Белые искры снега

— Как всегда, кабинет, Тимофей Петрович? — спросил администратор.

— Да, — коротко сказал дядя. А я находилась в некотором недоумении — ни от того, что оказалась в шикарном месте с живой качественной музыкой, звуки которой были слышны в холле, а от того, что администратор так живо и тепло улыбался дядя Тиму, человеку жесткому и, в общем-то, сволочному. И ему люди искренне улыбаются? Он что, дает большие чаевые? Я была удивлена, но не из-за роскоши этого места, а из-за отношения администратора к дяде. Тогда я еще ничего не знала ни о своем дяди, и о том, что он делает, ни об этом ресторане, ни о странном водителе, вообще ни о чем.

— Прошу вас, следуйте за мной. — Администратор провел нас через арку в просторный зал, оформленный в коричнево-красных тонах, в котором было много натурального дерева, кожи и хрусталя. Кирпичные шероховатые стены, приглушенное освещение, массивность мебели, придающая ей не громоздкость, а налет европейского шика позапрошлого столетия, импровизированная сцена, на которой исполнялась, кажется, 2-я часть струнного квартета N 1 Чайковского, — все это производило впечатление. Таким, как дядя Тим, было положено бывать в подобных заведениях.

Проходя неподалеку от невысокий сцены, я повернулась к музыкантам — четырём мужчинам в строгих смокингах с двумя скрипками, альтом и виолончелью. Играли они очень даже хорошо и профессионально — на сцене филармонии смотрелись бы так же хорошо. Казалось, они полностью поглощены миром струн и нот — лица их были умиротворенные и спокойные. Однако когда я поравнялась с белокудрым виолончелистом — самым, наверное, молодым в этой компании — чьи волнистые волосы цвета топленого молока, кончиками касались плеч, он повернул голову в мою сторону, и мы встретились взглядами. Музыкант улыбнулся, не переставая водить смычком по виолончели, извлекая чудесные звуки, и подмигнул. Я не ответила ему улыбкой, а пошла следом за дядей.

Пройдя через этот зал с гостями, а потом и через еще один, чуть поменьше — в них не было ни одного свободного столика — мы оказались перед дверью, которую администратор, не прекращающий ненавязчиво болтать что-то о блюде дня и новом шеф-поваре из Италии, ловко открыл перед нами и почтительно придерживал до тех пор, пока мы не оказались внутри небольшого, но уютного кабинета с двумя кожаными диванчиками, между которыми около которого стоял прямоугольный дубовый стол с безукоризненно белой плотной скатертью.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — сиял улыбками администратор. Подобострастности я в нем так и не почувствовала.

Мы сели за стол с хрустальными и серебряными сервировочными приборами, накрытый на двоих, друг напротив друга. Слева и позади меня висели зимними натюрморты в массивных золотисто-коричневых рамах, напротив располагались полки с книгами в темных обложках с золотым тиснением, а справа, посредине стены, находилось большое окно с темными рамами из какого-то благородного дерева, которое при первом взгляде казалось самым настоящем, однако на деле было лишь элементом декора. Правда, даже не смотря на то, что оно было ненастоящим, приятно было глядеть на предпраздничный заснеженный город со старинными домами и каретами. Это окно поистине было окном в прошлое.

— Сегодня у нас... — хотел, было, что-то сказать администратор, но его перебил голос — женский, негромкий, очень мне знакомый, но не ровный, как всегда, а, напротив, с нотками раздражения и даже какой-то колкий.

— Не могла не зайти, Тима, и не поздороваться, увидев тебя здесь с новой пассией. А ведь тебе повезло, милый. Ира, твоя законная супруга, сегодня собиралась поужинать со мной именно тут. Представляешь, что бы было, если бы Ира увидела тебя с твой Nзапрещено цензуройN.

У администратора на лбу появились страдальческие морщины. Он совершенно верно почуял конфликт между двумя уважаемыми гостями.

В глаза мне словно напускали мыльных пузырей — я заморгала. Мне никогда прежде не приходилось слышать, чтобы моя крестная Матильда говорила вслух матерные слова, но сейчас она именно это и сделала, обозвав, между прочим, меня, не признав — я сидела спиной к двери. Ничего себе поворотец — крестная и дядя знакомы. Надо же. Неожиданно. Хотя это не удивительно — они крутятся почти в одних и тех же кругах.

— И тебе здравствуй, — совершенно равнодушно ответил дядя Тим, даже и не глядя на вновь пришедшую. — Рад тебя видеть. Как и всегда, ты прекрасна. — Комплементы, произнесенные таким голосом, настораживали. — Но, думаю, тебе не стоит оскорблять мою племянницу.

Я хмыкнула про себя — в глаголе, который использовал в своем последнем предложении дядюшка, как раз-таки содержалось то самое непристойное выражение. А после обернулась, чтобы увидеть Матильду, как всегда, в безупречном костюме, с ниткой жемчуга на изящной шее, с идеальной прической. Кажется, ее удивление было куда больше, чем мое.

— О, Господи, — она потерла ладонью шею, во все глаза уставившись на меня. Крестная совершенно не ожидала меня увидеть в этом месте, да еще и с Тимофеем вместе. Я, впрочем, совершенно разделяла ее недоумение.

— Здравствуйте. — Я хотела сказать ей что-то еще, однако крестная едва заметно покачала головой, явно давая понять, что мы незнакомы. Я прикрыла глаза, говоря, что понимаю и заметила, как она едва слышно вздохнула.

— Здравствуйте. Я ... прошу прощения — я вас оскорбила. Я не думала, что вы — племянница Тима. Я знаю только двух его племянниц. — Матильда было очень хорошей актрисой — почти тут же взяла себя в руки, оставаясь все такой же невозмутимой, как и всегда. — А вас я не встречала.

— Настя предпочитает жить отдельной жизнью, — ответил скучным голосом дядя Тим, впервые взглянув на Матильду взглядом сдерживающегося людоеда, и я заметила, как та слегка закусила ярко-красную нижнюю губу, но быстро взяла себя в руки. — Извини, мы заняты. И, пожалуйста, плотно закрой за собой дверь. Приятного вечера. — С этими вежливыми словами, произнесенными не менее вежливым тоном, которые, тем не менее, выгоняли Матильду прочь из кабинета, Тимофей отвернулся. Женщина плотно сомкнула челюсти — на ее лице появились желваки.

— Я проводу вас до вашего столика, — ослепительно улыбнулся администратор крестной, на которую я старалась не смотреть — во мне сразу же возникало желание подойти к ней и этот вечер провести с ней, а не с этим человеком.

— Хорошо, — разрешила ему сделать это женщина и с презрением глянула на Тимофея, для которого больше не существовало никакой Матильды.

Как только администратор, пожелав нам приятного вечера, удалился вместе с Матильдой, к нам пришла официантка — молодая стройная женщина с короткими черными, как уголь, волосами и бледной кожей. Ее темные выразительные глаза с густыми ресницами напомнили мне водителя дяди Тимы. Они оба были чем-то похожи: одинаково мраморно-белая кожа, иссиня-черные прямые волосы, жгучие темные, чуть ближе, чем нужно, посаженные глаза. Только вот странный водитель был более утончен в чертах и линиях лица, которые могли похвастаться своей почти идеальной пропорциональностью, а официантка же имела неклассические черты — удлиненное худощавое лицо с высоким лбом и узким подбородком, тонкий орлиный нос, большой рот и ямочки на щеках, которые, тем не менее, делали ее яркой и симпатичной, и очень похожей на итальянку.

Почему-то стало холоднее, и я поежилась.

Официантка поздоровалась с нами низким приятным голосом, представилась, сказав, что ее зовут Арина и что она будет обслуживать нас сегодня. Положив перед нами меню в кроваво-красной обложке, она мельком глянула на дядю Тима, словно любуясь им, и только потом удалилась. Перед тем, как покинуть кабинет, она еще раз быстро посмотрела на дядю, и это вновь меня удивило. В моей голове промелькнула мысль, что, возможно, она состоит в почетном списке соблазненных дядей.

Мой телефон, поставленный на вибрацию, засигналил, что пришло смс — Матильда впервые отправила мне текстовое сообщение, а не позвонила. И ее сообщение звучало так:

"Настя, Т. не должен знать. Мы незнакомы".

"Хорошо, я поняла", — набрала я в ответ. Наверняка она боится из-за отца. Боится, что дядя Тим расскажет ему о том, что она помогает мне.

А в кабинете повисло молчание, прерываемое только лишь почти беззвучным шелестом плотных страниц с блюдами. Меню тут мне очень даже понравилось, хотя большинство блюд названия имели сложные и для обычного уха странные.

— Давай же сделаем заказ, моя дорогая племянница, — сказал Тимофей, даже и не притрагиваясь к меню, когда же я, наоборот, листала его. Раз притащил меня в это место, пусть угощает ужином, как и обещал. А я сэкономлю — когда приеду к девчонкам, закажу себе только напиток и десерт.

— Давайте. Я готова, — тут же согласилась я, желая побыстрее поесть и убраться подальше, к подругам, которые уже были на месте встречи и, судя по смс, втроем ждали меня.

— Паста? — спросил дядя, прежде чем позвонить в специальный колокольчик, нужный для того, чтобы звать официантов в кабинет.

— Нет, блинная лазанья, — ответила я почти со злорадством, которое было явно не в тему. — И овощной суп минестроне.

— А ты любишь итальянскую кухню, да?

— Ну да.

— А как тебе сама страна? Не хотела бы съездить в Италию? — продолжал совершенно нейтральным голосом дядя, но я все равно почувствовала в его словах подвох.

Конечно, хотела. Когда-то я проводила там летние каникулы — очень давно, словно в прошлой жизни, совсем не похожей на нынешнюю. Наверное, те летние дни остались самыми счастливыми в моей прошлой глупой детской жизни. Ну а пока что новая поездка в Италию была лишь у меня в долгосрочных планах.

— Хотела бы. Попозже, — ответила я дяде. Черноволосая официантка, извинившись, вошла в кабинет и спросила все тем же глубоким голосом, больше подходящим певице, нежели работнице ресторана:

— Что бы вы хотели заказать?

Мне показалось, что в кабинете вновь стало холоднее.

— Мне как обычно, — сказал дядя. — И бутылку красного — вы знаете, какого. Принести вместе с заказом.

Интересно, он что, начал пить? Куда ему одному бутылка красного вина?

— Хорошо, Тимофей Петрович, — улыбнулась ему Арина и своими черными немигающими глазами уставилась на меня. Взгляд у девушки был пристальный, ледяной, у меня по спине поползли мурашки, и я инстинктивно отодвинулась подальше — внимательный Тимофей заметил это. Я хотела открыть рот, чтобы сказать, что хотела бы заказать, но что-то словно случилось с моим дыханием — я вдохнула воздух, но выпустить его из своей груди не могла. Да и к тому же показалось, что на лоб вдруг кто-то положил холодную, как снег на улицах, влажную руку.

— Настя, ты готова сделать заказ? — спросил дядя Тим у меня. — Дорогая племянница, тут все на высшем уровне, так что не бойся.

Он словно специально сказал вслух, что я — его племянница. Дыхание тут же стало нормальным, а ощущение холода на лбу, которое уже переползло на щеки, прошло. Я, резко выдохнув, обхватила себя руками, не понимая, что со мной происходило последние десять секунд.

— Настя? — коснулся моего плеча дядя. — Ты в порядке?

— А? Да, просто что-то голова внезапно заболела, но уже прошла, — ответила я, не без некоторого страха посмотрев на официантку. Ледяные прежде глаза казались дружелюбными и, кажется, чуть-чуть извиняющимися.

Так, что со мной творится? С нервами не порядок, что ли? Или с сердечно-сосудистой системой? Или с дыхательной?

Я глотнула из хрустального бокала воды, показавшейся мне вкусной, словно она была родниковой, прочистила горло и сделала, наконец, заказ.

— Кофе сразу, одновременно с основными блюдами или попозже? — уточнила девушка.

— Продолжим? — предложил Тимофей. — Ты бы хотела в Италию?

— Да, хотела бы. Но поеду туда позже.

Когда заработаю денег, мысленно добавила я, почему-то не сомневаясь, что заработаю. Я ведь буду отличным журналистом, почему бы и не заработать? Может быть не сразу, но со временем точно буду высокооплачиваемым специалистом. И это не мечты, а моя цель.

— Почему же позже?

— Так сложились обстоятельства.

— Денег нет, — сообщил мне дядя Тим то, что я и так знала. Вот же сноб. Еще и веселится при этом.

— Ну да, и что? Для чего ты вообще позвал меня сюда? Пять лет не интересовался, а случайно встретил и решил вместе поужинать.

— Знаешь, почему?

— Знаю, — фыркнула я, помня его слова на улице. — Потому что кровь гуще воды.

— Это да, — подтвердил Тимофей, снимая пиджак и оставаясь в одной рубашке с длинными рукавами. — Настя. — Он поставил оба локтя на стол и подался чуть вперед, смотря мне в глаза своим стальным взглядом.

— Что?

— Ты знаешь, что объединяет Юрия, Яну, Олесю, Павла и Андрея? — назвал он имена моих братьев и сестер, которые были моими ровесниками, плюс-минут три-четыре года.

— Что же? Кровь?

— Кроме.

— Не знаю.

Что за глупые вопросы? Все они совершенно разные — разная внешность, характеры, фамилии. Ничего общего кроме родственных отношений. И все из них, за исключением Юрки мне неинтересны, как , впрочем, и я им. Я бы даже сказала больше — Яна и Олеся меня ненавидят, а Паше и Андрею до меня нет никакого дела. По крайней мере, так было раньше, но сомневаюсь, что их чувства по отношению ко мне по прошествии пяти лет изменились.

— Подумай, — сказал дядя и прикрыл рукой рот — то ли зевнул, то ли улыбнулся.

— Ты меня для этого позвал? — нахмурилась я. — Откуда я знаю. Этими людьми я не интересуюсь.

— Кроме Юрия, — заметил дядя Тим, который, оказывается, был в курсе наших отношений. — Это странно, хотя, признаюсь, некоторых людей мне тоже жаль, и поэтому я с ними добр.

Это, наверное, он про жену говорит, тут же подумалось мне, но я привычно не стала озвучивать своих мыслей, помня, что иногда язык мой — враг мой.

— Я не могу ответить на твой вопрос. Их объединяют родственные отношения, — сердито сказала я. А дядюшка не зря вино заказал. Пить, небось, стал, вот с головой и случаются конфузы.

— Тогда поставим вопрос по-другому, — внимательно глядя на меня из-под стекол брендовых очков-хамелеонов, ответил спокойно Тимофей. — Что отличает тебя от них?

— Да много чего.

— Что первым тебе приходит на ум? — вкрадчиво спросил Тимофей.

— Они богатые, и могут поехать в Италию, когда им захочется, а я — нет, — отозвалась я, вспомнив его недавний вопрос.

— Ты бы тоже могла быть обеспеченной, дорогая племянница. Если бы не выкидывала свои фортели. Осталась бы дома, поступила туда, куда сказал тебе отец. Сейчас бы ты была счастливой обладательницей диплома из Оксфорда, Гарварда или Кембриджа. Тебя бы устроили на престижную работу. Ты бы жила в прекрасных условиях, путешествовала, покупала то, что хочется. Жила бы беззаботно.

— И без цели в жизни, — упрямо сказала я, сглотнув, и вовсе не из-за того, что хотела есть, а потому что в горле образовался ком. — Тратила бы чужие деньги, ничем бы не занималась и постепенно деградировала.

— Ты все же озвучила настоящее отличие от других моих племянников, Настя, — поднял палец кверху дядя вдруг.