За колонной широкими ступенями спускалась лестница. Гарет быстро глянул за угол и тут же спрятался обратно.
— Здесь он, на лестнице сидит.
Роберт уже и сам разобрал близкие кашель и сопение.
— Эй ты, драная коза, — долетело из-за угла, — Тащи сюда ковш! Нe видишь, я на страже стою. Гибер, отпусти ее. Забери у него ковш!
В ответ снизу послышалось неразборчивее пьяное женское бормотание.
— Оставь мне выпить, недоносок. Щас спущусь, ты у меня получишь.
Роберт замер. Рядом раздался тихий скрежет — Гарет потянул из ножен свой бастард. Но, покинувший свой пост, изрядно набравшийся стражник, не озаботился заглянуть в коридор. Вниз забухали тяжелые шаги.
Роберт и Гарет миновали открытое пространство и двиѓнулись дальше. Коридор второго этажа огибал холл и заканчивался темной лестницей, ведущей, судя по запахам, в поварню. Спустились они, почти не таясь. Темноту каменных клетушек и заѓкоулков кое-как освещало пламя далекого факела. Этого хватало, чтобы не натыкаться на стены. Шли медленно, а потом замерли не дыша. За поворотом разговаривали:
— Иди, — голос мужчины тихий, бесцветный.
— Не пойду! Хочешь, чтобы меня... как в прошлый раз?
— Найдут.
— Спрячусь, убегу, — в голосе женщины было отчаяние.
— Ты не Катла.
— А что Катла?
— Обернулась птицей и улетела.
— Дурак! Кто это видел? Кто вообще сказал, что она ведьма?
— Так ведь зазря казнить не будут.
— Тьфу! Слизняк. Поверил этой гадине Герберге! Она сама ведьма. Баронета куда-то увезла. Мадам Анну вот-вот в гроб загонит. А ты ей веришь!
— Не кричи. У стен бывают уши.
Унылый раб, сам того не подозревая, оказался прав.
Из кухни позвали:
— Ривз! Куда ты пропал? Бегом в зал, подбрось дров в камин.
— Все, я пошел. Меня требуют.
— Требуют его! — в голосе собеседницы Ривза возмущение мешалось с презрением. — Иди! Подкинь им дровиѓшек, чтобы господа не замерзли. Да смотри, хорошо работай! А если поставят раком, ты уж будь добр, не дергайся, — женщина поѓчти сорвалась на крик.
— Не говори так, — мужчина всхѓлипнул. — Ты свободная, а я серв — раб хуже скотины.
— Нас всех здесь сделали скотами. Давай убежим.
— Куда?
— Ривз! — раздалось совсем рядом. Женщина шарахнулась в сторону и затаилась. Ее дружок поплелся исполнять свои обязанности. Пока под каменными сводами гуляло эхо шагов, Роберт снял перчатки и подобрался к нише, из которой доносилось тихое прерывистое дыхание. Женщина ничего не услышала. Как только шаги затихли, она начала выбиѓраться из своего укрытия. Тут-то ее и схватили крепкие, пахнущие металлом руки. Одна легла поперек тела, другая запечатала рот. Для того и перчатки снимал. Борьба была не долгой. Все попытки женщины высвободиться приводили к тому, что хватка становилась еще сильнее. Наконец ей стало нечем дышать, и она затихла.
— Не кричи, ладно? — прошептал Роберт ей в самое ухо. — Я не враг. Я тебе ничего не сделаю.
Кто его знает, убедил — не убедил? Убери руку, а она тут же изойдет на визг.
— Эй, девушка, слушай, что тебе господин рыцарь говорит. Не ори, будь умницей, зашептал Гарет. — Мы люди пришлые. Начнешь на помощь звать: и сама попадешься и нас выдашь.
Та поняла. Напружиненное, готовое к рывку тело обмякло. Роберт, была — не была, убрал руку.
Женщина заговорила не сразу, сначала отдышалась, а скорее поѓтянула время. На вопрос как зовут, откликнулась:
— Бина.
— Мы только сегодня приехали. Слышала?
— Видела. Жаль только... — не договорила, спохватившись.
— Ты нас не бойся. Вставай, — Гарет протянул ей широкую как лопата ладонь. — Не обессудь, слышали мы ваш разговор. Не бойся, доносить даме Герберге не побежим.
— Давай отойдем куда-нибудь. Надо поговорить, желательно без помех, — Роберт настойчиво потянул невысокую кругленькую женщину за собой.
— Да куда же вы? Там стена глухая. Пошли за мной. Только мимо поварни осторожнее.
На повороте блик высветил ее лицо: уже не юное, но гладкое, чистое, с небольшим уютным вторым подбородком. Темные волосы выбились из-под головной поѓвязки. Во всей ее манере чувствовалась уверенность. А в глазах плескались настороженность и страх. И еще нечто. Такие глаза бывают у тех, кто с совсем недавно потерял близких, вообще понес утрату. Память о блаѓгополучии еще держится, но ее уже затягивает боль и скорбь.
Коридорчик, светлая арка — поварня — еще коридорчик, ниша. За углом показалась низенькая в три аршина дверца. Бина бесшумно выскользнула наружу. Гарет, не принимая возражений, встал перед дверью, прикрыть от мало ли каких неожиданностей.
Вскоре женская головка просунулась обратно:
— Никого. Выходите скорее, и — в проход между сараями.
Точно — никого. Глухая без окон стена сарая отгородила их от посѓторонних глаз. Рядом густо разрослись кусты, при необхоѓдимости в них можно было спрятаться самим или укрыть женщину.
— Нельзя мне на долго отлучаться.
— Ты, вроде, на пир не спешила?
— Да пусть они захлебнутся нашим вином. Мадам Анну не хочу одну оставлять.
— Tы при ней кто? Служанка?
— Я — племянница прежнего сенешаля Миле. Они дядю убить хотели. Этот боров Гинкер. Рожа красная, сам как бочка пивная... Куртка у него синяя, заметная.
— Он нас из зала провожал до алькова.
— Альков! Одно название. Весь замок разорили. Сука эта, Герберга, что получше в свои покои утащила. А ее ближние подобрали, чем она побрезговала.
— Кто они вообще? — прервал Роберт поток возмущения.
— Как это кто?!
— Откуда пришли? Как назвались?
— Так дама... Герберга, то есть, представилась кузиной барона. Будто в Святую землю с ним ходила. Война их развела. Потом они встретились, и раненый барон, в ожидании смерти, послал ее сюда, быть опорой мадам Анне.
— Они привезли с собой что-нибудь существенное? Письмо или какой-нибудь знак?
— Нет. Мадам Анна спросила, а та говорит, мол, не до письма было. Война, сражения...
— Интересно, из каких она будет? — задумчиво протянул Гарет. — По какой линии родственница?
— Ни по какой. Не было у Филиппа такой родни, — отозвался Роберт.
— Это что же? — глаза у женщины округлились. — Самозванка?!
— Да.
— А вы, рыцарь, только не гневайтесь, прошу, это точно знаете?
— Филипп ходил у меня в оруженосцах. Я его под рыцарское благословение вел. На посвящении тогда собрались все его родстѓвенники. Мы и потом с ними не однажды встречались. У братьев его матери гостили подолгу. А по отцовской линии там только двое кузенов, но оба в Палестине остались. Так что дама Гepберга может быть чьей угодно родней, только не барона де Барн.
— Тварь! Сатана! Гнида... — губы женщины побелели, ее затрясло. — Она, гадина, мадам... она ее своим людям...
— Что?!
— Она и меня... Да что я? Она госпожу...
— Когда?
Кажется, ее оставили силы. Женщина мешком осела на камень, приваленный к стене амбара. Роберт настойчиво повторил свой вопрос, но Бина не отвечала, глядела мимо, сотрясаясь от рыданий.
— Погодь, мессир, — сорванный голос Гарета походил на скрежет двери. — Не трогай ее. Не в себе она.
Роберт уже приготовился терпеливо дожидаться, когда женщина придет в себя и начнет говорить, но со двора послышался топот, крики, неизменный женский визг, который сопровождал тут, по-видимому, любое проявление господской воли. Из гомона скоро вычленилось: '... сбежали...' и стало понятно: переполох случился по их душу. Сейчас новые хозяева замка растекутся по хозяйственным постройкам, по закоулкам, да и застанут интимную сцену: свидание блудной служанки с шальными рыцарями.
Гарет, не долго думая, затолкал Бину в кусты. Далеко впрочем не понес, не ребенок, поди, сообразит спрятаться поѓлучше. Сиюминутный страх затмит старую боль.
На мощеную камнем замковую площадь блудные гости вышли, как ни в чем не бывало, даром, что только вот неслись по узким проходам. Весь вид их говорил: 'А вот они мы. А у вас это что? Потеряли кого?' Пока свора не опомнилась, друзья свернули к махонькой церковке, прилепившейся к внешней стене. Ей, как и донжону, было никак не меньше сотни лет. Тяжеловесная прямоугольная коробка смотрела на мир узкими как бойницы окошками. Дверь храма по счастью стояла распахнутой настежь. Гости споро вошли и встали у аналоя. С порога в глаза бросилось запустение — чистенькое и тихое отсутстѓвие каких-либо украшений. Горело две свечи в простых глиняных плошках, да лежало черное затертое евангелие в две ладони величиной.
Под сводом загремели, усиленные эхом шаги: в церковь ворвались озленные, пьяные преследователи. Роберт обернулся. Первым среди равно пьяных выступал рыжеусый Герик.
— Что нужно? — непочтительно осведомился у него бывший граф Парижѓский.
— Вы сбежали, — задумывалось как грозный рык, получилось не совсем внятно.
— Я что, не могу пойти в храм? Или в вашем замке такое не принято? И кто ты такой, чтобы приказывать рыцарю?
Лицо Герика цветом слилось с усами. Последние встопорщились:
— Я командую замковым отрядом. И ты, бродяга, должен...
Договорить ему не дал Гарет. В два неожиданно длинных прыжка он оказался рядом с зарвавшимся капитаном. Тот не успел или не сообѓразил вовремя вытащить оружие, и гаретов бастард теперь метил ему в горло. Чего-чего, а здравого смысла Герику хватало: через мгноѓвение он уже был за порогом, вытолкнув при ретираде тех, кто топѓтался за спиной.
Надумай Гарет его преследовать, знатное бы зрелище получила замковая челядь, но он обернулся к Роберту. Тут-то и лязгнуло: дверь закрыли с той стороны и заперли.
Старик, опустив голову, преувеличенно внимательно рассматривал устье ножен.
— Чего потупился как крестьянская девушка на сеновале, рыцарь де Гильен?
— Опять взаперти, и все из-за меня.
— Какая разница здесь или там?
— Там все-таки жилье. Будем теперь тут мерзнуть.
— Там конечно теплее, а могло стать вовсе жарко. Кстати, брус видишь. В левом пределе у стены?
Гарет подхватил бревно и установил его в пазы на косяках. Теперь с той стороны могут ломиться всем стадом. Такая дверь не сразу падет даже от удара тарана.
С улицы короткое время еще доносились голоса, но все тише. Потом пропали — победители ушли праздновать победу.
Скудно, освещенное, голое помещение больше походило на склеп. Только пыльный витраж — несколько мутных цветных пласѓтинок в свинцовом переплете — напоминал о том, что они в храме. Царапнула странная, горьковатая мысль: он тоже пришел спасаться к Богу... мелькнула и тут же улетучилась. Ее место заняла насущная проблема — холод. Пробирало под настывшим металлом кольчуги. Уже постукивали зубы. Можно было размахивать руѓками и приседать сколько угодно, или, вернее, сколько хватит сил, но стоило остановиться — стылость заползала за воротник. Плащи и сумка с припасами остались в пыльном алькове. Но выѓхода не было, — заперли, — сиди и жди, поглядывая на дверь.
Когда в темноте за аналоем заскрипела низенькая, неразличиѓмая в полумраке дверца, обоих подбросило. Загородились, называется! Но из притвора показался не вооруженный до зубов суѓпостат. Блик света упал на лысину в обрамлении реѓденьких белых волосков. Между светлыми, по старчески слезящимися глазами, торчала пуговка носа. Рот с одной стороны провалился — часть зубов уже покинула своего хозяина. Поверх старой-престарой рясы священник, — кто же еще — накинул вытертую волчью шкуру. В глазах одновременно и страх и любопытство. Роберт предупредил вопрос:
— Здравствуйте, святой отец. Мы — рыцари, гости. Не бойтесь.
— С некоторых пор все страхи в нашем замке происходят именно от гостей, — голосок был подстать фигуре; тихий чуть пришамкивающий. Но — ни упрека, ни сварливости. Старик только констатировал.
— Мы благородные рыцари, — вставил Гарет.
— Разумеется, раз до сих пор меня не убили.
— Нас заперли. Если укажете второй выход из церкви, святой отец, очень обяжете и облегчите жизнь двум людям, вся провинность которых, в том, что они принесли весть о кончине здешнего господина его вдове и сыну.
— Как! Еще посланцы от Филиппа?
— На этот раз настоящие.
— Можете подтвердить?
— Да. У меня есть письмо, собственноручно написанное Филиппом незаѓдолго до смерти. Но я отдам его только в руки вдовы.
Старый священник переводил взгляд с Роберта на Гарета и не спешил продолжать разговор. Из-за аналоя, от своей двери он не отхоѓдил. Роберт догадался: дернись, осторожный кюре юркнет в свою норку. Выспрашивай тогда подробности у дубовой двери. Роберт сделал несколько шагов назад и потянул за собой Гарета.
— Вы действительно не похожи на нынешних хозяев Барна, — наконец прошамкал старик. — Но на какие только козни не способен дьявол и его присные!
Вместо ответа Роберт широко перекрестился. Однако настороженѓности в глазах визави не убавилось.
— Этим, наверное, можно убедить деревенского простака. Сколько раз ты, рыцарь, видел, как крестится недостойный? Молчишь! Хотя и хорошо, что молчишь, значит, что-то понимаешь.
— Нетрудно понять.
— Ага, ага. Нетрудно говоришь? А мне вот наоборот. Затем и время тяну, стараюсь разобрать, кто вы такие. Назовитесь.
— Рыцарь Роберт... бывший граф Парижский.
— Рыцарь штурма Гарет. Шевалье де Гильен, вассал.
Белые, похожие на жиденькие кустики брови старого священника полезли вверх. И сам он, следуя за ними, стал выдвигаться из-за аналоя. В слезящихся старческих глазах oсталось одно только искреннее удивление.
— Я тебя вспомнил. Вспомнил! Ты-то, конечно, нет. Сколько нас тогда наехало! Я вспомнил, как ты вел Филиппа из часовни под благословение.
— Вы приезжали на посвящение?
— Приезжал.
Он уже весь стоял перед нежданными гостями. Махонький, очень, очень старый. Голова лысой макушкой едва доставала до плеча и так не высокому Гарету. Шкура, наброшенная поверх старой рясы, делала его больше похожим на древнего лешего, нежели на служителя церкви.
— Пойдемте ко мне. Чего тут мерзнуть.
За низкой, кое-как протиснуться, дверью оказалась квадратная комната шагов семь в длину. Кроме скамьи прикрытой старыми, но чистыми шкурами, был еще стол со стопкой книг, рядом с книгами, хрупѓкой, неустойчивой горкой возвышались сложенные друг на друга свитки; вдоль стен — узкие лавки под пестроткаными покрывальцами; камин небольшой, но почти без копоти — хорошая тяга — и маленьѓкий окованный сундучок в углу.
— Последние дрова сегодня извел. Как знал, что тепло пригодится не только моим старым костям, но и добрым людям. Проходите к огню, да скамейку подвиньте. Самому мне не под силу.
Тепло помаленьку прогоняло озноб. Роберт рискнул и стащил опостылевшую кольчугу. Волглый гамбизон парил и вонял псиной. Следом разоблачился Гарет.
— Как приехала дама эта, так и сижу взаперти. Кто хлебца занеѓсет, молочка... Ребятишки дров по поленцу натаскали.
— А служба?
— Да какая служба! Второй меся, почитай, света дневного не видел. Свечей полный сундучок был. Скоро кончатся. Не велели мне выходить.
— Грозились?
