Увидев это, Джованни, который чуть не умер от волнения и нетерпения, дожидаясь ответа на свою просьбу, издал радостный возглас и быстро проскользнул внутрь. За ним, к облегчению стражников, никто не последовал: мятежники, не зная, чем закончится встреча с мессером Джано, не отважились напасть на защитников Барджелло.
Вскоре Моцци очутился в просторной комнате. У дальней стены возвышался стол, на котором горела единственная свеча — пламя её трепетало в струях холодного ветра, озаряя лицо подесты, показавшееся молодому человеку поистине зловещим: губы Лучино были плотно сжаты, глаза мрачно сверкали из-под густых бровей, щёки покрывала мертвенная бледность.
— Как вы посмели явиться сюда? — чеканя каждое слово, спросил подеста.
— Простите меня за дерзость... — пробормотал Джованни, не вполне понимая, в чём состоит его провинность.
— Именно! Вы необычайно дерзки, молодой человек, если осмелились защищать негодяев, которые заслуживают быть закопанными в землю живьём! Кем они приходятся вам? Родичами?.. Друзьями?.. Отвечайте!
— Это мои друзья.
— Друзья! — выплюнул подеста. — Когда дело касается преступлений, нужно забывать о любых чувствах! Запомните это!
— Хорошо, — пообещал молодой человек.
— А теперь давайте поговорим о деле, — удовлетворённо кивнул Лучино. — Я не могу отпустить ваших приятелей, как бы вы ни просили об этом. Они должны понести наказание по всей строгости закона — таково моё решение.
— Но ведь в законе записано, что лжесвидетель может заплатить штраф — и его должны отпустить на свободу!
— Вы не расслышали, что я сказал? — сверкнул глазами подеста. — "По всей строгости закона"! Преступление было столь очевидным, совершённым перед многими свидетелями, а сговор — таким явным, что я просто не могу поступить иначе.
Лучино развёл руками и тихо вздохнул, словно на самом деле сожалел о своей вынужденной жестокости. Увидев это, Джованни воскликнул:
— Но что же я могу сделать, чтобы смягчить ваш гнев?
— Ничего. — На сей раз подеста вздохнул так громко, что звук этот, должно быть, услышали даже на улице. — Посудите сами: я даже не могу сосчитать ущерб, нанесённый злокозненным умыслом ваших друзей. Как же тогда решить, какой штраф следует выплатить?
— Назовите любую сумму — я готов заплатить столько, сколько вы пожелаете!
— Нет.
— Но почему?
— Вы забываете, что я — не торговец и не банкир, а один из правителей города, и когда придёт время покидать Флоренцию, должен буду отчитаться за каждый — понимаете, каждый?! — свой поступок. А я не желаю, чтобы горожане подумали, будто мне удалось нечестно обогатиться.
— Но...
— Давайте прекратим бесполезный спор, — внушительно произнёс Лучино. — Возвращайтесь к себе домой, а я продолжу вершить правосудие. Думаю, настало самое время узнать, отчего вашим приятелям вздумалось оговаривать такого блистательного рыцаря, как мессер Корсо Донати.
Моцци подошёл поближе к собеседнику — теперь их раздела лишь крышка стола — и прошептал:
— А что, если я не стану пока платить штраф?
— Объясните, что вы хотите сказать, — в изумлении распахнул глаза подеста.
— Я заплачу вам столько денег, сколько вы посчитаете нужным — прямо сейчас. А затем, когда всё же будет решено, насколько тяжко провинились... — Моцци поморщился и выдавил, — ...лжесвидетели, заплачу весь штраф целиком.
— Хм, кажется, такое предложение не лишено смысла... — протянул Лучино и широко улыбнулся: — Хорошо.
Подеста подал знак нотариусу, однако Джованни оказался проворнее: запустив руку под полу плаща, он извлёк оттуда пергаментный свиток.
— Что это?
— Я надеялся, что вы проявите милосердие, — покраснел молодой человек, — и потому заранее всё приготовил.
И он положил пергамент перед Лучино. Тот пробежал бумагу глазами, удовлетворённо улыбнулся и принял из рук нотариуса перо, чтобы вписать туда сумму.
Но едва кончик пера коснулся поверхности пергамента, за окном послышался шум. Лучино прислушался, вздрогнул, прошептал несколько слов, а затем торопливо написал несколько слов и, свернув листок, спрятал его на груди.
— Триста лир... — произнёс он одними губами. — За каждого...
Джованни машинально кивнул: внимание его тоже привлёк шум на улице, и молодой человек силился понять, что всё это значит.
Ждать пришлось недолго. Вскоре молодой человек расслышал слова, от которых волосы на его голове встали дыбом.
— Сжечь... — донеслось с улицы. — Сжечь Барджелло...
— Смерть... Смерть подесте...
— В огонь его!
Лучино подскочил, едва не опрокинув стол, и начал метаться по комнате, словно безумец: бросился к окну и высунул голову наружу, зарычав, стремительно бросился к противоположной стене и коснулся её руками, точно искал рычаг, открывающий потайной ход, а затем — к двери. Не успел Лоренцо ничего понять — а сапоги подесты уже прогрохотали в коридоре. Молодой человек остался в одиночестве — нотариус ещё раньше бесшумной тенью выскользнул из комнаты.
— Вот так дела, — прошептал Джованни. — Никого нет — лишь ты один, — а ведь здесь, должно быть, хранятся бумаги, написанные десятки лет назад...
Молодой человек заворожено посмотрел по сторонам, окинул взглядом большой дубовый стол со множеством ящиков, сундуки вдоль стен и полки — сколько тайн открылось бы смельчаку, протяни он руку и возьми ею пожелтевшие от времени свитки? Задавшись этим вопросом, Моцци даже не заметил, как пальцы его скользнули по холодному дереву...
Из плена раздумий юношу вырвал истошный вопль, прозвучавший под самыми окнами:
— Несите хворост!
Чей-то пронзительный голос подхватил:
— Поджигайте ворота!
Джованни сделал несколько осторожных шагов и выглянул на улицу, однако не успел толком понять, что же творится — кто-то, завидев в окне его силуэт, швырнул камень. Юноше едва удалось увернуться.
— Вы — безумцы! — зачем-то прокричал он. — Остановитесь!
Ответом послужили новые булыжники, полетевшие в сторону Барджелло.
— В огонь подесту! — провыл голос, показавшийся Моцци знакомым.
Впрочем, молодого человека больше взволновала другая мысль: если народ и впрямь настроен так решительно... и сам он может пасть жертвой этого гнева. И не только он, но и Дино, и Франческо...
Тут только Джованни вспомнил, какое дело привело его в кабинет подесты.
— Вот дьявол! — схватился он за голову. — Куда делся Лучино? Забрал мои деньги — и всё на этом? А пленники? Я что же, сам должен их освобождать?
И юноша, подобно подесте несколько минут назад, бросился прочь из комнаты.
— Где же Дино? — спрашивал он сам себя. — Где Франческо?
Разум подсказывал, что молодых людей не так-то сложно найти, но... кто знает, что случится за несколько минут, если Лучино куда-то делся, а дворец осаждает разгневанная толпа? Поэтому Джованни метался по коридорам с таким видом, словно в него вселился злой дух.
Наконец, юноша очутился в каком-то тёмном закоулке и остановился, не зная, стоит ли идти дальше.
— Дино! — закричал он, точно потерялся в дремучем лесу.
В тот же миг из-за угла показалось лицо с глазами, которые во мраке казались громадными, словно плошки, и — почудилось Моцци — горели зловещим огнём, а вслед за ним — ещё одно. А затем оба зловещих незнакомца показались перед юношей во весь рост — и превратились в обыкновенных стражников.
— Что вам нужно? — хором заговорили они. — Что вы здесь делаете?
Молодой человек не успел ответить — откуда-то донёсся хорошо знакомый голос:
— Джованни!
Один из стражников грозно прикрикнул:
— Эй, ты! Уймись — или тебе не поздоровится!
— Умерьте своё рвение, — холодно произнёс Джованни — он предположил, что такой тон произведёт должное впечатление. — Молодые люди, которых вы держите взаперти — больше не узники, поскольку за них внесён выкуп. Поэтому немедленно отоприте дверь.
Стражники переглянулись, и тот из них, который до сих пор хранил молчание, ухмыльнулся:
— А откуда нам знать, что вы не лжёте? Где бумага, подписанная мессером Джана? Где он сам, в конце концов?
— Чёрт возьми! — не смутившись, ответил Моцци. — В что же, думаете, у вашего господина нет дел поважнее?
— Раз так — мы и подождём, пока он явится и сам отдаст приказ.
Джованни делано расхохотался:
— Ну и глупость вы сказали! Прислушайтесь, что творится на улице! Горожане поджигают ворота, грозят подесте смертью — а он, по-вашему, должен беспокоиться о двух узниках? Лучше отпустите их, иначе... — он покачал головой, — жизнь ваша не будет стоить и серебряного флорина...
— Слушай, Агостино, — промямлил первый стражник, — может, бросить всё?.. Ну... послать к чёртям подесту с его приказом... Свои-то шкуры дороже!
— Нет, Джузеппе, — возразил его товарищ. — Мы должны исполнить долг до конца.
Джованни понимающе улыбнулся и достал из-за пазухи кошелёк, полный денег.
— Мессер Джан, — сказал он, — тоже твердил, что не может простить людей, которые пытались оговорить мессера Корсо. Но мне удалось пробудить в нём милосердие — вот так...
И молодой человек протянул кошелёк Агостино. Стражник не задумываясь выхватил его, развязал с необычайной ловкостью и, высыпав на ладонь дюжину-другую монет, отдал их приятелю, остальные же принялся рассовывать по карманам своего кафтана.
— Спасибо вам... — проворковал он и подмигнул Джузеппе.
— А теперь — отоприте дверь, — разозлённый странным поведением стражников, приказал юноша.
— Это ещё зачем? — изобразил удивление Агостино.
— Что это значит? Я ведь дал вам денег...
— Что с того? Разве мы обещали, что отпустим ваших... — Агостино не договорил.
Вне себя от гнева, Джованни подскочил к стражнику и приставил к его горлу кинжал — молодой человек выхватил оружие из ножен, прикреплённых к поясу Джузеппе.
— Вы с ума сошли... — выдавил Агостино.
— Да, — грозно сверкнул глазами Моцци. — И клянусь, если приятель ваш не выпустит моих друзей на свободу...
Лицо его приняло такое свирепое выражение, что стражник едва не лишился рассудка. Во всяком случае, следующие слова мужчины прозвучали довольно-таки жалко:
— У Джузеппе нет ключа.
— Значит, он есть у вас.
— Нет...
Джованни сильнее надавил на горло Агостино.
— Постойте! — завопил тот и скосил взгляд в сторону товарища. — Открывай дверь, болван! Чего ты стоишь, вылупив глаза? Живее!
Джузеппе, испуганно поглядывая на клинок возле горла товарища, взялся отпирать замок. Однако прошла целая минута, прежде чем дверь открылась.
— Выходите, — прохрипел Агостино — и тут же едва не оказался сбит с ног бросившимися прочь из камеры Дино и Франческо.
Джованни, вмиг позабыв о своей жертве, кинулся им навстречу. Под каменными сводами зазвенели восторженные возгласы.
— Чёрт возьми, — потирая шею, на которой остался едва заметный след от кинжала, произнёс Агостино. — Никогда не видел ничего трогательнее... Знай я, что этих молодых людей связывает такая крепкая дружба, сам отворил бы дверь — безо всяких денег.
И он, запустив руку в карман, принялся с улыбкой позвякивать золотыми монетами.
Глава 8
Мятежники
Когда Лучино, заслышав крики толпы, пустился в постыдное бегство, он едва ли представлял себе, где следует искать спасения. Да и возможно ли было спрятаться от разъярённых горожан — пусть даже и в крепости, имевшей немало комнат и камер? Уж если мятежники целый день мёрзли на улице, караулили под стенами — им достанет терпения обыскать каждый уголок, где и мышь-то не нашла бы убежища, не говоря уж о таком внушительном господине, как мессер Джан.
После долгих минут бесплодных блужданий — за это время бунтовщики успели уже разложить под воротами вязанки хвороста — мужчина очутился вдруг возле комнаты, где его продолжал ждать мессер Корсо — если, конечно, Донати и сам не потерял голову от страха, услышав угрозы толпы, и не кинулся за помощью к самому подесте.
Кровь бросилась в голову Лучино, и он, стиснув зубы и сжав кулаки, пинком отворил дверь.
Сначала Джану показалось, что комната пуста, но мужчина осознал свою ошибку, когда навстречу ему метнулась встрёпанная фигура мессера Корсо. Лицо Донати было искажено злобой, губы — покрыты пеной, взгляд — безумным.
— Мерзавец! — разом воскликнули оба мужчины.
— Так-то вы выполняете обещания? — подойдя вплотную к Лучино, процедил сквозь зубы мессер Корсо. — Клялись спасти меня — а теперь хотите зажарить живьём!
— Плевать мне на то, что станется с вами! — выпалил подеста.
— Что ты сказал, ублюдок?
— Пусть ваша чёртова жизнь кончится хоть сию минуту — я только обрадуюсь этому. Погибать из-за такого негодяя, как вы... Нет, — словно безумец, расхохотался Лучино, — на такое я не согласен!
Внезапно смех его оборвался.
— Будьте вы прокляты... — прошипел подеста. Отступив к двери, он ещё раз повторил: — Слышите? Прокляты!
Комната давно опустела, а Донати всё стоял, точно статуя, с расширенными от ужаса глазами. В ушах его продолжал звенеть полный ненависти голос Лучино.
Между тем, мессеру Корсо, если он ещё не расстался с надеждой спастись, следовало бы стряхнуть с себя оцепенение и взяться за поиски выхода, поскольку в миг, когда подеста произнёс свои зловещие слова, мятежники, не встретив никакого сопротивления ворвались во двор Барджелло и, воодушевлённые успехом, обрушили удары на тяжёлую дубовую дверь — последнее препятствие, которое отделяло их от заветной цели.
Наконец, дверь была сорвана с петель. Но едва первые бунтовщики переступили порог, за спинами их раздались крики:
— Стойте! Что вы делаете?
А в следующее мгновение в толпу врезались несколько всадников, которые отчаянно размахивали руками и продолжали кричать:
— Прекратите! Успокойтесь немедленно!
По рядам мятежников прокатился рокот:
— Это мессер Джано... — и на несколько секунд всё стихло.
А затем случилось нечто невообразимое: несколько человек схватили с земли камни и начали бросать их в Джано делла Белла и его спутников.
— Прочь! — провизжал кто-то. — Убирайтесь!
— Что такое? — изумлённо спросил мессер Джано.
Чей-то громкий бас заглушил его слова:
— Предатель!
И вновь в сторону мессера Джано полетели камни, а какая-то растрёпанная фигура, изрыгая брань, прыгнула под копыта его коня. Испуганное животное шарахнулось в сторону, чуть было не сбросив всадника на землю. Спутники делла Белла вскричали от возмущения; один из них взмахнул плетью.
— Остановись, Тальдо! — крикнул мессер Джано.
— Ты чуть не убился из-за этого негодяя! — откликнулся тот.
— Сам виноват. Не нужно было нам мчаться сюда сломя голову. — И тоном, не терпящим возражений, мужчина приказал: — нам больше нечего здесь делать — возвращаемся домой.
— Джано! — выдохнул Тальдо.
Делла Белла ничего не ответил: хлестнув лошадь, он пустился в обратный путь.
Больше ничто не мешало мятежникам, и они хлынули внутрь Барджелло, сметая с пути редких стражников, которые, впрочем, и не пытались исполнять свой долг. Через минуту очередная дверь поддалась неистовому натиску — и бунтовщики очутились в той самой зале, где днём судили Корсо Донати, а сейчас, сбившись в кучу, стояли перепуганные насмерть члены Совета подесты.
