Спасти химеру

— Но зачем?

— Угадай!

Он рассмеялся, а стены храма превратили этот смех в нечеловеческий полустон-полурык.

Гераго прикоснулся к моей щеке. Осторожно, даже нежно. Я безотчетно шлепнула его — как комара. Скомканный пушистый комок спланировал к полу.

— Объясни мне, Ингер, — уже со злостью скзала я.

— Потом. Когда дойдем к командору. Тогда-то я всем все объясню.

Мы шли, разбивая коленями белую мглу тумана. Если бы не самокрутка с гантом, которую всунул мне Ингер, я бы не раз вздрогнула от ужаса. А так... Я лишь втягивала глубже в легкие сладковатый дым, когда проходила мимо череды старых покосившихся домов, потемневших от непогоды, покрытых кровавыми узорами грибка. Окна и двери были открыты нараспашку, и внутри парили гераго. Над кроватями, где когда-то спали живые люди, над очагами, где готовили еду. Белое и пушистое дерьмо! Мне вдруг невыносимо захотелось сжечь их и запереть жилища — слишком неприятным было осознавать, что они касаются того, что когда-то принадлежало нам, людям.

У порогов и под стенами этих мертвых, разлагающихся домов лежали трупы. Кариону были привычны брошенные на улицах тела. Но ранее это бывало по-другому. Раздувшиеся обгрызенные трупы в сточных канавах. Наглядная иллюстрация к повести о цикле жизни и смерти. Мертвая плоть служит пищей для живых, будь то насекомые, одичавшие псы или вороны. Позволяет прожить еще один день.

Но тела на пыльной дороге были нетронуты. Некому было их грызть, кроме невидимых глазу паразитов. А те, видимо, работали слишком медленно, и мертвые казались лишь нелепо заснувшими на дороге.

— Играй, карлик... — прошептала я.

Была ли эта ставка слишком высока? О да... Но как мы могли не поставить?

Как мы могли поставить, зная, что локхе так любит вмешиваться в игру и жонглировать шансами?

И сколько еще у него тузов в рукаве? Таких, как Ингер, который идет сейчас впереди, отчаянно-презрительно веселый, с прямой спиной, гордо вскинув голову. Человек, сбросивший, наконец, маску.

Мы вошли в ворота квартала аристократов, не охраняемые никем. Под сводом арки клубился туман, выславший нам навстречу еще одну стайку гераго.

К счастью, тут на улицах трупов не было. Кое-где в оконных проемах притихших, окровавленных грибком домов виднелось сияние — свечек, ламп или каминов. Ингер, замечая это, презрительно поджимал губы и бормотал проклятия себе под нос.

Он ненавидит нас всех. Почему?

Я должна была скоро получить ответы: мы быстро подошли к особняку. Забавно, когда до него приходилось добираться по подземным ходам, он всегда казался таким далеким. И лишь когда идешь по поверхности, понимаешь, что Карион — небольшой город, и все тут близко.

Костоправ решительно постучал в дверь. Я встала рядом с ним, собираясь предупредить тех, кто внутри. Но не успела. Нас обоих буквально втащили в прихожую, полную самого разнообразного народа. Женщины, мужчины, дети, бывшие стражники и бывшие бандиты. Шум, гам.

Толстяк с усами хотел было расспросить кто мы и откуда, но Ингер скользнул мимо него и стремительно зашагал к кабинету Варда.

Я побежала за ним, на ходу доставая нож из ножен. Как назло, рукоять запуталась в плаще. Поэтому вошли мы одновременно, Ингер и сразу за ним я, раздраженно выпутывающая оружие из ткани.

Офицеры еще не разошлись. Продолжалось бурное совещание, обрвавшееся, когда мы ворвались. Даже организовывавшие заставу снова были здесь. Я перехватила удивленный взгляд Невена и пожала плечами, показывая, что сама еще не все понимаю. Почему-то мне стало гораздо спокойнее, когда я его увидела.

Я, наконец, освободила нож и приставила его к спине Ингера. Суэно, не моргнув глазом, обнажил свой меч и поднес клинок к горлу костоправа.

— Ну, здравствуй, предатель, — сказал Вард.

— Он очень хотел поговорить с вами, — сообщила я.

— Что ж, пусть говорит. Пока мы не отрезали ему голову. Чего ты хочешь, Ингер?

— У меня к тебе предложение, командор...

— От твоих настоящих хозяев? Я только что отказался быть орудием нового Магистра, отчего я должен сотрудничать с твоими... приятелями?

— О, все это время мы рассчитывали на твою смерть. Но ты изрядно поработал, доказав, что можешь быть полезным моим настоящим хозяевам. Убийство Магистра стало последней каплей — ты безусловно достоин.

— Это что, бред перед казнью? Я же сказал, я не собираюсь работать на Орден. Больше никогда.

— Орден здесь ни при чем.

Ингер ухмыльнулся, видя удивленное непонимание командора. Он специально тянул время, заранее наслаждаясь эффектом, который произведет его признание.

Мне отчаянно захотелось испортить ему удовольствие.

— Костоправ работает на локхе, — сказала я.

Глава 30

Марионетки врага

В кабинете царило молчание. Вокруг Ингера образовался круг свободного пространства. Довольно небольшой круг. За которым взблескивала сталь мечей и кинжалов. Люди Варда ждали только короткой команды, чтобы уничтожить предателя. Но командор лишь на краткий миг позволил проявиться удивлению на своем лице. Он тут же взял себя в руки и нацепил прежнее скучающе-холодное выражение.

— Почему? — тихо спросил командор. — Работать на Орден — это понятно, власть, деньги. Но на локхе?

Ингер сплюнул на ковер.

— Деньги и власть нужны таким отморозкам, как ты и твой сброд. Я работаю на локхе, потому что локхе — моя жизнь. Потому что я сам — его создание. Испорченное человеческой кровью, но все же.

— Ты полукровка, как Вик?

Ингер поморщился.

— Вик — выродок. Он никогда не слышал голоса локхе, — в голосе Ингера явно звучало презрение.

— Ты уверен, что слышал голос локхе, а не ганта? — с ухмылкой спросил Эдан.

— Спроси у нее, — кивок в мою сторону, — мы прошли полгорода и химеры не тронули нас. Это потому что Небесный Зверь мне позволил.

— Кто?

На лице костоправа появилось мечтательное выражение:

— Небесный Зверь. Самое сильное существо локхе в Карионе, очень сильное. Его голос все время звучит вот тут, — он постучал пальцем по своему лбу.

— Ты болен, Ингер, — сказал Вард.

— Мне плевать, что ты думаешь обо мне. Если бы выбор был за мной, я бы завершил все по первоначальному плану — использовал тебя, чтобы ослабить Орден, а потом уничтожил бы и тебя, и твоих прихвостней. Небесный Зверь решил, что ты достоин шанса, поэтому я и пришел.

— И чего же хочет Небесный Зверь?

— Хочет, чтобы ты потрудился для него. Убил кое-кого — тут у тебя действительно талант, с этим даже я не поспорю.

— То есть, ты хочешь сказать, что твой звереныш думает, я стану по его приказу, по приказу твари локхе, убивать людей?

Ингер криво улыбнулся:

— Только не говори, что отказался бы. Когда-то ты был на стороне людей и уничтожал созданий локхе. Потом, шаг за шагом ты становился на сторону локхе. Ведь это ты позвал в город гончих. И Магистра убил.

— Это ведь ты, сволочь, подал мне мысль позвать гончих в Карион. Я-то думал ты случайно сказал, между делом. А ты все рассчитал.

Ингер закивал, такой довольный, будто ему сделали изысканнейший комплимент.

— Да, командор, ты был моей игрушкой.

— О Магистре ты не знал.

— Нет. Я действительно тогда подумал, что ты застрял в склепе и понадеялся, что отряд Слара выведет тебя из игры. Устал я от тебя.

Костоправ тяжело вздохнул, достал из кармана мешочек с гантом, бумагу и сосредоточенно стал изготовлять самокрутку.

— Каким бы ублюдком я ни был, убивать людей ради локхе я не стану, — сказал, наконец, Вард. — А чтобы это дошло до твоего звереныша, мы пошлем ему твою голову. Твари локхе понимают язык насилия не хуже людей.

— А я не сказал, что твоей целью будут люди, — Ингер аккуратно провел языком по бумаге, склеивая самокрутку. — На этот раз тебе придется всего лишь прирезать пару сотен Посланников.

Второй раз за вечер Вард позволил себе показать удивление.

— Посланников?

— Они связаны с Небесным Зверем...

— Подожди-ка. Мне тут сообщили о результатах экспедиции к ратуше, — командор кивнул на Невена. — Хочешь сказать, этот твой Зверь сейчас лежит в коконе во внутреннем дворе?

Теперь уже удивлялся Ингер:

— Не думал, что у вас хватит смелости и безумия туда пойти. Но вообще да, Зверь сейчас ждет своего времени в коконе. А местные Посланники стали вырождаться из-за проклятого Зога и его сынишки. Поэтому их нужно убить.

— А подробнее?

— Ну ладно, будет тебе и подробнее. Но тогда будь уж любезен, прикажи дать мне воды и, — он помахал самокруткой, — огоньку.

— Дайте ему.

Фаррес придвинул Ингеру кувшин с водой и стакан, а Невен дал прикурить от свечки. Костоправ отпил глоток, глубоко вдохнул сладкий дым, прикрыл глаза. Его веки выглядели опухшими и покрасневшими. Мало спал последнее время. Готовил химер?

— Раньше ты говорил, что гант курят только дураки, которые не рассчитывают прожить долго, — сказал Вард. — Теперь и сам не надеешься встретить старость?

— Ну, ты-то с удовольствием мне в этом помог бы, да? Не дожить до старости?

— И помогу. Пой, птичка, пока жива...

Притворившись, что не заметил угрозы, Ингер стал рассказывать.

— Вы уже знаете, откуда берутся гончие. Посланники, когда в каком-нибудь из городов уровень локхе поднимается до критической отметки, начинают перевоплощаться. Сначала становятся гончими — чтобы уничтожить потенциальных врагов. Затем гончие укладываются и формируют тело Небесного Зверя. Сознания Посланников связаны и в момент зарождения кокона они сливаются в одно. Так должно быть, так всегда и бывало. Но в этом проклятом городе отморозки вроде вас слишком долго мучили Посланников. И те старались закрыться от своих собратьев. Не чувствовать их. Потому что не хотели ощущать агонию тех, кого убивали такие, как Зог. И когда пришло время гончих, не все Посланники переродились в них. Многие остались ползать под городом... совсем, как местное отребье, и как вы... Небесный Зверь не может закочить трансформацию, не может уйти — их мятежные сознания держат его, как якорная цепь.

— В общем, твой господин, Небесный Зверь, хочет, чтобы мы уничтожили мятежников. Чтобы мы послужили карательным отрядом.

Ингер скривился.

— Это человеческий термин, придуманных для человеческих войн с их бессмысленной жестокостью. Но в целом — да, суть ты уловил.

— Люди и твари локхе имеют больше сходства, чем тебе кажется... А что будет, если я пошлю в задницу тебя и твоих хозяев, мой дорогой предатель?

— Тогда, дорогой командор, будет вот что.

Ингер встал, затушил самокрутку о деревянное сидение стула. И закашлялся. Толчками, будто пытался избавиться от мокроты в легких. На его сложенные лодочкой ладони выпал смятый белый комок. Костоправ подбросил его, как мячик, и взметнувшись в воздух, гераго резко расправил свои пушинки. Слипшиеся от слюны, они больше напоминали иглы.

Белая дрянь зависла под потолком, где мы никак не смогли бы его достать. Да и не успели бы.

В кабинете начала собираться химера. С грохотом попадали книги со стеллажей, документы закружились в вихре.

Ингер смотрел на это с благоговением, как на религиозное таинство. Я со страхом подумала, что, возможно, даже если мы согласимся, он не остановит сотворение химеры — просто ради удовольствия понаблюдать за процессом.

Похоже, Варду тоже пришла в голову эта мысль.

— Ладно, — сказал он. — Старик с тобой. Поработаем на локхе.

Зачарованный, костоправ смотрел, как металлические вешалки скручиваются, образуя непропорциональный каркас.

— Ублюдок, ты слышал?! — Вард потряс его за плечи. — Да, мы будем шакалами локхе.

— Я слышал, — отозвался Ингер.

С легким вздохом сожаления он прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Гераго медленно стал спускаться, подрагивая влажными пушинками. Когда он был достаточно низко, Бруни сжал его в кулаке и тщательно раздавил.

Перекрученный каркас упал на разлетевшиеся по полу бумаги.

— Откуда ты такой взялся, костоправ?.. — задумчиво сказал Вард.

Он не ожидал ответа, но Ингер сухим, деловым тоном сообщил:

— Я родился в одной забытой всеми деревеньке среди болот Ретоса. Неподалеку было гнездо нагов, видимо, в той местности уровень локхе был довольно высок. Необходимо вмешательство локхе, чтобы помеси между людьми и его созданиями родились жизнеспособными, да и вообще, чтобы такой плод смог продержаться весь срок в утробе. Моим отцом был царь нагов.

— А мать? — спросила я.

— Она? — Ингер казался удивленным тем, что я спросила, будто считал странным для кого-то интересоваться судьбой его матери. — Она была совсем молодой, жила в деревне. Она считала отца богом.

Теперь, когда по заполненным туманом улицам шел весь отряд, чувство нереальности происходящего было еще более сильным. Гераго, сейчас безобидные, ластились к коже, запутывались в волосах. А бойцы шли, сосредоточенные, как никогда. Сапоги стучали по камням, и даже туман не мог убить эхо шагов.

Фаррес по уши закутался в шарф, набросил на плечи теплый, зимний плащ на меху. Пушинка гераго трепетала на полях его шляпы, зацепившись за ленту. В глазах этого вечного пессимиста застыла мировая скорбь. Он был настолько мрачен, что выглядел забавно. Но если это не подделка, как выражения лица Варда, то Фаррес — самый храбрый из нас. Сколько нужно мужества, чтобы каждый раз сражаться за проигранное, по твоему мнению, дело.

Дация, вся в черном, скользила, как тень. Даже рапира у пояса выглядела изящно. Я никогда не спрашивала Дацию, почему и как женщина попала в ударный отряд Варда. Мне всегда казалось, что она не ответит.

Эдан брел рядом с командором, спрятав свои крашеные волосы под шелковый капюшон. Из рукавов куртки высовывались кружевные манжеты. И теперь, сквозь туман, его глаза действительно казались зелеными.

Бруни просто шел, четко печатая шаг. Как солдат. Наверное, в таком же темпе, спокойно и размеренно, он смог бы идти день и ночь, до следующего военного лагеря, до следующей войны.

Магра, семеня ногами в дорогих туфлях, пыталась идти рядом с Бруни. Он вежливо взял ее под руку, но умерить свою прыть не додумался. А Магра была самой испуганной и подавленной из всех, даже похуже Фарреса. Это место совершенно ей не подходило. Даже в свои лучшие времена Карион, город контрабандистов и бандитов, хранящий немало темных тайн, не подходил красавице Магре. Ей бы похваляться нарядами на балах. Кружить головы благородным юношам.

Сиде Суэно на полшага отставал от Варда. Он единственный шел с обнаженным мечом в руке — готовый драться в любой момент. Или принять на себя удар, предназначенный командору.

Вард еще в саду особняка поймал гераго и всю дорогу сжимал его в кулаке. Непроизвольно, будто забыв. Но командор слишком привык играть, чтобы я поверила в его беззаботную забывчивость. Он наверняка делал это с каким-то расчетом. Возможно, желал позлить Ингера. Вывести из равновесия. И это командору удавалось — костоправ хмурился всякий раз, когда глядел на грубо смятую пушинку. Только вот локхе, нашему кукловоду, на это было плевать. Гераго роем вились возле командора, белоснежные звезды на фоне черной орденской куртки с отпоротыми погонами.