Из Терний

Терилун весь разговор стояла так же, неподвижно, устремив сияющий взгляд в пустоту, и теперь даже не шелохнулась. Глаза Ласа же возбуждённо бегали с неё на Стража, со Стража на сигил...

— Это на твоей совести. А я говорил не об этом. Нет, я не смогу вернуться домой сам, а ждать помощи неоткуда. Я просто верну туман на место.

— Как...

— Как вернуть его? Здесь как раз всё просто. Я уже говорил, почему ты не погиб от первой волны ньора. Ты выбрал чёрный меч, и поглотитель в нём автоматически впитал весь лишний ньор из окружающего пространства. Здесь принцип тот же, нужно лишь настроить прибор улавливать всё и на любом расстоянии. Тебе вряд ли известно, но туман распространился не на всю планету — даже не на весь ваш континент. По моим расчётам, недели за две работы отсек соберёт почти весь ньор снаружи. Да, это тот самый отсек для отходов с "Тайры". Сам бы я такой в жизни не сделал: мне понадобилось двадцать шесть ваших лет, только чтобы залатать сделанный твоим другом порез. Как видишь, много места он не занимает. Ему нужно кое-что другое.

Лас постепенно приходил в себя. Шок осознания, на пару минут буквально приковавший его к месту, рассеивался, уступая место совсем другим мыслям. Гибель Лареса казалась уже чем-то далёким, несущественным; на горизонте, полыхая молниями, стоял новый вопрос.

— Прибору нужен другой источник энергии, взамен куска топлива из реактора, который тогда обратился в пыль. Четыре месяца назад я закончил ремонт и направился сюда, в столицу. Хотя дворец Высочайшего хорошо охранялся, я надеялся использовать свои умения в иллюзии и воздействии на людей, пробраться внутрь... Но не с тобой на хвосте. Ты — мой последний призрак из прошлого, и ты в очередной раз всё испортил. Пришлось вновь отступить. Не попав во дворец, я решил использовать тот осколок, что лежит в Эспадене... Его не хватило. Знаешь, что такое критическая масса вещества? Нет, не знаешь. Простыми словами, если прибору не дать достаточно энергии, он не будет работать вовсе. И тут подвернулось это давно зревшее вторжение в Суо... Ты знал обо всём, я прав? Ты видишь будущее. Кое-что из него, по крайней мере. А для меня это было отчаянным спонтанным решением: повлиять на одного, показать видение другому — и нашествие началось на несколько месяцев раньше, чем должно было. Вполне удачно, настолько, что ты даже не решился пустить свою армию в ход. Или решился, но...

Быть первым под луной. Быть первым под луной. Удивлённый лик Лареса вновь встал перед глазами. Быть бессмертным — значит, не иметь равных, не иметь конкурентов. И Ларес, тогда казалось, среди них был первым... Но на самом деле ведь — нет?..

— Нет, не отвечай. Неважно. Главное — то, что мне нужно сделать сейчас. Нет, не мне — нам с тобой. Рядом с осколком ты сильнее меня, поэтому не требую, а прошу: дай мне подключить прибор к источнику лира, собрать в него разлившийся ньор, освободить...

Страж хотел договорить, но по глазам понял, что не успеет. Вспыхнув поглощённым из сигила светом, Лас в яростном выпаде прыгнул вперёд. Безоружный Страж отскочил вбок, затем от размаха ушёл назад, к стене, в безнадёжном поединке спасая последние мгновения жизни...

Атаку Ласа оборвал истошный крик. Дикий, нечленораздельный, он острой трелью разрезал пространство и время, заставил стены содрогнуться:

— Ййййааааааааа!!..

А в следующий миг в Ласа ударили две слепяще белые молнии. Будто ураганом его швырнуло о дальнюю стену; со страшным гулким звуком он рухнул на пол, но тут же, пошатываясь, поднялся на ноги.

— Ааааа!..

Терилун шагнула вперёд и выпустила из рук ещё две вспышки. Ласа снова отлетел назад, ударился о каменный свод и на этот раз остался лежать навзничь, с открытыми глазами, спиной прислонясь к стене.

— Стой...

Теперь её голос раздался совсем тихо; в нём звучала боль. Страж стоял в трёх шагах от неё и видел всё отчётливо: из сияющих глаз девочки ручьями текли слёзы, а ладони острыми ногтями до крови впились друг в друга, оставляя глубокие царапины. Трещин на её коже не было, но она вся как будто светилась изнутри, так, что больно было смотреть. Казалось, лира в ней сейчас было больше, чем живой плоти — и всё же она ходила, говорила... Терилун была человеком.

— Стой... Ты мне говорил... Что спасаешь людей. Спасаешь мир. Я думала... Что спасаешь друга. Где это всё?..

Остекленевшими глазами, не моргая, Лас смотрел на Терилун; не мог ли он, или не хотел, но сейчас ничего не ответил.

— Я знаю, как всё по правде. Я почувствовала, когда слилась... То, за чем ты шёл на самом деле. И сейчас всё чувствую... Но не понимаю.

Рывком Лас поднялся на ноги, подобрал с пола меч и шагнул к Терилун. Гневный лик сверкнул молниями лира; чёрное лезвие мелькнуло в воздухе, замерло в зените, и девочка посмотрела на свою смерть теми же полными слёз глазами.

— Я не понимаю...

Эпилог

— Получается... прощай?

— Выходит, что так. Прощай.

Лас поднялся с циновки и знакомым, за долгие годы не изменившимся жестом поправил полы платья. Движения остались теми же, но не лицо: кожа как будто слегка поистёрлась, огрубела, а по лбу справа налево протянулась одна глубокая морщина. Медленно, но верно Лас начинал стареть.

— Я так и не увиделся с Исоном — дела не позволяют мне задержаться долее. Но передаю моё глубочайшее уважение.

— Ничего страшного. Он знал, что берёт меня вместе с моей прошлой жизнью. И людьми из неё.

Терилун каждый раз смущалась, говоря о своём муже. Действильно боялась, что Лас, человек из "прошлой жизни", не поймёт? Так или иначе, даже это она делала с некой особой грацией — мягко, плавно, словно скользя меж нитями бытия и не тревожа ни одну. За пять лет она выросла во взрослую женщину, но тоже плавно, оставшись при этом собой прежней: вытянулись руки и ноги, созрела под складками ткани грудь, стали прямыми и тонкими черты лица, но сквозь всё это в ней проглядывала та самая девочка, что назвалась выдуманным именем и сказала "Да, я согласна". Спросив об Исоне, Лас проверил ещё раз — и ещё раз убедился в том же.

— "Прежняя жизнь"? Значит, ты всё-таки разделяешь всё на "до" и "после"? Ты сегодня говорила другое.

Она в раздумье подняла глаза к потолку, и вся растерянность с её лица исчезла.

— Не совсем так. Как объяснить... Я теперь вижу, Лас, что ты точно никогда не жил такой "обычной" жизнью. Ты считаешь, что она какая-то особенная, отличная от твоей. А на самом деле ходить за водой, топить очаг, готовить есть, смотреть за ребёнком, мастерить что-то долгими вечерами — всё одно, что странствовать по свету и жить мечом. Нет, не одно... но Цвет-то один. Какой Цвет вложишь в свои руки, чем раскрасишь то, что делаешь, таким оно и будет, а что это на самом деле, уже дело десятое. Неужели не понимаешь?

Лас улыбнулся.

— Теперь понимаю.

На улице медленно смеркалось. Лас вышел во двор, самый обычный, с рассохшимся плетнём, нависающим над входом старым деревом и колодцем под квадратной крышкой. Разве что, непривычно, с двух сторон его опоясывал светлый, прореженный человеком лес: дом стоял далеко от города. Терилун вышла на крыльцо провожать, тонким тёмным профилем замерев в дверном проёме.

— Кажется, ты в конечном итоге лучше устроилась в этом мире, чем я. — Будто подкрепляя свои слова, Лас повернулся к другой стороне плетня, туда, где до горизонта раскинулись зелёные с позолоченными верхушками холмы. Торная дорога начиналась где-то там, в их складках, до неё же лежал долгий путь по ароматной, упругой от сока высокой траве. Без умысла пришёл Лас именно в такое время, когда дикая, жадная, наивная весна сменялась щедрым летом. Но теперь казалось, что всё вокруг, и в поле, и в лесу, и в воздухе, говорит совсем о другой перемене: в такое же лето, освободившись от оков, не так давно вступил весь подлунный мир. В такое лето сейчас вступила Терилун.

— Ты — здесь, а я как будто остался позади, в тумане. Я за эти годы ещё раз прошёл от одного конца Царства до другого, и обратно, по знакомым местам, знакомым людям. Все научились жить по-новому: Сид, Криста, Тир... даже Сай. И ты научилась. А я всё стою где-то далеко-далеко. Видишь, моё тело теперь стареет — но душа словно состарилась и умерла давным-давно...

— Лас. — На лице Терилун вместо задумчивости вдруг расцвела улыбка. — Нужно иногда говорить себе некоторые вещи. Ты дал нам этот мир. Ты мне дал этот мир... и говоришь такое? Этот широкий, свежий, где можно жить, где вздумается, как вздумается?.. Не смей.

Лас двинулся в путь. Дом остался уже за склоном ближайшего холма, а спутанные стебли травы вовсю хватали за ноги, звали обратно, — а перед глазами всё стояла Терилун на дощатом крыльце. Вот она вышла из-под крыши вперёд, встала посреди двора. Простое, но точно по мерке сшитое платье плотно прилегало к телу, и под чайного цвета тканью сейчас жило, вздымаясь и опадая, взволнованное дыхание. В разговоре с Ласом ни слова не было о Цвете, о сигилах, об их невероятном путешествии. И всё равно, в третий раз за пять лет навестив Терилун, он пробудил нечто так давно спящее — не злое, но беспокойное, рвущееся наружу. С тех пор, как вместе с Терниями ушли ночные кошмары, оно являлось ей то и дело тенями, маленькими манящими осколками, но лишь сейчас удалось собрать их воедино. Поэтому Терилун закрыла глаза, приподнялась на цыпочках, выгнула грудь вперёд, давая этому чему-то выйти наружу — и с первым случайным ветерком оно вышло, полетело само. А взгляд её полетел вместе с ним: быстрее птицы, быстрее ветра, по когда-то оставленному ей следу Цвета, неизгладимому во времени. По цветущему Миэ, в водовороте сладких запахов, мимо застывшего в сосредоточении Сая, помолодевшего, вместе с мыслями очистившегося и от боли в них. Дальше, по нескончаемым, едва тронутым человеком просторам — до Ниссы, где в знакомой полутьме творил Тир. А далеко-далеко на западе, освободившись наконец из его мрачной тюрьмы, скрипела стёртыми башмаками Криста — и, словно почувствовав над головой невесомую душу, остановилась и улыбнулась чему-то своему в небе. Терилун летела дальше, через Степь, насыщаясь её жаром — и там же весёлым табуном бежали, ловили ветер, задыхались от пьянящей свободы нагие шенаи. Чуть южнее отдыхал на привале, щурился на солнце Мэй, а рядом на брёвнышке чинил сапоги Риц — уже опытный воин, решивший остаться рядом с учителем. Глотнув этого ветра, этого солнца, Терилун сделала круг над деревней Ткачей, где во дворе рубил дрова Сид, а Алгаэа с Бритой штопали старые сети. Они уж ничего не заметили — но от них тоже дышало свежестью, новой силой, новой надеждой. И лишь вернувшись в своё тело, Терилун с протяжным стоном сложилась пополам, чтобы не потерять, не расплескать, как раньше, сохранить до крупицы. Получилось. Распрямляясь обратно, она чувствовала, как горячим нектаром расходится по жилам этот новый Цвет... нет, не Цвет. Нечто совсем иное принесла она из продлившегося долю мгновения полёта, и только она знала, как это иное назвать. Закончив, она вернулась в дом, прошла дальше, во мрак дальней комнаты, и постояла там немного, слушая спокойное дыхание спящего. Маленький Суэн лежал на постели в углу, лишь бледная щека виднелась из-под покрывала. И Терилун тихо подошла, и наклонилась, и поцеловала сына в эту щёку, передавая всё то искристое, собранное со всех уголков Суо, — самое ценное, что могла отдать. Лицо спящего осталось прежним, но мать лучше знала, что всё необходимое уже свершилось. Встала во весь рост, усталым жестом убрала волосы с лица, а потом обернулась — прямо к тому совершенно пустому углу, откуда на неё смотрел Лас. Смотри, молча говорила она. Вот что может быть. Вот как может быть. Видишь? Видишь?..

Видение рассеялось. Лас всё так же стоял с занесённым для удара мечом, а Терилун смотрела на него вплотную полными света глазами. Не дикими, осознанными. Живыми. Страж стоял где-то сбоку, поодаль, ближе к сигилу, но важны сейчас были только глаза, только эти глаза.

Так вот как ей удалось. Она смотрела на других, вбирала от других, училась, как открываться Цвету, лиру, и всё равно оставаться собой...

— Уходите.

Смотрела и слушала, брала у каждого, но только тогда, когда они сами давали. Не каждому удаётся пройти такой путь, не сгинуть, не пасть от злости людской. Ей удалось.

Лас опустил взгляд, а следом — свой сочащийся мраком клинок.

— Ставьте, что вам надо, и уходите.

Не говоря ни слова, Страж принялся за работу. Едва опасность миновала, Терилун упала сначала на колени, а затем навзничь растянулась на холодном полу. Салмир то и дело бросал на неё взгляд — она не двигалась, застывшая, как мёртвая — но не прерывал работу, только быстрее мелькали его пальцы, подключая разъёмы и соединяя контакты. Когда он закончил и подошёл к девочке, она открыла глаза и снизу вверх посмотрела, как будто ещё ровнее и спокойнее — но идти смогла, лишь опершись на плечо Стража, так, что он практически нёс её на руках. Ни разу не обернувшись, они прошли мимо обрушившейся каменной колонны, мимо постамента с сигилом, через дверной проём, на тёмную лестницу. Не выпуская обнажённый меч из рук, Лас молча наблюдал, потом наконец спрятал оружие и с трудом закрыл за ними тяжёлую каменную дверь. Обессилевший от боя и напряжения Страж не стал оглядываться, лишь услышал лязг петель за спиной и пошёл быстрее.

Когда бесконечными ступенями, бесконечными пустыми коридорами они вышли наверх, на улице светало. Страж опустил Терилун на пол и сам сел рядом, обозревая город в первой утренней серости. В двух местах розовыми пятнышками в небе румянились пожары, видимо, случайные: армия Эспадена вышла из города так же, как вошла, не грабя и не врываясь в дома. Битва за столицу окончилась, не начавшись, а решающее сражение лишь брезжило вдалеке, как занимающийся в тот миг рассвет.

— Какое хорошее... платье.

Терилун сидела на ступеньке и слабо улыбалась. Голос её был больше похож на вялый свистящий хрип, но она не просто выжила — говорила, и смотрела без тени безумия потухшими от белого огня глазами. Страж посмотрел в ответ — а потом вдруг вдумался, что именно она сказала, и опустил глаза к себе на грудь. Так и есть: чёрный туман, сгустившийся было вновь вокруг тела, когда они удалились от сигила, теперь тонкой струйкой утекал прочь, сквозь каменный пол, под землю.

— Значит, работает...

— Что?

— Моё устройство. Скоро ньор... скоро ваших "Терний" не станет.

Девочка кивнула и молча отвернулась к рассветному городу. До самого мига, когда с востока протянуло первые лучи солнце, они сидели молча.

— Он ведь навсегда похоронил себя там, правда?

Страж не ответил. После многих десятилетий жизни бессмертного отшельника он вдруг почувствовал, как это странно и интересно — просто с кем-то один на один говорить.

— Но всё равно все выиграли. Надару получил свою силу — он ведь всё время только этого хотел. Стать тобой. Новым Стражем. А ты — своё прощение.