Ехать в Павлодар было решительно незачем, но всё-таки я ехал. Я ехал ДОМОЙ. "Не зови меня, я сам приду", — пел в той же песне об отчем доме Галич.
* * *
В Казахстан российские и казахские автобусы ездят по очереди. В мои студенческие годы новосибирские автобусы считались "нормальными", а павлодарские — "убитыми". Садясь в последний, можно было не сомневаться, что в дороге с ним что-нибудь произойдёт — или колесо лопнет, или движок "сдохнет". В 2007-м году всё было наоборот — новосибирские муниципальные ПАТП на Казахстан выпускали откровенный хлам — "Икарусы" примерно одного со мной года выпуска, павлодарские же частные перевозчики набрали шикарных, хоть и уже "побегавших" "Мерседесов", "Вольво" и "Швебусов" с мягкими удобными сиденьями, кондиционерами, телевизорами и DVD-проигрывателем.
Именно на таком вот шикарном "Вольво" мы с Натальей ехали прохладной весенней ночью в мой родной город. В пути нам показывали какой-то длиннющий новорусский сериал про бывшего спецназовца с несчастливой судьбой, который исключительно из соображений офицерской чести спасал страну от мировой закулисы, а заодно от доморощенных бандитов и исламистов. В какой-то момент захватывающего действа я отключился, а еще чуть позже после крика соседа спереди "Вырубай, спят уже все!", выключили и фильм.
Все проснулись рано утром в Кулунде, мало известном простым россиянам поселке целинников, знаменитом сейчас только своим пунктом погранперехода в Казахстан. Когда-то, помнится, у нас даже анекдот такой был. У аульного (деревенского, если по-нашему) казаха спрашивают, мол, бывал за границей? А тот отвечает — бывал. Ему — где? А он — в Кулунде. Кто ж тогда знал, что для Казахстана и вправду Кулунда заграницей станет.
При подъезде к российскому посту водитель по громкой связи попросил приготовить паспорта, освободив их от обложек и всего того, что обычно принято хранить в обложке паспорта, а также российские миграционные карты — специально для граждан Казахстана. По салону, сказав "Доброе утро!", пробежал молодой пограничник, который собрал в большую стопку бордовые и голубые паспорта с миграционками. Не обошлось без недоразумений — кто-то забыл зарегистрироваться в России, кто-то потерял карточку, но пограничник только поворчал на эти факты нарушения российского законодательства — всё, мол, считайте, последний раз к родне съездили, больше не пустим.
— Всего доброго! До свидания! — попрощался он на выходе.
В салоне засмеялись — нехитрый юмор нашел понимание.
Становилось скучно — водитель сказал, что в базу данных нас "впечатывают" вручную, и пассажиры потребовали продолжения прерванного сериала, но поскольку никто не смог вспомнить, на чем же остановились ночью, было решено смотреть другой сериал. Опять мировое зло, опять ваххабиты, опять братки, опять мужественный и напрочь несчастливый спецназовец. Драматизм второго фильма был существенно усилен — главный герой оказался слепым. Я не хотел смотреть фильм про честного, но незрячего коммандос и вышел из автобуса. Степь, продуваемая всеми ветрами, убогие будочки российских пограничников и таможенников, шлагбаумы на разлинованном асфальте. На обочине стояли два автобуса с киргизскими номерами. Казахстан они уже проехали, но в Россию их не пускали. В салоне спали мужчины, их было видно через немытые стекла, а в кювете на костерке уже начали готовить завтрак женщины. Я разговорился с водителем, который стоял и курил, по-хозяйски опершись на махину "Вольво".
— Мы еще когда? Три дня, что ли, назад в Новосибирск ехали, они уже здесь стояли, бедолаги, — сообщил водитель. — Там же наркоту везут сплошняком — кто в желудках, кто в кишках, проверять ваши погранцы не хотят, вот и ждут, пока само выйдет — кто проср..тся, кто здесь же окочурится, за неделю всё понятно будет.
Я спросил, когда примерно нас закончат "впечатывать" — с момента прощания пограничника прошло уже минут пятьдесят — за это время таможенники успели досмотреть ехавшие в багажном отделении сумки.
— Ну, бывает, через час отпускают, а бывает, через полтора, — ответил водитель. — Это еще хорошо, что с нами чеченов не едет, а то началось бы... Кулунда спрашивает у Барнаула, в розыске он, нет? Ждем, пока Барнаул проснется, задаст вопрос Москве — в розыске он, нет? Потом ждем, пока Москва проснется. Москва проснулась — нет, не в розыске, а Барнаул уже обедает, ждем, пока пообедает и Кулунде скажет. Вот тогда только поехали.
Минут через двадцать будка пограничников что-то пробурчала в громкоговоритель — я ничего не понял, но водитель сорвался с места и побежал к стражам рубежей. Оказалось, нас закончили "впечатывать" — водителя звали забрать наши паспорта. Все-таки не зря погранец с нами попрощался.
На казахской стороне был построен довольно приличный, а по сравнению с российскими будочками, просто шикарный бокс, куда нас пригласил офицер-казах. Мы с Натальей оказались первыми пассажирами нашего автобуса, которым предстояло пройти досмотр и паспортный контроль. Таможенник и пограничник стояли рядышком за стойкой, похожей на стойку регистрации в аэропорту — по всему, наше появление прервало их мирную утреннюю беседу.
— Ставь сумку на ленту, давай паспорт, — сказал мне пограничник.
Он раскрыл мой паспорт и отсканировал его прямо на своём, на секунду вспыхнувшем ярким светом, столе.
— Подними голову вон туда, улыбнись, — показал он мне куда-то прямо над собой, где, по всей видимости, висела камера. — Цель визита — личная? — переспросил офицер, глядя в заполненную мной казахскую миграционную карту. Хлопок печати с датой въезда. — Всё, свободен. Не забудь зарегистрироваться — пять дней у тебя.
Моя сумка к этому времени уже проехала через рентген и, свалившись с транспортера, ждала меня в самом конце бокса, рядом со стеклянной дверью выхода... Процедура контроля на казахской стороне для всех пассажиров вместе заняла минут двадцать от силы...
* * *
В Павлодаре мы остановились у моего давнишнего дружка-татарина Анвяра, которого, естественно, на русский лад все звали Андреем. Андрюха на тот момент был одним из двух моих не уехавших из Павлодара знакомых, у кого можно было остановиться. Настроение в татарском семействе царило самое что ни на есть "чемоданное" — оно, семейство, готовилось в ближайшие полгода переезжать в желанную даже для татар Россию (уже переехали, живут в Саратове, дай Бог им счастья на новой земле). По нынешним временам семья у Андрюхи большая: истинно восточная жена, красавица и тихоня, тянущая бытовую "лямку", Эльвира, красотка двенадцати лет (вся в мать!) дочь Эллина и шестилетний пацан-непоседа Элиадор. Андрюха — слегка чокнутый, вот и собрал себе всю семью на букву "Э".
Вопрос с регистрацией был решен почти мгновенно, Элькин родной брат Эльмир (там, у татар, не один Андрей-Анвяр на букву "Э" задурялся) имел какие-то связи с местными ментами и сделал нам необходимые печати в миграционные карты буквально за пару часов.
В принципе, кроме посещения мест, связанных с моим детством, мы с Наткой планировали сходить к немногочисленным оставшимся в городе родительским знакомым, обойти исторические кварталы старинного казачьего города и, естественно, погулять по центру. А, кроме того, мы хотели, во-первых, посетить новую казахстанскую столицу, Астану — благо туда можно было съездить на поезде по принципу "ночь туда — ночь назад", а во-вторых, вернуться в Новосибирск через Семипалатинск — из городов "русского" Казахстана он для нас был наиболее интересен. Именно из-за последних двух пунктов прямо в первый же день пребывания на казахской земле мы отправились на вокзал — покупать билеты.
Вокзал в Павлодаре огромный, что совершенно не соответствует транспортному значению города — проездной станции на Южно-Сибирской магистрали, откуда до недавнего времени можно было уехать либо в сторону Целинограда-Астаны, либо в сторону Барнаула. Не иначе в начале восьмидесятых в стране некуда было девать шальные бабки, вот и строили, что придется. В просторном кассовом зале работало всего одно окошко, у которого стояли девушка-славянка и солидный казах с парнишкой лет десяти. Встав в небольшую очередь, мы с Натальей стали невольными слушателями разговора "русскоязычной" пассажирки и кассирши-казашки — по всей видимости, они были знакомы.
— Да я тут к свадьбе готовлюсь, мне вообще не до этого, — говорила русская.
— М-м-м, счастливая ты. А когда у тебя свадьба? — отвечала казашка через переговорное устройство.
— Да через месяц еще, но голова вообще ни о чем другом не думает.
— Тебе на десятое до Астаны? Купе?
— Нет, плацкарт давай. Блин, столько всего еще сделать надо.
— А чего плацкарт? Давай дам купе, там не намного дороже. Где справлять будешь?
— Да я ж говорю, свадьба у меня — денег вообще нет — какое там купе! Ой, не решили пока — он в столовой где-то хочет, а я думаю — чо к чему в столовой?
— Ладно, давай я тебе плацкарт выпишу, а ты ко мне десятого подойдешь, моя смена будет — скажу, кого найти — тебя пересадят в купе, все равно поезд пустой пойдет. Ну да, в столовой-то несолидно, ресторан надо!
— Ага, ресторан — денег, блин, говорю, нету. Короче, не знаю я еще, что делать. Ладно, давай десятого к тебе подойду, скажешь, как там дальше быть. Спасибо тебе! Привет Арману передавай!
— Давай, пока! Передам!
Неспешная беседа сразу на две темы наконец-то закончилась. Расплатившись, девушка забрала свой билет, и её место занял солидный казах.
— Ой, здравствуйте! — все так же в переговорное устройство воскликнула кассирша.
— Здравствуйте! — немного смущаясь, ответил ей мужчина. — Мне один взрослый, один детский, купе, на сегодня на Астану.
— К родителям едете? — кассирша явно была в курсе подробностей семейной жизни пассажира.
— Да, на праздники решили съездить, — еще больше смущаясь, ответил казах.
— У меня тут Арману нужно зубы полечить, запишете его к себе?
— Пускай позвонит мне после праздников.
Кассирша протянула в окошечко бумажку и ручку:
— Запишите телефон. А так у вас как дела?
— Да нормально вроде все.
Разговор продолжался примерно в таком духе до тех пор, пока довольная собой кассирша не выдала в окошко билеты:
— Вот. Я вам оба нижних сделала!
— Спасибо вам. Арману привет передавайте.
— Вам спасибо, передам. Он позвонит после праздников.
Честно сказать, я боялся подходить к окошку — мне не хотелось оказаться очередным знакомым кассирши и передавать приветы неведомому Арману...
* * *
У каждого есть родина. Не та Родина с большой буквы, которая "...с чего начинается...", а родной город или поселок, или даже деревня, где вы можете пройти по родной улице и сказать — вот в этом доме я жил, в этой школе я учился, вот здесь мой друг живет. Даже покинув родину, а потом вернувшись назад (например, погостить у мамы), вы можете поздороваться с соседкой — ну, или там, с ее повзрослевшим сыном. Вы помните, как зовут продавщицу в вашем гастрономе, вас со слезой умиления может встретить ваша старенькая учительница.
Я — настоящий апатрид, человек без родины. В 2007-м году, через четырнадцать лет после переезда в Новосибирск и через пять лет после предыдущего визита, я приехал в другое государство, в совершенно не знакомый мне город, где все было чужим. Нет, конечно же, я знал, куда ведут улицы и через сколько остановок нужно выходить из автобуса, но это был совсем не мой город. В этом городе появилась совершенно "южная", насквозь казахская, атмосфера. Только не подумайте, что она меня как-то особенно раздражала, эта атмосфера, она была экзотичной и по-своему забавной — если бы город не был родным, я бы с удовольствием её "посмаковал". Но с появлением "южного" духа из города исчезла "моя" атмосфера, и от того было тоскливо.
В моем городе гораздо реже можно было услышать казахскую речь, и гораздо чаще — махровую "русскоязычную" попсу из уличных киосков. Даже в самые интернациональные годы в моем городе не могли появиться кафе под названием "Туркестан" и ресторан "Алтын Орда" с декоративным загоном для гипсовых барашков. В моем городе, где всегда было очень много блатного — как-никак несколько лагерей практически в городской черте, все-таки никогда не было базарно-криминальной суеты то ли карманников, то ли "практиков" классического гоп-стопа. И уж совершенно точно, в моём городе не должно быть так много мемориальных досок на домах и памятников не известным мне людям.
Нет. Улицы и дома были те же — за исключением нескольких "неузнаваемых" кварталов, они как раз изменились меньше всего, но там уже жили совсем другие люди. Не просто ДРУГИЕ люди, а СОВСЕМ ДРУГИЕ люди, ни капельки не похожие на нас — тех, кто жил там раньше. Мы, жившие в этом городе, без боя уходили куда-то на Север, оставляя город захватчикам, и теперь счастливые победители, вывесив голубые знамена на вокзале, телеграфе и почте, празднуют свой пир. Тем из нас, кто по каким-то причинам остался на занятой территории, приходится "партизанить" — смотреть российские телеканалы через спутниковую антенну и ходить на "русскоязычные" спектакли и концерты в культурные центры-резервации...
Моя школа-лицей, в которой я учился два последних школьных года, стала казахской гимназией, и теперь "оккупанты" стирали следы чужого присутствия (и моего в том числе) — там шёл ремонт. Я лично застал момент, когда рабочие начали отдирать со стены в моем классе панно с нарисованными девочками и мальчиками, дружно заглядывающими в монитор допотопного компьютера. А со мной, между прочим, на фоне этой картинки школьная любовь приключилась! В квартире на первом этаже, отданной когда-то горисполкомом под городскую станцию юных техников, где я классе в пятом осваивал авиамоделизм, теперь был продуктовый магазин, а в соседнем доме — там, где была детская библиотека (я там брал "Денискины рассказы", я точно помню), теперь тоже была какая-то торговая точка. Вообще, складывалось ощущение, что магазины, аптеки и кафе — суть нынешнего пейзажа города, который когда-то был моим. Только ДК Металлургов, очаг культуры в районе, где жила моя семья, стал Казахским музыкально-драматическим театром, но идти на казахский вариант "Сильвы" почему-то совсем не хотелось.
Мой дом был прежним — он, конечно, постарел, и в его дворе было даже более пустынно, чем в годы моего детства. Мой дом был прежним, но я не знал его жителей. Мой дом был прежним, и он тоже стал чужим...
Я все равно с ним поздоровался, ведь он меня звал...
Часть 2. Павлодар — Астана - Павлодар
Еще вчера, в первый день мая, в Павлодаре было солнечно и по-летнему тепло — мы с Наткой, Андрюхой и его милыми детьми в строгом соответствии с павлодарской первомайской традицией гуляли по набережной Иртыша и запускали в речную воду воздушные шары, а сегодня в Астане (Акмоле-Целинограде-Акмолинске) было промозгло и холодно. Цепляясь за верхние этажи домов, над городом проносились низкие грязные тучи, и по всему вот-вот должен был пойти снег.
Улица, ведущая от вокзала в центр — по-прежнему Целиноград. Раньше мы с отцом вот так же "ночь туда — ночь обратно" частенько ездили в гораздо более продвинутую, чем Павлодар, бывшую столицу Целинного края, и сейчас я где-то обрадовался, узнав в пейзаже знакомые места, а где-то разочаровался — все-таки мне рассказывали какую-то уж совсем фантастику про новую столицу Казахстана.
