— Я с вами, Патриарх. Приказывайте.
— Встань, Хьюго, — голос колдуна оставался ровен. — Я пока ещё не глава ковена и не принимаю присяг. Мы станем работать вместе на благо общей цели, а когда она будет достигнута, ты решишь, повторять присягу или нет, — он усмехнулся и добавил: — А вот приказы у меня найдутся.
Хьюго выпрямился и, глядя ему прямо в лицо, произнёс:
— Я слушаю.
В этот момент зазвонил телефон. Лениво вытащив трубку из кармана, Кристофер принял вызов:
— Алло?
Выслушал ответ и протянул мобильный Лорену:
— Тебя. Давно пора ему объявиться.
Колдун, принимая телефон и поднося его к уху, едва заметно хмыкнул.
...Примерно в это же время, Париж, резиденция графа.
На протяжении многих веков в разных обществах существовали разные правящие касты — ни разу за всю историю Человечества ни в одном месте люди не были по-настоящему равны.
В Древнем Египте такой кастой являлись жрецы и сам живой бог — фараон; в Древней Греции — множество мелких царьков и патрициев, представителей могущественных семей; в Древнем Риме — те, кто вёл свой род от создателей Вечного Города, принадлежа к одному из влиятельных Домов; в племенах варваров — самые сильные и хитрые воины, основатели новых династий; в Средневековой Европе — королевские семьи и рода аристократов, бахвалящихся своей голубой кровью, идущей, как им казалось, из глубины веков. В нынешнее время... ну, тут у каждого своё мнение: одни говорят о президентах, другие — о главах крупнейших корпораций, третьи — о служителях основных мировых религий, а четвёртые предполагают что-то и вовсе экзотическое вроде тайных орденов и сект.
Но во всех тех, кто в своё время управлял народами, было кое-что общее — кровное родство.
Действительно, многие достигали высот на спинах своих предков, ставших когда-то вождями только с помощью собственных сил и способностей. Кое-кто из вознесённых на почти недосягаемые вершины благодаря семейным узам показывал себя умелым правителем и по праву получал место в памяти людей, а кто-то — жил как хотел, пользуясь свалившимися с неба возможностями и наплевательски относясь к возложенной на него обязанности стоять во главе государства.
Однако даже самые бесполезные обладали немалой властью. Потому что взобраться на её вершины проще всего родившись в подходящей семье.
Или — получив подходящее Причастие.
...Так же как и среди людей, среди вампиров существовали правящие классы. Вернее, и это отличие оказывалось, пожалуй, единственным, один класс — Старейшины. Прожившие века Блуждающие-в-Ночи, обладающие мощными способностями к магии и колоссальной силой. Но самое важное заключалось в том, что могущественнейшие из них принадлежали к низким причащениям.
Да, это и именно это было наиболее значимым. Потому что можно быть немёртвым, можно быть старым немёртвым, можно даже обладать весьма впечатляющими знаниями о магии и многое уметь. Это приносило определённые преимущества и положение в мире Блуждающих-в-Ночи, но... Не возносило на недосягаемые для остальных высоты.
А низкое причащение — возносило. И наиболее влиятельными Старейшинами, теми, кого на самом деле подразумевали, используя этот термин, считались — и являлись — вампиры, принадлежащие к шестому-седьмому причащению. И к более низким, хоть это в сегодняшние дни и стало невероятной редкостью.
Именно они правили ковенами, именно они определяли политику рода Блуждающих-в-Ночи, именно они служили объектом зависти смолов. Именно они воплощали в себе сущность немёртвых. Встать вровень с ними — вот мечта и цель любого вампира.
Однако даже положение Старейшин определяло кровное родство. Лишь те, кто получил Причастие от близкостоящих к Ардесту вампиров — или каким-то непостижимым образом нашёл и убедил кого-то, обладающего низким причащением, обучать себя, — могли занять место на вершине мира. В конечном итоге всё опиралось на случай.
...но воспользоваться этим случаем под силу оказывалось не каждому. И сумевшие это сделать по праву считали себя властителями, почти всегда вскорости забывая о превратностях своего происхождения.
Почти, но не всегда.
Шарль де Брей представлял собой яркий пример такого "не всегда". Граф Парижа в обществе сородичей не считался живой легендой, подобно Эрику фон Вайну или Раулю Норрентьяни, но пользовался определённым уважением. Всё же он возглавлял один из крупнейших ковенов Старого Света и относился к числу самых старых немёртвых — разумеется, среди тех, о чьём возрасте имелись более-менее достоверные сведения.
Вампиры не любили распространяться о собственной жизни, однако кое-какая информация о влиятельных персонах время от времени становилась достоянием общественности. С подобными слухами не боролись, но и их обсуждение не поощряли. Тем не менее, среди немёртвых, как и среди людей, сплетни распространялись с завидной скоростью, добавляя новые штрихи к репутации известных Старейшин. И, узнав некогда возраст Шарля, Блуждающие-в-Ночи с уважением относились к тому, кто был почти что ровесником новой эры.
Самого графа подобная известность заботила мало — его никогда не привлекала мысль стать единственным и неповторимым кумиром всех вампиров. Эта задача ему не по силам, он понимал, и предпочитал довольствоваться тем, что мог удержать.
Вполне вероятно, именно отсутствие амбиций — вернее, их не поражающие воображение размеры — помешало Шарлю превратиться в по-настоящему влиятельного правителя и послужило источником многих из его нынешних проблем.
Действительно, хоть и являясь вампиром пятого причащения, прожившим почти две тысячи лет и управлявшим третьим в Европе по размерам ковеном, командуя множеством обученных и подготовленных воинов, он, тем не менее, не оказывал серьёзного влияния на мировую политику и давно уже не мог похвастаться военными успехами. Наоборот, периодически ему приходилось расставаться с частью своей территории, уступая барселонскому или пражскому ковенам.
Если выражаться точнее — Аммонио Мантейре или Эрику фон Вайну.
...Фон Вайн! Граф стиснул зубы. Так или иначе все размышления приводили к этому имени. Князь Праги, старейший, сильнейший и самый ненавистный враг! Ублюдок, стоявший костью в горле столетиями. Скользкая, хитрая тварь, доводившая до бешенства одним только своим существованием!..
И это если не принимать во внимание многочисленные поражения, которые граф Парижа потерпел от пражского владыки.
...но все старые счёты меркли по сравнению с произошедшим несколько недель назад. Пепельноволосый выродок убил его лучшего ученика! И не просто убил: сначала выпытал все известные Жоржу сведения о родном ковене, а потом вдоволь поразвлёкся изощрёнными заклинаниями Магии Смерти, превратив Антильяка в слюнявого, гниющего идиота, бессвязно воющего от боли.
Не удовлетворившись достигнутым эффектом, князь принялся разгонять скуку, ежедневно присылая Шарлю короткую, но содержательную видеозапись, наглядно демонстрировавшую жуткое — и становящееся всё хуже — состояние его к'тора. Записи сопровождались красочными комментариями, заставлявшими графа бессильно метаться по своему кабинету, страстно мечтая впиться клыками в глотку фон Вайна. А вместе с последним видео ему прислали и источающий тошнотворное зловоние кусок мяса... опознать в котором голову Жоржа не представлялось никакой возможности, если бы князь не позаботился отдельно уточнить, что же именно он с радостью дарит старому другу.
Граф изо всех сил сжал кулаки, стараясь унять эмоции. Но получалось из рук вон плохо. До пепельноволосой мрази он доберётся во что бы то ни стало!!
Прикрыв глаза, он попытался сосредоточиться. Гнев — плохой советчик в предстоящем деле. Тягаться с фон Вайном тяжело, и лучше всего здесь поможет холодный расчёт, а никак не кипящая ярость.
Столкновения вампиров в последнее время регламентировались множеством договоров, пактов, соглашений и условностей, а также изменившимися реалиями жизни среди людей. Каждое из них следовало продумывать досконально.
Прежде всего, ковен, ратифицировавший Лондонский Ковенант, не мог беспричинно напасть на владения другого ковена, тоже подписавшего договор с Орденом Рыцарей Вечной Ночи. Перед этим требовалось официально объявить войну, направив соответствующее уведомление в Орден. И противнику — с целью минимизировать возможность распространения информации о вампирах, позволив не желающим участвовать в конфликте убраться подобру-поздорову.
Более того, считалось хорошим тоном иметь хоть какой-нибудь повод для начала военных действий, а не ограничиться соображениями вроде "давно хотелось", "ситуация располагала", "требовалось провести тренировку в условиях, приближенных к боевым" или вовсе экзотическим "было нечего делать и захотелось развлечься". На нарушавших эту традицию смотрели без понимания, что могло привести — и приводило — к печальным последствиям.
Ковены, называвшие себя Присоединившимися, предпочитали не изменять сложившийся порядок без веских на то оснований.
Разумеется, объявлением войны, правомочным объявлением, дело не ограничивалось. И Орден, и соседние с участниками конфликта ковены присылали своих наблюдателей: первый — чтобы удостовериться в соблюдении сторонами основного положения Лондонского Ковенанта; вторые — официально по той же причине, а на практике — дабы не допустить перемещения театра военных действий на собственные территории.
Только при соблюдении всех этих немаловажных формальностей можно было смело начинать вторжение. Неудивительно, что настоящие войны между ковенами случались очень нечасто.
...конечно, о локальных конфликтах того же сказать было нельзя. Пограничные стычки — дело в мире Блуждающих-в-Ночи частое, и на них смотрели сквозь пальцы, само собой, при условии, что далеко идущих последствий не возникнет.
Потому главы ковенов без зазрения совести пользовались возможностью выпустить пар, стравливая горячие головы среди своих подданных друг с другом в строго определённых местах. Иногда такие конфликты даже приводили к незначительному изменению границ между доменами... но не более того. Аннексированные территории часто возвращались к своему предыдущему хозяину в следующем же столкновении.
Ордену это каждый раз подавали под соусом "неудовлетворительного исполнения обязанностей по сохранению тайны на территории — "впишите название"; рыцари понимающе кивали, и инцидент считался исчерпанным. И при возвращении земель обратно прежнему владельцу с той же отговоркой они кивали так же, в результате чего локальные конфликты служили прекрасно отточенным инструментом для сохранения порядка на основных территориях Присоединившихся Ковенов.
Архонт и главы ковенов отлично знали, как следует управлять свободолюбивыми Блуждающими-в-Ночи.
...Играл в эту игру и Шарль — хотя в последнее время без особого успеха. Но граф понимал, что ситуация может измениться в любой момент, как случалось уже не раз; он готов был ждать, а также думать, анализировать, искать у себя слабые места, устранять их, и пользоваться слабостями противников.
Он был к этому готов.
А вот Жорж — нет. И потому, сбежав из-под присмотра учителя, отправился в Прагу проводить, как ему представлялось, победоносный рейд.
Результат его демарша оказался, однако, полностью противоположным ожидаемому. Попав в лапы Эрика фон Вайна, Жорж погиб, Шарль, как его учитель, вынужден был объясняться перед Орденом и главами европейских ковенов, а пражский князь, ехидно улыбаясь, отхватил под шумок ещё немного земли, исконно принадлежавшей владыке Парижа.
И самое отвратительное — у графа теперь нет даже малейшей зацепки, позволившей бы посчитаться с обидчиком.
Нападение на Прагу исключалось — никаких поводов к нему не имелось, а подпорченная непутёвым к'тором репутация настроит против Шарля всех ближайших соседей, не говоря уже о рыцарях. А отсюда уже недалеко до объединения крупнейших ковенов Европы с целью уничтожить парижский, который вполне могли счесть представляющим угрозу основному положению Лондонского Ковенанта.
Пытаться выстроить какой-то сложный замысел, победить не напрямую, но хитростью? Разумеется, Шарль думал, анализировал информацию, снова думал... И не видел никаких перспектив. Во всяком случае, не сейчас, когда даже старые союзники готовы отвернуться, а враги несказанно обрадуются любой возможности его добить — и тут же ею воспользуются.
Оставалось сидеть на месте и ждать своего шанса. Бросаться в авантюры бессмысленно, следует дождаться расклада карт Судьбы, сулящего победу с хоть сколько-то существенной вероятностью. А до того, как такой расклад выпадет, лучшее что можно сделать — удержать оставшееся. И случай поквитаться с фон Вайном представится.
Наверняка представится! — нужно лишь подождать.
А когда это произойдёт... Шарль скривил губы в недоброй ухмылке. Больше он не станет прятаться и отступать в поисках гарантированной победы. Он рискнёт при малейшей возможности.
Он встретится с проклятым пепельноволосым ублюдком лицом к лицу, и древнейший из всех возможных способов покажет, кто в их давнем споре прав, а кто — нет.
Возможно, граф ещё долго просидел бы в своём кабинете, снова и снова перебирая последние полученные сведения, пытаясь найти мельчайшую лазейку, едва заметную тропку, пропустившие бы его в переплетение замыслов старого врага и проведущие к их сердцевине. К тому, что раскрыло бы планы князя, позволив рассчитать его ближайшие действия — и воспользоваться ими в своих интересах.
Возможно, эта головоломка, никак не желающая складываться, ещё долго занимала мысли Шарля... если бы не открылась дверь, и вошедший секретарь владыки Парижа с поклоном не произнёс:
— Граф, у меня срочный доклад.
Шарль, расслабленно сидевший в кресле, положив руки на подлокотники и ни единым жестом не выдавая своих эмоций, безо всякого интереса посмотрел на потревожившего его вампира и едва заметно повёл ладонью, приглашая того начинать.
— Я слушаю.
Странно, но секретарь сильно нервничал, хоть и пытался не подать виду...
— Граф, Пруд волнуется.
Парижский владыка разом скинул с себя расслабленность. Подался вперёд и резко бросил:
— Вы разобрались в причине?
— Нет, граф. Наших сил не хватает.
Шарль поднялся на ноги.
— Ты можешь быть свободен.
— Как будет угодно моему владыке... — поклонился секретарь, но стремительно направившийся вглубь своего поместья Шарль его уже не слушал.
У вампиров не бывает предвидений.
Это аксиома, которой учат новопричащённых одной из первых. Это не вызывает сомнений, об этом знают все. Это никого не удивляет.
Уходя в мир Блуждающих-в-Ночи, человек приобретал многое, но немало и утрачивал, так что по слабому, не поддающемуся контролю, у многих даже никогда не проявляющемуся умению иногда заглядывать в грядущее вампиры не скучали. По сравнению с непереносимостью дневного света столь мелкая потеря казалась ничтожной.
Ну и что, что у вампиров не бывает предвидений?
Разве это мешает создавать заклинания, охотиться и проводить время в своё удовольствие? Разве от этого кровь менее вкусна? Разве эта капризная способность поможет в настоящей схватке или сделает Старейшиной?
