— А говорят много убитых зеков нашли.
— Сам не пойму, зачем кому-то понадобилось вводить всех в заблуждение. Один там был, — упрямо твержу я.
— А ладно, этих зеков, и всё же, почему ты избегал меня?
— Это не из-за тебя.
— А, — глубокомысленно замечает Стела, окидывает меня испытующим взглядом, — это из-за девушки?
— Да причём тут Рита! — вырывается у меня.
— Рита? — отстраняется от меня Стела.
— Ну да, была у меня девушка, — смотрю на неё умаляющим взглядом, — но ... не люблю её. Хорошая она, замечательная, но ... я люблю тебя! — в отчаянье восклицаю я.
— А ты честен, — внимательно смотрит на меня.
Я опускаю глаза, стыд выжигает душу, честным меня называть, никак не стоит.
— А она тебя любит? — впивается в меня взглядом Стела.
— Не знаю, — мямлю я, — но неохотно сознаюсь, — любит.
— Как плохо, — вздыхает Стела.
— Сам знаю, — грусть переполняет сердце.
— И что нам делать?
— Я люблю только тебя, — поднимаю взгляд и утыкаюсь в слегка вздрагивающие губы. — А ты? — выдыхаю я.
Она долго, с прищуром, смотрит мне глаза и безжалостно изрекает: — Не разобралась ещё.
— А когда разберёшься? — задаю удивительно глупый вопрос.
— Да ну тебя, — она смеётся, думая, что я шучу, — пошли торт есть!
Вхожу в квартиру как во вражескую цитадель. К великой радости, генерал Щитов отсутствует, но напряжение испытываю невероятно сильное.
— Расслабься, Кирилл, — замечает моё состояние Стела.
— А отец где? — аккуратно спрашиваю её.
Она ставит на газ чайник, вздыхает: — Совсем дома не появляется и мать вновь в командировке.
— Как хорошо! — вырывается у меня.
— Что хорошо? — встрепенулась как гордая лань Стела, тонкие брови недовольно взлетают вверх. — Ты, Кирилл, много не себя не бери, — неправильно понимает она мою реакцию.
— Стела, я не в этом смысле! — с мольбой выкрикиваю я.
— Не в этом смысле? — грозит мне изящным пальчиком, а в глазах лукавство.
Постепенно скованность проходит, я веселю смешными случаями из своей жизни, больше конечно выдумываю, но она так весело хохочет и, в один из моментов, упечатываюсь своими губами в её губы. Она мгновенно отвечает, но сразу отталкивает меня: — Кирилл, я же сказала, ещё не разобралась в своих чувствах.
— Побыстрее бы, — млею я, вспоминая вкус безумно нежных губ.
— Вот дурак! — пинает меня ладошкой в лоб, но это получается так нежно, что моё лицо расцветает в блаженной улыбке.
Всю идиллию портит звук открывающегося замка.
— Папка! — срывается с места Стела.
Я цепнею, отодвигаю тарелку с тортом, встаю, напрягаюсь, словно через мгновенье в бой.
Он заходит статный, уверенный в себе, генеральская форма подчёркивает силу и власть. Окидывает меня тяжёлым взглядом: — Был уверен, что зайдёшь, — в глазах разгорается интерес. — Как чувствуешь себя, после ранения?
— Спасибо, товарищ генерал майор, всё нормально и следа от ран не осталось.
— Это хорошо, вот и на мне всё заживает быстро, — он хищно раздувает ноздри.
Может мне предвиделось, но с выдохом у него вылетело пару огненных искорок. Смотрю на него и знаю, стоит мне лишь дернуться, и он сломает мне хребет как котёнку. Сила в нём бурлит, как в жерле готового взорваться вулкана. Генерал словно читает мысли, лицевые мышцы слегка дёрнулись в улыбке, он спокойно спрашивает: — Как дальше служить собираешься?
— Ну, как все, товарищ ...
— Как все не следует, в лётное училище надо поступать. Крылья твои должны окрепнуть, — вроде в шутку говорит он.
Я вздрогнул и поник под его взглядом. Но почему беспокоится о моей персоне, может, решил повернуть меня на свою сторону? Возникает сильное желание взорваться, вспылить, обозлиться, но ... не могу, он вызывает огромную симпатию.
— Мы идём по одной дороге, Кирилл, ты должен быть благоразумен... в выборе решений, — с нажимом говорит он. — И себя береги, мало ли, что может случиться, — вроде как с угрозой говорит он.
— Папа, что ты говоришь! — вмешивается Стела. — Ты, в последнее время, какой-то уж сильно серьёзный.
— Работы много, дочь. Ладно, я ненадолго, камень свой заберу.
— Ты только из-за него пришёл? — удивляется Стела, в её бездонных глазах недоумение.
— Ты же знаешь, он мой талисман.
— У тебя опять полёты?
— Нет, надо кое с кем встретиться.
— Важный разговор? — понимающе поджимает губки Стела.
— Не то слово, может от этого зависит наше будущее, — целует дочь в макушку.
— А встреча будет в метро? — я сам не ожидал, что вырвется сей вопрос и с такой бестактностью.
Брови у генерала в удивлении приподнимаются, внимательно смотрит в глаза, усмехается: — Да, в метро, — размеренно выговаривает он.
— А я не могу вам помочь? — вновь проявляю бестактность я.
Он долго смотрит на меня, его взгляд словно волна цунами в один миг поднимет и швырнёт на острые скалы: — Можешь, и вроде как обязан, но ... боюсь, ты не справишься. Ты ещё молод, крылья не отросли, — будто бы в шутку говорит он.
Метро! Полезет в своё логово. Вот там мы и встретимся. Меня сотрясла дрожь от возбуждения. Нет, генерал, пути у нас разные, не по одной дороге идём, хмурюсь я. А как же Стела?! Мне становится дурно. Внезапно понимаю, я не способен поднять руку на её отца, даже зубами скрипнул от бессилия.
Генерал Щитов, словно понимает мои мысли, неожиданно хлопает по плечу, в глазах насмешка: — О лётном училище подумай, сынок, — с этими словами уходит. Я так и не понял, съязвил он или был искренен. Но этот, "сынок" — меня словно в зад пнули.
— Ты ему нравишься ... сынок, — хохочет Стела.
Хочу разозлиться, но не могу, смеюсь вместе с ней.
Я тоже долго не задерживаюсь. После общения с генералом меня раздирают двоякие чувства, хочется их осмыслить в одиночестве. Топчусь в коридоре, хочу обнять Стелу и целовать её губы, но она стоит в отдалении, готовая пресечь эту дерзкую попытку.
— Пока, — машет мне ладошкой.
— Мы же встретимся ещё? — хмурюсь я.
— Ну, если опять не убежишь,— в её глазах искрится веселье.
Обалдевший от встречи со Стелой, плыву между сугробов. Почему ноги несут прочь от домов, даже не знаю. Эта тропа ведёт к продовольственным складам гарнизона. В отдалении виднеются вышки с силуэтами солдат, по бокам наступает хвойный лес, снег поскрипывает под ногами, воздух морозный и чистый. Хорошо.
Они появляются, словно из неоткуда — два высоких монаха с окладистыми бородками и огромный пёс между ними. Да нет же, это не собака — волк!
— Ну, здравствуй, змей, — голос одного из мужчин звучит, словно из глубины земли.
— Что вам от меня нужно? — пячусь я.
Волк, делает большой скачёк и оказывается позади меня, садится на снег и, жутко смеётся человеческим смехом.
Пытаюсь нащупать кобуру, но, вспоминаю, оставил её в общаге, в сейфе. Тогда становлюсь в боевую стойку. Сердце, бешено ухавшее под рёбрами, успокаивается, выплеск адреналина пьянит как шампанское — это у меня всегда так происходит перед поединком.
— Мы не собираемся с тобой биться, — голос одного из мужчин срывается в лютой злобе. — Мир меняется и мы тоже, старый бог уходит, появляется новый.
— Даже так? — не могу поверить тому, что слышу. — И кто новый бог?
— Всё очень просто, коллега, — меня словно бьёт током от знакомого голоса, резко оборачиваюсь.
— Ты?!
Мне добродушно улыбается инструктор по рукопашному бою, Алексей.
— Так ты оборотень? А как же Рита тебя не почувствовала? — наивно спрашиваю я.
— Я иного уровня, мне не доставляет труда скрыть свой облик от простых оборотней, — благодушно отвечает Алексей.
— Значит ты не Ассенизатор?
— Почему же, Ассенизатор, только работаю на другой стороне. Я очищаю мир от людей.
— И ваш новый бог? — язвительно замечаю я.
— Генерал Щитов!
От такого заявления в моих глазах поплыл мир, душа содрогнулась, светлый образ Стелы померк, и в груди разлилась пустота.
— Ему не нужны люди. Что есть люди? Оболочка. Душа определяет сознание, — мягко улыбается Алексей, но в глазах светится голодный огонь.
— Тогда зачем вы пришли ко мне?
— Потому, что ты не человек. Зачем нам люди? Проснись, Кирилл, оглянись вокруг! Что они делают?! Да скоро вся Земля взлетит на воздух по их вине!
— Это от того, что вы разрушаете их душу.
— Они сами этого хотят. Заметь, плохому учатся быстрее, нежели хорошему. Разрушение им приносит большее удовольствие, чем созидание. Не за горами тот день, когда на Земле не будет места не им, ни нам. Люди рубят сук, на котором сидят, но, к великому сожалению и мы на нём сидим, рухнем все. Этого допустить наш новый бог не может — он передаёт эстафету нам. Мы станем править миром, а людей начнём выпасать как скот, и любой упырь будет хозяином стада.
— А что ж тогда делают с вами эти два человека? — я как можно безразличнее оглядел застывших в неестественной позе мужчин, но сердце тревожно ухнуло, и под шинелью болезненно разогрелся чёрный камень.
— Они давно уже не люди, — с пренебрежением говорит Алексей, но в глазах мелькнул страх.
А он их боится, с удивлением понимаю я. Фанатиков все опасаются, даже оборотни.
— Так, что же вы хотите предложить взамен предательству? — язвительно спрашиваю его.
— Зачем так. Ты никого не будешь предавать, тебе даже не нужно убивать, будь с нами ... или просто не мешай, — он делает в направлении меня небольшой шажок.
Не сводя с него взгляда, достаю драконий камень. Он раскален, разбрызгивает огненные искры, но вреда мне не причиняет. Кусаю губу, тонкая струйка крови устремляется к земле, окрашивая снег яркими пятнами, деревянным голосом тихо произношу: — Уходите, иначе напою камень кровью, — меня трясёт как в ознобе.
Монахи делают ко мне шаг, их лица искажаются в немыслимой ярости.
— Стойте, — выкрикивает им Алексей, — он просто пока не готов принять нашу веру, пусть уходит!
Внезапно он словно падает и оборачивается волком, издевательски махнул хвостом, мочится на пень и живенько затрусил в лес. Монахи, скрипнув зубами в бессильной злобе, побрели следом за волком-оборотнем.
Новый бог! А он тщеславен, ишь как зарвался. А не много ли ты на себя берёшь? Вспоминаю его насмешливый взгляд, когда он обозвал меня сынком. Какой притворщик, а с виду нормальный мужчина. Угораздило Стеле иметь такого отца! Стискиваю зубы, боль в прокушенной губе неприятно вспыхивает на морозе. Слизываю кровь, чувствую языком, как ранка затягивается. А ведь, неплохая регенерация, с удовлетворением замечаю я. Что ж, генерал, ты бросил мне вызов, я принимаю его. Значит, цитадель твоя в метро. Ничего и там тебя настигну.
С этими мыслями заворачиваю к Особому отделу. Белов Леонид Фёдорович встречает меня с небывалым радушием, даже подсуетился, наливает чай с коньяком. И откуда он узнал о моей привычке так отогреваться?
— Докладывай. Ты же не просто так зашёл, — его взгляд доброго дедушки буквально расторгал до самого сердца. Смотрю на него, и даже клык под губой вызывает симпатию. Теперь в полной мере понимаю насколько он прав. Не остановить сейчас генерала, это начало Армагеддона.
— Сегодня встречался с его уполномоченным, предлагал мне сделку.
— И какое решение принял? — с грустью улыбается Леонид Фёдорович.
— Тянуть больше нельзя, к сожалению, он очень далеко зашёл, богом себя возомнил!
— С генеральским размахом, — неожиданно у полковника глаза блеснули торжеством. — Впрочем, и ни таких обламывали. Ты, Кирилл Сергеевич, береги Катюшу, несмышленая она ещё девочка, полезет на рожон, а я привязался к ней, — по-стариковски вздыхает он. — А мне необходимо покинуть вас, командировка. Война войной, но и о службе забывать нельзя. Да, вот ещё, операция по нейтрализации генерала временно отменяется, его камнем займутся другие специалисты, я их вызвал из самой глубинки, — шеф опустил взгляд в центр пола, чуть заметно усмехнулся, не спеша промокает чистым носовым платком залысины и тихо добавляет: — К великому прискорбию я понял вам генерал всё же не по зубам, а я бы не желал так рано потерять Катюшу и тебя Кирилл ... вы мне очень дороги. Поэтому отнесёте на дезактивацию лишь свои камни. Я выделю служебную машину, она довезёт прямо до станции Кунцевская. Там вас встретят и проводят прямо к вагонетке.
Что-то бесовское мелькает в его взоре, но ... наверное, привиделось, его взгляд необычно мягкий. А ведь, действительно переживает, возникает у меня мысль. С симпатией улыбаюсь шефу, киваю. Он долго и крепко жмёт мне руку, пристально смотрит в глаза: — Берегите себя, вы, единственная надежда, так сказать, последний оплот.
Я почти раскаялся, странно ему не верить, вот и относительно генерала оказался прав. Придётся со Стелой расстаться, ведь она дочь настоящего изувера. Боже мой, как же так! Мне захотелось выть от безысходности, хочу прогнать из своего сознания все воспоминания о ней, но это выше моих сил, я постоянно вспоминаю её чуть насмешливый взгляд, лучистые глаза, изящную шею, а её губы! Я сорвался в штопор, даже едва удержался на ногах.
— Тебе нездоровится? — словно сквозь сон слышу участливый голос Леонида Фёдоровича.
— Что? — очнулся я и встретился с его проницательным взглядом, в нём неожиданно замечаю хорошо замаскированный испуг, и вновь мелькает нечто бесовское. Что-то горячо стало, мне не понравились его глаза, в них столько фальши. Готовое сорваться с языка признание о том, как я в нём заблуждался и, что мы хотели нарушить приказ и исследовать метро со стороны заброшенного хода, а не ехать на станцию Кунцевская, прикусываю язык и неопределённо киваю: — Устал за последнее время. Поскорее бы всё закончилось.
— Закончится, Кирюша ... а потом отдохнёшь, у тебя будет очень большой отпуск, — с каким-то торжеством произносит он.
Вся группа в общаге. Разложили оружие, забиваем рожки до отказа патронами с серебряными пулями, готовим альпинистское снаряжение, укладываем тёплые вещи, консервы, воду. Кто знает, сколько времени проведём под землёй.
Впору ехать на снегоходах, даже лыжи проваливаются в мягкий, искрящийся на утреннем солнце, снег. Как редко бывают сейчас под Москвой такие зимы. Обычно, серое, нависшее над землёй, небо, ни единого проблеска светлых лучей. Дни без контраста, скользкие дороги, чёрный дым из труб, вороньё — их целые стаи — словно чёрные семечки, рассыпанные на белом покрывале.
А сейчас над нами пронзительно синее небо, ни единой тучи, яркое солнце и ... сумасшедший мороз, сплюнешь, слюна падает ледяной сосулькой. Даже намёка на ветер нет, тишина, лишь скрип от лыж и потрескивание деревьев. Ночью было ближе к минус пятидесяти, сейчас потеплело — чуть больше сорока. Вот так началась первая неделя декабря.
Интересно то, а ведь народ воспринимает такие лихие морозы нормально. Это б в моё время, в 2016 году, интернет пестрил бы страшными заголовками об аномальной зиме. Кто-то любит поднимать шум, заражая беспокойством и страхом простого обывателя. До того доведут людей, что обычные проблемы, вызывают в них панику. Помню, писали в интернете про случай в благополучной Америке, там отключили электричество!!! Большой мегаполис погрузился во тьму. Это событие, некоторые горожане, восприняли как ... реальный Конец Света. Были случаи, даже прыгали, в безумном страхе, из окон небоскрёбов. А получилось вот что, какой-то электрик, уронил стремянку в центральной трансформаторной подстанции прямо на оголённые шины, произошёл взрыв, и началась цепная реакция отключений электричества.
