По образу и подобию. Часть 1

— ... говоришь, и так все ясно? И так все ясно... Стало быть, ловушка... — лик короля был темен, взгляд кипел еле сдерживаемой яростью. Присутствующие прятали глаза, кто уставившись в пол, кто внимательнейшим образом разглядывая стенки шатра, лишь бы только не встречаться взглядом с этим клокочущим взглядом, — ... значит ловушка. Горсть никчемных побрякушек, чью стоимость в сто раз преувеличила молва... Не приспособленная к обороне крепость, фактически без гарнизона... И до семи сотен конных латников в тылу... Ловко! Да еще это вот чудовище, что на трех сотнях шагов пробивает дубовый щит... Ай, как ловко! Значит, решили поохотиться на королей? Ну-ну...

— Да мы разнесем это пиратское гнездо...!

— Кайр, ты научился летать? У тебя отрасли крылья вместо рук? — Голос короля прозвучал легко, но за внешней веселостью чувствовалась все та же тяжелая ярость. — Добраться до венецианцев можно только по воздуху, поскольку по морю сделать это помешает их флот. И да, между прочим, этот флот нам очень нужен! Ты не забыл, мой добрый Меркадье, что именно на венецианских кораблях мы собирались пересечь море?

— И что же, мы...

— Мы сделаем вид, что ничего не поняли. Пока. Нам нужны их корабли, Кайр! Нам нужны их чертовы корабли!!! Поэтому мы будем милы и любезны, как то и подобает добрым христианам. Мы заплатим им за корабли полновесным серебром. Мы переправимся в Египет. Мы... Ладно, хватит! Просто я знаю: однажды настанет день, и мы вспомним про золотой лук. Вспомним, Кайр! И, клянусь волосами пречистой Девы Марии, я очень удивлюсь, если при этом не прольется ровно столько их песьей крови, сколько стоит каждая капля крови короля!

* * *

Шато-Сегюр,

2 апреля 1199 года

На дворе стоит апрель, за окном звенит капель... Средневековое солнце отчаянно пыталось закатными отблесками согреть после зимней спячки старый Шато Сегюр, столь скоропостижно поменявшего хозяина. Средневековые птицы вили гнезда в гуще вполне уже распустившейся средневековой листвы. Средневековые крестьяне вовсю ковыряли землю под средневековый урожай. Наемники Ричарда, просеивали сквозь мелкое сито средневековое население внезапно капитулировавшего Сегюра и его окрестностей в поисках исчезнувшего виконта Эмара. А наши герои наслаждались средневековым гостеприимством короля Ричарда.

Нужно ли говорить, что после всех перипетий в окрестностях Шалю-Шаброля Ричард пригласил их слегка расслабиться и отдохнуть в замке Эмара Лиможского? Благо, по всем расчетам, бывший владелец уже должен был освободить место жительства и, либо переместиться в замковый подвал, либо удариться в бега. По прибытии к стенам родового замка виконтов Лиможских выяснилось, что ответственный квартиросъемщик предпочел второй вариант освобождения жилплощади, так что король вынужден был организовать его поиски. Ибо обещанное ранее повешение на воротах собственного замка никто ведь не отменял! Ну, а господин Дрон и господин Гольдберг использовали столь кстати подвернувшийся отдых для знакомства со средневековой действительностью — справедливо полагая, что ознакомление с нею из крестьянской телеги могло быть несколько односторонним.

Нужно сказать, что за исследование этой самой действительности они взялись с совершенно разных концов. Капитан, как-то вдруг внезапно сойдясь характерами с Кайром Меркадье, в компании еще нескольких предводителей наемных отрядов тщательно изучал содержимое окрестных кабаков, трактиров и иных заведений средневекового общепита. В перерывах между посещениями сих храмов желудка, а еще более — печени, поскольку выпито было ну, никак не меньше, чем съедено, они с удовольствием звенели мечами на заднем дворе замка, обмениваясь тонкостями европейского и "индийского" фехтования. Словом, почтенный олигарх вел жизнь, в полном смысле слова достойную мужчины.

Не то — господин Гольдберг. Как оказалось, наряду с множеством отвратительных недостатков, бывший владелец замка обладал и рядом качеств, вполне похвальных. Так, например, сир Эмар Лиможский был владельцем совершенно роскошной библиотеки на много сотен томов и свитков. Большинство из которых, как выяснилось при осмотре, не дошли до более поздних времен, но не раз упоминались и цитировались средневековыми авторами. Поняв, возле какого богатства он оказался, господин историк фактически переселился в библиотеку, с утра до вечера роясь в пыльных фолиантах, делая выписки и оглашая стены горестными стонами по поводу невозможности взять все это, положить в карман и унести к себе, в свое время — для серьезного и обстоятельного изучения.

Впрочем, оглашением стен занимался в замке не он один. В настоящий момент именно этому же самому занятию предавался король Ричард. Правда, вместо горестных воплей из уже знакомой нам малой пиршественной залы доносился разъяренный рык. Причиной коего оказался совершенно некстати попавший под горячую королевскую руку его преосвященство, кардинал Петр Капуанский.

Успешно проведя в Дижоне ассамблею французского духовенства, на коей пастырям галльского стада агнцев Божьих был выставлен полный перечень задач, связанных с грядущим Крестовым Походом, а после этого с трудом, но все же заставив этого упрямца Ричарда заключить мир с Филиппом-Августом, святой отец имел все основания быть довольным собой. Основные поручения Папы Иннокентия III были выполнены точно и в срок! Подвела почтенного прелата — как это нередко случается и со многими из нас — излишняя старательность, склонность к перфекционизму и желание объять необъятное.

Заслышав, что Ричард во время штурма одной из своих нормандских крепостей, захваченных во время его отсутствия коварным королем Франции, пленил епископа Филиппа Бове, мессир Пьетро решил принять меры к его освобождению. Трудно сказать, что стало причиной этого неосмотрительного поступка — эйфория ли от удачно выполненных поручений римского понтифика, недостаток ли информации или просто проявленное легкомыслие? Ведь король Англии не раз публично называл епископа Бове человеком, "которого он ненавидит больше всех на свете". И вот, просить короля за этого самого человека от имени Папы приехал в Сегюр кардинал и папский легат Пьетро да Капуа. Неудивительно, что встречен он был весьма холодно, а, попытавшись настоять на своей просьбе, вызвал настоящий вулкан бешеной ярости.

— Клянусь своей головой, — неистовствовал король, вскочив со своего кресла и отопнув к самому входу подставку для ног, — он больше не священник, потому что он и не христианин! Он был взят в плен не как епископ, но как рыцарь, сражаясь в полном доспехе, с разукрашенным шлемом на голове. Сир лицемер! Да ты и сам дурак! Не будь ты посланником Папы, я бы отослал тебя обратно кое с чем, что Папа долго не смог бы забыть! Он и пальцем не шевельнул, чтобы вызволить меня из темницы, пока мне нужна была его помощь. А теперь он просит меня освободить вора и поджигателя, который не принес мне ничего, кроме зла. Убирайтесь, господин предатель! Лжец, обманщик! Церковный деляга! Избавь меня от своего общества навсегда!

Откровенно смутившись и, что уж там говорить, изрядно испугавшись королевского гнева, несчастный итальянец попытался сменить тему. Но сделал это столь неудачно, что лишь еще более разжег ярость Ричарда. Дело в том, что проезжая через лагерь королевских войск и сам кардинал, и его люди неоднократно были свидетелями очень нерадостных для них разговоров. Дескать, разобравшись с виконтом Лиможа и наведя порядок в Лимузене, король откроет боевые действия против Раймунда VI, графа Тулузского, владения которого начинались сразу же за границами виконтства. Мол, король Ричард не забыл о графстве Керси, который Раймон V, отец нынешнего графа Тулузского, отобрал у Плантагенетов. И вот, теперь, собрав весьма грозное войско, Ричард намерен вернуть себе по справедливости принадлежащие Аквитании земли. И, напав на графа Тулузского, присоединить к своим владениям не только Кагор, но и земли до самой Тулузы. А то и до границ с Арагоном, коли будет на то Божья воля.

Вообразив, что возложенная на него Папой миссия — отправить Ричарда как можно быстрей воевать Святую Землю — находится под угрозой, его Преосвященство обратился теперь к королю, дабы отеческим увещеванием вернуть того на путь истинный. И нарвался... Как только слова достойного прелата, общий смысл которых сводился к тому, что долг доброго христианина повелевает королю как можно скорее принять крест и возглавить христолюбивое воинство, а вовсе не заниматься завоеваниями французских владений, — так вот, как только эти слова достигли слуха Ричарда, он резко замолчал, сжал до белизны огромные кулаки, деревянными шагами дошел до входной двери, забрал — сам! — выпнутую прочь подставку для ног, вернулся к креслу, сел и молча уставился на кардинала.

Нездоровые, в склеротических прожилках глаза короля, упершиеся из-под набрякших век прямо в переносицу славного служителя церкви, напугали того еще больше. Затем король заговорил, медленно и монотонно.

— В мои намерения входило дойти с войском до Лиона и там, встав на старую Агриппиеву дорогу совершить марш уже до портов северной Италии. Но, клянусь бородой Спасителя, вы подали мне прекрасную мысль. И правда, зачем стаптывать подметки моих солдат, идя за две с половиной сотни лье неизвестно куда и зачем, если совсем рядом лежат земли Тулузы, которые столь несложно взять под свою руку? А, святой отец? Назовите мне хоть одну причину, из-за которой я не могу этого сделать?

— Но, ваше величество, Святая Земля стенает под пятой неверных, взывая к христовым воинам... Вспомните, какой грех совершите вы этой войной. В ней гибель Святой земли... Ей грозит уже конечный захват и опустошение, а христианству конец...

— Ах, вот как?! — раздражение и ярость на этот раз окончательно разнесли в щепки плотину королевской сдержанности, и рыкающий бас вновь сотряс залы и коридоры замка. — Пока я рисковал своей жизнью во славу Христа, Филипп ускользнул в Европу, чтобы коварно украсть мои владения! Если бы не его злой умысел, вынудивший меня вернуться, я бы еще семь лет назад очистил Святую Землю! А потом, когда я был в заточении, он сговорился, чтобы меня продержали там как можно дольше, дабы успеть похитить мои земли! Вор! Вор и клятвопреступник!!! Если бы он оставил в покое мою державу, мне не нужно было бы возвращаться сюда! Вся земля Сирии была бы очищена от язычников! Стон Иерусалима — на его совести!!! Убирайтесь прочь! Прочь, я вам говорю! Иначе вы пожалеете, что вообще родились на свет!!!

Видимо, не в силах более сдерживать душившую его ярость, король вскочил с кресла. Его гнев требовал действий. Едва владея собой, Ричард выбрал все же самый безобидный способ выпустить его на свободу. Сделав несколько гигантских шагов, он пинком распахнул створки дверей и пошел по галерее, куда глаза глядят, стремясь хотя бы быстрыми шагами затушить бушующее в груди пламя. Вот один из переходов привел его в тупик, заканчивающийся высокой, изящной резьбы, дверью. Взявшись за ручку, король рванул ее на себя и остановился на пороге, всматриваясь в сумрак, едва разгоняемый светом из крохотного оконца и канделябром на полтора десятка свечей...

* * *

Пятидневный загул самым неудовлетворительным образом сказался на немолодом уже организма господина Дрона. Желудок взбунтовался, так и норовя избавиться от любых новых поступлений, в руках появилась предательская дрожь, а глаза закрывались сами собой, едва только выдавалась минутка, свободная от нехитрых средневековых развлечений. Нужно сделать паузу, — сказал себе почтенный олигарх и, отговорившись срочными делами от очередного похода в "местечко — во! Ты такого еще не видел!", завалился спать. Отоспавшись, осушив стоявший в изголовье кровати здоровенный кувшин с холодной водой и слегка придя в себя, он осознал, что уже давненько не видел своего компаньона по путешествию, и отправился на поиски господина Гольдберга.

Отчаянно стреляющая глазками горничная проводила его в замковую библиотеку, где "господин колдун заперлись и почти не выходят". Евгений Викторович Гольдберг был там. Осунувшийся, похудевший, с синюшными мешками под несуразно покрасневшими глазками, он сидел за огромным, заваленным книгами и свитками столом, что-то лихорадочно выписывая и чуть ли не рыча от вожделения и научного энтузиазма. На вопрос Капитана, обедал ли он сегодня, господин историк буркнул что-то невразумительное, приблизительно означающее "А? Что? Не помню. Отвалите уже все!", и продолжил работу.

Однако! — изумился про себя Капитан. Похоже, тут нужны решительные меры. Выйдя из библиотеки и поймав какого-то пробегающего мимо служку, он велел немедля мчаться на кухню и нести оттуда мяса, овощей, хлеба и крепкого португальского вина. И чтобы одна нога здесь, другая там! Напутствуемый отечески отпущенным пенделем, слуга умчался выполнять порученное и уже буквально через десяток минут вернулся, обильно нагруженный провизией.

Капитан же, тем временем, выдернул почтенного историка из книжных завалов — так добрая хозяйка выдергивает с грядки созревшую редиску — отряхнул его от насевшей пыли и паутины и, полуобняв, начал прогуливать озверевшего от многосуточной и почти беспрерывной работы доцента вдоль книжных стеллажей. Взад и вперед. Взад и вперед. Дабы застоявшаяся кровь вновь начала нормально циркулировать в изможденном организме научного работника.

— Ну, нельзя же так увлекаться, — мягко выговаривал он все еще ничего не соображающему господину Гольдбергу, поддерживая того за локоток и помогая успешно огибать встречающиеся препятствия. — Так ведь и ласты склеить недолго. Наука не простит нам потери бойца. А что я скажу в обкоме КПРФ по возвращении? Мол, потерял вашего товарища при выполнении боевого задания? Нет, батенька, аккуратнее с этим делом нужно, как-то спокойнее... Фанатизм, — он еще никого до добра не доводил... Да и годы наши с вами уже не те, чтобы вот так вот, сутками напролет безобразия нарушать...

Так, нежно воркуя и выгуливая историка, он дождался уже упомянутого слугу с продуктовым набором, решительно сгреб книги с одного конца стола и велел накрыть на освободившемся месте. Когда все было готово, Капитан усадил своего подопечного на стул и чуть ли не насильно влил тому в рот несколько глотков вина. Алкоголь оказал на истерзанный мозг господина Гольдберга самое живительное воздействие. Щеки порозовели, в глазах появилось осмысленное выражение, а руки сами собой, почти без участия воли и разума, ухватили нож, отрезали от принесенной гусиной ноги добротный шмат мяса и отправили его в рот.

Насыщение шло молча, изредка прерываемое лишь глотком-другим вина. Еще немножко. Вот этот кусочек. И вот этот. И луковкой закусить. И хлебушка отломить. А теперь снова глоточек. И еще кусочек.... Казалось, ничто не в состоянии отвлечь от трапезы дорвавшегося, наконец, до еды историка-медиевиста. Но тут входная дверь резко распахнулась, и огромная фигура загородила вход. Капитан, было, вскочил, ухватившись за рукоять кинжала на поясе, но тут же и сел. На пороге стоял король Ричард...

— А, господа колдуны, — после довольно продолжительной паузы произнес венценосец и шагнул внутрь. За время созерцания трапезничающих чужеземцев глаза его перестали метать молнии, ноздри раздуваться, а грудь вздыматься, как после быстрого бега. — И то верно. Где еще и быть колдунам, как не в библиотеке? И как вам книжное собрание виконта?