приду переодевать лично.
Не поворачиваясь, Рена завернула руку за спину и сложила пальцы в неприличном жесте.
В спину ей ударил шквал ругани, а о косяк возле ее головы разбилась чашка. Донельзя довольная собой, Рена помчалась переодеваться в то, в чем ее хотели видеть, каким бы нелепым и надуманным это требование ни выглядело.
Глава 26. Беспокойное утро
— Орочимару-сама...
— Чего тебе? — Орочимару рассеянно покосился на почтительно склонившегося помощника и вновь сосредоточился на свитке, полностью покрытом убористым мелким почерком.
