Страница произведения
Войти
Зарегистрироваться
Страница произведения

Белые искры снега


Опубликован:
11.03.2013 — 18.07.2015
Читателей:
2
 
↓ Содержание ↓
 
 
 

Белые искры снега



Анна Джейн



Белые искры снега



Все герои и события вымышлены,



совпадения — чистой воды случайность.



Как бы ты не бегал от меня, я все равно тебя найду.



Твоя судьба, с любовью.



Пролог


Музыкой этого пространства была тишина.

Цветом — космический оттенок беспечного бежевого.

Запахом — пролитое кем-то на снег ванильное молоко мороза.

А границ... границ тут не было вовсе. Хотя, может быть, их просто не было видно. Только летала, рассекая замершее пространство, пьянящая свобода.

Огромное пространство без горизонта. Без времени. Без суеты. Тут было, где расправить крылья — бесконечная сверкающая даль так и манила опробовать ее, обещая захватывающий дух полет.

Только те, у кого были крылья за спиной, тут не летали.

А те, у кого их не было, тем более не задерживались надолго. Да и что им было делать на осколках миллионов тонких зеркал, беспечно, словно облака, плывущих в разные стороны, одновременно и хаотично, и упорядоченно? Плыть вместе с ними в неизвестность? Играть с лучами потерянного слепящего солнца? Стать бликом и затеряться среди отражений?

И все же на одном из осколков с потекшими краями стояли две неясные фигуры, скрытые витающим тут же туманом, какие бывают у водопадов. Казалось, они сами сотканы из застывшего тумана — только более плотного, ослепительно-белого.

Крыльев у них не было.

Они разговаривали — смиренно, с затаенной болью, но с нежностью и непонятной надеждой, и неясно было, то ли только они слышат друг друга, то ли все это зеркально-свободное пространство стало свидетелем их мучительно короткой беседы.

— Я найду тебя, чего бы мне это не стоило. — Слова вырывались легкой дымкой, оседающей на соседних зеркальных осколках.

— А что если мы не узнаем друг друга?

— Не беспокойся. Я узнаю тебя. Веришь?

— Я боюсь...

— Поверь. Ты ведь веришь мне?

— Да, я верю тебе. И я... Я обязательно узнаю.

— Узнаешь. А я — тебя. Ну же, улыбнись. Я запомню эту улыбку.

Их пальцы соприкоснулись, и легкий болезненный ток пробежал по телам, а волосы взметнулись.

— Мне не хочется отпускать тебя. — Каждое слово им обоим давалось с трудом.

— Придется. Ты же знаешь...

— Да. Придется.

Разговаривающие приблизились друг ко другу, словно готовы были обнять друг друга, но не осмелились сделать этого. Где-то раздался молот грома приближающейся грозы, и оба они вздрогнули.

— Ну, мне пора, я пойду чуть раньше.

— Иди... Я тоже скоро буду.

— Приходи быстрей. Хорошо?

— Хорошо... Эй, дождись меня! Слышишь? Мы все сделаем по-другому!

— Я знаю. И я люблю тебя.

Сомкнутые ресницы, затаившиеся в уголках глаз с трудом сдерживаемые слезы отчаяния, шаг вперед, в пустоту, и сверкнула яркая искра — капля жидкого огня, устремившаяся вниз.

Никто не издал ни звука, но, казалось, зябкую тишину разорвал крик отчаяния.

На осколке зеркала осталась лишь одна фигура, обхватившая себя руками и склонившая голову вниз, съежившаяся на несуществующем ветру. И ответом ей была лишь гулкая тишина, переполненная пьянящим спокойствием. Гроза миновала. Лишь слышно было, как мягкие перья снега касаются вершин сияющих далеко внизу гор.

— Холодно без тебя, — тихий прерывистый шепот заставил зеркало покрыться рябящим инеем. — Холодно тут. Пусть тебе будет тепло, ладно?

Оставшийся среди зеркально-облачного безмолвия обнял себя за плечи.

— И я тебя люблю. Раз, два, — вдруг начал медленно считать он, — три, четыре...

На счет "четыре" вниз устремилась еще одна искра — стремительная, быстрая, похожая на вспышку северного сияния.

"Я найду тебя".

"Я верю тебе".

Движением этого странного места была сломанная стрела времени.

Символом — круг с пустотой в середине.

Тайной — сама жизнь.

"Чего бы мне это не стоило... не хочется отпускать... все сделаем по-другому...", — выводилось невидимым пальцем на запотевших зеркальных осколках, которых коснулся дым слов.



* * *

*


Я не знаю, почему это случилось с нами — наверное, так было кем-то задумано свыше. И этот "кто-то" наверняка большой хохмач и шутник. Безумный экспериментатор с извращенным чувством юмора. Гений, который вкусил сразу два плода — злодейства и глумления.

До сих пор не верится, что это произошло.

Как, как подобное могло случиться с нами, детьми современной эпохи техники, электричества и всемогущего Интернета? Может быть, я сошла с ума и выдумала все это? Может быть, меня злорадно посещают изощренные галлюцинации? Может быть, я, и правда, ненормальная? Хотя, кажется, нет — тихое глубокое дыхание крепко спящего на кровати рядом со мной человека, эгоистично завернувшегося в одеяло, говорит о том, что происходящее — реальность. Наша общая с ним реальность.

Я, сидя на широком подоконнике около приоткрытого окна, за которым царила тихая ночь, подтянула к себе чуть заостренные колени длинных ног, обтянутых джинсовой тканью, и бессильно уронила на них бледные руки с выступающими венами. Осенью, весной, а зимой особенно кожа на этих руках была благородно белоснежная, как у аристократов прошлых веков, а серебристый свет луны делал ее почти бескровной, как у мистического создания.

Пока никто не видит — можно позволить себе быть бессильной.

Подняв голову, я несколько раз осторожно провела кончиками пальцев по этой бледной руке, от широкого запястья до локтя и обратно, касаясь чуть выпирающих вен — их замысловатый естественный рисунок хорошо был виден под этой бледной кожей.

И это моя рука.

На лице моем появилась вдруг вымученная улыбка, скорее, думаю, больше похожая на гримасу отчаяния. И я уставилась в окно. Какая-то звезда подмигнула мне с неба.

Интересно, надолго ли это? Или — тут у меня замерло сердце — навсегда? Нет, этого не может быть. Навсегда — это не вариант. Навсегда — это как приговор, а я не согласна с ним! Я найду способ вернуть все на свои места. Верну и точка.

Я нервно тряхнула головой, почувствовав вдруг непреодолимое желание закурить. Чертов дурак, это из-за него мне так хочется попортить легкие табаком! Раньше у меня никогда не возникало такого желания. Я вообще отношусь к людям, которые хоть и не ведут здоровый образ жизни, но не злоупотребляют сигаретами и алкоголем, не говоря уж о куда более вредных веществах. А он...

Я перевела взгляд на человека, лежащего на кровати — в это время он перевернулся с правого бока на спину, еще больше закутавшись в одеяло — и мое сердце наполнилось нежностью — такой, что я даже на время забыла о том, что хочу курить. Правда, вместе с нежностью ко мне пришли злость, обида, раздражение и еще много других не самых приятных чувств.

Все случилось из-за него, того, кто даже в такой ситуации умудряется спакойненько спать, когда как я мучаюсь от бессонницы, не зная, что делать.

Мои глаза уже со злостью, самой искренней злостью, глянули на длинные золотисто-русые прямые волосы, разметавшиеся по подушке — лицо наполовину было скрыто одеялом. Разлегся тут, спит, сопит, как будто бы все хорошо.

Он вновь перевернулся на бок, уже на левый, запутавшись в одеяле, как бабочка в сетях паука. При этом одеяло умудрилось сползти с ног, сбившись в районе груди, и я точно отчего-то знала, что в ту же секунду на икрах появились мурашки.

А так ли спокойно этот человек спит, как я думаю, вдруг возникла у меня в голове неожиданная мысль. Я с неохотой слезла с облюбованного мною подоконника, неслышно подошла к кровати, замерла и стала слушать дыхание. Вроде бы тихое, мерное. Значит, не снятся очередные кошмары. И слава Богу.

Нагнувшись, я поправила одеяло, осторожно прикрыла обнаженные изящные ноги и устроилась рядом, на краешке кровати, глядя на того, с кем так крепко была повязана — куда там узам брака или даже родственным связям!

Можно смело сказать, что мы были одним целым.

Он что-то пробормотал во сне, дернулся, и я взяла его руку в свою, чтобы успокоить.

Этот благословенный незнамо кем отрок ночи родился в тот же день, что и я — пятого декабря, только вот ровно на четыре года позже. Представляете мое искреннее удивление, когда я узнала об этом? Ведь несмотря на то, что родились мы в один день, мы — совершенно непохожие, я бы даже сказала, диаметрально противоположные люди с совершенно разными системами ценностями. Знаете, как свет и тьма. Я, конечно же, в роли света, а он — в роли тьмы. Нет, я, естественно, не могу назвать себя воплощением вселенской добродетели, но по сравнению с ним, мистером Я-само-совершенство-преклоните-предо-мной-свои-никчемные-колени, я — истинный ангел. Может быть, поэтому мы так крепко невзлюбили друг друга при первой встречи?

Нет, серьезно, он скверный парень. Есть в нем что-то непролазно темное, колдовское. И даже его обаяние больше похоже не на приятное очарование, когда тихо и незаметно влюбляешься, чувствуя теплоту в груди, а на хлесткий удар плетью прямо по сердцу — когда тебя заставляют чувствовать симпатию против своей воли, даже если ты совсем этого не хочешь. Он отлично умеет манипулировать людьми, но даже, кажется, не сознает это.

Почему он такой? Не знаю.

То ли год, в котором он имел честь появиться на свет, был плохим, то ли переданные от родителей гены подкачали, то ли акушеры умудрились повредить ему и без того стукнутую головушку, то ли это было связано с какими-то другими факторами, но характером этот человек не вышел совершенно. Самоуверенность, надменность, коварство, стремление быть самым главным, самым лучшим и всех нагибать причудливо сочетались с... Думаете, я перечислю какие-то хорошие качества вроде смелости, дерзости, остроты ума и всего остального, что часто имеет место быть в людях с лидерскими наклонностями? Увы, этот парень не обладал ничем из вышеперечисленного. Он всегда только притворялся хорошим, и люди ему верили. Все считали его ангелом, а он делал все возможное, чтобы поддержать свой ангельский имидж.

С уверенностью могу сказать, что он не дружит с головой, а голова, будучи такой же мстительной, как и он сам, отвечает ему тем же — она с гордостью отказывается работать и устраивает многодневные забастовки, перекладывая всю ответственность за мыслительную деятельность на спинной мозг. Тот, не слишком работоспособный, простоватый, но расчетливый и хитрющий, как последняя лиса, отдает бразды правления этой, безусловно, важной частью жизнедеятельности, мозгу костному, настолько аморфному и ко всему безразличному, что вы сами понимаете, насколько в конечном итоге умен был этот несчастный человек. Хотя почему же несчастный? Таковым он никогда не был, и никто бы не возжелал назвать его несчастным — если только за глаза, шепотом и в полутьме, ибо говорить, что он несчастный — грех.

Жизнь дала ему все. Нет, не все, конечно, но очень многое: крепкое здоровье и эффектную внешность, любящих родных и верных друзей, достаточно высокий интеллект (не путайте его умственные способности с дурью, засевшей в голове) и творческие успехи, хорошее материальное обеспечение и возможность без особых хлопот получать желаемое, интерес противоположного пола и уважение окружающих, поддавшихся его обаянию и считающих его, как я говорила, ангелом.

Ведь он даже внешне чем-то похож на ангела. Если бы могла, я бы показала вам его фото, но так как такой возможности у нас нет, то я просто попробую описать нашего героя. А вы представите, что смотрите на его изображение во весь рост.

Издали он кажется кем-то вроде без пяти минут совершенства: аки модель, он достаточно высок и пропорционален — разве только ноги несколько длиннее, чем нужно, от чего его внешность только выигрывает. Довольно гибок, строен, но не кажется худым — спорт наш мальчик не любит, хотя заставляет им себя заниматься. Он подтянут и крепок в плечах, имеет вполне себе развитую мускулатуру, хотя иногда кажется неприлично хрупким — когда захочет, естественно. Этот парень вообще хороший актер, и каждый видит его совершенно по-разному, как захочется ему самому. Я бы обязательно купилась на его актерскую игру в ангела с одуванчиком в волосах, если бы волею случая не поняла, какой он монстр на самом деле. Может быть, поэтому он меня и невзлюбил? Играть передо мной не было смысла, я видела его с самой плохой стороны, которую он так отчаянно, почти героически, но надо признать, удачно скрывал.

Что ж, продолжим разговор о внешности — об одном из немногих его неоспоримых плюсов. Говорят, глаза — зеркала души, и поэтому пару слов нужно сказать о них. Глаза его воистину ведьмовские — зеленые. Не то, чтобы особенно яркие, но выделяющиеся на лице, скорее, светлые, чем темные, с каким-то мятным оттенком и слега смешанные с серебром у зрачка, с темной тонкой каемкой вокруг больших радужек. Его взгляд покажется вам воздушным и нежным, с едва заметной грустинкой, но вы не должны верить его глазам, потому что никакие они у него не зеркала души. Зеленые глаза этого клоуна лишь инструмент его манипуляций над окружающими — то добрые, то хитрые, то печальные, то смеющиеся. Выражают полный спектр эмоций.

Если разобрались с глазами, перейдем к чертам лица. Наверное, вы уже догадываетесь, что его личико почти без изъянов — правильное, чуть продолговатое и несколько сужающееся к низу, с едва заметной ямочкой на подбородке, яркими губами, нижняя из которых полнее верхней, благородными ровными скулами, высоким чистым лбом и нервным, чуть выпирающим кадыком на шее. Из отличительных знаков — тонкий, в несколько сантиметров длиной шрам на вершине правой скулы. Шрам небольшой, но заметный, однако не портящий внешность, а, напротив, придающий ей некий мужественный шарм.

И волосы у него — любая девочка позавидует: здоровые, блестящие, неломкие и чуть-чуть волнистые. Наверное, поэтому прическа у этого гуся удлиненная — выполнена слоями. Верхние пряди заканчиваются на уровне ушей, нижние почти касаются плеч. Его только из-за причесочки можно принять за мажора. А, впрочем, он и есть мажор. Голос, кстати, у мальчика тоже под стать — не слишком громкий, плавный, уверенный, чуть-чуть иронический и очень приятный, даже когда он нашептывает гадости.

И никакой печати порока в его внешности — может быть, только самые искушенные в человеческих характерах увидят его на дне светло-зеленых глаз.

С внешностью мы немного разобрались, поэтому можно перейти к характеру. О нем, впрочем, я уже говорила. Этот парень несносен: он капризный, очень нервный, хитрый, наглый, самоуверенный, гордый дурак, который всегда хочет быть во всем первым. Однако он почти всегда притворяется — и вполне успешно! — милым, самоотверженным человеком с золотым, невероятно большим сердцем, которое, того и гляди, сейчас начнет выпирать из груди. Его считают творческой личностью, хорошо разбирающимся в искусстве (ведь он еще и художник!), и неформальным лидером, который может вести к победе. И они за ним идут, да. На него надеются и доверяют. Считают, что он умен и интересен.

Мало кто знает, какой этот зеленоглазый парень настоящий. Лишь самый близкий круг общения. И, к сожалению, я вхожу в этот круг — против своей же воли. Увы мне, бедной.

Что же касается его семьи и материального положения — и здесь жизнь его не обделила. Довольно успешные родители, два старших брата, друзья, прекрасный дом, материальные блага, хорошая и стильная одежда, возможность путешествовать и покупать почти все, что захочет молодой человек в его возрасте — все это тоже у него было.

Ну как, можно ли назвать этого человека несчастным? Конечно же, нет. Возможно, вы даже позавидуете ему и захотите жить его же собственной жизнью.

И будьте уверены, если вы скажете нашему мальчику, что он несчастен, он рассмеется вам прямо в лицо. Негромко рассмеется, даже мягко, но со вкусом, как смеются над плохой шуткой те, кто знает толк в юморе, не желая обидеть весельчака-дурака, или же одними уголками тонких губ улыбнется — мягко, успокаивающе, как сумасшедшему, а в душе обзовет парой-тройкой непристойных слов и пошлет по матушке в самые глухие дали планеты.

Наверное, у вас возникает вполне логичный вопрос — зачем же я столько говорю о таком нехорошем и во многом смысле недостойном человеке? Ведь если он мне так сильно не нравится, не нужно обращать на него столько внимания. Да, вы будете правы, но есть кое-что, что заставляет меня постоянно думать и говорить об этой малявке — я все-таки на четыре года старше, что меня жутко радует! И это "кое-что" мне сильно не нравится — ведь избавиться я от этого не могу, сколько бы ни пыталась.

Вы хотите знать, что это? Даже если не хотите, я все равно скажу вам об этом.

Он заставил меня кое-что сделать. Кое-что, о чем я жалею. Очень жалею. До боли в груди.

Он заставил меня влюбиться. Влюбиться в того, кто тебя раздражает, бесит и вообще вызывает один лишь негатив. Только подумайте — влю-бить-ся! Даже звучит отвратительно.

Он заставил меня влюбиться в себя.

И я люблю и ненавижу одновременно. И эти чувства так сильны, что порой мне кажется, что меня разрывает на части. Знаете, как это тяжело? Нет, вы даже не догадываетесь. Ведь перед тем, как прийти к такому ошеломительному выводу — к тому, что я влюблена, мои душа и тело настрадались от него очень сильно. Да-да, вы не ослышались: тело — тоже пострадало. Нет, он не бил меня, даже пальцем не прикоснулся — девушек он не трогает, играет в благородство. И не приставал — в этом плане он тоже весьма щепетилен. Да и зачем ему ко мне приставать, если у него и без меня есть девушки, готовые разделить с ним постель?

Этот лже-ангел сделал кое-кто другое.

Едва я подумала об этом, курить резко захотелось еще сильнее — даже легкие болезненно сжались. Я все так же неслышно встала в кровати и направилась к двери, чтобы оказаться на кухне — но не затем, чтобы найти сигареты (их я благополучно выбросила, от греха подальше), а чтобы попить холодной воды и хоть как-то успокоиться. Не доходя до двери, я вдруг, сама не зная почему, остановилась около огромного, во весь рост, зеркала и посмотрела на свое отражение. Лунного света, проникающего сквозь окно, и ночного сияния спящего города мне хватило для того, чтобы разглядеть свое отражение. Холодная внешность, высокий рост, длинные ноги, стройная фигура с подтянутым животом и уверенным разворотом плеч, всегда привыкших быть прямыми и расправленными, русые волосы с пепельным холодным оттенком — удлиненные и растрепанные, светло-зеленые глаза с темной каемочкой по краю радужек, правильное холеное лицо почти без изъянов — красивое и аккуратное, шрам на скуле, который никогда и никем не считался недостатком.

Из зеркала на меня смотрел тот самый человек, которого я только что так ругала, которого любила и одновременно желала пожать ему шею, вместо руки — крепко так пожать, с силой.

Я вымученно улыбнулась сухими губами — улыбка вышла какой-то изломанной, ненастоящей, и коснулась указательным пальцем ямочки на подбородке — черт возьми, все-таки это лицо очень красиво. И даже начавшая пробиваться щетина не портит его. Его... не мое лицо.

Не выдержав, я вдруг закрыла лицо ладонями — большими, с выпирающими костяшками и длинными пальцами, которыми можно было охватить куда больше клавиш на фортепиано, чем это удавалось мне раньше. Правда, почти тут же я отняла руки от лица — мне показалось, что я прикоснулась к его лицу своими ладонями. Я никогда бы не дотронулась до его лица.

В прошлой жизни не дотронулась бы — так вернее.

Я жалостливо вздохнула, и в светло-зеленых глазах появились слезы.

Да, этот парень сделал кое-что другое.

То, что мы оба храним в тайне, иначе нам обоим не поздоровится.

Он просто случайно оказался в моем теле. А я — в его.

Наверное, не зря мы родились в один и тот же день — только с разницей в четыре года. И не случайно мы так часто сталкивались на протяжении последних пары лет. Ведь случайностей не бывает, верно?

Я еще раз глянула на него — или на себя? — в зеркало и, опустив голову, ушла на кухню. А там, устроившись за столом с чашкой холодной воды, незаметно уснула.

Ночью мне снилось, что я курю, облачившись в свое любимое платье.

Я так крепко спала, что даже не заметила, как меня укрыли пледом, чтобы я не мерзла.


Два года назад


Я всегда, сколько себя помню, а помню я себя лет с трех или четырех, очень любила свой День рождения, и ждала пятое декабря, на которое оно пришлось, с нетерпением и замиранием сердца.

В детстве и в раннем подростковом возрасте мне казалось, что этот праздник не просто привнесет в мою жизнь, не самую, если честно, простую, нотку радости и тепла, но и подарит чудо, самое настоящее прекрасное чудо — как в романтическом фильме про современную Золушку. И тогда в моей жизни что-то обязательно изменится, что-то важное и безумно мне нужное. Что-то, что сделает меня другой.

Я, правда, никогда не подозревала, насколько другой. А если бы подозревала, сразу уехала бы жить в горы, в гордое отшельничество, дав пару-тройку обетов. Например, никогда не разговаривать с зеленоглазыми красавчиками и кидаться в них солью всякий раз, когда вижу. Или поливать святой водой. Из шланга. А потом вновь и вновь посыпать их солью — самым лучшим средством против нечистых сил.

Когда я перешагнула отметку четырнадцатилетния, мои взгляды на мир стали взрослыми, наивность пропала, и я уже больше не мечтала о чудесах, вернее, мечтала, но уже не верила, что они могут реально произойти. Глупость же ведь, правда? Однако День рождения я любить не переставала и все равно с нетерпением ждала его — как, впрочем, и Новый год, и Рождество, и 14 февраля, и 8 марта, и еще несколько дат — дней рождений близких мне людей. Не знаю почему, но мне всегда очень нравились праздники. Я, с виду часто не очень-то уж эмоциональная, но всегда горящая внутри, буквально заряжалась энергетикой и суетливой взбалмошной радостью людей, собравшихся отмечать праздники всех калибров.

А уж как мне нравилось смотреть на свадьбы, в глубине души сожалея, что пока я не побывала ни на одной из них. Глядя на радостные смеющиеся лица людей — не только на праздниках, конечно, я сама немного становилась немного увереннее в себе, почему-то четко понимая: раз они смогли стать счастливыми, то и у меня это тоже получится. Раз они чего-то добились, то и я ничем не хуже — добьюсь тоже. Личный пример других становился моим стимулом и тайной подпитывающей батарейкой.

Однако в последние два года я, видимо, повзрослела еще сильнее — и хотя свой персональный праздник я ждала все с таким же оптимизмом, нет-нет, но появлялись в моей голове неконтролируемые мысли о том, что часы идут за часами, дни за днями, года за годами, люди меняются, чего-то добиваются, путешествуют, находят вторых половинок и даже обзаводятся детьми, а я словно остаюсь топтаться на одном и том же месте. Вместо того, чтобы оказаться на середине пути, я сделала лишь пару несмелых шагов по дороге, ведущей к замку моих самых главных жизненных целей, которых было не так-то много: стать отличным журналистом-профессионалом и найти того самого человека, от которого свеча в душе будет уверенно гореть всем ветрам назло.

Иногда я все так же изредка мечтала о чуде, но уже точно — на 100 % — знала, что его со мной не случится. Лишь я — кузнец своей собственно жизни и никто более. А чудес не бывает, к сожалению. Бывают удачи и неудачи, слабость и сила, упрямство и опущенные руки.

Но я зря так думала, чудеса — и добрые, и злые, и необычные, и дурные — бывают — жизнь сама мне доказала это. Она прямо-таки поставила меня перед фактом, ухмыляясь в накладные усы. "Хотела — получи, детка, — как будто бы говорили мне.

В детстве я так искренне грезила о чуде, чуде, которое изменит мою жизнь, что оно возьми да и приди ко мне. Нежданно-негаданно, уверенно, вразвалочку, как будто местный крутой гопник к сжавшемуся ботанику-старшекласснику с просьбой позвонить по новенькому айфону. Я не знаю, что это было — чье-то безумное волшебство, феерия непонятной дурацкой магии, в которую я никогда не верила и о которой только с удовольствием читала в книгах, промыслы высших сил. Но я знаю, что это дурное чудо стало моим персональным подарком. Ошеломляющим подарком. Я бы даже сказала, очень злым ошеломляющим подарком на День рождения.

Да, все началось именно в тот день, когда я родилась — пятого декабря, в субботу, когда мне, студентке последнего курса филфака, исполнялось ровно 22 года. Можно даже сказать, что это был первый, подготовительный этап изменений, пришедшихся на следующий год событий, поменявших меня морально и физически. Изменений, перевернувших систему моих ценностей с ног до головы. И едва меня не угробивших.

Почему все началось в тот день? Да потому что я впервые встретила нашего прелестного мальчика с замашками принца и комплексом переполноценности себя — ну, знаете комплекс неполноценности? У него был такой же, только с точностью да наоборот, этот комплекс даже будет правильнее назвать комплексом переоцененности. В общем, именно пятого декабря, в день моего, и как выяснилось позже, и его тоже Дня рождения мы имели честь познакомиться друг с другом. Это было что-то вроде неофициальной встречи, вроде той, когда президенты встречаются "без галстуков", за чашечкой кофе, потому что официально мы с ним познакомились несколько позже. И я скажу, достаточно эффектно. По крайней мере, для меня.

Правда, потом оказалось, что в день нашего "хэппи бездея" произошла далеко не первая наша встреча, но ее я совершенно не помнила, как, впрочем, и он.

Утро моего личного праздника началось очень даже хорошо: я проснулась в отличном настроении, и хотя спала всего пару часов, полночи просидев в Интернете и занимаясь всякой ерундой, чувствовала себя бодрой. Сложнейшая сессия осталась позади — я закрыла ее на "отлично", и теперь у меня был интеллектуальный отходняк, когда хотелось заниматься всяческими глупостями. Разбудил меня, конечно же, телефон — одна из моих подруг решила поздравить меня одной из первых, и больше я не заснула, то отвечая на звонки знакомых и приятелей, то делая то же самое уже в Инете, на своей страничке социальной сети ВКонтакте, от которой, по-моему, зависит большая половина молодежи как в нашей, так и в соседних дружественных странах. Я тоже завишу — частенько бываю, общаюсь с людьми, слушаю музыку и смотрю фильмы, храню фотографии, узнаю новости из жизни старых знакомых или просто играю в онлайн игрушки.

Очень сильно мое настроение поднял и дожидающийся меня подарок от моего друга и соседа по квартире, вместе с которым мы уже два года снимаем эту квартиру вместе. На столике в кухне стояла стройная хрупкая ваза с букетом белых роз без обертки, а под ними горделиво возвышалась большая тщательно запакованная круглая большая коробка с огромным красным бантом. Я не без труда распаковала подарок и обнаружила в коробке кучу всяких классных фирменных штучек для тела с ароматом моей любимой ванили — гель, скраб, несколько видов классно пахнущего мыла, пену для ванны, крема. В самом уголке лежал матового цвета тюбик с ярко-синей крышечкой, несколько не вписывающийся в концепцию подарка, а рядом с ним — записка, сложенная в четыре раза, которую я тут же схватила, не переставая улыбаться.

"Ты так много говорила о bb-креме, что я не мог не купить тебе его. Заказал прямо из Кореи. eBay рулит! С Днем рождения, Наська!", — было написано черной гелевой ручкой в записке. Мелкий, с острым росчерком и угловатыми формами почерк Даниила я всегда узнаю. Он все-таки молодец! Как же круто, что я однажды познакомилась с этим парнем, и так совпало, что мы одновременно искали съемную квартиру.

Вы не подумайте, у нас ничего нет — я и Даня просто друзья и соседи по квартире, не более. А если вы до сих пор продолжаете не верить мне и усмехаться, говоря скептически, что дружбы между мужчинами и женщинами не бывает, то мне придется открыть вам тайну Дана, хотя, все, кто близко общаются с ним, эту тайну знают. Даниил — гей, и ему нравятся мальчики, а не девочки. Поэтому мы с ним просто хорошие друзья. Я не слишком сильно лезу в личную жизнь Дана, а его пассию — хрупкого милого юношу с белокурыми волосами и огромными голубыми глазами, как у ангела, я видела всего лишь несколько раз, и то, случайно. И, если честно, уже давно воспринимаю ориентацию и вкусы Даниила, как данное. Ну, нравятся ему мужчины, и пусть нравятся, его дело, его личная жизнь. Не спорю, мне хотелось бы, чтобы у Дани была девушка, а когда-нибудь — хорошая крепкая семья с парочкой детей — я видела, каким этот парень становится заботливым, когда их общается с ними, но, думаю, сам Даниил к этому не стремится. Если он не может изменить себя сам, ни я, ни его родители, ни друзья его изменить будут не в силах. Мы можем только надеяться на это и поддерживать его, ведь как человек он хороший, внимательный и всегда рад помочь.

— Дан, ты прелесть, — пересмотрев косметику, позвонила я другу, который в это время находился на учебе, скорее всего, на какой-нибудь скучной паре по менеджменту, но он сразу же взял трубку.

— С Днем рождения, милашка! Желаю тебя любви и море позитива, и пусть все в твоей жизни будет так, как ты сама хочешь, — услышав мой голос, начал поздравлять меня друг. Мягкий приятных баритон Даниила нравится многим девушкам, которые даже и не подозревали о его ориентации. Когда я узнала о том, что Дан предпочитает парней, очень удивилась — с виду он совершенно нормальный парень, всегда со вкусом и аккуратно одетый и улыбчивый.

— Как тебе мой подарок? — поинтересовался Дан.

— Отличный подарок, — рассмеялась я. — Спасибо, чувак. Круто! Действительно, здорово.

— Опять эти жаргонизмы, — притворно вздохнул Даниил, тот еще поборник нравственности. — Учись быть настоящей леди, Настя. Иначе тебя никто замуж не возьмет.

— А я и не хочу.

— О, Господи! Это ты сейчас не хочешь! А через десять лет мы, — он явно имел в виду себя и наших общих друзей, — будем вынуждены бегать и искать тебе женишка, потому что ты возжелаешь выйти замуж!

— Это будет моя проблема, если я возжелаю этого, — возразила я веселым голосом. Даня, как кудахтающая мамочка-курочка, озабочен тем, чтобы спихнуть меня хоть кому-нибудь в жены. Он знает, что разговоры о женитьбе мне не очень нравятся, поэтому подтрунивает надо мной.

— Это будет твоя проблема, а пострадаем мы все, — возразил он. — Ты наверняка начнешь прессовать нас еще больше, когда станешь старой девой.

Я только хмыкнула. То, что Даня называет прессом — для меня всего лишь проявление заботы. Кто еще позаботится об этих дураках, кроме меня? Да они без меня ничего не могут. Серьезно!

— Ладно, малышка, мне на пару пора, у нас семинар, встретимся вечером? — уточнил Дан, имея в виду клуб, в котором я хотела отметить свой День Рождения.

— Конечно. Пока!

— Пока, рыбка. — Он отключился первым.

С первого курса я всегда отмечала свой День рождения скромно и дома, либо в одиночестве, либо в скромном кругу друзей, и это был первый раз, когда я решила отпраздновать свой личный праздник с каким-никаким, но шиком. Конечно, по-хорошему, надо было потратить деньги с умом — например, купить новый пуховик или мобильник, но мне хотелось порадовать друзей. Ну и себя конечно. Устроить праздник. Поэтому я, получив скидку от приятеля Дана, работающего в известном во всем городе ночном клубе "Горячая сковорода", забронировала там заранее столик. Вернее сказать, отдельную комнату с караоке, удобными диванчиками и звукоизоляцией от шумной дискотечной толпы. Я рассудила, что здесь мы сможем и потанцевать, если захочется, на общем танцполе, и уютно посидеть вместе в тихом местечке, где не будет ни сигаретного дыма, ни пьяных рож, ни вечно желающих познакомиться местных донжуанов, большая половина з которых искала себе просто лишь подружку на ночь.

Я и мои друзья, в том числе Дан, должны были приехать в клуб к восьми вечера, чтобы мы вместе смогли пройти на забронированные места мимо суровых охранников, устраивающих строгий фейс-контроль.

— А если секюрити не пропустят одного из моих гостей? — спросила я у приятеля Даниила, вспомнив ребят из нашей маленькой компании, которые многим могут показаться весьма странными людьми.

— Если забронирована комната или столик — пропустят, — ничуть не сомневался парень. — Так что все в порядке будет! Отлично проведете время в нашей клевой "Сковородке". У нас тусовка — ого-го! А диджей-сеты — офигенствены!

И я ему поверила. Впрочем, не зря.

После позднего завтрака и традиционной проверки рабочей почты во время него — ноут частенько стоит на кухонном столе, я, попивая горячий кофе без молока и сахара, за пару часов дописала начатую вчера статью в одну из газет, не самую интересную и популярную, зато с большим тиражом, часть из которого бесплатно распространялась городской администрацией среди пенсионеров. Тема статьи тоже была уныла и скучна — я писала о о масштабной реконструкции одной из улиц и изменениях схемы проезда.

Уже второй год я подрабатывала в этой газете и не только в ней внештатным сотрудником, потому что стипендия, как всем известно, не очень высокая, в противовес растущим ценам. Если честно, денег у меня не так много — мне с первого курса приходится обеспечивать себя самой, и, наверное, я бы сломалась и не выдержала, если бы у меня не было крестной феи. Вы, наверное, подумали о той самой доброй волшебнице, которая помогала своей ненаглядной Золушке собираться на бал. Но моя крестная фея не умеет превращать тыкву в карету, а мышей — в слуг, зато она помогает мне материально.

Началось все с учебы в университете. Когда мне становилось совсем фигово в денежном плане, кто-то невероятно добрый переводил на мою банковскую карту определенную сумму денег — не слишком, конечно, большую, но для меня вполне значимую. Когда я впервые обнаружила эти деньги у себя на счету, я даже испугалась — откуда они взялись?! Кто-то по ошибке перевел, что ли? Их теперь заберут обратно? Несколько раз проверив в банкомате свой счет, я обратилась к сотрудникам банка, чтобы они разобрались во всей этой ситуации. Но все оказалось нормально. Эта сумма предназначалась именно мне. А вот кто перевел ее, я так и не смогла узнать, сколько не пыталась. Последующие неожиданные переводы денег меня уже даже не пугали — лишь настораживали, но я вынуждена была принимать их, хотя прекрасно знала, что просто так, бесплатно, ничего не бывает. Если кто-то дает мне деньги, значит, я должна дать этому человеку что-то взамен. А быть обязанной кому-то мне совершенно не хотелось.

Со временем я привыкла к своему таинственному спонсору и, наверное, была благодарна ему, но каждый раз снимая чужие деньги, чувствовала себя обязанной и злилась из-за этого, но отказаться от них так и не могла, и осознание этого мучило меня еще сильнее. Отказаться не могла не из-за жадности, а из-за того, что стипендии и денег от подработки не хватало, а устроиться на полный рабочий день я не могла — я должна была учиться, и учиться хорошо, потому что учеба могла быть залогом моего дальнейшего более менее достойного существования в будущем.

На третьем курсе я, наконец-то, узнала, кто был моим таинственным Длинноногим дядюшкой, моей персональной крестной феей. К моему удивлению, ею оказалась моя настоящая крестная, женщина в городе достаточно влиятельная и занимающая не самое последнее место в администрации губернатора. Она встретилась со мной в непримечательном, тихом кафе, расположенным на пятнадцатом этаже бизнес-центра, с ценником, раза в два, а то и в три превышающим ценники тех заведений, в которые я изредка ходила с друзьями и однокурсниками, и, устроившись напротив, чтобы лучше видеть меня, рассказала, наконец, правду.

— Я — лучшая подруга твоей покойной матери, которая тебя крестила, — говорила, глядя мне прямо в глаза через тоненькие стекла стильных деловых очков в серебристой оправе, крестная, которую звали очень звучно и поэтично — Матильда. Хоть эта женщина и разменяла пятый десяток, выглядела она хорошо и очень ухоженно: удлиненное каре идеально прямых белых волос, тонкие черты лица с четким контуром, минимум морщин, неплохая фигура человека, который в свободное время занимается спортом. Лицо у нее было беспристрастным, голос — уверенным и тихим, взгляд — твердым, и мне было даже как-то страшновато сидеть так запросто с ней в кафе. Я хоть и сохраняла спокойное лицо и вроде бы не подавать виду, как сильно ошеломлена, но очень нервничала — сжала на коленях пальцы в замок до боли, так, что они некрасиво покраснели.

— Мы никогда не виделись — думаю, ты догадываешься, по каким причинам, — продолжала Матильда, которая не разрешила называть себя по отчеству — сказала величать ее только по имени и никак иначе. Голос у нее был холодный, а сама она выглядела Снежной королевой в деловом костюме цвета зеленого чая. — И, думаю, ты никогда не слышала обо мне.

Я медленно кивнула в ответ. Я не просто догадывалась, я точно знала эти причины! И от этого даже разозлилась — теперь до боли я сжала не только пальцы, но и зубы.

— Но после того, как я узнала, что ты сделала, — она интонационно выделила последнее слово, — я решила стать тебе немного ближе. — Новоявленная крестная едва слышно вздохнула, и что-то странное отразилось в ее глазах за стеклами очков, однако она быстро взяла себя в руки и продолжила беспристрастным тоном. — Ты можешь задать мне вполне резонный вопрос, девочка, почему я сразу не пришла к тебе, не сказала, кем прихожусь и прочее.

Я настороженно кивнула — это вопрос меня, действительно, очень интересовал. Меня вообще терзала уйма вопросов, да и свойственное мне недоверие не отпускало моей руки, но от изумления я молчала и просто смотрела на Матильду, внимая каждому ее слову.

— Я, как ты заметила, уже взрослый человек с большим жизненным опытом, и во многом разбираюсь, — женщина позволила себе покровительственную полуулыбку, — скажем так, достаточно хорошо. А также живу согласно определенным принципам. Один из них — если хочешь помочь человеку, помоги делом, а не словом. На слова я скупа. Когда я узнала про тебя, я, естественно, как твоя крестная, — слово "мать" Матильда избегала, — решила помочь тебе. Поскольку мы не виделись ни разу в жизни, было бы очень странно, если бы я приехала с объятиями, поцелуями и подарками. Это было бы крайней неестественно, — при этом она даже поморщилась. — Я даже не знала, примешь ли ты меня или нет. Все-таки, — она взглянула мне прямо в глаза, взглянула насмешливо, но почти по-доброму, — ты очень характерная девочка. Да и воля, как я вижу, у тебя есть. И свое собственно мнение.

Так она впервые похвалила меня — в своей особенной манере, как бы между делом, и мне это понравилось. Я, не привыкшая к тому, что родственники хвалят меня, испытывая одновременно какое-то детское внутреннее смущение, смешанное с удовольствием, отхлебнула свой кофе из чашки и чуть не подавилась — таким большим был глоток.

— Поэтому я решила какое-то время помогать тебе материально, — продолжала крестная. — И лишь потом, когда ты привыкнешь и поймешь мои добрые намерения, рассказать тебе правду.

Наверное, она сделала правильно. Кто знает, что бы я учудила на первом курсе? Это сейчас я стала более взрослой и более взвешенной. А так я действительно чувствую ее поддержку. Без помощи Матильды мне пришлось бы туго, и кто знает, может быть, я изменила бы свое решение, и вернулась туда, откуда ушла. Хотя, нет, я бы не вернулась — ни за что. Я мечтала стать журналистом, чтобы писать о том, что по-настоящему волнует людей, о том, что может хоть как-то им помогать. И я пообещала сама себе, что стану им. И пусть я не поступила на факультет журналистики, а на филфак, от своей цели я не откажусь.

— Вот как, — сказала я, отрывая взгляд от жемчужной нитки на ее шее и поднимая его к ее светлым глазам-хамелеонам, умело накрашенным и спокойным. — Здорово, что вы так поступили. Но...

— Но?

— Не поймите неправильно. Но как я могу точно знать, что вы говорите правду? — спросила я, выпуская мучающее меня недоверие наружу. Один голос в моей голове — звонкий, чистый — счастливо кричал о том, как здорово, что у меня теперь есть настоящая крестная, а другой — похожий не шорох гравия — тихо, но настойчиво, с паузами и лукавой интонацией говорил: "Ты не должна доверять незнакомым людям. Кто она такая и что она от тебя хочет? А если это ловушка?". И я не знала, какой из голосов прав.

— Мне нравится то, что ты осмотрительна, — отозвалась Матильда, которая словно ждала этого вопроса. Она совершенно не обиделась, чего я, кстати, боялась. — Простодушие и доверчивость — первая ступень на пути к большим проблемам. — Она отпила из чашки. — Тебя успокоили бы доказательства?

Я непонимающе взглянула на нее и медленно кивнула.

— Когда ты попала в дом отца, у тебя была женская серебряная подвеска с гранатом, кажется.

Я с изумлением взглянула на женщину. Она была. Няне сказали выкинуть его, но няня оставила его — для меня, чтобы спустя несколько лет вручить. А еще несколько лет спустя ее забрали.

— Она принадлежала твоей матери. Помнишь? Должна помнить.

— Помню, — сказала я. В душе все кричало и смеялось.

— Я принесу тебе ее фотографии. Надеюсь, они еще больше убедят тебя в том, что мои слова — не ложь, и я, действительно, прихожусь тебе крестной.

В щеки впились сотни крохотных иголочек волнения.

— Я никогда не видела ее фотографий, — я кинула злой взгляд в стену. — Они не показывали мне их. — Все, что я знала — имя и то, что ее не стало почти сразу после моего рождения, из-за аварии.

— Даже так? — удивилась Матильда. — Значит, увидишь впервые.

— А почему... почему вы не принесли их сегодня?

— Чтобы ты пришла ко мне во второй раз, — было мне ответом.

— И вы расскажите мне про маму? — почти потребовала я, понимая, что наглею. Но наглость появлялась из-за страха. — Они ненавидели Ирину, ничего никогда не говорили про нее.

— Ирину? — переспросила крестная.

— Ну, маму, — пояснила я с непонятным учащенным дыханием. Почему она переспрашивает? Что-то не так?

— А, да. Ирина. Я так давно не слышала ее имя, — отозвалась Матильда и вздохнула. — Ее нет с нами чуть больше двадцати лет. А я привыкла называть ее просто Ирка... Ирина, кто бы мог подумать, что ее будут звать Ириной. Мы жили в соседних домах, общались с подросткового возврата, — пояснила она мне. — И называли друг друга по фамилии. — Она улыбнулась какому-то воспоминанию.

— И какая у нее была фамилия? У нее остались родственники? А что она любила, чем занималась, какая она вообще? — не выдержала я, и вопросы из меня полетели, как очередь из пулемета.

— Сергеева. Ирина Сергеева, — ответила мне крестная, чуть подумав — нужно ли мне сообщать эту информацию или нет. — К сожалению, близких родственников у нее не осталось. Иначе тебя не отдали бы отцу. Я расскажу тебе, какой она была, девочка, но в следующий раз.

— Хорошо, — даже как-то поникла я, проговаривая про себя фамилию матери. Сергеева. Простая и красивая фамилия.

— А где... она похоронена? — с некоторым трудом вымолвила я. Этого мне тоже не говорили.

— Не здесь. В нашем родном городе, — нехотя сказала Матильда. — Я иногда езжу к ней. В следующий раз возьму тебя с собой. Позже.

Почти минуту мы молчали. Первый голос во мне победил второй, и я, решив довериться, вдруг сказала:

— Вы... Вы очень помогли мне, правда. Очень. У меня тоже есть принципы, как у вас. И один из них совпадает с тем, о котором вы сейчас говорили. Я тоже помогаю не словом, а делом. Когда у меня будет возможность, я обязательно помогу вам.

Я говорила искренне, и я чувствовала, что это будет именно так.

— Т-с-с-с, — приложила к губам указательный палец с аккуратным ногтем Матильда. Я тоже бы не отказалась от белого френча, но, увы, пока что довольствовалась простым прозрачным лаком. — Не говори так, — крестная почти предостерегала меня. — Это уже слова. Слова — это лишнее. Только дело. Дело.

Я тут же с готовностью кивнула ей. На тот момент, да и сейчас тоже, мне казалось, что она не просто крестная, но и мой учитель, который вдалбливает мне в голову простые истины.

— Какие пирожные вы любите? — спросила я, сама себе удивляясь. Хоть внутри все у меня дрожало, голос мой был спокойным.

— Тирамису, — несколько удивленно отозвалась Матильда. Я кивнула и позвала проходящего мимо официанта с таким благородным выражением лица, словно он был князем, обходящем не зал в дорогом кафе не для всех, а собственные владения.

— Да, я слушаю вас, — почтительно застыл официант около нашего столика, примостившегося около большого французского окна на пятнадцатом этаже бизнес-центра, открытого в прошлом году. Вид отсюда был наишикарнейшим — взгляд охватывал едва ли не половину города, по крайней мере, весь его центр — переполненные машинами строго перпендикулярно-параллельные друг другу улицы, главную площадь с фонтанами, в которых искрилась разноцветная вода, величественные старинные храмы, здание администрации, больше похожее на современный дворец из бетона и стекла, парк с выходом к идеально круглому озеру, в котором крохотными точками были видны плавающие на прогулочных лодках и катамаранах люди. Была видна и кажущаяся тонкой серо-голубая нить реки, на левом, холмистом берегу которой расположился наш большой город.

— Два тирамису, пожалуйста, — сказала я почти уверенно.

— Два тирамису, — повторил официант, запоминая заказ — в этом заведении работники каким-то волшебным образом обходились без блокнотов и ручек, полагаясь лишь на свою память. — Это все?

— Да, все.

Официант почтительно нам улыбнулся, сообщил, когда десерт будет готов, и в мгновение ока исчез.

— Я тоже люблю тирамису, — сказала я, хотя совершенно не знала, сколько эти пирожные стоят в этом пафосном заведении — когда мы сюда пришли, Матильда предложила мне заказать что-нибудь поесть, но я ограничилась лишь кофе, и она последовала моему примеру, кажется, отметив для себя то, что я заказала простой экспрессо. Однако со мной была стипендия — повышенная, между прочим, потому что я умничка и отличница, и я надеялась, что уж на два терамису-то этих денег хватит. Пусть хоть так, но я докажу ей, что благодарить умею тоже делом.

Крестная почему-то рассмеялась, и хотя ее смех был достаточно тихим и непродолжительным, он не показался мне таким холодным, как ее речь. И определенно, в ней было что-то такое, за что она мне нравилась.

— Схватываешь на лету, Настя. Думаю, у тебя должны быть еще вопросы, — сказала мне женщина, и ничуть не ошиблась. Их у меня было великое множество.

— Расскажите мне о моей маме? — первым делом спросила я и вновь сцепила руки на коленях в замок. О моей маме мне никто и никогда не рассказывал. Как будто бы ее не было. Хотя, пару раз о ней все же говорили — когда ругали меня. "Ты такая же, как твоя мать", — однажды жестко сказали мне еще в той, прошлой, полузабытой жизни, подернутой туманом времени. И хотя в голосе человека, который произносил эти слова, было отвращение, сердце у меня учащенно забилось — я похожа на свою мать?! Да это же прекрасно! Главное, что не на отца!

— Как я и предполагала, ты задала этот вопрос, — утвердительно кивнула Матильда. — Возможно, вы похожи.

— Похожи? — жадно пожалась я вперед. Фото своей покойной матери я не видела ни разу в жизни.

— Не внешне. Внешне ты почти полная копия отца. Тот же нос, глаза, волосы, черты лица. Думаю, ты пошла в его породу.

Это я знала, что похожа на родственников папочки, отлично знала, но меня это всегда лишь раздражало. Я хотела, чтобы во мне было хоть что-то от моей мамы. И, если честно, я, наивная душа, ждала, что Матильда, увидев меня, воскликнет что-то вроде: "О, Настя, ты — копия матери!" или хотя бы: "Настенька, твои глаза — словно Ирины". Я, все такая же мечтательница в душе, думала, что мне обязательно скажут, что хотя бы фигуры, рост, походка у нас одинаковые, но Матильда не увидела сходства, а я в который раз поняла, что все, о чем я мечтаю — это фигня. Все, кроме журналистики и личной жизни, потому что это не мечты, это мои цели. А думать о чуде — это только зря растрачивать свою жизненную энергию.

— А как тогда мы похожи? — растерялась я.

— Думаю, характером, — отозвалась крестная, помешивая ложечкой кофе в фарфоровой белоснежной чашечке. — Она... была стойкой и уверенной женщиной. Знающей себе цену и смелой.

Внутри меня вдруг разлилось тепло — никогда никто не говорил о моей маме хорошо. И каждое слово Матильды я готова была впитывать, как губка воду.

— А она была доброй? — спросила я вдруг с непонятной откуда взявшейся нежностью. Значит, мы все-таки похожи! Хоть не внешне, но внутренне!

Матильда едва заметно сглотнула и тут же сделала глоток кофе.

— Мы все добрые, — сказала она и скользнула взглядом вправо. — О, тирамису.

И правда, в этот момент к нам подплыл официант с подносом и аккуратно поставил перед каждой из нас тарелочки с итальянскими многослойными пирожными, припудренными какао-порошком.

Когда мы ели его, мы обе молчали, хотя я все ждала, что Матильда продолжит разговор о маме — у меня было множество вопросов. Она, словно не понимая этого, медленно, с наслаждением, отламывая кусочек за кусочком, аккуратно жевала пирожное, когда как я уничтожила его чуть ли не за две минуты. Если честно, такого вкусного тирамису я давно не ела. Все-таки есть плюс в дорогих местечках — хорошая кухня.

Когда Матильда отложила в сторону ложечку, она мельком глянула на часы на правом запястье — большие, круглые, красивые и явно дорогие.

— Мне уже пора, через час у меня совещание с губернатором — произнесла она. — Думаю, мы еще встретимся. Ты не против?

Естественно, я была не против, только обеими руками за! Эта женщина, которая объявила меня своей крестной, знала мою мать! Естественно, я должна была встретиться с ней еще — и много раз! Я хотела все знать о своей матери!

— Я очень хочу с вами встретиться, — твердо сказала я.

— Хорошо, когда у меня будет свободное время, я позвоню. У тебя теперь есть номер моего мобильного телефона. Если что-то случится — набери меня. Со мной порой бывает сложно связаться, поэтому звони мне несколько раз или пиши смс.

— Хорошо. Мы точно встретимся? — вдруг спросила я на всякий случай. На миг во мне появилось чувство, которое бывает у испуганных маленьких девочек и мальчиков, когда их мамы оставляют их и куда-то уходят, обещая вернуться. Я боялась, что мы больше не увидимся.

— Точно, — пообещала Матильда и напомнила. — В следующий раз я покажу тебе ее фотографию. Двадцатилетней давности, разумеется.

Я внутренне встрепенулась, а на лице моем появилась улыбка и снова откуда-то взялась эта щемящая сердце нежность. У меня никогда не было мамы, и я всегда хотела увидеть ее, увидеть хотя бы одним глазком. Поговорить с ней, послушать ее голос, почувствовать запах духов — а она ими наверняка пользуется, я ведь очень люблю духи! Мне хотелось знать, какая она и что любит, какие вещи ее раздражают, а какие — успокаивают. Любимая музыка, еда, вид спорта, кино — я все это хотела узнать. Я хотела ее обнять — раз в жизни. И об этом я мечтала в детстве. Но, как я уже говорила, чудес не бывает, и мама не воскреснет, но она всегда жива в моей памяти, хотя я ничего не знаю о ней, кроме имени. И уже фамилии.

— Ну, думаю, нам пора.

— Матильда, — сказала я вдруг, видя, что она уже собирается уходить, и почему-то запаниковала. Не знаю, зачем я задала следующий вопрос. Чтобы потянуть время? — Я много про вас слышала и читала...

Ну, может быть, немного, но местной политикой я интересовалась и была более-менее в курсе дел, творящихся в правительстве. К тому же на третьем курсе я как раз стала подрабатывать в городской газете, где о всяких там чиновниках частенько писали.

Она улыбнулась краешком уголков тонких губ благородного бордового цвета — помада у Матильды была хорошая, не смотря на то, что она пила кофе, на чашечке не осталось и следа от косметики, а губы как были накрашенными, так такими же и остались.

— Можно задать вам еще один вопрос?

— Задай.

— Я знаю, что вы общаетесь с Инессой Дейберт, — назвала я по имени одного из самых известных журналистов, вернее, журналисток, только мне не нравится, как звучит это слово, как то уничижительно, что ли, по отношению к женщинам, занимающимся журналистикой.

— И что? — вдруг откинулась на спинку стула Матильда. Она хотела даже руки скрестить, но не стала. — Почему ты про нее спрашиваешь?

— Знаете, я очень часто ровняюсь на людей, которые чего-то достигли в жизни. Они для меня пример. Дейберт — тоже пример, — искренне отвечала я. Инесса Дейберт была известным в городе журналистом. Она и писала в газете убийственные и разгромные статьи, и вела собственную программу "Вечер с Инессой Дейберт", в которой проводила журналистские расследования, и вообще занимала позицию активного общественного деятеля и очень много помогала людям, попавшим в трудные жизненные ситуации. Я про нее даже сочинение в школе писала, после того, как посмотрела ее репортаж о совершенно диком случае. одна женщина, весьма неравнодушно дышащая к алкоголю и, видимо, страдающая какими-то психическими заболеваниями, родила ребенка. За ребенком она совершенно не следила. Кормила и одевала его, как в таких неблагополучных семьях обычно и бывает, бабушка. А после ее смерти мальчик остался совсем один. Его ненормальная мать, не желая слушать плачь голодного сына, додумалась посадить его на цепь, прикованную к батарее, чтобы он не мешал ей и ее дружкам-алкашам. С мальчиком обращались, как с собакой. Даже миску на пол рядом поставили. Если бы не бдительные соседи и мгновенно отреагировавшая на их звонок Инесса, с этим несчастным ребенком явно случилось бы что-то жуткое. Но после ее репортажа, который многие называли сенсационным, этим ужасным случаем, наконец-то, заинтересовались правоохранительные органы, а ребенка, слава Богу, забрали из этого омерзительного места и отдали на воспитание хорошей семьи. Потом, через пару лет, все из той же передачи, я узнала, что мальчик адаптировался и стал совершенно обыкновенным. Приемных родителей его не показывали — те не хотели огласки, но видно было, что это хорошие люди. У меня даже слезы на глазах появились, когда я увидела на его хорошеньком лице счастливое выражение. Глаза паренька буквально горели, когда он рассказывал о новой маме.

— Я бы хотела быть похожей на Дейберт, — продолжила я и почему-то покраснела. На тот момент мне вдруг подумалось, что крестная сможет когда-нибудь познакомить меня с человеком, который стал для меня примером для подражания в профессиональной деятельности. Наверняка они знакомы. А еще я хотела показать крестной, что я не просто глупая курица без идеалов и целей в голове — я целеустремленная.

Матильда чуть повернула голову на бок и как-то странно посмотрела на меня. Я, если честно, не слишком хороший знаток душ человеческих, и психолог из меня аховый, но мне показалось, что во внимательно-встревоженном взгляде моей новоприобретенной крестной появилось какое-то необычное выражение, которое я никак не могла разобрать.

— Вот как? Да, я знакома с Инессой, ты права. А кто для тебя еще является примером, девочка? — спросила почему-то женщина, глядя мне в лицо. Мне казалось, что она вдруг заинтересовалась мной.

Мне не особо нравилось, что она называет меня девочкой, а не по имени, но в тот момент я этого не осознала — осознала только спустя пару лет, когда поняла, что Матильда всегда обращается ко мне именно так. Она почти никогда не называла меня просто Настей. Почему — я не знаю.

— Анна Политковская, — назвала я известное имя журналиста и правозащитника, убитой в 2006 году, а после еще несколько известных и громких имен людей, которые были, по-моему мнению, отличными профи в журналистике, не жалеющими своих сил.

— Ого, да ты выбираешь в свои примеры для подражания сильных людей. Высокого полета. — Крестная почти усмехнулась, но мне показалось, она одобряет мой выбор. — Да, лучше равняться на тех, кто добился много. Это помогает добиться того, что хочешь ты. Окрыляет. Тебе так нравится журналистика?

Я ответила утвердительно и сказала, что пишу статьи кое-где. Все-таки дурочкой я тогда была, честное слово!

— Хорошо, — непонятно почему сказала Матильда.

Ее телефон, лежащий, видимо, в сумке, зазвонил — раздалась знакомая мне мелодия — ария Каравадоси из оперы Джакомо Пуччини "Тоска" в исполнении Андреа Бочелли. Интересно, крестная любит оперную музыку? Я тоже люблю. У меня на звонке стоит "Песня половецких девушек" из балетного фрагмента второго действия оперы "Князь Игорь", написанной великим композитором Бородиным в исполнении известного хора, но в современной обработке.

— Нам пора прощаться. Иди первой, — решила она, вытаскивая из сумки телефон, — я пока отвечу на телефонный звонок.

Я торопливо кивнула и положила на стол деньги за тирамису.

— До свидания. И спасибо, — сказала я искренне, встала и, заставив себя не оглядываться, ушла.

Пальцы болели от напряжения — так сильно я их сжимала.

— Деньги возьми, — послышалось в спину

— Нет, — отозвалась я упрямо и почти бегом направилась к выходу.

Я не знала, что после моего ухода два года назад, у нее состоялся один очень интересный разговор, иначе бы, наверное, заподозрила Матильду в чем-то. Но я не слышала, а потому осталась в священном неведении.

— Я с ней поговорила, она только что ушла, — сообщила безэмоциональным голосом Матильда по телефону, когда Настя покинула кафе. — Да, я все сделала так, как ты сказал, Леша. Ты знаешь, она угостила меня тирамису. А она интересная девочка.

Женщина, словно забыв о том, что ей нужно попасть на совещание к губернатору, вытащила из кожаной сумки пачку сигарет и, поставив оба локтя на стол, закурила, глядя куда-то вверх и что-то обдумывая и глядя то в потолок, расписанный весенними узорами, то на свои аккуратные ногти с белым френчем. Скурив тонкую белую сигарету до половины и небрежно, но тщательно затушив ее в пепельнице, выполненной в виде прозрачной полусферы, Матильда вновь взялась за телефон — большой сенсорный, который с трудом умещался в ее небольшой, но крепкой ладони. Касаясь экрана кончиком указательного пальца, она открыла папку с фотографиями, сделанными, кажется, на каком-то торжественном официальном мероприятии, где было много мужчин в строгих костюмах и женщины в с высокими прическами и в вечерних платьях, между которыми сновали официанты в форме, напоминающей мундиры позапрошлого столетия.

— Тебе судьба сделала подарок, — вдруг сама себе тихо, но очень жестко, даже зло, сказала крестная Анастасии, с отвращением глядя в большой экран, на фотографию, где были запечатлены двое мужчин и две женщины, в том числе и сама Матильда. — А ты так бездарно отказалась от него. Глупая идиотка. Дура. А мне такого подарка не сделали.

Еще раз глянув на светловолосую статную женщину лет сорока, одетую в черное, с открытыми плечами, платье в пол, Матильда кинула телефон в сумку, подозвала официанта, попросила чек, быстро расплатилась и ушла прочь из этого освещенного невероятно ярким и ласковым для декабря солнцем места.

Деньги, которые были оставлены за тирамису, она так и не тронула — после ухода Матильды официант почитал их чаевыми.

Да, я ничего не знала о разговоре Матильды с неизвестным человеком и продолжала радоваться тому, что у меня появился родной человек. Ну, или почти родной — с крестной я так и не стала близка. Думаю, с этой железной женщиной, которую я очень уважала, невозможно в принципе было стать близким человеком — она держала дистанцию, и делала это отменно. По жизни она была одиночкой и сама всего всегда достигала — это я поняла по ее биографии, которую изучила вдоль и поперек, а также по ее редким оговоркам. Мужа и детей у Матильды не было, подруг, как я понимала, — тоже, лишь приятельницы и коллеги по работе, родители ее уже давно отправились в мир иной. Получается, у нее была лишь я, и мне, если честно, это нравилось, хотя я понимала, включая здравый смысл и логику, что, скорее всего, помогает мне крестная не из-за сильной любви, а из-за чувства долга перед своей умершей лучшей подругой. Раньше она не могла этого делать, а теперь у нее появилась возможность и она помогала мне так, как считала нужным. А я пыталась научиться быть похожей на нее. Я тоже хотела стать успешной женщиной, стальной леди, которая в свои сорок пять лет выглядит куда круче, чем большинство моих ровесниц, при этом даже не скрывая свой возраст. Наверное, с моей стороны тоже не было любви — но присутствовало искреннее уважение.

Отправив статью редактору газеты и немного пообщавшись с ней по скайпу, чтобы обсудить кое-какие рабочие моменты, я вытащила диктофон, на который было записано интервью с деканом физмата, и принялась за вторую статью — уже для университетской газеты, в которой числилась на хорошем счету. И только потом, усталая, потирающая глаза, но довольная потащилась в душ и провела там не меньше часа — сначала приняла ванную, нечаянно заснув минут на двадцать, хотя и не люблю там долго "разлагаться", как говорит моя подруга Алена, а потом опробовала подарки Даниила, оставшись ими очень довольна. Подозреваю, что после душа я и мои волосы пахли ванилью за версту.

Поделав еще кое-какие дела по дому, и почитав поздравления на свой страничке в одной из самых известных социальных сетей страны, я долго крутилась около зеркала, решая, что лучше надеть в клуб и остановилась на черных прямых брюках из плотной ткани, облегающих ноги, чуть ли не как вторая кожа, белой простой майке и черном же приталенном пиджаке с короткими рукавами и манжетами в черно-белую полоску. Сверху надела длинные бусы, критично оглядела себя и, чуть подумав, нацепила на запястья крупные белые браслеты из пластика. Вышло вроде бы даже ничего. Я даже подмигнула своему отражению.

Не скажу, что гардероб у меня большой, но из всего имеющегося я пыталась выбрать то, что лучше всего подойдет для празднования Дня рождения в хорошем местечке, да и перед одним парнем хочется выглядеть красивой. Ну и чтобы еще и удобно было и при этом не очень холодно. Глядишь, может быть, познакомлюсь с каким-нибудь милашкой.

Ну, я, конечно, познакомилась, но только не с милашкой, а с отпетым негодяем и лицемером, правда, я об этом еще не знала.

Выбрав одежду, я, подпевая американской певице, чей клип крутили по музыкальному малоизвестному каналу, однако мною очень любимому, накрасила ногти в алый цвет. Подождав, пока лак высохнет, привела волосы в порядок — расчесала и завила плойкой в крупные локоны, которые тут же залила профессиональным сухим лаком, позаимствованным у Дана, чтобы прическа не распалась. Волосы-то у меня хоть и прямые от природы, но своевольные. Даже краска их плохо берет.

Затем, все так же напевая вслед за очередным музыкантом на ТВ, принялась за мейк ап. Подаренный Даниилом bb-крем вместо тонального, немного пудры, чтобы сделать цвет лица ровным, корректор для скул, придающий лицу несколько более четкие контуры, карандаш-подводка, темно-серые и белые тени — глаза должны быть выразительными, а взгляд — загадочным, тушь и светло-розовый блеск для губ.

Всему этому меня научил ни кто иной, как Дан, который одновременно учился в университете на менеджера и посещал курсы парикмахерского дела и визажа. У него очень даже неплохо получалось делать людей красивыми, а самое главное, он испытывал от этого удовольствие, а потом планировал связать свою жизнь с индустрией моды. Он постоянно, правда, в ущерб учебе, участвовал во всевозможных фотосессиях, где красил как профессиональных моделей, так и самых обычных людей, преимущественно девушек до тридцати лет, оплативших профессиональный сет у фотографа, с которым Даня частенько работал в паре.

Руки у меня хоть и не золотые, но слава Богу, растут не из того места, на котором принято сидеть, поэтому Даниил быстро научил меня разного рода хитростям в визаже и прическе и даже сказал как-то, что я смогла бы работать в этой области, пойди я учиться, но я лишь отмахнулась. У меня была совершенно другая цель — журналистика. Люди, правда, меня постоянно спрашивают, почему я учусь в таком случае на филологическом факультете, а не на журфаке, на что я всегда неизменно отвечаю, что мое личное дело, филология — это классическое гуманитарное образование, а журналистами становятся люди с совершенно разным образованием, даже технари и инженеры. Говорить о том, что я не поступила на журналистику, мне как-то не очень хотелось, а со временем поняла даже, что в том, что я поступила на филфак, есть свои плюсы. Взять хотя бы тот, что с тремя моими подругами — первыми в жизни настоящими — я познакомилась именно на учебе.

Не знаю почему — может быть, включилась моя интуиция, почувствовавшая неладное, но чем ближе был вечер, тем хуже у меня было настроение. Оно у меня вообще сумасшедшее, скачет туда-сюда без видимых причин. Добрый Данечка, строящий из себя ханжу, но вопреки этому любящий скабрезные шутки, конечно, находит этому объяснение, но я, пожалуй, не буду о нем говорить — слишком уж оно неприличное и связано с моим непосредственным общением с миром мужчин.

Обзвонив всех друзей, которые должны были приехать в клуб, я при полном параде выкатилась из дома, цокая по припорошенному снегом тротуару высокими каблучками ботинок, купленных мною недавно на одной очень классной распродаже. Правда, идти было неудобно, и я сто раз обругала себя за то, что не купила нормальную удобную обувь. Интересно, как я всю ночь на ногах проведу в клубе? Чем ближе я подходила к остановке, тем почему-то хуже становилось мое настроение. А еще раздражал снег, плавно ложащийся на мои волосы — я прямо-таки чувствовала, как он разрушает мне прическу! Я же ведь была без шапки, подумав, что она, как всегда, помнет локоны. Чем больше я злилась, тем больше шел снег и вскоре вообще началась едва ли не пурга.

Перед самой остановкой я умудрилась поскользнуться и на беду себе упасть, поцарапав колено и едва не порвав брюки. Естественно, от этого настроение у меня понизилось еще на градус. А вот температура на улице — на градусов пять, как минимум.

Нужного автобуса, который, когда не надо, ходит каждые десять минут, не было чуть ли ни час, и когда он, наконец, приехал, я казалась похожей на окоченевшую сосиску с негнущимися пальцами — даже через перчатки они сильно замерзли. Вместе с парой сотней людей, вместе со мной дожидавшихся этого маршрута, я не без труда залезла в автобус. Несмотря на отсутствие пробок, до нужного места мы ехали еще минут сорок, едва-едва плетясь около обочины и останавливаясь с поводом и без. Я все это время стояла, а не сидела, с трудом дотягиваясь до высокого поручня, а потому стала еще злее — ноги, непривычные к высоким каблукам, успели устать.

Единственное, что, вернее, кто меня порадовал, была кондукторша — веселая тетенька лет пятидесяти, с яркими голубыми тенями на веках, громким голосом и с золотым передним зубом. На широкой груди ее сверкала большая нежно-розовая брошка с каким-то цветком, который я, впрочем, плохо рассмотрела.

— Пассажиры, — командовала женщина, активно пробривая себе дорогу сквозь людской род, то есть, через тела людей своим собственным, видя, что в салон с трудом впихивается новая сотня пассажиров с остановки, — входите-входите, делайте мне план! Давайте, активнее! Женщина, поднимитесь на ступеньку! Мужчина, да-да, вы, в кроличьей шапке, пролезьте вперед!

— Куда я пролезу? — пропыхтел обладатель кроличьей пушистой шапки. — Тут люди. Я сквозь них еще не научился просачиваться.

— Тут везде люди, пролезайте! — отозвалась бойкая кондуктор. — Вот видите, получилось, а вы боялись.

— Я и сейчас боюсь, — отозвался мужчина. — Мне держаться не за что.

— Сейчас я вам помогу, — как-то угрожающе пообещала хозяйка автобуса и каким-то невероятным образом пропихнула его поближе к поручню.

— Пассажиры, проходите и рассчитывайтесь! А кто не рассчитается, тот огребет, — добавила она радостным тоном и стала пробивать себе путь дальше. Узрев меня, она вдруг подмигнула мне, вежливо отодвинула в сторону какую-то дородную женщину, протиснулась мимо двух парней и остановилась напротив меня, болтающейся на поручнях. Пока я рассчитывалась, боясь не удержаться и упасть, она вдруг сказала:

— Веселая жизнь у тебя начнется, девочка.

— Что? — не поняла я. Кондуктор пытливо оглядела меня и заявила, что я, дескать, скоро узнаю. Я, в свою очередь, подумала, что она много пьет, но благоразумно промолчала.

Всю дорогу я, зажатая со всех сторон собратьями по несчастью, точнее, по поездке, нервничала, потому как из-за дурацкого автобуса опаздывала на встречу с друзьями и боялась, что они будут стоять на морозе и ждать меня, ведь комната забронирована на мое имя, и без меня ребята не попадут внутрь. Они, правда, мне пока звонили и не писали, и это обнадеживало.

К клубу с наиглупейшим названием "Горячая сковорода", который к этому времени уже открылся и радовал округу ярким светом неоновых огней, я подошла крайне злая. И на фирменный логотип ночного заведения — огромную якобы раскаленную сковородку, из которой вырывались малиново-красные лучи света, я посмотрела чуть ли ни с отвращением.

В голове я уже сочиняла слова извинения друзьям, которые, должно быть, замерзли, но пришла в самое настоящее изумление, поняв, что никого из них еще нет. Вот поэтому-то они не названивали мне — сами еще не приехали!

Это открытие меня не обрадовало, и я сама принялась набирать их номера телефонов. Оказалось, они все сейчас были вместе и почти что подъезжали к клубу на машине.

— Что значит почти что? — подозрительно осведомилась я у Дани, с которым, собственно, и разговаривала. Сквозь смех и вопли: "С Днем рождения!", я с трудом услышала его ответ:

— Ну, вот так, почти, — как-то уклончиво отвечал Даня, и я нахмурилась — не зря он юлит. — Да заткнитесь вы, Наську не слышно! — заорал он шумной компании. — Дорогая, мы скоро, минут через десять. У Ранджи просто все время Танк глохнет!

Танк — большой старый, но вполне себе бодрый внедорожник "Ленд Крузер" моей подруги Ранджи, доставшийся ей от отца, в котором могло поместиться семь человек, а при большом желании и не менее большой нужде — даже десять. Мы как-то раз пробовали. Было тесно, но весело. Однако иногда Танк вел себя плохо и почему-то глох в самое неподходящее время, хотя специалисты никаких неисправностей в нем не находили.

— Даю вам десять минут, — строго сказала я, ежась на ветру и ненавидя снег еще больше. — Не приезжаете — ухожу, делайте, что хотите.

Им всегда нужно грозить — они все, как на подбор, странные люди, за которыми нужен глаз да глаз, а еще им нужны инструкции, что да как делать.

— Хорошо-хорошо, не злись, Насть, мы приедем, — пообещал сквозь новую порцию поздравляющих криков Дан. Я улыбнулась и отключилась. Все-таки что бы я делала без своих друзей? Они для меня — самые близкие люди, и я всегда благодарна высшим силам за то, что они у меня есть. Хотя, конечно, их выкрутасы меня иногда раздражают. Ну, меня на самом деле многое раздражает, но я стараюсь держать свои эмоции в себе и делиться с ними только с самыми близкими людьми.

Я задумчиво посмотрела на трехэтажное здание клуба, около которого собралось много народа. Сегодня суббота, день законного отдыха. И поэтому сюда многие хотели бы попасть. Однако строгий фейс-контроль половину просто-напросто разворачивал обратно. Конечно, если тебя куда-то не пускает охрана, к тому же без объяснения причин, это неприятно, но политику руководства клуба я поддерживала — заведению нужно держать марку, чтобы в него не валили толпы гопников со всех районов с их некультурными подружками. Часто ведь бывает — открывается какое-нибудь новое пафосное заведение, куда с удовольствием ходит богема, а через пару-тройку лет становится нерентабельным, потому как контингент в нем становится, мягко говоря, не очень. Клуб "Горячая сковорода" был заведением несколько иного уровня, и меня это в нем, если честно, и привлекало.

Я пристально всматривалась на дорогу, ожидая увидеть старый, но верный внедорожник Ранджи, но его все не было и не было.

Блин, у нас все, как обычно — друзья опаздывают. Они всегда так дружно опаздывают, что это выглядит так, словно я раньше приезжаю, хотя всегда прихожу к назначенному сроку, по крайней мере, стараюсь.

Пока я хмуро вглядывалась в дорогу, заполненную потоком медленно движущихся автомобилей и автобусов, подмигивающих городу фарами и отблесками зеркал, ко мне прицепился какой-то тип в кожаной куртке и коротким низким хвостиком, сидящий за рулем дорогой машины, кажется, новенького белоснежного "БМВ" с высоченной подвеской. Он наполовину открыл окно и, жуя жвачку, разглядывал меня. Я одарила его равнодушным взглядом и отвернулась, открыв свою раскладушку и принявшись писать гневное сообщение Алене, которая вместе со всеми сейчас ехала в Танке. Спину какое-то время мне настойчиво прожигали, а затем, наконец, водитель "БМВ" покинул свою тачку, чтобы подойти ко мне.

— Привет, — услышала я и невольно обернулась. — Я хочу с тобой пообщаться. Ты можешь сейчас? — Голос у парня был приятный, неторопливый, но слишком уж развязный, словно мы сто лет знакомы. Наверное, поэтому он мне и не понравился, впрочем, его владелец тоже не очень-то пришелся мне по вкусу, хотя выглядел вполне ничего: чуть выше среднего роста, довольно спортивный, скорее всего, сильный и, почему-то мне показалось, смелый, с довольно правильными чертами лица, находящимися на тонкой грани между грубыми и мужественными, а также наличие кожаной крутой куртки, серьги в ухе и длинных темных волос, собранных в низкий короткий хвост, делали его похожим на какого-то обманчиво милого мафиози из итальянского фильма про бандитов. Он довольно близко приблизился ко мне, неотрывно и приветливо глядя в глаза.

— Я жду, — отозвалась я скучным голосом.

— Молодого человека? — предположил он.

— Друзей, — не стала скрывать я.

— И когда они придут? Скоро? — его улыбка была искренней, и если бы не моя природная подозрительность и плохое нервное настроение, я, может быть, даже повелась и была бы милой, хотя сразу же заподозрила в нем человека, как говорится, состоящего в одной прелестной теме.

— Скоро.

— Значит, две минуты мы можем пообщаться. Ты красивая, мне прямо захотелось с тобой поговорить. И голос под стать — плавный, с симпатичным тембром. Ты, случайно, не оперная певица?

— А что, похожа? — поинтересовалась я с некоторым недоумением.

— Ага, наверное, партии с басом — твои. А я драматическим тенором пою. — Это звучало очень весело, и я чуть было не позволила себе улыбнуться, но в это время он в шутку коснулся моего локтя и задал неожиданный вопрос. — Ты любишь огни ночного города?

Я посмотрела на него долгим взглядом, все больше и больше понимая свою правоту, и отрицательно покачала головой. Чего еще за огни? Я люблю людей, которые не опаздывают и не пристают к другим людям.

— Дрезден, Лондон, Рим, Берлин, Нью-Йорк, Амстердам — огни какого города тебе больше по вкусу? — продолжал он мне все тем же развязным тоном. За этим тоном чувствовалась уверенность в себе и в своих силах.

Я промолчала, отправляя сообщение подруге.

— Эй, — явно обиделся обладатель хвостика, видя, что я не проявляю к нему никакого интереса, — ты чего меня игноришь так откровенно? А если я буду плакать?

Я с любопытством взглянула на него.

— А ты не назвал город, огни которого мне больше всего по вкусу, что я должна сказать?

— Даже так? И какой же твой любимый город?

— Прага.

— А те, которые я перечислил, тебе не нравятся? — прищурившись, спросил парень.

— Города как города. Хорошие, — пожала я плечами.

— О, то есть ты типа была во всех этих городах? — насмешливо поинтересовался он, явно намекая, что я вруша. Я чуть не закатила глаза к темному небу. — Да хорош гнать, не была ты нигде.

— Не была, так не была, — не стала спорить я. Да когда же они, наконец, приедут?

— Любишь приврать? Видимо, ты плохая девушка? — парень подошел еще ближе — так, что я недовольно уставилась на него. — А я люблю плохих девочек. Ты знала, что у нас волшебный город? — без перехода спросил он, касаясь ладонью моего локтя — я тут же сделала шаг назад.

— Бери выше — у нас волшебная страна.

— Волшебная страна — это Нарния, — отозвался он.

— Значит, мы в Нарнии.

— Тогда я ее принц. — Парень озорно улыбнулся.

— Поздравляю.

— Ты должна поздравить себя — я могу показать тебе волшебство города. Что ты делаешь сегодня вечером? — поинтересовался он, как бы между прочим.

— Общаюсь с друзьями.

— В этом местечке? — он кивнул на "Горячую сковороду".

— А ты видишь какой-то другой клуб? — раздражённо спросила я.

— У тебя есть возможность увидеть волшебство ночного города. — Его голос буквально источал неравнодушие. И парень начал с силой напирать на меня, буквально вынуждая согласиться прокатиться с ним ночью на тачке, блестящей под светом фонаря.

— Ты должна согласиться, — настаивал он.

— Я же сказала, что не хочу, — произнесла я, злясь — больше даже не на него, а на своих сумасшедших друзей, застрявших непонятно где.

— Не хочешь? — поднял темные брови парень. — Ты хочешь. Ты просто не знаешь, чего ты на самом деле хочешь.

Я тоже вопросительно приподняла бровь.

— А ты знаешь, чего я хочу?

— Конечно, — самодовольно откликнулся тот, а я даже поморщилась. — Я экстрасенс. Ты веришь в магию?

— Ага, в экзорцистов, которые изгоняют из людей принцев Нарнии. — Я хмыкнула. Меня достал весь этот фарс. Мальчик и забавлял, и напрягал одновременно.

— Будешь моим экзорцистом ночью? Хотя нет, ты на ведьму похожа, — вдруг выдал он. Если он мне еще про то, что у меня волосы приятно пахнут, скажет, значит, точно, пикапер. Как-то раз я общалась с одним из них — нас познакомил один из моих друзей, и этот бравый парень, глотнув лишнего, весь вечер рассказывал нам о том, как он мастерски клеит девушек, используя метод трехсвиданки, когда в течение трех дней, используя определенные приемы, слямзенные из НЛП, мальчики пытаются развести девочек на физическую близость. И этот принц Нарнии кучу таких приемчиков уже незаметно использовал: и с забавной "открывашки" начал диалог, не забыв поймать взгляд, и кино включил, то есть, кинестетику — прикосновения, и пытался "якорить" и ввести в типа в трансовое состояние с помощью крышесносящих или как там они называются, фраз, ну и просто личное обаяние включил, которое при знакомстве всегда играет важную роль.

— А я и есть ведьма, — отозвалась я лениво, поправляя длинные и тяжелые от лака локоны, которые еще держали форму, не смотря на снег и ветер. — И если ты сейчас отсюда не сделаешь ноги, я тебя прокляну.

Он весело засмеялся.

Не знаю, куда бы завел нас наш диалог, но в это время неподалеку припарковалась еще одна машина, из которой вылезло трое парней и одна девушка. Один из них, достаточно высокий, стройный и утонченно красивый, облаченный в грифельного холодного цвета двубортное пальто с воротником-стойкой, достающее чуть выше колен, подошел к нам. Выглядел он холодно, стильно, но не вычурно — ни дать, ни взять представитель местной молодой богемы. Модное приталенное пальто подчеркивало силуэт молодого человека и с тонкими светлыми перчатками смотрелось еще более стильно и даже как-то аристократически. Как будто бы не просто очередной пижон вышел из крутой машинки, а самый настоящий английский пэр, какой-нибудь младший сын графа, двадцать третий претендент на священный престол Великобритании.

Казалось, его образ был продуман до конца — даже грубоватые ботинки на шнуровке в стиле милитари, в которые были заправлены темные джинсы, казались абсолютно в тему. Они как будто бы контрастировали с общим достаточно нежным образом, говоря, что в этом парне есть и мужественная сторона, а сам он уверенно стоит на ногах.

Почти утихомирившиеся снег и ветер тут же усилились, и на его русые волосы, самые длинные кончики которых касались плеч, беззвучно стали падать огромные полупрозрачные хлопья снега.

Со мной это было впервые в жизни. Как только я увидела этого человека, шум города на мгновение затих, и все мое внимание, против моей же воли, сфокусировалось на нем.

Луна, только что отогнавшая от себя обрывки облаков, казалось, треснула — я отчетливо услышала этот звук и вздрогнула. Гирлянды звезд на небе дружно зазвенели и стали одна за другой падать на небо с оглушительным равномерным звуком: тук-тук-тук. Я не сразу поняла, что я просто слышала биение своего сердца сквозь натянутую, как струна, тишину.

Снежные хлопья падал на него, нежно, аккуратно, с любовью, и еще какое-то мгновение мне казалось, что они, отталкиваясь от его волос, плеч, спины, рук, превращаются в белые искры. Белые холодные искры снега отлетали от этого человека, как бенгальские огни от стальной свечи, на которую был нанесен пиротехнический состав.

Мне показалось, что этот парень тоже что-то почувствовал, но виду он, как, впрочем, и я, не подал.

А еще — честное слово, я не шучу! — я услышала отдаленные голоса, мужской и женский, которые обещали найти друг друга. Эти голоса словно бы передавали по плохой рации, вставленной в мою голову. Стало невыносимо грустно — глубокая печаль, словно прорвавшаяся плотина холма и поля, затопила меня.

Что со мной? Схожу с ума? Крыша медленно, но верно, машет мне обеими лапками?

Щеки у меня загорелись непонятным жаром, ладони закололи тысячи стеклянных иголок, и секундное наваждение исчезло, оставив меня в недоумении. Я что, уже замерзаю, моя температура тела близка к тридцати пяти градусам, и у меня начались галлюцинации?

Почему его друг, уже минут пять распинающийся передо мной, не смог так сильно завладеть моим вниманием, как он, просто подошедший к нам из ниоткуда?

Я еще раз взглянула на русоволосого молодого человека, пытаясь разглядеть, какого цвета его глаза, как вдруг он испортил это непонятное волшебное мгновение. Он открыл рот и понеслось. Волшебство рассеялось, растаяло, как снег на теплой ладони.

Короче, я поняла, что терпеть его не могу, именно тогда, когда он заговорил.

— Ты что тут делаешь, пошли, — раздраженно бросил этот парень своему другу-пикаперу.

— С девушкой знакомлюсь, — ответил тот, продолжая смотреть на меня, как голодный папуас на добычу.

— С девушкой? — глаза, цвет которых я пока еще не рассмотрела в темноте, изучали меня не более трех секунд, после чего их обладатель потерял ко мне всяческий интерес. — Не теряй на это время, двигаем в клуб.

Вроде бы ничего особенного не сказал, а у меня сами собой сдвинулись брови. На "это"? Он так обо мне? Парень смеется или как? Или смерти ищет?

— А она ничего так. — Обладатель хвостика, чуть склонив голову на бок, вновь обратился ко мне. — Твои волосы вкусно пахнут.

— Ты токсикоман, что ли? — спросила я. Дождалась-таки этой фразы.

— В смысле? — удивленно взглянул он на меня.

— Они лаком пахнут, — пояснила я мрачно, точно уже для себя решив, что мальчик — пикапер. Телесный контакт он уже пробовал установить — касался меня, и сейчас, скорее всего, попробует еще раз установить его.

Как по заказу, парень с хвостиком пожал плечами, развязано подмигнул мне и вдруг, когда его надменный дружок, на ходу снимая перчатки, уже развернулся по направлению ко входу в клуб, поймал меня за руку и вложил в пальцы черный прямоугольник, который оказался ни чем иным, как его визиткой. На черном элегантном фоне белыми ровными буквами были выведены его имя и номер мобильного телефона.

— Я дал тебе свой номерочек, теперь твоя очередь, — сказал он мне, улыбнувшись, не отпуская моей руки. — Давай, запишем его в твой телефон? Ты не думай, мне не нужен от тебя секс или что-то еще вроде этого. Я просто хочу пообщаться с тобой. Показать огни города. Ты мне очень понравилась. Кстати, знаешь, с кем я знаком?

— О, Боже, с кем? — я попыталась вырвать руку, но у меня этого не получилось.

— С тобой. Меня зовут Николай. А тебя? Давай запишем мое имя тебе в телефон?

Ту же руку, которую он держал в своих пальцах, парень внезапно положил себе на грудь — его кожаная куртка была на треть расстегнута, и я ладонью коснулась свитера, почувствовав тепло его тела. Второй рукой он выхватил мой мобильник и открыл его без моего разрешения.

— Запомнила? Я — Николай, — весело прокричал он, принимая ярость в моих глазах за удивление. — А это, — он кивнул на мою руку, лежащую на его груди, — чтобы ты точно запомнила, как меня зовут!

— Слушай, Николай, у меня сейчас плохое настроение, и я не очень хочу общаться, — произнесла я, говоря чистую правду. Холодно, с прической фиг знает что, эти чудовища, друзья, то есть, опаздывают, а ко мне клеится какой-то пикапер-недоучка на дорогой тачке.

— Да сдалась она тебе, в клубе хорошенькую девочку найдешь, — недовольно прогундосил дятел в пальто, явно давая понять, что он обо мне весьма низкого мнения.

— Я не могу оставить эту ведьмочку, — возразил его друг и вдруг подмигнул мне, не понимая, что провоцирует меня. — Красотка. — Он вновь делал вид, что меня тут нет.

— Где красотка? — недоумок в пальто, который жалкую минуту назад ввел меня в самый настоящий ступор, приложил ладонь ко лбу, как капитан дальнего плавания, смотрящий в самое сердце моря, надеясь отыскать там землю, и картинно поглазел в разные стороны. — Очнись, — вынес он свой вердикт, — тут нет красоток.

Парень мигом растерял для меня всю свою волшебную привлекательность и аристократизм, которого в нем не было и в помине, и теперь мне хотелось залепить ему пару-другую пощечин за грубые слова и пренебрежительный тон. И его другу хотелось долбануть. Нет, я понимаю, есть такие люди, как пикаперы, и я много о них наслышана, но если, блин, девушка не настроена на общение, можно понять и чисто по-человечески отвалить?

— Тут одни только уроды. Моральные, — очень тихо, ни к кому не обращаясь, проговорила я. Русоволосый дружок пикапера, изображающий капитана, это услышал и хмыкнул, но лично мне ничего не сказал.

— Все, пошли уже, черт побери, — поторопил Николая он с великим нетерпением в голосе. — Нашел на кого время тратить.

Тот как-то обиженно и немного злобно посмотрел на друга и опять улыбнулся мне — обворожительно и мило. Если бы я была в хорошем расположении духа, возможно, я бы с ним побеседовала — мне всегда интересно, смогут ли пикаперы заворожить меня или нет. Искусство общения всегда было мне интересно. Но сейчас я просто хотела отвязаться от этого идиота. И злилась уже конкретно. Лицо мое оставалось непроницаемо-спокойным, а вот внутри все дрожало.

— В полночь жду на этом самом месте, — улыбнулся мне Николай и попытался в который раз коснуться обеими ладонями моих предплечий.

— Не трогай меня, — предупредила я его, а он, хрипловато рассмеявшись, полез обниматься. Контакт физический хотел, наверное, закрепить.

Голову накрыло воздушной волной недобрых чувств.

— Я предупреждаю, не прикасайся ко мне.

— Хорошо, хорошо, я только обниму тебя, конфета — у тебя волосы конфетами пахнут, я говорил? В общем, в полночь прихо... — начал, было, Николай новую песню, но закончить предложение не успел.

Я, оттолкнув его от себя, и от всей души врезала парню с хвостиком под дых — наша сильная Ранджи в свое время научила, спасибо ей. И хотя ему было не сильно больно, он явно опешил. Даже его дятлообразный дружок удивился.

— Ого-го, — сказал он. — А девочка с характером. Что за дракона ты пытаешься снять?

— Да она казалось милой, — отозвался деланно беспечно Николай потирая грудь. — Горячая штучка, — сообщил он мне. Он ничуть не смутился.

— Или отстань от меня, или я еще тебе добавлю, — прошипела я. Думаю, взгляд у меня был не самым добрым.

— Да все, парни, идем в "Сковородку", — раздался веселый громкий голос, принадлежащий одному из парней, с которыми приехал дурень, назвавший меня драконом. — Шейк, ты проиграл! Ты так и не смог снять ее! Явный провал! Не надо так прессовать! Так жать на нее не надо было!

Данный текст не редактирован и размещен на сайте samlib.ru в черновом варианте.

Николай, он же Шейк, беспомощно мне улыбнулся, пожал плечами и послал воздушный поцелуй, заставив руки затрястись от ярости. Да они что себе позволяют, недоумки?! По ходу, даже ноздри у меня раздувались от переполнявших эмоций, а такое со мной редко бывает — обычно мои негативные эмоции выдает только холодный огонь в глазах.

Люди, проходившие мимо, с интересом смотрели на нас, но не вмешивались.

Парень в пальто, поглаживая правой рукой кожу тонких светлых перчаток, зажатых в левой руке, глядя мне в лицо, засмеялся — весело, громко, задорно. Издевательски. Глаза у меня остекленели. Ненавижу, когда надо мной издеваются. Все оскорбления я принимаю близко к сердцу. И стоять просто так не буду — сейчас пижон у меня поплачет. Я засунула одну руку в сумку и нашарила маркер — у меня всегда с собой есть черный, на всякий случай, мало ли, в универе понадобиться. Или в таких вот ситуациях.

Оба парня — и Николай, и его друг, не переставая ржать, отправились в сторону клуба, догоняя своих друзей, а я быстрым шагом нагнала их и дотронулась резким движением до плеча главного хохотуна.

— Чего тебе? — развернулся он так же резко, явно не понимая, что я сейчас сделаю — а я просто-напросто с невозмутимым лицом вытащила маркер и, пока он хлопал ушами, молниеносно нарисовала над его верхней тонкой губой довольно-таки миленькие гитлеровские усы, а после успела прочертить длинную полосу на носу, как у енота. Свое грязное дело я сделала быстро, буквально за две секунды, пока он стоял совершенно ошарашенный — эффект неожиданности сыграл свое дело, подарив мне драгоценное временное преимущество. После этого, правда, Адольфик пришел в себя, поняв, что я сделала. Заорав, он схватил меня за локти и с силой отпихнул от себя, так, что я чуть не упала. Черный маркер выскользнул их моих пальцев и остался черной непонятной палочкой лежать на белом снегу.

— Ты что, с ума сошла? — кричал русоволосый парень, безуспешно пытаясь оттереть маркер, прочно въевшийся в его бледную чистую, как у девочки, кожу. — Ты психованная? Идиотка!

— Я же сказала, что экзорцист. Это я так из тебя дурь изгоняю. Тайными знаками, — парировала я ледяным тоном, понимая, что он мне за эту выходку и врезать может.

— Я сейчас тебя сам изгоню, — проговорил он вдруг тихо и злобно, схватил со снега маркер, а после попытался меня поймать в свои объятия. Наверное, чтобы задушить. А потом запихать маркер в нос. Шучу — на самом деле наш новоиспеченный Адольфушка решил отомстить мне тем же способом — начертить мне что-нибудь на лице. Однако я этого совершенно не хотела, и мы забавным волчком закружились под падающим снегом на виду его совершенно обалдевших товарищей.

— Отстань от нее, она невменяша, — заорал его друг Николай-Шейк, — пошли уже!

— Яр! Оставь ее в покое! Ты что делаешь? — другие друзья тоже попытались воззвать к разуму дятла, чья рожа от бешенства теперь была похожа на гусиную. Однако, тщетно — разума у этого парня не было. Он все же поймал меня одной рукой и с силой притянул к себе, словно хотел заключить в пламенные объятия — я едва не стукнулась лбом о его подбородок. Другой рукой, в который был зажат мой маркер, парень попытался дотянуться до моего лица, но я ловко вывернулась и даже умудрилась укусить его за оголенное запястье. Испугались мы оба — и он, и я. Он, видимо, подумывал, а не заразился ли бешенством, а я — не вызвать ли мне бригаду скорой помощи. Для себя. Раньше я людей не кусала. Мне даже противно стало — а вдруг он заразный? И я принялась вытирать рот обратной стороной ладони. Умник тоже, видимо, думал, что я заразная, с ужасом глядя на слабенький укус. Глаза у него были ошарашенные.

— Зачем ты это сделала?! — через пару секунд рассерженным котом зашипел парень, видимо, более менее придя в себя. — Ты неприятностей хочешь? Я тебя сейчас прикончу! Больная, что ли?

И он схватил меня за плечи и принялся трясти, как яблоню, словно пытаясь стрясти плоды. Было не больно, а обидно.

— Это тебе возмездие, чтобы не смеялся над женщинами, — наставительно заметила я, пытаясь отцепиться от него. Хоть я тоже была в ярости, я не орала, а говорила холодным тоном. И только потом я поняла, что, как бы странно это не прозвучало, мне нравились прикосновения этого чокнутого. Но это я поняла много позже. Много-много позже.

— Ты не женщина, ты психопатка! Зачем ты меня укусила?!

Тут к нам все-таки подбежали его друзья и отцепили от меня идиота в пальто. Единственная девушка в этой компании: высокая, худенькая и симпатичная — у нее было словно лицо эльфа, случайно заблудившегося в мире урбанистической культуры, тут же принялась извиняться передо мной, а парни, пытавшиеся утихомирить этого самого Яра, глядя на его усато-полосатое теперь лицо, начали хмыкать, с трудом сдерживая смех. Они суетились вокруг него, что-то возмущенно вопящего, аки придворные вокруг принца-наследника.

— Ты, и правда, того, — покачал головой Шейк, обратившись ко мне. Темные глаза его весело блестели. — Зачем маркером-то его изрисовала?

— Детка, зачем ты его укусила? — спросил одновременно тот, который на всю округу орал про то, что этот самый Шейк пытался меня снять. Скверное слово — снять. Обычно снимают, ну вы сами понимаете, кого.

— Пометила. Все, идите, гуси, — царственно отпустила их я. И в этот момент, наконец, появились мои друзья. Они только что припарковались на месте отъехавшего "Ниссана" и, увидев меня в компании незнакомых орущих людей, сразу же поскакали на помощь.

— Что случилось? Наська, что произошло? Это кто? — вопрошали ребята, а Ранджи, девочка боевая, первой сделала шаг вперед, взглядом профессионального бойца окидывая чужаков. Мальчишки тоже вышли вперед, агрессивно поглядывали на друзей Енота. Я почувствовала себя увереннее.

— У вас подружка — чокнутая, — сказал Шейк. — То дерется, то кусается. Щас поедем парню уколы от бешенства ставить.

— Ты за свои слова отвечаешь? — смело спросил один из моих друзей, Женька, взяв меня за руку и слегка сжав ее, словно бы говоря, что все хорошо. На мгновение чуть левее солнечного сплетения стало тепло. Честно говоря, к нему я относилась не совсем по-дружески. Этот парень нравился мне.

— Отвечаю, — усмехнулся тот.

— Может быть, сейчас ответишь? Прямо тут? — включился еще один мой друг — Олег с весьма специфической кличкой Темные Силы. Что такое драки, он знал не понаслышке. Да и человеком был вспыльчивым.

— Без проблем. Ты, главное, мой ответ выдержи, — усмехнулся Шейк. Пара друзей поддержали его одобрительными возгласами. Услышав это, Темные Силы картинно запрыгал на месте, как боксер, явно давая понять, что готов к разного рода разговорам.

Наверное, парни бы стали нарываться друг на друга, а после бы преступили куда к более активным действиям, если бы не один из друзей Шейка и Адольфика, самый, видимо, благоразумный, который просто заставил своих ребят покинуть место действия.

— Хватит цирка, уходим. Уходим! — решил крепкий загорелый парень в черной шапке, держащий своего усатого ругающегося друга за предплечья, и почти силой потащил его прочь. Остальные потянулись за ними, изредка оглядываясь в мою сторону. Я подняла маркер со снега и вздохнула — кажется, он больше непригоден, весь промок в снеге, да и наступил на него кто-то лошадиной ногой.

— Что тут произошло? — первым нарушил молчание изумленный Дан. — Ты это... в порядке?

— Они тебе ничего не сделали? — проводила сердитым взглядом толпу Алсу.

— Хочешь, мы этих придурков выследим и накастыляем? — от всей души предложил Темные Силы, хищно поглядывая в ту же сторону.

— Если вы бы еще подольше ехали, меня бы тут вообще убили, — проворчала я. Алена молча стала стряхивать с меня снег. Глаза у нее были большими от удивления. Кажется, подруга испугалась за меня больше меня самой.

— Да у нас Танк тормозил, — отвечала Ранджи глухим голосом — он у нее как визитная карточка, потому что для девушки достаточно низкий, но без сексуальной игривой хрипотцы, а твердый и волевой. — Опять в сервис ехать надо.

— А не надо было его Танком называть, — тут же встрял Дан. Они с Ранджи часто спорили и подтрунивали друг над другом, а сначала вообще слегка друг друга недолюбливали. Это потому что знакомство этих двоих началось с того, что моя подруга случайно ударила его локтем в нос, а он долго орал и вопил. — Как корабль назовешь, так он и поплывет. Надо было машинку Отто наречь, как я предлагал. Или Михаэь. Или Кими.

Танком внедорожник мы прозвали из-за того, что когда впервые увидели автомобиль, удивились, какой он грязный, а Ранджи невозмутимо сказала, что танки грязи не боятся и повезла его на мойку.

— Почему Михаэль и Кими я понял — в честь Шумахра и Райкконена, — назвал двух известных гонщиков Женька. — А почему Отто-то?

— Поэтично. Ассоциируется с ветром и легким полетом, — отозвался Даниил, не без основания считающий себя человеком творческим.

— Сам себе тачку купи и нарекай ее хоть Отто, хоть Михаэль, хоть Ариэль, хоть Колбаса Петровна, — спокойно отозвалась Ранджи, которая свои решения не меняла. Танк — значит Танк. И точка.

— Так, все быстро в клуб, — велела я.

— Так что с тобой случилось? — внимательно осмотрела на меня Алена. — У тебя же сегодня День рождения...

— Похоронный праздник, — перебила я подругу. Настроение было омерзительным.

— Кого хоронить будем? — ухмыльнулась Алсу. — Двадцать первый год?

— Точно, его, — вздохнула я.

— Так что приключилось? — вновь требовательно подал голос Дан. — Ты так и не ответила?

Остальные его поддержали. Ребята тут же загомонили, наперебой требуя рассказать, что произошло, но я сказала, что сначала мы должны оказаться в клубе, в нашей отдельной комнате с диванчиками и караоке-системой. Им пришлось подчиниться — они чувствовали себя виноватыми, потому что так задержались.

— С тобой точно все в порядке? — спрашивали меня они всю короткую дорогу до дверей, ведущих в клуб.

— Все нормально! Просто дураки прицепились.

— Что-то у тебя волосы всклокоченные, — заметил эстет Даня и попытался пригладить выбившуюся прядку, но у него ничего не получилось.

Если честно, я боялась, что охрана нас реально завернет, даже увидев, что у нас есть бронь на комнату. И страхи у меня появились не на пустом месте. Как я уже говорила, в "Горячую сковороду" не пускают всяческий сброд, подозрительных личностей и просто людей, чья внешность нестандартна. Там могут только за джинсы отправить восвояси! И сейчас со мной было несколько человек, которые совершенно точно не прошли бы фейс-контроль, приди они в это местечко просто так.

Думаю, пора представить своих друзей. Про Даниила, шагающего справа от меня, я уже говорила — парень он обаятельный, симпатичный, подвижный, одетый с иголочки и подчеркнуто стильно. Как-никак, он визажист и парикмахер, у которого классный вкус. Он знает, какие цвета сочетаются с его типом кожи, каштановыми волосами и карими глазами, какая одежда лучше подчеркнет фигуру и какие аксессуары нужно надеть, чтобы выглядеть уместно.

Мы так привыкли друг ко другу за последние два года совместного съема квартиры, что иногда мне кажется, будто мы — супруги, претеревшиеся друг ко другу. Но неправильные супруги. В роли жены — Данька, отлично умеющий готовить, любящий наводить чистоту и с каким-то непонятным мне удовольствием гладящий белье. А в роли мужа — носящаяся всюду, как савраска с ноутбуком в обнимку, учащаяся, работающая, занимающаяся организационными вопросами разного рода в университете. Часто я приходила домой и Даня, улыбаясь, предлагал мне заботливо ужин — если, конечно, сам не был занят, а я нахваливала его кулинарные таланты. Странно, но все, что нужно было делать руками, у друга получалось на отлично. Я, впрочем, тоже не страдала болезнью, связанную с тем, что руки растут не из тех мест, но Дана уважала.

В общем, жили мы гармонично, не ругались, и в квартире у нас было хорошо и чисто — мы оба были любителями порядка. Я, правда, убиралась не так часто, как сосед, но и никогда ничего не позволяла себе раскидывать, поэтому могли мирно сосуществовать.

С Даней проблем на фэйс-контроле никогда не бывает, как впрочем, и с Аленой, моей очень хорошей подругой, которая шагала с левой стороны от меня и держала под локоть. С ней мы общались с сентября первого курса, а теперь вместе домучивали филфак. Алена — наша гордость, умница и настоящая красавица, которая даже участвовала в конкурсе "Мисс город", правда, к нашему сожалению, несправедливо заняла только третье место, когда как первое заняла девица, которую я очень не люблю — взаимно не люблю. Отбоя от поклонников у Алены нет — она, действительно, эффектна и похожа на девицу-красу из народных преданий. Мягкая и в то же время выразительная славянская внешность, подчеркнутая шикарной светлой улыбкой, женственная изящная фигура и длинная толстая золотисто-пшеничная коса до самого пояса, которую подруга, правда, делает редко, предпочитая распущенные волосы или же собранные в незамысловатую прическу. И имя ей прямо под стать — такое же плавное и симпатичное.

Правда, не смотря на популярность среди мужчин всех возрастов, Алена девушка одинокая и отношений предпочитает не иметь, говоря, что хочет быть только с тем единственным, в которого она влюбится, а пока что она еще ни к кому не испытывает таких сильных чувств.

Если за Даниила и Алену я не боялась, то за остальных друзей из нашей маленькой компании переживала. Вдруг фейсконтроль завернет их?

Прямо за Аленой бодро шагал невысокий, очень стройный, я бы даже сказала, худой, но очень проворный и подвижный парень с темными хитрыми, чуть прищуренными глазами, черными крашеными волосами, небрежно касающимися плеч, хотя правый висок у него был полностью выбритым. Его часто считали остряком или же императором дурных шуточек — смотря у кого какое было чувство юмора. Кстати, слово "острый" как нельзя кстати подходило к нему. Этот парень с тату древнего магического символа, которое красовалось у него под сердцем, и с какими-то диковинными знаками, украшающими его левое запястье, не только мог сказать что-нибудь острое и едкое, но и сам был какой-то острый: заостренные нос, острые кончики тонких пальцев и ушей, резко вычерченные скулы и линия подбородка, даже взгляд у него был острым, проникающим прямо в душу — по крайней мере, так казалось при первом знакомстве, на втором же и на третьем к специфическому взгляду этого парня все привыкали и считали его презабавным. Хотя некоторые продолжали считать дурным и странным.

Звали его Олег, но по-настоящему имени к нему обращались крайне редко, используя, как я уже говорила, донельзя оригинальную кличку Темные Силы — наш Олежка верил в магию и прочую чепуху и мог целыми сутками рассказывать про призраков, неупокоенных духов, монстров всех мастей и прелести мира загробного. А еще он умел гадать — на картах Таро. Обмолвился как-то, что его этому научила бабушка. И хотя я не слишком люблю все эти околомистические штучки, иногда наш Олег говорил очень странные вещи, которые даже иногда сбывались, заставляя меня, девушку-реалистку, изумленно поднимать брови вверх. В общем, Темные Силы у нас был слегка не в себе и, наверное, поэтому его подружкой была Алсу — тоже весьма необычная девушка, учащаяся вместе со мной и Аленой на дорогом и любимом филфаке. Так получилось, что это именно я познакомила Алсу и Темные Силы, после чего они счастливо образовали прочную пару, грозящую вот-вот переростки в ячейку общества, то есть в семью. Темные Силы, сейчас беспечно обнимающий Алсу за плечи серьезно пообещал, что на их свадьбе я буду свидетельницей.

Алсу, она тоже чуть-чуть странная. Она, знаете ли, у нас немного гот, поэтому слушает мрачный готический тяжеляк, одевается в темные одежды, частенько с заклепками и шипами, часто молчит, погруженная в свои мысли, но если начинает говорить, многие ее слова пропитаны сарказмом и иронией, поэтому с ней, как бы парадоксально это не звучало, всегда весело.

Внешность у нее очень примечательная — черные, абсолютно прямые длинные волосы до лапаток, бледное лицо, на котором двумя небольшими аккуратными безднами выделяются густо, но умело подведенные глаза яркого, из-за линз, цвета — от лилового до изумрудного, многочисленные проколы в обоих ушах и на лице. Чего только стоит бридж — прокол переносицы на уровне глаз!

Именно из-за экстрималки Алсу я когда-то проколола себе нос, вернее, она мне сама проколола — эта девочка-гот довольно профессиональная в вопросах, касаемых пирсинга, и даже подрабатывает в тату-салоне. Я была одной из первых жертв Алсу еще на далеком первом курсе и с тех пор так и хожу с аккуратной серебряной серьгой в левом крыле носа, называемой нострил.

Почти нога в ногу с Даном, все время пристающего ко мне, что же все-таки произошло, шагала Ранджи, девочка тоже очень неординарная. Ранджи с детства занимается единоборствами и вольной борьбой и достигла в этом определенных успехов — время от времени она ездит на соревнования самого разного уровня и привозит оттуда, на радость тренерам и собственному отцу-боксеру награды и медали. Ранджи невысокая, крепко сбитая, и кажется, что руки и пресс у нее сделаны из железа. Она всегда таскает длинную прямую челку, едва ли не закрывающую темные проницательные и спокойные глаза, на соревнованиях закалывая нетронутые какой-либо краской темно-каштановые волосы невидимками. Может быть, многим внешность Ранджи, одевающейся в какие-то балахоны и простые джинсы, покажется ничем не примечательной и даже грубоватой из-за резких черт лица с довольно тяжелым волевым подбородком, но на самом деле она классная — и внутри и снаружи. А уж как она дерется... Парни боятся ее с раннего подросткового возраста. И, кажется, до сих пор.

Чуть впереди меня шел последний член нашей команды, двоюродный брат Темных Сил, Евгений, — парень с факультета бихима, учащийся в нашем же университете. С виду он выглядел в меру покладистым студентом — доброжелательный взгляд без претензий, короткие жесткие волосы, черный напульсник, простые футболки с забавными надписями, кеды, рюкзак за спиной, однако на самом деле и его частенько переклинивало — Женька играл в местной дэз-метал группе, имел кличку Хирург и неплохо лабал на басухе, раскрашенный, как последний демон. Сцена что-то делала с ним, и из задорного и веселого парня он превращался в какого-то зверя. Раньше он как-то редко общался с нами, куда большее внимание уделяя парням из группы, но теперь очень часто проводит время с нашей сборной компанией, заставляя меня все внимательнее и внимательнее к себе присматриваться. Как я уже сказала, Женька мне нравился, вернее, совсем недавно я вдруг почувствовала к нему странную для меня тягу, и об этом знали только девчонки и Даниил. Первые говорили, что мы классно смотримся, а второй давал ценнейшие советы истинного профессионала в любовном деле, видя, как мы с Женькой переписываемся в социальной сети, порой разговаривая о чем-то важном, а порой просто перекидывая друг другу смешные картинки или даже просто прикольные смайлики. С этим парнем я чувствовала себя комфортно, удобно и как-то на удивление тепло. Было только одно но — никто из нас не решался пока на более активные шаги, словно мы оба чего-то выжидали. Поскольку я человек не без некоторого количества принципов (Дан называет их просто завихрениями мозга), то считала, что парень должен первым проявить инициативу, а Женька пока с этим как-то тух, и наши отношения все еще продолжали раскачиваться, никак не переходя на новый уровень. Впрочем, я не слишком страдала, надеясь, что все будет, как надо. Да и вообще, я умею ждать.

Перед входом в клуб я оглянулась и внимательно оглядела друзей. Если кого-то из них не пустят, будет печально и придется искать новое место встречи моего Дня рождения.

Однако, боялась я зря. Охрана без проблем пропустила нас всех, как только поняла, что я зарезервировала комнату, только вот на Даню один из плечистых секьюрити кинул нехороший насмешливый взгляд, словно догадавшись о его тайне. Хотя Даниил выглядит вполне обычным молодым человеком, хорошо одетым и достаточно мужественным, некоторые парни каким-то загадочным образом почему-то сразу понимают, что девочки Даню совсем не интересуют. Тот, впрочем, на такие вещи не реагирует. То ли ему все равно, то ли умеет скрывать истинные эмоции.

Только оказавшись в полутемной комнате с окном, из которого открывался вид на один из танцполов, усевшись на вожделенный мягкий диванчик, я смогла расслабиться и кратко, но более менее связано пересказать случившееся, что, впрочем, заняло у меня меньше минуты. Друзья охали и сочувственно ахали.

— Ну а теперь вы кайтесь, почему я вас так долго ждала? — хищно посмотрела я на них, но отвечать они мне не стали.

— Настена-сластена, — вскочив на ноги, улыбнулся мне во все зубы Темные Силы. — Мы поздравляем тебя с твоим личным праздником! Давайте-давайте, — помахал он рукой остальным. — Присоединяемся!

Друзья заговорщицки переглянулись, кое-кто прокашлялся, и ребята, став передо мной и достав кто губную гармошку, кто колокольчик, а кто старинные, чуть ли не дореволюционные на вид бубенцы, все вместе, хором, под непосредственным руководством Темных Сил, нашим непревзойденным массовиком-затейником, спели "С днем рождения тебя!". Получилось это у них громко и эпично, и если учесть, что слух в нашей компании есть только у Женьки и у меня, то еще и не очень музыкально. Однако все это было очень трогательно, и у меня даже подозрительно защипало в носу — все-таки друзья классные, даже не смотря на то, что опаздывают. Все накопившееся за сегодняшний день недовольство сползло с моего лица, не оставив и следа, и я стала невольно улыбаться, чувствуя и восторг и смущение.

А потом они стали все тем же прикольным нестройным хором стали орать "С Днем рождения!" чуть ли не на всех языках мира — даже на каких-то африканских наречиях, правда, я сначала думала, что это они просто так бессвязно вопят, а оказалось, со смыслом — поздравляют так. От их воплей я так расхохоталась, что не могла успокоиться еще минут пять, и пока ребята по очереди меня обнимали, желая, кажется, все самое хорошее на свете, я совсем растаяла, искренне обнимая их в ответ. Надо же, еще пару лет назад я терпеть не могла прикосновения — это казалось мне глупостями и слюнями.

Вскоре мое настроение кардинально изменилось — из плохого и сумрачного стало веселым и праздничным, каким и должно было быть последние пару часов. На оплаченный мною заранее депозит мы сделали нехилый заказ, и весело сидели за столом, намереваясь после пойти на танцпол, освещаемый всеми цветами радуги, только неоновыми, или попеть в караоке. В общем, предстояла классная ночь веселья. Ну, я так думала, потому что не знала, какие сюрпризы мне будут еще подготовлены.

Несколько часов было прикольно. Мне надарили подарков, а поскольку знали, что я — девушка практичная, то и они, подарки, то есть, были нужные и полезные. В основном это были сертификаты: в магазин косметики, нижнего белья и даже в творческий супермаркет, в который я давным-давно хотела сходить, да все не было возможности. А еще — сертификат на фотосессию.

Мы и поели, и наговорить кучу тостов, и натанцевались на танцполе, и напелись в караоке, изображая из себя великих певцов. Все, кроме Ранджи, которая была за рулем, успели попробовать алкоголь — я от всей души широкой заказала шампанское и бутылку виски, не зная, что сейчас в клубе проходит спец акция и при покупке одной бутылки, вторая дается в подарок, поэтому алкоголя у нас было много. Мальчишки разводили виски с колой, явно задавшись целью напиться халявной дорогой выпивки самим и споить девчонок. Я, в принципе алкоголь не слишком люблю, а потому пила мало, а вот Алена с Алсу не устояли перед напором парней и были, честно говоря, навеселе. Темные Силы, как всегда, пил больше всех — он вообще по жизни вододуй, а как дело касается спиртного, так в нем и вовсе просыпается какая-то водонапорная башня. Олежек больше всех веселился и орал то один тост, то другой:

— Эй! А давайте выпьем за Наськино желание! Давайте-давайте! Поднимайте свои бокалы, народ! Эй, Хирург, проследи, чтобы у всех налито было, у Аленки, смотрю пусто в бокале!

— Не пусто! — возмутилась подруга, сидевшая рядом со мной. Аккуратным наманикюренным пальчиком она указала на свой бокал, в котором виднелось еще немного виски с колой. — У меня есть еще алкоголь!

— Ничего не вижу, — заявил Женька и тут же проворно заполнил ее бокал почти до самого края. Алена только недовольно поморщилась, а я ей подмигнула.

— Так, у всех теперь бокалы полные? — зорким взглядом осмотрел стол Темные Силы. — Тогда поднимаем их! Будем пить за Наськино желание! Эй, именинница наша любимая! Загадывай желание!

— Вслух? — уточнила я.

— Ну, если оно не пошлое, то вслух, — великодушно разрешил Олег.

— Хочу на Олимпиаду! — заявила я.

— Надеюсь, в Сочи, а не по математике? — расхохотался Темные Силы. Смех у него веселый и, как говорит его ироничная девушка Алсу, слегка гиенистый, а еще очень заразный, поэтому, как правило, следом за Олежкой все тоже начинают ржать.

— Эй, — обратил внимание Олег на свою девушку Алсу, которая, как обычно, мало разговаривала. Сейчас она сидела и задумчиво грызла яблоко с общей фруктовой тарелки. — Эй, чертик, — он часто так называет любимую, а она, впрочем, была не против, — ты чего мне яблок не оставила?

Алсу подняла на него из-под прямой длинной челки большие серо-голубые глаза, контрастирующие с черными тяжелыми прямыми волосами.. Яблоки она любила и только что доела последнее.

— Ты же не ешь их.

— Теперь, конечно, не ем, — подтвердил Темные Силы, обнимая ее и целуя в щеку, — ты ведь их съела!

Алсу что-то прошипела, но я не расслышала, зато Дан умилился. Он всегда умилялся, наблюдая за милыми парочками.

После Темные Силы отправился на импровизированную сцену вместе с Даном, чтобы ради прикола, как он сказал, спеть одну из заунывных старых рок-баллад. Песня и сама по себе была не особо позитивной, а в их ужасном гнусаво-безголосом исполнении она казалась вообще ужасно тоскливой. Женька, у которого и слух, и голос были отличными — не зря же он играл в группе, сидел, морщился и пил, изредка поглядывая на меня как-то весьма странно.

Мы расположились на одном диванчике, рядом, касаясь изредка друг друга руками. Все-таки он мне нравится, безумно хочется положить ему голову на плечо или потереться щекой о щеку. Я с трудом сдерживала себя, чтобы вдруг не коснуться его лица кончиками пальцев, поддавшись смелости, которую дарит алкоголь. Эх, если бы он сейчас взял и поцеловал бы меня — я бы совсем не была против, но он просто сидит, смотрит, молчит и улыбается как-то загадочно. Как будто б ждет, что что-то должно произойти.

Дан и Темные Силы выбрали в караоке новый шедевр — на этот раз из отечественного панка, и недружным хором заорали текст песни. К ним присоединилась Ранджи, услышавшая свою любимую группу, и их хор стал еще более громким.

— Когда же они заткнутся, — выдохнул Евгений, хмуро покосившись на импровизированную сцену с орущими в микрофон друзьями. — У меня уши скоро отвалятся.

— Это так забавно — наблюдать за страданиями других людей, — заметила я, украдкой улыбнувшись ему, зная, что парень терпеть не может подобного насилия над своим слухом, но мужественно терпит.

— Может, тебе в школу учителем устроиться? — задумчиво спросила Алсу, болтая в руке бокал с недопитым шампанским.

— Не хочу, — тут же отказалась я. Я мечтаю писать, а не учить детишек.

— Насмотришься там на страдания. Ну, или в детскую поликлинику, кровь брать.

— Нет, спасибо, не хочется, — вновь отказалась я, а Алена, увидевшая, что мы с Женей переглядываемся, вдруг шепнула мне заговорщицки:

— Сегодня тебя ожидает сюрприз.

— Какой? — во мне тут же поселилось радостное удивдение и предвкушение чего-то прекрасного и нежного. Мне еще с больше силой захотелось, чтобы Женька меня обнял.

— Увидишь, — улыбнулась мне подруга и я с умилением подумала, какая же она классная. Добрая, умная и красивая. Умело накрашенная, с распущенными прямыми золотисто-русыми волосами, одетая в вечернее мини платье темно-синего цвета и длинные, до колен, сапожки на шпильке, она была очень и очень привлекательна. На танцполе Алена умудрилась познакомиться сразу с несколькими парнями, вернее, они познакомились с ней и стали оказывать знаки внимания, которые Алене очень не понравились. В результате Дане пришлось уводить нашу подругу в комнату, сообщив ее навязчивым поклонникам, что он — ее парень. Для них обоих это была обычная отмазка.

А сюрприз я действительно увидела, только он оказался совсем не таким, как предполагала Алена.

В полночь к нам в очередной раз зашел один из двух официантов, обслуживающих нашу комнату — в одиночку с нашими заказами не справлялся, молоденький веснушчатый парнишка с носом-морковкой. В руках он, белозубо улыбаясь, тащил большую темно-бордовую подарочную коробку, перевязанную желтым ярким бантом.

— Для именинника, — объявил официант, оглядывая нас взглядом, желая понять, кто же тут именинник.

Друзья удивленно посмотрели на него, но ничего не сказал. Как позже объяснил Даня, они подумали, что это, может быть, какой-то сюрприз от заведения, а не их сюрприз, а потому и промолчали.

— Я именинница, — весело помахала я рукой, сгорая от любопытства: а что же внутри? Сомнений у меня не было — это и есть тот самый сюрпрайз, о котором шепнула мне Алена.

— С Днем рождения! — поздравил меня от души официант, вручая подарочную коробку, в которой лежало что-то интригующее. — В честь этого дня от нашего заведения фирменный коктейль "Снежный барс" каждому гостю — в подарок!

Друзья под вопли Темных Сил, весьма уже накушевшегося, зааплодировали — так им понравились слова официанта, тут же удалившегося — видимо, за коктейлями. А что, холява для студентов всегда ценна!

Мои пальцы заскользили по прохладной шероховатой поверхности коробки. Внутри взыграло свою оперу любопытство — интересно, что там, что там? И как это связано с Женей? Это подарок от него? Как же все-таки мило.

Я даже не предполагала, что лежит внутри коробки.

— Давай, открывай! — подзадорил меня Дан, и остальные тут же согласно загудели, явно так же сильно, как и я, желая узнать, что же внутри. Только лишь Женя, запустив пятерню в короткие волосы, в недоумении глядел на коробку, единственный заподозрив неладное. Я не без труда распаковала ее и увидела открытку и что-то весьма странное, похожее на сложенную надувную лодку из тонкого материала телесного цвета. Взяв открытку, я открыла ее и вслух почитала:

"Развлекись, как следует. Не стесняйся в желаниях! Твои любимые друзья! С Днюхой!". Что ж. Попробую развлечься, — пробормотала я, ничего не понимая и доставая еще одну бумажку, оказавшуюся инструкцией к подарку. Судя по ней, в коробке лежала не лодка, а резиновая кукла, думаю, понимаете, для каких целей предназначенная и в каких магазинах продающаяся. В инструкции она была даже нарисована во всей красе — белокурая девушка с огромными голубыми глазами и довольно пышными формами.

Такого подарка я точно не ожидала.

— Это что? — медленно переводила я взгляд с одного ничего не понимающего лица на другое. Парни пожимали плечами, девчонки спрашивали наперебой, что там внутри.

— Вы надо мной издеваетесь, что ли? — спросила я хмуро, разглядывая содержимое коробки с долей брезгливости. Отличное настроение вновь куда-то пропало. Нежность к Женьке испарилась. Ожидание чудо исчезло, словно его и не было. Может быть, это Темные Силы во всем виноват и все это подстроил — не зря вышел из комнаты по своим большим делам две минуты назад. А он известный приколист. Одному другу в качестве подарка вручил альбом с распечатанными фотографиями самых разных помоек. А Алсу как-то приподнес на Новый год документ, подтверждающий, что он находится в ее собственности. А как Олежка ей в любви признавался...По балконам залез к ней на 4 этаж без какой-либо страховки, и постучал в балконную дверь, перепугав смотрящую ужастики Алсу почти до обморока.

— Ну так зачем вы это мне подарили? — сердито спросила я.

— Мы-ы-ы? — изумленно протянула Алсу, с удивлением вглядываясь в подарок. — Это не наш подарок. И вообще. Это глупое издевательство. А издеваться надо уметь красиво.

— А что там? — любопытные Дан и Ранжи, не выдержав, одновременно с двух сторон потянули инструкцию и чуть ее не порвали ее, однако, лишь глянув в нее, сразу все поняли. Глаза у них стали большие, как блюдечки. Ранджи закашлялась.

— Оп-па, — только и сказал Даниил потрясенно. — Это откуда.

— Вы такие няши, — сказала я милым тоном. — Мне будет вас не хватать.

— Где? Когда? — всполошились друзья.

— Когда я вас убью, — отозвалась я. Приколисты несчастные. Хоть бы что дельное подарили, а не резиновую тетку! Зачем она мне нужна? Этот вопрос я и озвучила, желая услышать внятных ответов. Потратить столько денег на чушь!

— Или это намек на то, чтобы я пол поменяла? — поинтересовалась я.

— Из тебя бы вышел классный парень, — кивнул серьезно Даниил. — Знаешь, как я жалею, что ты — девчонка?

Я кинула в него скомканной красной салфеткой, он засмеялся, после ловко завладел коробкой и стал рассматривать подарок с иронично поднятыми бровями. Между прочим, в детстве я всегда жалела, что не мальчишка. По мне так им жилось куда намного проще, чем девчонкам.

— Спасибо, блин, — покачала головой я. Я не то, чтобы обиделась — больше обалдела от такого впечатляющего презента и разозлилась чужой глупости. — Я перед вашими днюхами тоже секс-шопы посещу, будьте покойны, господа. Ну, кто надует эту леди? — почему-то уставилась я на Темные Силы.

— А чего сразу я-то? На фига мне эту резина, у меня девушка есть!

Алсу, сидевшая у друга на коленях, только закатила глаза. Олег как что брякнет иногда, так хоть стой, хоть падай, хоть вдаль лети без крыльев.

— Э-э-э, чего-то мне нехорошо, друзья, — не без труда встал Темные Силы на ноги. — Пойду-ка я проветрюсь.

Язык у него слегка заплетался алкоголь сделал свое дело.

— И не смотри на меня так, Настенька, — погрозил мне пальцем друг. — Я тебе ничего такого не присылал!

И он покинул комнату.

— Хирург, а ты же хотел подарок сделать Настасье? — повернулась вдруг Ранджи к Женьке, взгляд которого тревожно скользил по всему столу от коробки до двери, как будто бы он что-то ждал. Парень сердито хмыкнул и, скрестив руки на груди, отрицательно покачал головой.

— Я не дурак, — зло бросил он, — такое дарить.

— Он один дарить бы это не стал. Вы вместе решили надо мной прикольнуться, — объявила я. Первый шок уже прошел.

— Да это не мы! Мы такого не дарили! — попытались оправдаться ребята в разные голоса, и я услышала в них искренность, однако убедить меня в своей невиновности они не успели. Дверь неожиданно распахнулась, как будто бы ее открыли пинком, и в комнату залетел разъяренный дурачок, которого я изрисовала маркером, правда, уже без черных следов на лице — видать, оттерся. В переливающимся неоновыми цветами освещении я смогла получше разглядеть его, чем на улице, и тут же отметила, как же все-таки он привлекателен — от прямого лба до милой ямочки на подбородке. И очень воздушный, как поэт или художник. Жаль только, совсем не в моем вкусе. И тупой, как пробка. Без манер и самодовольный.

И дебил, добавил мой внутренний злой голос. А это хуже всего.

Оглядевшись и увидев меня, русоволосый парень, из которого, казалось, сейчас пойдет сизый дым, чуть ли не посинел от злости.

— Ты! — гневно ткнул он в мою сторону длинным указательным пальцем, забыв, что так делать некрасиво, еще и потыкал им в воздухе несколько раз, словно хотел проткнуть невидимую тонкую преграду. Простой, без наворотов, перстень из серебра или белого золота, надетый на соседний, средний палец, заискрился в свете, и я опять вспомнила снежные искры, которые в моем наваждении окружали этого чудака.

— Что? — посмотрела я на него так, как обычно глядят на перебравших выпивки или обкурившихся товарищей.

— Опять ты! — не унимался парень, даже не слыша меня. Его громкий голос — Ты специально это задумала? Решила меня с лучшим другом поссорить?

— Ты о чем? — опешила я. Глаза моих друзей тоже стали круглыми от удивления.

— О чем? Да так, ни о чем. Подставить меня решила, девочка-припевочка? — он, угрожающе сдвинув брови к тонкой высокой переносице, направился ко мне. Я лишь мрачно смотрела на него снизу вверх, не понимая, что происходит. Алсу, Алена и Ранджи тоже озадаченно взглянули на парня. Дан, со смешком в глазах глядя на гостя, шепнул, что у него не все дома, хотя жаль — он ведь такой хорошенький! А вот Женька напрягся.

— В смысле, мальчик-с-пальчик? — так же в рифму и таким же тоном назвала его я. Да что же это такое?! Сколько он мне может кровь портить, зараза? — У тебя мозг незабудками, что ли, порос? Ты что несешь? Давай-ка, выйди из этой комнаты, здесь частная вечеринка.

— Частная вечеринка? — захохотал он и окинул всех присутствующих ядовитым взглядом. — Собрание идиотов!

— Эй, ты поосторожнее, — расправил плечи Женька, и его прищуренный взгляд и сдвинутые к высокой переносице брови говорили о том, что он взбесился.

— О-о-о, помолчи, а? — глянул на него, как на шута горохового, гусь-мажор, засовывая руки в карманы джинсов. — Я не с тобой диалог веду.

— Эй, а ты не офигел часом? — вскочил Хирург, парень нервный и легко загорающийся, оказавшись напротив непрошенного гостя. Не знаю, как русоволосый дурашка, а Женька был слегка нетрезв, а потому, как следствие, несколько более агрессивен, чем обычно. Спина у него были напряжены, глаза сощурены, а широкие ладони с грубыми от игры на гитаре пальцами сами собой сжимались в кулаки.

— Заткнись, — коротко велел умник, не понимая, что сейчас ему здорово прилетит. Нет, у него точно комплекс принца! Хочет, чтобы все ему подчинялись! Может, в ноженьки ему упасть и полобызать пяточки?

— Тебя вежливости не учили? — спросил я устало.

— Я тебе заткнусь, — сурово посмотрел на Енота Женька, глядя ему прямо в глаза. Роста парни были одинакового, но я точно знала, что Хирург в драках не промах, есть у него такой опыт, а этот русоволосый мажор, наверное, если спортом и занимается, то какой-нибудь верховой ездой или стреляет из лука — боец из него никакой.

Пока все хлопали глазами, парни перекинулись парой недобрых фраз, и Женька вдруг ударил недруга. Вернее, попытался ударить — мажор с легкостью увернулся и каким-то образом дал сопернику обидный пинок под зад — ноги у него были длинные, гибкие и легко поднимались чуть ли не на два метра от пола. Хирург разъярился — даже лицо у него покраснело, а Адольфу Енотовичу было хоть бы хны — только выражение на лице стало ехидным, а улыбка — вызывающей.

— Ты, NЗапрещено цензуройN! — темные глаза Хирурга блеснули опасным блеском. — Я тебя сейчас Nзапрещено цензурой дваждыN, урод!

Женька умел круто выражаться, и часто в его песнях проскальзывали нецензурные словечки и выражения.

— На, — протянул вдруг ему несколько аккуратно сложенных купюр наш непрошенный гость, которого мне хотелось задушить, утопить, потом выловить из воды и закинуть куда-нибудь на Марс. — Возьми денег, мальчик, купи себе мыла. Антибактериального лучше всего. Чтобы от поганый вымыть. И не произносить более таких фраз.

— О-оу, — нараспев произнес Дан, чувствуя, что красавчик перегнул палку. — Лихо, черт возьми!

Женька схватил деньги и бросил их в лицо тому, кто посмел их предложить.

— Перестаньте! — нашла в себе силы закричать я — иначе бы просто-напросто не услышали. — Эй, ты, выйди из нашей комнаты!

— Ты себе смертный приговор подписал, — одновременно со мной прорычал Женька и вновь занес кулак, но в это время в комнате появились новые действующие лица — дружки мажора-гуся во главе с Шейком, позади которых я разглядела тонкую фигуру той самой девчонки, похожей на эльфа. Один из них, увидев, что сейчас начнется драка, совершенно не вовремя встал между парнями, видимо желая сгладить конфликт, и мой милый друг заехал по его лицу. Не хило так вмазал, скажу я вам.

— Упс, — несколько опомнился Женька, узрев, что ударил не того. — Сорри, чел.

— Я тебе сейчас покажу сорри! — взревел парень, у которого на разбитой скуле показалась кровь, и попытался взять Хирурга на таран, боднув головой в живот.

Началась развеселая драка, правда, без участия мажора, который спокойно стоял в стороночке, как ни в чем не бывало, только губы поджал, как будто бы его все это вызывало в нем отвращение. Двое его друзей и Дан с Ранджи попытались растащить дерущихся, и у них это не получилось — так крепко сцепились парни. Миг — и Женька завалил своего врага на стол, забыв, что на столе, вообще-то, стоит наша еда и алкоголь. Тарелки полетели вниз. Бутылка недопитого виски хорошей марки упала на пол, и напиток растекся безобразной серо-янтарной лужей, в которой тут же заискрился свет.

— Перестаньте! — заорала я, видя это бесчинство. — Хватит!

— Вы чего творите? — подал свой недовольный голос и мажор Адольфушка Енотович из своего угла. — Народ, их все же разнять надо. Разнимайте их!

Вот сам бы шел да разнимал! Об этом парню никто не сказал, однако его слова словно стали лозунгом, и ребята снова попытались разнять дерущихся, но опять безуспешно, я бы даже сказала, с плохим результатом — Николай вдруг стал огрызать, как цепной пес, на Даниила, уже не знаю, почему. То ли тот его толкнул, то ли обозвал. Шейк тоже решил ударить Дана, но тот ловко отскочил в сторону и обидно захохотал, и парню, довольно длинные волосы которого больше не стягивала резинка и которые обрамляли его лицо, пришлось, как дураку, бегать за моим другом, дабы все-таки вломить. Выглядело это потешно. Они носились по всей комнате, то перепрыгивая стол, то распихивая людей, то отталкивая и кидая стулья. Дан был проворным, а потому соперник поймать его не мог и злился еще больше.

Но мне в тот момент смешно не было — прикиньте, у вас День Рождения, вы заказали комнату в клубе, чтобы спокойно оттянуться с друзьями, а тут к вам заламываются какие-то клинические придурки и не из-за чего начинают драку! Двойную драку. А вы ничего не можете сделать, и охраны нет, она не слышит — комнаты-то звукоизолированы для удобства гостей, да и камеры отсутствуют по той же причине. И позвать охранников нет возможности — чтобы выбежать за дверь, надо миновать махающихся самцов, решивших размять косточки.

— Господи Иисусе, это просто что-то невероятное, — с непроницаемым лицом "покер фейс" произнес тот, из-за чего все началось — этот смазливый русоволосый гад, косящий под аристократа. Он вдруг потянул носом, вдыхая слабый сладковатый аромат молочно-арбузного кальяна. — Понятно, да тут, наверное, травку курили. В воздухе дурь стоит.

— Это у тебя в голове дурь. Во всем ты виноват! — выдала я, услышав эти бесстыжие слова. Да он меня сегодня до белого каления доведет, демоненок! Парень, коротко взглянув на меня, только лишь небрежно махнул изящной кистью, мол, помолчи, женщина. Виноватой во всем он явно читал меня. Почему — убейте, не знаю. И вообще, с какого перепуга он завалился ко мне с какими-то обвинениями, чудило несчастное? Может, это он с травкой балуется?

— Ну, давай же, — в это время поманил пальцем разозленный и скалящийся Шейк Даниила, который драться явно не собирался — слишком уж он берег свои пальцы, основной свой инструмент труда. Даже если у него кровь из пальца берут, для него это уже трагедия — пальцы не так чувствуют волосы!

— Что же ты бегаешь от меня, как девочка? — продолжал Николай нехорошим тоном, надвигаясь на соперника, расставив руки, словно хотел поймать загнанного в угол зверя.

— О! Темные Силы! Темные Силы пришел! — радостно заорал вдруг Даня, напомнив сумасшедшего фанатика, и гусь с друзьями испуганно оглянулись, не поняв, что там еще за темные силы явились в эту скромную обитель дурости.

— Опа, — обрадовался перебравший Олег, он же Темные Силы, окидывая вновь прибывших веселым взглядом, держась за косяки. Драки он любил. — У нас эти... как их там... гости! Эй, — обратился он развязно к Ярославу, стоявшему рядом. — Ты чего такой странный? Это что за выражение лица у тебя? "Привет, я маленький дурачок"?

Тот, по-моему, едва не заскрипел зубами, а Темные Силы захохотал.

— Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты, — произнёс нараспев Ярослав, глядя не на слегка покачивающиеся из стороны в сторону Темные Силы, а на меня и старательно завил на палец прядь волос у виска — явно со значением. Я презрительно на него глянула, но промолчала, тревожно глядя на дерущихся парней.

— А тут у нас маха-а-алово, — с интересом уставился Олег на беспорядок вокруг и на два барахтающихся на полу тела прямо перед ним, которые медленно откатывались в противоположную сторону. — Клёва! Хирург! Мочи его! Мочи!

— Ты с ума сошел, друг мой небесный, — сердито взглянула на него Алсу, — разними их!

— Ага, сейчас, — тот обнял подругу, и она с возмущением его отпихнула. — Давайте делать ставки! Три к одному, что Хирург выйдет победителем! Делаем ставки господа! Став...

Алсу моментально закрыла Темным Силам рот, чтобы он не выступал.

— Что тут такое? — вбежал в это время к нам в комнату официант, не тот, который приносил подарок, а другой, постарше и посолиднее. В руках у него был поднос с графином, в котором булькала какая-то кроваво-красная жидкость, и бокалы — видимо, тащил кому-то заказ. Как потом оказалось, это была не просто жидкость, а дорогие вино, заказанное каким-то ценителем хорошего алкоголя. За его спиной стоял, испуганно глазея на весь этот балаган, парень с веснушками, тоже тащивший поднос, но с фирменными ярко-оранжевыми коктейлями для нашей компании. Видимо, он и позвал старшего коллегу.

— Дорогие гости, пожалуйста, успокойтесь! — завопил официант, сдуру кидаясь к нам прямо с подносом, и не заметив, как проклятый мажор сделал ему подножку — совершенно незаметно, как будто бы случайно вытянув вперед на миг длинную ногу в ботинке в стиле милитари. Официант с воплями грохнулся на пол, графин, соответственно, тоже, не орал, правда, а просто печально звякнул, рассыпаясь на множество осколков.. Естественно, он разбился, а вино веселой лужицей растеклось на полу. Я на мгновение прикрыла глаза, а когда открыла, увидела, что засранец, как ни в чем не бывало, помогает официанту подняться. Двуликий подлец!

Тут же, наконец-то, появились и господа охранники — видимо, официант все же успел вызвать охрану перед тем, как сунуться в пекло. Дерущихся, а так же возмущающегося нетрезвого Олега и в довесок, просто так, Даниила, утащила охрана, а официант недвусмысленно намекнул, что пора бы и нам честь знать. Только нам намекнул — Ярославу и его оставшейся компашке ничего не было. Перед ними даже извинились, лебезя!

— Глупенькая стерва, — нагло заявил мне мажор перед тем, как уйти с видом триумфатора. — Ты ответишь!

— За что? — я еще никогда не испытывала такого чувства ненависти. Она обволакивала меня, словно вторая кожа, тонкая, невесомая и черная. Мой голос был тих и спокоен, но Алена, Алсу и Ранджи удивленно на меня взглянули. Поняли, что я больше не могу.

— За все. — Очень расплывчато объявил молодой человек.

— Уходите, — спокойно, но твердо сказала Ранджи. Она девушка солидная. На нее всегда обращают внимание. Парень взглянул на нее, как на протухшую куру и замолчал, позволив себя только презрительно хмыкнуть.

— Ярослав, пожалуйста, давай уйдем, — взмолилась девочка-эльф, беря его за локоть. Глаза у нее были на мокром месте. Алена, увидев ее, вдруг закусила губу — мне показалось, что она узнала девушку и потому кивнула ей. Та тоже кивнула в ответ и отвела взгляд. Им обеим явно стало некомфортно.

— Уйдем, — волком глянул в это время Адольф Енотыч на меня. — Но ты все равно помни, овечка, — он воинственно откинул прядь волос назад, — что я тебя найду, и тебе будет худо.

— Собрался геноцид меня устроить? — мой голос был чуть хрипловатым.

— Ага.

— Ну, не зря я тебе усы-то нарисовала, как знала, — отозвалась я тут же, явственно проведя параллель между одной печально известной исторической личностью и этим парнем.

— Дура, — бросил он мне, пристально всматриваясь в мое лицо, как будто бы запоминая. Даже не моргал.

— Молчать, бояться, — довольно грубо отозвалась я, одарив волной своего презрения. Он хмыкнул, явно не приняв мои слова за приказ.

Пока Ярослав смотрел на меня, я тоже почему-то внимательно всматривалась в его высокомерное лицо современного Принца. И поймала себя на мысли, что я все-таки разглядела цвет его глаз. Они оказались светло-зелеными, словно нежная мята, с темной каемочкой на краю радужки.

А еще я поняла, что на вершине его скулы есть шрам — длинный, тонкий, совершенно не портящий лицо.

И на миг меня вновь окутала темной пеленой непроходимая веками глубокая тоска. Но только на миг.

Когда Ярослав повернулся, чтобы уйти вслед за девочкой-феей, еще раз с извиняющимся видом обернувшуюся на Алену, его расправленные плечи чуть дрогнули, а ладони сжались в кулаки, но никто этого не видел, кроме меня.

А потом официант принес нам дополнительный счет, в котором необходимо было заплатить за разбитую посуду и пролитое вино. Едва увидев чек, я забыла всю прелесть Ярослава, обругав его самыми нехорошими словами.

Ярослав сегодня тоже праздновал День рождения. Только если Насте — девушке, с которой он имел несчастье познакомиться сегодня, исполнялось двадцать два года, то он отмечал свое совершеннолетие. Настя, скорее всего, удивилась бы, узнав, что это, как она с усмешкой говорила, ходячее воплощение комплекса принца, младше ее на четыре года — слишком уж взросло он выглядел и слишком уверенно себя вел. А еще, конечно бы, Анастасия удивилась бы, узнав, что у этого парня со светло-мятными хитрыми глазами, в самой глубине которых, под ложным слоем самоуверенности затаилась печаль, День рождение, как и у нее самой, приходится на пятое декабря. И хотя и Настя, и Ярослав в один голос утверждали бы, что они совершенно не похожи, их настроение в этот день менялось одинаково часто и с одинаковой амплитудой. У Ярослава день тоже начался отлично: поздравление от любимой большой семьи, долгожданный подарок — собственная машина, осталось лишь только сдать на права, звонки от друзей, приятелей и девушек, которые ему просто проходу не давали. Ближе к вечеру настроение парня стало хуже — из-за бытовых неурядиц, которые он ненавидел. Вместо любимого клуба "Водопад" он и его близкие друзья, с которыми парень хотел провести вместе свою праздничную ночь, они попали в клуб с тупым, как он, истинный эстет, считал названием "Горячая сковорода". Планы празднования поменялись мгновенно. Видите ли, в "Водопаде" днем произошло короткое замыкание, и даже начался пожар, который тут же удалось ликвидировать собственными силами, но для того, чтобы разобраться с проводкой и не рисковать жизнями и здоровьем гостей, руководство этого пафосного заведения не для всех приняло решение закрыть клуб на пару дней. Узнав это, Ярослав, который терпеть не мог, когда что-либо шло не по его плану, пришел в кратковременную ярость — он вообще был натурой довольно эмоциональной, артистичной и непосредственной, но поделать уже ничего не мог. Пришлось ехать в эту самую "Сковородку", около которой незнакомая воинственная девица с длинными локонами, прямой, как у королевны, осанкой и, видимо, с таким же самомнением, да еще и с пирсингом в носу разрисовала его подо что-то общее между Адольфом Гитлером и енотом-полоскуном. Еще и укусила. Нет, вы виделись, чтобы порядочные девушки кусались?! И вроде бы сама ничего: яркая, статная, с женственной фигуркой, симпатичным личиком и длинными натуральными медово-русыми волосами — а Яр очень ценил в девушках красивые волосы, но просто совершенно безумная! По десятибалльной шкале безумия Ярослав оценил Настю на все пятнадцать.

После ее выходок, друзья долго ржали над гордым Ярославом, а этого парень вынести не мог и рассердился так, что чуть не уехал обратно домой. Кое-как оттершись при помощи духов Жени — единственной представительницы женского пола в компании, которую он хотел видеть на своем празднике, Яр пришел в более-менее приличное расположение духа. Танцпол, алкоголь, кальян, знакомство с парой красивых девушек, которые сами оставили ему номера телефонов, на зависть Шейку-пикаперу, подняли парню настроение. Особенно помогло почувствовать себя человеком последнее, то есть симпатия со стороны прекрасного женского пола. На время покинув комнату, Яр зависнул за барной стойкой с коктейлем в руках — пиво Ярослав не очень любил, предпочитая его хорошему дорогому вину, рассматривая вместе с другом танцующих под быструю электронную музыку девушек.

— Видишь вон ту, в темно-синем платье, — прищурился Николай, он же Шейк и указал куда-то на танцпол, который, казалось, горел сине-зеленым пламенем из-за мощных осветительных приборов. — Я сейчас попытаюсь снять.

— Ты уже одну попытался снять, — скривился Ярослав, содроганием вспомнив сумасшедшую с черным маркером в руках. Зря его друзья увели, зря! Он бы ей на лбу написал все, что он о ней думает! И это "все" свелось бы к одному короткому, но емкому слову "дура".

— Не зря она тебя разрисовала, — заржал обладатель хвостика, подмигивая какой-то засмотревшейся на него девушке, которая, правда, была не в его вкусе. — Если бы не ты со своими тупыми комментариями, что эта конфета не очень, у меня бы все получилось. — Этот широкоплечий парень чуть выше среднего роста часто называл девочек, которые ему нравились, конфетами.

Ярослав глотнул коктейль и пожал плечами. В светло-голубой рубашке с закатанными рукавами и в темных джинсах он выглядел отлично, как все тот же по демократически одетый английский пэр, вышедший в свет к простым людям в глубинке.

— И ты ведь не первый раз портишь мне малину, — продолжал Николай. — Так ведь?

— Так, — вынужден был признать Яр. Глаза его блеснули в свете прожектора.

— Специально?

— Специально, — согласился русоволосый.

— На фига?

— А ты не знаешь? Не уважаю съём девушек, — голос Ярослава стал холодным, а после он, поняв, что не должен был это говорить, засмеялся. — Лучше, когда девчонки сами подходят и знакомятся. Так что я, — тут он ткнул кулаком себе в грудь, — лучше тебя, чел.

— Чем это лучше? — удивился Шейк, который считал себя неплохо подкованным в пикапе и этим гордился.

— Я никого не снимаю. Они сами ко мне липнут, — торжественно объявил Яр. — Я крут и все такое.

— Да пошел ты, — усмехнулся его длинноволосый друг, продолжая разглядывать танцующую девушку в обтягивающем точеную фигурку темно-синем мини-платье. Внешность у нее была интересная — надень на эту девочку кокошник и сарафан, из нее получилась бы настоящая Василиса Прекрасная. Ярослав тоже уставился на нее. На миг молодому человеку показалось, что рядом с девушкой он увидел ту самую идиотку, которая "пометила" его лицо, но, кажется, ему показалось — это не та овечка. Овечкой он, естественно, называл Настю.

Николай так и не пообщался с понравившейся ему девушкой — она куда-то загадочным образом исчезла, зато успел взять обаять другую эффектную девушку, которая с легкостью поддалась его чарам.

В тот момент, когда Настя увидела в подарочной коробке надувную куклу, испытав при этом не самые лучшие чувства, Ярославу тоже досталось. Он и его друзья вновь вместе сидели в их комнате, наслаждаясь кальяном. Теперь здесь была не одна девушка, а несколько. На танцполе эти парни , все, как один, привыкшие к женскому вниманию, нашли себе подружек.

— Скоро подарок принесут? — глянул на наручные часы коротко стриженный крепко сбитый парень по имени Иван — чаще всего его называли просто Ван. Скорее всего, он часто бывал в тренажерном зале или же занимался каким-то силовым видом спорта, а потому выглядел эффектно, особенно когда надевал обтягивающие в меру рельефные мышцы майки и футболки.

— Скоро, — негромким голосом ответил ему друг. Парни дружно заухмылялись. Они приготовили для Яра подарок-прикол — надувную резиновую женщину — просто хотели поржать над его реакцией, и с нетерпением ожидали, когда официант принесет коробку с подарком, на котором со смехом завязали огромный невинный желтый бант. Однако когда официант — молодой парнишка с веснушками и длинным острым носом вошел, парни слегка удивились — в руке он нет пышный букет роз.

Официант с любезной улыбкой поставил цветы на стол и объявил:

— Для именинника! С Днем рождения! В честь праздника — каждому гостю по бокалу нашего фирменного коктейля! — после чего чинно удалился.

— Кто это тебе цветочки дарит? — пробасил один из друзей.

— Сейчас узнаем. Тут есть открытка, — весело отозвался виновник торжества.

Заинтригованный Ярослав, который, в общем-то, цветы любил, взял их в руки и понюхал — хорошие запахи, в том числе и арматы роз, он обожал. А после, под недоумевающие взгляды друзей, достал из цветов небольшую открыточку, сделанную своими руками, в которой было напечатано послание. Это послание Яр, вставший из-за стола и засунувший одну руку в карман, словно поэт, неосмотрительно, но с выражением прочитал вслух, после пожалев сто раз, что это сделал.

Записка лаконично гласила:

"Я люблю тебя. Давай встречаться. Женя".

Один из парней — тот самый коротко стриженый мальчик с хорошо развитой мускулатурой поднял на Ярослава не самый добрый взгляд темных прищуренных глаз, в которых волны ярости бились о берега предательства, а после перевел его на слегка опешившую рыжеволосую девушку с худенькими руками и ногами и такой тонкой талией, что, казалось, ее можно было перехватить двумя пальцами. Ее как раз звали Женей, и она была любимой Вана, который все не так понял. Все всё не так поняли.

— Это чего такое? — с обалдевшим видом посмотрел на Женю именинник. Он не знал, плакать ему или смеяться. Евгения была девушкой его лучшего друга, с которым — Яр был уверен — его не разлучит ничто, слишком уж многое их связывало. Но Женя, действительно, ему нравилась, тайно ото всех. Она вообще ему понравилась с первого взгляда, как только они познакомились, но он благородно уступил ее другу, поняв, что тот по-настоящему влюблен в высокую и тоненькую, как тростинка, девушку-модель с лицом мечтающего о чем-то высоком эльфа. Ярослав очень сильно ценил Вана и готов был ради него поступиться своими желаниями — естественно, в тайне ото всех.

— Я этого не писала! — заверещала Женя. Вид у нее был потрясенный. — Ван, ты не подумай!

— Я уже подумал. И сделал выводы, — бросил молодой человек. — Счастливо быть вместе.

Иван, стукнув тяжелым кулаком по столу, вдруг просто схватил с вешалки свою куртку и покинул комнату, громко хлопнув дверью.

— Чувак, ты куда? Вернись! — обалдели молодые люди, а девушки, с которыми они сегодня познакомились, захихикали — подумали, что стали свидетельницами любовной драмы.

— Ван! — закричал другу вслед и Ярослав, рванулся, было за ним, но все же следом не побежал, остался с другими гостями, зная, что другу нужно время, чтобы он успокоился. Время и полное одиночество. А потом они все выяснят. — Зачем? — устало спросил он у Жени, на глазах которой появились слезы.

— А? — на лице рыжеволосой Евгении застыло испуганное, даже несколько затравленное выражение. Большие, редкого василькового цвета глаза с длинными натуральными ресницами, чуть закрученными вверх, впились в лицо молодого человека взглядом, который бывает у тонущего человека, случайно упавшего за борт и отданного на растерзание стихии. От этого взгляда у Ярослава чуть не подкосились ноги. А может быть, во всем была виновата выпивка.

— Зачем, Жень? — повторил он, понижая голос. — Зачем при Ване? Мы могли бы поговорить об этом наедине...

— Ярик, это не я, — девушка сложила руки на груди. — Правда, не я. Это не я.

— Да не она это, — поддержал возмущенно Шейк девушку. Он был однокурсником Жени, который, собственно, и познакомил ее с этими ребятами, в том числе, и с Ваном, на вечеринке у общих знакомых.

— Яр, это не я писала... Веришь?

— Верю. Кто? — обвел друзей грозным взглядом именинник. — Кто это сделал?

— Да мы-то откуда знаем, кто? — пожал плечами Шейк. — И вообще фигня ситуация! Разберемся! Щас я Ванычу позвоню и все утрясем! Чего он, как истеричка, убегает?

Позвонить Николай не успел — в это время в комнату зашел официант с подносом со стоявшими на нем бокалами с фирменным коктейлем, которым заведение угощало именинника и его гостей в честь праздника.

— Эй, — поманил его пальцем злой-презлой Ярослав. — Это ведь ты принес цветы. Ты?

— Ну, я, — несколько удивился официант, почувствовав, что атмосфера в комнате изменилась.

— Кто тебе дал этот подарок? — сквозь зубы спросил Яр. Женя размазывала слезы по лицу и одновременно пыталась дозвониться до Вана.

— Это... из соседней комнаты, четвертой, — невнятно пролепетал официант, поняв свою чудовищную ошибку. Ему стало очень страшно — что-то подсказывало ему, что клиенты очень недовольны. — Там тоже... День рождения...

Из его слов переполненный эмоциями Ярослав ясно понял для себя, что букет велел передать кто-то из соседней комнаты и, будучи человеком импульсивным, часто живущим чувствами, а не разумом, он, не дослушав официанта, бросился в четвертую комнату. Его друзья, переглянувшись, поспешили за ним. Ну а там, собственно, и произошло то, что произошло.

Лицо сумасшедшей он запомнил так хорошо, что, наверное, смог бы нарисовать. Но не стал. Ярослав не изводил краску на глупости.

Во всем этом был виноват официант Петя. Даже, вернее, не он, а отсутствие опыта — паренек с веснушками устроился в клуб официантом буквально на днях, выучив сложное меню и успешно сдав его управляющему. Но, оказалось, выучить меню было не самым сложным. Куда сложнее и непривычнее была работа с клиентами, которых здесь вежливо называли гостями. Из-за того, что с персоналом в клубе была беда — кто-то уволился, а кого-то уволил новый суровый управляющий, на Петю сразу взвалились нелегкие проблемы — его сразу, почти без практики, поставили в зал. Хорошо еще, что не дали свои столы, с которым Петя точно бы не справился, а назначили быть помощником уже давным-давно работающего опытного официанта, который обслуживал комнаты. Поскольку в комнатах гостей всегда было много, официант в одиночку не мог уносить-приносить посуду, и потому ему требовался помощник.

— Короче, у нас сегодня в двух соседних комнатах, в третьей и в четвертой, встречают Деньки-Рожденьки, — инструктировал паренька-стажера его наставник, уже много лет своей жизни посвятивший развлекательному сервису. — И в обеих комнатах гости попросили об услуге. А довольные гости — это довольный ты сам. Знаешь почему?

— Почему? — спросил юноша, который, если честно, пока еще побаивался гостей. Мало ли чего он сделает — не то блюдо подаст или напиток какой разольет.

— Потому что довольный гость оставит тебе хорошие чаевые, — наставительно заметил официант и спросил. — А недовольный?

— Нехорошие? — спросил Петя озадаченно.

— Никакие, — поправил его с огромным чувством собственной важности официант. — "Чаевые официантам приветствуются, но остаются на ваше усмотрение", — процитировал он и погладил себя по белоснежному отутюженному фартуку. — В общем, если клиент довольный, то тогда ты тоже довольный. Короче, гости из четвертой комнаты заказали цветы, и когда их доставят, их тут же нужно отнести, чтобы вручить имениннику. А гости из третьей комнаты попросили в полночь принести подарок, они заблаговременно передали его нам, в подсобке лежит большая бордовая коробка, перевязанная желтым бантом. Короче, займешься этим. И пепельницы заодно проверь — запомни, если больше двух окурков — меняй! А, да, и в каждую комнату отнеси в честь праздника наши фирменные коктейли — подарок от заведения. Все понял?

— Понял, чего не понять, — ответил парнишка. Он этим и занялся. Цветы доставили почти в полночь, и он, недолго думая, отнес их в комнату номер три, а вот коробку с бантом — в комнату номер четыре. Признание Евгения Насте было прочитано Ярославом и неправильно им и его друзьями интерпретировано, а Насте достался шуточный подарок от компании Яра.

Петя просто перепутал комнаты, и сам потом не понимал, как это произошло, как будто бы бес попутал.

"Или призрак", — хихикнула молоденькая девушка лет пятнадцати-семнадцати с темно-русым удлиненным каре, обрамляющим ее овальное симпатичное чистое личико, словно прочитав мысли парня, когда он пытался объяснить все своему разгневанному опытному коллеге. Почти все время, пока Настя и Ярослав праздновали свои Дни рождения, она находилась в коридоре между дверями, ведущими в их комнаты, прислонившись к темной стене, но никто ее ни разу не заметил — ни официанты, ни гости. Только Пете, когда он как раз вспоминал, в какую комнату относить какой подарок, показалось, что ему в волосы кто-то подул — парень даже оглянулся назад, но и он никого не увидел. А еще Темные силы, проходя мимо этого места, каждый раз чувствовал себя неважно, но все списывал на алкоголь, с которым он чуток перебрал в честь Дня рождения подруги.

Девочка отлепилась от стенки, вздохнула, услышав крики из комнаты номер четыре, и медленно несколько раз провела рукой по алым тонким губам, словно задумавшись. На пальцах до сих пор оставался запах горелой проводки. Но кроме нее этот запах никто не чувствовал.

Может быть, потому что его не существовало?

Или не существовало бледных пальцев с аккуратными миндалевидными ногтями, на которые был аккуратно нанесен темно-розовый лак, всего чуть-чуть, совсем едва заметно, ободравшийся на кончиках.

Несуществующая девочка с улыбкой посмотрела на свою открытую ладонь. Она сомкнула пальцы на несколько секунд и, распрямив их вновь, довольно улыбнулась, глядя на появившиеся на ладони две перевязанные между собой тонкие нити: белую, словно усыпанную блеском звезд и красную, как будто украшенную росчерками пламени.

— Первый узел. Все удачно, — радостно улыбнулась девочка-призрак.

Увидев в счете, сколько в итоге я должна заплатить, у меня чуть сердце не разорвалось. Пришлось отдать все, что было с собой в кошельке — слава Богу, хватило! Потому что, если бы не хватило, я бы крайней глупо выглядела перед друзьями.

— Сколько там? Ты чего побледнела, Наська? — спросила меня Алена осторожно, обняв себя руками — перепила алкоголя, и теперь ей было нехорошо. Она, Алсу и Ранджи уже собрали вещи — нужно было идти к Женьке, Дане и Темным Силам, выпровоженным суровой охраной вон из заведения. Ноги моей здесь больше не будет! Заведение из ряда "хуже некуда".

— Все в порядке, — сказала я, вкладывая купюры в длинную узкую книжечку из черной мягкой кожи с логотипом клуба.

— В порядке? Покажи чек? — сказала Алена встревоженно. — Ты ведь оплатила депозит, что за чек этот придурок, — имела в виду она официанта с совершенно по-детски обиженным лицом, — принес тебе?

— Посуда, вино, — отрывисто произнесла я, чувствуя, как силы покидают меня. Вино официант разлил только потому что мажор, посмевший испортить мой День рождения, поставил ему подножку! Что за несправедливость! Почему именно он кинул меня на деньги?!

— Давай, мы скинемся и оплатим вместе? — предложила Ранджи. Не смотря на грубоватую манеру разговаривать и немного невежливо себя вести, она была одной из самых добрых девушек, которых я знала. Наверное, если бы не ее кажущийся устрашающим взгляд исподлобья, все бы давным-давно использовали бедняжку Ранджи, поняв, какая милаха она в душе. — Покажи счет?

— Не покажу, — прижала я кожаную книжечку к груди. Еще чего не хватало! — Там немного. Я сама все оплачу.

— А потом займу у кого-нибудь денег, — глядя на меня черными глазами, щедро и со вкусом подведенными, сказала Алсу, как всегда, попав в точку. Я собиралась занять их у Даньки — наличка у него всегда была.

— Все окей, — отозвалась я, оставляя счет на столике. — Все, пошли. Нас ребята уже заждались!

— Насть, может быть все-таки нам...

— Говорю же, — широко улыбнулась я. — Все хорошо! Простите, что такое сумбурное День рождение вышло.

Я первой покинула комнату, а девочки последовали следом за мной, зная, что спорить со мной не надо — в некоторых вещая меня трудно переубедить. Мы вышли в коридор, в котором было немного людей, но казалось так душно и накурено, что у меня чуть ли не моментально заболела голова.

— Идем, — уверенно повела я девчонок за собой к выходу, хотя ни разу не была в этом клубе до сегодняшнего дня. Просто я достаточно хорошо умела ориентироваться в пространстве, никогда не терялась и быстро находила нужные дома на совершенно незнакомых улицах.

Мы сделали, было, пару шагов, но тут я совершенно внезапно увидела среди идущей нам навстречу небольшой, но очень веселой компании парней и девушек в модных прикидах, человека, от одного взгляда на которого моя голова тут же перестала болеть. Боль вытеснили переполняющие меня чувства обиды и самой настоящей ненависти — чувствами, которые я не могу в себе побороть.

Столкнулись всего лишь две пары дымчато-серых глаз, а мне показалось, что в эту секунду загромыхал гром и разразилась молния.

Я, с трудом напялив маску безразличия, скользнула деланно ленивым взглядом по стройной и довольно высокой загорелой девушке с шикарной копной черных прямых волос, одетой в открытое изумрудного цвета платье, к которому были подобраны изящные батильоны на высоченных тонких каблуках. Она, в свою очередь, тоже не высказала сильных эмоций, хотя ее глаза все же задержались на мне, и в них промелькнуло что-то похожее на отвращение и большое удивление. Эта девушка явно не ожидала меня тут увидеть. Впрочем, я тоже этого не ожидала.

Мы обе сделали вид, что не знаем друг друга и вообще никогда не встречались. Зато Алене, идущей за мной, брюнетка нехотя кивнула, и той пришлось отвечать ей таким же вежливо-неохотным кивком, хотя я точно знала, что моя подруга терпеть не может эту девицу и здоровается только из-за врожденной тактичности.

— Ого, это же Яна Вербицкая, — восхищенно проговорил кто-то, увидев брюнетку в изумрудном платье, которая возвышалась над всеми другими девушками в компании.

— Точно, она! Красивая! — поддержали его голоса. — Милашка!

Я, не выдержав, оглянулась, заметив, как Яну провожают взглядами какие-то парни. Она всегда была такой — хотела быть в центре внимания, и добилась этого.

— Кто это? — задумчиво спросила у Алены Алсу, когда мы чуть-чуть отошли.

— Знакомая девочка, — отозвалась подруга.

— Это таких принято называть чиками? — хихикнула Алсу.

— Это "Мисс города", Вербицкая, — отозвалась Алена, которая тоже участвовала в прошлом году в этом конкурсе. Как я уже говорила, победительницей она не стала, хотя имела на это все шансы. Алена просто не имела богатого папу, как Яночка, и его связей тоже не имела, пробивалась, как могла, сама. Подруга не говорила всего, но, кажется, во время конкурса они не очень поладили.

Мы обе: и я, и Алена не были в восторге от Яны Вербицкой, однако я ненавидела ее куда сильнее и дольше, чем моя подруга. Если они были соперницами в мире моды, то я ненавидела длинноволосую куклу с глазами совершенно по другой причине.

— А, это она тебя обошла на конкурсе? — спросила прямая, как палка, Ранджи. — Она хуже тебя. Все знают, что хуже. Наверняк взяла золото, то есть, первое место, — поправилась она, — потому что дочурка богатых папы и мамы.

Ранджи, да ты опять попала в точку! Еще каких богатых мамы и папы.

— Ой, да ладно, что было, то прошло, — махнула руками наша подруга. — Пройдёмте уже быстрее, нас мальчишки ждут.

Дан, Женька и Темные Силы, действительно, ждали нас на стоянке, около здоровенного внедорожника Ранджи, похожего на танк. На улице стало еще холоднее, даже замерзшая луна закуталась в лоскутное одеяло из облаков, как ребенок лишь высунув нос. А изо рта валил белый дым, неохотно растворяющийся в темноте ночи.

Даниил был возмущен поведением охраны и ругался, на чем свет стоит, упоминая их родственников и друзей, изредка он переключался на Олега и вопил на него, чтобы тот заткнулся. Женька, выпустивший всю свою агрессию во время драки, и у которого теперь была рассечена бровь, почему-то молчал, прислонившись к холодному боку машины, и не глядел на меня. А вот никогда не унывающий Темные Силы, не смотря ни на что, был весел и, кажется, пел какую-то совершенно дикую песню.

— Эх, трупячечная, эх, мертвячечная, — голосил он на манер какой-то известной русской народной композиции, залихватски хлопая то в ладоши, то по коленям, правда, иногда он промахивался и пытался ударить воздух. — Трупяки мои, мертвяки мои! Поднимайтеся-поднимайтеся! Обувайтеся-надевайтеся! Мы пойдем в село за ту горочку, мы попросим у людей хлеба корочку! — Тут он перешел на резвый рэп. — Хлеба не дадут, на пол упадут, мы их скрутим, есть их будем...

— Заткнись! — опять заорал Даниил, не в силах более этого выдержать. — Хватит выть!

— Мне кажется, я нашел поэта-песенника для нашей группы, — проговорил хмуро Женька, отлепившись от автомобиля. — Эй, Темный, замолкни.

— Девчонки! Он меня достал уже! — заметил нас Даня. — Вы слышите, что он поет?

— Эт, трупячечная, — вновь запел еще громче Олег и замахал шапкой.

— О, Господи, — покачала головой Алена. Я хмыкнула — юмор у нашего остряка, когда тот находился под влиянием алкоголя, был просто ужасный. И вообще не юмор, а какой-то идиотизм.

— Я его ненавижу, — простонал Дан. — Почему он это делает? В него вселился кто-то?

— Ага, дух по имени алкоголь, — отозвалась я, вспомнив, как пару часов назад болтала тут про экзорцизм с дружком уродского Адольфа Енотыча. — Сокращенно — алкаш.

— Давайте изгоним из него алкаша? — радостно предложил Даниил, ежась на морозе — ветер хоть и не было теперь, и снег больше не падал, но похолодало на градусов восемь точно.

— Как? — поинтересовалась я. — Будем вокруг него водить хоровод и монотонно бубнить: "Алкаш, уйди"? Или еще и ритуальные пляски включим? А можно его еще трясти, подвесив за ноги — до тех пор, пока алкаш сам из него не вывалиться.

Все заржали, и даже нахмуренный сейчас Женька улыбнулся. Я поймала его взгляд и тоже улыбнулась в ответ, не совсем понимая, что с ним не так.

— Ты как? — спросила я его, глядя на рассеченную темную широкую бровь, в порядке?

— В порядке, — кивнул парень. — Насть, слушай, я...

Женьку, естественно, перебили.

— Трупяки мои, — вновь затянул наш радостный сверх меры дурачек, одержимый духом алкашом. Темные Силы, когда переборщит с горячительными напитками, сходит с ума. Хорошо хоть не становится агрессивным и злым, бегая за всеми с намерением избить.

— Заткнись, не позорь нас, — прошипела Алсу. Олег, увидев черноволосую девушку, подскочил к ней, схватил за руки и завертел в танце, чем-то напоминающим кривой вальс. Готесса с трудом отцепилась от парня, пытающегося ее поцеловать.

— Не трогай меня, пока пьян, — гневно известила она его.

— Ты моя готическая девочка, моя готическая принцесса, — рассмеялся тот весело. — Иди ко мне, девочка-гот. Споем вместе.

— Больше ты не пьешь никогда, мальчик-пень, — сказала Алсу.

— Мальчик-алкаш, — заметил Дан.

— Все, рассаживаемся, народ, — сняла, наконец, с инвалидной сигнализации своего ненаглядного и тоже чуть-чуть инвалидного белобокого Танка Ранджи и первой села на водительское сидение. Все тут же последовали за ней в холодный салон, привычно разместившись на двух задних рядах, а Дан, конечно же, забрался на переднее кресло с хозяйским невозмутимым видом. Этот парень любит хапать себе все самое лучшее. Наглость — второе счастье, слышали? Это такие, как наш Даниил, придумали.

— Кыш, — тут же прогнала его наш водитель. — Тут именинница будет сидеть.

Женька, около которого я собиралась сесть, недовольно поглядел на девушку, но спорить не стал

— Ну ла-а-адно, пусть посидит сегодня впереди, — протянул друг, вылез из машины, придержал для меня дверцу, захлопнул ее и уселся рядом с Хирургом, которому Ранджи передала аптечку, и парень не без помощи Алены заклеил пластырем рассеченную бровь.

— Не приставай ко мне, — заявил Дан тут же Женьке, а тот только усмехнулся. К тому, что Даниилу нравятся парни, все уже давно привыкли. Люди с творческой жилкой зачастую более благосклонны и терпимы к тем, кто как-то отличается ото всех. Да и было кое-что, из-за чего ребята общались без проблем, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.

— Все сели? — спросила я, оглядываясь назад. Оказалось, что не все — Темные Силы не полез в тачку, а все еще продолжал петь на радость только что вышедшей из клуба толпе людей, которые тут же оценили силу невнятной, но крайне эмоциональной песни про трупячечную. Ранджи и Женька, не растерявшись, вылезли из машины и вдвоем запихали-таки нашего недоумка в салон, на третий ряд. Наверное, так легко у них это не получилось бы — несмотря на довольно субтильное телосложение Темные Силы силен, как медведь, однако в салоне сидела Алсу, и она стала своеобразной приманкой для этого шебутного парня. Обняв ее и прошептав что-то ласковое, Темные Силы на время успокоился.

— Когда-нибудь он все-таки попадет на YouTube, — сказала Ранджи, аккуратно и неспешно выруливая со стоянки. Ее леворукая машинка-танк была мощной, хотя достаточно старой — или девяносто пятого года выпуска, или девяносто шестого. То ли по этой, то ли по какой-то другой причине могучее авто иногда выкидывало странные коленца — то неожиданно глохло посредине пробки, то останавливалось под носом у экипажа ДПС, то и вовсе не желало заводиться. Видимо, такой Лэнд Крузер мог быть только у флегматичной Ранджи, наделенной терпением ангела. Или снайпера, что более верно.

— И поделом ему, — отозвалась Алсу, поглаживая своего парня по предплечью. Несмотря на всю дурость, она все же любила свои Темные Силы. Он, словно почувствовав сквозь сон ее руку, еще плотнее прижал девушку к себе.

— Я хочу на вашу свадьбу, — умилился Дан. — Мои няшечки. На вашу прекрасную готичную свадьбу! Я уже представляю ее. Стены задрапированы черным бархатом. На столах — черные скатерти. Цветы — тоже черные. Все гости в черных пышных одеждах аля барокко, с выбритыми лбами, высокими прическами и тоннами украшений, а жених и невеста — в алых одеяниях. И вместо колец они обмениваются капсулами с кровью на цепочечках.

— Ты что несешь? — поежилась довольно бледная Алена, которая сидела неподвижно, с закрытыми глазами.

— Я боюсь приставить, кто будет их женить. Оззи Осборн? — предположила я, подумав, а кто же, интересно, из нашей небольшой компании первым женится или выйдет замуж. Первой мне быть почему-то не хотелось. Но и последней — тоже.

— Эй, устроители свадеб, куда едем? Тусоваться или по домам? — окликнула нас Ранджи, откинув со лба прямую длинную челку и поворачивая направо и пролетая мимо высоких домов с темными окнами. Ездить с ней я никогда не боялась — она всегда вела свой танк плавно и аккуратно, не пугливо, опасаясь, что сейчас машину кто-нибудь да порежет, а вполне уверенно. Идеальный водитель.

— Давайте покатаемся по ночному городу? — предложил Даня, вечный оптимист, которому, видимо, еще не хватило приключений. Все согласились, кроме Олега, естественно, — он продолжал сладенько спать и тихонько сопеть.

— И куда едем? — спросила водитель.

— Можно на остров, — предложила Алсу. — У меня там недавно фотосет был...

— Готический? — тут же влез Дан. Мне сразу вспомнились недавно выложенные подругой фотки в ВКонтакте, где она, бледная, черноволосая и красноокая, словно надменный прекрасный вампир, была запечатлена в длинном темном платье с пышной юбкой и корсетом на фоне старинных развалин и печальных деревьев, над которыми хмурилось темное некрасивое небо.

— Готический, — подтвердила девушка. — Не перебивай меня. Так вот, мы были на Монастырском острове до самого позднего вечера. А вечером с него открывается неплохой вид на город. Много огней отражается в воде, и это неплохо смотрится. Даже как будто бы и не наш город.

Я тут же вспомнила сегодняшнего пикапера и его огни города, и мне стало смешно. А потом вспомнила, что пережила из-за его крысеныша-дружка и снова помрачнела. Ну, попадись ты мне, мастер делать подножки и кидать людей на деньги, я тебе так отомщу, мало не покажется.

— Значит, едем на Монастырский остров? — спросила Алсу. — Все согласны?

— Все! — подтвердил разномастный хор голосов.

— Окей, едем на остров, — согласилась Ранджи и развернула Танк.

— Ален, — вдруг вспомнилось мне, что подруга кивала девочкоэльфу, с которая пыталась увести из нашей комнаты Ярослава.

— Что? — спросила та слабым голосом — видимо, немного перепила.

— А эта девчонка, с которой тот придурок был, ты ее знаешь?

— Какой придурок? — не поняла она.

— Ну, из-за которого все началось, — поморщилась я. — Который ворвался к нам....

— А, тот красавчик, — Алена потянулась, как кошка. Голос у нее стал мечтательным. Я забеспокоилась. Чего это с ней?

— А, да-а-а, — протянул и Дан, — он очень и очень ничего. Естественная красота, интересный типаж. Он везунчик. Его бы в модели, да? — посмотрел он на Алену, сидящую позади. Она, как и Даниил, неплохо ориентировалась в индустрии моды, а потому толк в ней знала.

— Да, — тут же согласилась подруга. — Яркий мальчик. Фактурный. Фигура и рост очень хорошие. И личико, конечно, тоже. Шрамик на скуле только придает шарма.

И когда она так успела этого негодяя с гитлеровскими замашками рассмотреть?

— Ребят, я в шоке от вас, — выдохнула я.

— В шоке? — дружно удивились Даня и Алена.

— Он испортил... немного испортил мой День рождения, и из-за него мы досрочно покинули клуб. Давайте не будем обсуждать плюсы этого козла? — попросила я, пытаясь скрыть раздражение, чтобы не сорваться на невинных людях. — Я вообще не о нем спрашивала.

— О чем? — улыбнулась примирительно Алена. Иногда я думаю, что если бы у меня был такой гибкий и неконфликтный характер, моя жизнь была бы совершенно другой.

— Та девочка, которая была с ним — высокая и худенькая, вы с ней знакомы?

— А, да. Она тоже модель и тоже работает в рекламе. Мы однажды пересекались на съемке, — кивнула Алена. — Я так удивилась, когда ее встретила. Кстати, — она вдруг усмехнулась, — теперь я знаю, как познакомиться с тем красавчиком.

— Через нее? — догадался тут же Дан, считающий себя мастером отношений и флирта, и похвалил Алену. Я только головой покачала. По-моему сугубо личному мнению, общение с этим придурком и гроша ломанного не стоит. Я даже хотела озвучить это свое мнение, но этому не суждено было произойти. Машин в этот поздний час на дороге было удивительно мало, не так как днем, когда куда ни глянь, всюду пробка, однако все-таки нашелся какой-то умник, который нас подрезал. Ранджи резко затормозила, и Танк здорово тряхнуло — мы чуть ли не подпрыгнули. Даже Темные Силы едва не проснулся.

— Что за фигня? — гаркнула Ранджи. Женька тоже выругался. А я присвистнула — и было от чего. Нас подрезала смутно знакомая мне белоснежная машина со знаменитым знаком БМВ на гордом вздернутом капоте, которая ехала теперь по соседней полосе, сигналя нам, как будто бы там заклинило клаксон. Так как все окна дорогого автомобиля, кроме передних, были тонированы, я разглядела лишь двух человек, сидящих впереди — спасибо ярким фонарям, расположенным вдоль дороги. К моему искреннему удивлению и новой порции злости, водителем "бэхи" был небезызвестный мне пикапер Шейк, а рядом с ним сидел тот самый друг, который подрался с Женькой — тот сразу же напрягся.

— Смотри, куда едешь! — выкрикнула, высунувшись из окна, Ранджи, которая, как и все нормальные водители, чувствовала за своих пассажиров ответственность. Поскольку ее авто было "леворуким", а в белом "БМВ" руль располагался справа, они с Николаем отлично друг друга видели и слышали — он, кстати, тоже высунулся из своего окна, хищно улыбаясь и стал махать нам так, как будто был хвостом обрадованной собаки.

— О, не злись, крошка, — было ей громогласным ответом от весельчака Шейка, беспечно держащего руль одной рукой. Волосы его развивались на ветру, хотя скорость наших машин, ехавших бок о бок, была небольшой. Вот глупый — холодно же. И хватило же у него ума назвать нашу Ранджи крошкой. — А ты хорошо приручила своего зверя? А?

— Не хуже, чем ты своего, — отозвалась девушка, пытаясь оторваться от назойливых спутников, но этого у нее не вышло — как только она увеличила скорость, Шейк тоже нажал на педаль газа. — Давай, до свидания!

— Я уеду, если только ты дашь мне номер своего телефона!

— Мой номер у меня на бите записан, — отозвалась серьезно Ранджи. — Сейчас вытащу, посмотрю, скажу!

Между прочим, у нее в багажнике, правда, бита лежит. Мы сами ей ее дарили прикола ради прошлым летом, как раз на ее День рождения. Кстати, вспомнилось мне, а я так и не выяснила, кто презентовал мне резиновую куклу для людей, страдающих повышенным содержанием уровня страсти в крови. И-за всей этой суматохи я про это совершенно забыла. Может быть Олежка все же побаловался?

— Ого, да ты сурова, детка! — прокричал Шейк. Сообщение про биту его, видимо, восхитило. — Давай наперегонки!

— Почему неуверенные в себе люди все время пытаются что-то доказать другим? — пробормотала с заднего сидения Алсу, и я тут же с ней согласилась.

— Не вздумай! — запротестовала я, ежась от ветра, свобод гуляющего теперь по салону из-за открытого окна.

— Останови тачку, я сейчас с ними разберусь! — вновь завелся Женька, с ненавистью глядя на мчащуюся рядом "БМВ", чьи бока сверкали под уличным электрическим светом, как бриллианты.

— Не-а. Я сейчас ему покажу всю свою мощь, — усмехнулась Ранджи, чуть сильнее сжимая руль своего танка.

— Гонка? — задорно проорал Шейк, вырываясь чуть вперёд, подначивая ем самым нашу подругу, чьи широкие ладони твердо лежали на руле.

Темноволосая девушка лишь усмехнулась, высовывая из окна кисть руки, большой и указательный пальцы которой были сомкнуты, показывая всем известный знак "окей". Азарт взял вверх над благоразумием Ранджи, и она увеличила скорость, фактически нарушая правила — Танк на удивление резво тащился куда быстрее, чем разрешенные 60 километров в час. Наша водитель гнала так быстро, словно была на трассе за городом. "БМВ", естественно, не отставал. Мало того, его наглый водитель что-то постоянно орал, явно подстегивая нас, махал свободной рукой, слал противные поцелуйчики и улыбался, как чокнутый. Ранджи на все это внимания обращала мало, больше внимания обращая на дорогу, чем на шута-пикапера, однако я прямо-таки чувствовала ее желание выиграть. А желание выиграть — это естественная потребность любого спортсмена. Я даже говорить ничего не стала, лишь смотрела в окно на машину соперников и что-то изредка кричала, как, впрочем, почти все, кто находился во внедорожнике. Дан так вообще высунулся из окна и что-то вопил соперникам, изредка обращаясь к Ранджи с забавной фразой:

— Подруга, если я тебя достал, давай ближе к столбам!

Гонка продолжалась по ночному городу почти минуту, а потом, за несколько секунд до поворота, стекло на заднем сидении опустилось, и миру явилась блоха по имени Ярослав. Он высунулся из машины с довольной миной, помахал нам, несколько раз ткнул большой палец вниз, явно демонстрируя свое презрительное отношение к нам, а после унизительно расхохотался с уморительной миной. Мне хотелось придушить его.

Закройся, NЗапрещено цензуройN! — прокричал Женя в свое открытое окно, яростно сверкая глазами. — Ранджи, гони! Сделай его!

— Не вопрос, — сдержанно отозвалась наша общая подруга.

— Неудачники! — прокричал Ярослав громко, ядовито и вместе с тем счастливо, а после его утянули внутрь машины друзья, и окошко закрылось.

"БМВ" неожиданно стал снижать скорость и вдруг затормозил у обочины, включив аварийные огни. Мы, подумав, что что-то произошло с этой шикарной машинкой, дружно расхохотались, празднуя победу, — сломалась она, что ли? Однако смеялись мы рано. Очень. Ранджи на все такой же большой для города скоростью повернула направо и почти тут же была остановлена удобно притаившимся за поворотом сотрудниками дорожно-постовой службы. Сбросить скорость она просто-напросто не успела, совершенно не ожидая, что встретит полицейских.

Как только мы увидели сотрудников органов правопорядка, наш смех резко смолк, словно его и не было. Я стиснула зубы, Женька и Дан дружно употребили идентичное нецензурное выражение, и только Алсу с философским видом сказала:

— Жизнь только что проиллюстрировала нам свои черные и белые полосы и их резкие переходы из одной в другую.

— Точно, — вдруг неведомым образом проснулся Темные силы. — Моя темная зая, что происходит?

— Ничего. Спи дальше. — Алсу погладила любимого по удлиненным черным, как ночь, волосам.

— Не хочу, — заартачился парень. Его девушка картинно вздохнула.

— Да уж, — проговорила я голосом, срывающимся от злости и обиды. — И что теперь, штраф?

Водитель кивнула и открыла окно, к которому склонился торчащий на ночном морозе сотрудник правоохранительных органов с суровым круглым лицом, украшенным мужественными усами.

— Доброй ночи, капитан Пилимонкин, — сказал он Ранджи таким официальным тоном, как будто бы находился в зале заседания Совбеза ООН, где решали важный вопрос, связанный с применением и испытанием ядерного оружия. — Предъявите ваши права документы на машину, пожалуйста.

Его "пожалуйста" звучало как "быстро".

— Пилимонкин, — неожиданно заржал проснувшийся Олег на своем третьем ряду. — Вот ржака! Пилимонкин!

Алсу попыталась закрыть ему рот рукой, но у нее ничего не получалось, и она, не долго думая, закрыла рот парня поцелуем. Темные силы заткнулся, обняв девушку. Наверное, ее темная помада останется теперь на его лице.

— Что там у вас? — сдвинул брови мужчина в форме, услышав неясный шум, возню и хихиканье.

— Дураки там, — как можно бодрее сказала Ранджи, протягивая документы. — Друзей из клуба везу.

— Я чувствую, — потянул большим, покрасневшим на легком морозе носом Пилимонкин, забирая водительские права и техпаспорт. Он явно учуял алкоголь. Ну, его бы, наверное, не учуял только страдающий диким насморком. — Страховка есть?

— Есть, вот, — протянула ему еще один документ наша подруга. Полицейский долго и нудно копался в ее документах, когда как Темные силы сзади все еще ржал из-за забавной фамилии капитана, правда, Алсу удавалось его сдерживать.

— Хорошо, — наконец, справился капитан с документами. — Вы почему нарушаете? — вдруг спросил он тоном заботливого, но крайне грозного папочки. — Вам всего, — тут он сверился с документами, — двадцать один год, а вы гоняете так, словно у вас водительский стаж такой. Двадцатилетний.

Ранджи подняла на него темно-карие глаза, обрамленные не слишком длинными, но очень густыми ресницами, убрав с них челку.

— Так вышло, — была краткой она.

— Сегодня у вас штраф, завтра двойную сплошную пересечёте, послезавтра на встречку вылетите, а через неделю что? ДТП? — не мог успокоиться полицейский.

— Может, мы лучше пойдем протокол оформлять к вам в машину? — устало вдохнула водитель танка. Ранджи терпеть не могла оправдываться.

— Пойдем, естественно, — сказал как о чем-то совершенно естественном полицейский. — Еще, наверное, и употребляли?

Его нос вновь зашевелился, вдыхая воздух, как будто бы по нему пытался понять, пьяна ли водитель или нет.

— Не употребляла, — уверенно отозвалась девушка, расстегивая ремень и выходя из внедорожника.

— Ну, мы сейчас это на всякий случай и проверим, — пообещал мужчина, оглядев всю нашу притихшую компанию новым подозрительным взглядом.

— Пи-пи-пилимонкин, — раздался вдруг высокий голос Темных Сил. — Вашу Машу, вот это прикол!

— Чего? — резко развернулся к нам усатый мужчина, уже собравшийся топать следом за Ранджи, уверенно идущей к машине ДПС, в которой сидел его коллега.

— Я так сына назову — Пилимон! — никак не мог угомониться наш штатный идиот, который, как оказалось, в шутку скрутил Алсу, закрыв ей рот — ему казалось, что это такая игра. И серьезность ситуации друг не понимал. — Слышь, зай, если у нас это... сын будет, нареку Пи-ли-мо-ном!

— Мне кажется, или... — медленно произнес мужчина, но не договорил. Мимо нас неспешно проехала белая "БМВ", в которой в меру громко играла электронная, смутно знакомая музыка начала двухтысячных с каким-то странным женским неразборчивым голосом, что крайне не подходило такой классной немецкой тачиле. В такой "бэхе" нужно слушать какой-нибудь модный драм-энд-басс или крутой четкий американский рэп на крайняк. Окна машины были полуоткрыты, и на нас с любопытством и лукавством уставились четверо парней, в том числе водитель Николай и распроклятый Адольф Енотыч. Лица у них были довольные, а у последнего счастье просто-таки сияло в наглых глазах, и ехидная лыба была на пол-лица.

Скотина!

У меня от злости потемнело в глазах, а мышцы в руках напряглись — подставили нас, сволочи! Знали, что тут менты стоят и решили поиграть, а мы попались. Второй раз нас на деньги раскрутили! Сначала подножка и разлитое вино, теперь штраф из-за превышения скорости! Ну, ничего, мальчик с комплексом прекрасного принца, я однажды отомщу тебе.

Внезапно в электронной песне появились вполне разборчивые и очень уж знакомые чуть ли не с детства слова: "Лох — это судьба", произнесенные мужским веселым голосом бывшего ви-джея МТВ Василием Стрельниковым. Когда-то давно, когда у нас еще не было Интернета, да и мобильников почти ни у кого не имелось, мы чуть ли не поголовно смотрели главный, как считали, музыкальный канал, на котором шли крутые передачи и постоянно крутились классные клипы. А стебную песню "Лох — это судьба" просто обжали. Давненько я ее не слышала и даже не думала, что услышу ее вновь в такой вот поганой ситуации!

— Чер-р-рт, уроды, — прошипел Женька, глядя на "БМВ", из которой торчали веселые рожи. Я была с ним совершенно согласна. Если бы у меня существовал черный блокнот, куда бы я записывала всех врагов, дабы поочередно уничтожить и извести, на данный момент мальчик-енот стоял бы там на почетном третьем-четвертом месте.

"Улыбайтесь, это всех раздражает", — раздалось в песне вдруг завершающей нотой, когда машина немножко отдалилась от нас. Высунувшийся из окна Ярослав, следуя этим золотым словам, поднял руку в знаке приветствия, как президент на параде, и, махая, с радостной улыбкой уехал в ночную даль.

— Почему вы их не останавливаете? — возмутился Даня, который, не будь дураком, тоже все отлично понял.

— А они не нарушают ничего, — спокойно ответил капитан Пилимонкин. — Едут себе и едут на допущенной скорости.

— У них музыка громкая!

— Это не нарушение правил дорожно-транспортной безопасности, — был непреклонен представитель органов правопорядка.

— Музыка отвлекает водителя! — не мог прийти в себя от возмущения Даниил. — У него реакция замедляется! А если он...

— Зато у вашего водителя реакция была отменной, — рявкнул обозленный капитан, которому не нравилось, что с ним пререкаются. — С такой скоростью гнать по дороге!

— Пилимонки-и-и-ин, — как приведение, завыл Темные Силы. Мужчина, только что вновь развернувшийся, чтобы идти к Ранджи, вновь был вынужден повернуться в нашу сторону. Казалось, даже его густые усы нахмурились.

— Мне показалось, или...? — начал, было, он, но тут вмешалась я, понимая, что нас нетрезвый дружок сильно разозлил инспектора ДПС. — Я сейчас вашему шутнику такой штраф оформлю, кредит придется брать, чтобы расплатиться.

— Капитан, простите, у нас в салоне дурачок, — сказала я быстрым тоном, придвинувшись к открытому окну со стороны водителя, понимая, что надо как-то выпутываться из ситуации. Еще одного штрафа я не выдержу!! Нет, я не скажу, что деньги для меня — это главное, но, блин, я сейчас не миллионер, чтобы кидаться ими направо и налево, да и мои друзья — тоже. За последние годы я весьма недурственно научилась ценить деньги. Наверное, мои родственники очень удивились бы, узнав это, и, наверное, кто-то из них даже похвалил бы меня.

— Что? Дурачок? — уставился на меня весьма странно господин Пилимонкин. Кажется, такое сотрудник ДПС услышать явно не ожидал.

— Ну, понимаете, он... того, — медленно покрутила я указательным пальцем около виска, как будто бы наматывала на палец прядь волос.

— Что значит "того"? — с великим подозрением в глазах продолжал прожигать меня строгим взглядом полицейский.

— Он психически неуравновешенный, — нервно произнесла я, облизав губы. — Повторяет то, что услышит, а сам даже имени своего не знает.

— Ну, знаете, как попугай, — с полуслова понял меня Даниил.

— А он не пьяный ли просто? — подозрительно глянул на меня мужчина в форме. — Вы же все с клуба едете. Надрались, небось, как черти.

К сожалению, он был недалек от истины. Но я продолжила сражаться.

— Он не пил. Ему же нельзя, иначе припадок случиться, — самозабвенно врала я, хотя терпеть это дело не могу и по-крупному стараюсь не лгать, хотя, если честно, в моей жизни очень много неправды, из-за которой мне порой до головокружения стыдно перед друзьями, хотя ничего плохого я не делала.

— Припадок? — повторил полицейский. Кажется, он не особенно верил мне, но насторожился.

— Ага, припадок. Но у него сейчас редко бывают припадки. — Я печально вздохнула. — После курса в больнице — специализированной больнице — наш Олег себя лучше чувствует.

— А зачем вы его с собой взяли-то, больного? — строго взглянул на меня капитан Пилимонкин, как будто бы я была опекуншей этого умника, в которого вселился дух алкаш.

— Мы взяли его, потому что водитель — его сестра. Она не могла его дома одного со старой бабушкой оставить, потому что если Олег буянить начнет, она с ним не справиться, — всегда умел надавить на жалость Дан. Женька хмыкнул в кулак. Бабушку Темных Сил мы отлично знали — эта старушка весьма преклонных лет иногда казалась моложе всех нас. Олежка ее уважал и даже побаивался, а потому даже слушался.

— Так он еще и буянит! Вашему парню точно не место в клубе, — покачал головой страж правопорядка, качая головой, не зная, то ли верить нам, то ли нет.

— А чего, он не человек, что ли? — возмутился Даниил, всегда очень чутко относившейся к вопросам справедливости и предвзятости. — Если он не такой, как все, ему что, дома прятаться? Почему если он отличается от других, он автоматически считается кем-то таким, с чьим мнением нельзя считаться?

— Согласно статьи 1 Всеобщей декларации прав человека, принятый Генеральной Ассамблеи ООН резолюцией 217 А десятого декабря 1948 года в Париже, все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах, — процитировала наизусть Алсу, вновь зажимая рот своего мычащего парня рукой. Капитан поднял густые брови, каждая из которых была похожа на ус, но ничего более нам не сказал. То ли Всеобщую декларацию прав человека уважал, то ли в этом был виноват его заждавшийся коллега.

— Андреич, давай быстрее! — заорал ему напарник на наше всеобщее счастье. — Сколько тебя ждать можно?

— Ладно, сидите со своим равным и свободным другом, — проворчал мужчина в форме и, наконец, покинул нас.

— Пилимонкин — дурак, — сказал Темные Силы напоследок и вновь добросовестно вырубился, устроив голову на плече Алсу.

— Засада, — только и смог произнести Дан, а Женька улыбнулся мне и показал большой палец, поднятый кверху — мол, хорошо придумала! Я улыбнулась в ответ, подумав вдруг, что у Евгения чудесные глаза. Захотелось вдруг коснуться его руки, но

Раджи вернулась минут через пятнадцать, вроде бы спокойная и, как и всегда, уверенная, но всем нам было понятно, что настроение у нее подпорчено.

— Так, поехали дальше, — невозмутимо сказала девушка и повезла нас на Монастырский остров. Когда-то давно на этом довольно большом, очень вытянутом острове, через который сейчас проходил самый длинный в городе мост, ведущий на другой берег, находились два старинный монастыря — один на одной стороне длинного острова, второй — на другом. Однако после революции их разрушили, и долгое время, почти неполное столетие, вместо звука колоколов здесь стояла тишина, затаившаяся в печальных развалинах. Десять лет назад один из монастырей восстановили, превратив его в белокаменную церковь, а вот к реконструкции второго еще только готовились. Алсу предлагала ехать именно ближе к безлюдным развалинам, которые находились почти на самом берегу острова — оттуда, по ее словам открывался изумительный вид на город, полыхающий огнями в ночи.

Подруга оказалась совершенно права. Когда мы приехали на остров и по плохой грунтовой дороге, которую Танк с легкостью преодолел, и подкатились к воде, встав под огромным ветвистым деревом, вид нам открылся потрясающий — городские огни в незамерзающей черной воде, кажущейся совершенно спокойной, как в озере, казались вытянутыми красно-желто-белыми стрелами, нацеленными куда-то в неизвестность. Зрелище завораживало. Природа словно дарила нам полотно, раскрашенная светом и огнями, над которым воцарила непривычная для города тишина. Казалось, даже облака на темном небе не двигались, застыли.

Мы всемером, встав стройным рядком около самой кромки неподвижной воды, у берега все же превратившейся в тонкий лед, дружно смотрели на эту красоту, вдыхая морозный воздух, и, кажется, чувствовали себя одинаково хорошо и беспечно. Безмятежно.

Несколько минут мы просто стояли и смотрели вдаль, не чувствуя, как в щеки целует холод, а наши пальцы потихоньку мерзнут. Даже слегка протрезвевший Олег вел себя сдержанно: обняв свою Алсу, он просто глядел вдаль, на высокий берег, на котором располагался город, словно пытался что-то разглядеть и понять. Почему-то лицо его было серьезным и даже не понятно было, что Олег нетрезв. Алсу, положив ему голову на грудь, тоже смотрела в ту сторону, но задумчивый ее взгляд ее был направлен сквозь высокие здания и стену Кремля на берегу.

Дан и Алена, не отрываясь, рассматривали реку, усыпанную огнями города, как мистическими кристаллами-самоцветами. На лице у Алены блуждала полуулыбка — видимо, на какое-то время, пленившись ночным пейзажем, подруга позабыла о том, что ей нехорошо от выпитого. Она глядела на воду так, словно вела с ней какой-то свой внутренний монолог.

Дан тоже едва заметно улыбался и пытался снять противоположный берег и часть реки на камеру телефона — наверняка хочет выложить в Инстраграм, у него там достаточно много фотографий. Часть — с девушками-моделями с фотосессий, часть — с ним самим, друзьями и зафиксированными на камеру моментами радости разной степени.

Женька смотрел вверх, на небо, на выглянувшую из редких облаков-шалей луну, которая, казалось, была посыпана морозной пудрой, Звезды стали ярче и с холодным блеском нехотя дарили свой свет тем, кто поднимал на них глаза. Он наслаждался тем, что видел. А может быть, и вдохновлялся — он музыкант, ему это нужно.

Я потерла ладони и, поднеся к губам, подула на кончики пальцев, стараясь немного согреть их своим дыханием. Перчатки остались в машине.

Небо надо мной было такое же неподвижное, как и речная гладь.

Часто говорят, что небо — это свобода, запредельная и бесконечная. Настоящая. Но мне почему-то казалось сейчас, что это небо — огромная клетка с невидимыми прутьями, в которую заключены далекие прекрасные звезды, взирающие на людей так же, как и звери в зоопарке — привычно, с опаской, надеждой, равнодушием. И непонятно, то ли они смотрят на нас, то ли мы на них.

Небо не свобода, и его несвобода вечная. Интересно, а есть ли свобода там, за гранью, за обителью звезд? И свободны ли в таком случае мы, находящиеся тут, на земле, или находимся в двойной клетке?

Ответа я не знала, но мне стало жаль заключенных в невидимую клетку звезды. А вот себя я чувствовала вполне вольготно, так, как будто бы целый мир принадлежит мне.

— Замерзла? — наклонившись, шепнул Женя мне на ухо.

— Есть немного.

— Возьми, — стащил с пальцев он свои кожаные перчатки и протянул мне. Я покачала головой.

— Не вредничай, — поймал мою руку Женька.

— Ладно, давай, но только одну, чтобы поровну было, — согласилась я. Он натянул мне на правую руку большую мне кожаную перчатку, хранившую тепло его пальцев.

— О, обмен перчаточками? — заметил это Даниил и тут же радостно сфотографировал нас двоих на камеру, а после принялся снимать всех по очереди, ослепляя вспышкой.

— Хочу сфотографироваться со всеми по очереди! — на правах именинницы заявила я. — Дан, работай фотографом!

— Уже, моя госпожа, — исхитрился заснять меня друг именно тогда, когда у меня был открыт рот. Фотографии в ночи вышли не очень качественными, зато эмоциональными. Мы смеялись, шутили, дурачились.

Я обнимала Алену и Алсу, развалилась в снегу вместе с Ранджи, ставила на снимке рожки полуживому Олегу, который впал в совершенно сонное состояние, целовала в щеку Даниила, играла в догонялки с Женькой, наслаждаясь простыми прикосновениями. В самом конце, разогревшись и навеселившись, мы попытались сфотографироваться всемером. Дан держал телефон в вытянутой руке и пытался заснять нас так, чтобы было видно всех нас, и, наверное, только с пятой попытки это у него получилось.

— Смотрите, самолет летит! — закричала Ранджи, задрав голову вверх. Самолет летел низко и мигал, как нам показалось, так приветливо, что мы тут же решили поприветствать его и что-то дружно закричали и замахали руками.

Я, вновь мельком оглядывая каждого из друзей, поняла вдруг, что, все-таки, не смотря ни на что, жизнь любит меня, а я — ее, и после с глупой улыбкой смотрела в высокое темное небо, в которое, наверное, можно было упасть.

Наверное, именно так, пусть просто и незамысловато, без фейерверков, необычных блюд и дорогих подарков, должен был закончиться День моего рождения. В тесном кругу близких людей, в ауре праздничного настроения, с улыбкой на лице, от которой уже ныли щеки.

На сердце у меня неожиданно появилась легкость, и если бы я была более чувственной и раскрепощённой в своих эмоциях особой, я бы крепко обняла каждого из своих друзей и сказала бы о том, как они дороги мне и как сильно я люблю их, ценю и уважаю, однако я не сделала этого. Просто наслаждалась моментом. К тому же Женька стоял рядом. Мне вдруг безумно захотелось взять его за руку — ту, которая была без перчатки, и переплести наши пальцы, а еще лучше — прижаться к его груди, но я не стала этого делать. Все, что я позволила себе, так это коснулась его ладони своей, как будто бы нечаянно, очень желая, чтобы парень ответил на мое прикосновение. Может быть, если бы мы простояли чуть подольше, это бы и случилось, но...

Подул ветер. Подул так неожиданно, что я даже на миг забыла, как дышать, а когда вспомнила, то поняла, что пора возвращаться в машину, ожидающую нас позади.

— Мне плохо, — прошептала вдруг стоявшая слева от меня Алена слабым голосом. — Мне совсем плохо стало.

— Что такое? — повернулась я к ней тут же.

— Виски. Мне не надо было так пить, — Алена судорожно глотнула свежий воздух. — Теперь меня тошнить начало, и голова кружится.

— "Вертолетики", — со знанием дела сказал Дан и осторожно обнял Алену. Та положила голов ему на плечо. Если не знать, что этот парень гей, можно было бы подумать, что они с Аленой — милая парочка. — Пойдем, подруга, доведу до машинки. Посадим тебя у дверочки, если надо будет, откроешь. — Он подмигнул ей.

— Надеюсь, что не надо будет, — замотала головой подруга. Я только сочувственно вздохнула, чувствуя, как новый порыв ледяного ветра забирается под одежду.

— И этого милашку мы тоже посадим у дверочки, — сказала тут же Алсу, имея в виду своего Олега, который на свежем воздухе более-менее пришел в себя. Лицо Темных Сил было бледное, и про несчастного Пилимонкина он больше вообще не вспоминал. А наутро выяснилось, что эпизода с гаишником он не помнит вообще!

— Что, и ему плохо? — брезгливо спросил Дан.

— Ага. А ты думаешь, если он столько выпил, то теперь ему будет всегда хорошо? — нараспев произнесла Алсу. — Всегда хорошо только тем, кто выпил столько, сколько хватило для путешествия в мир иной.

Странно, но как только черноволосая девушка произнесла эти слова, мы вдруг услышали в отдалении вой. Не знаю, как у кого, а у меня мороз пошел по коже — вой был какой-то... человеческий. Тут же вновь резко подул ветер, относя вой в другую сторону. Где-то вдалеке, видимо, на другой стороне острова, мои глаза различили неясные огоньки. Что это еще такое? Бомжи устроили костер? Но зачем им зимой тащиться на холодный остров? Чтобы погреться? Не логично. Тут холоднее, чем в самом городе. Или это фары машины? Вроде бы тоже нет. Почему-то я подумала, что на острове кто-то прячется, и эта мысль не подарила мне оптимизма. Захотелось кинуться в машину и побыстрее оказаться на другом берегу реки. Там, где есть свет и люди. Ощущение опасности оцарапало мне щеки вместе с ветром.

— Это еще что? — поднял и без того высокую бровь Даниил. — Жуткий вой. Ветер, что ли?

— Нет. Мне кажется, собака, — произнесла Ранджи.

— Может быть, — согласился Женька, прищурившись, глядя на огоньки. — А вон те огоньки — это тоже собака?

— Местные собаки Баскервилей, — хмыкнула Алсу.

— Парни с общаги говорили, что были тут пару раз ночью, проезжали мимо по дороге и тоже видели какие-то огни и слышали странные звуки, — негромко произнес Женька. — А в последний раз они видели тут очень странных личностей в капюшонах.

Его слова казались зловещими, и всем одновременно как-то стало не по себе. Мне лично сразу же представился фильм ужасов, где подростки ночью едут неведомо куда и попадают в самые большие неприятности своей жизни. Зачастую — сааме последние. Мороз второй раз прошелся по моей коже. И, видимо, не у меня одной.

— Так, детки, быстро грузимся, — велела Ранджи, — я не хочу, чтобы это воющее нечто прибежало к нам, тряся своими огоньками. И не хочу лицезреть личностей в капюшонах.

Мы очень быстро и дружненько загрузились в машинку. Я вновь уселась на переднее сидение, Дан и Женька оказались сзади, а на втором ряду устроились у окошек страдающие Алена и Темные Силы, оба одинаково бледные. Между ними сидела Алсу, спрашивающая о самочувствии то у одного, то у второй. Оно, судя по их ответам, стремительно ухудшалось.

— Ну, в путь, — оптимистично произнесла Ранджи, заведя мотор. Кажется, мы все затаили дыхание, боясь, что Танк опять начнет капризничать и не заведется. Однако машинка бодро покатилась вперед, заставив всех облегченно вздохнуть. Особенно приободрился Даниил и, решив, что мы уже почти вырвались с Монастырского острова на берег, стал рассказывать недавно просмотренную передачу про каких-то жутких преступников.

Однако друг рано радовался.

Выезжали с острова мы эпично — он словно не хотел нас отпускать. Сначала у внедорожника внезапно погас один глаз, то есть что-то произошло с его правой фарой, и она потухла. Ранджи ехала едва ли не наобум, правда, не нервничала, а всего лишь один раз проронила:

— Я с одной фарой ни хрена не вижу, — а после внимательно уставилась вперед, не отвлекаясь на наши нервный смех и разговоры.

Спустя минуту она вдруг кинула взгляд на спидометр и сообщила как бы между прочим:

— Ну вот, у нас бензин заканчивается.

— Ты чего это не проследила за бензином? — возмутился Даня со своего третьего ряда. Своим рассказом он больше напугал себя, чем нас.

— Я следила, — оборвала его Ранджи. — Все было норм. Он таинственным образом исчез.

— Ага, его кто-то выпил, пока мы на берегу стояли, — ехидно проронил парень.

— Бензин был, — сказала я удивленно. — Я видела, когда мы на остров подъезжали, стрелка не на нуле стояла.

— Может, у тебя бензобак подтекает? — предположил Женька.

— Может, — легко согласилась Ранджи. — Но раньше такого не было.

— Вот мы сейчас на этом острове останемся, — зловещим тоном начал Даниил, — и будут нас потом с собаками искать. Тут часто люди пропадают.

— Ой, не каркай, — поморщилась Алсу, поглаживающая Алену по плечу. Ей становилось хуже с каждой секундой. Бедная подруга. Вообще алкоголь она, как и я, не слишком-то и любит, но сегодня ей как-то не повезло.

— Бензина у нас хватит доехать до ближайшей заправки, не переживай, Даня, — сказала Ранджи, все так же соблюдая спокойствие. Танк, словно услышав слова хозяйки, встал, как вкопанный. На секунду в салоне повисла удивленная тишина. Сердце у меня забилось чуть чаще, чем нужно. Было, от чего беспокоиться — ночью мы застряли на темном подозрительном острове, где людей почти нет. То есть они есть, но на другой стороне длинного острова, через дорогу моста, до которой нам ехать и ехать, а тут кто-то воет, бегает в капюшонах и огоньки, кажется, стали к нам еще ближе. Даже мне стало страшновато. Безмятежность, которую я чувствовала, стоя на самом берегу реки, куда-то пропала. Я кожей ощущала, что друзья испытывают те же чувства, что и я.

— Хватило бензинчику, мда. Ранджи, ты хоть биту сразу достань, — посоветовал умный Даня. — Хоть как-то отбиваться будем.

— По законам фильма, — вставил Женька, — если Ранджи выйдет из тачки, с ней что-нибудь да случиться. Поэтому сиди и пытайся завести машинку.

— Или сам сходи за битой, — посоветовала я другу. Он почему-то отказался.

— Что случилось? — спросил недовольным голосом Темные Силы. — Чего стоим?

— Мы, знаешь ли, без бензина и застряли, — сообщила ему Алсу.

— А где мы? Все еще на Монастырском острове? — завертел парень черноволосой головой.

— Ага, — ответила Алсу. — Как раз мимо развалин проезжаем. Проезжали. Теперь встали.

— Зря мы вообще сюда поехали, — помрачнел Олег, не переставая оглядываться. — Это не самое лучшее место в городе. Тут... уроды всякие.

Этот парень редко кого называл уродами. Значит, и правда, тут кто-то плохой "водится".

— Мы за городом, — поправила его любимая.

— Неважно, — отмахнулся Темные Силы и со стоном схватился за голову, которая, видимо, заболела еще сильнее.

— Ребят, — нервно спросила я, глядя в боковое зеркало, в котором отражался кусок реки с ее восхитительными огнями, и деревья, гнущиеся под ветром, — а вам не кажется, что огни стали еще ближе?

— У меня есть складной нож с собой, — зачем-то сообщил Темные Силы, и я машинально нащупала в сумочке телефон.

— Кажется, — пригляделся Женька, повернувшись.

В салоне повисла напряженная тишина. Все стали с тревогой оглядываться назад.

И в это время Танк все же разрешил хозяйке себя завести и рванул вперед. Мы, обрадованные, даже и не заметили, как оказались на мосту, освещенному так хорошо, что даже сломанная фара не доставляла Ранджи дискомфорта.

— Мне кажется, или стрелка бензина растет? — удивленно спросила девушка, убирая со лба челку, которую мне очень хотелось подстричь.

— Тебе не кажется, — так же удивленно сказала я, глядя на спидометр. Теперь машинка показывала, что бензин почти в норме, однако на всякий пожарный Ранджи все равно заехала на заправку. Страхи острова моментально развеялись в ярком свете фонарей.

— Так, теперь все по домам? — поинтересовалась девушка за рулем.

— Да, я домой хочу, — подала слабый голос Алена. — Простите, ребята, но мне плохо. Я, действительно, сильно перепила, идиотка. Отвезете?

— Естественно, отвезу, — согласилась Ранджи.

— И этого придурка домой надо, — сказала Алсу, имея в виду Темные Силы. — Только надо, чтобы парни добусковали его до двери. И передали с рук на руки мамочке.

— Поняла, остальные как? — Ранджи посмотрела на пятерых пассажиров, устроившихся сзади

Женька посмотрел на меня, как будто бы хотел что-то сказать, и я мысленно подбодрила его — да, да, скажи, что ты хочешь потусоваться! Вместе со мной! Подай голос, ты же парень, не молчи! Просто дай понять, что ты заинтересован! Ведь ты дал мне свою перчатку! Однако Евгений все же ничего не произнес, и я разочарованно поникла. Поганое настроение стало еще хуже. Ну почему он так себя ведет? Ждет, что я буду прыгать по салону и с радостной улыбкой предлагать, где бы провести время? Я хочу, чтобы он сам проявил инициативу!

— Тогда я всех развожу по домам? — переспросила Ранджи.

— Давай, — решила я, что на сегодня приключений нам хватит.

Доехали мы, конечно, не без них. Наверное, не очень красиво это рассказывать, но все же Темные Силы не выдержал длительной поездки и, Ранджи спешно подъехала к обочине около перекрестка. Дверь внедорожника распахнулась, и наш нетрезвый друг, перебравший алкоголя, которого очень уж тошнило, решил немного удобрить почву. Наверное, смотрелись мы очень эпично, потому что секунду спустя вторая дверь тоже распахнулась — и бедная Алена, понимая, что тоже больше не может, склонилась над асфальтом. Самое забавное, что почти около нас остановилась полицейская машина, спокойно себе ждущая, когда загорится зеленый. Естественно, сотрудники органонов правопорядка большими глазами уставились на наше Танк с двумя открытыми задними дверями, из которых высунулись люди, явно плохо себя чувствующие. Однако, к чести их и к достоинству, делать полицейские ничего не стали — просто смотрели то на Алену, то на Темные Силы, то на нас, сидящих с абсолютно непроницаемыми лицами и не смеющими поднять глаза на полицейских. Рядом остановилась еще одна машина — тоже внедорожник, но "Лексус", и уже оттуда на нас с интересом смотрели какие-то взрослые дядечки в костюмах. Хорошо, что нас не видели ровесники или кто помладше — явно бы тут же засняли на камеры.

После этого ничего особенного более не происходило — Только Алене было очень неловко, хотя мы успокаивали ее, как могли. А Темным Силам вообще было на все по фиг. В подобные ситуации он попадал не раз.

Меня и Дана Ранджи привезла домой последних, и мы уговорили ее остаться у нас ночевать, а не ехать одной вновь через весь город к себе в свой отдаленный район. Девушка согласилась, и мы вместе делили мой диван, еще часа полтора шепотом из-за заснувшего Даниила разговаривая обо всем на свете, правда, утром подруга уехала довольно рано — ей нужно было попасть на тренировку. Даниил отбыл вместе с Ранджи, она обещала подбросить его до дома первого клиента — по выходным Даня занят более всего и вообще может дома даже и не появляться.

А я счастливо спала допоздна, хотя нечасто могла себе это позволить.

Выспавшись, встала, поделала кое-какие дела, не поленилась покачать пресс, приготовила еду — Дан придет вечером и будет наверняка жутко голодным, а мне приготовить хотя бы раз в неделю совсем не влом, тем более, если есть время, а после стала собираться на встречу с крестной. Она звонила мне накануне, поздравив с Днем рождения, и сказала свои обычным бескомпромиссным тоном, что хочет встретиться со мной в воскресенье, чтобы поговорить и поздравить.

С Матильдой мы всегда встречались в одном и том же кафе — в том самом, расположенном на пятнадцатом этаже бизнес-центра, из которого открывался удивительно красивый вид на весь город. Несколько раз я была у нее дома, но мы никогда вместе не гуляли и не ходили по магазинам, и ко мне домой она не приезжала, хотя сама настоятельно рекомендовала (считай, заставила) съехать из общежития, любезно предоставленного мне университетом, в съемную квартиру, которую я сейчас делила с Даниилом.

Матильда, правда, была не в восторге от того, с кем вместе я снимаю квартиру — она вообще хотела, чтобы я жила одна и давала мне достаточное количество денег на это, но я, как могла, объяснила ей, что жить вместе удобнее и дешевле, и она лишь пожала плечами, сказав: "Как знаешь", и больше к этому вопросу не возвращалась.

Матильда, как и обещала два года назад, честно рассказывала мне про маму в моменты наших редких встреч — она была очень занята, и встречались мы не чаще, чем раз в месяц, а то и реже.

Она принесла фотографии с мамой, которой было лет двадцать или двадцать два — как мне сейчас, и я долго рассматривала старые тусклые снимки с молодой красивой девушкой, совершенно непохожей на меня. Темные волнистые волосы сумасшедшего объема, карие смеющиеся глаза, иронично вздернутые брови, родинка над губой, женственная фигура с красивыми изгибами. Несколько фотографий я, с позволения крестной, забрала себе и храню их теперь, как зеницу ока. И если честно, изредка разговариваю с мамой — как будто бы она меня слышит. Когда я была маленькой, няня часто говорила мне, что мама стала ангелом, звездой на небе. Няня, конечно, была тем еще баяном, явно начитавшись сказок Андерсена, но я ей всецело верила, и когда мы выходили гулять на улицу вечерами, все время задирала голову вверх и смотрела на темное небо в поисках маминой звезды, чем умиляла старенькую няню. На небо я смотреть перестала после того, как отец однажды увидел нас во дворе и сказал строго: "Хватит заниматься глупостями. Вы бы лучше ее алфавиту учили, а не глупостям. Девочка, на небе — звезды. Звезды — это небесные тела. Твоей мамы там нет". Тон у него был при этом зловещий, и я тогда, помнится, очень испугалась... Няня полвечера успокаивала меня. Об этом я, конечно, никому не рассказывал, и крестной — тоже, но она и без подобных рассказов знала мое отношение к отцу. Она не говорила про него ничего плохого, просто сказала, что не хочет, чтобы он узнал о наших встречах. Мне почему-то тоже не хотелось этого. Хотя, наверное, даже если бы он и узнал, ничего бы страшного не произошло. Думаю, он вычеркнул меня из их жизни, как сон, но не как страшный, а как абсолютно бесполезный, черно-белый, неяркий, но с дурацким сюжетом.

С Матильдой мы пообщались минут тридцать, не более — у нее были какие-то важные дела, и вместе с губернатором она должна была срочно вылетать в какой-то отдаленный от города район, она передала мне подарок — как всегда, деньги в простом белом конверте, которым, если честно, я очень обрадовалась — после вчерашнего у меня их почти не осталось, да и хотелось оплатить часть штрафа Ранджи. Поспрашивав, как мое самочувствие, дела и успехи в университете, Матильда вдруг сказала:

— Ах, да, девочка. Нам нужно кое-что обговорить. У меня к тебе есть, — она задумалась, подбирая слова, — пожелание, — наконец, вымолвила крестная.

— Какое же? — удивилась я.

— Я хочу, чтобы твое образование было полным.

— Полным? — удивленно спросила я крестную.

— Полным. Ты учишься на пятом курсе, и, когда закончишь его, получишь диплом специалиста, так? — спросила она.

— Так, — подтвердила я, не совсем ее понимая, но на всякий случай добавила. — Красный диплом.

— Знаю. Но я хочу, чтобы ты была не просто специалистом, а кандидатом наук, — сказала Матильда и внимательно глянула на меня. — Ты думаешь, что не сможешь сдать экзамены в аспирантуру?

— Да я вообще никогда не думала о том, чтобы учиться дальше, — честно сказала ей я. — Я хотела просто пойти работать и все.

— Ты будешь учиться и работать. И я, естественно, буду помогать тебе. Думаю, Ирина была бы в восторге, если бы знала, что ты не просто закончила университет, а стала кандидатом наук. Уважаемым человеком. — Слово "уважаемым" крестная подчеркнула.

Она никогда не использовала имя мамы, чтобы манипулировать мною. Она вообще никогда не манипулировала мною, и тогда мне показалось, что Матильда действительно желает мне лучшего. Я, если честно, была в некоторой растерянности, и ничего внятного сказать крестной не могла.

— Я подумаю, — сказала я негромко. — Просто я хотела полностью заняться журналистикой, понять, смогу ли я...

— Быть как Инесса Дейберт, я знаю, — оборвала меня крестная. — Знаю-знаю. Она, между прочим, кандидат экономических наук.

Я кивнула — а ведь, действительно, женщина, на которую я пыталась ровняться, тоже закончила аспирантуру и меня это немного вдохновило.

— Я подумаю, Матильда, — сказала я, почему-то вспомнив отца. Он-то кандидатом никаких наук не был. В их семье вообще не было людей науки и искусства. Зато рождались первоклассные бизнесмены и отменные стервы.

Женщина, сегодня облаченная в белый, как снег за окном, деловой костюм, хмыкнула, словно поймав мои мысли.

— Ладно, девочка, мне пора. Иди первой. И не раздумывая, соглашайся. Ты ничего не теряешь. А я буду помогать тебе.

Я кивнула, попрощалась с ней, еще раз поблагодарив за подарок, и направилась привычным маршрутом к лифту. Оглянувшись, я увидела, как Матильда с кем-то разговаривает по телефону и держит в руке тонкую длинную сигарету и поняла вдруг, что многого о ней все же не знаю. Например, при мне она ни разу не курила.

В лифт, большой и зеркальный, с сенсорными кнопочками, отделанный натуральным деревом, я вошла вместе с двумя весьма представительными дядечками в черных костюмах и с дорогими галстуками на плотных шея, на которых в электрическом свете блестели запонки то ли из серебра, то ли из платины. В руках обоих были кожаные портфели — такой портфель наверняка стоил больше, чем весь мой гардероб вместе взятый. Один из мужчин, совершенно седой, и с симпатичным лицом, сохранившим следы былой красоты, рассказывал приятным тембром что-то о приближающемся падении цен на какие-то важнейшие акции, а когда вскользь глянул на меня, стоявшую в сторонке и обеими руками державшую перед собой сумочку, то его брови — в отличие от волос темные, почти черные — чуть удивленно приподнялись. Договорив мудрёную фразу о котировках на акции, седовласый, кивнув в знак извинения своему спутнику, вдруг обратился ко мне:

— Простите, девушка, но вы случайно не Реутова... — Дальше он даже договорить не успел.

— Нет, — перебив мужчину, что мне не свойственно, ответила я куда более резким тоном, чем того требовал элементарный этикет. — Нет. У меня другая фамилия.

Брови мужчины, так хорошо разбирающегося в акциях, вновь поднялись, выражая удивление, и в ту же секунду опустились.

— Тогда прошу прощения, — озадаченно сказал седой. — Не хотел потревожить вас. Вы очень похожи на дочь моего приятеля. — И он вновь повернулся ко второму мужчине, который тоже на меня теперь смотрел — только не удивленно, а, скорее, озадаченно. Так смотрят на только что принесенный горький ристретто, выглядевший в своей чашке демократично просто, когда как заказывал у официанта сладкий гляссе с воздушными взбитыми сливками и мороженым,

— Анатолий Иванович, ты что, — удивленно и негромко сказал второй мужчина в темном деловом костюме, — ты разве не видел дочь Реутова? Как ты умудрился перепутать столь разных девушек? — еще тише спросил он и, кажется, развеселился. Наверное, подумал, что его друган по-тихоньку стареет умом.

— Молчи уж, Валентин Яковлевич, — строго посмотрел на него тот, кто пристал ко мне с таким глупым вопросом. — И не смущай девушку.

Кажется, он хотел вновь обратиться ко мне то ли с вопросом, то ли с очередным извинением, как дверь открылась, и я тут же вышла из лифта, чувствуя, как мне в спину смотрят. Последнее, что я слышала, было то, что Анатолий Иванович заметила, что "вообще-то, у Реутова несколько дочерей".

Отойдя подальше от лифта, я решила, что в таких местах, где полным полно людей, у которых одна только машина стоит, как у нас вместе все квартиры на лестничной клетке, нужно быть осторожнее.

Из этого огромного здания, гордо возвышающегося над всеми остальными и сверкающего своими холеными прямоугольными боками под декабрьским изумительно теплым солнцем, я вышла с двойственным чувством.

С одной стороны я была рада — рада тому, что вновь встретилась с крестной, которая благородно не забывает про свой долг. Пред свой подругой юности. И ее материальная поддержка меня действительно, выручает. А то, что Матильда рассказывает о маме, является для меня очень ценным — никто больше никогда и ничего не рассказывал мне о ней.

А с другой стороны, из-за встречи с Матильдой я была в смятении — новоиспеченная крестная каким-то образом внесла в мою душу сумбур, затронув самые тайные струны моей души. Почему она хочет, чтобы я была кандидатом наук? Она так пытается помочь мне подвинуться в жизни? Я сама никогда не думала о том, чтобы продолжить образование, но и отказать ей я не могу. Это не просто. И я попытаюсь объяснить, почему.

Она знала мою маму, была ее подругой — не зря ведь та успела сделать ее моей крестной, прежде чем отправиться туда, где никогда не бывает холодно. Она видела ее, общалась с ней, дотрагивалась до нее, слышала ее смех и голос, знала привычки, но почему-то не стала всего рассказывать мне. Матильда была единственным человеком, кто связывал меня с жизнью моей мамы. Единственным человеком из моих родных, кто не говорил о ней плохо, или вернее, вообще говорил о ней, хоть и скупо, но рассказывая кое-что о детстве и юности. Я не могла просто так взять и отказать крестной. Да еще и эти дядьки в лифте.

Я села на одну из лавочек — от обилия эмоций у меня даже слегка закружилась голова, что, впрочем, со мной не редкость. Рот у меня почему-то пересох, и я тут же полезла за пластиковой бутылочкой минеральной воды в сумочку, которую я машинально продолжала сжимать так, словно она была моей веревкой, а я — падающим со скалы вниз, для которого веревка — последняя надежда на выживания. Сделав несколько больших глотков, я написала смс-сообщение выздоровевшей уже Алене, с которой обещала встретиться и прогуляться.

"Я свободна, когда встретимся?", — печатала я на телефоне. Он у меня был старый — раскладушка яркого синего цвета, кое-где пообтертая, и не раз бывавшая в воде, но выживающая вопреки всему. Экран в уголке был потрескавшимся, удобные кнопки поистерлись, кое-какие даже западали, поэтому приходилось давить на них с силой.

"Ой, Насть, я освобожусь только через час, у меня работа, подождешь?", — написала мне в ответ подруга.

"Подожду:) Ты крута работать после вчерашнего! Встретимся в "Венеции", — напечатала, допивая воду, я, имея в виду не город на побережье Адриатического моря, а известный во всем городе торгово-развлекательный комплекс неподалеку от бизнес-центра и Алениной работы — идеальный вариант для нас обеих.

"Заметано)))", — была в курсе произошедшего подруга.

"Встретимся — и я тебе кое-что расскажу", — сообщила ей я. Вставив в телефон наушники и включив музыку, встала со скамейки — ноги стали подмерзать. Декабрь, как-никак. Холодный месяц. Как мои светло-серые, без примеси голубого, глаза — это не я так по себя выдумала, это мне так Дан сказал однажды, у него душа поэта ведь, поэтому он всякую чушь и несет.

Слушая музыку — комическую оперу "Кавалер роз" Рихарда Штрауса, я направила свои стопы к "Венеции". Друзья часто говорят мне, что я слушаю старомодную и непопулярную музыку, но что поделать, если я люблю оперы? Нет, поп-мьюзик и рэп, и рок я тоже могу послушать, и даже техно, но оперные партии я люблю больше. Наверное, в этом виновата моя няня, которая заботилась обо мне все детство. Она была поклонницей оперы и оперных восхитительных голосов, и я, будучи совсем еще мелкой, постоянно слушала вместе с ней их выступления на музыкальном центре. Может быть, именно из-за няни я закончила музыкальную школу по классу фортепиано, но играю я, правда, весьма и весьма посредственно.

До "Венеции" — огромного яркого здания с колонами и стеклянной крышей, которая создавала ощущение свободного пространства, простора и даже какой-то воздушности я добралась быстро — минут за десять, и в ожидании Алены, решила походить по многочисленным магазинчикам с вывесками одна краше другой. Пока есть время, можно присмотреть подарки друзьям, подумала я — Новый год меньше, чем через месяц, а обдумывать подарки я любила заранее. Метаться в поисках того, чего бы кому подарить за день или два до праздника я терпеть не могла, и вообще все стремилась сделать вовремя — не потому что была такой правильной, нет, а чтобы сохранить нервы себе и другим. Потому что если я начинаю злиться, характер у меня становится откровенно неприятным, и я превращаюсь в какую-то мегеру, которая не кричит, не хамит и не орет, а спокойным, чуть тихим от внутренней злости голосом говорит гадости и всяческие ехидно-издевательские вещи. После таких приступов злости я чувствую себя виноватой, но поделать с собой ничего не могу.

Я, все так же продолжая слушать оперу, стала ходить из одного отдела в другой, и совершенно случайно наткнулась глазами на огромную высоко висевшую ярко-малиновую вывеску, гласящую о том, что справа от меня находится недавно открытый супермаркет "Волшебство", где продается "все, что нужно для творчество и даже больше". Я тут же вспомнила о подарочном сертификате, который торжественно вручили мне вчера друзья, и тут же, не раздумывая, повернула в нужную сторону, чтобы через минуту оказаться там, где, действительно, продавалось все, что нужно для творчества: все, начиная от наборов для скрапбукинга и инструментов для вязания заканчивая всякими штучкам для мыловарения и инвентаря художника.

Если честно, я оторвалась, блуждая по бесконечным рядам с продукцией, и глазея на бесконечные ряды с товарами для творчества, которые хотелось хватать и хватать — я с трудом себя сдерживала.

А потом был сюрпрайз. Грит сюрпрайз. У меня даже от удивления фейерверки в глазах заискрились. Когда я подошла к одной из касс, у которой было целое столпотворение, поняла, что впереди меня стоит ни кто иной, как вчерашний парень с комплексом прекрасного принца по имени Ярослав.

Первой я приметила хорошо знакомую мне удлиненную прическу, чуть небрежную, но невероятно ему идущую, и не тронутую шапкой — наверняка мальчик и в минус 25 щеголяет без нее, гарцуя перед всеми девушками. Одежда, правда, на нем была другая. Тонкая с виду, серо-белая короткая куртка с капюшоном, обрамленным густым светлым мехом, из-под которой выглядывала водолазка, высокие, со шнуровкой ботинки, в которые были заправлены обтягивающие длинные ноги темно-синие, почти черные джинсы. Одет он был по-другому, и выражение его лица "мне все обязаны" стало другим — более спокойным и человечным. В руке великовозрастная дебилушка держал ярко-красную корзинку с кучей коробочек и коробок, на одной из которых я прочитала: "3D Пазлы". А еще у него в корзинке валялись кисти и баночки профессиональных красок.

Я за одну секунду подметила все это, испытывая и удивление, и злую затаенную радость, и нарастающее раздражение — почему этот придурок встречается мне уже второй раз за последние сутки? Но хорошо хоть он меня не замечает — стоит, уткнувшись в смартфон белого цвета со всемирно известным логотипом надкусанного фрукта на задней панели.

— Ты без Инета и смс-сообщений, я смотрю, как без рук, Яр, — раздался глубокий, прямо-таки затуманивающий сознание голос, принадлежащий высокому черноволосому представительному парню лет двадцати семи, который стоял радом с дурачком, уткнувшимся в свой планшет, как курица в кормушку с зерном.

— У меня важная переписка, — буркнул тот в ответ, что-то печатая в окошке сообщений сети "ВКонтакте". Черноволосый посмотрел на него с легкой улыбкой — не высокомерной, а очень даже доброй. Он вообще мне с первого взгляда показался добрым — а именно это качество я более всего ценю в людях.

— Говорят, ты, братик, поссорился с Ваном? С ним переписываешься? — продолжил расспросы брюнет. Он был такой милый, что я на него даже засмотрелась — хорошо, что он стоял ко мне вполоборота, можно было на него любоваться.

— Кто говорит? — волком взглянул на него Ярослав. — Все у нас нормально.

Ван — это вчерашний парень с коротко стриженными волосами и широкими плечами, который так понравился впечатлительному Даниле?

— Хватит собирать сплетни. Кто их разносит? — светло-зеленые, ярко выделяющиеся глаза гневно посмотрели в невозмутимое лицо молодого человека. Их лица находились примерно на одном и том же уровне — роста парни были примерно одинакового, ну, может быть, черноволосый на пару сантиметров повыше. Да и вообще они были похожими: одинаковыого сложения высокие фигуры, чуть удлиненные лица с красивыми скулами, прямые носы с высокой переносицей. Только вот глаза да волосы отличались.

— Мне Женя сказала в студии, — пожал плечами брюнет. Парень явно не злился за тон своего умалишенного младшего братика, в отличие от меня. Я едва заметно покачала головой — был бы у меня такой братик, я бы, когда проводила с ним время, все внимание отдавала только ему. — Она сказала, что вы вчера здорово, — он замолчал на миг, подыскивая подходящее слово, повеселились в клубе.

— О, да, — только и сказал Ярослав так трагично, как будто бы говорил не про День рождения, а про похороны. — Повеселились. Это все та девка, — вдруг сказал он нервно, и я тут же поняла, что говорит он обо мне, не зная, зараза, что я стою у него за спиной.

— Какая девка? — не понял его брат. А я злобно уставилась на идиота, посмевшего меня обвинять.

— Из-за которой все пошло не так. Она поссорила меня с Ваном и Женей.

Я возмутилась. Это он мне вечер испортил, гаденыш! Еще и подставил дважды — с вином и на дороге!

— Нет, ну это же надо было додуматься до такого? — продолжал Адольф Енотыч. Про то, что я его изрисовала, он ни словом не обмолвился. — Кстати, — и тут тон Яра стал другим — более мягким, вопрошающим и очень приятным, даже как будто бы добрым. Вот же он лиса. — Как там Женя? Она... злится? Да?

— Нет, — улыбнулся ему брюнет. — Позвони ей, кстати. Она будет рада. А Ван остынет через пару дней, ты ж знаешь.

— Знаю.

— Так, стой тут, я еще кое-что забыл взять, — спохватился вдруг второй парень.

— Что? — голос гуся был само недовольство.

— Для бабушки, она просила формочки для блинов. Сейчас приду. И завяжи, ради Бога, шнурок, — тихо сообщил, наклонившись в парню его приятель или брат, не знаю, кем уж они друг другу приходились.

— Егор, ты почему сразу не мог взять? Мы же торопимся, — тут же рассердился Ярослав. — Как всегда. Быстрее иди обратно, чтобы нам еще раз не пришлось стоять в очереди.

Я еще больше рассердилась, но этот Егор явно был человеком с добрым сердцем и железным характером, а потому не обратил внимание на слова братика.

— Я быстро. А ты шнурки завяжи, — посоветовал брюнет.

— Черт, тупость, — глянул на собственные ноги Ярослав и выругался. Я тоже глянула — один из шнурков на его крутом ботинке со шнуровкой развязался.

— С тобой вечно, как с маленьким ребенком, — беззлобно фыркнул Егор, поворачиваясь, чтобы выйти из медленно движущейся очереди. Он ушел, протиснувшись мимо меня, а Ярослав, поставив на пол корзинку с покупками, присел на корточки, чтобы завязать коварный шнурок. Волосы тут же, как по команде, упали ему на лицо, и он с раздражением смахнул их, приведя в восторг двух каких-то малолетних девиц, стоявших около соседней кассы, которые, увидев Ярослава, оживились, как фанатки, увидевшие своего ненаглядного идола. Одна из них — честное слово, я не вру! — достала даже свой мобильник — внушительных размеров андроид, и стала снимать Ярослава, который был занят своим шнурком, на камеру. Сделав пару снимков, девицы захихикали и убрали телефон, как будто бы ничего и не фотографировали. Лица у них были довольные-предовольные.

А я в это время замышляла нехорошее дело. И не только замышляла, но и подло осуществляла его. Если честно, я никогда не делала ничего такого плохого, и это было мое первое преступление, моя первая подстава, на которую меня, видимо, искусили злые силы. Потом мне даже было стыдно, не за содеянное, а за собственную глупость, но в этот момент я была настолько зла на этого высокомерного дятла, что хотелось показать ему, где раки зимуют. Отомстить за вчерашнее!

Когда Ярослав присел на корточки, чтобы завязать шнурок высокого ботинка, я, недолго думая, схватила с прилавка, находящегося около кассы, несколько брелков в виде разноцветных косолапых мишек с вытаращенными глазами, и, словно заправский фокусник, быстро, но осторожно опустила их ему в капюшон. Мы вчера платили из-за него — чего только его подстава с гонками стоит! — пусть теперь и он потратиться, оплатит штраф за незаконный вынос вещей из магазина. Ха-ха-ха.

Придурок.

Я огляделась по сторонам. Никто ничего не заметил. Настенька все чисто провернула. Но меня тут же охватили смутные сомнения — зачем я это сделала, блин? А вдруг меня камера засекла? Если Ярославушка сейчас попадется, то начнет качать права и заставит найти запись воровства. А там вполне могу оказаться я. Тогда претензии охраны будут не к нему, а ко мне. Я быстро огляделась, пытаясь найти выход из положения и понять, где находятся камеры, и вдруг увидела, что одна из девушек в форме работницы творческого супермаркета неспешно направляется к свободной кассе, находящейся по соседству от той, в которую стояла я.

Сейчас она ее откроет, пронеслось в моей голове, и я рванула прочь из этой очереди, чтобы именно в тот момент, когда девушка-кассир неспешно сядет на свое место, быть около ее кассы с непроницаемой рожей и протянутой вперед рукой с пластиковой карточкой сертификата. Мне нужно было уйти из этого места до того, как обнаружится, что Ярослав "стащил" брелки.

— Свобод..., — открыла, было, рот продавец, но тут увидела меня и глаза ее изумленно распахнулись, как будто бы вместо меня, вполне среднестатического покупателя женского пола в этом магазине, перед ней стоял Кощей Бессмертный собственной неприятной персоной.

— Здравствуйте, — кивнула она мне. — Вы так неожиданно оказались за кассой, — она вдруг улыбнулась. — Пожалуйста, давайте ваши покупки. Дисконтная карта есть?

— Нет. У меня подарочный сертификат, — помахала я перед ее лицом пластиковой картой.

— Хорошо. — Она все же не удержалась и громко проговорила. — Пожалуйста, проходите к кассе N 7! Касса N 7 свободна!

Народ услышал это и тут же понабежал к этой самой кассе, образовав самую длинную очередь во всем магазине, слепа веря, что именно через эту кассу их обслужат быстрее, чем через ту, к которой они долго стояли.

Крик продавщицы услышали многие — в том числе и находившийся неподалеку Прекрасный принц Ярослав, который в это время тоже протягивал покупки своему кассиру. Он повернулся в нашу сторону и зеленые его глаза расширились, когда он увидел меня. Естественно, он меня узнал. И естественно, он не был в восторге от нашего случайного столкновения (это он еще не знал о моей подлости, так бы он вообще от злости помер). Наши взгляды переселись, в точке пересечения заискрилась молния, и этот умник весьма артистично показал, что его тошнит в кулак — видимо, из-за меня. Я не растерялась и медленно, с удовольствием несколько раз провела по щеке средним пальцем правой руки, словно бы поглаживая себя, а на деле нервируя этим неприличным жестом его — кроме Ярослава в мою сторону не смотрел и не видел, что я там делаю со своими пальцами.

Мне кажется, он взбесился, рот его раскрылся, словно в усмешке любителя потроллить, брови искривились, взгляд ушел куда-то вправо и вверх, но через секунду гримаса спала, и парня стало донельзя серьезным. Он поднес к своим наглым глазам указательный и средний палец левой руки, сложенных в знаке виктория, но не перпендикулярно полу, а параллельно, и несколько раз повернул кисть приподнятой руки, показывая двумя пальцами то себе в глаза, то мне.

"Я слежу за тобой", — явно говори мне Ярослав, щурясь с чувством собственного превосходства надо мной.

Потыкав в разные стороны пальца, он подкрепил этот выразительный ряд жестов еще одним — провел ребром ладони по шее. Ну, тут и дураком не надо быть, чтобы понять — он имел в виду, что мне конец.

Теперь я не только злилась, боялась — как бы успеть убежать, но и веселилась. Вот же он клоун! Но мимика хорошая, хвалю, и движения артистичные, все-таки внешние данные у мальчика хорошие. Эффектный парень, жаль, что не принц, а злодей. И не на белом он коне, а на горбу богатеньких родителей. Ясно ведь, что из обеспеченной семьи.

Не отрывая от Ярослава взгляда, я, улыбнувшись, пошмыгала носом, введя в ступор кассиршу и людей, стоявших позади в очереди, а после картинно закрыла двумя пальчиками нос и стала усиленно махать рукой в воздухе, словно отгоняя от себя дурной запах.

"Не воняй. Ты плохо пахнешь, уйди", — как-то так это выглядело со стороны. Мне было дико весело, хотя, думаю, те, кто видел мое мини представление, думали, что я ку-ку.

Ярослав, на радость мне, рассердился еще больше. Красивое лицо побледнело от гнева и он, не церемонясь, ткнул в меня пальцем, а после несколько раз вдарил кулаком по поднятой распрямленной ладони, да с такой силой, что аж поморщился.

"Ты дождешься!".

Я схватилась за щеку и покачала головой, как будто бы у меня болит зуб.

"Да-а-а-а, дожду-у-у-усь". Я даже захихикала. Настроение поднялось до высот самым таинственным образом. Я была уверена, что моя шалость с брелочками в его капюшоне сработает.

— Девушка, — позвала меня, наконец, кассир, которая прекрасно все видела — кажется, эта миниатюра подняла ей настроение, и она улыбалась, — давайте уже свой сертификат.

— А, да, берите, — протянула я его, не отрывая зачарованного взгляда от Ярослава, который в этот момент достал из кошелька — здорового, черного, скорее всего, из натуральной кожи, банковскую карту, и небрежно положил на пластмассовую прозрачную тарелочку с логотипом супермаркета, куда обычно кладут деньги и чеки. К нему подошел старший брат — тот самый черноволосый красавчик и протянул небольшую коробочку — видимо, формочку для блинов, которую пообещал бабушке.

Вышло так, что расплатились мы одновременно и почти нога в ногу, поглядывая друг на друга с необъяснимым злым любопытством, пошли прочь от касс, дабы попасть в общий зал. Однако Ярославу выйти за пределы супермаркета не удалось — сработала система безопасности, установленная неподалеку от кассы, через которую он прошел. Она истошно заорала, и к ничего не понимающему парню с пакетами в руках, откуда ни возьмись приблизились чинные охранники с рацией и заинтересованными лицами. Они попросили обоих парней остановиться. Черноволосый Егор удивленно взглянул на брата.

— Что случилось? — услышала я его громкий обеспокоенный голос.

— Оставьте покупки и пройдите еще раз, — вежливо, но твердо сказала светловолосому принцу охрана. Яр психанул, дернул плечом, но все же подчинился их воле.

— Вы не пожалейте потом, — сказал он зло, выполняя их требования — он-то был уверен, что ничего не крал, и что система безопасности просто затупила. А я была уверена в обратном.

— Разберемся, — сказал миролюбиво один из охранников, мощный мужик, похожий на присмиревшего на время бультерьера.

Сигнализация опять заорала, как будто бы ее пинали.

— Давайте пройдем к нам в кабинет и посмотрим ваши вещи, так положено.

— Яр, да что ты опять сделал? — сдвинул черные брови вразлет, напомнив мне почему-то Финиста — Ясного Сокола, Егор.

— Ничего! — злобно ответил он.

— Давайте, пройдем вместе к нам, — вновь сказал бультерьер. Наверное, он таких воришек по сто раз на дню ловил — оставался удивительно спокойным. А мне было смешно. И ни капли не стыдно.

— Погодь, — произнес его напарник, мужик тоже немаленьких размеров вдруг потянулся к капюшону пижонской куртки Ярослава, который, видимо, ничего не понимал. Он вдруг вытащил из капюшона один из брелок — голубого медведя с офигевшими глазами на пол-лица, который непонятным образом торчал оттуда, выдавая лжеворишку с головой. Я закрыла рот рукой, чтобы не подавиться от смеха.

— Это не мое! Слышите меня, эй? — сердито заговорил зеленоглазый парень. Но его вновь попросили пройти с ними.

— С тобой никуда нормально сходить нельзя, — усталым жестом убрал назад черные волосы Егор.

В это время Ярослав случайно глянул на меня, и я мило заулыбалась, чувствуя себя девочкой-подростком, а не барышней, справившей накануне двадцатидвухлетие. Я пожала плечами и рассмеялась, а он мгновенно все понял. Умный мальчик. Развязно ему подмигнув и сделав при этом вид, что хочу укусить его, я, довольная, направилась вон из магазина. Будет знать, как обижать меня или моих друзей, придурок.

Однако я недооценила его мощь. Ярослав, самая главная умняша на планете, решил побежать за мной. То ли крышу у него переклинило напрочь, то ли злость взяла верх над всеми другими эмоциями и без того плохо работающим разумом, то ли что-то другое, но он решил погнаться за мной, проигнорировав требование охраны пройти с ними и осмотреть вещи. И он, ловко перепрыгнув через кассу, напугав продавца и изумив охрану и собственного брата, стремглав помчался ко мне. Я, не будь дурой, тоже включила ноги, и на скорости побежала прочь, через зону с кафешками и многочисленными столиками.

Яр молча, как робот, мчался за мной, быстро работая длинными конечностями. Охранники, естественно, этого идиота не бросили и погнались за ним — тем более в капюшоне его куртки все еще оставались разноцветные мишки-брелки, глаза которых от удивления, наверное, становились все больше и больше. Егор, ясно дело, бросить младшего брата не мог, и тоже побежал — но так как он предусмотрительно захватил с собой большие пакеты с их покупками, которые двигаться ему изрядно мешали, а потому отставал.

Я, конечно же, лидировала. Гордо, но неуверенно. Хоть я и бегала иногда, когда не лень, вечерами или на выходных, но явно уступала в этом виде спорта принцу, летевшему за мной аки птица. Меня спасало только то, что в зоне с кафешками я быстро маневрировала между столиками и удивленными людьми, а у Ярослава это получалось довольно плохо, не говоря уж об охранниках, которые, конечно, были сильными мужчинами, но, думаю, они лучше тягали штангу и поднимали гири в 50 кг, чем носились по зоне с препятствиями, то есть, по торговому центру.

Я и мой преследователь, а также охрана дружно сохраняли молчание, и шум поднимал только один черноволосый Егор, замыкающий нашу группу бегунов. Наверное, происходящее выглядело забавно. Мы резво мчались вперед, как делегация оленей на водопой, ни слова не говоря, сосредоточив все силы в мышцах ног, а этот брюнет, показавшийся мне добрым, кричал нам вслед:

— Эй, Яр! Остановись! Ярослав! Стой! Не убегай! Этим ты усугубишь свое положение! Ярослав!

Получалось это у Егора громко и даже как-то со вкусом, хорошо поставленным голосом.

Я, видя, что расстояние между мной и Ярославом, сокращается, птичкой взбежала на второй этаж, где продавалась женская одежда, и гусь помчался за мной, когда как наши, вернее, его, преследователи не поняли этого и поскакали дальше, в сторону гипермаркета, расположенного на первом этаже.

Я и дурачок, наконец, оторвались от преследования охраны и его брата, став лидерами гонки. Я изрядно устала и тяжело дышала, понимая, что вот-вот он меня догонит и, наверное, убьет. Сил у меня больше не было, и я остановилась около известного магазинчика с нижним женским бельем, в котором как-то раз была с Аленой. Она, желая порадовать парня, с которым на тот момент общалась, примеряла полупрозрачные красивые пеньюары, а я с видом знатока оценивала их.

Ярослав остановился в метре от меня, как и я, часто дыша, и не сводя с меня гневных зеленых глаз. Прохожие смотрели на нас с недоумением, но мы оба этого не замечали.

— Ты идиотка, — почти прорычал он, наступая на меня и сокращая дистанцию. Наверное, хотел поймать.

— На себя посмотри, — проговорила я, хватая ртом воздух.

— Подставить меня решила? — на миг мне почудилось, что из его глаз били темно-зеленые угрожающие молнии.

— Кто? — округлила я глаза.

— Не строй из себя еще более тупую, чем ты есть, — рявкнул он, еще ближе подходя ко мне.

— О чем ты? — я не собиралась выключать дурочку.

— Да я на тебя в суд подам!

— Ох ты, Господи, — всплеснула я руками, косясь в сторону магазина с бельем. — А президенту не пожалуешься?

— Я полиции пожалуюсь, — сообщил парень, скверно улыбаясь.

— У тебя из капюшона не все вытащили, — сообщила я ему наставительным тоном, чувствуя себя мелкой дурочкой, которая ссориться с дружком в песочнице из-за лопатки. — Зачем ты своровал брелки? Не стыдно?

Он тут же полез одной рукой в капюшон и вытащил еще парочку мишек. Даже не глядя на них, Ярослав с яростью бросил ни в чем неповинные брелки на пол, которые от обиды лишь жалобно звякнули при соприкосновении с ним. Парень приближался все ближе ко мне, норовя схватить, а я медленно пятилась, стараясь подойти поближе к дверям, ведущим в магазин.

— Я тебя спросил, зачем ты это сделала. Если я спрашиваю, отвечай. — Велел мне он. Самодовольный гнус. Ну, надо же, какая самооценка. Я спрашиваю — ты отвечай!

— Ты думай, что несешь, олух, — процедила я сквозь зубы. — Но ответить могу. Неудачник, это тебе расплата за вчерашнее. — С этими словами я неожиданно для него разулыбалась и замахала рукой, глядя за спину парню. — Ребята, я здесь, бейте его! — закричала а. Глупый Ярослав ошарашено оглянулся назад, и мне хватило этого мгновения, чтобы забежать в магазин нижнего женского белья. В прошлый раз, когда мы тут были с Аленой, мы поняли, что у него есть два выхода. Второй находился неподалеку от примерочных, сейчас занятых какими-то дамами — неподалеку от них стояли два серьезных и явно уставших мужчины. И хоть они совершенно не были похожими друг на друга, в глазах их стояла одинаковая мировая грусть. "Ну сколько можно нас мучить, женщины", — говорили печальные глаза мужчин.

Я молнией проскочила между мужиками, повернула направо и выбежала из магазина, явно удивив своим поведением продавщицу, которая по просьбе одной из клиентов несла ей целую гору кружевных бюстгальтеров довольно-таки впечатляющего размера.

А вот мой преследователь повернуть направо не догадался.

Хоть Ярослав и называл меня тупой, тупой я не была и все-таки обманула его, бедолажку и дурочка. Судя по звукам, доносящимся из магазинчика, глупенький мальчик, явно находящийся в состоянии аффекта, решил проверить, нет ли меня в примерочной, и, кажется, ворвался в ту, в которой находилась какая-то полураздетая женщина. Сначала послышался ее визг, потом какая-то ругань, а после громогласный рев какого-то мужика:

— Ах ты, паскуда! К моей жене вздумал приставать?! Да я тебя сейчас!

Я даже остановилась, прислушавшись к цирку.

— На фиг мне ваша жена сдалась! Я бабушками не интересуюсь, — все еще тяжело дыша, надменно отозвался Ярослав. Я даже на какой-то миг зауважала этого парня — вот же скотина, даже в экстремальной ситуации знает, как нажать на больное.

— Да вы посмотрите на него! — заорала оскорбленная дважды женщина. — Он извращенец!

— Это вы, позвольте узнать, как определили? — ехидно поинтересовался Ярослав.

— Сволочь! — одарила его добрым эпитетом женщина. — Нет, вы посмотрите только на него! Послушайте его возбужденное дыхание! — она решила, что все собравшиеся глухи и продемонстрировала дыхание парня, которое в ее исполнении больше напоминало отдышку бегемота в возрасте.

Кто-то захихикал — подозреваю, это были продавщицы.

— Вы чего, тетя, — явно опешил извращенец Ярослав, который, действительно, после такой пробежки никак не мог восстановить дыхание. Я, впрочем, тоже. — Вы не по адресу. А я, пожалуй, пойду. У меня дела, знаете ли.

Услышав это, я воспаряла с духом и вновь побежала, не останавливаясь и лишь изредка оглядываясь. Меня заждалась Алена. А он пусть сам разбирается. Поделом мальчику.

По второму этажу торгового центра "Венеция" медленно шла довольно высокая, кажущаяся очень тоненькой, молодая девушка в белоснежной куртке и такого же цвета сапогах до колен на простой плоской подошве. Шарф и шапка у нее тоже были белыми, впрочем, как и колготки, и только торчащая из-под куртки темно-фиолетовая юбка вносила приятный диссонанс в ее милый образ. Распущенные длинные светлые волосы с едва заметной игривой рыжинкой торчали из-под шапки и мягкими волнами по плечам спускались на спину, касаясь неровными кончиками поясницы. Девушка шла осторожно, внимательно оглядывая вывески невидящим взглядом — казалось, она о чем-то крепко задумалась.

Дойдя до магазинчика, в котором продавалось женского нижнее белье, длинноволосая девушка вдруг остановилась как вкопанная, увидев прямо перед собой другую юную, еще младше себя, особу женского пола, — на вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать, и одета она была явно не по декабрьской погоде, а лишь в джинсы, голубой топик и кроссовки. Среднего роста, гибкая и длинноногая, с темно-русыми короткими волосами, обрамляющими симпатичное подвижное лицо и необычайно яркими зелеными глазами. Ничего особенного — подросток, как подросток, только в одежде не по сезону. Правда, если бы длинноволосая оказалась вчера в клубе "Горячая сковорода", около комнат для гостей номер три и четыре, она бы всенепременно узнала эту юную леди.

Девушка беззлобно грозила кулаком в воздухе и разговаривала сама с собой звонким чистым голосом:

— Нет, ну вы посмотрите на этих идиотов! Я столько сил приложила, чтобы они встретились, а они! Увидели друг друга и начало-о-о-ось в колхозе утро! А ведь вроде бы взрослые люди. — Она в порыве чувств заправски ударила одной сжатой в кулак рукой по ладони другой, явно показывая степень своего разочарования и негодования.

Вторая девушка, одетая во все белое, за исключением, конечно, юбки, чуть приоткрыв рот, во все глаза смотрела на нее, но подросток, казалось, этого не видит и продолжает разговаривать сама с собой, жалуясь на каких-то двух "дегротов, которым начихать на собственную судьбу".

— А я, бедняжка, вместо того, чтобы упокоиться, вынуждена бегать вокруг, как савраска, и организовать им встречу, — продолжала возмущаться девчонка. — Как будто бы я им тут сваха заправская! Не-е-ет, два дебила — это сила!

Она смешно ругалась, не обращая внимания на реакцию людей. А этой реакции и не было — казалось, зеленоглазую девочку-подростка с удлиненным каре никто, кроме девушки, облаченной во все белое, как снег, не видит. Все остальные просто проходили мимо, словно не слышали громкого неровного девичьего голоса. И они не делали вид, что не видят. Они, и правда, не видели.

— Нет, они специально меня провоцируют! Как вообще так? Как можно было устроить такой цирк имени Кащенко? Два узла уже завязала, а толку?!

Длинноволосая девушка в белом перевела вдруг взгляд на ноги ругающегося подростка и вдруг зажала рот трясущейся тонкой рукой — пальцы ее были холодны, как лед. Между мраморным серо-матовым полом и подошвами светлых кроссовок с ярко-синими, под стать джинсам, шнурками, было расстояние — сантиметров десять или чуть больше. Подросток не стояла на полу, она парила, легко, беззаботно, совершенно не обращая на это внимание, продолжая забавно злиться на кого-то. Переполненный ужасом взгляд длинноволосой она заметила не сразу, но как только заметила, все поняла. Глаза ее округлились от удивления и даже аккуратный, как красная вишенка, ротик чуть-чуть приоткрылся.

— Упс, — сказала девчонка, подергав себя за лямку легкого топика. — Меня видят, надо же.

Она несмело и как-то поспешно помахала девушке в белом, которая продолжала с ужасом в глазах зажимать рот, и просто-напросто растворилась в воздухе, заставив длинноволосую потерять сознание.

В это время, совершенно не замечая ничего сверхъестественного, к магазинчику женского белья быстрым шагом направлялся высокий черноволосый молодой человек в удлиненном черном эффектно расстегнутом пальто. Увидев, что прямо перед ним неожиданно упала на пол молоденькая девушка, он резко остановился, побросал покупки, правда, очень аккуратно, после опустился перед свалившейся в обморок, послушал пульс, убедился, что она дышит и поднял ее на руки. Под настороженный шепот столпившихся вокруг людей, он отнес ее на деревянную лавочку неподалеку и присел на корточки рядом, доставая телефон — большой сияющий черный айфон, чтобы, видимо, позвонить в скорую. Однако сделать этого он не успел, поскольку длинноволосая очнулась — парень не успел даже похлопать ее по белым щекам. С трудом открыв глаза, девушка с некоторым трудом сфокусировала взгляд на взрослом брюнете, склонившемся перед ней. В ее голове тут же запульсировала ярким огненным светом мысль — а он-то живой или тоже... тоже умеет летать и исчезать в воздухе??

Оказалось, что парень совершенно живой. И очень добрый.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он. Его голос был красив — очень глубок, и по девушке пробежала вдруг внутренняя дрожь. Она сглотнула, глядя ему в темно-ореховые глаза, в которых видела искреннюю заботу. Длинноволосая отлично умела читать чувства, и от того, что этот совершенно чужой парень в пальто беспокоился о ней, ей стало тепло.

— Х-хорошо, — прошептала девушка.

— Я сейчас "скорую" вызову.

— Нет, нет, не надо — запротестовала она, вспомнив призрака. Если узнают, из-за чего она упала в обморок, ее же в психушку отправят! Никто не поверит, что она видит потусторонних существ! — Со мной такое бывает. У меня эта... как ее... анемия... Это не страшно, просто я падаю иногда.

— Понятно, — понимающе протянул спаситель. — А ты меня здорово напугала! Как тебя зовут?

— Мира, — девушка сглотнула.

— Какое запоминающееся имя. А меня Егор, — улыбнулся ей неожиданный спаситель и продолжил расспросы. — Сколько пальцев?

Он показал ей открытую ладонь.

— Все, — чуть смелее улыбнулась Мира.

— Правильно, — в ответ улыбнулся Егор. — И часто в обмороки падаешь, Мира?

— Иногда, — отвела взгляд в сторону девушка. Руки у нее дрожали и до сих пор были очень холодными, как будто бы она держала их в снегу. Они всегда становились ледяными, когда рядом были такие, как та девочка-подросток, висевшая в воздухе. Почти каждый раз Мира теряла сознание — так страшно ей было. Она ведь знала, что это за существа. Это те, кто находится между мирами. Это не люди, это осколки их душ, бродящие среди живых.

— Доктор сказал, это все из-за переходного возраста, — вновь поспешно и невпопад выпалила Мира, чтобы не пугать Егора. Подумает еще, что она какая-нибудь больная и заразная! — Поэтому падаю иногда... Ничего страшного!

Она попыталась встать, и у нее это получилось только с помощью парня. Почувствовав тепло его руки, девушка убедилась на 120 процентов, что он живой — такими теплыми были его пальцы.

— Голова кружится? — как-то определил Егор.

— Есть немного, — призналась девушка и случайно посмотрела в то место, в котором видела призрака. Она вдруг смутилась, поняв, что ее, кажется, несли на руках — этот взрослый красивый парень с заботливыми глазами и теплыми руками.

— Ты одна здесь?

— Одна... — Мира пришла сюда посмотреть платье на выпускной — заранее, хотя до него еще было больше, чем полгода. Ей вообще нравилось бродить по магазинам, да и по улицам тоже — главное, быть подальше от дома, где она, наверное, всегда будет чужой после смерти бабушки.

— Езжай домой, — велел ей Егор. — Возьми деньги на такси, — он вдруг протянул ей несколько купюр. — И обязательно купи шоколад. Окей? А, да, вот визитка с номером хорошего такси. На попутках ездить не стоит.

Мира несмело, не веря в происходящее, взяла в руки деньги и визитку, с недоумением глядя на Егора, который, кажется, был лет на 10 старше ее.

— Да-да, у меня комплекс старшего брата, — рассмеялся молодой человек. — Все, малышка, мне пора, меня ждет братик, который из-за своего скверного характера попал в беду.

И он ушел, оставив девушку в недоумении. Глядя на его широкую спину, Мира вдруг почувствовала, что хочет улыбаться. Пальцы ее наконец-то стали теплыми — как и его. На миг ей показалось, что случайный незнакомец по имени Егор подарил ей свое тепло.

А через несколько секунд на ее глазах цвета светло-голубого речного январского льда появились непрошенные слезы — стало невероятно обидно, что больше никогда она этого парня с чудесными темно-ореховыми глазами и с красивым именем Егор, не встретит. А если и встретит, то что? Ничего не будет. Остается лишь радоваться, что такие отзывчивые люди, как он, еще остались.

Мира встала и, чувствуя легкое головокружение, пошла прочь, боясь оглянуться.

Настя поспешно ушла, а вот Ярослав уйти никуда не смог — он и хотел, но ему не позволили. Муж женщины, к которой он умудрился забежать в примерочную, отпускать его не желал, даже не смотря на уверения парня, что никакой он не извращенец.

— Давай-ка разберемся, — угрожающе сдвинул он брови, подходя к молодому человеку, который уже проклинал все на свете, когда решил побежать за этой идиоткой.

Яр глянул на мужчину с недоумением и великим раздражением — так смотрят на коровью лепешку, в которую по чистой случайности наступают парадной обувью, но промолчал. Зато тот оценил силу его мрачного взгляда и завелся еще больше, решив, что "смазливый сосунок" над ним издевается.

— Еще и смотрит! — вызверился мужчина. Его супруга, женщина дородная и яркая, чуть-чуть напоминающая симпатичного колобка в белом парике, тут же закивала — взгляд наглеца, забежавшего в примерочную, в которой она была, ей тоже не нравился.

— Я не могу не смотреть, — вежливо ответил парень. — Это мое физиологическое свойство. — Правда, когда я увидел вашу жену, чуть не ослеп. — Иногда Яр не мог прекратить нарываться. И вообще, он не понимал проблему — когда он случайно вбежал в примерочную и чуть не столкнулся с женщиной, стоявшей там, то и сам несколько опешил, искренне думая, что в кабинке прячется та дура из клуба, однако женщина была уже почти одета, и ничего такого он не видел. И слава Богу, что не видел!

— Нет, мы сейчас с тобой точно поговорим! — попробовал схватить Ярослава за многострадальный капюшон мужчина, но молодой человек ловко увернулся от его рук.

— Давайте успокоимся и все мирно решим, — раздался взволнованный голос продавщицы, но ее никто не слушал.

— Чего вы к мальчику пристали? — вдруг заступилась за Яра какая-то женщина, как оказалось позднее, та самая, которая была в соседней примерочной и которую тоже ждал муж. — Он, наверное, перепутал просто, не в ту примерочную забежал.

— А что, — язвительно отозвалась первая тетка, явно не слишком обремененная манерами, — он должен был к тебе забежать, что ли, и перепутал кабинки?

— Эй, уважаемая, полегче с моей супругой, — ту же встрял благоверный второй тетки. Если первая женщина могла похвастаться весьма дородным телом и пышными формами, то вторая казалась чересчур худощавой и даже чуть-чуть высохшей. Яр тут же просек это различие, и ему даже стало смешно. Рядом друг с другом они выглядели забавно.

— А ты моей жене не указывай, полегче ей быть или потяжелее! — тут же перевел всю агрессию с молчащего Яра на мужчину муж первой тетеньки.

— Ей бы лучше полегче, — брякнул парень, иногда не знающий, что иногда лучше помолчать, — слишком тяжелая.

— Сопляк! — вновь разошлась дама, к которой он посмел заглянуть в примерочную. Ярослав явно ударил ей по больному месту. — Как ты смеешь? Да как тебя родители воспитывали?

— А ваша жена пусть моей не хамит! — продолжал муж худой тетки.

— Чертов интеллигент! — расхохотались ему в ответ.

— А вы — козел, — дрожащим от праведной ярости голосом заявил мужчина.

— Ах ты, недоумок, — тут же перешла в новую атаку полная женщина, одну руку уперев в бок, а второй воинственно размахивая. Видимо, они с супругом до последнего защищали друг друга. — Да ты на свою морду посмотри — ни дать, ни взять, козлиная!

— А у кого-то — поросячья, — встряла тут же худая тетка. — Боже мой, Боже мой, что за быдло тут собралось?

— Ах ты, мумия скелетосочная! Ты кого быдлом обзываешь?! Я, между прочим, в администрации работаю!

— А больше похоже, что в сельпо.

— Эй, мужик, ты угомони свою женушку-то. Я женщин не бью, а ей так и хочется вмазать. Я тебе вместо нее вмажу, понял?

— Хамло! Я сейчас милицию позову!

— А нет уже твоей милиции! Сейчас полиция!

— А мне без разницы! Хоть фигиция!

— Дорогие клиенты, пожалуйста, успокойтесь, — с мольбою в голосе взывала к ним продавщица, но тщетно.

Виновник случившегося вновь скромно стоял в сторонке и с мрачным удовольствием наблюдал за происходящим, сложив руки на груди. Была у этого парня одна особенность — он часто выходил сухим из воды, даже если являлся зачинщиком конфликта, да и вообще умел как-то так влиять на людей, что они редко считали его в чем-то виноватым и не могли долго злиться. А еще он как-то совершенно интуитивно умел сталкивать людей, делая их едва ли не врагами. Впрочем, и положительные качества у него были — если нужно было, Ярослав мог развеселить даже самую хмурую толпу и настроить ее на позитивный лад. Этот парень умел отлично управлять настроениями людей, не прикладывая к этому больших сил.

Сейчас о нем, кажется, забыли все — даже оскорбленная тетка. Она была полностью увлечена горячей перепалкой на четверых. Даже продавцы не могли вставить в нее ни слова, только лишь глупо моргали, глядя на этих ужасных клиентов.

Ярослав, поняв, что этим сумасшедшим теперь не до него, змейкой выскользнул из магазина и нос к носу столкнулся с братом в том самом месте, где только что раскидывал мишек, вытащенных из капюшона.

— Вот ты где! — явно обрадовался Егор, но тут же строго нахмурился. — Немедленно в машину! Ты что себе позволяешь? Зачем ты брелки украл, а потом стал убегать от охраны? От большого ума? — он легонько постучал двумя пальцами по затылку Яра.

Младший брат стрельнул в родственника злым обиженным взглядом.

— Я ничего не крал. Эта та девка, за которой бежал, подсунула мне ваши идиотские брелки.

Судя по звукам, доносившимся из магазинчика, откуда Ярослав только что вышел, там началось рукоприкладство. Зеленоглазый довольно хмыкнул и только что не потер руки.

— Так, в машину, — велел Егор, понявший, что нужно отсюда немедленно уходить, и первым стремительно направился к лестнице. Девчонка с необычным красивым именем Мира, уже куда-то исчезла, и почему-то молодой человек почувствовал легкую досаду. — Разберемся дома.

— А что разбираться-то?

— Так ты зачем брелки украл? — спросил Егор. В его голосе не было злости, только искреннее любопытство.

— Мне их подложили, — на ходу процедил сквозь зубы его младший братик, откидывая русые пряди со лба. Выглядел он весьма раздраженным. А кто бы не выглядел раздражённым, если бы ему чуть ли не за шиворот закинули целую горсть каких-то девчачьих брелков в виде развеселых и разноцветных медведей с вылупленными глазами?

— Кто? — еще более внимательно посмотрел на него черноволосый Егор. Взгляд его темных, как крепкий кофе без молока, глаз был ироничным. — Дибук?

Яр скрипнул зубами, но промолчал.

Ярослав с детства отличался нестандартным мышлением и большой оригинальностью. Если все дети уверяли, что к ним приходят бабайки, призраки, чудовища, Бабы Яги и Кощеи Бессмертные или просто невидимые друзья и инопланетяне, то Яра посещал ни кто иной, как дибук. О нем любопытный Ярик в раннем подростковом возрасте узнал от друга семьи, кандидата науки и доктора философии, уважаемого профессора государственного университета. Однажды вечером, когда профессор засиделся у них в гостях допоздна, одиннадцатилетний Ярослав, которого родители отправили в свою комнату смотреть сны, устроил небольшую истерику на тему того, что он хочет спать со светом.

— Я боюсь без света, боюсь, — твердил он, размазывая по щекам слезы обиды и страха. В детстве этот мальчишка часто и много плакал. — Он опять ко мне придет!

— Кто же? — поинтересовался на беду всех домочадцев уважаемый профессор.

— Тот, кто меня душит ночью, — серьезно и даже как-то немножко важно сообщил ему мальчик, воинственно сверкая зелеными глазами.

— Душит? А ты в это время не можешь пошевелиться? — уточнил мужчина. — Так?

— Так, — кивнул испуганно Ярослав.

— А не кажется и тебе, что кто-то ходит или рычит?

— Кажется! Что кто-то ходит! Поэтому я буду спать только со светом! — выпалил мальчик.

— Это к тебе дибук приходит, — тут же заявил профессор, мигом смекнувший, что у ребенка приключается сонный паралич — состояние, когда тело еще спит, а мозг уже проснулся, сопровождаемое галлюцинациями, а также чувством удушья. Этот ученый муж хоть и был умным человеком, понятия не имел, как надо воспитывать маленьких детей, и ему проще было все спихнуть на таинственного дибука, чем рассказать про сонный паралич.

— И кто это? — с опаской спросил Ярик.

— В еврейской мифологии это неупокоенный дух, который приходит к тебе по ночам и высасывает из тебя жизненную силу, — обрадовал пацана профессор и зачем-то показал ему козу, явно забыв о возрасте. Если бы рядом в этот момент рядом были родители Ярослава, они бы, естественно, опровергли теорию о том, что к их сыну приходит некий загадочный дибук, но, увы, в то время они находились в соседней комнате — их другой ребенок перевернул и разбил вазу с цветами, и они поспешили на место происшествия, оставив гостя с хнычущим младшим сыном.

— И как мне от него избавиться? — большими зелеными глазами посмотрел на довольно ухмыляющегося профессора мальчик.

— Просто не спи на спине, — посоветовал тот, зная, что сонный паралич чаще всего происходит тогда, когда человек спит именно на спине. — И тогда он ничего тебе не сделает.

Прошло некоторое время, прежде чем Ярослав перестал верить в дибука, но домочадцы, которым хнычущий Ярик рассказал теорию о дибуке, все равно время от времени подтрунивали над ним. Тем более что на спине он до сих пор не спал.

— Достали меня со своим дибуком, — огрызнулся Яр и сейчас. Егор хмыкнул.

— Ты бы хоть поблагодарил меня за то, что я спас тебя от охраны.

— И как ты спас? — поинтересовался младший брат.

— Совершил преступление?

— Чего?

— Дал взятку, как еще. Эффективное средство. Сказал, что ты — не в своем уме с детства, они и поверили. Впрочем, трудно было не поверить, что ты слегка с приветом, — рассмеялся Егор, широким шагом направляясь к одному из боковых выходов из торгового центра — до центральной входной группы, самой большой и нарядной, оформленной колоннами, идти было далеко.

Перед тем, как залезть в машину, дожидавшуюся братьев на забитой транспортом парковке перед "Венецией", которая считалась самым крупным торгово-развлекательным центром в городе, Ярослав, злой на весь мир, спохватился, что у него закончились средства на телефоне.

— Подожди, кину деньги через терминал, — хмуро сказал он старшему брату.

— Только не увяжись еще в какую-нибудь историю, — посоветовал тот, доставая брелок сигнализации. — Я уже устал от тебя сегодня.

— Очень смешно, — надулся тот и широким шагом направился через всю парковку к главному входу "Венеции".

Вновь войдя в торговый центр, парень подошел к ряду терминалов, расположенных неподалеку от огромного входа и принялся за дело. Деньги на мобильник он закинул без проблем, однако совершил еще одну оплошность, стоившую ему несколько сотен, а, может быть, тысяч, нервных клеток. После того, как парень ввел номер телефона, а затем опустил несколько купюр в купюроприемник, он очень неосмотрительно не забрал чек с собой. Тот выпал из терминала и остался сиротливо лежать на полу. Как только Ярослав, вновь ставший прямо на ходу писать в своем планшете новое сообщение, удалился, сорвав восхищённые взгляды дух девушек, около терминала, зловеще улыбаясь, появилась Настя, которая еще не успела уйти из "Венеции" — она все еще дожидалась запаздывающую подругу.

Осторожно, двумя пальцами подхватив чек, в котором были указаны не только количество заплаченных денег, дата и комиссия, но и номер телефона, на который, собственно, деньги поступали, она внимательно посмотрела в спину уходящему Ярославу, чуть покачав головой. Беспечность — один из врагов человечества.

Через пару минут он, сидя в машине старшего брата, получил совершенно презабавнейшее сообщение с незнакомого номера: "Съел, умник? Никогда больше мне не встречайся мне на пути, Царевна Ярославна. И верни брелки обратно! Воровать — нехорошо".

Та самая девочка-подросток, которая висела в воздухе и которую видела девушка по имени Мира, плавала буквально у Насти за плечом. Зеленые глаза ее гневно сощурились, когда она увидела, как Настя, ухмыляясь, пишет на своем мобильнике-раскладушке смс-сообщение, адресованное хозяину чека.

Склонившись над плечом девушки, которая с силой тыкала на протертые кнопки мобильника, подросток закрыла лоб ладонью — точь в точь, как небезызвестный капитан Очевидность.

— Дорогая редакция, я в шоке, — выдала призрачная девочка, глядя на ответное сообщение, которое гласило: "Я найду тебя, овца, и тогда ты пожалеешь, что родилась на этот свет. И не пиши мне больше. Иначе буду думать, что влюбилась".

"Ко-ко-ко", — со смехом стала набирать Настя на своей раскладушке.

— Серьезно, взрослые люди, а ведут себя, не пойми как! — возмущалась та, которая умела летать, оставаясь невидимой для всех. — Блин, пора, — прошептала вдруг она, чувствуя зов. Глаза ее вспыхнули желтым теплым огнем. — Но я еще вернусь! А вы скоро вновь встретитесь! — это прозвучало торжественно и серьезно.

Естественно, Настя, увлеченная смс-сообщением, не видела ее, — она была простой девушкой, не смотрящий за пределы одного мира. А увидела бы — не просто упала в обморок, как Мира, а впала бы в кому. Ярослав, впрочем, тоже.

Данный текст не редактирован и размещен на сайте samlib.ru в черновом варианте.

Желтый огонь в глазах стал пугающе лиловым, и девочка-подросток, закусив тонкую алую губу, исчезла, мгновенно растворившись в воздухе, и словно сама став его молекулами.

Ее последние слова были истинной правдой. Они, эти двое, Ярослав и Настя, вскоре, очень вскоре встретились вновь.

Ни одна камера в этом месте не зафиксировала эту девчонку. Торговый центр, этакий единый организм, жил все той же жизнью, что и до ее появления в своих стенах. Все тот же шум, все те же запахи и краски и все та же плавно размеренная жизнь.

И ничего потустороннего.

После моего успешного побега от его превосходительства Принца всея Енотии, оставленного на растерзание покупательнице и ее супругу, я вполне успешно и очень быстро сделала ноги, позволив себе отдышаться только около центрального входа, состоящего из нескольких высоких и широких дверей, по обе стороны от которых, словно электронные рыцари стояли самые разные платежные терминалы. Неподалёку от них примостились деревянные лавочки со спинками, между которыми находились большие горшки с небольшими пальмами, и на одну из этих скамеек я и примостилась, постоянно оглядываясь — нет ли неподалеку идиота Ярослава. Он не появлялся, и я успокоилась и даже немного расслабилась, откинувшись на спинку лавочки и то и дело поглядывая на мобильник.

Хоть я и думала, что Алене придется меня ждать, но в результате ждать пришлось мне самой — подругу задерживали на работе, но она обещала по смс скоро прийти и очень извинялась за опоздание.

"Буду ждать тебя около главного входа в "Венецию", на лавке", — написала я Алена.

"40 мин и я буду, Насть! — тут же пришел ответ от нее, — у нас со стилистом проблема, поэтому все затянулось!".

"Все ок, — отвечала ей я, — я жду тебя".

Пока я ждала подругу, сидя на лавке и допивая свою минералку, краем глаза увидела, что в дверях, которые сами собой раскрывались, стоило только человеку подойти к ним, появилась печально знакомая мне фигура, которую венчала не менее печально знакомая рожа, сейчас унылая и недовольная.

Чертов Ярославушка!

Моим первым порывом было желание вскочить и убежать, но я остановила себя — вдруг, если я поднимусь на ноги, дурачок увидит меня и решит еще раз погонять по всему торговому центру на потеху окружающих? Поэтому я осталась сидеть, где сидела, склонившись над сумкой так, чтобы пряди длинных волос падали на лицо — за недругом я наблюдала исподлобья. Я не боялась встретиться с ним еще раз, но он меня раздражал, а портить настроение вновь мне не хотелось.

Жертва комплекса Принца, впрочем, никого не замечала. Ярослав быстрым шагом подошел к одному из терминалов, видимо, для того, чтобы оплатить какую-либо услугу. Наверное, он был занят только собой и своим планшетом, который нес в левой руке, а потому ни на кого более не обращал внимание, на меня, согнувшуюся на лавке в три погибели, тоже не смотрел, направляя все свое бесценное царское внимание куда-то вперед.

Я исподлобья наблюдала за ним, видя, как парень набирает номер своего телефона на сенсорном экране терминала. Не без приступа раздражения запихав в купюроприемник деньги, которые совершенно не хотели покидать Ярочку и вновь потыкав в экран, он степенно, с гордой осанкой, удалился, прильнув взором зеленых наглых глаз к экрану планшета. Видимо, мальчик был так сильно занят тем, что писал сообщение, что совершенно забыл взять чек, сиротливо валяющийся на полу.

В голову мне вдруг пришла идиотская шальная мысль, которая заставила меня мстительно захихикать, уткнувшись носом в сумку, тем самым вызвав подозрительный взгляд у пары, сидевшей на соседней лавочке.

Как только Ярослав вышел прочь из торгового центра, я на всех парах бросилась к тому самому терминалу, около которого пару секунд назад он и стоял, прожигая взглядом непослушные купюры. Я подняла чек, воровато огляделась и торопливо убежала в противоположный конец торгового центра, к лавочкам, расположенным около одного из боковых входов. Там я с удобством устроилась на одну из лавок — точную копию той, на которой я сидела пару минут назад, достала свою потрепанную раскладушку и стала писать смс-сообщение, с силой нажимая на кнопки и испытывая почти садистское наслаждение. Да, по детски, да, глупо, но мне так хотелось сделать Ярославу хоть что-то еще неприятное, даже послать глупое сообщение, что я была не в силах остановить себя.

"Съел, умник? — печатала я, вспомнив выражение лица принца, когда охранник около кассы вытащил из его капюшона брелок. — Никогда больше не встречайся мне на пути, Царевна Ярославна. И верни брелки обратно!".

Я тихо засмеялась, подумав, как сильно обрадует подобное послание этого умника, за сутки доставившего мне столько неприятностей!

Когда он прислал мне ответ, быстрый, и, конечно же гневный, я подумала, что он точно больше похож на капризную царевну, привыкшую всеми командовать, чем на нормального адекватного парня. Того, что Ярославна сможет найти меня, я не боялась — сим-карта была давным-давно зарегистрирована на несуществующую личность, а до того, чтобы найти человека по его мобильнику мальчик еще явно не дорос — не его уровень.

Поиздевавшись над праведно разгневанной Ярославной, которая обзывала меня овцой и все же грозилась меня найти, и наотправляв ей несколько смс со звукоподражаниями животных, среди которых было мое любимое "ко-ко-ко", которым я постоянно передразнивала неприятных мне людей в спорах, я посмотрела на время. Алена должна была уже подойти, хотя я совершено забыла написать ей о том, что жду ее уже не около центрального входа, а около одного из боковых. Со мной крайне редко случалось, чтобы я что-либо забывала, хотя, с другой стороны, если бы Алена уже подошла к центральному входу и не обнаружила меня там, она бы мне уже названивала, логично же?

Я только подумала о том, что, наверное, стоит написать подруге о том, что я поменяла дислокацию, как вдруг совершенно случайно подняла голову и чуть не поперхнулась собственной слюной, как последняя кретинка. В торговый центр со стороны бокового входа, на лавочке около которого сидела я, входила моя любимая подруга, одетая в приталенную кожаную курточку, из-под которой виднелась короткая обтягивающая юбка-карандаш, достающая до колен. Она была не одна, а под руку с высоким широкоплечим улыбающимся мужчиной лет сорока в брендовых очках-хамелеонах и в черном деловом костюме без галстука, поверх которого был небрежно накинуто стильное и, кажется, очень дорогое такое же черное пальто.

Сердце у меня опустилось, и я явственно слышала, как оно стучит — стучит тревожно, настороженно и беспокойно. Что Алена делает рядом с этим человеком, чьи холодные серые глаза смотрят на нее, как на свою собственность — на одну из дорогих машин представительского класса, или на очередную элитную квартиру, или на породистого скакуна. Почему она сморит на него так, словно он — мужчина ее жизни, и почему смеется счастливо, игриво прикрывая кончиками пальцев губы, выкрашенные в алый цвет? Что случилось? Как это произошло? Может быть, у меня галлюцинации?

Я, сжав ладони в кулаки, вновь опустила голову, пытаясь закрыть лицо длинными русыми волосами, боясь, что они увидят меня, и боялась я куда больше, нежели в случае с Ярославом. Там был просто детский утомительный прикол, а здесь — серьезная взрослая ситуация, которая требовала от меня выдержки.

Я сквозь пряди видела, как широкоплечий мужчина в распахнутом пальто обнимает мою Алену, легко прижимая к себе и моментально выпуская их объятий, держа ее за оба предплечья. Он что-то сказал ей, она вновь улыбнулась, преданно глядя в глаза снизу вверх — как бы высока не была моя подруга-модель, этот мужчина был намного выше ее — почти под два метра ростом и очень выделялся среди остальных представителей мужского пола. И хотя ему было уже немного за сорок, выглядел он отлично: дорого, стильно и представительно, как подобает удачливому бизнесмену, а потому с легкостью выиграл бы у восьмидесяти пяти, наверное, процентов, юнцов.

Наконец, он договорил и улыбнулся Алене своей холодной фирменной улыбкой, которую многие женщины считают непревзойденной. Для кого-то она нахальная или властная, для кого-то — саркастичная или язвительная, а я вот точно знаю, что улыбается этот высокий человек в очках всегда одинаково холодно и неискренне, просто потому что прекрасно понимает, что улыбка — это общепринятая норма, которая помогает устанавливать контакт с другими людьми, на которых ему, в общем-то, глубоко наплевать.

Алена что-то ответила ему, и они, наконец, расстались. Мужчина в очках-хамелеонах, ласковым, но уверенным жестом все того же заправского собственника коснулся волос Алены, заплетенных в объемные сложные французские косы с алыми лентами — под стать выглядывающей из-под куртки стильной блузки, которую мы когда-то вместе выбирали в этом же торговом центре. А после он пошел вновь в сторону выхода широким уверенным шагом, не оглядываясь назад, а девушка какое-то время оставалась на месте, глядя ему вслед. Я же смотрела на подругу почти с ужасом и со злостью — не к ней, а к мужчине. Она с ума сошла? С кем она связалась?

Подруга, не видя меня, пошла прочь мимо многочисленных отделов и магазинчиков, по направлению к центральной входной группе, где, по ее мнению, я ее ждала, а я, вскочив с лавки, поспешила за ней.

— Аден! — крикнула я, быстрым шагом спеша к ней. — Алена!

Из-за шума, царившего в "Венеции" постоянно, девушка не сразу слышала меня, но когда услышала и обернулась на мой голос, глаза у нее были большие и удивленные, даже немного дикие, как будто бы я поймала ее на чем-то запретном. Она даже губу закусила — верный признак того, что нервничает.

— Насть, привет! — подошла она ко мне. — Ты тут? А я думала, что ты около центрального входа.

— Нет, я тут была... На лавке сидела. Около центрального они все заняты были, — солгала я, не желая рассказывать сейчас по Ярослава — если бы я не увидела сейчас подругу с этим мужчиной, я бы, конечно, поведала обо всем, но сейчас мне хотелось выяснить, что связывает его и Аленку.

— А-а-а, понятно, — протянула подруга, держа прямо перед собой небольшую прямоугольную сумочку из черной кожи. Мне показалось, она чуть крепче сжимает плотные ручки сумки, чем надо. Я перевела взгляд на ее лицо — в голубых больших глазах, которые казались еще больше обычного из-за макияжа, стоял вопрос. Алена явно хотела понять, видела ли я ее с этим мужчиной или нет. И я решила ее не мучать.

— А кто это с тобой был? — улыбнулась я, пытаясь сделать голос более-менее естественным, а не напряженным. — Пойдем, прогуляемся, может быть, одежду посмотрим... Я джинсы хотела новые.

— Кто? — переспросила Алена, поняв, что я все-таки видела их вместе.

— Я мельком видела, что тебя обнимал высокий мужчина в костюме и в пальто. Взрослый. Ты нашла себе парня и не сказала нам? — я ткнула ее в бок локтем. Подруга улыбнулась.

— Ты что, глупая, — сказала она, хватая меня под руку, как она обожала это делать. — Какой еще парень? Я пока еще ни в кого не влюбилась, а без любви, — тут она так серьезно взглянула на меня, что я перестала улыбаться, — я не могу встречаться с человеком.

— Я знаю, — кивнула ей я, чувствуя, как все во мне напрягается в ответ на ее слова. Какая же глупая ситуация. И неприятная — для меня. — А кто это был? Очень симпатичный тип.

— Ага, симпатичный, — озорно улыбнулась Алена. — По нему много девчонок сохнет. И нашего возраста, и младше, и старше. Очень красивый мужчина. И мой дядя, двоюродный. Недавно из Канады прилетел, у него же там бизнес свой, — добавила она, понимая, что я хочу спросить, почему же раньше о нем ничего не слышала и никогда его не видела. У Алены, действительно, был дядя, который жил в Канаде — как-то пару раз она говорила о нем.

— А-а-а, — вновь глупо протянула я. — Понятно! Просто вы смотрелись, как парочка.

Алена погрозила мне пальцем.

— Извращенка! Он мой дядя! Кстати, привез мне классный подарок — духи и кое-какие украшения. — Подруга вытянула вперед руку, на которой красовался тонкий изящный браслет из белого золота, украшенный жемчугом, похожий на прелестную веточку с белыми лепестками, обхватившую запястье.

— Красиво, наверное, дорогой? — искренне произнесла я, хотя в душе у меня что-то перевернулось. Я остановилась, подняла голову и внимательно посмотрела в смеющееся открытое лицо подруги, пытаясь понять, понимает ли она, что делает.

— Наверное, не знаю, — с любовью погладила украшение другой рукой Алена. — Мне безумно нравится. Ты же знаешь, как я люблю жемчуг и белое золото... М-м-м! Я так рада была этому подарку.

— У тебя классный дядя, — несколько отстранённым голосом произнесла я, понимая, что последнее слово я выговариваю с трудом. Меня опять просто-таки таращило от негативных эмоций. Да что за бред?!

— Да уж! Это точно! Очень хорошо зарабатывает в Америке. Зовет меня и брата к себе перебраться, представляешь? — она округлила глаза. — Но я не хочу. Мне и здесь нравится. Насть, что с тобой? — вдруг спросила она, чуть сощурившись — поняла, что со мной что-то не так.

— Мне кажется, я что-то не то съела, — произнесла я, прикоснувшись ладонью к животу. — Мне как-то нехорошо. Ален, я в туалет сгоняю, — сказала ей я. — Подождешь меня тут, хорошо?

— Конечно, — она с тревогой посмотрела на меня, немного склонив голову. — Тебе сильно плохо?

— Нет, почти нормально, но... В общем, подержи, — проговорила я, почти кинула свою сумку в руки ошарашенной подруги и быстро перебирая ногами, зашагала по направлению к туалетам. Мне, действительно было не хорошо, но не физически, а душевно.

Алена сказала, что была со своим дядей. Но она солгала.

Это был не ее дядя. Это был мой дядя. Мой дядя из прежней, столь ненавистной жизни. Она сказала правду лишь о том, что ее настоящий дядя живет в Канаде — просто, чтобы прикрыть свою ложь.

Я, добежав до туалета, подошла к раковине, включила воду, тщательно, с мылом, вымыла руки, а после стала плескать ледяную воду в лицо — этот способ всегда помогал мне успокоиться и хоть как-то привести нервы в порядок. Кое-как утерявшись бумажным полотенцем, я вытащила из кармана раскладушку. Чуть подумав, я вздохнула и стала набирать номер телефона единственного человека из прошлого, с которым общалась. И хоть созванивались мы крайне редко, он быстро ответил на мой звонок — не прошло и пару секунд.

— Настасья? — удивлённо спросил мужской приятный тенор, и я поняла, что с облегчением вздохнула, уловив в нем нотки не только удивления, но и радости.

— Привет, Юра, — откликнулась я, видя в зеркале, как улыбаюсь.

— Привет, сестренка, — отозвался жизнерадостно Юра. — Давно я не слышал твой голос. Как жизнь?

— Хорошо. Надеюсь, твоя — тоже, — отозвалась я.

— Еще бы, — хмыкнул он. — У меня все окей. Чего ты мне звонишь ночью?

— У нас уже не ночь, а день, не забывай о разнице во времени, — наставительно произнесла я, даже и не подумав извиняться за столь поздний звонок. У Юры ночной образ жизни — даже сейчас на заднем плане играет громкая музыка и слышен веселый смех парней и девушек, он засыпает только под самое утро, а потому я смело набрала его номер.

— А, точно. Все время забываю эту огромную разницу во времени! Настасья, что-то случилось? Ты просто так мне не звонишь, — спросил Юра у меня. Он, как и настоящий дядя Алены, жил в Западном полушарии, только не в Канаде, а в США, а еще точнее, в Лос-Анжелесе. Его мать думает, что Юрочка там усердно учиться, а он отлично и со вкусом прожигает жизнь.

— Нет, мне просто нужно кое-что узнать, — сказала я.

— Узнай, — великодушно разрешил Юра.

— Где сейчас Тимофей? — я решила спросить прямо.

— Ого! Не ожидал, что ты будешь звонить мне посреди ночи — а, сорри, сорри, забыл, что у вас день! — с вопросом, где наш любимый дядя Тим, — захохотал двоюродный брат. Мне мигом вспомнилась картина из далекого детства, когда на большом совместном праздновании Нового года, в доме человека, называющего себя моим отцом, произошел курьезный случай, в ходе которого мелкий еще Юрка плюнул в тарелку ненавистному дяде Тимофею. Не просто так, а в наказание, ибо дядя выкинул его любимого робота, споткнувшись об него в холле. Правда, никто кроме меня и Юрки об этом до сих пор не знает, в том числе и наш дядюшка, так и не заподозривший неладное в своей тарелке с мясом, запеченным каким-то особым способом.

— Ага, любимый, — скривилась я, вспомнив дядюшку Тима, которого с детства не могла терпеть и боялась. Юрка тоже не пылал к нему особо яркими чувствами. Думаю, история с плевком в тарелку показательна. — Так где он?

— А я ему не нянька, чтобы знать, где он, — опять захохотал парень и вдруг завопил, как ужаленный, на ладном английском. — Синди, Синди, не смей меня щекотать! Ненавижу щекотку! — после он заржал, как сумасшедший, явно от кого-то отбиваясь. На заднем плане появился женский смешливый голос, который без остановки повторял: "Иди ко мне, иди ко мне, ну иди же ко мне!".

Я вздохнула, понимая, что после этого звонка буду разорена.

— Ты меня слышишь? — строго спросила я брата, продолжавшего ржать, и судя по тому, что его смех становился все менее и менее тихим, неведомая мне Синди оставила его в покое. Юра с детства боялся щекотки, как дурачок.

— Слышу. Блин, я чуть не умер, блин!

— Перезвони мне прямо сейчас, — велела я Юрию и отключилась. Он послушался, и через несколько минут я вновь разговаривала с кузеном, который, кажется, прятался от назойливой Синди и еще какой-то девицы в ванной или в туалете.

— Ну, что ты хотела? — спросил меня он, — говори быстрее, они мне щас дверь выломают, озабоченные!

— Это ты там озабоченный. Опять дома тусовку устроил? — спросила я.

— Ага. Люблю веселье! Если у меня есть возможность пожить в Лос-Анджелесе и есть бабло, почему я дожжен быть грустным или угнетенным. Так что ты там хочешь узнать о Тимофеиче? — никогда особо уважительно не относился к дяде Юрка.

— Он в Америке?

— Не-а, она в Раше, уже несколько месяцев, в нашем родном замечательном городе, ведет кое-какие дела, — был в курсе семейных дел парень. Я же о них ничего не знала уже несколько лет. — А что?

— С мегерой разошелся? — задала я следующий вопрос, не отвечая брату.

— Боже, ты что, сошла с ума, Анастейша? Когда тебя это интересовало? — воскликнул удивленно Юра. Любит он коверкать мое имя.

— Ну, отвечай! — потребовала я.

— Нет, не развелся он с тетушкой Ирэн. Только, — тут он хмыкнул, — ты же знаешь, что ему постоянно нужны девочки. Свежая кровь. — Тут я не выдержала и хмыкнула, однако вспомнив Алену, моментально прикусила себе язык.

— Говорят, опять нашел какую-то, — продолжал Юра. — Модельной внешности. Это мне мать рассказывала. Ты же знаешь, она всегда мне все рассказывает, хотя мне глубоко по фиг. — Это было правдой. Моя тетка, мать Юрия, постоянно рассказывала ему все сплетни, связанные с нашей — нет, с их! — семьей. Звонила она ему часто, несколько раз в день и трепалась обо всем на свете, а Юрка не мог положить трубку или сказать, что занят — пока мамочка довольна им, он доволен своей жизнью в городе ангелов.

Услышав слова кузена, сердце у меня застучало с новой силой, глухо отдаваясь где-то в висках. Глупая Алена, с кем она связалась?

Нет, это конечно, ее дело, с кем встречаться и даже тот факт, что она лгала по поводу того, что в отношения вступит с тем, кого любит, меня не особо задевали, хотя да, было как-то неприятно осознавать, что это все просто вранье. Хотя я сама не святая. Но то, что из всех мужчин этого города подруга связалась имён с моим дядей, меня угнетало. Он, серьезно, не самый хороший человек, да и женат, к тому же. А еще он вполне может узнать меня, а мне это совершенно ни к чему.

И как же теперь быть? Я ведь ничего не могу поделать, а бессилие я ненавижу!

— Зачем тебе это, систер? — поинтересовался Юра беспечно. — Собралась подставить дядюшку Тима перед тетей Ирой?

Тетя Ира — законная супруга дяди, первая и, наверное, последняя. По характеру своему она ничуть не лучше Тимофея, и я даже не знаю, если честно, как они живут вместе, терпя друг друга. Наверное, они никогда бы не сошлись, если бы не бизнес. Их брак произошел не по любви, а по самому расчетливому расчету, чтобы объединить две компании в большой холдинг. Тимофей постоянно ходила налево, и об этом все знали, включая его драгоценную супругу. Ходила ли налево она, я не знала и знать не хотела, однако мне казалось, что измены мужа Ирину бесят, потому что ее в принципе раздражает все на свете, хотя на первый взгляд она кажется милой и улыбчивой. Меня, если честно, тоже многое напрягает, но до Ирины и ее жуткого высокомерного нрава мне далеко, как до созвездия Ориона. Однако тетю Иру я хоть и недолюбливаю, но кое в чем ей очень благодарна.

— Он тебе как-то насолил? — допытывался Юра по мобильнику. — Мне было бы некомфортно даже от мысли, что мы с ним живем водном городе.

— Типа того, — не собиралась я ничего рассказывать про Алену. Но мысль рассказать обо всем жене Тимофея мне понравилась — Ладно, мне пора. Подруга ждет.

— Хорошенькая? — тут же обрадовался кузен. — Познакомь меня с ней.

— Спасибо за ответы, мне пора, — отозвалась я и, прежде чем он негодующие что-то завопил, я сбросила вызов.

Мрачно поглядев на себя в зеркало и запихав мобильник в карман джинсов, я двинулась по направлению к двери.

Я что-нибудь придумаю.

Алена проводила Настю чуть прищуренным взглядом голубых глаз и села на лавочку, как-то небрежно швырнув сумку Насти — обычную, не самую модную, слегка потертую, но вместительную — рядом с собой. Свою сумку — прямоугольную, аккуратную, с плоским дном и двойными ручками, недавно купленную в модном магазинчике, она положила куда более бережно. Поведение подруги ей не нравилось — это можно было понять, заглянув в красивое лицо с правильными чертами, а потому Алена была обеспокоена и еще почему-то очень зла. Достав из сумки овальное зеркальце и посмотревшись в него, убеждаясь, что с ее лицом и прической все в порядке, девушка вытащила из кармана кожаной куртки мобильник и стала набирать смс, стуча по поверхности большого сенсорного экрана длинными в меру ногтями с белым классически френчем.

"Я уже скучаю по тебе, — печатала она, то и дело закусывая губу, — я так рада, что ты у меня появился, Тим. И спасибо за браслет — он чудесный!!". Отправив это смс-сообщение, Алена, чуть подумав и вдруг усмехнувшись, стала набирать еще одно смс — только уже другому человеку.

"Привет, как дела у тебя? У меня к тебе есть просьба:):):)", — печатала она, все быстрее стуча ногтями по экрану. Если бы Настя знала, кому Алена отправляет сообщение, она бы удивилась.

Ответ от второго адресата пришел быстро.

"Привет. А что случилось?", — лаконично гласило его послание.

"У меня полетел ноут:(:(:( Брат уехал и теперь некому починить его. Придешь ко мне завтра?", — почти с азартом написала девушка с французскими косами.

"Хорошо. Во сколько? Я свободен во второй половине дня".

"Часов в шесть пойдет?".

"Пойдет".

"Тогда жду тебя, Женьк! Целую:**", — обрадовалась девушка.

Допечатав это сообщение, Алена улыбнулась и откинулась на деревянную спинку скамейки. Улыбка у нее была не самой доброй.

Ее мобильник опять завибрировал, и девушка, потянувшись, как кошка, схватила его. В это сообщение она вчитывалась куда более жадно, чем в предыдущие.

"Не пиши мне, когда я на работе", — гласило оно сухо и обидно. Отправителем значился некий Тимофей.

Прочитав эти слова, девушка тяжело втянула носом воздух. Она перевела взгляд на дорогой браслет из белого золота с жемчугом, коснулась его кончиками пальцев и только тогда выдохнула.

— Бесит, — прошептала она вдруг и обхватила себя руками.

Из туалета я вышла с чуть влажными от воды волосами на лбу, но более-менее успокоившаяся и решившая, что делать. К Алене я по поводу ее тайного романа с моим дядей приставать не буду — не думаю, что добьюсь успеха. К тому же раз она так тщательно скрывает их связь, вообще не вижу смысла указывать ей, что делать или советовать, как быть. Она уже взрослая девушка и сама решает, как ей быть и как поступать. Я могу лишь только подтолкнуть ее в нужное направление, не более, хотя, если честно, мне хочется схватить ее за плечи, трясти и орать, чтобы она одумалась и поняла, с каким человеком связывает свою жизнь. Но как бы мне не хотелось, делать я этого не буду, ибо это совершенно бессмысленна. Вдруг она влюблена в Тима без памяти? А все влюбленные невозможны и просто-напросто не видят недостатков в своих вторых половинах. Тогда она меня не только слушать не будет, но и возненавидит, если я попытаюсь ей открыть глаза на него. Откровенно с ней говорить о Тимофее тоже не стоит — она будет настаивать, что это ее дядя, а рассказать ей правду о том, что на самом деле это моя родственник, я не могу — сама очень сильно подставлюсь. Поэтому я поступлю по-другому, сжав все свои эмоции в кулак и включив на полную катушку логику и мысли.

Надо просто показать подруге, что она связалась не с тем человеком. А она уж пусть сама решает, как ей дальше поступать.

— Ну, как ты, Насть? — встретила меня Алена. Взгляд у нее был встревоженный.

— Все нормально, — улыбнулась ей я и забрала свою сумку, перекинув длинный ремешок через плечо. — Уже все нормально. Сильно после работы устала?

— Есть немного, — кивнула она. — С визажистом кошмар какой-то был. Она опоздала очень и в спешке всех нас красила, потому что студия была снята только на несколько часов — следом за нами другой фотограф с моделями должен был подъехать. Но вообще все нормально, мы задержались, но все успели, только я голодная и пить хочу очень!

Я молча достала ей свою недопитую бутылку с минералкой и протянула. Подруга улыбнулась, хотела, было, взять бутылку с водой, но в это время завибрировал ее мобильник, и Алена была вынуждена ответить на звонок — кажется, звонили ей с работы.

Я, услышав ложь подруги, и бровью не повела. Сама достала свой телефон, не без удовольствия, смешанного с раздражением прочитала новое неожиданное сообщение от милашки Ярославны, которое царственно гласило: "Где ты, овечка? Развлекай же меня, мне скучно, а из тебя получается неплохой красноносый товарищ" и, проигнорировав его, стала писать друзьям, не будут ли они столь любезны прийти к нам с Даном в гости, дабы "проводить меня и еще нескольких несчастных в последний школьный путь", то есть отправить завтра, в понедельник, на педагогическую практику в школу. Женька, Темные силы и Алсу откликнулись быстро, почти в ту же минуту, изъявив горячее желание оказаться у нас в гостях, Ранджи ответила позднее всех — была на тренировке, но тоже согласилась. А своему соседу я сообщила обо всем самому последнему, хотя, можно было, конечно, совсем не говорить ему об этом — гостям друг всегда рад. Алена, закончив разговаривать по телефону, тоже согласилась на вечерние посиделки, только предупредила, что алкоголь пить вообще не будет — ей ведь завтра тоже надо идти в школу на практику. Третьим несчастным, кто тоже завтра отправлялся в школу — была Алсу. Никто больше студентом злосчастного филфака с обязательной педагогической практикой не был. Как я уже говорила, Дан учился на менеджменте, а Женька — на химическом. Темные силы заканчивал последний курс экономического факультета, ну а Ранджи готовилась стать выпускницей факультета физического воспитания.

Находившись с успокоившейся, кажется, Аленой по торгово-развлекательному комплексу до такой степени, что у нас слегка загудели ноги, мы поехали к нам с Даном домой. Подруга вела себя, как обычно, шутила, мило смеялась, с интересом рассматривала многочисленные витрины и носилась по магазинам в поисках нужных вещичек. Я тоже старалась вести себя непринужденно и свободно, хотя, нет-нет, мой внутренний голос все же задавался вопросом о том, зачем Алена лжет о том, что ни с кем не встречается? Какие на это у нее причины? Вспомнив то, как она смотрела на дядю Тима, я содрогнулась. Нет, серьезно, не могла же подругу влюбиться в него? Он так запудрил ей голову? Или она считает, что раз он дарит ей такие подарки, значит, что-то чувствует к ней?

Домой мы приехали поздно из-за внезапной пробки, растянувшейся, как резиновый дачный шланг по главному городскому проспекту, и из-за долгого шоппинга, в результате которого Алена обогатилась стильным пиджаком, парой кофточек и платьем, а я — целыми двумя футболками. Одна из них, свободная, длинная — почти до колен и оголяющая одно плечо мне безумно приглянулась с первого взгляда, как только я увидела ее на манекене. Белого цвета, с изображением симпатичного аниме-мальчика с сине-голубой гривой волосы, она очень умиляла меня, и я схватила ее, даже не посмотрев на цену, хотя магазин, в котором она продавалась, был не самым дешевым. Наверное, это странно, что я часто задумываюсь о деньгах и говорю: это дорого или то недешево, но это не потому что я прижимистая скряга или злодейская жадина, просто я знаю цену деньгам. Покупать ерунду или переплачивать непонятно за что я не любила, а потому вопрос цены меня часто волновал. Хотя если дело касалось моих друзей или помощи нуждающимся, я становилась почти безумной и могла отдать все, что у меня было. Честно говоря, я часто, когда имела возможность, естественно, помогала нашему местному обществу защиты животных под скромным названием "Утенок", активисты которого — самые обычные женщины и разных возрастов и профессий ухаживали за бездомными раненными собаками и кошками, а после пристраивали их в добрые руки. Когда об этом узнал Дан, он очень долго ржал и называл меня зеленой, а нашу квартиру — зелено-голубой обителью двух ангелов — поржать над собой Даниил умел знатно, но другим, вернее, чужим, он этого с рук не спускал. Может быть, он и не мог хорошо вмазать тому, кто оскорбил его, зато мог задеть за живое словами.

Однако все оказалось не столь печально. Футболка, так понравившаяся мне, продавалась со скидкой, поэтому я приобрела ее с легкой душой. А, придя домой, тут же переоделась в нее, почувствовав себя невероятно уютно.

Как я уже говорила, из-за пробки и шопинга с Аленой мы приехали позже всех остальных. Ранджи, Темные силы, Женька и Алсу уже прибыли, как, впрочем, и второй хозяин квартиры — Даня.

— Слушай, — повернулась ко мне подруга, как только мы зашли в квартиру. — Как-то странно у вас... Не находишь?

Я находила. В доме, действительно, творилось что-то необычное. Во-первых, нигде не горел свет — исключением было лишь слабое мерцание то ли свечи, то ли фонаря в большой комнате, которая называлась у нас залом, хотя по сути была моей. Во-вторых, в воздухе витал терпкий, довольно тяжелый запах шалфея и чего-то еще незнакомого мне, но слегка дурманящего. А, в-третьих, было подозрительно тихо, хотя я точно знала, что у нас гости — судя по многочисленной обуви в прихожей, которую осветило моментально включенное мною электричество.

— Чудеса какие-то, — проговорила я изумленно, разуваясь и снимая верхнюю одежду. — Они с ума сошли?

— Кто их знает, — пожала плечами Алена, стоя у зеркала и поправляя свои шикарные косы.

— О, девчонки, — вышел нам навстречу Дан, как-то подозрительно улыбаясь и щурясь от яркого света. В зале недовольно зашуршали. — Привет, красотки.

— Привет, красавец, — отвечала я другу. — Что тут происходит?

— О-о-о, тут целый дурдом на выезде в нашу квартиру прибыл с мигалками и медведями на мотоциклах, — живо отозвался Даниил и доверительным тоном сообщил мне и Алене. — Тут, знаете ли, Олег наш утраивает особое цирковое шоу.

— Какое еще шоу? — не поняла я.

— А вот такое. Проводит мастер-класс по вызову духов, — с откровенно ехидной улыбочкой произнес парень, подперев плечом косяк.

— Да? — удивилась Алена. — И как, успешно?

— Не очень. Нам, вернее, Темным силам надоело вас ждать, опаздашки. и он только начал вызывать потусторонних сущностей. Вернее, начал готовиться. А тут и вы явились. А я уже думал, что к нам духи приперлись. — Даня хмыкнул. — Обрадовался. Даже чуть слезу не пустил.

Алена тихо рассмеялась, я печально вздохнула. Темные силы у нас парень веселый, азартный и совсем чуток помешанный на магии. Не удивлюсь, что когда-то он тоже ждал письмо из Хогвартса. Хотя никогда в этом не признается.

— Видели бы вы его, чернокнижник фигов. Если бы я был духом, я бы к нему за километр не подошел бы, — продолжал Дан.

— Темных сил и живые люди часто избегают, — возразила я, и Алена согласно покивала, без слов поддерживая меня. Я мельком взглянула на нее, дав себе обещание сделать то, что я задумала. Главное, чтобы все вышло естественно и чтобы из-за этого глупого спиритического сеанса ничего не случилось.

Дядя Тим все еще стоял у меня перед глазами.

— Ну, долго вы там? — заорал из зала недовольный Олег. — Давайте быстрее, у нас тут спиритический сеанс! Выключайте ваш свет и идите сюда!

— Он не наш, — мигом заартачилась я, — он всенародный. И вообще мы сначала руки помоем и мороженое в морозилку запихаем.

— Начинается, — проворчал довольно громко Олег. — Быстрее давайте!

— А то что?

— А то он плакать будет, — весело закричал из глубины комнаты Женька, и через секунду появился в прихожей, радостно мне улыбаясь. Я тут же почувствовала себя чуть-чуть счастливее. Может быть, у нас с ним что-нибудь получится?

— Давай, Насть, присоединяйся к нам, — шепнул мне парень, поглаживая короткий темный ежик волос на голове и неотрывно глядя на меня. -Я никогда не был на спиритических сеансах. Кажется, это весело.

— И неизбежно, — отозвалась я, подумав, что, наверное, здорово бы было, чтобы Женька вот так погладил по волосам не себя, а меня.

— Неизбежно, — согласился Хирург. — Этого придурка только посланники Армагеддона остановят.

— Чего вы там телитесь? — заорал Темные силы вновь. Если этот парень чего-то задумал, его уже не остановить. — Давайте-давайте, активнее шевелите колготками!

Сгоняв в ванную комнату и на кухню, а после переодевшись в обновку с изображением аниме-парня, я осторожно вошла в большую комнату, где уже собрались все мои друзья. Картина мне открылась, конечно, диковинная. В комнате было темно — свет был выключен, а шторы плотно задернуты. Единственными источниками света служили шесть свечей, оранжево-красное пламя которых то и дело нервно мерцало, отбрасывая причудливые тени на лица ребят, сидевших, поджав ноги, в центре комнаты вокруг невысокого круглого журнального столика на колесиках. На его прозрачной поверхности лежал большой, почти полметра в диаметр, плотный, порядком потрепанный лист бумаги, с нарисованным по центру здоровенным кругом, внутри которого красовался еще один круг, раза в три меньше. По периметру большого круга я не без удивления обнаружила написанные от руки алфавит и цифры от 1 до 0. В маленький круг был заключен какой-то мудрёный, чуть кривоватый символ — наверняка мистический.

Парни и девушки, сидящие вокруг стола со спиритическим, как я поняла, кругом, напоминали мне сейчас заправских сектантов во главе с непревзойденным магистром магии и дурости Олегом, который, кажется, чувствовал себя в своей стихии. Он сидел прямо напротив дверного прохода, в котором стояла я, поэтому я оценила всю прелесть его вовлеченности в мистический процесс. Сжатые в тонкую темную из-за игр света в полосочку губы, сверкающие чем-то потусторонним глаза, похожие на темные впадины, зло, чуть высокомерно вздернутый подбородок. На голове капюшон застегнутой наглухо темной кофты с замком спереди. В одной его руке была седьмая свеча, в которой, как впрочем, и во всех других я опознала свои собственные декоративные свечи, подаренные кем-то на Новый год, а в другой — светло-зеленёное фарфоровое блюдце, которое Темные силы усиленно коптил, рисуя импровизированную стрелку-указатель, проигнорировав услуги валяющегося на полу черного маркера, которым, видимо, совсем недавно мистический круг для вызова духов и был нарисован.

Противный, но стойкий запах шалфея в этой комнате был наиболее сконцентрирован, и я даже чихнула. Все тут же обернулись в мою сторону.

— Так, — увидев меня, заявил Олег, тыльной стороной ладони убрав лезущие в глаза черные волосы, — значит, ты, детка.

— Что я? — внимательно посмотрела я на друга с усмешкой.

— Снимай с себя все металлическое, — велел Темные силы важно, продолжая самозабвенно коптить фарфоровое блюдце. — А потом садись к нам. Отключи звук у мобилки. Шум не поднимай, веди себя прилично и тихо, мертвецы не любят глупостей и беспричинного смеха.

— Почему, монсеньор некромант? — только и спросила я, снимая с шеи цепочку с металлическим кулоном в виде четырехлистного клевера, а после отключая звук сотового телефона.

— Они могут подумать, что ты смеешься над ними и обидеться, — отвечал Олег так, словно с ним такое происходило уже сотни раз.

— Они же мертвецы, — пожала плечами Ранджи, которую все это, видимо, тоже забавляло. — Они не могут обижаться.

— Это ты так думаешь, — хмыкнул наш штатный маг. — Давай-давай, Наська, садись, не тяни кота за пуповину. И не поднимай шум. Тут настроенные, — важно добавил он, — особые энергетические вибрации, которые помогают приманить духа.

— Приманить? — спросила я. — Мы что, охотники, а они — утки.

— Сядь уже, — зыркнул на меня выразительными темными глазами парень. В свете свое его лицо стало еще более острым и мрачным, чем прежде, придавая ему какие-то вампирские черты, но я все равно знала, что этот тощий невысокий парень с симпатичным, но хищным личиком не причинит мне вреда. В своих друзьях я не сомневалась. Они же были моими друзьями. Самыми близкими людьми.

— Хорошо, барин, как скажешь

Я скептически оглядела журнальный столик, около которого ребята и так тесно друг ко другу сидели, выключила сотовый, а после села около Алены и Жени, касаясь его плеча своим. Мне неожиданно понравилась мысль, что ты так тесно сидим друг ко другу. Кажется, Хирургу тоже. Мы вновь переглянулись. Эй, парень, давай ты будешь активнее?

— Значит так, — наконец, справился со свечей и фарфоровым блюдцем Темные силы, оставив на нем черную косую отметину, призванную быть стрелкой. — Для опоздавших. — Он обвел острым пристальным взглядом меня и Алену. — Мы проводим спиритический сеанс. Поясняю — спиритический, это когда медиум вызывает духов умерших людей.

— А ты медиум? — тот же спросила я.

— Есть немного, — подмигнул мне Олег. — Это, — он кивнул на круг с алфавитом и цифрами, — мною лично нарисованный спиритический круг для вызова духов. А это, — он потряс в воздухе блюдцем, — штука, которая будет двигаться и указывать нужные буквы, когда дух будет отвечать на наши вопросы.

— Что, прямо-таки сама будет двигаться? — спросил Женька с любопытством и огромным недоверием. Я чувствовала сквозь тонкую ткань своей футболки его горячую руку и готова была улыбаться. Странно, и почему я раньше не обращала на него внимания?

— Духи будут водить по кругу, — важно отозвался Темные силы, грея теперь внутреннюю сторону блюдечка пламенем седьмой свечи, поставленной им на стол, но за пределы магического круга. Не зря он себе такую кличку заработал, ох, не зря. — Или вы не верите в их существование? — парень одарил каждого из нас персональным взглядом человека, который знает великую тайну, и которому очень жаль, что мы не можем быть к ней приобщены.

— Верим, — лениво отозвалась Алсу, которая тоже обожала все эти мистические штучки — не просто так же они с Олегом спелись.

— У тебя что, ша-ла-ла заиграла? — высоко поднял брови Дан, сидящий напротив меня. Он только у виска не покрутил, глядя на все приготовления к таинству гадания.

— Ага, ша-ла-ла, — подтвердил Темные Силы, колдуя со свечей и блюдечком. — Щас эта ша-ла-ла в тебе заиграет.

— Невежа ты и хамло, — заявил Даниил, ничуть не обидевшись.

— Зато ты у нас образец добродетели, бро, — тут же отозвался Олег. — Так, народ, еще раз — во время сеанс не ржать, не строить кислые мины, не тупить и не спать. Слышишь, Ранджи? — прикрикнул он на доселе молчавшую темноволосую девушку, которая привалилась спиной к дивану.

— Слышу, — отозвалась она сонно. Наверное, устала после тренировки.

— В сеансе буду участвовать я, как медиум, и еще двое человек.

— А почему не все? — тут же полюбопытствовала я, в уме проворачивая схему задуманного с Аленой, которая, казалось, была полностью увлечена процессом.

— Дурацкие вопросы тоже не задавать, — погрозил мне пальцем друг. — Потому что нам всемером неудобно будет блюдце держать. Трое общаются с духом, остальные смотрят. Спрашивать, что волнует, будете по очереди, чтобы духи вам ответили.

Даниил захихикал, я тоже не могла не улыбнуться. Бедные Темные силы! Он что, верит, будто бы к нам могут прийти потусторонние сущности? Которых, скорее всего, вообще не существует в природе. Но если он верит, что придут, посмотрим и поприкалываемся. В дружеском кругу ерундой тоже полезно заниматься. Это сближает. Понимаешь, что не ты один такой ненормальный — друг ничем не лучше, а, значит, и ты не совсем дебилушка.

— Теперь надо решить, чей дух мы вызовем, — оповестил всех Темные силы, продолжая греть пламенем блюдце. Он явно был в предвкушении.

— Пушкина! — радостный вопль Даня заставил Олега поморщиться.

— Фигушкина, — презрительно выплюнул нам медиум. — Без шуток.

— Петра Первого, — тут же вставила я, стремясь поддержать Дана. Мне было смешно.

— Нет, Екатерину Великую хочу, — мгновенно сориентировался приятель.

— Извращенец, — покачала головой Ранджи. — Она же умерла. Зачем ты хочешь мертвого человека, Дан?

— А мне всегда Елизавета нравилась, — поддакнула Алена с невинным видом.

— Крутая женщина! А давайте кого-нибудь посовременнее вызовем? — предложила я.

— Кого, Сталина? — спросила Алсу с усмешкой. Я знала, что подруга питает слабость к тоталитарному режиму, а дома у нее есть целая небольшая коллекция о тиранах и деспотах всех народов и исторических эпох, от античного Поликарта до итальянского Муссолини. Еще в ее коллекции были книги с биографиями выдающихся, ярких, но жестких правителей вроде Александра Македонского, Цезаря, Екатерины Медичи, Влада Цепеша, Петра Первого и прочих.

— Ты бы еще Гитлера предложила, — хмыкнул Женька, а я тут же вспомнила Адольфа Енотыча и его усы. А он в тот момент был очень смешной. Жаль, никто не успел снять наше общение перед клубом на камеру.

— Они слишком кровожадные, — запротестовала я. — Надо кого-то более человечного. Людей искусства. Коко Шанель? Или Мэрилин Монро. Отличная идея! Вот у меня спросят, что я вчера делала, а я скажу, что разговаривала с Мэрилин. — Я мечтательно закатила глаза. — Мэрилин, приди! — завыла я, имитируя голос профессионального медиума. — О-о-о, вижу, вижу, как передо мной показалась чья-то тень! Чье-то лицо! Оно смотрит на меня! Смотрит! Пытается что-то сказать! Денег... денег, говорит, дай! — прохрипела я и протянула вперед протянутую ладонь.

— Настена, помолчи, а? — предложил мне Олег, гневаясь.

— А как вам Фредди Меркьюри? — мне, действительно, нравился солист всемирно известной группы "Queen". Его голос всегда брал за душу. Дану он тоже нравился, и поэтому у нас дома часто играла музыка этой группы, пока мы занимались своими делами. Я в это время могу писать статьи, Даниил — изучая в интернете косметику, прически и макияжи.

— Эй, сероглазая малышка, закрой ротик на замок. Это не бирюльки! — Я хотела что-то сказать про таинственные бирюльки, но наглый друг велел. — Хирург, закрой ей рот!

Тот тут же с радостью принялся выполнять просьбу Темных сил. Между нами завязалась шуточная борьба, в результате которой меня прижали спиной к груди, одной рукой обхватив за плечи, второй — за живот. Я начала брыкаться, Женька пытался меня удержать, и мы чуть не перевернули стол с магическими атрибутами и, самое главное, свечами. Я бы не пережила пожара или дырок на ковре.

— Сидите смирно! — рявкнул Олег, которого мы уже совсем в край достали.

— Ну что ты так повышаешь голос, а как же твои драгоценные вибрации? — засюсюкал Дан. — Вдруг ты их разрушишь?

— Я тебя сейчас разрушу. Эй, детки, или я работаю сегодня вашим личным медиумом, или сворачиваю всю эту бодягу к чертям собачьим, — не на шутку разозлился Темные силы.

— Все в порядке, все норм, мы хотим, чтобы ты нам погадал, — спокойно сказала ему Ранджи.

— Это не гадание, это спиритический сеанс, — важно сообщил ей парень.

— Значит, мы хотим, чтобы ты провел нам спиритический сеанс, как мы и договаривались, — ничуть не была обеспокоена своим промахом девушка.

— Да-да! Мы хотим спиритический сеанс! Давай его уже проводить! — тут же загомонили все, решив, что пора прекратить измываться над тонкой нервной системой Темных сил. А то и впрямь передумает. А мне даже интересно стало, что у нас может получиться.

— Окай, — кивнул Темные силы. Он обвел пристальным взглядом каждого из нас и сказал. — Последний раз говорю вам, детки, во время сеанса общения с духом смеяться нельзя. Будьте предельно осторожны. А теперь нужно решить, какой дух мы вызовем. Исторические личности нам не подойдут, а кто откроет пасть, чтобы предложить Гитлера, Пушкина или Чапаева, тот будет изгнан на кухню. Следует вызывать духов умерших, которые были нам близки. Или тех, которых мы знали.

— А давайте, вызовем духа Пилимонкина? — предложила я невинным голосом.

— Кто это? — наморщил лоб наш доморощенный колдун.

Мы все многозначительно переглянулись — друг ничего не помнил о вчерашней встрече с ДПС, сотруднику которой мы представили его совершенно чокнутой маловразумительной личностью, которая несколько раз в году проходит курс реабилитации в дурдоме.

— Чего за Пилимонкин-то? — серьезно спросил Олег. — Смешная фамилия, — добавил он, но ржать, как тогда в машине Ранджи, не стал.

— Да так, типчик один, — отмахнулась Алсу. Она решила встать на сторону любимого, хоть бестолкового парня, а потому сказала твердо:

— Вызываем дух моей тети.

Темные силы расплылся в улыбке и потрепал подругу по черным прямым волосам.

— Твоей тети? — поежилась Алена, а я вновь вспомнила, что обязательно должна сделать то, что задумала, чтобы хоть как-то помочь подруге в ее отношениях с Тимофеем. Блин, даже звучит отвратно.

— А ты не боишься? — спросила она.

— Кого? — усмехнулась девушка, отбрасывая локоны назад. Загробного мира она, видимо, совсем не пугалась. Скажу больше — к нему она относилась вполне спокойно, по-философски. Я была в большом удивлении, когда узнала еще на первом курсе, что Алсу любит гулять по кладбищам, где, по ее словам, очень тихо и безмятежно, как в море. — Свою любимую тетю Алю? Я ее люблю, а не боюсь. И она меня всегда любила. И, думаю, любит до сих пор.

— Ну, тогда давай вызывать твою тетю, — решил медиум. — Значит, ты будешь работать со мной, крошка. И нам нужен будет кто-то третий. Ты, Наська, — его глаза остановились на мне.

— Я? — подавила я в себе желание расхохотаться, представив, как буду общаться с духом.

— Ты, — кивнул парень в капюшоне. — Узнаешь, наконец, темнота, что такое настоящий спиритический сеанс.

— Я и что такое искусственный спиритический сеанс, не знаю, — отозвалась я, но огласилась на эксперимент.

Главный колдун, он же эксперт по миру духов еще зачем-то подогрел блюдце и положил обратной стороной по центру листа. После он попросил нас помолчать и, закрыв лицо узкими ладонями с длинными пальцами, на одном из которых было надето кольцо со странными символами, которое парень никогда не снимал, и что-то стал шептать. Мы все изумленно таращились на друга, который словно забыл о нашем существовании, продолжая едва слышным голосом говорить непонятные, неразличимые слова, и переглядывались, как стайка психиатров, собравшихся на консилиуме с особо сложным больным, вообразившим себя канареечкой.

— Еще чуть-чуть, — прошептал Дан, — и я вызываю "скорую".

Однако сделать он этого не успел. Наш магистр спиритизма пришел в себя, отнял руки от лица и велел мне и Алсу коснуться пальцами бледно-зеленого блюдечка, которое призывно смотрело на нас — так, по крайней мере мне казалось в полутьме. Интересно, а это неопытное блюдечко, или оно уже участвовало в спиритических сеансах множество раз, и совсем уже не блюдечко, а этакое матерое блюдище?

— Как звали твою тетю? — спросил он у любимой девушки не своим голосом.

— Алевтина Сергеевна, — тихо отозвалась она. Голос подруги оставался спокойным и ровным, но все же мелькнуло в нем что-то, похожее на тихую грусть. За что Алсу понравилась мне еще все на том же далеком первом курсе за то, что она, так же, как и я, умела прятать свои эмоции.

— Втроем повторяем: "Дух Алевтины Сергеевны, приди к нам", — проинструктировал все тем же странным голосом нас Темные силы. — Трижды. Блюдечко должно начать двигаться само. Когда это произойдет, не убирайте руки. Ни в коем случае. И молчите. Вопросы буду задавать только я.

Все это напоминало детский сад "Три ползунка" и трусы в горошек, но мне и Алсу пришлось, сохраняя серьезные мины, следом за Олегом произносить, как дурочкам слова призыва умершей тети Алсу. Выглядело это довольно глупо даже в антураже темноты и семи свеч, с неохотой освещающих комнату. Хорошо хоть ребята, не участвующие в сеансе, не смялись и вели себя вполне прилично. Если бы кто-то из них издал хоть смешинку, я бы тоже тут же начала хохотать.

Мы вроде бы как призвали духа тети Алсу — даже уже трижды, итого девять раз громко произнеся ее имя и отчество в воздух, пропитанный шалфеем, но блюдечко все никак не двигалось и не двигалось.

— Не выйдет с ней, — вздохнул Темные силы, наконец. — Наверное, она не идет на контакт. Давайте вызовем кого-нибудь другого. Прости, малышка, — шепнул он подруге. Та ничего не ответила, только едва заметно кивнула, говоря, что все в порядке.

— И кого будем вызывать? — поинтересовался Даня, уже порядком заскучавший.

А меня вдруг переклинило — так, что я даже дышать на несколько секунд перестала. Алсу пыталась поговорить со своей любимой тетей, которая погибла несколько лет назад, а я... я ведь тоже могла бы предложить кандидатуру для этого дурацкого сеанса.

Моя мама. Та, которую я никогда не видела. Та, о которой мне никогда не рассказывали те, кто когда-то назывался моей семьей. Та, из-за которой Матильда заботилась обо мне. Моя мама. Едва я подумала о ней, как все мои мысли и эмоции — и по поводу Алены, и по поводу происходящего моментально выветрились. Я почувствовала себя беззащитной слезой, застывшей в воздухе. Внутри все сжалось.

Может быть... может быть... может быть...

Я открыла рот, но Темные силы, хвала ему — или им? — меня опередил, и я тихонечко выдохнула. Настя! Ты сошла с ума? Все это ерунда. Моя мама не станет говорить со мной через эту тарелку и кусок бумаги. Если она даже не снится мне, то как она появится в этой комнате?

Этого не может быть.

— Бывает, сложно призвать конкретного духа. Давайте, я попробую призвать кого-нибудь из свободных духов, — сказал задумчиво Темные силы, все моментально согласились, и он опять начал что-то шептать в свои бледные ладони.

Я в это время поспешно выдохнула, пытаясь прийти в себя. Все хорошо, Настя. Все хо-ро-шо. Ты не тряпка, чтобы так раскисать. Маме не понравилось, если бы она видела, как ты сейчас мучаешься, прикусывая язык почти до крови, чтобы сдержать слезы, которые никогда не должны будут показаться наружу перед кем-то, кроме самой себя.

Мне не нужно тешиться иллюзией того, что с помощью какой-то там магии или непонятного чего еще я смогу поговорить с тем, кого больше нет под этим ясным голубым небом. Мама живет в мое сердце, в самом теплом, уютном и надежно защищенном его уголке.

В правом глазу почему-то все же появилась вражеская влага, и я на несколько секунд прикрыла ресницы, чтобы не дай Бог слеза не потекла по щеке. Я давно заметила — стоит закрыть глаза, как наворачивающиеся на них слезы отступят, утекут куда-то в горло.

— Повторяем за мной: "Благой дух, приди к нам", — властно сообщил Олег мне и Алсу, которая все это время молча, и даже с каким-то удовольствием наблюдала за любимым, как будто любуясь.

— Благой дух, приди к нам, — уже более-менее стройным хором выдали мы трижды. После этого в комнате секунд на двадцать установилась тишина, которую я с натяжкой могла бы назвать зловещей. Мы молча пялились на спиритический круг, свечи таинственно горели, играя с тенями, темнота, чувствуя свое превосходство, сделалась важной и решила подарить нам напряжение.

Появись дух именно в этот момент, он бы произвел фурор — все бы мы жутко перепугались, разорались и развопились и высочили на улицу либо в чем были одеты сейчас, забыв обуться и в панике толкаясь в дверном проеме, либо вообще сделали бы это через окно, благо, этаж у нас второй. Увы, никто не пришел. Может быть, у медиума не хватило сил вызвать духа из мира мертвых, а, может быть, тетя Алсу очень сильно ее любила, чтобы пугать.

Хотя, о чем это я думаю? Духов не бывает. А если бывают, то тогда можно считать меня парнем.

— Дух, ты здесь? — громко спросил Темные силы, наконец. Все напряглись, ожидая момента расплаты за вмешательство в жизнь мира мертвых. Жизнь мира мертвых — ну и оксюморон, однако.

— Тута я, — раздался писклявый жеманный девичий голосок, от которого я чуть не подскочила, едва не оторвав пальцы от поверхности блюдечка — это Даня решил поприкалываться. — Возьми меня, я вся гор-р-рю, — последнее слово он практически прорычал, явно вложи в него всю свою силу страсти.

— Идиот! — яростно посмотрел на друга Темные силы. — Я же сказал.

— Ну ладно, ладно, — поднял руки вверх Даниил. — Прости.

Мы продолжили.

— Дух, ты здесь? — спросил вновь Темные силы, не отрывая взора черных глаз от спиритического круга.

— Я тут, людишки. Азь есмь царь Петр Великой, — раздался громоподобный бас. Олег откровенно разъяренно глянул на Дана, а тот лишь стеснительно пожал плечами — мол, само вырвалось.

— Скотина, — грозно прошипел Темные силы, — я же тебя после сеанса в пельмень превращу. С фаршем наружу.

— Прости, дружище, прости, — деланно поник Олег. — Я не хотел! Правда!

— Дух, — голос Темных сил был громок и полон энергии, а глаза светились желанием пообщаться с настоящим духом. — Ты здесь? Ответь.

Бледно-зеленое блюдечко со стрелкой молчало, а вот кое-кто опять подал голос.

— Я съем ваш мозг, — просипел неутомимый Дан, который все никак не мог уняться. — Миасо-о-о, писча!

Nзапрещено цензуройN, чел, ты реально достал! — взорвался Олег.

— Да я не хочу, само вырывается, — принялся оправдываться Даниил, хитро поглядывая на друга. — Понимаешь?!

— У меня сейчас кулак тебе в нос сам вырвется, не удержу, — пообещал Темные силы. Этого Даня очень не хотел. Как я уже говорила, Олежка — парень, не смотря на свою субтильную нежную комплекцию, очень сильный. Ранджи явно не без намека, но с очень серьезным видом на этот счет говорит, что у тех, кто слегка особенен головой, физическая сила всегда очень высока.

— Успокойтесь, — велела им Ранджи, не отлипая от спинки дивана, на которую облокачивалась.

— Давайте я вам подкину духа? — предложил Женька. — Был у меня дед, классный мужик! Вот такой вот! — он поднял вверх большой палец, но Темные силы и Даня его не слышали: один наезжал, второй отпирался и препирался. Обычное дело в нашей компании. Серьезно Дан и Олег никогда не ссорились. Даже было дело, Олег как-то вступился за Даниила, выйдя один против троих — парни, на вид вполне нормальные, откуда-то прознали, что Дан — нетрадиционной ориентации, и это им очень не понравилось, настолько, что они решили выбить из Дана его направительное увлечение представителями не того пола. Эти ребятки не успели нанести Дану ощутимый урон — Олег вовремя подоспел и умудрился выйти из схватки победителем.

Пока они развлекались, явно нарушая вибрацию пространства, я вдруг почувствовала на руке чье-то мимолетное холодное дыхание, или, может быть, мне просто это показалось, после чего, рука моя, касающаяся тонкого фарфорового блюдца дернулась, но не сама по себе, а вслед за ним, как будто бы блюдце кто-то резко потянул в сторону. Я с возмущением посмотрела на Олега, который сам говорил ни в коем случае не отпускать девайс для общения с миром мертвых, подумав, что он психанул и решил покончить со своей спиритической игрой. Однако Темные силы сам смотрел на меня подозрительно и удивленно одновременно, перестав вопить на Дана. Мы попялились друг на друга, чувствуя, как блюдце нетерпеливо дрожит, а после перевели взгляд на третьего участника мистической драмы, Алсу, которая, впрочем, тоже выглядела изумлённой.

— Кто двигает блюдце? — задали мы с ней вдвоем одновременно один и тот же вопрос.

— Это не я, — почти так же одновременно ответили мы уже втроем с Олегом, явно заинтересовав Алену, Ранджи, Женьку и Даню в происходящем. Они с жарким любопытством уставились на нас.

— Чего у вас там, ребята? — спросила Алена.

— Кто-то двигает блюдце, — ответила я, испытывая огромное удивление. Блюдце все так же нетерпеливо двигалось.

— Это дух, — благоговейно прошептал Темные силы, веря, что все получилось. — Дух, ты тут? — задал он, дурацкий, по моему мнению, вопрос. К огромному моему недоверию, блюдце вполне себе самостоятельно заскользило к букве "кд", а затем указало нарисованной стрелочкой на "к". Затем оно повторило первоначальный маршрут.

— Ку-ку, — сказала Алсу, с недоверием глядя на блюдечко, нетерпеливо замершее посредине круга.

— У кого? — спросил Даниил жадно. Он тоже, как и почти все здесь, не верил в то, что к нам пришел настоящий дух.

— Ну ничего себе, — прошептала я, борясь с желанием убрать пальцы с блюдца и наехать на того, кто заставляет тарелку скользить по бумаге. Скорее всего, это Темные силы веселится, мстя за мои милые издевательства над его прекрасной персоной. А что, он парень мстительный. Его Алсу ради прикола на позапрошлое Иван Купала чуть-чуть облила из бутылки, так он на прошлое умудрился подкараулить ее и облить из ведерка с балкона своего дома, радостно ухмыляясь. Потом, правда, долго извинялся, утащив ее в свою комнату и запарившись там ото всех часа на три. Это точно Олег! Делает вид, что не при чем, сидит с совершенно невозмутимой харей, а сам наверняка двигает свою перевернутую тарелку.

— Дух, ты хочешь с нами говорить? — спросил повелительным, но вежливым тоном Олег. Блюдечко торопливо двинулось к букве "д", затем остановилось у "а", и пока Темные силы собирался с мыслями (подозреваю, придумывал, какую бы гадость сказать от имени духа), блюдечко заспешило к букве "у".

— У... т...е...б...я..., — медленно говорила Алсу, взяв на себя роль того, кто озвучивал результаты гадания, ой, то есть, конечно же, спиритического сеанса. — У тебя.

— Что у меня? — не понял Темные силы.

— Вопрос, — вновь сказала его девушка, следя и озвучивая перемещение блюдечка для все.

— Какой вопрос? — не поняла Ранджи. Кажется, происходящее, наконец, заинтересовало ее.

— Это Дан спрашивал, у кого ку-ку, — вспомнила я, и блюдце тут же вновь бросилось, как голодный пес, к буквам.

— Ну, — проговорила Алсу и подняла на нас глаза. — Он говорит ну. Наверное, имеет в виду, что ку-ку у тебя, Даня, — посмотрела она на друга. Тот только губы пождал. А я еще больше уверилась в своих подозрениях, что это развлекается Олежка. Блюдце опять задергалось. Забавно было ощущать то, как оно двигается под моими пальцами, хотя я не прикладывала к этому никаких усилий.

— Дураки дурацкие, — проговорила с большим удивлением девушка вслед за глупой мечущейся тарелкой. Нет, на юмор Алсу это не похоже. А вот Олежка такое выдать может.

— Что это значит? — спросил он совершенно серьезно у духа.

— Тупой, — обозвало и его блюдце.

— Кто ты? — спросил он, не обратив на это внимания.

— Дух благой, — выдало то с ехидцей. Даня захмыкал. Женька и Алена сдерживались. Ранджи вообще, видимо, ничего не могло выбить из колеи. Самый невозмутимый человек на свете.

— Что за глупые вопросы, — сказал Хирург. — Чел, давай уже конкретику спрашивай.

Он взглянул на меня, и по взгляду Женьки я поняла, что он, как и я, не верит во всю эту чушь. Но ему интересно.

— Дух, ты ответишь на наши вопросы?

— Да. Говори, — через Алсу сообщил дух, пропустив, правда, в глаголе букву "р".

— Какие у вас есть вопросы? — не глядя на нас спросил мошенник-медиум.

— Я про свадьбу хочу, — со смехом произнесла Алена. — Кто из нас первый женится или выйдет замуж?

Парням, ясно дело, вопрос не очень-то уж понравился, как, впрочем, и Ранджи, а вот мы, девушки, оживились. Интересно, что Темные силы выдаст? Алсу назовет первой или последней? Это, наверное, зависит от того, хочет ли он жениться на ней или пока не может расстаться со свободной жизнью?

— Наседка, — сказал дух, видимо, обращаясь к Алене. — Ты. — Тут блюдце показало стрелочкой на цифру 1. Мы расшифровали это как знак того, что первой выйдет замуж Аленка. Надеюсь, что не за дядю Тима от этой мысли я даже содрогнулась. Нет, я просто обязана сделать то, что задумала сегодня!

— Не забудь позвать, — сказал Женька Алене, которую ответ, не смотря на наседку, удовлетворил. По ее словам, она очень хочет найти парня, влюбиться в него и создать семью. Это ее мечта.

— Конечно, — рассмеялась девушка с косами. — Спасибо, дух, — сказала она, улыбаясь, блюдцу. То, впрочем, выразило свое негодование, ответив: "Фу".

— А мы с Наськой? — поинтересовалась Алсу. "Дух" сказал, что второй замужней дамой стану я, а третьей — подруга.

— Дальше, — велел Темные силы в нетерпении, которыму такие вопросы были не по душе.

— Есть девушка, которая мне нравится, — чуть хрипловатым голосом произнес Женька, не отрывая от меня взгляда. — Мы будем вместе.

Я поняла, что он говорит обо мне. Смущения не было — было лишь что-то приятное в груди. Крохотное солнце. А еще была радость — ну давай, Женька, хоть так дай мне понять, что я небезразлична тебе.

— Ну, вообще все от тебя зависит, — тихо заметил Дан, а Темные силы повторил вопрос.

— Без шансов, увалень, — ответил беспардонно дух. Ах, как бы я хотела подвигать рукой так, чтобы ответ был какой-нибудь такой: "конечно, да!", но рукой я не двигала принципиально. Пусть это делает наш балбес Олег, а я принципиально не буду разыгрывать друзей. Но за такой ответ я даже не стала обижаться на Темные силы.

— Ну, отлично, — криво улыбнулся Хирург. — Но это неправильный ответ.

Я широко улыбнулась. Алена увидела мою улыбку и улыбнулась в ответ, словно поняв меня.

— У меня тоже вопрос, — заявил Дан. — Я выиграю в конкурсе? — он имел в виду один из конкурсов, проводимых городом для начинающих парикмахеров.

— Ага. Дэбилъ, — сказало нахальное блюдце, припечатав в конце твердый знак. Даниил удовлетворительно хмыкнул.

— Я хоть и не верю в духов, но приятно, — ответил тот.

— Недоумок, — стал дух вновь обзываться. — Хр... др... пвскп, — вдруг стало показывать совершенную бессмыслицу блюдечко, нервно, рывками, ползая по спиритическому кругу.

— Что с ним? — спросила Алсу у Олега. Тот ничего не ответил, сосредоточившись на происходящем. Он вдруг облизнул губы, и я даже на секунду засомневалась, что это он двигает блюдце, играя с нами в игру "Здрасти, это дух пришел!".

Блюдце остановилось, подумало о чем-то, не обращая внимания на груз в виде наших пальцев, несколько длинных минут и опять заскользило, словно ведя наши пальцы следом за собой.

— Салют, — сказал дух и выдал мое полное имя, которым почти никто и никогда меня не называет. — Анастасия.

— Что Анастасия? — спросил Темные силы.

— Свадьба, — одним словом сказало блюдце.

— Что свадьба? — не понял тот.

— Первая, — сказало блюдце, явно противореча само себе. А после стало бросаться нашими именами. — Виктория, Евгений, Олег, Алсу, Алена.

— А я? — обиженно спросил Даня. Между прочим, в одиночестве всю жизнь он тоже не хотел.

— И ты, — сказал дух, не дожидаясь, пока наш горе-медиум продублирует его. — Ты неправильный юноша.

Неправильный юноша только хмыкнул.

— Так я первая или последняя? — спросила Алена с удивлением, странно взглянув на меня.

— И так, и так, леди, — было ей очень странным ответом. — Помни, что мать говорит. — Музыкант, играй, — добавил дух. Музыкант среди нас был только один — Женька. Он поднял брови.

— Что играть?

— Что говорит сердце, — так же таинственно отозвалось блюдце. — Мальчик, — вдруг сказало блюдце, — мальчик, опасайся тех людей. Мальчик Олег. Скажи "нет".

Ну, Темные силы дает. Совсем уже того.

— Хорошо, сделаю так, — совершенно серьёзно пообещал Темные силы, сглотнув — его острый кадык едва заметно дернулся. Может быть, это все же Алсу? Ей надо как-то приструнить друга или направить по другому пути, вот она и старается, зная, что тот верит в сверхъестественную чепуху?

— Мое, — сказал блюдичный дух. — Из последних.

Обзываться блюдце прекратило, но вместо ответа блюдце самым натуральным образом принялось говорить нам чепуху. И сколько бы мы не задавали вопросов, у нас выходила бессмыслица.

— Стоять.... Тысячи лет... дхф... страдаем в пути... жкжхп... не понимаем... арарукад... Слепит глаза... и я...и я...солнечный свет...живые, я тут... ам-ам... Мы...ндр... бред....шгд8щдщ....

— Олег, хватит, — не выдержала я.

— В смысле? — перевел он на меня тяжелый взгляд.

— Ну, ты же двигаешь? — напрямую сказала я.

— Не я, — отрезал парень. — Я не играю в такие игры, Настя.

— Алсу, это ты? — спросила я подругу, но та одарила меня таким укоряющим взглядом, что я не нашлась, что сказать, а такое со мной, поверьте, бывает очень редко.

— Это дух, Настенька, — пропел Даня.

Я сощурилась. В это время стало происходить что-то совсем странное

Что-то поменялось в комнате. Стало холоднее. Две свечи погасли, и тут же стало темнее. У меня на спине появились неожиданные мурашки.

Блюдце в который раз поехало к буквам. Медленне, чем в прошлые разы, но с куда больше силой, буквально заставляя моим пальцам скользить следом за ним.

— Хай, — проговорила Алсу, не отрывая широко открытых глаз от блюдца. Она, видимо, тоже почувствовала что-то неладное.

— Смайл. Двоеточие и е. — Сказало блюдце. Вышла очередная глупость то ли от Олега, то ли от его девушки. А, может быть, кто-то из них и сам не осознает, что какими-то микро движениями двигает блюдце? Может быть, это что-то вроде самообмана?

Может быть, даже я сама?

Эта мысль вдруг успокоила, хотя мурашки теперь полезли со спины на руки и грудь.

Девочка-подросток появилась в темной комнате самого обычного девятиэтажного дома, освещенной свечами и пропавшей шалфеем, довольно поздно. Над тремя парнями и четырьмя девушками, тесно сидевшими около журнального столика в центре комнаты, на котором лежал спиритический круг, предназначенный для вызова потусторонних сущностей, уже витали двое. Один — в форме благообразного, убелённого сединами почтенного дедушки в старом чистеньком твидовом костюмчике и с тростью. Второй — в форме молодого стройного мужчины лет тридцати с длинными темными волосами, собранными в хвост, за спиной которого видел чехол с гитарой.

Дедушка с интересом и ехидцей отвечал на вопросы смертных, касаясь длинной тростью светло-зеленого блюдечка с нарисованной кривой стрелочкой и таким образом двигая его. Дедушка не скупился и от души обзывал и дурил ребят, среди которых девочка тут же взглядом зеленых глаз нашла Настю. Обычное развлечение среди таких, как они. Поглумиться над теми, кто жив, но хочет залезть своим грязным носом в тонкий, живущий своей особой жизнью, мир мертвых, — это самое простое, безобидное и часто практикуемое. Некоторые подданные этого мрачного мира делают куда более жуткие вещи, когда слышат призывы, особенно призывы тех, кто имеет силу и власть, но не имеет опыта.

— Привет, — шустро поздоровалась с мужчинами, старым и молодым, подросток, чихнув из-за запаха шалфея, заинтересовавшись блюдцем — единственным материальным предметом, который она сейчас могла двигать, словно она — еще живая.

— Салют, девочка, — медленно повернулся в ее сторону длинноволосый мужчина. Лицо у него было бледное и очень печальное, а глаза — карими и неожиданно теплыми. А еще девочке казалось, будто бы она уже где-то видела этого человека в черной футболке и черных джинсах, дранных на коленях.

— Здравствуй, малышка, — проскрипел и дедушка, оторвавшись от разговора с живыми, и обвел взглядом водянистых глаз ее фигуру, особо остановившись на голых плечах. — Не хорошо ходить в таком виде, девочка. Надо одеваться так, как подобает, а не как попало.

— Как хочу, так и одеваюсь, — дерзко отозвалась девочка, заправляя за ухо короткую темно-русую прядь волос, которые не отрастали уже много лет. Дедушка, увидев ухо с тремя проколами, неодобрительно покачал головой. Топик чуть приподнялся, демонстрируя на животе кусочек цветной татуировки в виде бабочке, наколотой справа от пупка.

— Ужасно неподобающе, — сказал старик, укоризненно качая головой.

— На себя посмотрите, — огрызнулась девочка. Ей и раньше всегда указывали, как и что делать, а она всегда начинала беситься. При этом указывали ей не ее родители, чуткие и понимающие люди, а совершенно посторонние.

— Маленькая дрянь, — прошипел дедушка и вдруг оскалился, показав длинные острые пожелтевшие клыки и синюшный язык. Зрачки его стали узкими и багровыми. Черты лица заострились, а нос неожиданно оказался на щеке.

Он вдруг оказался около девочки, но та вдруг зажмурилась и выставила вперёд руки, и дедушка словно врезался в невидимую перегородку.

— Одна из оставшихся, — спросил он недовольно, принимая обратную форму. — Под защитой, да, девочка?

— Под защитой, дедушка, — смело сказала подросток, опуская руки, понимая, что старик не очень то и безобидный. Но страшно ей не было.

— И что же ты такого сделала, чтобы заслужить это? — прошептал старик с огромным интересом и неясной надеждой во вновь ставших водянисто-голубыми глазах.

— Вернулась. И была искренна, — по-взрослому отвечала девочка.

— Сама вернулась? — не поверил ее пожилой собеседник. Сейчас он ничуть не напоминал то чудовище, которым был минуту назад.

— Сама.

— Моя очередь, — сказал вдруг длинноволосый мужчина с гитарой, обратившись к деду. Тот недовольно зафырчал.

— Я еще не наигрался, — капризно сказал он.

— Не мои проблемы. Иди.

— И я! Я тоже хочу поразвлекаться! — вдруг появился в комнате и четвертый дух — лохматый небритый парень в клетчатой рубашке, котором можно было дать и двадцать и тридцать лет. Он, как вихрь влетел в комнату, безумно хохоча. — И я хочу! И я! — он вцепился в тарелку и стал беспорядочно водить ею по кругу.

— Пошел вон, — рявкнул на него старик. — Тупица! Вон! Вон! Кыш!

Парень оставил в покое блюдце и подлетел к деду. Схватив у него трость, он с улюлюканьем умчался прочь, просочившись сквозь стену. Дед, ругаясь, полетел за ним, сыпля проклятьями.

Длинноволосый мужчина подлетел к блюдцу и, прислушавшись к тому, что говорят живые, осторожно, даже с удовольствием, стал передвигать светло-зеленое блюдечко.

Какое-то время подросток молчала, глядя на парней девушек, с интересом глядящих на спиритический круг, с символом призыва таких, как они, нарисованным посредине, а после спросила:

— А можно я тоже?

— Можно, — согласился мужчина. — Подожди немного. Подождешь?

— Подожду. А почему вы к ним пришли? — с интересом спросила она.

— В этой квартире играла моя песня. Поэтому я и пришел, — отозвался обладатель гитары, не переставая передвигать рукой блюдце. — Я всегда слышу свои песни.

— А дедушка почему пришел?

— Он жил где-то в этом подъезде много лет назад. А зачем пришла ты?

— Я пришла поговорить с живой, — честно ответила подросток. — Кое-что сказать ей. Кое-что важное.

— Я спою им последнюю песню и скажешь, — пообещал мужчина. Однако сделать этого он не успел. Хохочущий обладатель клетчатой рубашки вновь появился в комнате, с безумным видом размахивая тростью старика.

— Я тоже хочу! И я! И я! — вопил он, пытаясь отобрать у длинноволосого блюдце. Тот не выпускал его, пытаясь разговаривать с живыми дальше. — Отдай! Я! Скажу им все! Скажу, когда они умрут! Скажу! Я! И я! И я хочу! Хочу!

— Убирайся! — рявкнул на него мужчина. — Прочь!

— Моя трость! — заорал дед, влетая в комнату сквозь потолок. — Отдай мою тростью, придурок! Козлина небритая! Трость верни! Верни, говорю!

— Это моя трость! Не отдам! — заверещал воришка. — Моя! Моя! Моя!

— Оба — проваливайте! — почти прорычал длинноволосый, который пытался рассказать о своей последней песне парням и девушкам, внимавшим его словам, как откровению. Ничего не выходило. И хоть связь с миром живых была отличной — магический знак и сила медиума, знающего особые слова, сделали свое дело, но два других духа, один из которых тоже хотел поговорить с живыми, здорово мешали. Поэтому рассерженный мужчина с гитарой за спиной, собрав все свои силы, оттолкнул этих двоих подальше от блюдца, поступившись разговором.

— Иди, девочка, на мое место иди, — сказал он подростку, которая с любопытством смотрела на потасовку взрослых духов.

И она пошла.

Как только девочка коснулась пальцами блюдца — единственную сейчас возможную связь между двумя мирами, она тотчас поздоровалась. Со смайликом, как привыкла. Правда, пришлось описывать смайл, но, может быть, будет понятно?

Она хотела сразу же обратиться к Насте, но одна из присутствующих девушек ее определила и задала вопрос о том, когда встретит любимого человека. Подросток, которой было это совершенно неведомо — не многие духи могут сказать, что будет, посмотрела в лицо спрашиваемой, и вдруг узнала ее. Красивая, высокая, синеглазая, русоволосая, со здоровскими косами и модной одежке. В окружении друзей. С невидимыми следами поцелуев на губах. И с красивыми длинными аккуратными ногтями с элегантным нежно-лавандовым френчем.

Девочка глянула на свои темно-розовые, облупленные по краям, уже много лет остававшиеся одними и теми же короткие миндалевидные ногти, и сжала зубы.

Ее гневу и обиде не было предела. Сразу же вспомнилось все, что было в прошлом. Все, до мельчайшей детали: от оттенка неба до того, в каком узоре были рассыпаны темно-зеленые стекла разбитой бутылки под ногами.

Она не сразу взяла себя в руки и, мерцая, словно свеча, коих в комнате горело несколько штук, девочка стала говорить дальше — с трудом, несколько бессвязно, но совершенно искренне. Глаза ее покраснели от слез, алые тонкие губы были закусаны, пальцы дрожали.

Девочка слышала зов, на который, повинуясь, должна была уйти прочь, но не могла этого сделать. И как только она собралась сказать Насте самое главное — о Ярославе, в комнате появились вдруг едва заметные то ли огоньки снега, то ли сияющие снежинки, наполнившие собой все пространство, и возник еще один представитель сверхъестественного мира. Не она пришла на его зов, а он сам явился за ней. Облаченный в белые одежды с золотой вышивкой статный мужчина лет тридцати пяти — сорока, главным украшением широкого круглого лица которого были чистые ясные глаза невероятно голубого, как дно горного хрустального озера, цвета, вздохнул и с сожалением покачал светловолосой головой.

— Нельзя, Дарёна, — сказал он со строгостью в тихом глубоком голосе, в котором слышалось и затаенное сострадание. — Пойдем.

— Я должна сказать! Пожалуйста, — в ее голосе была и мольба, и упрямство, и желание сопротивляться и делать по-своему. — Слышите? Пожалуйста!

— Нет.

— Вольга разрешил!

— Сомневаюсь.

— Пожалуйста! Вы не понимаете, что ли? — на глазах подростка показались слезы. Белых искр стало еще чуть больше, и они касались ее лица, как будто бы пытаясь успокоить девочку.

— Ты знаешь правила, — мужчина посмотрел на нее прямым твердым взглядом, в котором впрочем, не было жесткости. — Прямо сказать об этом ты не можешь. Они сами должны найти друг друга. Ты можешь только немного помочь им, Дарёна.

Однако эти слова не подействовали на девочку-подростка с необычным именем Дарёна. Миндалевидные зеленые глаза ее сузились от переполняющих ее эмоций.

— Нет, я должна сказать Насте! Она умная, она поймет! — и дух вновь стала торопливо отвечать живым, касаясь блюдца пальцами. Но, увы, ничего дельного сообщить им так и не смог.

Мужчина в белом вздохнул, щелкнул пальцами, и в комнате раздался оглушающий писк чьего-то мобильника, испугавшись которого, двое из трех человек, участвующих в вызове духа, вздрогнули и отпустили блюдце.

Связь прервалась. Девочка сжала кулаки. Надо было не злиться, а быстрее сказать обо всем Насте! Что же она наделала!

— Пойдем, тебе здесь не место, — позвал Дайрин мужчина. — У тебя будет еще шанс помочь им. Пошли. И более разговаривать с людьми через это, — он кинул брезгливый взгляд на блюдечко, — ты не сможешь.

Мужчина с голубыми глазами коснулся плеча всхлипывающей от своего бессилия девочки, и они исчезли.

Сияющие искры исчезли минуту спустя.

Наш спиритический сеанс продолжался.

— Задаем вопросы, народ, — сказал Темные силы. — Не тупим.

— У меня есть вопрос, — сказала Алена.

— Говори, детка.

— Когда я встречу своего любимого? — русоволосая девушка произнесла этот вопрос несколько смущенно, наверное, из-за парней.

— Умеешь любить? — вдруг выдало блюдце как-то зло. Движения его стали рванными и быстрыми.

— В смысле? — оторопела девушка, уставившись на Алсу. Та пожала плечами:

— Я не при делах, подруга. Оно... само. — И черноволосая девушка прочитала следующее послание духа:

— На крыше ты любила или играла?

— Ты о чем? — прошептала Алена, отодвигаясь от журнального столика.

— Тварь, — вдруг вновь начал обзываться дух. — Если никто не знает, это не значит, что никто не помнит.

Алена выглядела такой растерянной и даже напуганной, что Даниил обнял ее и успокаивающе погладил по голове.

— Завязывайте с фигней, — велел он.

Однако сделать этого мы не могли. В какой-то момент я вдруг поняла, что просто не могу оторвать пальцев от ставшего почти ледяным блюдца. Я никогда не верила ни в духов, ни в приведения, ни в модных астральных сущностей и всему могла найти логическое объяснение, но сейчас, в этой полутемной комнате, в которой потухло еще две свечи — внезапно, с разъяренным шипением, мне стало так не по себе, что я была на грани — почти верила в мистическую составляющую происходящего.

Воздух, казалось, был наэлектризован и в какой-то момент я поняла, что больше не чувствую приевшийся запах шалфея, а ноздри мои вдыхают любимый аромат озона. Блюдце тяжело, но очень целеустремлённо скользило по буквам.

— Моя ошибка, — читала Алсу голосом, который слегка дрожал.

— Может, хватит, Алене не по себе, — сказал Женька, глядя на то, как девушка прижимается к Даниилу, не боясь помять свои шикарные косы.

— Погоди, — прошептал Темные силы, как будто бы не верил в приходящее.

— Я не хотела. Больно. Скучаю. Должна помочь. Виновата, — говорила пересохшими губами Алсу вслух. Мы ничего не понимали. Коллективный страх перед неизвестным опутал нас, словно рыбацкие сети, и не хотел отпускать. Нервозность буквально летала по комнате, искря во все стороны.

— Анастасия, — писал дух тем временем мое имя. Я вздрогнула. Мне показалось, что кто-то положил холодную, как лед, руку на мое плечо. И тут блюдце стало просто летать.

— У каждого есть своя судьба. У тебя тоже есть.

— Моя судьба? — прошептала я, чувствуя, как моя рука, касающаяся ледяного фарфора, занемела.

— Да. Не потеряй его. Иначе будет плохо, — из-за этих слов мне стало не только страшно, но и дико печально.

— Иначе опять неизвестность и пустота.

— Кто моя судьба? — зачем-то спросила я, потом тысячи раз укоряя себя за то, что раскрыла рот.

— Его имя...

И тут все кончилось. Внезапно истошно заорал мой мобильник. Заорал с таким вкусом и так громко, что я чуть не посерела от ужаса, который принес с собой испуг. Впрочем, испугалась не я одна. Друзья, видимо, струхнули не меньше. Алена почему-то завизжала, Даня заорал, Женька метнулся к выключателю, и мгновенно в комнате стало светло. Ранджи в это время приоткрыла окно — и ослабевший запах озона, сцепившийся в схватке с шалфеем, потихоньку улетучился вон из квартиры.

Я чуть дрожащей рукой схватила лежащий рядом со мной мобильник и прочитала сообщение.

"Ну что, королева цирка? Смеешь игнорировать меня? Или ты на представлении?", — беззаботно и нагло писал Ярослав, которого мне мгновенно захотелось удушить. Нашел время, козел!

— Настя! — спокойно сказал Темные силы. — Я же сказал русским языком — выключи мобильник.

— Я выключила, — возразила я, сведя брови. Что за черт? Я же отлично помню, как выключала этот идиотский звук!

— Хорошо ты выключила, — явно не поверил он мне.

— Я, по-твоему, вру?

— Я видела, как она звук выключала, — сказала Ранджи. — Видимо, глюк телефона.

— И вообще, — вдруг поняла я, что меня смутило. — У меня никогда не стояло стандартных мелодий на звонке. У меня музыка стоит. Что за фигня?

Я с озадаченным видом принялась вертеть телефон в руках. Что за чудеса с ним стали происходить? А после, сцепив зубы, быстро и коротко напечатала царевне Ярославне:

"Исчезни, тупица".

Надеюсь, внемлет. Это он во всем был виноват. Ну а кто еще? Скучно ему, видите ли. Да не оборзел ли он в конец?

Нет, надо же, он уже третий раз мешает мне! Скотина! И где таких идиотов делают? На каком заводе?

— Так, Алсу, Настя, — позвал меня и любимую девушка Темные силы. — Мы должны закончить. Отправить духа обратно. Садитесь к кругу.

— Опять без света? — занервничал Даня. — Аленка, ну что с тобой? Смотрите, до чего вы девчонку довели!

Подруга и впрямь выглядела неважно. Ее слегка трясло, в глазах стояли слезы, и она буквально жалась к Даниилу, как будто бы боялась отпустить его от себя. Тот успокаивающе гладил ее по волосам и плечам, шепча, что все хорошо.

— Со светом, — отозвался устало Олег. — Аленка, ну чего ты испугалась? К нам просто плохой дух пришел, стал ерунду говорить. Они любят это делать. И вообще их несколько было. Все в порядке, подруга. Веришь? — он подошел к ней и взял ее руку в свою.

Алена, тихонько всхлипнув, кивнула, постепенно успокаиваясь. Темные силы, который был на полголовы ниже, улыбнулся ей. Вот же она впечатлительная, а! А мне еще сегодня задуманное надо сделать! И как, спрашивается, я сделаю, если она и так не в себе? Что за день сегодня — то родственничек встретился, то какой-то массовый психоз из-за каких-то там "типадухов" начался.

— Крошка, детка, — позвал нас с Алсу Олег, — за дело.

Мы вновь, но уже при мощном свете электричества, сели с Алсу и Олегом вокруг стола, на котором лежал магический круг, и Темные силы принялся что-то вновь читать, закрыв ладонями худое вытянутое лицо. Капюшон он снял, убрав волосы назад, и я увидела, что от напряжения на его лбу блестит пот. А, может быть, в комнате было еще очень душно.

А еще чуть позднее Ранджи нарисовала вдруг смайл, о котором говорил дух, хотя, конечно, никакого духа не было — все это наши выдумки и коллективный психоз. Но получился этот смайл каким-то зловещим — :Е. Как будто бы это была оскаленная пасть.

В результате сделать то, что я хотела, из-за спиритического сеанса не получилось, к тому же и Алена сильно расстроилась, да и остальные, включая меня, были в каком-то легком замешательстве.

Когда все разъехались по домам, если честно, мне было как-то не по себе, и я ушла спать к ворчащему Дане, который, впрочем, тоже был впечатлен.

Сны мне снились тревожные, нехорошие, нервные, как кардиограмма человека с сердечной патологией, но с утренними лучами солнца все страхи растаяли, вернув хорошее настроение и веру в то, что все произошедшее — дело рук приколиста Темных сил. Или же просто неосознанные движения рук кого-то из нас троих.

Впереди мне предстояло мое первое посещение школы в качестве практиканта по великому и могучему. По русскому языку, то есть. А еще — жуткая встреча с невыносимым человеком.

Ярослав безмятежно сидел в своей комнате на широком белом подоконнике, прижавшись спиной к стене, согнув одну ногу в колене и положив на нее левую руку. Ладонь же правой внутренней стороной покоилась на прохладной пластиковой поверхности подоконника, изредка подрагивая в такт музыки, играющей в наушниках. Глаза молодого человека были закрыты, словно он спал и видел лучшие в своей жизни сны, саундтреком для которых была рок-баллада "Лестница в небо" известной британской группы Led Zeppelin.

В комнате с высокими потолками, где находился Яр, было темно — практически так же темно, как и за окном, за которым падал густой, но почти невесомый снег, беззвучно касающийся холодных стекол. Казалось, легион белых быстрых искр желает — нет, даже жаждет — коснуться этого человека, застывшего в своем умиротворении на подоконнике, словно он — их повелитель или же кумир. Но каждая попытка оказывалась неудачной. Снег не мог коснуться Ярослава, раз за разом натыкаясь на прозрачную стеклянную границу, не в силах пробить ее и дотянуться до неподвижного молодого человека с закрытыми глазами, похожего сейчас на модную куклу BJD — шарнирную красивую куклу, сделанную из полиуретана. Даже грудь его почти не вздымалась, словно Яр и не дышал вовсе.

Внезапно мелодичное фолковое вступление композиции в наушниках прервалась коротким звуком нового входящего сообщения, и парень резко распахнул светло-зеленые глаза, которые в темноте казались серыми. Схватив планшет, лежащий у него на вытянутой ноге, чуть выше колена, от которого к ушам тянулись два белоснежных провода, парень, сморщившись, как от неприятного запаха, прочитал послание от все той же ненормальной девицы, которое коротко гласило:

"Исчезни, тупица".

— Это ты мне? — изогнул он темно-коричневую бровь. — Исчезни? Да еще и тупица? Как ты мне надоела, — проворчал Ярослав, зачем-то прочитав смс второй раз. — Дура. Ты с какой планеты — с Полоумнии?

Постучав изящными и достаточно длинными пальцами — длиннее, чем сама ладонь, которые очень бы подошли профессиональному музыканту, но, увы, никогда не касались клавиш и струн музыкальных инструментов, молодой человек потянулся, как молодой кошак после сладкого сна, хотя все это время не спал, а просто сидел и старался ни о чем не думать, а просто раствориться в любимых мелодиях.

Если честно, Яр ждал более развернутого сообщения от сумасшедшей, которая откуда-то узнала номер его мобильника, — отчего-то ему нравилось выводить эту, скорее всего, психически нездоровую девушку. Все-таки, какое у нее было лицо, когда он с парнями проехал мимо старой тачиллы ее друзей, остановленной ментами. Просто загляденье.

Вспомнив физиономию дурочки, перекошенную гневом и негодованием, Ярослав довольно улыбнулся. Прикольно он все-таки тогда придумал. И, главное, сработало же! А ведь сама виновата, чертова кукла. Не надо было ссорить его с Ваном, отправив цветы и открытку от имени Жени. Как она вообще узнала обо всей этой тупой ситуации, сложившейся между ним, Ваном и Евгенией? Упрямый Ярослав был уверен, что за всем этим стоит Анастасия, а то, что то всего лишь роковая случайность, в его буйную головушку не приходило.

В наушниках заиграла знакомая до умопомрачения и переслушенная тысячу раз песня "Smells Like Teen Spirit" — одна из самых известных мелодий легендарной группы Nirvana, которую Яр обожал с подросткового возраста, как и ее вокалиста и гитариста Курта Кобейна, покинувшего этот мир еще в далеком 1994 году, но оставившим большой след в истории музыки и в сердцах людей. Если под первую мелодию Яр расслаблялся, всецело отдаваясь музыке, то при первых же аккордах гитары второй его словно ударило током, и он, не в силах оставаться таким же спокойным, в такт музыки замахал головой, шепотом повторяя слова песни, которые отлично знал много лет. Одновременно с этим, испытав какое-то удивительное чувство злого вдохновения, Ярослав достал планшет, включил фотошоп и принялся рисовать женский портрет. С магией живописи этот парень был на короткой ноге, а потому между ним и искусством создания изображений царило полное взаимопонимание, гармония и любовь.

Уверенные штрихи, легкие мазки, скользящие движения левой руки, в которой был зажат черный стилус — компьютерное перо, появляющееся и исчезающее меню выбора цветовой палитры и кистей, касания сенсорного экрана указательным и большим пальцами, чтобы изменить масштаб изображения — и у Ярослава получились наброски для портрета. Под чуткими руками юного художника он постепенно приобретал все более и более знакомые очертания и цвета.

Слегка склоненное к плечу угловатое симпатичное лицо с высоким лбом и упрямым, чуть вздернутым волевым подбородком. Несколько глубоко посаженные — глубже, чем того требует идеал — графитно-серые глаза удлинённой формы. Широкие скулы, прямой нос, коричневые брови вразлет. Темно-пшеничные волосы со светлыми мелированными прядями.

Вскоре можно было понять, что с экрана планшета на мир смотрит Настя, чуть прищурившись и недобро поджав губы. Ярослав отлично смог передать ее плохое настроение.

— Ведь ты вроде бы ничего, — проговорил он почти ласково, вдруг вспомнив, в какой ступор вогнала его эта сумасшедшая, когда они только увидели друг друга около клуба "Горячая сковорода". Именно поэтому он и стал хамить, чтобы у Шейка ничего не получилось с ней — стало вдруг невыносимо думать о том, что и она тоже станет очередной жертвой пикапера. Правда, как он понял потом, такие как она — не жертвы, а самые настоящие охотники. Если честно, такие девушки — умеющие за себя постоять, напористые, упрямые, гордые и смелые Яру нравились. Но конкретно эта кулема бесила. Всем, чем только может раздражать человек: от внешности, особенно от этих серых глаз с вечным царским прищуром, до характера, хотя, конечно, Яр так до конца не понял эту Настю. И надеялся никогда не понять. Потому что понять человека можно, если ты с ним общаешься, а общаться с овечкой в ближайшие много веков в планы Ярослава не входило. Он вообще опасался, что психическое состояние Анастасии заразно, а становиться такой, как она, ему совершенно не хотелось.

Девушка, смотревшая на художника с экрана планшета, была с ним полностью согласна — она тоже боялась заразиться от Ярослава какой-нибудь дуростью.

— Вроде бы ничего, — повторил парень, чуть склонив голову влево, — но с черепной коробкой ведь явно не дружишь, мисс, — с этими словами Ярослав ловко пририсовал Насте знатные боярские усы и жиденькую мушкетерскую бороденку — видимо, недавняя травма все еще беспокоила парня.

Это заставило молодого человека весело похмыкать.

— Ты — неадекватная. — С этими словами Яр, отлично рисующий и отменно разбирающийся в фотошопе, видоизменил нос Насти, сделав его большим и грушевидным. — Дерзкая и истеричная.

Несколько коротких штрихов и смешок — и Настя могла похвастаться пушистой монобровью — вместо двух аккуратных, скептически вздёрнутых бровей на ее симпатичном лице с упрямо сжатыми губами появилась одна: широкая и длинная, похожая на застывшую ехидную гусеницу.

— И манер у тебя нет. — Теперь парень щедрою рукой подарил девушке россыпь прыщей, а также знатные мешки под глазами, словно она пила без просыху недели три. После у девушки появились уши-лопухи и кривой зуб, наезжающий на нижнюю оттопыренную губу.

— Прэлэсть, просто прэлэсть, — сказал довольно Яр, любуясь. — На аватарку.

"Ах ты, скотина, — сердито прокричало перекошенное и перепорченное изображение Насти с экрана. — Попадись мне только! Убью!".

Ярославу показалось, что он услышал голос Насти, а потому парень, подозрительно глянув на портрет под кодовым названием "Просто прэлэсть", вышел из фотошопа, впрочем, не забыв сохранить свое художество в одной из нескольких десятков папок, коими был забарахлен его рабочий стол. Особенной аккуратностью и порядком, как натура искусства, он никогда не отличался, а его комната частенько находилась на грани того самого легендарного творческого беспорядка, коим хвастаются многие творческие люди, и бедлама обыкновенного, присущего лентяям и разгильдяям. Правда, сейчас комната Ярослава была убрана — тут не было ни пылинки, все стояло и лежало на своих местах, и даже карандаши стояли в подставке для письменных принадлежностях по росту. А все потому, что на Яра изредка накатывало настроение знатного уборщика, и тогда, по меткому выражению старшего брата Егора, он "играл в чистоплюя". Кстати говоря, на внешний вид правило творческого беспорядка на Ярослава не распространялось — он всегда одевался со вкусом, довольно неброско и стильно, умудряясь даже в простых вещах на вроде синих классических джинс и рубашки в клеточку выглядеть так, как будто бы собрался скуки ради сфотографироваться для журнала мужской моды. При этом чувству вкуса у него было врожденным качеством, как, например, желание и умение рисовать.

Еще несколько раз прослушав "Smells Like Teen Spirit", русоволосый парень, наконец, переключил плеер на другую песню, которую под акустику исполнял один из самых знаменитых рок-музыкантов города, известный по всей стране под именем Аларм, несколько лет умерший, как и Курт Кобейн, от собственных рук и по собственной воле. Песня, которую слушал Ярослав, была совсем почти неизвестная, написанная, как говорили друзья музыканта, за пару дней до его смерти и исполненная лишь раз. И запись этой песни совершенно случайно попала к Яру через его брата, не Егора, а другого, тоже старшего — Власа.

Холодный глубокий и очень выразительный мужской тембр пел песню не спеша, но как-то пронзительно, от чего у Ярослава всегда перехватывало дыхание.


Дышать.



Мы угасаем словно огни -



Будто бы вечер тают они



И не разрешают с ними играть.



Стоять.



Тысячи лет мы страдаем в пути



И не понимаем, куда нам идти.



Слепит глаза дикий солнечный свет.



Мы — бред.



Кричать мы не можем, только мерцать.



Хотеть и желать, но не понимать,



Тая в пути, поглощая рассвет.



Нас — нет.



Искры в глаза словно ветер летят.



Мы души потерянных — мертвый фрегат.



Громко кричим мы, пытаясь молчать.



Не кричать!



И за собой мы уводим закат.



Он солнце с собою берет — он нам рад.



Лучами клеймит, заставляя рычать.



Печать.


Под эту композицию Ярослав незаметно для себя заснул, не зная, что будет завтра, и с кем его сведет судьба в лице девочки-подростка с темно-русым каре и зелеными глазами, которая этой ночью заглядывала на секунду к Яру вместе с длинноволосым мужчиной с гитарой за спиной, услышавшим свою последнюю песню.

Утро понедельника далось мне тяжело. Я с трудом встала по велению своего несносного крикливого будильника, встроенного в мобильный телефон, дошлепала босыми ногами до ванной комнаты, с трудом умылась и посмотрела на себя в зеркало. Поскольку уснула я поздно, волновалась из-за Алены, и спала беспокойно, то и дело норовя забрать одеяло у несчастного Дани, в чью кровать бессовестно залезла, то выглядела сейчас не лучшим образом — растрепанные волосы, красноватые сонные глаза, небольшие синяки под ними, бледная кожа на лице, блестящая от капелек холодной воды. Идти мне решительно некуда не хотелось, но не сделать этого я не могла. Настю с распростёртыми объятиями ждала школа N 181, куда меня отправил проходить практику наш руководитель — зловредная Диана Вячеславовна, а еще больше ждал 11 класс "Б", по предварительным данным, полученным после общения с моим куратором — учительницей русского языка, в составе двадцати пяти человек. Ну, я, правда, не уверена, что хотя бы один ученик из двадцати пяти меня ждет, да и я сама не горю желанием встречаться с семнадцати — и восемнадцатилетними оглоблями, но наша встреча уже предрешена свыше, и ничего поделать было нельзя.

Вчера мы с Алсу и Аленой — студентки пятого курса филологического факультета, увлеченные спиритическим сеансом, даже и не вспомнили о том, что в понедельник у нас начнется педагогическая практика в школе. А сегодня я волновалась о том, как все пройдет. В прошлом году, конечно, у нас тоже была педагогическая практика — по литературе, но, следуя требованиям положения о прохождении практики в нашем университете, проходила я ее в пятом классе, среди милейших послушных детишек, да и руководителем была другая препод, лояльная, если не сказать равнодушная Галина Петровна. В отличие от нее Диана Вячеславовна к своему предмету подходила с куда большим воодушевлением — она собралась контролировать нас, студентов, по всей строгости университетского закона, пообещав внезапно приезжать на наши уроки, дабы убедиться, что мы усердно и старательно проходим никому не нужную практику в старших классах средней школы. По мне все это было совершеннейшей глупостью — становиться учительницей русского и литературы я не собиралась совершенно, хотя все еще отлично помнила желание Матильды о том, чтобы я поступила в аспирантуру. На эту тему я еще серьезно не думала, решив оставить это на потом — принимать такие важные решения с бухты-барахты я не могла, сначала мне нужно было понять все плюсы и минусы, и только потом прийти к какому-то выводу.

Практика, аспирантура, Алена и дядя, вчерашняя идиотская попытка заняться спиритизмом — все это переплелось дружным кривляющимся хороводом из лягушек в моей голове, что я, не выдержав внутреннего эмоционального накала, вновь плеснула себе в лицо ледяную воду, пытаясь освободиться от ненужных этим утром мыслей.

Я наскоро приняла душ, помыла волосы и с тюрбаном из полотенца на голове поплелась в кухню, чтобы выпить горячего кофе, попутно просмотрев на нетбуке почту и свою страничку ВКонтакте — дурная привычка, но мало ли, кто мне написал? — а после привести себя в порядок с помощью косметики. Когда я допивала горячий кофе из любимой большой стеклянной кружки с японскими иероглифами, доедая наскоро сделанный бутерброд, на кухне появился сонный и взлохмаченный Даня в одних шортах. Сам по себе он стройный, но несколько лет посещений тренажерного зала дало свои плоды — подкачавшийся Дан, конечно, не имеет шесть кубиков на прессе, но и дохляком не выглядит — высокий парень среднего телосложения с достаточно широким разворотом плеч. Хотя, парадокс — Темные силы выглядит худее и жилистее, но не в пример сильнее Дана, да и вообще многих моих знакомых парней, если не сказать, что всех. Не смотря на то, как выглядит Олег, Алсу нечего и некого боятся рядом с ним.

— Ты меня разбудила, бесстыжая. А я ведь сегодня решил не посещать универ, — сообщил мне сосед, зевнул и сладко, как кот, потянулся. Все-таки он милый. Эх, любил бы Даниил девчонок, цены бы ему не было. Я бы в него влюбилась, а после заставила его на себе жениться. Хотя у нас с ним есть шуточный договор — если до тридцати лет ни он, ни я никого себе не найдем, то образуем счастливую ячейку общества и будем жить вместе.

— Не посещай, — разрешила я, глянув на настенные часы в форме расписной тарелки и потянувшись к красно-черной косметичке, которую заранее принесла на кухню — ну люблю я краситься именно в этой комнате, что поделаешь?

— Спасибо за разрешение, госпожа, — поблагодарил меня Даниил, наклонился ко мне, скептически всмотрелся в мое лицо и перехватил косметичку. — Так и быть, — сказал он, — помогу тебе собраться. Визажист я или кто?

— Или кто, — проворчала я, но с благодарностью приняла помощь друга, который, охая и ахая, жалуясь на то, то я, видите ли, разбудила его, несчастного, потащился в свою комнату за своей собственной фирменной и очень хорошей косметикой. Привычным жестом разложив на кухонном столе свой, как говорит Дан, "бьюти-кейс", в котором хранилось множество самых разных кистей, палитр теней, помад, карандашей, кремов и et cetera, он обработал руки антисептиком и, склонившись надо мной, принялся за дело. В короткие сроки друг привел мое лицо в порядок, сделав легкий элегантный макияж, умудрившись превратить мою кожу в чистую и сияющую, а глаза сделать более выразительными. После сосредоточенный и неразговорчивый Даниил (редкость, что он не болтает, но во время работы Дан всегда молчалив и серьезен) выпрямил мне волосы с помощью фена, уложил челку, побрызгав сверху стойким сухим лаком, а после, скептически осмотрев меня, заявил:

— Ну, все, ты готова к своим школьным победам, мисс учительница. Тебе бы еще очки в тонкой оправе, красную помаду, строгий костюмчик с мини юбкой и указку. Или хлыст. Или указку и хлыст. И тогда бы ты была ожившей фантазией всех мальчиков в классе, — продолжил издеваться друг.

— Я не учительница, — отозвалась я и полюбовалась на себя в большое овальное зеркало, висевшее в прихожей. Результат мне понравился. — Спасибо, милый, — проворковала игриво и послала Дану воздушный поцелуйчик, мстя за учительницу-фантазию. Тот скривился и удалился на кухню собирать свои косметические прибамбасы.

Я, пребывая уже в более хорошем расположении духа, быстрым шагом направилась в свою комнату, чтобы переодеться, однако этому помешала заигравшая нежная "Песня половецких девушек", стоявшая на звонке моего мобильника, стоявшего на зарядке. Пришлось спешить к телефону, недоумевая, кто так рано решил мне позвонить. Оказалось, что на другом конце провода был мой руководитель по педагогической практике Диана Вячеславовна. Интересно, что ей уже нужно? Вспомнив ее длинную скучную и нудную лекцию о том, как должны выглядеть и как должны себя вести практиканты из нашего замечательного и всеми уважаемого университета, я только поморщилась. Она что, решила позвонить и напомнить, что сегодня у меня первый день практики? Или захотела лично сказать, чтобы я убрала из носа пирсу — видите ли, по ее священному мнению, в таком виде не положено приходить в школу. В таком — это с серьгой-гвоздиком в крыле носа. Она мне, Алсу и еще нескольким девчонкам из группы почти весь мозг проела, с недовольным, я бы даже сказала, с брезгливым выражением глядя на наши лица. В результате им пришлось пообещать ходить в школу с наименьшим количеством украшений в проколах на лице и в ушах, а я, притворившись валенком, заявила ангельским голосом, что при всем желании гвоздик снять не могу — это можно сделать только хирургическим путем. Помнится, руководитель практики, женщина, кстати говоря, не только строгих моральных правила, но и консервативного вкуса, всегда одевающаяся в деловую одежду одних и тех же мрачных тонов с минимумом украшений, очень недовольно посмотрела на меня, несколько секунд гневным взором поиспепеляла мой пирсинг в носу, но ничего в ответ не сказала, лишь укоряюще покачала головой, увенчанной, как короной, высоким аккуратным пучком чисто вымытых волос.

— Анастасия Мельникова? — резкий, властный и чуть визгливый нервный голос преподавательницы бесцеремонно вторгся мне в уши.

— Да, это я. — Интересно, неужели и правда напомнит мне о том, чтобы я пирсинг убрала и оделась, как подобает? Ну, по ее мнению подобает.

— Это Диана Вячеславовна, — сообщила с глубоким чувством собственного достоинства женщина. — Ваш руководитель практики.

— Я узнала вас, — ответила я очень вежливо, ожидая начала моральной расправы над собой.

— Анастасия, — голос Дианы был на одну треть градуса теплее, чем обычно, — у нас произошла проблема.

— Какая проблема? — не поняла я.

— Неожиданные. — С омерзением произнесла это слово Инесса, поборница порядка и последовательности, живущая и работающая по четко определенному плану. Я насторожилась. — Дело в том, — продолжала женщина, — что ваш куратор — учитель по русскому языку и литературе в 181 школе не сможет выполнить свои прямые обязанности.

— В смысле? — переспросила я удивленно, начиная понимать, что произошло.

— Она неожиданно выиграла путевку на Бали и вместе с семьей незамедлительно отправилась в отпуск сегодня ранним утром, — все с тем же пренебрежением и осуждением в голосе продолжала руководитель практики. — Директор 181 школы только что мне позвонил и сообщил, что по этой причине они не смогут принять наших студентов для прохождения практики.

Ого! Может, меня на фиг от этой практики вообще освободят? Будет время и для работы, и для отдыха перед последней и самой короткой сессии.

Увы и ах, все мои надежды были разбиты, как хрупкая вазочка, хотя, конечно я отлично понимала, что не проходить педагогическую практику мне никто не позволит.

— Посовещавшись с нашим деканатом, мы решили направить вас, Анастасия, и вашу коллегу, Диану, которая должна была проходить практику вместе с вами в 181 школе, в другое среднее учебное заведение. — Господи, она может говорить не штампами хотя бы с утра пораньше.

— Да? И в какую же мне школу ехать тогда? — вздохнув, спросила я. Если в прошлом году мы сами выбирали себе школы для прохождения практики — чаще всего брали те, которые находись рядом с нашими домами или в которых работали знакомые, то в этом году нас распределяли в деканате под жестким руководством все этой же въедливой Инессы, желающей всех держать под своим неустанным контролем.

— Поедете в 8-ю школу, — сказала почти с торжеством женщина, как будто бы тоже отправляла меня в неожиданный отпуск на Бали, а не на практику в старшие классы.

— В 8-ю школу? — несколько удивленно переспросила я. В городе существовало несколько средних школ, которые считались особенными, можно даже сказать, элитными, куда ходили либо умные и талантливые дети, либо дети богатых родителей. Школа N 8 как раз была одной из таких. Вернее, почти таких. Почему — сейчас расскажу.

Построили ее лет пять назад в новом и стремительно развивающемся микрорайоне с большими красивыми высотками, угрохав на строительство кучу денег. Зато ее открытие освещали все СМИ нашего города, ласково называя "школой нового века", занимающей довольно-таки большую территорию и рассчитанной почти на полторы тысячи учащихся. Огромное яркое трехэтажное здание, состоящее из нескольких корпусов и огражденное от жёсткого внешнего мира высоким забором, хорошо запомнилось мне по многочисленным репортажам и фото к статьям в газетах. Крытый бассейн, огромный спортивный зал со всем необходимым снаряжением, раздевалки с душем, оснащенные по последнем слову техники компьютерные классы и классы, предназначенные для занятий по химии и физике, хореографический зал, допуск в здание по специальным личным пропускам, шкафчики для хранения вещей по аналогии с европейскими и прочее, прочее, прочее. Изначально предполагалось, что в школу N 8 будут ходить дети, живущие в этом районе, однако многие родители, особенно обеспеченные или занимающие высокие должности, тоже захотели, чтобы их отпрыски посещали столь привлекательное учебное заведение, в простонародье называемое элитным. Впрочем, простые родители из других районов тоже положили глаз на новенькую школу.

Ну а поскольку школа N 8 хоть и была рассчитана на большое количество учащихся, резиновое все же не являлась, то ее администрация придумала хитрый план. Детей по прописке в это заведение, конечно же брали — пришлось, но для того, чтобы попасть в школу, будущие ученики проходили определенный конкурс, то есть, судя по многочисленным слухам, ходившим вокруг этой школы, которыми с нами делилась в прошлом году наша первая руководитель практики, одно время преподававшая там помимо университета, в 8-ю школу старались брать более-менее приличных учеников, не потенциальных двоечников и хулиганов. Из других районов детей тоже брали, но не охотно и если только они были одаренными — в учебе, спорте, творчестве. Ну, или брали, как часто это бывает, по знакомству. Третью и самую желанную категорию учеников в 8-й школе составляли как раз дети обеспеченных или высокопоставленных родителей, которые проходили конкурс только формально. Конечно, чада совсем уж богатых людей или, скажем, министров, мэра и губернатора учились либо за границей, либо в частных гимназиях и лицеях, оплата обучения в которых могла вылететь в копеечку, но все равно в народе 8-я школа считалась привилегированной наряду еще с несколькими.

— В 8-ю школу? — еще раз повторила я, прикрыв глаза и вспоминая план города, чтобы понять, как далеко находится от моего дома это местечко.

— Да. Именно в восьмую, — подтвердил по телефону голос Дианы Вячеславовны. — С ними у нас еще действует договор. Я только что лично звонила директору, и он согласен принять вас в качестве практиканта. — Это прозвучало так торжественно, как будто бы она звонила в Земное посольство на Сатурне и договаривалась о моей стажировке в администрации Императора планеты.

Я сказала в ответ что-то мало определенное — нечто среднее между "Хорошо, спасибо" и "Черт возьми". Впрочем, думаю, Диана решила, что услышала первый вариант.

— Анастасия, к девяти часам приезжайте в 8-ю школу, вы знаете, где она? — стала раздавать четкие указания преподавательница.

— Найду, — ответила я.

— Хорошо. Подойдете к вахтеру, скажете свою фамилию, и вам выдадут временный пропуск для прохождения через турникеты. После пройдете в приемную директора — дорогу и кабинет спросите опять-таки на вахте. Вас там будут ждать.

— Я поняла, — ответила я. Попасть на практику в школу, половина которой — бестолковые мажоры — это не то, о чем я мечтала.

— Вот и отлично. И не забудьте документы, удостоверяющие личность, Анастасия.

— Не забуду, — пообещала я, и без нее поняв, что без паспорта меня никуда не пустят и никой пропуск не дадут.

— Хорошо, что нам удалось решить проблему с вашей практикой так быстро. Анастасия, вам повезло попасть именно в это учебное заведение, — вдруг почти доверительно сообщила мне руководитель практике — ее голос потеплел еще на две четверти градуса. — Сказать по секрету, уважаемый директор — мой бывший коллега и сокурсник — закончил со мной в один год наш любимый филологический факультет. И было бы хорошо, если бы вы все-таки избавились от вашего прокола в носу.

Я поморщилась, попутно вспомнив точно, где находится эта самая 8-я школа, и на какой автобус мне сейчас садиться.

— Попробую, — только и сказала я. Распрощавшись с Дианой Вячеславовной, я посмотрела на часы мобильника и поняла, что из дома нужно выходить как можно быстрее. Первая школа, где я должна была отрабатывать педпрактику, находилась в десяти минутах езды от меня, а школа N 8, как я помнила, — минутах в сорока. Одевшись в нежно-голубую с воротником-стоечкой и острыми отложными манжетами на рукавах блузку и черную юбку-карандаш до колена, которая не раз меня спасала в ситуациях, когда нужно было выглядеть официально, я схватила сумку со всем необходимым и поспешила в прихожую. Если честно, вещей у меня не то, чтобы очень много, я бы даже сказала, наоборот, но покупать я предпочитаю самое необходимое и нужное в гардеробе, то, что можно комбинировать с другими вещами и более-менее качественное, хоть и не очень дорогое.

— Я же говорил, тебе еще указку надо для полноты образа, о, гроза учеников, — вывалился в прихожую, пока я обувалась в ботинки на каблуках, Даниил, что-то усиленно жуя.

— Не смешно, — схватила я со стула сумку и, более не глядя в зеркало, открыла дверь и помчалась вниз по лестнице, слыша ободряющий крик друга за спиной:

— Давай, сестричка, уделай всех их!

Я мысленно согласилась с Даном и поспешила на остановку. Слава Богу, в этот раз автобусы ходили очень даже сносно, а пробок не было, и до объекта моего вождения — то есть до школы N 8 — я доехала за каких-то двадцать минут, комфортно сидя на свободном месте неподалёку от печки, что не могло не радовать.

Нужное мне здание находилось совсем недалеко от остановки — я сразу узнала его — большое, бело-сине-оливковое, с высокими окнами и стеклянным фасадом, больше похожее не на школу, а не торговый комплекс — только стоянки, заполненной машинами, около входа не хватало. Вместо нее около школы располагались широкая асфальтовая дорога, вдоль которой стояли пустые зимой клумбы и элегантные фонари, и лужайка, вероятно, летом яркая и зеленая, а сейчас белая от снега. Чуть дальше виднелись школьное футбольное поле и площадки для занятия баскетболом и волейболом, а также множество турников и еще почему-то качели. Огромная территория школы была ограждена белым высоким забором с несколькими воротами, к главным из которых я и направила свои стопы. Без двадцати девять я оказалась в основном корпусе, называя суровому мужчине в форме цвета хаки, которого язык не поворачивался назвать вахтером, свою фамилию, дабы он выдал мне пропуск, позволяющий миновать ряд турникетов и очутиться в школе.

— Представьтесь, — сказал мне охранник после того, как выслушал мои объяснения по поводу того, почему я оказалась в этом месте.

— Анастасия Мельникова, — ответила я, с интересом осматриваясь вокруг. Приятные светло-голубые, почти белые стены, высокие потолки, мраморный пол, по которому всегда очень громко стучат каблуки учительниц, большие окна с вертикальными бирюзово-серыми жалюзи. Простота и ученая элегантность. На одной из стен — прямо перед входом, крупно выведены разными цветами самые известные формулы химии, физики, алгебры и геометрии, самой заметной и яркой из которых была формула измерения скорости V=S/t.

— Паспорт, — потребовал охранник — высокий и достаточно мощный с виду молодой человек с вертикальной складкой между темными густыми бровями. Губы у него были жестко сжаты — словно он никогда не смеялся. Серьезный мальчик, такие обычно служат в горячих точках, а не сидят с дубинками в школах, охраняя покой учеников. Ну, или работают в охране у суровых богатых дядь. Или хотя бы, на крайний случай, охраняют особо важные объекты! Но никак не школы. Или нынче школы настолько суровы, что в охрану берут только самых стойких и мужественных?

Эх, знала бы я, с кем я столкнусь в своем классе, я бы, наплевав на Диану Вячеславовну и возможный неуд по практике, просто-напросто не пришла бы в эту школу, но, увы, я не обладала и до сих пор не обладаю способностями экстрасенса.

— Возьмите, — отдала я охраннику документ. Он внимательно просмотрел паспорт, больше времени уделив рассматриванию моего фото и сравнению его с моей же физиономией, и полминуты спустя вернул мне его вместе с пластиковым серым прямоугольником, который должен был заменить мне личный пропуск. — Проходите, — разрешил страж школьного порядка. — Завтра подойдете с двумя фотографиями, размер — 3,5 на 4,5 сантиметров. Вам оформят другой пропуск вместо временного.

Я только кивнула.

— Хорошего дня, Анастасия, — вдруг улыбнулся мне парень, и по его карим глазам я каким-то неясным образом определила, что он вовсе не суровый, а очень даже веселый.

— И вам хорошего дня...

— Артур, — подсказал он мне свое имя.

— Хорошего дня, Артур, — сказала я, не став возвращать в ответ улыбку — мне пока что было не до легко флирта со странными охранниками. Вместо этого я спросила, где находится приемная директора. Артур любезно подсказал мне, куда нужно идти, и еще спустя пару минут я стояла перед нужной мне дверью, расположенной на первом этаже здания, только в другом крыле. Когда я уходила, к стойке, за которой находился охранник, подошла полноватая женщина средних лет в пуховике и очень расстроенным лицом. Как я поняла, это была мать одного из учеников — и ей тоже выдали временный пропуск.

На мое удивление, в школе было тихо, как в склепе — и стук моих каблуков был самым громким шумом, который я слышала. Видимо, с дисциплиной тут все в порядке — все ученики сидят по классам и вкушают гранит науки, который с удовольствием, а может, без оного, дают им учителя в растолченном виде.

Откашлявшись, я постучалась в дверь и вошла внутрь. В светлом помещении, похожим на офис секретаря успешного руководителя среднего звена, за столом из светлого дерева сидела худая статная женщина в возрасте с умными глазами и высокой прической, которую больше хотелось назвать леди, а не бабушкой — такая ухоженная она была: от светлого маникюра до черных туфель на низком каблуке. Она что-то неспешно печатала, не глядя на клавиатуру, а когда я вошла, внимательно посмотрела на меня, стянув прямоугольные очки чуть ближе к кончику носа.

— Здравствуйте, — сказала я, собираясь представиться, но женщина опередила меня.

— Анастасия Мельникова, практикант с филологического факультета, пятый курс, — произнесла она благосклонно. — Верно?

— Все правильно, — подтвердила я.

— Я вас ждала. К сожалению, директор сейчас очень занят, и вами займусь я. — Она бросила быстрый взгляд на дверь, ведущую в кабинет директора, за которой были слышны какие-то неясные голоса.

— Раздевайтесь и присаживайтесь, — кивнула Галина Алексеевна на шкаф, а после на кожаный белый диванчик, предназначенный, видимо, для посетителей. — Я закончу с вашими бумагами, а после того, как прозвенит звонок, — она посмотрела на свои наручные часы, — это будет через двадцать пять минут, отведу вас к вашему куратору. У нее как раз будет урок в одиннадцатом классе, в котором вы будете проходить практику по, — она заглянула в какие-то бумаги, лежащие перед ней на столе, — по литературе, так?

— Да, — подтвердила я, присаживаясь на диван, оказавшийся мягким, но каким-то низким, а потому не сильно удобным.

— Кстати, ваше имя я знаю, а я вам не представилась. Галина Алексеевна, секретарь директора.

— Приятно познакомиться, — улыбнулась я вежливо, но, кажется, довольно сдержанно. Мне Дан говорит, что я не умею в нужный момент улыбаться тепло и искренне, но я его не совсем понимаю. Если я не чувствую теплоты, как я могу заставить свою улыбку стать дружелюбной и мягкой? Мне трудно это сделать.

— Взаимно. Подождите немного, скоро я закончу.

В ожидании я достала телефон и прочитала два сообщения — от Алены и Алсу. Еще когда я ехала в автобусе, я написала обеим подругам, которые сегодня в других школа тоже вынуждены были приступить к педпрактике. В прошлом году перед тем, как начать вести уроки — их нужно было провести восемь или десять, не помню, мы целую неделю таскались следом за учениками и сидели вместе с ними почти на всех занятиях, заполняя особые дневники по практике, где писали выводы чуть ли не о каждом уроке, а затем просили учителей поставить свои росписи в специальных графах — как подтверждение того, что мы, действительно, работали. Правда, в прошлом году была та еще халява — как я уже говорила, практику я проходила у пятиклассников, да не одна, а вдвоем с Аленой. К тому же мы быстро смекнули, что посещать уроки не обязательно, можно написать какую-нибудь ерунду вместо вывода и подделать подпись учителя — все равно нас никто не контролирует. Правда, уроки мы отвели вполне честно, и я лично готовилась к каждому из них по полвечера, находя в учебниках и в Интернете задания, которые казались мне полезными и интересными. В этом году из-за Инессы халявы ждать не приходилось — она сообщила, что лично будет контролировать каждого студента и без предупреждения заявляться на уроки, проводимые нами, предварительно узнав расписание. И она же не разрешила двум практикантам быть в одном классе. Правда, в этом году и на уроках сидеть не надо было — главное, проведи нужное количество занятий и свободен. Условие — проведи качественно.

Интересно, как пройдет моя практика в этой школе, считающейся элитной? В сообщениях и Алсу, и Алена желали мне удачи на практике в 8-й школе, и я сама себе желала удачи, хотя, если честно, не очень-то и боялась.

Зачем-то коснувшись гвоздика в носу, я написала Алене, вспомнив ее небольшую истерику после вызова духа:

"Ты как, в порядке после вчерашнего?".

"В полном. Просто вчера что-то на меня нашло... И так все глупо вышло, что даже стыдно:( Я глупая, да?".

Наверное, глупая — раз связалась с моим любимым дядей. Наверняка это из-за него у Аленки такое нервное состояние. Надо все-таки сегодня провернуть то, что я сделать вчера. Не знаю, правда, какие последствия будут, но я обязана это сделать.

Мои мысли прервал робкий стук в дверь.

— Извините, — заглянула в кабинет та самая женщина, которую я видела около входа, — можно?

Галина Алексеевна, вновь сдвинув очки на кончик носа, пристально гляделась во вновь пришедшую.

— Вы мама Колесникова? — уточнила она.

— Да, — кивнула женщина.

— Вас уже ждут, — сухо сообщила секретарь. Женщина перешагнула порог, обернулась и тихонько позвав кого-то по имени. Следом за ней в приемную вошел среднего роста парень-старшеклассник с коротким ежиком волос, ссадиной на скуле, заклеенной пластырем, и в форме — черных брюках, темно-синем жителе с эмблемой школы на груди, почти на сердце и в белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Руки у него были засунуты в карманы, а взгляд был исподлобья, как у ощерившегося нашкодившего щенка, который что-то натворил и боялся, что его повторно накажут.

Ученик, не глядя на секретаря и тем более, на меня, негромко буркнул слова приветствия. Кажется, чувствовал он себя не очень комфортно. Интересно, что мальчишка натворил?

— Руки из карманов вытащи, — шепнула ученику мать в это же время. Видно было, что она очень расстроена — уголки не накрашенных губ опущены, плечи поникли, в глазах — сожаление и, кажется, робость.

Галина Алексеевна кивнула старшекласснику в знак приветствия, встала со своего места и, взглядом пригласив посетительницу идти за собой, открыла дверь, ведущую, видимо, в кабинет директора, пропуская туда вновь пришедших. Я не могла видеть со своего места тех, кто находился внутри, но зато отлично могла слышать голоса — за собой дверь Галина Алексеевна прикрыла неплотно. Единственным персонажем, кого я успела заметить, была сидевшая ко мне боком очень молодящаяся женщина с тонким аристократическим носом и белоснежными кудрями, рассыпавшимися по меху тонкой дорогой шубки из натурального меха, которую она расстегнула, но не удосужилась снять. Холеное лицо блондинки было хоть и симпатичным, но не самым приятным — темно-морковные губы бантиком и выражение лица "Мне все обязаны".

— Здравствуйте, — поздоровалась с опаской женщина в пуховике. Парень вслед за матерью повторил слова приветствия, но вновь сделал это тихо, почти не слышно и крайней недовольно. Им тут же ответили два голоса: один мужской, спокойный, даже размеренный, который пригласил их присесть, чтобы во всем разобраться, а второй женский, громкий, высокий и неприятный, заявивший с пренебрежением после короткого скупого приветствия:

— А вот и главное действующее лицо. У меня очень мало времени, а проблема очень серьезная. Было бы очень хорошо, если бы вы не опаздывали.

— Мы же всего на пять минут, — возразила растеряно женщина.

— А пять минут, что, не время? Из пяти минут в количестве двенадцати штук складывается целый час, знаете ли.

— Уважаемые родители, — легонько постучал по чему-то твердому, скорее всего, по столу, мужчина, который был — я уверена на 100 процентов — директором. — Давайте приступим к нашей беседе, чтобы понять, что произошло.

— Дорогой мой Павел Степанович, — выдохнула обладательница высокого и даже высокомерного голоса с истеричными нотками. — Вы прекрасно знаете ситуацию. Прекрасно! Только осмотрите на моего ребенка, — видимо, в кабинете директора был и ее сын, — его элементарно избил этот малолетний преступник!

— Ну что вы, Костя не преступник, — сказала тут же мама старшеклассника со взглядом исподлобья. — ну какой же он преступник. Хороший мальчик, что вы говорите...

— Что, будете покрывать своего сына? Вы видите, что он с моим Мишенькой сделал? Видите? Я этого так не оставлю, будьте уверены! Я — мать, и я буду защищать своего ребенка.

Я, услышав эти слова, вдохнула. Наверное, иметь маму, даже такую неприятную, как эта тетка — хорошо. Очень хорошо. Прекрасно!

Я крепко, до легкой боли, сжала губы, не сразу вспомнив, что на них нанесена неяркая, почти незаметная помада.

— Лилия Аркадьевна, пожалуйста, успокойтесь, — примирительно сказал директор.

— Как я могу успокоиться? — бушевала неведомая мне Лилия Алексеевна. — Как? Моего единственного ребенка избил этот малолетний... этот мальчишка! — видимо, она хотела как-то обозвать того, кто посмел тронуть ее сына, но все же сдержалась. — Как, Павел Степанович, как?

— Простите, — только и пробормотала вторая женщина, явно не зная, что сказать в ответ. — Простите...

— Это пусть ваш сынок неповторимый у нас прощения с Мишей просит! — почему-то рассердило это невнятное робкое извинение шумную Лилию Аркадьевну, звучный голос которой приобрёл какие-то надрывные нотки. — Ужас, просто ужас.

Да уж, ужас. Будь я на месте этой женщины, я бы много чего этой нахалке в дорогой шубе сказала. Хотя, кто знает? Может быть, этот Миша реально сильно пострадал — я пыталась судить отстраненною.

— Да Костя только пару раз вашего Мишу и ударил, — на свою беду пролепетала женщина. — Тот его тоже ударил. Подрались мальчишки, с кем не бывает...

— Господи! Господи! С кем не бывает! Вот она, философия хулиганства! — надрыв в голосе истерички Лилии Аркадьевны усилился в разы. — Вы никак своего сына не воспитывали! Только и можете оправдывать! "С кем не бывает"! — передразнила она маму второго парня, видимо, впутавшегося в драку.

— Лилия Аркадьевна, успокойтесь, присядьте, — вновь произнес директор. — Галина Алексеевна, принесите ей воды. Мы сейчас все решим.

— Как я могу успокоиться?! — почти заорала блондинка с кудрями, как сирена. — Я отдала своего ребенка в такую хорошую школу, в школу, которую все хвалят, которая считается элитной! И что я вижу? Что? Что? — по мне, так она много раз подряд повторила слово "что". — Беспредел! Ученики избивают моего ребенка на глазах у всей школы! Администрации плевать!

— Нам совершенно не плевать, Лилия Аркадьевна, — возразил голос директора, в котором появилось чуть-чуть металла. — Давайте успокоимся и вместе рассмотрим эту ситуацию. Виновные будут наказаны, обещаю вам.

Галина Алексеевна тем временем вновь появилась в приемной.

— Ох, Анастасия, простите, тут небольшие школьные разборки, — улыбка слегка тронула ее сухие тонкие губы. — Одиннадцатиклассники подрались, не сильно, но их родители, — улыбка стала чуть шире, кажется, она имела в виду крикливую Лилию Аркадьевну, — их родители обеспокоены. Ну, думаю, вы помните, как это бывает.

— Помню, — отозвалась я. В моем классе, довольно небольшом, надо сказать, никто не дрался. Может быть, парни и хотели выяснить между собой отношения, но в нашей школе они бы не посмели этого сделать — слишком строгие правила, не смотря на то, что среднее учебное заведение, которое закончила я, было закрытым. А что они делали за пределами школы, мне было неинтересно.

— Прошу прощения, подождите еще немного, — сказала мне пожилая женщина, и я согласно кивнула.

Секретарь быстро и споро налила из кулера воды в графин, быстренько поставила на поднос несколько стаканов и вновь скрылась в кабинете директора, опять неплотно прикрыв за собою дверь, за которой неистовая родительница не прекращала обвинять парня с ежиком на голове в ужасном преступлении — избиении собственного сына чуть ли не до полусмерти. Его мама пыталась слабо оправдываться, но напор Лилии Аркадьевны подавляла всяческую ее попытку защитить сына.

— Ну что же вы так на Костю, — почти взмолилась женщина, — он ведь драку-то и не начинал. Мне ребята сказали, они оба виноваты. Да и Костик тоже в драке получил...

— Вы посмотрите! Посмотрите! — забушевав, перебила ее бесцеремонно Лилия Аркадьевна. — Получил он! Да ваш сын, уважаемая, не получил ни единой травмы! А теперь взгляните на моего Мишу! Миша, посмотри на маму, — велела она между делом молчащему парню. — Посмотрите! Губа разбита, под глазом вульгарный синяк! И на ребрах синяки!

— Да он сам нарывался на нас, — подал хриплый голос Костя. В ответ ему раздался смех — смеялся, скорее всего, тот самый Миша с фингалом под глазом. И если честно, смеялся как те самые ребята, которые снимают на камеру мобильника падение друга, хихикая при этом, как притомившиеся гиены. И снимают при этом вертикально.

— Нарывался? — переспросила изумленно от того, что с ней припираются, Лилия Аркадьевна.

— Нарывался, — с вызовом в голосе подтвердил парень. — Мало еще мы ему вмазали!

— Пр-р-ридурок, — прошипел в ответ ему оппонент по имени Михаил. Интересно, а если мальчишки прямо в кабинете директора опять схватятся, что они делать будут? А, тут же есть прекрасная охрана в лице Артура и его коллег. Они, наверное, быстро прибегут и восстановят мир и равновесие.

— Козел, — не сдержался Костя, и эта короткая перепалка вызвала новый приступ жесточайшего батхерда у Лилии Аркадьевны, которая даже меня начала напрягать. Отличная школа. Я думала, в ней тишина и покой, а тут войны целые.

— Как вы воспитали своего ребенка, уважаемая? Вы посмотрите на него — почти полноценный преступный элемент! Как вам только не стыдно за его поведение? Да я бы на вашем месте загорелась бы от стыда!

Я еще ни разу не встречала людей, которые горели бы от стыда синим пламенем, а потому хмыкнула.

— Не кричите на мою маму. — Видимо, Костю эта тетка довела до бешенства — голос его был тих, но крайне зол.

— Константин, помолчи, — велел ему директор. — Не усугубляй свое положение.

— А что, пусть говорит. — В голосе блондинки появился металл превосходства. — Пусть. Мерзавец. Вы что, думаете, я оставлю это просто так? О, простите, нет. Нет, нет, нет и еще раз нет. Я не позволю вашему сыночку ходить и просто так избивать детей. Этим делом займется полиция. Или вы думаете, у меня нет связей? Кстати, — вдруг спросила Лилия Аркадьевна хищно, — моего мальчика ведь двое избивали. Кто второй? Где его мать?

Тут произошла очень-таки эпичная сцена. Буквально за пару секунд до вопроса не прекращающей кричать Лилии Аркадьевны, которой не помогали даже увещевания явно уставшего от всего этого директора, дверь в приемную отворилась, и в кабинет быстрой упругой походкой вошла женщина с прямой осанкой и в деловом костюме: темно-синей юбке-миди по фигуре и жакете такого же цвета с округлым вырезом и контрастной светлой окантовкой. На согнутом ее локте висело аккуратно сложенное пальто, во второй руке она держала строгую женскую сумку, больше похожую на дипломат. Следом за ней шагал молодой человек чуть выше среднего роста, но крепко сбитый и, скорее всего, занимающийся каким-то силовым видом спорта — даже под школьной формой была заметна довольно-таки неплохая для школьника фигура. Загорелый, темноглазый и темноволосый, с греческим мужественным профилем, выглядящий старше своих лет и почему-то довольно знакомый, хотя где я видела этого парня, я ума не прикладывала, да и, если честно, в эти секунды мало обращала на него внимания. Куда больше меня заняла его спутница.

У меня, кажется, чуточку приподнялись брови, хотя внутри разыгралась настоящая огненная буря удивления и недоумения, приправленная редким для меня смущением. В этой женщине с открытым серьезным лицом и со светлыми густыми волосами, верхние пряди которых были заколоты на затылке, я не без удивления узнала Инессу Дейберт — известного журналиста, ту самую женщину, на которую я давным-давно хотела ровняться, и которая была для меня примером для подражания.

Я совершенно не ожидала, что встречу Инессу в средней школе N 8.

Мимолетом вежливо кивнув мне, журналистка стремительным шагом направилась к неплотно запертой двери, открыла ее и, услышав вопрос Лилии Аркадьевны, уверенным и очень знакомым мне по разным передачам голосом сказала:

— Я здесь. Доброго всем утра. Прошу прощения за опоздание.

На лице ее сына — а кем мог быть этот парнишка в форме ученика? — появилась ухмылка, впрочем, не злая. Вопрос Лилии Аркадьевны он тоже отлично слышал. Следом за матерью он вошел в кабинет, не потрудившись плотно захлопнуть дверь, что мне, конечно, было на руку. Ведь не каждый день можно встретиться с человеком, на которого хочешь быть похожим! До этого Инессу я видела только на двух официальных мероприятиях, на которых присутствовала, как сотрудник газеты, но не общалась с ней.

— Здравствуйте, Инесса Викторовна, присаживайтесь, — тотчас откликнулся директор, судя по звукам, вставая и отодвигая стул для матери своего еще одного ученика.

Степень моего замешательства стала еще выше. И, кажется, не только моего. Истеричная блондинка, так переживающая за своего гиенохихкикающего Мишу, вопреки моим ожиданиям, не стала орать и вопить, а манерным, но доброжелательным голосом произнесла:

— О-о-о, какая встреча! Инесса, доброе утро, доброе утро! И вы тут. Ах-ха-ха-ха, я и не ожидала встретиться с вами.

— Да? А я ожидала, — отозвалась Инесса. Голос у нее был довольно громкий, ровный, может быть, чуть-чуть жестковатый — такие бывают у людей, привыкших говорить в лицо все то, что думают, но очень хорошо поставленный — звуки журналистка произносила идеально.

— Ожидали?

— Ну конечно. Я знаю, с кем в классе учится мой ребенок, — отозвалась Инесса. — И с кем он подрался — тоже. Знаю, что это не совсем тактично прозвучит, но сегодня у меня очень много дел, в том числе прямой эфир, к которому мне нужно подготовится. Поэтому я предлагаю в максимально короткие сроки решить проблему.

— А что ее решать? — защебетала голубкой Лилия Аркадьевна, заставив меня сморщить нос. — Вон тот молодчик затеял драку на пустом месте, избил моего сына, и вашего ребенка тоже в драку втянул. Безобразие! А мать его только покрывает! Господи, я уже чего только тут не натерпелась, Инессочка! Этот наглец мне прямо при директоре и матери хамит, грубит и моего Мишу обзывает! Я буду добиваться того, чтобы этот, с вашего позволения ребенок, — почти выплюнула эти слова Лилия, — прекратил обучение в этой школе.

— Да что же вы его так, — почти со слезами в голосе спросила женщина в пуховике. — Просто подрались мальчишки.

— Это была не драка, а избиение моего ребенка, — отрезала Лилия.

— Да-да-да, — задумчиво, но с едва уловимым скепсисом произнесла Дейберт, — когда я зашла, вы говорили, что вашего сына избивали двое, и вторым избивающим был мой сын. Его вы тоже желаете убрать из школы?

— Вы неправильно поняли, — искусственно засмеялась Лилия Аркадьевна, и мне даже представилось, как она машет руками. — Конечно же, ваш сын, Инесса, совершенно не при чем! Очень хороший мальчик, — проворковала она, явно обратившись к Ивану.

— Я участвовал в драке и дрался с вашим сыном, — тут же, как назло сообщил он спокойным глубоким голосом, и мне опять показалось, что он совсем уже не школьник, а немного старше. — Если это можно назвать дракой, — добавил он.

— Иван, — укоряюще произнес директор.

— А мне Мишенька сказал, что его только вот этот негодяй избивал, — тут же возмутилась Лилия Аркадьевна.

— Никого не избивали, — отрезал Иван, который, видимо, был таким же прямым, как и его мать. Перечить ему шумная блондинка в шубе не ответила, но я почти уверена, что одарила его злым взглядом. Зато слово взяла Инесса.

— Вы знаете, у меня и у моего сына есть договоренность — я доверяю ему, он доверяет мне. Поэтому в первую очередь я буду основываться на его словах. Иван, расскажи еще раз, что у вас произошло в пятницу в классе?

— В пятницу Миша оскорблял девушку Кости, и тот вступился за нее. Поскольку у Миши в руке оказался кастет, — имя одноклассника Иван произносил с легкими нотками презрения, — то я не смог стоять в стороне и помог Косте. Правда, — тот он вновь ухмыльнулся, — Миша в результате этого немного пострадал. Зато кастет я у него отобрал. Чтобы никто не пострадал. Могу вернуть. — Я услышала достаточно громкий звук — кажется, Иван положил злополучный кастет на стол директора.

Лилия Аркадьевна ахнула так сильно, что можно было подумать, перед ней с торжеством положили извивающуюся змею.

— Да не может быть! — заявила она.

— Полкласса свидетели, — отозвался беспечно Иван, которому все это, кажется, вообще было до лампочки.

— Вы не верите моему сыну?

— Я... Но... Я не верю в происходящее! Как же так? Миша? Почему ты молчишь? Это твое?

Миша упрямо молчал.

— Кастет у ученика школы, — произнесла Инесса задумчиво. — Холодное оружие. Его ношение и использование запрещены. По-моему, это прописано в статье 20.8 Кодекса об административных правонарушениях. Я назвала нужную статью? Я иногда забываю некоторые цифры, хотя совсем недавно я со своим коллегой разговаривала о незаконном ношении оружия среди школьников — он как раз готовит репортаж о том, какой беспредел творится в некоторых учебных заведениях.

Кажется, она ничего особенного не сказала, но, как по мне, так ее маленький монолог был очень и очень затаенной угрозой для Лилии Аркадьевны и, может быть, директора. Блондинка что-то запричитала, обращаясь к своем сыну.

— Я конфискую кастет, — торопливо вмешался директор, — и поскольку ребята не очень пострадали — все-таки мы должны учитывать их возраст и понимать юношеский максимализм и буйство гармонов — думаю, что ограничимся мы тем, чтобы Иван, Миша и Костя извинились друг перед другом. И, конечно же, все трое получат наказание, которое будут отрабатывать после уроков.

— После уроков? Вы действуете в рамках западного обучающего процесса? — удивлённо просила журналист.

— Да-да, Инесса Викторовна, у нас образовательная программа модернизированная и включает все самое лучше, — отозвался устало директор.

— Только, пожалуйста, при всем при этом не забывайте, что "это все самое лучшее" не должно влиять на то, как дети в конце года сдадут Единый государственный экзамен.

— Да-да, — встряла Лилия Аркадьевна. Третья женщина, мама Кости молчала. Что ж, благоразумно.

— Конечно-конечно! Об этом мы позаботимся!

— Не знаю-не знаю, Павел Степанович. — Меня восхищало то, как за короткое время госпожа Дейберт решила эту проблему и, не особо трудясь, поставил на место истеричку Лилию Аркадьевну. — Пока вы будете оставлять ребят после уроков, они будут приспускать дополнительные задания, на которых они готовятся к экзаменам.

— Тогда мы придумаем что-нибудь другое, — тут же передумал директор.

— Мы сами накажем своих детей. Будьте уверены, Миша получит по заслугам, — кажется, специально для Инессы, которую побаивалась, заявила Лилия Аркадьевна. Та, кажется, прекрасно это понимала.

— С вашего позволения, и я Миша уйдем, — заявила блондинка. — Всего хорошего!

— Отличного дня. У вас сегодня репетиция? — вежливо спросила журналистка.

— Ах, да, репетиция. И я на нее очень опаздываю. Рада была видеть вас, Инессочка. Такой неприятный инцидент... Но что ж, всякое бывает, мальчики просто подрались, — совсем забыв о том, что недавно разоралась на точно такие же слова, произнесенные мамой Кости. — Ох, эти дети...

Она все так же манерно попрощалась персонально со всеми, кроме мамы Кости и ее сына, и стремглав покинула кабинет директора, громко хлопнув дверью.

Вид у нее был разъяренный.

— Ты с ума сошел, дорогой? — прошипела она сыну — высокому и прыщавому юноше со смазливым лицом, на капризном тонком лице которого стояла печать высокомерной тупости — я очень хорошо вижу такие печати на лицах людей, считающих себя детьми высшего общества. Синий фонарь под глазом изрядно портил личико парня и почему-то веселил — того и гляди, засветит. — Ладно, ввязался в драку с этим сопляком, но зачем ввязываться с драку с сыном этой несносной Дейберт?

Тот она заметила меня, одарила нелестным взглядом и, громко цокая высокими каблуками, покинула приемную вместе с сыном, посмотревшим на меня со слабым интересом. В этой блондинке я узнала одну из ведущих актрис Городского драматического театра.

Минуты две спустя из кабинета директора вышли Инесса со своим сыном, Костя и его мама, которой журналистка говорила какие-то ободряющие слова. Следом за ними в поле моего зрения появилась зачем-то присутствующая при разборках секретарь с подносом в руках. Директор так и не показался мне на глаза — думаю, он устал от такого скопления женщин.

— Анастасия, прошу прощения, — тут же сказала Галина Алексеевна. — Школа иногда просто невообразимо на поле военных действий. Без дипломатии не обойдешься. — Она вздохнула и вернулась на свое место к компьютеру.

Буквально через пару минут прозвенел настойчивый звонок, похожий на монофонический перелив глупого колокольчика. Секретарь подхватила какие-то бумаги и пригласила меня следовать за собой, повела по школьным коридорам и лестницам на второй этаж, к моему будущему куратору практики. Если на уроке в коридорах, в которых стояли удобные диванчики, предназначенные для притомившихся школьников, была тишина, то во время короткой первой перемены в них стоял совершенно нормальный для среднего учебного заведения шум и гам. Кто-то где-то орал, вопил, кричал, спорил и хохотал, и все эти звуки были такими громкими и яркими, сплетающимися во вращающийся хоровод школьников всех классов и возрастов, что я вновь сполна почувствовала школьную атмосферу — ту, которая окружала меня, когда я училась в обычной школе. Я с любопытством, не слишком свойственным для меня, озиралась по сторонам, глядя то на озорных пятиклассников, играющих в салки; то на хохочущих восьмиклассников, сконцентрированных тесной кучкой у стены, уткнувшихся в планшет и рассматривающих что-то невероятно смешное; то на влюбленных старшеклассников, сидящих на подоконнике и смотрящих друг другу в глаза; то на девчонок-дежурных с бэйджиками на груди, делающих вид, что они всеми силами поддерживают дисциплину в отведенном им месте, а сами, хихикая, писали что-то в мобильнике.

На моем лице, совершенно не к месту вдруг появилась улыбка, а в груди что-то незнакомо защемило — некстати вспомнился выпускной девятого класса, когда на сцене актового зала, украшенного шарами и самодельными надписями типа "Прощай, школа!" пелись прощальные песни, а учителям, промокающим глаза платочками, дарились букеты цветов. На выпускном одиннадцатого класса ничего такого не было — меня благополучно перевели в другую школу.

Интересно, как они, те, с кем я так давно училась? Почти ни с кем я не общаюсь, хотя наши отношения всегда были хорошими, да и к своим учителям я не захожу. О прежних одноклассниках знаю только то, что они оставляли в анкетах на своих страничках в социальных сетях.

— Вспомнили школьные деньки? — спросила проницательная Галина Алексеевна.

— Да. — Я с удивлением поняла, что чувствую грусть, вызванную еще одним случайным воспоминанием — приближающийся берег и садящееся за горизонт оранжевое солнце, и мы, выпускники девятого класса, шеренгой стоящие на верхней палубе вдоль борта небольшого теплохода, глядевшие на город и отражение берегов в слабых волнах сереющей старой реки, облизывающей наше белоснежное судно.

Стало еще грустнее, и я тут же напялила маску холодности и вежливости.

— Как вы узнали? — спросила, шагая рядом с Галиной Алексеевной по коридору, заполненному школьниками в темно-синей форме.

— Я давно работаю в школе. По глазам вижу, когда взрослые люди вдруг вспоминают свою учебу, — отозвалась она дружелюбно и остановилась. — Мы пришли, Анастасия.

Она открыла передо мной светло-коричневую дверь с табличкой, на которой значилось "Класс 2-24. Русский язык и литература. Гордеева Светлана Викторовна", и уже через десять секунд я знакомилась с невысокой, кругленькой, как колобок, рыжеволосой женщиной с очень веселыми васильковыми глазами и очаровательной улыбкой — этой самой Светланой Викторовной, которая вела мой предмет и должны была стать моим куратором. Она тут же увела меня из класса, в котором находилась лишь парочка учеников, чем-то занятых в мобильниках, в небольшое квадратное помещенье, которое назвала лаборантской, и принялась с самым восторженным видом, как будто бы впервые в жизни видела студентку-практикантку, расспрашивать меня об универе и о том, как нас учат методике преподавания. Если честно, нам преподавали ее ужасно, насколько, что даже я, в принципе, очень ответственно подходящая к подготовке к экзаменам и зачетам, почти ничего не знала о том, как правильно нужно преподавать русский язык и литературу. Впрочем, Светлану Викторовну это не смутило. Она проболтала со мной всю перемену, только в конце спохватившись заявив:

— Настенька, я же совсем забыла сказать вам о том, какой класс у вас будет — 11-й "Г".

Я вспомнила, как в первой школе мы, "ашки", обзывали "гешников", самым приличным из которого было "гады", и хмыкнула.

— Да-да, 11-й "Г"! Очень хороший класс. Гуманитарный, — тут же сообщила со сверкающими глазами Светлана Викторовна. — Милые, креативные дети, очень прилежные и вежливые! В нашей школе вообще детки — прекрасные, просто клад, а не детки. Думаю, вам понравится вести у них уроки русского языка. Очень!

Я в этом сомневалась, но перечить не стала. Видела я сегодня у директора уже один такой клад, который таскается в такую замечательную школу с кастетом, мне хватит.

— Знаете, как поступим, Настенька? — с пугающим энтузиазмом щебетала куратор. — Перед тем, как вы проведете уроки в вашем классе, нам с вами нужно будет ознакомиться с учебным планом и обговорить кое-какие тонкости учебного процесса. Давайте, вы подождете меня один урок, а после у меня будет два окна, во время которых мы все с вами и обсудим. А вы можете сейчас пока посидеть на моем уроке, чтобы, так сказать, проникнуться атмосферой. Заодно и со своим 11 "Г" познакомитесь, с этими замечательными детишками!

— Хорошо, — согласилась я и после весьма кстати прозвеневшего звонка выдержала процедуру знакомства с детишками, большая половина из которых была выше меня и казалась старше.

— Это Анастасия... э-э-э...

— Анастасия Владимировна, — сказала я, стоя, как новенькая ученица, около учительского стола и большой, почти во всю стену, интерактивной доски. Смущенной я, правда, себя не чувствовала.

— Анастасия Владимировна, — повторила за мной Светлана Викторовна, решившая представить меня деткам, взирающим на меня в стоячем положении — как только ученики увидели мою скромную персону, они тотчас встали, правда, нехотя и вразнобой. Мне сразу же вспомнилось, как в школе мы вставали в начале каждого урока, чтобы поприветствовать учителя. А учительница между тем продолжала. — Она практикант из нашего государственного университета и некоторое время будет вести у вас уроки русского языка.

Меня стали рассматривать еще с большим интересом, но все так же молча.

— Скажите им садиться, — шепнула мне весело Светлана Викторовна.

— Не могу, — отвечала я так же тихо, — это пока что не моя обязанность.

Что за глупости?

— Какая же вы стеснительная, — улыбнулась мне учительница и разрешила детишкам сесть. Они тотчас развалились за партами перед открытыми тетрадями и учебниками — урок был сдвоенным, и перемена прервала ребят на изучении какого-то материала — как позже оказалось, это был урок литературы и ученики обсуждали антиутопическую повесть "Котлован" Платонова.

— Вы пока посидите на задней парте, Анастасия Викторовна, посмотрите, как мы работаем, — сказала, улыбаясь, учительница, и я, послушав ее, пошла по проходу между первым и вторым рядами, к своей большой неожиданности увидев на третьей парте первого ряда мальчишку по имени Костя, который был в кабинете директора, а на третьем ряду, на предпоследней парте — сына Инессы Дейберт, Ивана. На втором ряду, на второй парте, с недовольным видом барчука сидел отпрыск визгливой Лилии Аркадьевны. В одном его ухе я заметила наушник. Что же, мальчик явно не любитель учиться, если на уроке слушает музыку.

Ого, а мне повезло оказаться с этими ребятками в одном классе. Забавно, однако. Глядишь, еще раз с Дейберт встречусь — она классная и справедливая. В этом я сегодня еще раз убедилась.

Класс оказался довольно большим — почти тридцать человек, и мальчиков было примерно столько, сколько и девочек, а может быть, на пару человек больше. Я села за самую последнюю парту второго ряда, которая по неизвестным причинам пустовала — сидевшие передо мной высоченные парни, больше похожие на профессиональных волейболистов с детскими лицами, тут же принялись оборачиваться. Когда мальчишки обернулись раз в третий или четвертый, я широко им улыбнулась и кивнула на доску, около которой Светлана Викторовна объясняла, что котлован — это метафора могилы, и что перед тем, как что-то создать, нужно что-то разрушить, и делала это все с тем же восторженным видом. Вот что значит человек, влюблённый в свою работу!

В ответ один из баскетболистов (как позже выяснилось, эти двое, действительно занимались именно этим видом спорта, выступая не только за сборную школы, но и за юношескую сборную города) печально вздохнул, так, что мне захотелось пожалеть его, а второй неистово помотал головой, говоря, что литература его совсем не интересует. Меня это, впрочем, не впечатлило, и я вновь кивнула на доску. Ребята отвернулись. Зато через минут пятнадцать мне на стол прилетела скомканная бумажка, в которой кто-то корявым почерком спрашивал, сколько мне лет, пририсовав кучу смайлов. Отвечать я, естественно, не стала, но настроение мне это подняло.

Время пролетело незаметно. По сравнению с тем, сколько длиться одна пара, урок показался мне коротким-прекоротким, я даже ни разу и на часы-то не взглянула. Занятие показалось мне интересным, да и большинство учащихся, к моему удивлению, не были аморфными бегемотиками, живущими от перемены до перемены — они слушали учителя, отвечали на вопросы, что-то записывали в тетради, искали в учебнике, не стесняясь, говорили свои мысли. Светлана Викторовна скакала по всему кабинету, явно находясь в эйфории от урока, и только в конце она опомнилась, что не отмечала отсутствующих в классном темно-зеленом журнале, важно лежащим у нее на столе с кипами тетрадок и стопками книг.

— Ох, две минутки до конца урока. Как же быстро с вами время летит! Все записали домашнее задание? Прекрасно! А кого у нас сегодня нет?

— Охотниковой нет, — ответило несколько голосов одновременно. — И Зарецкого!

— Катя болеет, — тут же сообщила какая-то девочка с первой парты, место рядом с которой было пусто.

— Ой, бедняга! Пусть выздоравливает! — засюсюкала Светлана Викторовна. — А с Ярославом что?

Я в тот момент даже ухом не повела, услышав это имя. Ну как, как мне могло прийти в голову, что это тот самый Ярослав? Да никак! Он вообще на ученика не очень-то был похож при наших двух печальных скоротечных встречах!

— Ванечка, — обратилась к сыну Инессы Светлана Викторовна. — Что с Ярославом? Болеет?

— Не знаю, — отозвался тот.

— Если болеет, пусть выздоравливает! Сейчас какая-то простуда по году ходит!

На это Иван уже ничего более не сказал. Эх, если бы я внимательнее присмотрелась к его смуглому непроницательному лицу, напрягла бы, как следует, память, я бы наверное, поняла, что за друг у него такой по имени Ярослав, но мне, увы, было совершенно все равно. Но я этого не сделала, более того, я подумала, что его лицо мне смутно знакомо как раз потому что он — сын Инессы Дейберт, которое я видела в какой-нибудь передачи или статье.

После того, как урок закончился, я почти полтора часа провела в компании ставшей действовать мне на нервы своим супер позитивным настроем Светланы Викторовны. И после, уставшая, как будто бы не просто так сидела и слушала дружеские наставления старшей коллеги, а разгружала вагоны с учениками, поплелась домой — готовить на завтра первый урок по русскому языку, который мне поручили сделать в электронном виде — дабы задания отображались на интерактивной доске. К тому же, каждый урок нужно было оформить в специальной табличке, где надобно было писать его подборный план, а также цели, задачи и какие-то выводы.

Я вышла из школьных ворот, соображая, где находиться остановка, и остановилась около дороги, неподалеку от резво затормозившей серебряной "Ауди", доставая из сумки наушники, конечно же, запутавшиеся так, словно они хотели стать одним целым.

— Давай уже, выпрыгивай и вали в школу, — услышала я мужской благодушный глубокий голос. Он доносился из авто, одна дверь которой была приоткрыта и из нее торчала длинная нога какого-то, судя по всему, парня в кроссовке. — И так опоздал на два урока.

— Я проспал, — огрызнулся кто-то в ответ — видимо обладатель подергивающейся ноги. — Поздно лег. И вообще, подожди, у меня наушники запутались.

— Наверное, тебе дибук спать не давал? — ехидно поинтересовался первый голос в машине.

— Это тебе он не давал. Вселившись в твою девчонку, — хохотнул смутно знакомый второй голос, но оборачиваться, чтобы посмотреть, кому он принадлежит, я не стала — и последнее, что я слышала, прежде чем погрузиться в мир оперной музыки, стал громкий хлопок двери и едва слышные звуки чьих-то шагов по асфальту.

Зря или нет?

Не знаю.

С уроком на завтра (звучит так, как будто бы я снова пошла в школу!) я справилась на удивление быстро, а после еще даже написала небольшую статью в газету, отправив ее главному редактору, с которым мы чаще всего общались по Интернету. Затем дала себе вовремя немного передохнуть и, отпивая глотки только что сваренного кофе, позвонила Алене. У нее в школе тоже все прошло довольно гладко, и даже класс ей понравился, хотя, судя по всему, мальчишки-старшеклассники пытались с нашей моделью заигрывать, что, в принципе, неудивительно.

— Ты сегодня свободна? — вспомнила я, наконец, о цели своего звонка.

— Да, — ответила Алена.

— Может быть, к нам в гости?

— В гости к вам? — растерялась подруга, видимо, вспомнив вчерашний вызов духа. — Не знаю...

— Приходи, я тебе черничный пирог сделаю, — пообещала я. — Или ты боишься?

— Боюсь? — переспросила девушка. И она, и другие члены нашей маленькой компании, да и не только они, бывают у нас с Даном в гостях. Если из-за идиотских экспериментов Темных сил Аленка перестанет захаживать к нам, я его убью, честно слово, эту дьявольскую няшу.

— Ну, после вчерашнего, — пояснила я. — Просто вчера так тупо все получилось. Ты из-за какой-то ерунды испугалась непонятно чего. И мне теперь неловко, — я говорила почти правду. Я, действительно, не хотела, чтобы подруга чувствовала себя дискомфортно из-за всей этой около мистической чуши. — Ты к нам в гости пришла, и тебя мы умудрились довести до такого состояния.

— Брось, Насть, — отмахнулась девушка. — Я сама виновата. Не надо было задавать вопросы и ввязываться во всю эту ерунду. — Я почувствовала, что со вчерашнего дня Алена стала смелее, и облегченно вздохнула, но продолжила упорно звать ее в гости.

— Тогда приходи на пирог! — торжественно объявила я.

— Приду, уговорила, — согласилась девушка. — Буду через два часа. Жди. А Даня, кстати, дома?

— Нет, он уехал на фотосессию, — отозвалась я — с соседом мы только что переписывались. — Будет вечером. Может быть.

— Посекретничаем вдвоем, — рассмеялась Алена. — Мы не часто просто так сидим — ты и я.

Это было правдой.

— Или ты кого-то еще хочешь позвать? — спросила подруга. — Алсу или Ранджи?

— Ранджи на тренировках, наверное, а у мамы Алсу сегодня День рождения, думаю, они вряд ли смогут приехать. Посидим вдвоем.

— Ну, хорошо, тогда я пошла мыть голову — сижу с маской на волосах, — сообщила мне Алена и отключилась, а я пошла на кухню исполнять свое обещание — делать черничный пирог, одну из немногих вещей, которые получилась у меня очень вкусными. Как раз к тому моменту, когда пирог только-только начал остывать, а я вытащила заранее приготовленные газеты, среди которых почти тут же нашла нужную в дверь квартиры позвонила подруга. Она разулась, легонько обняла меня и, демонстративно потягивая носом воздух, в котором плавал аромат выпечки, вошла в гостиную.

— Ого, — сказала она, увидев кучу газет на полу и журнальном столике, на котором вчера лежал спиритический круг. — Что ты тут ищешь?

— Да мне кое-какую инфу надо найти, срочно, — с невинным видом сообщила я, усаживаясь на пол к вороху газет, и любовно погладила одну из них.

— Какую? Тебе помочь? — села на краешек дивана подруга.

— Да я записала в какой-то из газет номер телефона одного важного дяденьки из агентства печати и массовых коммуникаций, который мне для интервью нужен будет, а Даня все газеты собрал. Сложил вместе и я теперь не знаю, где нужный номер телефона. — Я поморщилась — между прочим, у нас с другом такое уже было. Тогда, помнится, телефон этого самого важного дядечки я искала целый час и жутко злилась, а Даниил ходил кругами и читал лекцию о том, что всю информацию надо записывать в ежедневник, а не куда попало. Я, в общем-то, была с ним согласна, но все равно огрызалась. Зато это стало мне уроком и я теперь, когда разговариваю с кем-то по телефону, всегда держу при себе ручку и блокнот.

— Давай, я тебе помогу, Насть, — потянулась к одной из газет, лежащих на полу, подруга. Газеты, лежащие на журнальном столике, хоть и были к ней ближе, но все-таки оказались проигнорированы.

— Помоги, — согласилась я. — Я бы не стала сейчас их искать, но главный редактор позвонил и срочно потребовал этот телефон. А он, как назло, потерялся!

Я стукнула кулаком по полу.

— Не злись, — примирительно сказала Алена. — Сейчас найдем!

— А если Дан его этот номер вообще выбросил? — сварливо спросила я. — Что я тогда делать буду? Биться головой о стены?

— Прекрати, сейчас мы найдем номер телефона, — спокойно сказала русоволосая девушка, листая газету и внимательно проглядывая страницы ы поисках телефона. — Ты помнишь, где записала телефон? В начале, в конце?

— Да где-то в середине, синей ручкой, наверху, — поморщилась я, протягивая под шумок Алене несколько газет, в одной из которых и был наскоро записан мной телефон — на очень нужно странице. Помнится, когда пару месяцев назад я читала расположенную там статью, занимающую всю полосу, недовольно морщилась, в очередной раз поняв, что СМИ врут, преувеличивают или искажают информацию, иногда даже сами этого не понимая.

Листая газету, я краем глаза следила за подругой. Через минут пять она открыла нужный номер, и я даже замерла, стараясь не подать вида, что волнуюсь, хотя была уверена, что у меня это хорошо получается.

Шестая полоса, Алена должна открыть ее. Она так внимательно просматривает страницы, желая мне помочь, что ни за что не пропустит здоровенное интервью с фотографией дядюшки Тимофея, заголовок которой просто, но весьма примечательно гласит: "Тимофей Реутов: успешный бизнесмен и крепкий семьянин!". Собственно, в статье рассказывается о том, какой прекрасный дядя Тим управленец и предприниматель, который при всей своей загрузке не забывает о своей прекрасной семье, то есть, о дорогой тете Ире — их пара в газете выглядит чуть ли не совершенной. Оба молодые оба успешные, оба богатые и оба счастливые. И совместное фото, где они сидят в обнимку у настоящего уютного камина, установленного в их загороднем доме, это подтверждает. После краткого и восторженного экскурса в жизнь моего родственничка прилагается интервью, в котором дядя рассказывает о бизнесе, преодолении трудностей, отношениях с родными и близкими, которых он, конечно, безумно любит и о которых так же безумно беспокоится, и о красавице-жене, которая, по его словам, всегда готова ему помочь. Помнится, когда я это читала, сначала сердилась, что подобное написали в газете, где я числилась внештатным сотрудником, потом дико недоумевала, а потом, дойдя до этого места, стала хохотать — ага, тетя Ира поможет ему в могилу сойти, это точно!

Номер телефона, между прочим, реальный, я записала как раз на этой полосе с россказнями о моем дяде — если честно, надо было другой заголовок дать: "Перевратая жизнь мерзавца и изменщика". По моему гениальному плану, Алена не должна пропустить сие великолепие.

Почему я это делаю? Потому что боюсь, что моя добропорядочная подруга не знает, что у ее взрослого приятеля есть законная жена. С дяди Тима станется даже настоящие имя и фамилию не сообщить очередной кукле, которая ему приглянулась.

Я продолжала следить за Аленой. Она открыла нужную полосу, и мне показалось, что ее рука, на весу державшая страницу, дрогнула. Алена едва слышно сглотнула. Украдкой глядя на подругу, я подумала — если она вдруг сейчас заплачет, узнав правду о том, с кем встречается, я все-все ей расскажу — и про дядю, и про себя — если честно, иногда бывает так тяжело таскать все это в себе.

Но подруга ничем себя не выдала. Только сказала почти ровным голосом, лишенным, впрочем, энтузиазма:

— Насть, я нашла, кажется. Это, посмотри? — и она протянула мне отрытую газету, на одной из черно-белых страниц которых, прямо над фото дяди Тимофея, был моим размашистым почерком записан номер телефона.

— О, круто! — "обрадовалась" я, продолжая наблюдать за подругой. — Спасибо, Алена! Ты меня спасла от гнева главреда!

— Не за что, — улыбнулась она мне. — Иди, позвони ему, скажи, что нашла номер и пойдем есть твой черничный пирог. А я пока приберу газеты.

— Заметано! — покивала я, не совсем понимая, в чем дело. Или она уже обо всем знала, или у Алены такая сильная выдержка.

Я, прижимая к уху мобильник, пошла на кухню делать вид, что звоню, оставив подругу в гостиной в одиночестве. Только там меня посетила мысль, что дядя может рассказать обо мне подруге. Но я отогнала ее, как назойливую муху. Родственничек никогда не интересовался мной раньше, с чего бы ему сейчас быть в курсе того, кто я живу и с кем общаюсь.

Алена, оставшись одна, небрежно отбросила в сторону на диван кипу собранных газет, достала из сумочки, лежащей рядом, мобильник и спешно стала набирать смс-сообщение, тыкая в экран аккуратными пальчиками с красивым маникюром.

"Тим, мне кажется, она догадалась!!", — напечатала девушка, склонившись над телефоном — густые прямые светло-русые волосы упали с плечи и касались колен. Однако оправлять это сообщение Алена не стала — она вдруг стерла его, кое-что обдумав. Тяжело вдохнув воздух и прикрыв глаза, из-за умелого макияжа кажущиеся еще больше, чем на самом деле, девушка убрала мобильник обратно в сумку, отодвинула ее и принялась вновь собирать газеты в кучку.

"Надо все обдумать, — говорила она сама себе, нервно гладя браслет-веточку из белого золота с жемчугом. — Надо все просто обдумать. Может быть, это совпадение? Нет, совпадений не бывает". — Вспомнив жену Тимофея, Алена сжала кулаки и напомнила сама себе. — Я моложе ее и красивее. Лучше. Все хорошо. Я справлюсь".

В комнате вдруг раздался какой-то приглушенный шум, как будто бы где-то что-то упало. Алена резко подняла голову и с испугом покосилась на журнальный столик и поспешила к Насте, разговаривающей на кухне по телефону.

Они очень хорошо провели этот день, болтая за чаем обо всем на свете. А после Аленка ушла, сказав, что к ней должен прийти знакомый, который поможет ей со сломанным компьютером. Тон ее при показался Насте каким-то странным.

— Что, очередной влюбленный мальчик придет делать? — спросила она, держа в руках чашку с горячим черным кофе. В русоволосую голубоглазую высокую красавицу Алену часто влюблялись самые разные парни, которых она иногда чуть-чуть — совсем чуть-чуть — эксплуатировала. Хотя вообще они всегда были рады помочь милому улыбчивому объекту своих симпатий.

— Вроде того, — смеясь, сказала Алена и залпом допила свой фруктовый чай.

Вскоре она ушла, оставив Настю одну в размышлениях над тем, что же все-таки связывает Алену и Тимофея, и знает ли подруга о том, что он женат. В конце концов, она пришла к выводу, что не может лезть в личную жизнь Алены, даже если она ее хорошая, наверное, лучшая, подруга, раз та этого не хочет.

Настя всегда уважала чужие решения и чужой выбор.

Проснулась я в боевом настроении — как же, сегодня в полдень у меня будет мой первый урок по русскому языку у одинадцатиклассников, к которому я хорошо подготовилась. Освежила в памяти правила, связанные с использованием тире в неполных предложениях, а также между подлежащим и сказуемым в простых и полных предложениях, проштудировав временно выданный мне учебник, выбрала в нем же нужные упражнения, составила в документе на флешке несколько упражнений, — ну как составила, сперла в Инете и модифицировала — которые ученички должны были делать на интерактивной доске, а также придумала небольшой диктант.

Чувствуя себя знатной учительницей, я за полчаса до урока приехала в школу N 8, до начала своего занятия просидев в лаборантской с кружкой горячего зеленого чая, который мне буквально всучила добрейшая Светлана Викторовна. Она же пыталась накормить меня липким нежно-зеленым зефиром, но я, будучи зефироненавистницей, отказалась, решив кое-что, связанное с приготовлением плана к уроку, спросить у нее, как у профессионала. Пока учительница с радостью отвечала на мой вопрос, явно решив поделиться со мной всем своим опытом, прозвучал звонок на перемену, и я вместе с не прекращающей трещать женщиной вышла в пока еще пустой класс, который еще только поджидал учеников, аки хищный злобный зверь невинных зайчиков-ушастиков. Между прочим, в этой элитной школе классы были обустроены очень даже хорошо и по-современному — с интерактивной доской и проектором, обязательным компьютером для учителя и всяческой техникой вроде принтера или музыкального центра. Парты и стулья из светлого дерева были новенькими и чистенькими. Окна могли похвастаться нарядными шторами. Позади трех рядов парт стоял огромный книжный шкаф с самыми разными книгами. По стенам вполне традиционно были развешаны портреты известных писателей, а рядом с ними, не стесняясь такого соседства, висели в рамках картины учеников — очень даже неплохие. Один из углов класса был оборудован под некий творческий уголок, пестривший совместными школьными фотографиями, рисунками, коллажами, грамотами, наградами и небольшим почетным стендом с самыми лучшими учениками класса. Как оказалось, это был родной кабинет 11-го "Г", классным руководителем которого и была Светлана Викторовна.

— Не бойтесь, Анастасия, все хорошо пройдет, — говорила мне эта добрая душа, показывая, где и как включать интерактивную доску и как подключать ее к компьютеру. Пока я разбиралась со всеми этими техническими штучками, одним глазом поглядывая в план занятия, в кабинете стали появляться первые ученики, которые, хихикая и что-то обсуждая, рассаживались по местам и доставали тетради, учебники и письменные принадлежности. В прошлом году, когда я была практиканткой у пятиклассников, у них проходила настоящая война за то, у кого самая красивая ручкакарандашпеналтетрадь и т. д. Среди одинадцатиклассников я наблюдала стремление к строгому минимализму — не у всех на столе лежали даже карандаши, впрочем, я и сама в последнем классе обходилась только лишь парой ручек, забив на всю остальную канцелярию. Да и к тому же эти ребятки старше меня, ученицу одиннадцатого класса, на год. Я училась десять лет, перепрыгнув через четвертый класс, по старой программе, а они — одиннадцать, пойдя по пути программы новой. Я и почти мои сверстники заканчивали школу в семнадцать лет, а эти ученики — в восемнадцать.

Класс потихоньку наполнялся учениками, и все они считали просто необходимым поглазеть на меня. Я, впрочем, против не была — пусть смотрят, мне не жалко. К тому же многие из их меня запомнили и здороваются, а это уже даже приятно. Надеюсь, у меня получится провести более менее приличный урок.

— Начните с проверки посещаемости и знакомства с классом — зачитывайте имена и фамилии, посмотрите на ребят, — посоветовала мне Светлана Викторовна, которая сама, по ходу, часто вообще о ней забывала, — а там пойдет, как по маслу. Я в вас уверена — у вас учительский твердый взгляд.

— Думаете? — спросила я, глядя, как в класс заходит Иван — сын Инессы, и к нему тут же летит стайка девчонок. Наверняка мальчик популярен.

— Конечно! Настенька, вот увидите — детки будут вас слушаться! И объяснить материал им вы хорошо сумеет — вы девушка не глупая!

— Спасибо, — поблагодарила я учительницу за своевременную поддержку.

Когда прозвенел звонок, я, аки статуя свободы, стояла около доски, глядя на то, как ребята, с неохотой прекращая шуметь, слушать музыку и разговаривать, встают со своих мест в знак традиционного приветствия преподавателя. Рядом со мной торчала Светлана Викторовна, которая радостно объявила классу, что сегодня урок по русскому языку буду вести я, Анастасия Владимировна. Типа, детки, любите и жалуйте, сегодня она ваш учебный гуру, не я.

— Надеюсь, вы покажете себя с лучшей стороны. А я в это время буду сидеть сзади и наблюдать за вами, — пригрозила учительница, правда, никто ее не испугался.

Я, почему-то чувствуя себя дурой — блин, эти лбы младше меня на какие-то 4-5 лет, поздоровалась с классом и сказала менторским тоном:

— Садитесь, — а после как-то глумливо добавила, — ребята.

Кажется, они видели, как я ухмыльнулась, а потому встревоженно посмотрели на меня. Кое-кто рассматривал меня со скучающим видом, кое-кто с надменный, кому-то до меня не было совершенно никакого дела — и эти кто-то разговаривали шепотом или глазели в мобильники, а один — рыжий, как сын солнца, так и вовсе улегся на парту с явным намерением заснуть.

Ну ладно, мне нужно просто отвести несколько занятий, и я буду свободна. Все окей, Настя, ты порвешь их — так мысленно успокоила я себя и озвучила тему урока — каюсь, не самым приятным голосом. Кажется, из меня получилась бы отличная злая учительница.

— Сегодня мы поработаем с учебником и с интерактивной доской, — сказала я, глядя на класс, чувствуя, что мои слова звучат почти угрозой. — А после напишем небольшой диктант, чтобы проверить то, как вы усвоили занятие.

— Анастасия Владимировна, вы можете ставить оценки, — подала голос с задней парты Светлана Викторовна, и я почему-то не сразу поняла, что обращается она ко мне. Никто еще не обращался ко мне по отчеству. Только если нетрезвый Темные силы, однажды усиленно строивший из себя супер интеллигентного интеллектуала, который со всеми весьма, до степени крайнего раздражения, любезен.

Я кивнула, все больше и больше вживаясь в роль учительницы русского языка. Ну что, повеселимся?

— Ребята, — это слово вновь вышло каким-то глумливым, как будто бы я обзывала их крайне некрасиво и даже пошло. — Как вы уже поняли, меня зовут Анастасия Владимировна, я — практикант из нашего государственного университета. Буду вести у вас русский язык. Поскольку вы со мной познакомились, а я с вами — нет, давайте, это дело исправим. — Я села за учительский стол — осторожно, подсознательно боясь обнаружить на нем кнопку или еще какую неожиданную радость, однако все было в полном порядке. Да и не та это школа, тут ученики не издеваются над учителями — это же элитное место обучения, в которое попадают далеко не все.

— Я буду читать ваши фамилии, а вы поднимайте руки или как-нибудь себя обозначайте, чтобы я поняла, что это именно вы, — продолжала я, открывая журнал и нужный предмет. Мои глаза заскользили по спискам учеников — тридцать самых разных фамилий и имен. Тридцать школьников, которых мне придется учить.

— Арбузова Галина, — прочитала я первое имя, и девочка со второй парты третьего ряда подняла руку, звонко говоря: "Я тут". Я продолжила дальше.

— Астаров Александр. — Мальчик с очень короткой стрижкой, сидящий на предпоследней, четвертой, парте третьего ряда, вяло помахал мне худой рукой в воздухе.

— Белый Сергей, — сказала я, двигаясь дальше по списку и поднимая глаза на класс. Класс молчал. — Белый Сергей, — повторила я, однако ответа не дождалась.

— Эй, разбудите Серого, — послышались крики учеников. — Серый, Серый, подъем!

— Рыжий, алло! — заорали другие.

— Белый, ку-ку! — вторили третьи, явно веселясь и сбив меня с толку. Я не сразу поняла, что Белый, Серый и Рыжий — это одно и то же действующее лицо. Вернее, почти не действующее, а крайне сонное.

Обладатель трехцветной клички — тот самый огненноволосый паренек, который развалился на парте с намерением поспать прямо на уроке, поднял, наконец, с рук тяжелую голову.

— Тута я, — сказал он, и вновь уронил голову, как мяч, на парту — она разве только не застучала. Я одарила его не самым добрым своим взглядом, не сразу врубившись, почему его так по-разному кличут школьные приятели. Белый — фамилия, Рыжий — цвет волос, Серый — вполне приличное сокращение имени Сергей.

Не разрешив себе похихикать над этой презабавнейшей ситуацией, я вновь принялась вновь читать список.

— Власова Анна.

Яркая симпатичная брюнетка с третьей парты третьего ряда, что-то неистово шепчущая сидящей рядом подружке, быстро посмотрела на меня и сказала:

— Я здесь!

Следующая фамилия поставила меня в тупик — я не могла понять, как правильно ее прочитать. И тут же мне совершенно некстати вспомнилось, как мы возмущались и обижались, когда учителя коверкали наши фамилии, особенно если при этом искажался смысл фамилии в обидную сторону. Я поднапряглась и выдала. — Вшивков Степан, — хотя на самом деле не могла понять по почерку, Вишков, Веливков, Вешевков этот парень или, действительно, Вшивков.

Хорошенький юный мальчик-неформал с кольцом в губе откуда-то с галерки встал на ноги и по-свойски помахал мне, улыбаясь в тридцать два зуба — только что воздушный поцелуй не послал и не позвал на переднее сидение своей тачки. Его дружки захихикали, впрочем, не зло, но я все равно почувствовала себя неуютно. Что еще за панибратство? Я ему не подружка вроде бы. О, Господи, Настя, ты начинаешь думать, как учительница. Остановись!

Нефорчик продолжал мне улыбаться. Мой взгляд не помог ему остепениться и скромно уставиться в парту. Даже слова Светланы Викторовны, призывающей подростка к порядку, ему не помогли.

"Интересно, — мрачно подумало мое темное я, — его Вшой не дразнят?".

"Ну что ты, Настя! — возмутился мой личный представитель светлого и доброго. — Как ты можешь так говорить о ребенке!".

"Фига себе ребенок! — возмутилось темное начало. — Не удивлюсь, если он уже дитё кому-нибудь заделал, этот ребенок с повышенной гормональной активностью!".

Ладно, забьем на него. Поставлю я ему двойку, тогда полыбится у меня, решила я мстительно и впилась глазами в следующую фамилию.

— Зарецкий Ярослав, — громко произнесла я, глядя на стайку стоявших в клеточках для оценок пятерочек напротив этой красивой, как мне показалось в тот момент, фамилии. Отличник, что ли, только и подумала я — больше мой мозг ничего не успел выдать.

Данный текст не редактирован и размещен на сайте samlib.ru в черновом варианте.

Сначала на эту звучную фамилию никто не откликался, хотя многие девочки вдруг оживились, как будто бы я сказала на весь класс: "Джаред Лето", а не какой-то там Ярослав Зарецкий. Не, конечно, звучное имя, как будто княжеское, но надо еще посмотреть, как выглядит его обладатель. Ведь имена и названия так обманчивы. Знаю я одного мужика по фамилии Владыко, и до тех пор, пока я его не увидела, он представлялся мне статным красавцем-брюнетом с гордой осанкой и орлиным профилем профессионального Черного Властелина, а на деле оказался плюгавеньким коротышкой с явными генами крокодила Гены (да, в его случае можно было сказать — во всем виноваты гены!).

— А Яра нет, — сообщила мне прилежная девочка с очень умными, но наивными голубыми-голубыми глазами. Она сидела прямо передо мной. Как позже выяснилось, это была одна из лучших учениц класса.

— Ярослава нет, Ярослава нет, — подхватил за ней тут же девичий хор, как песню. А один из парней выдал самый настоящий качающий, но не самый рифмованный реп на тему отсутствия школьного приятеля:

— А Ярослава нет,

И уже не будет.

Может быть, несколько лет,

А, может, несколько судеб!

— Йо, — подхватили со смехом несколько его одноклассников, подняв руки вверх. Я чуть не облезла от злости, вспомнив почти с печалью идеальную дисциплину в своем одиннадцатом классе.

— Чувак, это рэпчик, — добавил кто-то ехидно тоненьким голоском, подражая герою известного интернет-мема.

— Чего это меня нет? — открылась вдруг дверь, и в класс завилось оно. То ли чудо, то ли чудовище. То ли помойка, то ли сокровище.

"То ли девочка, а то ли видение", — сказало мое темное я, во все глаза разглядывая страдающего от комплекса принца идиота, с улыбкой застывшего у двери. Мне показалось, что пол подо мной зашатался — ан нет, у меня всего лишь закружилась голова от такой неожиданности. Ручка из моих рук выпала, но никто на это не обратил внимания — весь класс, как один, уставился на Ярослава Зарецкого.

— Всем привет! — в меру радостно, но с чувством собственного достоинства сказал молодой человек и отдельно поздоровался с учительницей. Меня он пока не замечал.

Не может быть! Быть такого не может! Нет! Нет-нет-нет!

Да-да-да, Настя, такова реальность. Он — твой ученик. Учи его! Забей его горло гранитом науки! Или просто забей!

Голос света во мне был полностью подавлен тьмой — у него, бедняжки, случился разрыв лучей добра, которыми он снабжал меня.

А я все никак не могла поверить в случившееся. Этот придурок — мой ученик! Не может быть, как так?

— Ярослав, — подала голос Светлана Викторовна. — Тебя вчера не было, сегодня опаздываешь, — я думала, учительница начнет орать на него, а она спросила с сочувствием. — Ты заболел, что ли, милый?

— Да, у меня небольшие проблемы со здоровьем, — одарил ее искренним взглядом светло-зеленых милых глазок парень. В темно-серой школьной форме с белой рубашкой, рукава которой, как и у Ивана, были закатаны до локтя, Ярослав смотрелся просто прелестно. Этакий прилежный ученичок с большим рюкзаком за плечами — не знаю почему, но лямки, за которые Яр держался согнутыми в локтях руками, делали его почти безобидным барашком. Только мои глаза особой прелести не видели, они пытались взглядом убить этого смазливого болвана, который как назло мне, оказался всего-навсего школьником. Небольшие проблемы со здоровьем? Скоро они будут большими.

— Ты лечись, Ярослав, милый, — сказала учительница с сочувствием. — Нельзя болеть сейчас, в конце полугодия. Лечись получше.

— Я стараюсь, — весело откликнулся ученик.

— Ну что же, иди на место, у нас сейчас урок начался, — как бы между прочим напомнила она стоявшему на ногах Яру. — И он будет очень интересным, — продолжала Светлана Викторовна. — Его у нас ведет наша практикант Анастасия Владимировна.

И тут это чмо удостоило меня своим прекрасным зеленоглазым взором.

Наши взгляды, наконец, встретились. Может быть, мне показалось, но Ярослав побледнел, а его губы сжались. Он явно не ожидал меня увидеть в своем родном классе. Да и я не горела желанием быть учительницей того, кто сделал мне столько гадостей. Блин! Вообще, да он же малолетка совсем! А я-то думала, взрослый парень, мой ровесник, раз по клубам шастает ночным и ведет себя так высокомерно!

А судьба знает толк в извращениях!

Кажется, мы поняли это оба, рассматривая друг друга с болезненным любопытством, огромным недоумением и затаенной злобой, которая грозила вот-вот перерасти в ярость. Яр вылупился на меня, я таращилась на него — представляю, как мы выглядели со стороны. Но оторваться от любопытного занятия — разглядывания друг друга — не могли.

— Садись, милый, садись, — сказала ничего не подозревающая Светлана Викторовна добродушно и обратилась ко мне. — Анастасия Владимировна, это, как вы поняли, Ярослав Зарецкий. Немного опоздал.

Яр, все так же глядя на меня, ухмыльнулся так, что мои зубы плотно сжались. Я слабо кивнула, поднимая упавшую на раскрытый классный журнал ручку и крепко сжимая ее в своих пальцах, продолжила прерванное знакомство с классом, не особо, впрочем, запоминая школьников, отзывающиеся на свои имена и фамилии.

Нет, это вообще как? Почему я вдруг случайно попадаю именно в эту школу и именно в этот класс, где учится полудурок Ярослав с аристократической красивой фамилией Зарецкий?

Чертов енот!

Ярослав, первый приступ ужаса у которого уже прошел, медленно опустился на свое пустующее место на второй парте третьего ряда, около сына Инессы Дейберт, который, впрочем, как-то странно отреагировал на него — молча кивнул и отодвинулся поближе к стене. Яр, видимо, не привыкший — или не умеющий? — скрывать своих эмоций, сдвинув темно-коричневые брови, как-то грустно и немного виновато посмотрел на приятеля, а после вдруг резко обернулся ко мне и одарил таким нелестным взглядом, что я возмутилась до глубины души. Чего на меня так крыситься-то? Я, что ли виновата, что мой руководитель по педпрактике запихала меня в этот класс?

Ярость в светло-зеленых глазах, взор которых все еще был направлен на меня, блеснула вновь так ярко, что я даже почувствовала себя неуютно. Одинокая мурашка поползла где-то в районе моего сердца, но я быстро ее прогнала, в свою очередь, очень мрачно уставившись на Ярослава. Он поморщился, как будто бы я предложила ему касторки, и отвернулся, пытаясь что-то сказать соседу по парте.

Произнеся очередную фамилию, принадлежащую девочке, сидевшей аккурат перед Иваном, я вдруг поняла, почему сын Инессы казался мне таким знакомым — он ведь был одним из спутников енота, которых я видела перед входом в клуб "Горячая сковорода", но который, правда, куда-то потом пропал.

Как же тесен мир. И как он порой странен.

Урок я вела с опаской, но довольно-таки уверено — все-таки подготовилась я к нему хорошо, не зря писала чуть ли не поминутный план и искала хорошие задания, отлично помня с лекций по методике преподавания русского языка, что следует заинтересовать учеников — это прекрасная мотивация к обучению. Правда, помню по себе и по своим одноклассникам, с которыми училась до девятого класса, — если нет желания заниматься, то никакая мотивация не поможет, будь задания такими же интересными, как "танчики".

Я старалась, честно старалась — во всем, что я делаю, я пытаюсь выложиться по полной, такой уж у меня характер. Алсу говорит, что я люблю брать ответственность, а Темные силы добавляет, что если бы я была парнем, мне бы было тяжело — считала бы себя ответственным за каждую, как Олег выразился, совращенную девушку.

Сначала теория, потом практика. Упражнения на интерактивной доске, около которой ученики работали со специальным маркером в руке, ставя нужные знаки препинания в правильных, ну, или неправильных местах, работа с распечатками и учебником и в самом конце — небольшой диктант на листочках с целью понять, усвоили ли детки материал, который вообще-то новым и не был, они и без этого урока знали правила использования тире в предложениях. И в полных, и в не полных. И в простых, и в сложных.

Да и вообще, как я поняла, ученики, которым в конце года предстояла сдача ЕГЭ, почти в обязательном порядке посещали репетиторов, тем более, что русский зык был обязательным экзаменом. Другое дело, старались ли детки или нет. Похоже, таким, как свежепобитый Миша, на все было наплевать. Он весь урок слушал музыку и ковырялся в своем дорогом телефоне. А такие, как девочка, сидевшие перед учительским столом на первой парте — та самая, с умными глазами, которая первая сказала, что Ярослава нет — такие знания впитывали в себя, как губка.

В общем, вроде бы урок шел вполне себе нормально. Даже мальчик-вша, ой, то есть, конечно, Степочка Вшивков, то и дело пытающийся привлечь к себе внимание и чуть ли не заигрывающий со мной, как и еще несколько парней, в том числе те самые баскетболисты, меня особо не беспокоили.

Единственным раздражающим и отвлекающим фактором был господин Зарецкий, притихший на своем месте, как сгусток темной, но готовой в любой момент взорваться, энергии мятного цвета. Он, скрестив руки на груди, сидел, откинувшись на спинку стула, и профессионально прикидывался перфоратором — прожигал меня своим взглядом. Только что не гудел при этом. Изредка он глядел на Ивана, сидящего рядом и почти не реагирующего ни на что в классе — мальчик, похоже, был сильно занят своими таинственными мыслями, и тогда из перфоратора Енот превращался в обычного, о чем-то переживающего человека с виноватым взглядом.

Кажется, весь урок он меня усиленно презирал. А я украдкой наблюдала за ним, опасаясь, что Енот Адольфыч попытается как либо сорвать урок в отместку за произошедшее в торговом центре. Ярослав, однако, никаких активных действий не предпринимал, почти заставив меня поверить в его здравомыслие. Однако, когда до конца урока оставалось каких-то жалких пять-семь минут, во время проверочного диктанта, заботливо составленного мною ранее, деградантушка все-таки вычудил. Левой рукой выводя каракули в тетради, правой он со скучающим видом взял планшет, лежащий на парте, и, умудряясь заниматься двумя делами одновременно, накатал мне сообщение. Мой телефон, лежащий на краю учительского стола, беззвучно замигал, сообщая о приходе смс-ки, но я, как полагается приличной учительнице, не обратила на него никакого внимания. Тогда мне замигал Ярослав. Он нагло, как голодный высокомерный кот, приказывающий хозяину достать из холодильника сосиску, уставился на меня своими зелеными глазами, после перевел взор на мой мобильник и повелительно кивнул головой. Я от удивления приподняла бровь, мол, что тебе надо, милый, а принц, пока его одноклассники, склонив голову и записывая продиктованное предложение, выдранное из бессмертного произведения Толстого "Война и мир" и безжалостно укороченное составителями упражнений по русскому, ибо предложения Льва Николаевича всегда славились своей длиной, приподнял свой планшет, помахал им в воздухе и ткнул в мою сторону. Хорошо, что этого никто не видел. Иначе бы народ точно заинтересовался, а мне этого совершенно не нужно было.

"Убери", — беззвучно прошептали мои губы, а после я, чуть откашлявшись и убедившись, что ученики дописали предыдущее предложение — об этом говорили их поднятые головы — продиктовала новое.

— Люблю небо, траву, лошадей, всего больше — море, — прочитала я, глянув на распечатку с планом урока. Сначала — полностью, чтобы ученики помнили, где оно заканчивается, а после — по частям.

Трава произвела фурор. Почти весь класс, за исключением пары человек, в том числе наивной Светланы Викторовны, заржал. А человек десять, не стесняясь, тут же громко заявили, что они тоже любят все вышеперечисленное, особенно — траву. Да уж, не зря школа N 8 славится своей любовью к демократии и к свободе, как к общечеловеческим ценностям — это я устав школы на втором этаже, рядом с учительской прочитала. Посмеялась. Зря смеялась, наверное.

— А можно я напишу по-другому? — спросил Вшивков, которого предложение про любовь к траве развеселило больше всех. — Люблю небо, лошадей, море, а больше всего — траву.

— Можно, — милостиво разрешила я и не удержалась. — Можешь написать только про траву.

— Правда? — оживился под хихиканье друзей парень. Он убрал на бок длинную светлую челку и посмотрел на меня озорными синими глазами. А повзрослеет — хорошеньким будет. Хотя, наверное, и сейчас от девчонок отбоя нет. Вот уж повезло этому классу — целых два дурочка с синдромом принца. Только у одного фамилия не очень, а у второго — княжеская. Один — как Иванушка Дурачок, глупый да, видимо, добрый, а второй — как внебрачный сын Кощея от Василисы Прекрасной — расчетливый и злобный.

Я вновь мельком глянула на малолетнего врага, притаившегося за своей партой и со змеиной улыбочкой наблюдающего за мной, поигрывая ручкой. Ничего опасного Ярославна не делала, поэтому я продолжила прерванный на пару секунд диалог.

— Правда, — подтвердила я, сухо улыбнувшись Степану. — Но только в этом предложении обязательно должно быть тире — мы же проходим как раз его. У нас, как-никак, тема такая.

— О-о-о, — протянул он. — Это как? Я люблю траву? Не-а. Сказуемого же не должно быть. Я — траву? Я — трава? — с недоумением спросил он и звонко захохотал. Ярослав, не глядя на одноклассника, покачал головой. Кажется, считал своего ближайшего соперника по красоте обалдуем и идиотом.

— Можешь написать и так, — согласилась я. — Если ты считаешь себя травой. Так, продолжаем, у нас времени мало осталось.

И мы продолжили. Последнее предложение тоже изрядно повесило детишек.

— Правилу следуй упорно: чтобы словам было тесно, мыслям — просторно, — проговорила я, цитируя Некрасова, игнорируя насупленный взгляд Зарецкого, который прислала мне еще одно сообщение. Честно говоря, мне стало вдруг жутко любопытно — что этот умник прислал мне опять, но из принципа брать на своем уроке телефон я не желала.

— Порно? — громко переспросил веселым и деланно озадаченным головой Вшиков, которого я про себя прозвала мальчиком-Вшей. Его большие синие глаза из под длинной светлой челки смешливо смотрели на меня. Парень явно ждал моей реакции. Я, если честно, удивилась. У меня слух никогда не был насколько плохим.

— Кто о чем, а вшивый о бане, — выдала в это время одна из девчонок на весь кабинете. Класс зашелся смехом. Я тоже с трудом подавила усмешку. Хорошая перекличка с фамилией, девочка языкастая.

— Можно подумать, его никто никогда не видел, — возмутился Степан, окидывая класс вызывающим взглядом.

— Упорно, ты ослышался, — сказала я и повторила еще раз предложение по частям. Как только детишки записали последнее слово, прозвенел диковинный звонок-колокольчик. Сдав диктанты на проверку и сфотографировав с доски домашнее задание на мобильники, даже и не подумав открыть дневники, которых, кажется, у школьников и не было — я не увидела на партах ни одного, ребятки дружно подорвались, собрались и спешно покинули кабинет русского языка. Почти в эту же минуту в него стали медленно стекаться шестиклассники, громкие и говорливые, как стайка обезьян. Зарецкий, правда, чуть задержался и посмотрел на меня озверевшим взором, выходя из класса последним. Я улыбнулась, помахала ему рукой, взяла свои вещи, быстро и аккуратно сложила стопку разномастных листиков с диктантом и спешно пошла в лаборантскую и, прищурившись.

Только там я открыла свою раскладушку, увидев целых три сообщения от Ярослава. Не самых приятных, конечно. Мое хорошее настроение, которое пришло ко мне во время конца занятия, когда я поняла, что, кажется, худо бледно справляюсь с ролью препода по русскому в одинадцатом классе, мгновенно испарилось, как кипяток на морозе. Ярослав Зарецкий обладал удивительнейшей способностью делать мое настроение плохим.

"Ты. Анастасия Филипповна. Учительница моя. Надо поговорить, — сдержанно гласило сообщение, но даже сквозь эти буквы я чувствовала его гнев и обиду. — После урока. Иди к актовому залу. И быстро".

Вот это самомнение! После урока идти за ним! еще и быстро! Третью скорость, наверное, включить надо будет! А умненький мальчик Ярочка подумал, что никуда я не пойду и подчиняться его эгоистичным желаниям не буду? Конечно же, нет. Есть такие люди, которые считают, что они всегда правы и что их слова и прихоти — последняя инстанция. Принц Енотов, кажется, был из таких. Наверняка учится здесь потому, что обеспечен. Богатые родители запихали чадушко в хорошую школу.

"Настя, как ты так можешь говорить? Ты же видела, что у него стоят по русскому языку одни пятерки!" — вмешалось доброе начало во мне, пока еще искренне верившее, что Ярослав — хороший мальчик, слегка сбившийся с пути истинного.

"Сейчас продают все на свете. Оценки в том числе", — сварливо заметила темная моя сторона, стойко убежденная в том, что Зарецкий — хам, дурак и истеричка.

Я же продолжала читать следующее сообщение. Как оказалось, этот русоволосый красавчик не слишком-то и терпелив.

"Ты тупая или как, Анастасия Ефимовна?", — лаконично спрашивал Ярослав во втором сообщении.

"Смеешь игнорировать меня, Анастасия Макаровна? — говорил он в третьем своем послании. — Отвечай немедленно. Это в твоих интересах.".

Как же я разозлилась, читая это убожество, в каждом из которых было переврато мое отчество. Надо же, осмелел.

— Настенька, ну как ты? — вошла в лаборантскую Светлана Викторовна, улыбаясь мне. — Страшно было? Я смотрю, все хорошо прошло. С ребятами ты контакт нашла. Степочка просто из кожи вон лез.

Ага, жалко, что не вылез.

— Видимо, ты ему понравилась, — рассмеялась учительница. — И не мудрено — хоть лицо у тебя и строгое, но ты девушка симпатичная и эффектная. Статная какая. — Она пошире расправила плечи, наверное, показывая мою статностью. Я, все еще злая из-за сообщений мальчишки, только кивнула ей.

— Я когда в свое время двадцать пять лет назад практику проходила, в меня влюбился один ученик, — мечтательно вздохнула Светлана Викторовна. — Высокий, красивый, с густыми рыжими волосами... первый хулиган. Гроза всей школы. Записки мне писал и гулять приглашал. А я ужас как смущалась и отказывала ему. Ох, давно же это было...

— И что? — дернуло меня спросить. — Вы с ним больше не виделись?

Стало почему-то жалко, что двадцатилетняя Света и влюбленный в нее рыжий хулиган больше не встретились.

— Почему же? — удивилась Светлана Викторовна. — Вот, сегодня утром завтракали вместе.

Я посмотрела на учительницу так удивлено, что она, не выдержав, расхохоталась.

— Вышла я за Севу замуж. Он упорный был. Никак меня в покое не оставлял. Вот я ему и сказала: после того, как поступишь в высшее учебное заведение какое-нибудь, тогда и пойду с тобой гулять. В шутку, думаю, отвяжется. А он и поступил на следующий год. На летчика. Как — сама не знаю. В общем, пришлось мне за него замуж выйти, — посмеиваясь, сообщила Светлана Викторовна. Я изумилась — ничего себе история!

"Вот влюбится в тебя кто-нибудь из твоего класса, — ехидно прогундосил внутри меня сами знаете, какой голос, — и ты тоже на нем женишься! В следующем году. Вот умора будет!".

Знал бы этот внутренний голос, насколько он прав. Только с одним годом он прогадал.

— Как интересно у вас, — искренне сказала я учительнице.

— Да уж, — покивала она мне, не переставая улыбаться. — Веришь, нет, с Севой ни разу не ссорились, и живем душа в душу, хоть он и младше меня на пару лет. Родственники сначала против были брака, да ничего... Ладно, вернемся к нашим баранам, то есть, — поспешно поправилась женщина, — к ученикам. — Все нормально прошло?

— Нормально. Хорошо, — сказала я. — Хотя, конечно, хотелось, чтобы все ученики в работе участвовали.

— Такого никогда не бывает, — вздохнула Светлана Викторовна. — Всегда, в любом классе, есть несколько человек, которые совершенно неактивны. К ним нужен особый подход. В идеале, классы хорошо иметь маленькие, человек по двенадцать, но, сама понимаешь — такое не возможно. Даже в нашей школе. Вот вроде бы она у нас хорошая, престижная на прекрасном счету находится — на первое сентября сам мэр приезжал и его администрация, но не имеет возможности содержать такие маленькие классы. Школа у нас, напротив, переполненная. Многие у нас хотят учиться. И по прописке попадают, и через связи и знакомства. Ой, что-то я уже не о том, заболтаю тебя. — В общем, невозможно добиться того, чтобы работали все дети, Настя. Ты пока еще хочешь быть идеальной учительницей.

Не хочу я быть идеальной учительницей. Я никакой учительницей быть не хочу. В принципе. И если бы не педпрактика, я бы в школу вообще не сунулась. Вот что за лажа — вроде бы учусь я не на преподавателя русского и литературы, а должна проходить практику в школе два года подряд.

А Светлана Викторовна тем временем продолжала упоенно:

— Есть неактивные дети, которые просто ничего не знаю — ну не делают они домашнюю работу. А есть те, которые все делают, но просто стесняются говоиить на уроке.

— Как Зарецкий? — сам собой спросил мой рот.

— Ярослав? — удивилась женщина. Будто бы в классе целый рассадник Зарецких. — Почему ты так решила?

— Вроде бы целый урок молчал, а оценки у него — только "отлично", — сказала я.

— Ах, это только сегодня. Ярочка же болеет, — отмахнулась добрая и наивная преподавательница. — Он обычно очень активное участие принимает в школьной работе! Очень хороший и милый мальчик! Болеет, бедный, потому и молчит.

Я не стала говорить, что у Светланы Викторовны сложилось в корне неправильное мнение о своем ученике, который, как выяснилось, был чуть ли не ее любимчиком и гордостью.

— Ах, он такие стихи пишет, просто молодец! — восторгалась Зарецким эта женщина, каждое сове слово подтверждая выразительной жестикуляцией. — И в театра играл школьном! А как рисует! Творческий мальчик. Добрый. Отзывчивый. Президент школы, между прочим, — добавила она, поразив меня в самое сердце.

— Какой еще президент? — переспросила я удивленно.

— Ну как какой? Такой. У нас традиция, Настенька, — со своей неизменной улыбкой отвечала учительница. — Каждый год из старшеклассников выбираем президента — у нас в сентябре самые настоящие выборы проходят. С агитацией, листовками и выступлениями кандидатов. А ученики выбирают. И Инициативный совет у нас еще есть. Тоже из школьников состоит. По словам директора, мы учим детей демократии. И, кажется, успешно, — осторожно добавила она. От удивления я даже злиться стала меньше. Ну и чудеса. Президент школы! А я думала, он принц! Как же я ошибалась, оказывается.

Послушав о том, какой же Яр умничка и золотой мальчик, я стала одеваться, попутно немногословно отвечая на вопросы Светланы Викторовны, оставшейся после моего первого урока очень довольной. После, получив от учительницы кое-какие наставления, касающиеся следующего занятия, которое должно было быть завтра утром, а также получив два учебных пособия для преподавателей старшей школы, я, наконец, вышла из кабинета, мгновенно окунувшись во все еще непривычный шум школьной жизни. Хоть это учебное заведение и было новым и современным, но дети всегда остаются детьми, а потому я вновь, уже в который раз, вспомнила свою школьную жизнь. Кажется, мы шумели точно так же и с таким же удовольствием. Спускаясь по лестнице, я открыла телефон, дабы ответить хамлу по имени Ярослав, как вдруг услышала около уха негромкое и холодное:

— Иди за мной. Сейчас же.

Я повернула голову налево, к источнику звука и чуть не столкнулась лбом с подбородком господина президента.

— Осторожнее, — прошипела я. Его глаза насмешливо сверкнули. Во мне совой заухала злость.

— Анастасия Владиславовна, пройдемте за мной, — сказал Зарецкий. Он, кажется, хотел взять меня за руку — его пальцы даже дрогнули, но он все же не решился этого сделать. Будет странно смотреться, если ученик, пусть даже сам Президент школы, схватит за руку практикантку и куда-то поволочет.

— Не могу. Я спешу. Завтра ко мне на уроке подойди. И решим твою проблему. — Продолжила спускаться я.

— Это у тебя проблема, а не у меня. — Ему пришлось спускаться следом за мной, что, кажется, Яра, раздражало.

— У меня?

— У тебя. Серьезно — пошли, поговорим. Или я сделаю так, что следующий урок ты проведешь во дворе для снеговиков. — В это время мы спустились на первый этаж и проходили мимо окон, за которыми какие-то первоклашки, действительно лепили косых-кривых снеговиков, вместо носов у которых были ветки.

— Скажи: "Пожалуйста", — решила поглумиться я над парнем.

— На каком языке? — уточнил он.

— Ярослав, приве-е-ет! — игриво помахали ему какие-то девчонки в спортивной форме. Он поздоровался с ними с миленькой улыбочкой, которая тут же спряталась, стоило ему перевести взгляд на меня.

— На корейском, — продолжала я издеваться.

— Много чести. Анастасия Геннадьевна, нам, серьезно, нужно поговорить, — продолжил он зло. — Это в твоих интересах.

— Да говори уже, достал. — Остановилась я под одной из лестниц, коих в школе N 8 было, аки в Хогвартсе. Только не перемещались. — У тебя минута. И запомни — мое отчество — Владимировна.

— Значит, так, Владимировна, — продолжил ледяным тоном Ярослав. — У тебя есть два варианта. Или ты уходишь из этой школы, Владимировна. Или ты идешь к Вану и все объясняешь. — Он не сдержался и снова добавил. — Владимировна.

Это он так пытается намекнуть на мой возраст? Милаш, однако. По поводу своего возраста я никогда не парилась.

— Что-что? — не поняла я. — Ты вообще о чем, Зарецкий?

Ах, какое же удовольствие я получила, называя его по фамилии. Это словно напоминало ему, кто он, а кто я. Учитель и ученик.

— Все о том же, — тихо, но с явной угрозой проговорил парень. — Иди к Вану и объясни ему про цветы и записку про Женю.

— Да ты, Зарецкий, наверное, наркоман? — предположила я.

— Объяснишь Вану, что это ты тогда в клубе прикольнулась насчет Жени, поняла? — грозно спросил Ярослав. Впрочем, говорил он достаточно тихо — зорко следил, чтобы этого никто не расслышал.

— Какой Жени? — устало спросила я. — Иди на урок, сейчас звонок уже будет. И не забудь по русскому сделать домашнее задание. Буду тебя спрашивать.

— Издеваешься? — почти прорычал он. Кулаки его сжались, кадык дернулся.

— Нет. Ты все не можешь забыть клуб? — спросила я. — Злишься из-за маркера? Ничего, маркер спиртовой, а спиртом прыщи прижигают. Так что, считай, я тебе бесплатно спиртовую маску сделала. Чтобы прыщей на носу не было. Или ты из-за случая в Торговом центре негодуешь? Так не надо было брелки воровать.

Он вдруг засмеялся: негромко, но весело.

— Какая ты, а? — почти с умилением сказал Зарецкий, резко остановив смех. — Косишь под стерву? Или ты все объясняешь моему другу, или проваливаешь из этой школы.

— Привет, бро! — подлетел к Яру какой-то старшеклассник и горячо пожал руку.

— Здорово. — Лицо только что до невозможности злющего Яра теперь стало улыбчивым и дружелюбным. Вот змей, а!

Перекинувшись с президентом школы (Боже, ну и смехота!), мальчишка куда-то смылся, а утонченное благородное лицо Ярослава вновь исказила плебейская злость. Актер, ничего не скажешь.

— Знаешь, — внимательно поглядела я на парня, — первая из тысячи твоих проблем — это глупость. Избавься от нее и автоматически избавишься от множества других проблем в своей жизни.

— Глупость? Я умный, — он хмыкнул — А умные часто привлекают идиотов. Догадываешься, к чему я виду?

— Вокруг тебя ходят стада придурков, с восхищением глазея на тебя и пуская слюнки?

— И это тоже, но я имею в виду тебя. Может быть, ты специально нашла меня и решила стать моей учительницей? — в голосе Зарецкого послышалось отвращение. — Может быть, я так тебе в душу запал?

Теперь рассмеялась я. Но не так заразительно, как он, а, скорее, угрожающе.

— Это у тебя мозг в голове запал, — покровительственно произнесла я и похлопала дурака по предплечью. В это время раздался звонок. — Иди на урок, малыш. Надеюсь, ты сделал домашнее задание?

— Или ты расскажешь правду Вану, или практику здесь ты проходить не будешь, милая моя. — Зеленые глаза явно не шутили.

— Какую правду, Зарецкий?

— Шутница чертова. Помни, — он наставил на меня указательный палец. — Практику ты в моей школе не сдашь.

— А давно ли она твоя? — сощурилась я. — А-а-а, ты же президент.

Кажется, мой голос был полон издевательского яда.

— Запомни, я давал тебе шанс, — ухмыльнулась эта моль. — Теперь не плачь.

— Иди на урок, Зарецкий. И учись, как полагается прилежному мальчику, — сказала я и, не желая больше тратить время на Ярослава, пошла прочь, ни разу не оглянувшись. У меня было полно дел.

Яр почти с ненавистью посмотрел вслед удаляющейся женской фигурке с длинными темно-пшеничными волосами, забранными в низкий хвост, забавно подпрыгивающими при быстрой ходьбе на невысоких каблуках. Ему прямо мечталось взять эту курицу за волосы, хорошенько раскрутить и бросить, куда подальше от школы, чтобы в реку улетела. Однако Ярослав был мальчиком культурным и очень приличным — по крайней мере, в глазах почтенной общественности, и портить с трудом созданный имидж в меру крутого парня с отличной репутацией, которого уважают сверстники, любят сверстницы и обожают старшие, ему не улыбалось.

Яр с раздражением откинул пепельного оттенка русые волосы назад с высокого лба. Эта девица в очередной раз вывела его из себя, не пожелав сознаться в содеянном, то есть, в том, что розы и записочка про Женю были делом ее рук. А Ярослав был уверен, что во всем виновата именно Настя, даже и не помышляя о том, что вообще-то вина лежит на официанте, который перепутал все на свете и от испуга сказал Яру, что цветы были посланы из той самой комнаты, где сидела компания Анастасии.

— Я покажу тебе прилежного мальчика, девочка, — с некоторым запозданием пробурчал Зарецкий злобно, которому претила мысль о том, что Настя — старше его, да еще и типа учитель. Ха! Она — учитель! Смешно, черт возьми!

Постояв в коридоре и побуравив взглядом гордо расправленную спину нахалки, посмевшей открыть свой прелестный ротик и вякать всякие глупости, молодой человек все же решил вернуться в класс, на урок биологии. Усевшись рядом с Ваном, который после субботнего происшествия вел себя, по мнению Ярослава, крайне странно, Зарецкий на автомате открыл общую, наполовину исписанную тонким, наклоненным влево почерком, тетрадь и учебник по биологии и, не слушая учителя, погрузился в свои думы, машинально вертя в руке тонкую синюю ручку. Изредка он косился на неподвижного Ивана, привалившегося к стене, около которой находилось его место, и глядевшего в раскрытый учебник, явно не понимая, что там написано и что за схемы нарисованы. Ван взглядов своего соседа по парте и по совместительству, лучшего друга, не замечал. Или не хотел замечать.

Ван Яра сейчас тоже бесил, правда, не так сильно, как Настя. И одновременно Зарецкий чувствовал себя виноватым перед другом, который был для него почти что братом. Нет, не почти что — настоящим братом, пусть некровным, но, что парадокс, родным.

Русоволосый президент школы N 8 еще раз искоса, из-под челки, взглянул на Ивана, невидящим взглядом буравившего ни в чем неповинный учебник по биологии, поморщился так, словно ему под нос сунули тухлую куриную ногу, и отвернулся, совершенно случайно поймав на себе взгляд одноклассницы Полины, сидевшей на первой парте и обернувшейся на Ярика. Большие чистые голубые глаза девушки-отличницы как-то странно смотрели на Зарецкого, но как только он уловил взгляд Полины и вопросительно кивнул, мол, что надо, она смущенно отвернулась, зардевшись. Ярослав, пользующийся у противоположного пола бешеной популярностью, но иногда жутко тупивший, являя собой пример гордой невнимательности и творческого разгильдяйства, сначала не понял, почему одноклассница уставилась на него, как жулики на драгоценность, а через секунду, когда девочка уже поспешно отвернулась, позволил губам тонко улыбнуться, поняв, что нравится этой симпатичной скромной отличнице. "Каков я, а?", — говорил в это мгновение его взгляд.

Еще в пятницу Яр толкнул бы локтем Вана и похвастался бы своим открытием, что еще одна крошка запала на него, но сейчас Зарецкий только вновь посмотрел на Дейберта, и, ничего не сказав, стал записывать под диктовку слова учителя. Правда, из-за того, что он сейчас не мог сконцентрироваться на учебе, через пару минут Яр, вместо того, чтобы записывать вслед за учителем, принялся рисовать прямо в рабочей тетради оскаленных монстриков, из раззявленных пастей которых текла слюна. Вообще Ярослав рисовал часто, много и где попало, не только на специальных холстах дома или в художественной школе, которую закончил еще в восьмом классе. Последние листы всех, без исключения, тетрадей могли похвастаться самыми разными узорами и картинками. Декорации для школьных вечеров, спектаклей и всяческих праздников. Портреты великих деятелей науки и искусства в учебниках были умело и смешно видоизменены — Яра оправдывало только то, что учебники были не школьные, а его личные. Некоторые скамейки, бесхозные гаражи, стены домов и магазинчиков тоже изредка становились объектами для рисования — тут Яра уже ничего не оправдывало, правда, с баллончиками в руках он не носился по городу уже несколько лет, ибо вырос, и, как следствие, ничего более на улице не портил, хотя граффити у него в свое время получались неплохие, а за одно из них он даже как-то лет в тринадцать с друзьями срубил денег — хозяин только что открывшегося цветочного магазинчика попросил юное дарование красиво разрисовать ему стены для привлечения потенциальных покупателей. Со своей задачей парень справился на "ура" и долго гордился тем, что сам, своими силами смог заработать денег.

Также Яр в разное время жизни рисовал на руках друзей, желающих этого или нет, на партах, на асфальте — например, по просьбе друзей признания или поздравления девушкам. Тот же Шейк, друг Яра, до того славного момента, когда он решил, что стал пикапером, очень славно дружил с одной милой девочкой, которой Ярослав собственноручно, под четким руководством Николая, летней светлой ночью писал под окном, на дороге: "Лена, я тебя люблю!". Правда, через месяц после этого Лена и Коля расстались из-за измены первой, что, собственно, послужило второму толчком для занятием пикапом.

Сейчас же Яр активно использовал для творчества планшет — и обычный, и специальный, графический, подсоединенный к компьютеру. Не забывал он и о самых простых кистях и красках или же мелках и карандашах.

Погрузившись в процесс рисования, Зарецкий и не заметил, как пролетел урок биологии, а потом и еще несколько: алгебра, которая Яру, истинному гуманитарию давалась худо, и история, на которой президент школы чуть не заснул от скуки — даже игра украдкой на планшете не помогла. И хотя желающих пообщаться с Яриком было много и на переменах, и на уроках, и виртуальных, и реальных, ему нужно было, чтобы с ним поговорил Ван.

Яр с одной стороны очень хорошо понимал своего лучшего друга, который безумно любил красавицу Женю. А с другой, тот своим поведением его жутко раздражал: вбил себе что-то в голову и все. Ему ведь все друзья в один голос твердят, что эту записку, прочитанную Яром вслух в клубе, писала не Евгения, что она любит его, Вана, а не Яра, что не нужно вообще обращать внимание на этот идиотский розыгрыш, но все это было тщетно. Упрямый тупица Ван уже сделал какие-то свои выводы и до сих пор думал, что его девушка влюблена в Ярослава, а не в него. С Женей, которая находилась в состоянии истерики, Дейберт не общался, хотя она писала ему и звонила, как сумасшедшая — даже домой приходила, но Ван не пожелал с ней разговаривать. Со своим лучшим другом, то есть, с Яром, Иван тоже особо не общался — говорил, что ему тяжело и нужно, чтобы прошло немного времени, поскольку ему тяжело.

Зарецкого это поведение, которое казалось ему поведением глупенькой девочки, невероятно сердило, но ничего поделать он не мог, поскольку на самом деле ему было, что скрывать от друга и чего опасаться. Как уже говорилось, на самом деле хрупкая рыжеволосая обладательница невероятных васильковых глаз Женя и ему нравилась — даже очень, а первое время просто до безумия. Но как только Яр узнал, что лучший друг влюблен в нее — по его словам, влюблен по-настоящему, самоотверженно, сильно, едва ли не с первого взгляда — он благородно уступил девушку Вану, хотя тот об этом даже не подозревал. Не подозревал он и о том, что и самой Жене Ярослав очень нравился, а с Иваном она стала общаться только потому, что ее об этом попросил Зарецкий.

Все произошло как-то совершенно неожиданно и очень быстро. В самом конце июля этого года Ярослав был утащен Шейком на вечеринку к их общей знакомой, которая осталась дома одна — обеспеченные родители уехали на неделю в морской круиз по Средиземному морю. Там, в другом море — море алкоголя, музыки, смеха и сигаретного дыма, хозяйка квартиры, уже изрядно нетрезвая, познакомила Яра со своей кузиной Женей — высокий тоненькой длинноногой девушкой, больше похожей на ожившую куколку с рыжими локонами, уложенными один на другой. Яр и Евгения, которая, как оказалось, старше его на два года, учится и работает моделью, весь вечер и ночь провели вместе, разговаривая обо всем на свете, смеясь, гуляя и романтично целуясь на рассвете, стоя около дома девушки, до которого Яр ее проводил. Откуда Яру было знать, что буквально за день-два до их встречи, его лучший друг Иван уже познакомился с Женей и влюбился в нее, как герой любовного романа, с первого взгляда? Яр громко хохотал, когда обычно ничем непробиваемый Ван рассказывал ему про девушку, к которой у него появились чувства — первые в жизни, не зная, что тот говорит именно о Жене. И даже давал всяческие коварные советы, как обратить на себя внимание этой леди, так понравившейся Вану, большинство из которых были смешными, хоть и несколько пошлыми. А тот только отмахивался, обещая надрать Яру зад за такие слова, но Зарецкому было понятно, что друг почти счастлив, хотя объект его неожиданных симпатий не очень-то идет с Дейбертом на контакт.

Когда же Ярослав, спустя пару дней, на какой-то другой большой тусовке, понял, что сердцем друга завладела та же девушка, что понравилась и ему, он заткнул куда подальше собственные чувства, встретился тайно с Женей и сказал ей обо всем. Сказал, что не может с ней общаться, поскольку его другу будет плохо и больно, а дружба их может вообще распасться, чего он, Яр, допускать не намерен ни в коем случае.

Он до сих пор помнил поздний теплый июльский вечер, когда они с Женей встретились на высоком берегу реки, покрытом зеленым бархатом невысоких и кое-где примятых изумрудных трав. Евгения, накрашенная и нарядная, наивно думала, что у них будет свидание, а он же позвал ее на прогулку, чтобы расставить точки над i. Парень, мрачный, как повелитель сизых туч, объяснил рыжеволосой девушке ситуацию, стараясь говорить спокойно и размеренно, чтобы она не поняла, как сильно он волнуется.

— Я не понимаю, почему ты так со мной, — сказала Женя, у которой от неожиданной вести подкосились ноги — длинные, стройные, даже тонкие, обутые в яркие розовые балетки с кокетливым бантиком.

— Послушай меня, Жень. Еще раз послушай. Не могу так поступить с Ваном, — сказал Зарецкий, глядя на слабые отражения первых городских вечерних огней в спокойной воде. — Ты ему нравишься. Очень. Если мы с тобой станем встречаться, ему будет реально плохо. Я это знаю. Это сто процентов. Поэтому мы с тобой общаться не будем. Прости, — добавил он в конце, глядя на то, как в васильковых глазах сжавшейся от услышанного Жени появляются слезы. — Будем друзьями. — Добавил он коронную фразу многих девушек, но никак не парней.

— Но, Ярик... — прошептала она, не в силах поверить в услышанное.

— Я не люблю, когда меня так называют, — поморщился парень. — Слушай, Жень, ты красивая и классная, и ты мне очень нравишься, но у нас с тобой ничего не получится. Обрати лучше внимание на Вана — он крутой. Реально крутой. Он отличный вариант для тебя. И он тебя типа любит. Просто любит, — поправился спешно зеленоглазый парень, чувствуя, как на душе скребут кошки.

— А я тебя люблю. Просто люблю. Сильно люблю, — выпалила вдруг Женя. Эти слова были подобны обстрелу, достигшему своей цели. Яр изумленно взглянул на девушку. Ему было и приятно, и обидно, и больно. Обижать ее не хотелось, и о себе хотелось подумать, о своих желаниях, но мысль о лучшем друге победила.

— Не надо меня любить, — сказал он довольно резко, вспоминая, как еще пару дней назад они беззаботно целовались около ее дома, а после перекидывались смсками и писали друг другу в Интернете. — Поняла меня?

— Почему же? — спросила девушка.

— Потому что я тебя не люблю. Ну, смотри сама, Жень. Ты мне понравилась, да. Ты красивая и с тобой приятно поболтать. Но больше месяца я бы с тобой общаться не стал. Мне быстро надоедают девушки, — сказал Ярослав голосом самоуверенного подонка, хотя, положа руку на сердце, ему было тяжело. — Мы повстречались бы месяц, и я нашел другую герл. Но зато потерял бы друга, которого знаю полжизни. Наши отношения этого не стоят.

— Не стоят, — повторила следом за ним девушка, которая, как оказалось, беззвучно плачет. — То есть я — только на месяц?

— Ну, может, на два, — не любил рамок и границ Яр. — Откуда я себя знаю? Короче, мы с тобой вместе быть не можем. Обрати внимание на Вана, — еще раз посоветовал он Жене.

— На Вана? — переспросила она и вдруг улыбнулась сквозь слезы. — Обращу. Если это будет единственный способ быть около тебя, то... обращу, — она с трудом произнесла эти слова и, прежде чем Ярослав успел что-то еще сказать, Женя убежала, оставив его в одиночестве на безлюдном берегу. Зарецкий, вздохнув, сел прямо на траву, достал из рюкзака бумагу и карандаш и рисовал до самой темноты. А через несколько дней он узнал от счастливого Ивана, что у них с Женей все пошло в гору. Яр часто виделся с Женей, но они ни разу не говорили о том, что произошло летом. Ванну Ярослав, естественно, ничего не рассказал. Он вообще в последнее время привык думать о Евгении как о друге и почти что о невестке.

После уроков, отбившись от предложений одноклассников куда-нибудь сходить, Яр не в лучшем расположении духа пошел домой, решив прогулять факультатив по обществознанию — он вообще часто это делал, отговариваясь тем, что у него, как у президента школы, множество общественной работы, чему учителя с охотой верили. Конечно, можно было поехать на автобусе или на такси, но парню хотелось прогуляться по морозному воздуху, тем более что снег, который он так не любил, уже закончился. А еще одной причиной был Ван, с которым Яр рассчитывал пройти половину пути и все-таки поговорить о сложившейся ситуации. Однако стоило парню пройти турникеты и оказаться около дверей, ведущих на улицу из этого шумного места, как его догнала девушка в очках и с двумя светлыми тонкими косичками — ученица параллельного класса, 11-го "М". Буква "М" обозначала математический уклон.

— Ярослав! Ярослав! — заорала она прямо в ухо неженственным басом, хватая Зарецкого за рукав. — Ярослав!!

Тот вздрогнул и почти с ужасом глянул на девчонку.

— Что, Аля? — спросил он, пытаясь отстраниться, а она потащила его в сторону, подальше от нескончаемого потока школьников, спешащих домой после занятий.

— Ярослав! — радостно заголосила обладательница косичек, не отпуская рукав темно-синей школьной формы русоволосого парня.

— Да что случилось? — с трудом освободился от ее хватки Яр. Девица его бесила и пугала с той самой минуты, как выяснилось, что она — его заместитель.

— Как что?! Сегодня школьный Совет! Я же тебе сто раз говорила! — громко сообщила девочка. — Ты, как президент, должен на нем быть! Ярослав, возвращайся назад! Тебя все ждут!

"Подождут", — злобно подумал парень, который всеми фибрами души ненавидел как Совет школы, так и свою мерзкую президентскую должность, на которую он попал этим сентябрем из-за сборища идиотов под названием "мой родной класс".

По недавно созданной традиции, каждый год ученики школы N 8 выбирали себе президента-старшеклассника. Все 10-е и 11-е классы представляли по одному кандидату на выборы, а вся школа после двухнедельной предвыборной кампании выбирала себе президента. Зачем директору и его администрации понадобились эти игры в демократию, Яр не знал — если только для статуса школы, считающейся одной из лучших в городе. "Вот, смотрите, у нас есть свой президент и даже Совет школы, которые решают самые разные, чаще всего, несуществующие проблемы, аха-ха-ха", — как-то так думал обо всем этом Зарецкий.

С одной стороны, в том, что Яр стал президентом, конечно же, была и доля его вины, и парень сам это прекрасно осознавал. Он так долго и старательно строил себе определенный имидж — имидж прекрасного, доброго, светлого и чистого принца в глазах одноклассников и учителей, а также всех, кто не был его друзьями, что когда в сентябре в их 11-м "Г" стал вопрос, а кого же, собственно, представлять от их класса на почетную должность президента, то ответ был почти единогласным — Ярослава Зарецкого, обязательного ученика, вежливого парня, настоящего друга, заботливого сына и просто творческую личность. Инициативу, конечно же, подержала Светлана Викторовна — классный руководитель 11-го "Г", которая души не чаяла в Ярославе. Друзья Зарецкого, прекрасно знающие его истинную натуру, со смеха умирали, когда злобный, красный и растрепанный Яр орал, как сумасшедший, дома у Шейка, устроившего тусовку для своих, что он ненавидит эту поганую школу и придурочных идиотов, проголосовавших за него на выборах. Совершенно неожиданно для себя Яр Зарецкий стал президентом школы, который постоянно должен был оставаться после уроков и заниматься какой-то, по мнению парня, несусветной чушью вместе с болванами из школьного совета. С одной стороны, ему, конечно, все же было лестно, а с другой, Ярослав просто волком готов был выть, когда сидел в импровизированном зале заседаний вместе с кучкой, как он считал, ботанов, зациклившихся на учебе и играющих в большую политику с маленькими детьми. Они решали всякую ерунду: нужно ли школе собственное радио, проводить ли Осенний бал для старшеклассников, как называть акцию по сбору вещей для ребят из малоимущих семей и вообще как ее осуществить. Сидя в конференц-зале во главе длинного стола для переговоров, по бокам которого расположились так называемые члены Совета, Ярослав безумно скучал и, делая вид, что что-то записывает, рисовал карикатуры на собравшихся тут парней и девчонок. Однажды он посеял бумажку с этими самыми карикатурами, и ее нашел кто-то из ребят. А так как карикатуры были нарисованы на всех, кроме, собственно, господина президента, то Яр уже думал, что сейчас его линчуют, потому как карикатурист из него был очень хороший, и недостатки этот парень видел куда лучше, чем достоинства человека, однако, все обошлось. Его спасала Полина, та самая одноклассница Яра, которой, по-видимому, он нравился. Она, входившая в пресловутый Совет школы, как одна из лучших учениц, сказала, что видела эти похабные рисуночки у парня, которого как раз недавно выгнали из школы и который, на счастье Яра, тоже хорошо умел рисовать. Тогда, обнаглев по полной, Зарецкий, ликующий в душе, что все утряслось, сказал Совету, что бумажку с карикатурами возьмет он сам, дабы провести расследование и узнать, кто стоит за таким нехорошим делом. Совет послушался и карикатуры отдал, после чего Яр через полчаса сжег их по пути домой — зажигалка у него была всегда с собой, хотя курил он редко — когда волновался или на тусовках.

— Аля, — ласково заглянул в глаза девочки с косичками Яр, в которых горел огонь желания работать на благо обществу. — Сегодня я не могу остаться.

— Почему-у-у? — разочарованно вытянулось лицо девушки. — Ты должен! Мы должны обсудить новогоднюю школьную вечеринку! Кто ди-джеем будет? И вообще все конкурсы предновогодние обсудить надо! Новогоднюю почту, — стала по очереди загибать Аля пальцы, — поздравления Деда Мороза и Снегурочки, проведение утренников для малышей и классных вечеров, новогодние газеты — нас как раз ждут ребята с факультатива журналистики! Елку в актовом зале надо обсудить — у нас встреча в четыре часа с руководителем нашей театральной студии! И это только часть того, что надо решить!! Ярослав, ты обязан быть!

"Идите на фиг со своими елками, газетами и утренниками", — устало подумал про себя Яр, который вообще сейчас был голоден и, как последствие, несколько зол. К тому же понимал, что Ван наверняка уже ушел далеко. Да и вообще дома его ждал пес, с которым надо было погулять, а весь этот бред мог затянуться до позднего вечера.

— Аль, — проникновенно заглянул сверху вниз в горящие глаза девушки Зарецкий. — Я сегодня еду к дедушке Арчибальду.

— К дедушке Арчибальду? — широко раскрыла глаза Аля. — Ему плохо, да?

— Да, — горько вздохнул бессовестный Ярослав. — Все хуже и хуже. Надо бы попроведовать. Продукты какие купить. В квартире убраться.

Аля закивала головой.

— Какой же ты хороший, Ярослав, какой хороший, — проговорила она чуть ли не со слезами на глазах, а тот лишь отмахнулся.

— Ну что ты, перестань.

— Нет, правда, такой хороший человек.

"Да-а-а-а, хоро-о-о-оший", — усмехнулся про себя тот, почувствовав слабый укол совести.

В середине октября Зарецкий, уже почти три недели отбывающий срок президентом, вдруг совершенно случайно нашел способ на законных основаниях отлынивать от своих глупых, как он считал, обязанностей. Вышло это совершенно случайно. Одна из завучей школы, ярая активистка и любительница протянуть руку убогим и обделенным, выступила с инициативой помогать одиноким нуждающимся старикам или воинам Великой Отечественной войны. По ее предложению, поддержанному директором и Советом школы, а также родительским комитетом, ученики каждого класса взяли бы себе на попечение старика или старушку, которым могли бы помогать — приходить в гости, изредка на средства школы покупать продукты, посильно делать какую-то работу по дому, просто общаться и слушать истории о лихой или не очень молодости. Первыми пример всей школе должны были показать члены Совета и, естественно, сам президент. И если первые были полны энтузиазма, то второй не горел желанием кому-то помогать или кого-то опекать. Из-за факультативов и дополнительных занятий по подготовке к ЕГЭ у Яра осталось очень мало свободного времени, которое он желал посвятить себе, друзьям или же милому сердцу хобби. Однако и ему пришлось включиться в общественное дело, дабы не выглядеть мерзавцем.

Для опеки Зарецкому достался некий пожилой мужчина под именем Арчибальд Петрович, фамилия которого — Страшный сразу ему не понравилась и вызвала некоторое подозрение. Закупившись в супермаркете самой разной едой, которая должна была послужить гостинцем, Яр и Ван, взятый в качестве группы поддержки, приехали к старику домой. Зайдя в последний подъезд старого, но невероятно крепкого, даже мощного дома сталинской постройки, друзья позвонили в дверь нужной квартиры. Однако вместо старика им открыл дверь высоченный шкафоподобный лысый амбал с небритой рожей, чьи суровые глаза стали сверлить молодых людей в синей школьной форме таким нехорошим взглядом, что даже Ван, парень не мелкий и не понаслышке умеющий драться, почувствовал себя крайне некомфортно.

— Че надо? — пробасил открывший дверь.

— Нам бы Арчибальда Петровича, — сказал Ярослав и добавил, вспомнив фамилию. — Страшного.

— Зачем? — не светился особым дружелюбием качек.

— Из школы послали, — потряс пакетом с продуктами Яр. Амбал подозрительно глянул на пакет, как будто бы в нем лежала отрубленная голова Змея Горыныча.

— Из какой школы? — нахмурился амбал.

— Кто там, Петруша? — раздался старческий голос из глубины квартиры, в которой, кстати говоря, был сделан очень-таки дорогой ремонт.

— Малолетки какие-то, дед, — ответил Петруша, продолжая буравить Ивана и Ярослава подозрительным взглядом. — Говорят, пришли помочь.

— Гони всех вон! — заорал старик. — Знаю я таких, помочь они решили! Опять будут документами трясти, чтобы я их подписал! Не отдам я вам свою квартиру, гниды! — вдруг обозвал он ничего не понимающих Вана и Яра. — Гони их в шею, внучок!

— Вон, — коротко велел Петруша, который, видимо, был внуком Страшного, и с хлопком закрыл дверь перед ошалевшими друзьями. В квартиру к гостеприимным внуку и дедушке они более звонить не стали, а спустились вниз, во двор, где хитрый Яр, втеревшись в доверие местных старушек, греющихся на лавках на осеннем, но теплом солнце, выяснил, что Арчибальд Петрович проживает вместе со своим внуком, который, по мнению пожилых разговорчивых женщин, обрадованных обществу Ярика, как концерту Кобзона, был бандитом и криминальным авторитетом местного разлива. Да и сам Арчибальд популярностью у местного населения не пользовался — его называли жуликом, вором и злостным рецидивистом, отбывшим несколько сроков еще во времена правления Брежнева и Хрущева. В результате Ярослав плюнул на все и, оставив обрадованным бабушкам купленные продукты для старичка по фамилии Страшный, уехал. В школе о произошедшем Зарецкий ничего рассказывать не стал, а потом как-то так вышло, что вместо скучных совещаний он изредка стал "навещать" своего подопечного, который, как оказалось, немного болен и требует, чтобы Яр приезжал к нему как можно чаще.

Вот и сейчас Зарецкий отмазался от своих обязанностей, сказав, что поедет к дедушке Арчибальду Страшному.

— Аля, ты — мой заместитель, которому я доверяю, — торжественно сказал он девушке с двумя косичками. — И твоим решениям я тоже доверяю. Ты справишься без меня. Я в тебя верю. — И Ярослав, похлопав расчувствовавшуюся Алю по плечу, все-таки покинул пределы школы.

Оказавшись на улице, он, вставив в уши наушники-капельки, на каждом из которых был изображено чудное личико под названием "Poker face", пошел по заснеженной улице, засунув руки без перчаток, случайно забытых дома, в карманы удлиненной куртки с меховым капюшоном, думая, как бы поговорить с придуроком Ваном и все устроить. Обычно у Яра отлично получалось направлять людей по нужному ему пути, проще говоря, незаметно манипулировать, но с Иваном это срабатывало плохо.

Спустя полчаса Зарецкий оказался в квартире, на седьмом этаже высокого, как свеча, бело-розово-оранжевого дома с огромными лоджиями, построенного всего пару лет назад. Дом, в котором жила семья Зарецких, располагался на берегу реки, и некоторые окна выходили на спокойную, не замерзающую зимой серо-голубую гладь реки, похожую на широкую асфальтовую дорогу, которую только что залили. Окна кухни и гостиной, в которой часто собиралась вся семья Яра — его родители и два старших брата, один из которых недавно женился и теперь жил отдельно, но в этом же доме, всего через два подъезда, и часто приходил в гости вместе с новоиспеченной супругой. Также частенько к Зарецким приезжали и их многочисленные родственники — тети и дяди со своими детьми, бабушки с дедами, двоюродные братья и сестры, крестная Яра, и устраивали посиделки, которые почему-то очень нравились Ярославу. Ему, парню взрослому и самодостаточному, как он сам считал, в этом было как-то стыдно признаваться даже самому себе.

Яр, даже будучи ребенком, никогда не отсиживался по комнатам, когда кто-то приходил к ним в гости, а с радостью выбегал и общался. Даже читать стихи, стоя на стульчике, ему было в радость, а как он любил слушать похвалу — прямо-таки начинал светиться, аки солнышко. Он всегда ходил в любимчиках у родственников и изо всех сил старался, чтобы это звание у него никто не перехватил.

Теплая домашняя атмосфера заставляла часто хмурого и всем на свете недовольного Яра улыбаться и чувствовать себя нужным и счастливым, хотя для многих его друзей — наверное, для всех, кроме Вана, для которого семья играла наиважнейшее значение в жизни — это было что-то почти невероятное. Детское и даже какое-то постыдное.

Для Ярослава же дом был самым надежным оплотом и защитной стеной от недоброжелательного порой внешнего мира.

Сейчас в квартире никого не было — никого из людей, однако как только Яр ступил за порог, настоящий хозяин квартиры — ирландский красный сеттер по кличке Сэт встретил молодого хозяина приветливым лаем и ритуальными вставанием на задние лапы, а также вопросительно-торжественным заглядыванием в глаза.

"Явился, — говорил умный взгляд породистого пса, чья яркая каштаново-красная шерсть блестела на солнце, лучи которого падали в прихожую из открытой двери, ведущей в гостиную. — Наконец-то!".

— Скучал, блохастый? — сбросив рюкзак на пол, Ярослав обеими руками взъерошил густую, но жесткую шерсть Сэта на загривке и спине. — Ну-ка, давай, проваливай! Дай раздеться. Сэт!! — заорал Яр, поскольку собака, явно издеваясь, поставила ему на грудь передние лапы и попыталась лизнуть в лицо.

— Фу! — возопил Ярослав. — Место! Подожди, я переоденусь. Место! Блин! Почему в этом доме меня даже собака не слушает?

Сэт громким лаем сообщил Яру все, что о нем думает. А после схватил с полки в прихожей кожаный плетеный поводок и поскакал к хозяину, который и так прекрасно понимал, чего хочет собака. Яр быстро переоделся в спортивный костюм и, бросив прощальный взгляд на кухню, где его ждал обед, заботливо приготовленный мамой, вновь потащился к двери, на ходу натягивая куртку, а после цепляя на обрадованного Сэта ошейник и поводок.

Через пару минуту хозяин и его энергичный пес оказались во дворе, а еще спустя минут пять — на набережной, возвышающейся над рекой, где Яр спустил сеттера с поводка. Тот, обрадовавшись свободе, вприпрыжку понесся по асфальтовой дороге вперед, резко развернулся и стал скакать по заснеженному газону — так, что только длинные уши развевались по ветру. Ярко-рыжая крупная собака с удлиненным телом и длинными сильными лапами отлично выделялась на фоне белого снега, оставляя множество следов.

"Психопат", — подумал Ярослав, опять слушающий музыку в плеере, наблюдая за скачущей собакой, в которой энергии было, хоть отбавляй. Сэт, вдоволь наскакавшись и, видимо, сделав все свои важные дела, откуда-то приволок здоровенную палку и кинул ее к ногам хозяина, всем своим видом показывая, чтобы тот играл с ним. Яру пришлось добрых полчаса кидать псу эту несчастную палку, пока на горизонте не показалась женщина с далматинцем на поводке, который был закадычным другом Сэта. Вместе собаки минут двадцать гонялись друг за другом по всему берегу, пока порядком замерзший Ярослав не потащил упирающегося сеттера домой.

Наскоро помыв собаке лапы, голодный, как сто чертей, парень пошел в свою комнату, а мокрый Сэт, радостно облаяв хозяина и завиляв хвостом, побежал следом за ним. Он с довольным видом улегся у порога, наблюдая, как Зарецкий переодевается из спортивного костюма в домашние бриджи и широкую футболку с изображением коварного Локи — героя фильмов "Тор" и "Мстители". Переодевшись, Ярослав глянул на себя в зеркальную дверцу шкафа-купе, занимающего всю стену слева от окна, поправил взлохмаченные волосы, потрогал с недовольным видом щеки, проверяя, видимо, их на гладкость, а после, подхватив ноутбук, направился на кухню. На пороге он чуть не споткнулся о Сэта и выругался, вызвав у паса что-то вроде собачьего смеха, выраженного в веселом беззаботном лае. Вволю повеселившись над ругающимся хозяином, который едва не выронил свой драгоценный ноут, ирланский сеттер легко поднялся на лапы и затрусил следом за Ярос на кухню. Там опять сел около ряда своих пустых разноцветных мисок, предварительно потыкавшись в ноги хозяина холодным носом, сообщая ему таким недвусмысленным образом, что хочет есть.

— Голодный? — ворчливо спросил Ярослав, гладя пса по густой ярко-рыжей шерсти, и посмотрел в угол, на миски Сэта. Сеттер вновь разразился лаем, всем своим видом показывая, что голоден, да еще как.

"Ты тупой, что ли? — словно спрашивала собака. — Естественно, я голоден!".

— Тихо! — прикрикнул на Сэта Яр и насыпал ему сухой корм в одну из мисок. Правда, постояв в задумчивости около высокого холодильника, парень вспомнил, что в нем есть вареная говядина, приготовленная специально для Сэта, и что по идее нужно было дать псу мясо, а не сухой корм.

— Двойной обед, — сообщил Яр собаке и угостил его и говядиной, положив мясо в соседнюю миску, явно обрадовав Сэта. А после он позаботился и о себе — нашел сковороду с котлетами и рис с овощами.

И пес, и парень одинаково обрадовано принялись за еду, едва ли не светясь от удовольствия. При этом, правда, усевшийся за кухонный круглый стол Яр привычно уставился в экран ноутбука. С компьютером есть ему было привычнее.

По привычке мышку он держал в правой руке, а пальцами левой касался клавиатуры, хотя был левшой и по идее, должен был делать все наоборот. Парадокс, но Яр писал, ел, рисовал и делал прочие важные вещи левой рукой, а вот когда дело доходило до компьютера, то мышка неизменно оказывалась в его правой ладони.

Вообще, как только в глубоком детстве обнаружилось, что Ярик — левша, родители стали пытаться переучить его пользоваться правой рукой, но все их попытки оказывались тщетными. Ребенок с пухлыми наливными щечками, серыми глазками и тогда еще белокурыми волосами, которые потемнели несколько лет спустя, совершенно не поддавался перевоспитанию. Когда ложку из левой руки перекладывали в правую — он ее бросал и прекращал есть. Когда в песочнице мама или папа пытались сделать так, чтобы сыночек взял лопатку или ведерко в правую руку, он начинал злиться. Когда пытались отнять карандаши и фломастеры, зажатые в пальцах левой руки, маленький, но жутко упрямый Ярик начинал кричать, вопить и орать благим матом. В общем, никакие увещевания и способы не помогали. Потом, правда, Зарецкие-старшие узнали, что левшу лучше не переучивать, а просто нужно помочь ему адаптироваться в праворуком мире, чем они, собственно, обрадованные, и занялись. В первом классе Ярик был единственным левшой среди одноклассников, чем он очень гордился. А когда он научился писать и левой, и правой рукой, и даже одновременно обеими, то вообще задрал нос.

Уже взрослый, но все еще продолжающий частенько задирать нос Зарецкий, не выпуская из левой руки вилку, пальцами правой кликнул пару раз по мышке и зашел в Интернет и, чуть подумав, открыл популярнейший сервис, предоставляющий услуги видеохостинга — Youtube. Там он без труда отыскал новый ролик с видеообзорами популярного русскоязычного интернет-шоу и принялся за просмотр. Чуть позже, уже поев, Ярослав открыл соседнюю вкладку и оказался на своей страничке в ВК. Отвечая кому-то из приятелей на очередное сообщение, ему вдруг в голову пришла замечательная идея — найти несносную практикантку в социальной сети — наверняка она должна же быть в ней зарегистрирована. Сейчас почти все где-нибудь да зарегистрированы! Не без труда припомнив фамилию Насти, Яр, почему-то ухмыляясь, вбил ее в поисковик, для ускорения поисков выбрал в списке городов свой родной и уже вскоре, найдя нужную Анастасию Мельникову, любовался ее аватаркой. Фото, судя по дате добавления, было сделано месяц назад. И оказалось студийным. На темном фоне загадочно улыбающаяся Настя игриво сидела на высоком барном табурете, чуть наклонившись вперед и вытянутыми руками упершись в край мягкого круглого сидения перед собой. Облачена она была в короткие темно-фиолетовые шорты и длинную, на пару размеров больше светлую футболку с изображением пейзажа с Эйфелевой башней. Каскад совершенно прямых блестящих волос спадал с одного плеча на грудь. Второе плечо, открытое, как, впрочем, и шея, могли похвастаться изящностью плавных изгибов. Кажущиеся из-за ракурса очень длинными согнутые в коленях ноги притягивали взгляд: одна из них покоилась на перекладине табурета между его ножками, а вторая касалась пола. Подведенные тонкой черной линией серые глаза смотрели на мир с экрана монитора веселым, чуть насмешливым взглядом. На глаза, правда, Ярослав обратил внимание в самую последнюю очередь, да и то, когда после обзора фигуры, рассматривал лицо, склонив голову к плечу. Взгляд Мельниковой его позабавил и даже немного удивил. Он совершенно не напоминал ее обычный взгляд — серьезный, спокойный, уверенный, так его раздражающий. Эта Настя очень отличалась от той поганки, которую он привык видеть. Художник в Яре поймал себя на мысли, что не прочь был бы нарисовать портрет этой девчонки.

Зарецкий усмехнулся, откинувшись на спинку кухонного стула. Настя на фото ему очень даже понравилась. Если бы он не знал, какая она стерва, наверное, даже бы запал на нее — так, немного запал. Она все-таки не его идеал. Далеко не его идеал. Так, курица с нахальными глазами и огромными самомнением.

Да, Яр считал, что Настя очень высокомерная, впрочем, Анастасия была такого же мнения и о нем самом. И они бы оба сильно удивились, узнав, что думают друг о друге примерно одно и то же.

— Красотка, блин, — произнес задумчиво Зарецкий, глядя в лицо своей врагини. — Бегаешь по фотографам, чтобы они тебе делали красивые фоточки?

Полюбовавшись на аватарку Мельниковой, Ярослав полистал и остальные ее фотографии. Их было немного, штук двенадцать, но каждое новое фото вызывало в парне недоумение. Сначала он просмотрел еще несколько фотографий, сделанных в тот же день в студии — Настя то сидела на табурете, то на каком-то здоровенном мягком кубе, то позировала стоя, уперев руки в боки, то соблазнительно лежала на полу, смеясь. После же пошли совершенно обычные фотографии, где девушка была запечатлена то с одним парнем, то с другим, то с третьим. Правда, конечно, присутствовали снимки, где Анастасия была одна или с подругами, но так как Яр, видимо, обладал избирательным вниманием, то он обращал его в большей степени на молодых людей. К тому же фото со сладким тандемом "Настя и какой-то чел" шли одно за другим, изумляя Яра все больше и больше. Он ни с того, ни с сего решил, что Настя из тех, кто постоянно клеит парней.

Вот высокий тип с короткой стрижкой и явными неформальскими наклонностями стоит рядом с Мельниковой где-то в горах, а за их спинами — пропасть, поэтому он крепко держит ее за руку, а она смеется. Вот еще один: худой, черноволосый и похожий на ржущего придурочного гота, оскалившись в вампирской улыбочке, небрежно, почти по-свойски обнимает Настю, сидя с ней на ступенях, ведущих в огромное пафосно-нарядное здание Государственного большого концертного зала — местной городской достопримечательности. Вот смазливый чел с гаденькой коварной улыбкой вообще посадил ее к себе на колени, развалившись на диване в чьей-то квартире. А еще на одном фото Настя вообще обнимает какого-то парня с серьгой брови, крепко к нему прижавшись. На последнем снимке Анастасия сидела в кафе около самоуверенного типа в очках с тонкой неприятной улыбкой и смотрела на него с несвойственной ей нежностью.

— Да ты популярна, детка. Это что, все твои бывшие? — покачал головой Ярослав, даже сам не подозревая, что слегка ревнует и совершенно забыл, что почти всех этих парней он видел в клубе. Откуда ему было знать, что Настя сфотографирована со своими друзьями и с Ранджи, которую Зарецкий вообще принял за парня. А фото, стоявшее у Насти на аватарке, и вовсе было случайным. Как-то она забежала после универа к Даниле в студию, чтобы отдать ему ключи, а он в это время вместе со своим коллегой-фотографом работал над фотосессией. И пока у них было свободное время, Даня решил сделать Насте подарок — классные студийные фото. Он быстренько накрасил подругу, распрямил ей волосы и, заставив переодеться в шорты, приказал попозировать. Позировала Настя долго и с трудом. И из множества снимков, нащелканных фотографом, ей понравилось лишь несколько, одна из которых и попала на аватарку. Только вот арень в очках на последней фотографии не был ее другом.

— Днище ты, — вынес суровый вердикт ничего не подозревающей Насте Ярик, вспомнив позор в творческом гипермаркете.

Зарецкий еще немного пошарился по странице Анастасии, которая в это время была офлайн, но ничего более полезного для себя не нашел — информации о себе девушка написала немного. Зато парень к своему удивлению обнаружил, что у них с Настей есть общий друг — его собственный двоюродный брат Максим, который был на несколько лет старше Яра и носил ту же фамилию. Ярослав, ни минуты не думая, скопировав адрес Настиной странички, и тут же написал кузену, у которого в друзьях было вообще очень много самого разного народа.

Ярослав

Привет, чувак

Ты знаешь это днище?:) http://vk.com/


* * *

*

Брат ответил быстро — почти в эту же минуту, благо находился онлайн. Яр уже довольно потирал руки, предвкушая ответ, однако, увидев, что написал Макс, слегка удивился. В голове тут же мелькнула мысль — он что, делает вид, что не знает Настю? Покрывает ее, что ли?

Максим

Хах:) Привет:) Днище — так-то это ты:)

Ярослав

Ну, блин, я серьезно

Надо пробить инфу по днищу

Максим

)))))

Ты лучше мне помоги с курсачём:)

Ярослав

Ну, кто это? Откуда вы знакомы?

Сам себе помоги) У меня у самого куча домашки:)

Максим

Иди на фиг)))

Ярослав

Макс, если не скажешь, кто это, я тебя перед днищем подставлю как-нибудь:):)

Максим

Хорош мне мозг выносить! Мне курсача сейчас хватает!(

Ярослав

Ну, скажи, кто:) я ведь реально так сделаю:)

Яр не знал, как может подставить Макса перед Мельниковой и просто так написал это, страстно желая, чтобы брат рассказал правду. У него было такое гадкое чувство, что кузен что-то знает про Настеньку. Но не хочет о ней говорить, поэтому старательно избегает тему разговора.

Максим

Ну, правда, хорош!

Ярослав

Вы знакомы?

Мне, риал, надо про днище это знать.

А она у тебя в друзьях.

Как вы с ней познакомились?

Максим

Реально, хватит мозг выносить

Ярослав

Вы лично знакомы?

Максим

Ну, правда, угомонись!

Ярослав

Трудно, что ли, помочь?

Максим

......

Зарецкий был парнем упрямым и отставать от кузена не желал. Напротив, в нем разгорелся какой-от охотничий огонь. Правда, вместо дичи Яр жаждал стать обладателем ценной информации о Насте. Интересно, что Макс такого про нее знает, что столь упорно избегает разговора о ее персоне? Яр заинтересовался не на шутку, одновременно злясь на кузена-придурка.

Ярослав

Так да или нет?:)

Максим

Что?

Ярослав

Знаешь ее или нет?

Максим

Кого ее?

Ярослав

Ссылку открой!

Максим

Блин, приеду — по башке получишь!

Ярослав

Почему? Я же тебя, как брата, спрашиваю, знаешь ты эту девчонку или нет... А ты не говоришь, как будто бы, и правда, знаешь.

Максим

*фэйспалм*

Займись чем-нить полезным, Яр

— Идиот, — громко и с чувством произнес русоволосый парень и совершенно случайно пнул ногой развалившегося под столом Сэта. Пес глухо заворчал, а Ярослав в знак извинения почесал ему живот, а после продолжил переписку с двоюродным братом, не желающим признаваться в знакомстве с Настей.

Ярослав

Значит, вы знакомы

Какие у вас отношения?

Максим

Блин, сходи мозг проверь

Ярослав

Значит, знаешь))

Понятно

Максим

Придурок! Что тебе понятно?

Стопе мне мозг выносить

Ярослав

Знаешь и скрываешь

Максим

Блин, скотина, ты угомониться можешь?

Ярослав

А ты ответить, как пацан. Да или нет?:)

Максим

Что да или нет??

*запрещено цензурой*

Ярослав

Вы знакомы?

Максим

Твою же покрышку, на фига ссылку на мою страницу мне же кидаешь и спрашиваешь, знакомы ли мы?!

Прочитав это сообщение, Яр чуть не упал со стула. Он и подумать не мог, что каким-то волшебным образом копировал вместо ссылки на страничку Насти ссылку на страницу кузена. Естественно, тот был в огромном недоумении и сначала думал, что братик решил таким вот новым способом потроллить его. А теперь Макс думал, что кузен просто тупой. Естественно, во всем случившемся Яр тут же обвинил Настю, которая вообще и знать не знала, кто только что шарился по ее странице.

Ярослав

Блин))))))))) Это великая случайность!

Максим

*тройной фэйспалм*

Ярослав

*Запрещено цензурой*, прости(( Я ссылки перепутал *бьется головой о стену*

Вот правильная ссылка — http://vk.com/


* * *

*

Максим

А-а-а

Ярый, ты в своем репертуаре:):)

Чудилло

Знаю ее. Раз она у меня в друзьях, естественно знаю.

Ярослав

Ну и кто она?

Максим

Девушка однако!

Ярослав

Вот я не догадывался)

А если серьезно, откуда ее знаешь?

Максим

Это подруга моего одногруппника. Я про него тебе рассказывал. У него кличка прикольная. Темные Силы.

Как-то на какой то тусовке пересекались.

Классная девочка. Мне понравилась, потому и нашел ее в сети.

Ярослав

Ясно.

И как она тебе?

Максим

Говорю же — классная. Только недотрога

Я бы тогда с ней уединился:)))

Но сейчас у меня есть Надя:) И мне на других как-то паралелльно

Ярослав

Сэнкс))

Какие у нее дефекты?

Ответом брата Зарецкий был не особо удовлетворен и продолжил расспросы в своем хамоватом стиле. Неужели кузен ничего не расскажет про милую Настеньку?

Максим

Дефекты?:) Блин))) Ты как что скажешь

Я ее видел раз в жизни, откуда я знаю. Вроде прикольная девчонка, мне понравилась

Только к себе не подпускала((

А почему ты зовешь ее днищем?

Ярослав

Не твоего ума дела

Ты тоже днище)))

Ахахахахахаха

Максим

Скотина)))

По морде при встрече точно получишь

Пообщавшись еще некоторое время с двоюродным братом, Яр, так ничего толком не выяснивший про Настю, вышел из популярной соцсети и, подхватив, как ребенка, на руки ноутбук, направился в свою комнату. Сэт мигом пошел следом за хозяином, и пока тот, с трудом заставив себя делать домашнее задание по алгебре и по физике, корпел над открытыми учебниками и тетрадями, а также бессовестно подглядывая в решебник, спокойно дремал на кровати хозяина, положив голову на подушку.

С алгеброй Яр справился более-менее хорошо — все-таки не зря он дважды в неделю занимался ею с репетитором, готовясь к сдаче единого государственного экзамена. Физика отняла больше времени и сил, однако и ее Ярослав, не без помощи решебника, одолел. Такие предметы, как история или экономика не сильно занимали одинадцатиклассника — он получал по ним отличные оценки без особых усилий, читал на переменках параграфы и запоминал теорию. Но когда же встал вопрос о том, как делать задание по русскому языку, Ярослав вдруг разозлился, вспомнив свою учительницу, которая так подставила его перед Ваном, и послал далеко и надолго и ее, и русский язык, и домашнее задание по нему. Вместо того, чтобы делать заданные упражнения, Яр глянул на часы и, убедившись, что к этому времени Ван сегодня уже должен быть дома после тренировки, позвонил ему на мобильник. Однако друг не отвечал, как не отвечала и Женя, за которую Ярослав беспокоился. Так и не дозвонившись ни до кого из них, парень просто-напросто свалил в гости к Шейку, который вернулся из универа. В их общей компании только Ван и Яр еще были школьниками, хотя оба должны были учиться в университете — по разным причинам оба друга потеряли год.

От Шейка, с которым они, как два малолетних идиота, рубились в танчики, Яр приехал поздно: и мать, и отец уже спали, даже Сэт спал, и бодрствовал один лишь только Егор. Он, видимо, тоже не так давно прибыл домой и теперь, сняв пиджак, но оставаясь в галстуке, сидел на кухне, перед ворохом каких-то документов и ноутом и решал какой-то важный вопрос по телефону — Егор был юристом и, хотя ему было всего лишь двадцать восемь лет, он уже довольно-таки преуспел в своей сфере и работал в большой уважаемой компании.

Телефонная беседа Егора закончилась как раз тогда, когда Ярослав зашел на кухню.

— Здорово, — бросил Яр старшему брату и налил себе воды из графина. Она показалась ему слишком теплой, поэтому он включил кран.

— Здорово, — насмешливо посмотрел на него Егор, откидываясь на высокую спинку кухонного стула. — А она тебе сильно запала в душу, да?

— Кто она? — не понял Ярослав, глотая воду.

— Девчонка из супермаркета, — карие глаза Егора смеялись. Брови Яра поползли вверх.

— В смысле? — переспросил он удивленно. — Ты чего, рехнулся?

— Да я тут твой ноут взял, — кивнул на открытый ноутбук Егор, — свой в офисе забыл. Открываю, и первое, что вижу — ее страничка в ВКонтакте. Я ее мельком видел, пока вы бегали туда-сюда, но хорошо запомнил.

Лицо у Яра перекосилось от гнева. Надо же было забыть уйти с ее страницы! Вот дурак! Шарятся в его вещах всякие!

— Не твое дело, — ледяным тоном сказал старшему брату Ярослав, твердо решив не оправдываться перед Егором, который обожал над ним подтрунивать.

— Естественно, не мое, — широко улыбнулся Егор. Улыбка ему шла — именно она была главным оружием этого симпатичного высокого брюнета по привлечению женского пола. Хотя обычно Егору не было нужды кого-то привлекать — девушки сами летели на него, как пчелы на мед. Если бы не достаточно высокие моральные принципы Зарецкого, то, наверное, скорее всего он прослыл бы заправским бабником. Однако к прекрасным представительницам слабого пола Егор относился достаточно нежно и с уважением, привитым родителями, а потому не особо ценил однодневные отношения. До недавнего времени у него была постоянная подруга сердца, которая, как надеялась мама братьев, могла бы стать его супругой, однако с этой девушкой Егор расстался — по их обоюдному согласию, и теперь был свободен, словно ветер в чистом поле. Правда, на личную жизнь у него было очень мало времени — почти все его съедала работа.

— Не твое, а что лезешь? — ощетинился Яр, забирая свой ноутбук. Он дернулся и совершенно случайно, вместо того, чтобы опустить пустую кружку на стол, отправил ее в свободное плавание по воздуху. Оно длилось недолго — доля секунды и кружка с треском упала на пол, разлетевшись на части. Егор только головой покачал, глядя на младшего брата, который опустился на колени, собирая осколки и ругаясь. Естественно, не на себя, а на кружку.

— Что у вас там такое? — раздался сонный голос мамы, которая, щурясь из-за яркого света, появилась в проходе, ведущим на кухню. На вид это была обычная женщина с симпатичной улыбкой и ясными, но несколько уставшими глазами, которой можно было дать около сорока, хотя на самом деле ей было почти на десять лет больше.

— Что упало? — спросила Маргарита Сергеевна.

— У Яра голова упала и разбилась, — отозвался весело Егор.

— Дебил! — огрызнулся тот и, конечно же, порезался осколком.

Не без помощи брата и мамы, от которой, видимо, Ярик унаследовал цвет глаз, волос и кожи, потому как все остальные члены их семьи были кареглазыми брюнетами, осколки были убраны и выкинуты. А еще через час Яр, наконец, угомонился, повернувшись в своей постели на бок и уставившись в стену. Ему вдруг вспомнилась Женя, а следом за ней, как по цепочке, Ван, с которым Ярик так и не смог связаться. Затем в мысли парня величественной походкой вошла Настя. Думая о ней и почему-то все сильнее злясь, Ярослав, большой выдумщик на разного рода пакости, изобрел несколько способов сделать уроки Настеньки веселыми — в отместку за то, что она сделала с ним в гипермаркете и поссорила с лучшим другом. Однако девушка показала характер даже в воображении парня — стала гримасничать, обидно смеяться и злорадно ухмыляться. Она так достала Зарецкого, что он, не выдержав, вдруг схватил планшет, лежащий радом с подушкой, и написал девушке доброе смс.

"Готова к завтрашнему дню, Малышка Бабаевна?", — спросил он, чувствуя себя бравым казаком, а Настю записав во враги честного народа. И тут же получил ответ от Мельниковой, которая, видимо, разбуженная пиликаньем мобильника, просто-напросто послала его в дальние заграничные края и велела никогда более не писать. Этот ответ заставил Яра довольно поухмыляться, как сова. Услышав зловещие смешки хозяина, в комнату поскребся сонный Сэт, и Яру пришлось открывать ему дверь. Сеттер удобно устроился в ногах парня, а тот, перевернувшись на другой бок, опять стал вспоминать Вана, Женю и тот самый июльский вечер, когда он сказал ей, что им лучше не общаться, после чего она вдруг стала встречаться с его другом. Мысли от этой ситуации опять перетекли к Насте. И именно с мыслями о ней — не слишком приятными, Ярослав и провалился в царство Морфея.

Обычно Яр не запоминал своих снов, в голове наутро, мог, наверное, воспроизвести только те, которые носили слишком уж личный характер, но то, что снилось ему в эту ночь, он отчётливо помнил на следующий день — помнил в самых мелких деталях. Более того, не мог забыть странного гнетущего чувства, что не покидало его с самой ночи.

Сначала Ярославу снилось, что он идет куда-то вдоль реки в неприятной полутьме мира, где почти нет цветов: все вокруг блеклое, мрачное и грязное, вроде бы и не страшное, но заставляющее холоднеть кончики пальцев. Вязкая, как серый кисель, река течет слева направо, а он идет по ее берегу против течения — справа налево. Идет обреченно, тяжелой поступью, не видя света и пугаясь низко опущенных корявых ветвей каких-то противных голых деревьев с изъеденной корой, которые то и дело пытаются задеть его, подцепить, уколоть. Яру казалось, что он идет так уже давным-давно, целую вечность и идти ему еще далеко-далеко, хотя ноги передвигаются все тяжелее и тяжелее. "Не могу больше", — подумал Ярослав устало, и как только эта мысль появилась в его гудящей голове, он вдруг упал — просто провалился сквозь сухую пыльную почву и полетел куда-то вниз с замирающим от дикого ветра и шума в ушах ветра. Время запуталось. Полет длился одновременно и долго, и коротко. Вот Яру кажется, что он еще летит, как опавший желтый тонкий лист дуба, летит, и летит, и летит, хватая ослабшими руками воздух... А вот он уже стоит на ногах, на твердой земле, в густой траве еще влажной от росы. Страх отступил. Мягкий ветерок треплет его волосы и приятно касается кожи. Аромат каких-то неведомых трав наполняет легкие. Чирикает где-то неподалеку звонкоголосая птица.

Он расправил плечи.

Краски вернулись, стали теплыми, дружелюбными, яркими — они ласкали взгляд Яра, как и нежно-желтое солнце, медленно, с достоинством поднимающееся над горизонтом. Ярослав полной грудью вдохнул свежий, только что проснувшийся после темной ночи горьковатый от трав воздух, с удивлением оглядываясь вокруг. Он стоял в широком чистом поле, под ясным голубым, с оранжевыми прожилками, небом, голыми ногами касаясь прохладной, не нагретой еще земли. Вдалеке, справа и слева от него вздымался могучий березовый лес, позади весело журчал-смеялся хрустальный ручей. Пока парень оглядывался, с изумлением ловя каждый звук, каждый оттенок красок природы, перед ним, метрах в двадцати, появилась женская фигура в белой, длинной, до ступней, рубахе с яркой красно-золотой вышивкой по рукавам, подолу и вороту, талию которой перехватывал алый мудреный пояс. Через плечо девушки была перекинута толстая русая коса, на лбу сиял обруч с височными кольцами, но вот лица незнакомки Ярослав так и не мог разглядеть, сколько не всматривался. Он не понимал, кто она такая, но почему-то знал, что она дорога ему, и он должен разглядеть ее лицо прежде, чем проснется. Зачем — тоже не понимал.

За спиной приближающейся к нему девушки в старинном славянском одеянии солнце вставало все выше и выше, и золотой обруч на ее лбу ослеплял Яра все больше и больше, хотя светило не могло отражаться в нем — оно было на востоке, а шла его обладательница к нему, Ярославу, на запад. В обруче незнакомки с русой косой словно жило второе, крохотное солнце, и слепило Яра, не давая разглядеть ее лица.

Ярослав облизал пересохшие губы.

К нему словно приближалось два светила — огромное, на небе, и крохотное, на челе девушки. И сколько бы болезненно щурившийся Яр не пытался увидеть ее лица, он так и не смог этого сделать. К тому же он заметил вдруг, что как бы таинственная девушка не шла к нему, она все равно находится далеко. Молодой человек попытался сам шагнуть к ней, но не смог этого сделать — некая невидимая сила удержала его, не разрешая сдвинуться с места.

Яр не мог представить, что так и не увидит лицо незнакомки в рубахе с древними узорами на подоле и рукавах. От одной только этой мысли все в нем сжималось. Единственное, что он сейчас хотел — это оказаться рядом с ней, схватить за руку и никогда больше не отпускать. И спасти — непонятно от чего, но спасти.

— Кто ты? — с отчаянием крикнул он, понимая, что не может пошевелить даже пальцем. Его голос, взявшимся откуда ни возьмись эхом прокатился по утреннему полю. И после этого все во сне начало меняться. Поле пропало — теперь Ярослав стоял в непонятном темном месте, в котором кружила ярая пурга, и главным источником информации стали звуки — стук копыт, ржание лошадей, громогласные воинственные крики, звон стали, треск пожара. Дышать стало тяжело, кожа из-за жара стала болезненно влажной, из-за едкого дыма слезились глаза.

А после появился женский голос. Казалось, он был только у Яра в голове.

"Ярослав! — кричал этот голос, испуганный, но еще несломленный. — Ярослав! Ярослав!".

— Кто ты? Где ты? — завертелся вокруг себя в темноте Яр, не видя, кто его зовет, но чувствуя, что девушке, с такой болью кричащей его имя, нужна помощь.

"Ярослав! — почти плакала какая-то девушка, — Ярослав...".

— Я тут! — во всю мощь легких закричал парень. — Я тут! Я здесь! Где ты...?

Яр не знал, что пока спит, лежа на спине и раскинув руки в стороны, как морская звезда, он произносит все это вслух — тихо, слабым и каким-то изнеможенным голосом. Он никак не мог видеть, что в то время, пока он видел свой странный сон, в его комнате совершенно внезапно появилась та самая девочка-призрак с темно-русым удлиненным каре. Симпатичное овальное личико Дарёны исказилось от негодования, когда она увидела, что над Ярославом в воздухе летает нечто маленькое и кругленькое, напоминающее одновеменно большеглазую коалу, шкодливого котенка и летучую мышь. Существо влюбленными глазами ярко-фиолетового цвета, которые могли похвастаться жемчужными белками, глядело на спящего парня плохим тревожным сном, шепчущего что-то неразборчивое во сне. Передние короткие мохнатые лапки существа с растопыренными пальчиками, каждый из которых был увенчан коротким коготком, были направлены в сторону груди Яра, от которой исходило едва различимое грязно-розовое сияние. Чем больше Ярослав ворочался и шептал что-то во сне, сжимая зубы и тяжело вдыхая воздух, тем сильнее становилось это сияние, и тем довольнее становилось фиолетовоглазое существо с заячьим круглым пушистым хвостом.

Чудное существо было так увлечено Яром, что не заметило, как девочка-призрак подкралось по воздуху сзади и схватило за шкирку, как нашкодившего котенка.

— Ага! Попался! Ну и кто ты? Ага! Дибук первого класса! — обрадовалась существу, как родному, Дарёна. — Ну и что ты тут делаешь? — строго спросила она, глядя в мордочку потусторонней коалокошке с крыльями летучей мыши. Глаза дибука — а это был именно он — сделались еще больше от испуга, однако он молчал, таращась на незваную гостью.

— Пришел попить энергию сна из моего Ярочки? — покачала головой девочка. — Ай-ай-ай. Какой нехороший дибук. Знаешь, что я с тобой сделаю?

Дибук не стал ждать приговора, а ловко цапнул подростка за палец и смылся, пулей пролетев сквозь окно.

— Э! — заорала призрак, вмиг оказываясь на подоконнике и потрясая укушенным пальцем в воздухе. — Я тебя поймаю и в сортир спущу!!

Покричав что-то еще вслед наглому дибуку, девочка, заправив за уши надоедливые пряди, вернулась к спящему Ярославу. Сон его стал спокойнее, лицо разгладилось, а губы, в свете луны кажущиеся почти белыми, больше ничего не шептали.

— Бедный, — погладила его рукой по волосам Дарёна — ее ладонь, конечно же, прошла сквозь его голову. — Он опять к тебе пришел. А ведь тебе никто не верил. — Она вдруг тепло улыбнулась, вспомнив что-то забавное. — Спи, дубина. Надеюсь, с Настей у вас все получится. И ты не будешь вести себя, как кретин на последней стадии развития. Знаешь, чего мне стоило устроить Настю именно в твою школу? Знаешь, как трудно было сделать так, чтобы училка из другой школы выиграла путевку? Конечно, не знаешь, — с сожалением проговорила девочка. — Ты вообще ничего не знаешь. Дурачок потому что, — Дарёна проговорила эти слова с нежностью и, нагнувшись, поцеловала Яра в висок — конечно же, спящий парень ничего не почувствовал.

— Видишь? — достала она из кармана джинсов две искрящиеся нити — белую и красную, которые были связаны тремя узлами. — Это кусочки ваших нитей судеб, я взяла больше, чем можно было. Чтобы вы точно встретились с Настей и чтобы все получилось. Один узел — одна случайность.

Она вздохнула.

— Побуду с тобой до утра, вдруг дибук опять к тебе придет, — великодушно решила призрак и устроилась рядом со спящим Ярославом.

А утром он едва не проспал и на занятия его повез Егор, которому как раз было по пути.

Я проснулась совершенно разбитая и с огромным трудом разлепила глаза, хотя легла вчера довольно рано — как обычно, напечатала статью с интервью одного местного районного начальника департамента образования, к которому вчера же и ездила после практики в школе, сделала новый план урока о русскому языку со своим очаровательным 11 "Г", почитала немного перед сном популярный детектив одного норвежского писателя, по которому не так давно сняли фильм, и спокойно себе отошла в объятья Морфея в начале двенадцатого. А после мне стали сниться совершенно кошмарные сны, которые совершенно меня обессилили. Нет, они не были страшными и леденящими кровь. Они были странными и изматывающими. Тоска, злость, отчаяние, грусть, боль, страх — весь спектр отрицательных эмоций был сегодня прочувствован мною во сне. Снов было много, и все они сплелись в одно большое и неприятное сновидение. Прямо как одеяло, сшитое из кучи разноцветных лоскутов. Самым неприятным кошмаром, который мне пришлось пережить, был пожар. Мне снилось, что я была в каком-то деревянном доме, объятом пламенем, и, кажется, медленно умирала, задыхаясь и пряча руки от языков огня. Это было ужасно, действительно, очень ужасно — осознавать, что сейчас все закончится и никто не поможет, хотя я звала на помощь — изо всех сил.

Дан, увидевший меня утром, когда я плелась на кухню, сочувственно поцокал языком.

— Такое чувство, что ночью тебя били, Наська. Или ты сама кого-то била и замучилась. Или, — тут сосед позволил себя покровительственно усмехнуться, — как будто бы у тебя была очень бурная ночь. С кем-то очень активным.

— Доброе утро, — пробурчала я и, как зомби, направилась к шкафчику, в котором лежал кофе. У меня действительно, была бурная ночь — с активным кошмаром.

— Доброе, доброе. Сядь, я тебе кофе сварю, — приказал мне добрый Даниил, который собирался в универ.

— Спасибо, — бессильно опустилась я на табуретку и прислонилась к стене. Ничего не болело, но я чувствовала себя уставшей. И еще почему-то потерянной. У кого-то ноет сердце, у кого-то — живот, а у меня — душа. Мне даже говорить не хотелось — все то время, пока мой добрый друг готовил самый лучший в мире утренний напиток, я молчала.

— Ты, правда, как, в порядке? — поставил передо мной кружку с дымящимся кофе Даня. — Температуры нет? Бледная вся. — Он приложил широкую теплую ладонь к моему лбу и покачал головой. — Ты какая-то холодная.

— У меня утром температура низкая, — отмахнулась я, жадно потянувшись к кружке — большой, с толстыми стенками и изображением радостного кота Тома, готовящегося прибить нарисованной мощной кружкой наглого мышонка Джерри. Эту кружку я купила только из-за этой сценки. Хоть я и любила с детства всем известный мультик про войну кота и мыши, я всегда болела за глуповатого Тома, а Джерри считала садистом и идиотом.

— Смотри, не заболей, — наставительно сказал Дан, наливая кофе и себе. — Ты много переживаешь?

Я удивленно взглянула на него, снимающего с себя фартук. Даниил, будучи очень аккуратным парнем, всегда боялся запачкать одежду, тем более, он уже был одет в новые серые джинсы и теплый свитер со снежинками, которыми мне вчера хвастался.

— Не очень. А что?

— Нет, правда, что-то случилось?

— Да ничего не случилось. К чему такие вопросы?

— Ты сегодня разговаривала во сне. Я же чутко сплю. Потому услышал. Проснулся от того, что ты брыкалась в постели и бормотала что-то неясное. У тебя все в порядке?

— Все, — кивнула я хмуро, хотя не замечала ранее за собой способность разговаривать во сне. — Просто мне сегодня сны плохие снились всю ночь, — призналась я, хотя вообще никому не хотела говорить о ночных сведениях.

— Плохие? — переспросил Даня и сел рядом, жестом предлагая мне печенье. — Кошмары?

— Не то, чтобы кошмары. Нет, не кошмар. — Я потерла руками заспанное лицо и почему-то уставилась в окно, за которым первые лучи позднего декабрьского солнца разгоняли густую темноту. Небо на востоке было розовым и приятным глазу. — Просто какие-то очень реалистичные сны, — медленно произнесла я, — где мне нужно было найти какого-то человека. А я не могла его найти. Бегала по какому-то полю, в какой-то странной одежде, пыталась приблизиться к нему и не могла. А потом он пропал. И я пропала. Оказалась в каком-то сарае с соломой, в котором пахло чем-то горелым. И люди за стенками дрались. Я слышала, как мечи друг по друга звенят. Или не мечи... Не знаю, кто чем там дрался. Сон, но было страшно. И еще пожар там был. Дан, я никогда не задумывалась о том, как страшно умирать. — Я усмехнулась, касаясь кончиков распущенных волос, а друг удивленно взглянул на меня. — А потом я оказалась в сплошной темноте. И опять хотела найти кого-то. Но не могла. И от этого становилось очень плохо, как будто бы я потеряла самого дорогого на свете че... — Я резко закрыла рот, боясь наболтать лишнего. Чувство давней и какой-то неразрешимой боли опять копьем вонзилось мне куда-то под лопатку, даря мурашки всему телу.

— Самого дорогого на свете человека, — без какого-либо труда догадался друг и вдруг печально улыбнулся, как будто бы знал об этом все. — Мне тоже снятся такие сны. Очень редко, но я их ненавижу. Так что понимаю тебя, Наська. Но ты крепись! Твой самый дорогой человек, — он постучал себя в грудь, — с тобой! Твой повелитель не оставит тебя одну!

А после Дан издевательски захохотал. И его звонкий смех разрядил атмосферу. Мне стало чуть легче.

— Повелитель, — фыркнула я, жуя печеньку. — А что я говорила во сне?

— Я плохо разобрал, — честно признался мой темноволосый сосед. — Я хорошо слышал лишь слова: "Ты где, ты где?", — отлично передразнил мой голос он.

— Может, я и правда, перенервничала, — согласилась я, хмыкнув. — У меня много раздражителей в жизни. Только этот идиот из клуба, который у меня теперь в классе учится, ужасно раздражает.

Даня опять засмеялся — он, вообще, узнав, что у меня ходит в ученичках, очень долго смеялся и грозился прийти посмотреть, как у нас проходят уроки. А я вздохнула, вновь отпивая из кружки большой глоток свежесваренного горячего кофе. Даниил уставился на мою кружку.

— Она никогда мне не нравилась, — заявил он и ткнул пальцем в Джерри.

— Кто она? — не поняла я.

— Мышь.

— Джерри — мальчик.

— Да ладно? — изумился сосед. — А я всегда считал, что девочка.

Я покрутила пальцем у виска, с разговором потихоньку освобождаясь от оков странного сна.

В школу на урок русского языка я приехала вновь без опозданий — на десять минут раньше положенного, и опять сидела в лаборантской Светланы Викторовны, правда, без нее самой — учительница вела занятие у каких-то шумных шестиклашек. Когда же начался мой урок, я почти даже и не беспокоилась за его ход — умудрилась привыкнуть к ученикам, да и в себе стала более уверена: к занятию я подготовилась хорошо, материал тоже знала отлично, да и задания нашла интересные. О господине Зарецком я не то, чтобы забыла, но не держала его в постоянном фокусе своего внимания, подумав, что раз он уже парень взрослый, то не будет заниматься ерундой. И оставит свои личные обидки в стороне. Однако я ошибалась. Енот с королевскими замашками затаил на меня обиду, хотя я искренне не понимала, как это я умудрилась поссорить его с другом. И хотя я, как человек здравомыслящий и взрослый, хотела забыть его фокусы, ничего не получилось — Ярослав решил объявить мне войну, о чем и заявил в смс-сообщении, пришедшем ко мне прямо перед уроком.

"Я же сказал. Или ты уходишь, или я не дам тебе закончить практику", — было сказано в его послании, которое мгновенно вывело меня из себя. Но я и виду не подала, что зла, хотя больше всего мне хотелось вышвырнуть этого наглого мальчишку, бесстыдно улыбающемуся мне со своего места, вон из кабинета. А ночью, кода он разбудил меня, только что с трудом уснувшую, своей другой смс-кой, вообще хотелось превратить малыша Яра в настоящего разговаривающего енота, перед этим хорошенько отпинав.

Я бесстрашно посмотрела в мятного цвета глаза Зарецкого, явно давая ему понять, что марионеткой я в его детских лапках не стану. Наверное, в моем прямом взгляде и в едва заметно приподнятых уголках губ было что-то такое, что все нахальство из взора Ярослава пропало, оставив места недовольству, обиде и искреннему удивлению. А после, могу поклясться, в его очах мелькнуло что-то похожее на мальчишеский задор. "Попробуем поиграть — кто кого", — вот что я прочитала в них перед тем, как встать около доски, глядя, как поднимаются один за другим ученики в темно-синей школьной форме, дабы поприветствовать меня.

Так началось мое великое противостояние этому клиническому идиоту без справки. За те несчастные шесть уроков, которые я провела на этой недели в четверг, пятницу и в следующий понедельник — в эти дни нам поставили сдвоенное занятие по русскому языку, а затем и во вторник, он достал меня так, что я готова была дышать огнем, выдыхая ядовитые пары ненависти. Нет, Зарецкий не пользовался всякими глупостями типа кнопок на учительском стуле или подпиленных ножек на нем же. Он не мазал клеем стол или дверную ручку, не пулялся бумажными шариками, не оставлял глупых надписей типа: "Училко, выпей йаду" и не натирал мылом доску — хотя, наверное, обязательно бы сделала это, будь она простой, а не интерактивной. Зарецкий, возомнив себя гениальным манипулятором и хитрозадым интриганом, поступил по-другому, оставив всю эту "классику" издевательского жанра позади. Принц-дегенерат поступил по-другому.

По сути, его недельную игру со мной можно было разделить на три уровня.

Первый уровень заключался в том, что Енотик решил провести демонстрацию силы — мол, я шутить не намерен. Он явно хотел показать мне свое место и сказать, что никакая я не учительница, а так, с боку припека и простая дурочка. Ну, вообще я была с ним согласна — преподаватель из меня не первоклассный, но я никогда и не хотела им быть — мне нужна была только журналистика, ведь именно в ней я видела себя в будущем. В ней и только в ней. Однако сдаваться Яру я была не намерена. Уходить из школы по его прихоти я не собиралась, как, впрочем, и развлекать капризного мальчишку из обеспеченной семьи — тоже. Я сама привыкла решать, что и как мне делать, и никто указом мне не был — по крайней мере, Зарецкий указом мне стать явно не мог.

В общем, Ярочка решил поиграть со мной, но это не очень хорошо у него выходило.

Первый уровень начался почти безобидно.

Светиться в своих приколах надо мной самому Еноту не хотелось — ведь в глазах других он был воплощением ангела, поэтому мальчик действовал через других. Он как-то подговорил нескольких парней из класса, тех самых, которым на учебу было слегка наплевать, чтобы они доставали меня постоянными разговорчиками, тупыми вопросами, смехом тру гопников и всяческими типа смешными колкостями.

Началось все с того, что на сегодняшнем уроке в 11 "Г" я рассказывала теорию, тыкая указкой примеры, изображенные на интерактивной доске, а меня перебил громкий звук звонка на чей-то мобильник, хотя в школе пользоваться ими на уроке было запрещено.

— Адовые бабы — их тыщи, адовые бабы, они рыщут, — загремел чей-то голос, читающий рэп, на весь кабинет. Я, естественно, остановилась, глазами начав искать того, у кого завопил сотовый. Впрочем, долго искать не пришлось. Один из крепко сбитых парней с очень короткой, едва ли не под ноль, стрижкой, лениво достал навороченный телефон из рюкзака, висевшего за стулом, и вместо того, чтобы выключить звук, небрежно поднес его к уху и сказал вальяжно:

— Алло. Привет, брат. Не-а, я не пойду сегодня никуда. Да времени вообще нет. Предки заставляют ходить к репетитору. Задолбали со своими экзами.

Я удивленно посмотрела на беседующего, как ни в чем не бывало, ученика, припомнив, что его, кажется, зовут Стас, и выразительно постучала указкой по столу. Однако он не обратил ни это никакого внимания. Народ в классе стал откровенно ржать, а я, поборов в себе желание засунуть указку умнику в ухо, подошла к нему и тронула за плечо.

— Чего? — наглые темные глаза уставились на меня с усмешкой.

— Вообще-то как бы урок идет, — напомнила я ему. А себе напомнила, что я — учительница и ругаться на детей мне нельзя, тем более плохими словами.

— А, ну да, точно. Не, брат, это я не тебе. Тут эта, училк... учительница. Да, урок же у нас. Ну ладно, завтра свидимся, сегодня никак. Покедова. — И только тогда он положил свою мобильную игрушку в сторону.

— Я думала, разговаривать на уроке запрещено.

— Да ладно, че вы. Подумаешь, ответил на звонок, — пожал ученик плечами.

— Пожалуйста, больше не отвечай, — сказала я, и вернулась к доске, не без труда припомнив, на чем остановилась. Только я открыла рот, чтобы продолжить, как прекрасная песня про адовых баб снова меня прервала. Ребята засмеялись — ситуация казалась и забавной. Улыбка на лице Зарецкого была почти счастливой. Как он только подпевать не стал?

— Здорово. Все отлично. А ты как поживаешь? Не, я пас. — Снова прорвало разговорчивого дурочка, прижимающего телефон к уху и смотрящего прямо на меня, отлично понимая, что его поведение выходит за рамки. — Да не-е-е, я точно пас.

— Ты вообще-то в классе, — напомнила я ему. — Положи телефон или выйди за дверь.

— В нашей школе запрещено выгонять учеников, — противным писклявым голосом сообщила мне кукольного вида блондиночка с идеально ровной челочкой.

— Пользоваться телефонами на уроках — тоже, — ответила ей я металлическим голосом. — Стас!

— А, все, до скорого. Я на уроке же типа, — все так же лениво сказал ученик своему собеседнику и, неспешно с ним распрощавшись, положил смартфон на парту.

— Отключи звук и не доставай телефон до конца урока, — велела я парню, чувствуя, как время урока безвозвратно уходит.

— А че, вам песня не понравилась?

— Про адовых баб? — уточнила я, в воображении закапывая придурка в землю. Нет, не быть мне учительницей, точно. Это не мое призвание.

— Ну.

— Нет, — отрезала я, напоминая самой себе дремлющий вулкан.

— Жалко. Хорошо качает.

Хотя ничего смешного в этом не было, народ в классе опять разулыбался.

— А ты мне ее хотел исполнить и поэтому расстроился? — в моей голове созрел коварный план — заставить его выйти к доске после того, как я объясню теорию.

— Ага, — с тупой улыбочкой отвечал он мне. — Клевый музон.

— Со смыслом, — гоготнул его друг, сидящий по соседству. Чем-то эти двое были похожи: одинаковые мощные фигуры борцов, коротко стриженые волосы, глупое выражение лица, светлые брови и светлые ресницы. Только вот форма лиц была разной, рост и голоса. — Знаете, сколько щас адовых баб?

— А чего, они ниче так. Главное, избавиться вовремя, — как-то даже по-хамски сказал Стас, не отрывая от меня веселого взгляда.

— Не расстраивайся, а лучше следи за доской. Если хочешь усвоить материал. Думаю, чуть позже ты выйдешь к доске и продемонстрируешь всему классу свои способности по русскому языку. Давайте потише, ребята.

Я вновь вернулась к доске и принялась за теорию дальше. Но не прошло и пары минут, как все вновь повторилось. Пока я отвечала на вопрос отличницы, мобильник Стаса заорал вновь все тот же знакомый рэп. Естественно, я замолчала, крепко сжав в руках указку. Ученикам же, кажется, было весело.

— Алло-о-о, — с тупой и какой-то игривой интонацией произнес Стас. — Привет, крошка. И я по тебе скучаю. Не, реально, скучаю. Встретимся?

Я чуть не заскрипела зубами. Какого черта? Он надо мной издевается?

— Тебе адовая баба позвонила, Стас? — громко спросила я, вновь подходя к нерадивому ученичку. Он удивленно на меня взглянул и помахал рукой, мол, дайте договорить. Я вдохнула поглубже, призывая себя к спокойствию, протянула руку к уху парня и просто-напросто забрала телефон.

— Стас перезвонит позже, он занят, — сказала я и выключила аппарат связи, услышав возмущенный женский голосок, вопрошающий, кто я такая.

— Ну и что вы сделали? — с презрением посмотрел на меня парень снизу вверх. — Отдайте.

— После урока заберешь.

— Я сейчас хочу, — заявил он нагло.

— А я хочу, чтобы ты сейчас учился, — возразила я и положила телефон на учительский стол.

— А вы пользуетесь на лекциях телефоном? — спросила мелодичным голосом вторая барби с идеально ровной челкой, только уже брюнетка. Ее прищуренный взгляд, направленный на меня, был слегка издевательским. — Вы ведь еще в университете учитесь, да? — уточнила она, явно показывая мне, что не считает меня за учителя. — Студентка?

— Да, последний курс, — ответила я ученице. — Сообщаю для тех, кто не знал. Все практиканты, попадающие в школу — это студенты старших курсов.

— А-а-а, да-а-а, точно, — протянула брюнетка, ненароком демонстрируя длинные алые ноготки. — Так у вас разрушают пользоваться телефоном?

Естественно, я пользовалась на лекциях мобильником, как и все другие одногруппники, но делала это так, чтобы не мешать преподу. Звук на парах у меня всегда был выключен, а если я писала смс или что-то искала в мобильном Интернете, то совершенно незаметно, держа телефон на коленях или под столом. Если же нужно было срочно поговорить, я незаметно ускользала из аудитории в коридор, и то это было редкостью.

— Разрушают. Если это не мешает учебному процессу, — ответила я, все так же старательно сдерживая гнев.

— А что вы тогда Стасику запрещаете и отобрали его мобильник? — продолжала ученица и мельком глянула на Ярослава, словно ожидая его одобрения.

— Это мы обсудим на перемене, — сказала я, глянув на часы. — Нам еще многое нужно успеть. И я вновь, ощущая себя то ли акробатом, то ли клоуном, встала у доски, рассказывая теорию.

Чем больше я преподавала, тем больше понимала, что не желаю быть учительницей в школе ни за что на свете. Наверное, в этом виноват был Зарецкий и его план по избавлению от меня. С этого урока меня постоянно преследовали посторонние звуки, ужасно отвлекающие и меня, и других учеников от учебного процесса: то сообщение придет, то "скайп" или какая-от другая мобильная программа заявит о своем существовании, то вдруг заиграет какая-то непонятная мелодия то ли будильника, то ли звонка. Кто-то даже однажды запустил игру по планшетнику, и четверть урока меня нервировал звук выстрелов и непонятного рева, пока я не отобрала у друга Стаса, сидящего с ним за одной партой планшетник.

Однако с этим я справлялась. Держа себя в руках, я отчитывала нарушителей порядка спокойным, но твердым голосом, не показывая своих чувств, а также забирала их игрушки до конца урока. В дневниках ничего не писала — во, первых, у половины класса дневников с собой вообще не было, а, во-вторых, как я понимала, записи преподавателей в дневниках мало волновали многих родителей.

Однако постоянные посторонние звуки были далеко не единственными факторами на первом этапе Яра по изгнанию меня из школы. Мое ничтожество, как учителя показывали и другими способами. Глупые вопросы, еда на уроке, полнейшее игнорирование меня, а также заданий, смех и разговоры, демонстративный выход из класса посреди урока — все это присутствовало на каждом уроке.

Были и более забавные моменты. В этот же день, на втором уроке, один из парней развлекал себя и весь класс тем, что каждые десять минут бегал якобы по нужде в туалет, фальшиво объясняя мне, как ему плохо после поедания какого-то диковинного и не водящегося на нашем континенте фрукта, привезенного ему родителями из Африки. Я, понимая, что это очередной прикол, ему деланно сочувствовала, а после урока взяла мальчишку за руку и силой потащила к школьной медсестре — грузной тетеньке с веселыми глазами, которая, по ходу, сразу поняла, что ученик прикидывается и пригрозила ему в шутку клизмой.

В этот же день те две девочки, похожие на Барби с идеально ровной челкой тоже поддержали Яра и как-то вместо того, чтобы ответить на вопрос по теории про соединительное и интонационное тире стали рассказывать, подглядывая в тетрадь и хихикая, теорему по геометрии. Я обозлилась так, что, наверное, поставила бы этим начинающим курицам колы прямо в журнал, но положение спасла та голубоглазая девочка с первой парты — Полина, лучшая, как выяснилось, ученица класса и просто хороший и добрый человек. Она взяла и отчитала своих одноклассниц, что они некрасиво себя ведут. Барби прямо-таки офигели, другого слова не подберешь, и хотя многие стали смеяться над Полиной, она была довольна собой. Что помогла мне. Да и смех почему-то прекратился быстро — президентушка скучающим голосом попросил всех заткнуться. Я заметила, как Полина на него благодарно взглянула, обернувшись. Но туповатый Яр этого не видел — он о чем-то важном разговаривал с впереди сидящей девицей. Долго я смотреть на него не могла — Стас и его друг открыли рот и стали переговариваться с другом, сидящем на другом ряду едва ли не на весь класс. Правда, мне, к моему же изумлению, даже делать ничего не пришлось — их совершенно неожиданно заткнул Иван Дейберт, доселе молчавший. Видимо, его боялись, поэтому заткнулись.

Светлана Викторовна при этом всем балагане отсутствовала — решила, что я уже отлично управляюсь со школьниками, на уроке не присутствовала — убежала в учительскую, где, видимо, беседовала беседы с другими учителями, у которых были "окна". Она изредка заглядывала на моих уроках в кабинет, но как только учительница появлялась, все начинал вести себя очень пристойно, и она не могла нарадоваться за то, какое у меня прекрасное взаимопонимание с детьми. Я попыталась намекнуть ей вернее, нет, прямо сказать, что детки ведут себя как раз-таки не очень хорошо, но добрая и наивная Светлана Викторовна не уразумела моих слов и сказала, что умение общаться с учениками приходит с опытом, а потом добавила, что я чересчур требовательная к себе и мне только лишь кажется, что все не так хорошо.

Я себе именно это и повторяла, когда однажды вошла в класс и узрела, что на каждом из портретов великих классиков литературы были нарисованы усы — как оказалось, усы черным маркером были нарисованы на целлофановых пакетиках, которыми портреты заранее обтянули.

Еще как-то раз ко мне на урок пришел тип в костюме смерти и пытался сорвать урок, правда, я не растерялась, стала снимать его на камеру, пообещав, что выложу в Интернет, и растерявшаяся несостоявшаяся смерть быстренько ретировалась вон из кабинета.

Естественно, это было далеко не все. Ярочка очень старался показать, как ребята — некоторые ребята (наверное, он считал их "своими людьми") — не проявляют ко мне должного уважение, а учитель из меня — никакой.

Очень показательным было небольшое происшествие на следующем моем уроке, когда класс традиционно стоя приветствовал учителя, а кто-то, явно страдающий недостатком мозговой активности, весело выкрикнул:

— Кто первый сядет — с тем никто не будет разговаривать до конца года! То-о-от лох!

И что вы думаете, детки не спешили садиться за свои парты! Кто-то хихикал, а кто удивленно переговаривался и переглядывался, пока я в некотором недоумении смотрела на учеников, не сразу поняв, что делать в такой ситуации. Ярослав при этом, небрежно стоящий около своей парты третьего ряда, вновь ехидно смотрел на меня, явно говоря: "Ну что, съела, клуша?". На ногах ребята пробыли недолго, минут пять от силы — Степан Вшивков, тот самый симпатичный мальчишка с челкой, решивший, что может мне подмигивать, когда ему хочется, разрядил ситуацию, толкнув в бок соседа по парте. Тот грохнулся на одного из одноклассников, который доставал меня на предыдущем уроке, и между ними завязалась драка, которую по полуприказу-полупросьбе милорда Ярослава остановили другие мальчишки, коих в классе было достаточно. Он, как всегда, невзначай управлял массами.

Мое место, явно не учительское, пытались показать и два каких-от одинадцатиклассника, пришедших на перемене в гости к Яру и паре его подпевал обоих полов, постоянно крутившихся рядом с ним. Эти два рослых парня сделали вид, что приняли меня за новенькую ученицу и нагло пытались познакомиться, одновременно не очень гуманно хамя. Правда, и тут бедному Зарецкому не повезло — мальчишки-баскетболисты, те самые, позади которых я сидела, в этот момент пришли в класс и выгнали незваных гостей прочь.

Про то, что некоторые в классе называли меня Настенькой или Крошкой — не в глаза, а за глаза, конечно, но достаточно громко, чтобы я услышала, и говорить не стоит. Хотя, конечно, у меня чуть глаз дергаться не стал, когда я вдруг услышала девичий голос, принадлежащий ученице моего класса: "Ты сделала домашку, которую задавала Крошка?". Хорошо, хоть Мельницей не стали дразнить.

Конечно же, это были далеко не все глупости, придуманные Ярочкой, троллем 80 левела, потому как не сомневаюсь, что автором всех сих чудесных идей был именно он. Будь моя воля, я бы отдала его в детский сад и заставила бы таскать трусы в горошек или в мелкую чебурашку.

Второй уровень мести Ярослава был чуть более изощрёнее, но все равно глуповат. Мальчик пытался сделать так, чтобы я сама ушла из его школы, которую он, наверное, считал собственной.

Он ли или кто-то по его указке в пятницу налепил на дверь объявление, что урока по русскому языку сегодня у 11-го "Г" не будет, однако, прежде чем столпившиеся ученики реально поверили в это, объявление сняла проходящая мимо завуч, которая как раз отвечала за расписание. Она явно не помнила в нем таких изменений, а потому вызвала Светлану Викторовну и меня заодно, чтобы поинтересоваться, почему это мы по собственной воле отменяем занятия. Правда, она быстро поняла, что это была всего лишь, как она сказала, неудавшаяся шутка ученичков, а потому даже извинилась

Раза два меня так откровенно игнорировали и даже хамили, явно пытаясь сделать так, чтобы я вышла из себя, и оба эти раза мне на помощь приходил Степан Вшивков со своими друзьями, заставляя Ярослава злобиться. Он-то хотел, наверное, хотел, чтобы я наорала на его одноклассников или как-то наказала их, чтобы потом пожаловаться родительскому комитету, например. Кто-то подложил мне в сумку огромного мерзкого резинового паука — и если бы я страдала арахнофобией, то меня точно ждал бы удар. А если бы я боялась тараканов, то не смогла больше никогда залезть в собственный кошелек — там я нашла сразу двух, омерзительных, правда, тоже искусственных, но выглядевших, как настоящие — их я отдала Темным силам, который тут же принялся пугать одногруппниц в университете. Еще Ярослав растрезвонил мой номер телефона нужным людям и пару раз надо мной пытались поприкалываться по телефону, позвонив даже ночью и, как в бородатом анекдоте прохрюкав сквозь смех в три часа ночи мне в трубку: "Вы спите, Анастасия Владимировна, а я вот к вашему уроку готовлюсь".

Мне даже оставляли любовные записки. Причем и мальчик, и девочка. Они оба объяснялись мне в неземной любви и предлагали встретиться, а также писали романтические несколько пошлые стихи, весьма похожие друг на друга, из чего я заключила, что ими поставляет "влюбленных" кто-то один. Конечно же, посланий были мною проигнорированы, хотя понервировали изрядно.

На этом этапе самым забавным — естественно, не для меня, а для учеников — был случай, когда перемене во время сдвоенного занятия, когда я отлучилась из кабинета, а Ярик и его дружки вытащили из системного блока школьного компьютера флешку. Они немного поколдовали над презентацией, а потом также тайно вернули назад. В результате, когда я ее включила, дабы наглядно продемонстрировать ученикам кое-какой материал, раздалась разухабистая музыка и скрипучий голос, чувственно исполняющий всем известную блатную песню:


Речь держала баба, звали её Мурка,



Хитрая и смелая была.



Даже злые урки — и те боялись Мурки,



Воровскую жизнь она вела.





Мурка, ты мой Мурёночек,



Мурка, ты мой котёночек,



Мурка, Маруся Климова,



Прости любимого!




Удивилась не только я — в изумлении пребывали все ребята, таращившиеся на слайд, на котором под темой урока был изображен полуобнаженный Джигурда с широченной улыбкой.

— Это вы про себя включили? — поинтересовался кто-то с последней парты, и класс дружно грохнул. Я, сохраняя достойное лицо, пыталась выключить этот ужас, раздававшийся на весь класс, но с презентацией, куда мелодия и была встроена, что-то произошло, и она заглючила. Думаю, по замыслу дурачков, подстроивших это, презентация должна была листаться сама собой, поставленная на автоматический режим, демонстрируя классу весьма отвратительные картинки и не переставая играть блатной хит, однако я быстро среагировала и просто перезагрузила компьютер, сказав с улыбкой, что шутка была смешной, но, как известно, потехе — час, а делу — время, поэтому раз нам всем так было смешно, теперь следует и поработать. В результате ребята писали незапланированный диктант, благо, у меня с собой было пособие для учителей.

Я, конечно, могла ответить Ярославу на все его глупости, но почему-то решила про себя, что мои стойкость и упрямство, а также равнодушие ко всем его пакостям будут куда более эффективнее, чем заниженные оценки и подстроенные в ответ гнусности, хотя, признаюсь, плюнуть ему на спину мне часто хотелось. Однако я сдерживала себя в этом, решив, что сначала я пройду практику, получу зачет, а потом подготовлю для малыша сюрпрайз. Например, попрошу Темных Сил и Женьку с Ранджи подкараулить его в масках и выбить всю дурь. Я бы тогда и сама с удовольствием пару раз дала ему ногой по ребрам и потаскала бы за русые блестящие волосы, томными прядями закрывающими шею.

Единственное, что я позволяла себе — это подколы на уроках, когда от одного вида Зарецкого меня начинало трясти, но я делала вид, что все хорошо. И лучше мне становилось лишь тогда, когда я понимала, что мой целенаправленный игнор эффективно действует на Принца. Осознавая, что у него ничего не получается, Ярославушка злился, негодовал и. кажется, даже впадал в уныние. Но вообще, конечно, стоит сказать ему спасибо, что он не применял методов прямого насилия. По сути, ему ничего не стоило подстеречь меня вместе с крепкими парнями вечерком и с помощью запугиваний или даже физической силы заставить меня покинуть школу. Однако наш милаш был более менее благородным и предпочитал действовать исподтишка. Наверное, для мальчика это было очередной игрой, не более. А я чувствовала себя игрушкой. И именно это более всего меня раздражало. Да как он вообще посмел, это малолетний идиот, развлекаться за мой счет?

Третий уровень его моральных издевательств имел девиз такой: "Раз сама ты не покинула школу, то я заставлю тебя это сделать!". На этой стадии глупый представитель семейства енотовых решил выгнать меня из школы руками учителей.

Игра для Зарецкого продолжалась. Да, для него это все было не более, чем игра. Знаете, как искренне он смеялся, когда на одном из последних уроков чудаковатый парень с тройной кличкой — Рыжий-Серый-Белый вдруг начал прямо посреди занятия усердно молиться и громогласно явно не существующим богам. Одновременно с этим представлением два придурка, которые доставали меня своим смехом и приколами вдруг стали под музыку "Harlem Shake" изображать трясущихся крокодилов, в воду которым попала плойка под напряжением. А одна из девочек — постоянно смеющаяся коротко стриженная красноволосая неформалка Лера с печатью свободы на челе, вдруг, открыв окно, ласточкой оказалась на подоконнике, стоя на нем толстыми мощными подошвами "гриндерсов" на шнуровке. Она вдруг обратилась к одному из учеников — спокойному и приятному парню-отличнику, который явно этого не ожидал, и стала рьяно объясняться ему в любви.

— Я тебя люблю! А любишь ли ты меня? — спросила она у него театрально, пока я огромными глазами наблюдала сразу три разворачивающихся действа, не совсем понимая, что мне делать.

— Лер, ты чего, слезь, — помотал головой парень.

— Ты меня не любишь? — заорала Лера, и в ее глазах полыхал огонь ненависти. — Тогда я не желаю жить! И прыгну! — и эта дурочка, стоя на подоконнике около открытого окна, занесла ногу над воздухом. Не думаю, что она погибла бы, прыгнув с такого низкого этажа на сугроб снега, да и вообще не думаю, что она стала бы прыгать, но в тот момент я не на шутку испугалась, однако быстро взяла себя в руки и приблизилась к идиотке.

— Лера! — сказала я, — Лера, сле...

Договорить я не успела. Как назло — а, может быть, это было отлично продумано — в кабинет на шум заглянула завуч, женщина советской закалки и строгих нравов, которая именно в это время совершала обход школы. Увидев весь этот балаган, она обомлела, но быстро пришла в себя, велев вести себя прилично и продолжать урок. А сама же после занятия сурово поговорила со Светланой Викторовной и не поленилась позвонить моему куратору, которая в свою очередь перезвонила мне и так здорово отругала, что я готова была провалиться сквозь землю. Не от стыда — от злости.

Наверное, я бы не прошла практику, если бы вовремя после другого урока не увидела у себя под столом две бутылки из-под пива, одну пустую, вторую наполовину полную. Хорошо, что я выкинула их до того, как в кабинет зашли несколько родителей, пришедших на родительский совет, устраиваемый директором по поводу окончания одинадцатиклассниками школы в этом году. Одна из родительниц целенаправленно заглянула под стол, словно ожидая увидеть там что-то интересное, но не найдя ничего, недовольно посмотрела на меня, а после пошла звонить в коридор по мобильнику, и я слышала, как она произнесла не терпящим возражений голосом: "Зачем ты наговариваешь на учительницу?".

Я знала, что за всем этим цирком стоит довольный, как хомяк, Ярослав. Но я опять нацепила на лицо маску человека, которого трудно достать, и его радость была не полной — он так и не мог понять, цепляют ли меня его шуточки или нет. Сообщения он мне более не отправлял, но повадился ходить ко мне на страницу в ВКонтакте и даже нагло попросился в друзья. Я, шипя от злости, приняла его заявку, а после узнала, что теперь состою у него в подписчиках.

Апофеозом тупости Зарецкого стало воровство классного журнала. Он, наверное, думал, что если на моем уроке журнал пропадет, то накажут меня. Не знаю, каким макаром, но Адольф Енотыч уговорил похитить его Мишу, того самого неприятного типа, сыночка истеричной Лилии Аркадьевны, которую я видела в кабинете директора. Во время большой перемены между двумя уроками русского языка в понедельник, пока все были в столовой, как нормальные ученики, Михаил стащил классный журнал прямо со стола и спрятал в собственном рюкзаке. Однако он был или слегка туповат, или слегка неудачлив, а, может быть, и то, и другое, вместе, потому как каким-то образом о том, что Михаил взял журнал, узнали Степа Вшивков, мой милый заступник неформальской наружности, и его приятели. Они, применив к Мише грубую физическую силу, вернули журнал на место еще до звонка на урок и обо всем рассказали мне после занятия, смеясь и прикалываясь, в общем, ведя себя так, словно я — их закадычная подружка. Парни обступили меня со всех сторон в коридоре, рассказывая о том, какой Мишаня мудило, и в тот момент, когда няшка Степа, вообразив себя великим мачо, звал меня на свидание, мимо проходил Ярослав и его свита.

— Тебе. Ой, то есть, вам понравится со мной, — уверенно заявил Степа, которого я больше не звала мальчиком-вшей. — Вот увидите.

— Что я увижу? — улыбнулась я. Мне было все же приятно, что я пользуюсь у учеников популярностью. Ну, если не считать тех двух долбанутых подпевал Зарецкого, пишущих мне изредка любовные послания. В одном из них говорилось, кстати, что если я не отвечу взаимностью, то я очень пожалею.

— Какой я классный, — подмигнул мне Степа. Яр, шагающий мимо, одарил нас таким взглядом, что я, не удержавшись, хмыкнула — так сильно напоминал он мне благочестивую старую английскую леди, увидевшую непотребство. Только что нос не зажал при виде нас, и с презрительным холодным лицом завернул за угол.

— Я знаю, что ты классный, — улыбнулась я Вшивкову и даже потрепала его по волосам. — Ладно, ребята, мне пора. До завтра и сделайте домашнюю работу! Завтра диктант будет небольшой.

— А если я диктант напишу на "отл", — посмотрел на меня Степан веселыми озорными глазами, — вы пойдете со мной на свидание?

— Когда тебе будет восемнадцать — обращайся, подумаю. Все, я пошла. До свидания, мальчики.

— Да через три месяца! — заорал Степан мне вслед под смех друзей. — Через три месяца мне восемнадцать будет!

— Через три месяца и поговорим, — не оборачиваясь, ответила я, естественно, шутя. Степан Вшивков, при всей своей обаятельности и детской непосредственности, которая грозила в будущем перерасти в яркую мужскую харизму, не привлекал меня. Он вообще казался мне маленьким мальчиком. Тот же Принц Кретиныч был взрослее, хотя и он на звание мужчины моего сердца не тянул. Скорее, заслуженно получил бы от меня награду "Антипривлекательность". Единственным парнем, который мне нравился, был Женька, с которым в последнее время мы крайне редко общались Вспоминая его, я стала спускаться по лестнице, но как только я оказалась на первом этаже, как меня кто-то требовательно схватил за рукав. Обернувшись, я увидела Ярослава. В темно-синем жилете, прямых брюках такого же цвета и в белоснежной рубашке с закатанными, как часто он это делал, рукавами, Зарецкий был похож на усердного ученика.

— Что? — вырвав руку, спросила я сердито. — Что вы хотели, мистер президент?

По лицу парня пошли желваки. Брезгливое выражение на нем стало еще сильнее.

— Да так. Ты все еще не надумала признаться моему другу?

— Я надумала признаться тебе.

— М?

— Ты меня бесишь, — бросила я. Он мне, и правда, надоел хуже горькой редьки. Я уже даже начала подозревать его в том, что по отношению ко мне у Ярочки есть какая-то нехорошая "филия", а, может быть, даже мания.

— Ты меня тоже. — Видимо, эти слова не были для енота открытием. — Я в последний раз тебе говорю — если хочешь закончить практику в этой школе, признайся в подставе.

— Мне кажется, это врачам надо признаться в подставе, — нараспев произнесла я. — Они тебе, кажется, справочку нужную не выписывают. О том, что ты, — я легонько коснулась кончиками пальцев правой руки виска, — слегка не с нами. Слегка не здесь. А где-то в своем мирке.

— Думаешь, твои щютки смешны? — скорбно покачал он русоволосой головой.

— Это не шутки, — глядя парню прямо в глаза, ответила я. — Учись принимать реальность, детка.

В это время, как назло, мимо нас прошествовало несколько крепких парнишек лет по пятнадцать-шестнадцать, которых, кажется, использовали, как дешевую, вернее, бесплатную, рабочую силу. По-видимому, они что-то перетаскивали из одного кабинета в другой — и были загружены под завязку. Двое из них, пыхтя, несли шкаф, трое тащили по гипсовой голове, каждая из которых, по всей видимости, принадлежала какому-то крупному ученому. А еще один обнимал, словно любимую, огромный горшок с цветком.

Правда, тяготы физического труда не смогли лишить юные души хорошего настроения — парни шли и задорно хохотали. Когда они проходили мимо меня и Ярослава, собирающегося сказать мне очередную угрозу, вдруг случилось нечто совершенно непредвиденное. Ребятки гордо взошли на лестницу, под которой мы стояли, уставившись друг на друга, словно волки, и тот, кто замыкал процессию, вдруг споткнулся о ступеньку, и умудрился выронить из рук драгоценный гипсовый бюст. Как — ума не приложу. Лысая голова какого-то важного дядьки полетела прямо в меня и Ярослава. В больше степени на меня. А парень, кажется, даже и не осознавал происходящее — он по инерции продолжал хохотать над какой-то очередной шуткой друга.

Мальчишка ржал, аки безумный, его замолчавшие друзья с ужасом уставились вниз, закричав что-то невразумительное, а я, напротив, завороженно уставилась вверх, мысленно готовясь умереть. Не знаю, почему я замерла — меня парализовало от страха. Казалось, что все — эта белая штуковина точно обрушиться на меня, ан нет.

Ведь тут произошло нечто. Нечто страшное, жуткое и невероятное. Каким-то чудесным образом мигом сориентировавшийся Ярослав схватил меня за плечи — резко и очень быстро — и дернул к себе, прижав к груди, умудрившись отскочить чуть ли не на целый метр назад.

Гипсовая голова неизвестного ученного упала ровно туда, где секунду назад стояла я, развалившись на пару частей. Хохот парня, уронившего бюст, наконец, прекратился. Он огромными глазами смотрел вниз, все еще не понимая, что трагедия обошлась, а руки его все еще были подняты вверх, словно до сих пор держали злокозненный бюст.

Тут же стали раздаваться опешившие голоса свидетелей с лестницы. Оказывается, даже в элитной школе дети знают матерные слова. Я бы даже сказала так — в элитной школе знают элитные маты. Потому как некоторые слова из их лексикончика я вообще слышала впервые.

— NЗапрещено цензуройN!! Жесть!

— Это просто NЗапрещено цензуройN!

— Офигеть! Эй, вы в порядке?!

— NЗапрещено цензурой триждыN!!

— Ваа-а-аще, — проговорил то ли восхищенно, то ли со страхом школьник с дырявыми руками.

— О, Боже! — закричал какой-то испуганный женский голос — скорее всего, учительнице, которой ребята помогали. — Вы живы? Ребята!

— Живы, — отозвался не своим голосом Зарецкий, продолжая все еще прижимать меня к себе. И я не вырывалась — так и стояла, почти не смея дышать, уткнувшись носом в темно-синюю форму, от которой едва различимо исходил пленительный тонкий аромат одеколона, напоминающий ночную свежесть декабря, приправленную лесным снегом и нотками непонятно откуда взявшегося лайма.

Я едва слышно выдохнула. Отозвался не своим голосом? А я знаю, какой у него свой, а какой не свой голос?

Это единственное, что пришло мне в голову — больше ничего в ней не было.

Я никогда в жизни не чувствовала себя так, словно стояла на краю скалы над пропастью с бушующим морем, над которым играл с болезненно блестящими звездами молодой северо-западный ветер. Стою так, что до края осталось всего полшага, и стою босиком на холодном гладком сыром камне, в любую минут готовая упасть в морскую бездну, но стою не одна — а с тем, кто сможет меня спасти. Его руки на моей спине. И я верю этим рукам. И неясному успокаивающему шепоту.

Я не могла понять, сколько мы так простояли — несколько секунд или несколько вечностей — я словно попала в другую реальность с невероятно замедленным временным потоком. Брызги соленого бушующего моря долетели до моих ног, и я очнулась, тут же услышав звуки этого мира.

Оказалось, что никто мне ничего не шептал — это были новые изощренные выдумки моей фантазии, пребывающей, как и весь мозг, в шоковом состоянии от случившегося. Более того, в ухо мне громко и слегка грубовато сказали:

— Эй, ты в порядке?

А после так же грубовато схватили за плечи и оторвали от удобной груди Ярослава, вернее, он сам меня от себя отодрал, а после, заложив руки за спину, наклонился ко мне, прищурился и, всматриваясь в мое бледное лицо, заявил:

— Все с ней нормально!

— О, Господи, как хорошо, что все обошлось! — всплеснула руками симпатичная брюнетка средних лет в темном костюме с серебряной брошью-рыбкой. Глаза у нее были встревоженными и блестели — видимо, она видела основные действия нашей драмы. — Вы точно целы? Ярослав?

— Со мной все хорошо, Тамара Георгиевна, — сказал обладатель комплекса принца.

— А девочка? Я не знаю эту ученицу, — несколько растеряно произнесла учительница, глядя на меня. Яр, услышав последнее слово, хмыкнул.

— Я в порядке, — произнесла я не без труда. Оказалось, что голос у меня неестественно хриплый. Я откашлялась.

— Слава Богу. Я не представляю, что было бы, если бы он упал на тебя, — выразительные темные глаза Тамары Георгиевны глянули на то, что совсем недавно было величественным бюстом. — Как же хорошо, что все обошлось. — Она перевела взгляд на учеников, все еще торчавших на лестнице и глазевших на нас сверху вниз, и грозно сказала громким голосом:

— Бугаев — ко мне в кабинет. Все остальные — в кабинет биологии. Донесите туда без происшествий вещи. А вы — немедленно в классы! — крикнула она в сторону. Оказалось, что неподалеку стояло еще несколько очевидцев случившегося. Один из них — белобрысый мальчишка лет тринадцати, со вздохом убирал мобильник в карман — видимо, не успел заснять такие редкие кадры.

Ребята, услышав оклик учительницы, слиняли. Мальчишки с лестницы тоже послушались — тут же поспешили дальше, а тот самый паренек, который уронил гипсовую голову, поплелся вниз и остановился около Тамары Георгиевны с недовольно-виноватым видом.

— Я же сказала, чтобы вы аккуратно несли вещи! А вы шли и смеялись на пол школы. Извинись, — потребовала учительница у Бугаева. — Ты чуть не угробил президента собственной школы и ученицу! — Она посмотрела на меня. — Милая, ты из какого класса?

Я так молодо выгляжу, что меня принимают за старшеклассницу? Ух ты.

— Я тут не учусь, — ответила я, все еще приходя в себя. На меня еще ни разу ничего не падало. И даже не намеревалось упасть.

— Ах, точно, на тебе и формы нет. Ты из другой школы, да? У нас сегодня как раз проходит Олимпиада по геометрии, — припомнила Светлана Георгиевна.

— Нет, я вообще-то из университета, — поведала я правду.

— А что тут делаешь? — удивилась Тамара Георгиевна.

— Анастасия Владимировна — практикант по русскому языку, — объяснил вовремя Ярослав. Вид у него был довольный, и только позднее я поняла, почему — он ведь чувствовал себя героем.

— Да? — удивилась женщина. Тут до нее дошло, что бюст чуть не пришиб почти что преподавателя, и она заволновалась еще больше. — Может быть, вам в медкабинет?

— Со мной все хорошо, — заверила я ее, и Тамара Георгиевна опять принялась обрабатывать несчастного Бугаева.

— А все благодаря кому? — прошептал около уха вкрадчивый голос Яра. — Благодаря мне.

— Спасибо. — Эх, знали бы вы, как тяжело мне дались эти слова. Но я, правда, была благодарна ему за спасение. Не думаю, что бюст из гипса меня убил, но много неприятных минут доставил бы точно.

— В знак благодарности поможешь мне. Поняла?

— Как же?

Наш коротенький разговор оборвали извинения Бугаева.

— Простите, я не хотел, — сказал он с несчастным видом.

Ярослав великодушно кивнул, мол, я, барин, прощаю тебя, холоп, что ты чуть не прибил меня. Я ведь такой благородный.

— Да все нормально, — не держала я на него зла. — Ты же не специально... Наверное.

— Не специально! — испуганно замахал руками паренек.

— Специально или не специально, но родителей я твоих хочу увидеть, — велела Тамара Георгиевна. — Ты в этом месяце себя отлично показал, Саша. И финальным аккордом твоей деятельности стало то, что ты чуть не уронил на голову учителю бюст Ивана Петровича Павлова!

Бугаев так тяжело вздохнул, явно не желая, чтобы его родители посещали школу, что я вдруг сказала:

— Мне кажется, мальчику было очень тяжело, вот и не удержал.

— Что? — удивилась учительница.

— Я заметила, что когда он мимо нас проходил, у него руки дрожали. И видно было, что идти тяжеловато, — сказала я и добавила негромко. — И вообще, вдруг родители возмутятся, что детей заставляют таскать тяжести?

— Они же сами вызывались!

— Ну, родителям-то они могут и другое сказать, — вздохнула я и понизила голос, изображая кого-то из гневных родителей — "Из-за вас мой ребенок едва не стал преступником!". Да, наверное, мальчик и сам испугался, — я посмотрела на Бугаева, который вопреки значению своей фамилии бугаем не был или еще только обещался им вырасти — обычный среднего роста и телосложения парень с широкой физиономией оптимиста и весельчака.

— Они и так постоянно другое говорят, факты переиначивают и жертв из себя строят, — покачала головой Тамара Георгиевна, явно взвешивая факты "за" и "против". — Есть родители понимающие, а есть... Ох ладно, Бугаев, не нужно родителей. Но о твоем поведении сообщу классному руководителю. И уберешь это сам, — она кивнула на распавшийся на части бюст. Бугаев радостно затряс головой, понимая, что уборка убережет его от посещения урока, и побежал за всем необходимым для уборки, бросив на меня благодарный взгляд. Яр заметил его и тихо фыркнул.

Тамара Георгиевна, еще раз удостоверившись, что со мной и Ярославом все в порядке, тоже ушла, напоследок стряхнув с плеча Зарецкого невидимую пылинку. Кажется, она была очень восхищена его поступком.

— Иди на урок, милый, — сказала она. — А если спросят, почему опоздал, скажи, что все вопросы ко мне. Ты настоящий герой, спас свою учительницу.

— Да что вы, — совершенно искренне улыбнулся парень. — Какой я герой. Просто сделал то, что любой бы сделал. Главное, Анастасия Владимировна не пострадала.

— Не зря тебя сделали президентом школы, — чуть не пустила слезу женщина. — Проводи учительницу до дверей и иди в класс.

Как только она скрылась из виду, Енот тут же перестал быть милым. Провожать он меня явно не собирался и тут же набросился со словесной атакой, как ненормальный.

— Короче, теперь ты мне должна, Анастасия Гладиолусовна, — вновь "забыл" он мое отчество.

— И что я должна? — спросила я устало. Вроде бы я чувствовала себя хорошо, и страх прошел, но в душе осталось какое-то неясное волнение, горячим солнцем припекающее мне левую сторону груди. Я до сих пор чувствовала аромат темной снежной декабрьской ночи, хотя сейчас был день, и за окном не пролетела ни одна снежинка.

— Немногое, — заявил Зарецкий с довольной миной. — Я реально тебя спас, так что ты должна отработать.

— И я реально тебе благодарна, — сказала я.

— Это хорошо. Я люблю благодарных людей. Короче, Настенька, — вдруг назвал он меня уменьшительным именем, и я аж вздрогнула, — ты скажешь моему другу Вану, что это ты все подстроила. Поняла?

— Что подстроила? — вздохнула я, чувствуя себя какой-то разбитой. Что вообще такое происходит?

Яр закрыл глаза, вздохнул и открыл их, делая вид, что негодует. А, может быть, правда, негодовал. По крайней мере, когда он захлопнул свои зеленые зеньки, ресницы у него дрожали.

— Я, конечно, подозревал, что ты не знаешь, что ты — тупая и не ведаешь, что такое благодарность, но не настолько же. Короче, — он сдвинул брови. — Ты. Запоминай. Идешь к Вану. И говоришь ему правду.

— Какую правду?

— Такую. Говоришь, как все было.

— И как все было? — решила узнать я.

— Не строй из себя дуру! — рявкнул Яр. — Тебе это, конечно, идет, но надо знать меру. Знаешь, классно, когда от тебя пахнет духами, но ужасно, когда ты вылила на себя весь флакон.

Я криво улыбнулась.

— Так что ты хочешь?

— Немногого. Ты рассказываешь моему другу, что в субботу в клубе это ты прислала цветы и ту тупую записку про Женю. Чтобы отомстить мне за произошедшее на улице.

— Ты о чем?

— А ты будто не знаешь! — презрительно хмыкнул он.

— Так. Что мне еще рассказать? — гнев медленно начал подниматься у меня из самых глубин души. Но быстро застыл на слабом уровне, потому что за спиной Яра я вдруг увидела сына Инессы Дейберт, который неслышно приблизился к нам, сложив руки на груди. На его загорелом взрослом лице играли желваки — он отлично слышал наш разговор. Мы встретились с ним взглядом, и я заметила в его карих глазах жесткое выражение, которое с трудом прикрывало обиду и, кажется, страх.

— Можешь рассказать, какая ты идиотка, но Вану все равно, — не почувствовал ничего подозрительного Зарецкий. — Главное, скажи ему, что записка — твоих рук дело, а я тут не причем. Поняла?

Не успела я и рта открыть, чтобы посоветовать своему спасителю заткнуться и обернуться, как Иван Дейберт опередил меня.

— Она, думаю, поняла. А я — не очень. Ты что творишь, Яр?

Голос у него был спокойным, довольно глубоким, но очень недобрым. Парень явно подумал, что друг заставляет меня врать, чтобы выгородить себя в чем-то. Я, впрочем, тоже так думала, хотя у меня было подозрение, что Адольф Енотыч страшно тупит.

Выражение лица у Зарецкого поменялось в секунду: из довольного и высокомерного в печальное и встревоженное. Приглядевшись, я поняла, что спутала печаль с болью.

Ярослав повернулся к другу и одарил его голливудской улыбкой.

— О, здорово! Ты что тут делаешь?

— Здоровались уже. Тебя искал — Антоновна велела, — назвал не слишком вежливо Ван какую-то учительницу. — У нас контрольная сейчас.

— А что не позвонил? — улыбка мигом забывшего обо мне Зарецкого до сих пор была широкая, но какая-то болезненная.

— У тебя, как всегда, отключен звук, — отрывисто сообщил Дейберт. — Давай, говори, — вдруг обратился он ко мне на фривольное "ты", забыв о субординации.

— Что говорить? — уже устала я. Что за детский сад тут они развели?

— То, что он тебе велел сказать.

— А тебе не кажется, что "тыкать" в учителя ты не можешь? — спросила я.

Ван пожал мощными плечами.

— Извините. — Он поднял на меня тяжелый взгляд темных глаз. — Говорите, что он велел вам мне сказать.

— Ван! — возмущенно воскликнул Ярослав, поняв, что тот подслушал часть разговора и думает теперь, что Зарецкий решил с моей помощью выгородить себя. — Это не то, что ты думаешь.

— Яр, я все знаю. Женя любит тебя, и она в субботу это ясно дала всем понять. Я давно подозревал, что ты ей нравишься, — голос у Вана был почти безжизненный, но кулаки у него на миг сжались — я заметила это.

— Бред! В клубе произошла ошибка. Это она подстроила. — Яр кинул на меня уничтожающий взгляд. В обычной ситуации я бы за такое вранье просто послала бы далеко-далеко и на много лет, но сейчас, помня, что принц меня реально и почти самоотверженно спас, ничего говорить не стала.

— Я слышал, как она подстроила, — усмехнулся Иван. — Зачем ты прицепился к ней? Почему заставляешь врать? Ты вообще думаешь, что делаешь, господин президент?

Надо же, и он так Яра называет. Я почти умилилась.

Теперь ярость появилась и в зеленых глазах Зарецкого.

— Заткнись, — велел он другу. — Напридумывал себе всякой чуши и сам же в нее веришь. *Запрещено цензурой*, ты дебил, ты конченный дебил. Женька тебя любит, с ума сходит с субботы, а ты ее игноришь. Я тебе пытаюсь сказать правду, а ты меня не слушаешь — на хрен слушать меня, я же мудак и предатель, увел твою девчонку. На хрен слушать всех остальных, они же неполноценные и ничего не понимают. — Зарецкий зло ухмыльнулся, Дейберт же просто молчал, внимая монологу друга, как, впрочем, и я.

— Как всегда, сам решил что-то, придумал и пасешь свои мысли, не слушая никого. — Злость в голосе Яра становилась все более и более ощутимой. Как и обида. — Ты вообще мужик или так, рядом проходил? Да ты, как девчонка — сделал себе трагедию из ничего и живешь в ней. Ты точно мужик? Или просто себе бицуху накачал, чтобы мужиком называться?

Я не знаю, как Ван чуть не врезал Яру за эти слова — он почти готов был сделать это, но он продолжал его слушать.

— Тебе повезло с Женей, *запрещено цензурой*, а ты ее теперь так опрокидываешь из-за чьей-то тупости. — Теперь Ярослав глянул на меня. — А ты вообще, хороша, мисс училка. Мне официант ясно сказал, что заказ был сделан из вашей комнаты!

Я нахмурилась, ничего не поняв из его речевого потока, прямо-таки брызжущего разными эмоциями, в том числе искреннем негодованием и гневом.

— Ладно, пошутила тупо — забыли. Но, черт возьми, признаться-то ты можешь в своем приколе, а? Ты прикинься хотя бы благодарной, признайся. Признайся, что ты мне так отомстила, что так пошутила. Как вы меня достали все! Лучше бы я тебя не спасал, — бросил напоследок обозленный Ярослав, у которого из ушей пошел пар, и просто-напросто покинул нас в Ваном, бросив на прощание пару слов из обширной обсценной лексики, коей, по всей видимости, был богат его словарный запас.

Яр в этот момент был так эмоционален, что и я, и его друг просто были сражены не столько его словами, сколько эмоциональной мощной волной праведного негодования, исходившей от Зарецкого.

— Идиот, — громко и с чувством сказала я ему вслед. — Эй, — вдруг обратилась я к Вану. — Считай, что там, в клубе, это был мой прикол.

— Учительница, вам говорили, что врать — это нехорошо? — посмотрел на меня парень. — Не слушайте этого коз... Ярослава. Просто пошлите его в следующий раз, если он будет вас доставать.

— Иван.

— Что?

— Я не в курсе, что у вас там произошло в клубе, но если это как-то связано с розами — то они предназначались мне, — сказала я устало. Пусть Ярослав тот еще козел, но отблагодарить за спасение его стоит.

— Мы сами с ним разберемся, — не захотел меня слушать его друг. — До свидания.

И он тоже ушел, бросив безразлично-вежливое "До свидания". Я хмыкнула, попрощавшись с Дейбертом, покачала головой и направилась прочь из школы.

Я уже так устала от всей этой школьной возни, что в каком-то изнеможении притащилась домой, набрала полную ванную, залезла в пенистую и пахнущую персиками воду и закрыла глаза, пытаясь расслабиться. Во мне все еще жил страх того, что сегодня я чуть не стала жертвой гипсового бюста, едва не свалившегося на меня. Все-таки хорошо, что у Зарецкого такая хорошая реакция — он вовремя среагировал на опасность. Я вспомнила, как он прижал меня к себе, и вспомнила все те чувства, нахлынувшие на меня огромной прохладной чистой волной, когда я уткнулась носом в его грудь. Даже запах одеколона моя противная память воспроизвела так, что мне показалось, что Яр находится где-то рядом. И опять край моего сознания зацепил это странное ощущение, что я стою с ним на самом краю обрыва, под которым плещется бушующий океан на холодном скользком камне, крепко обнимая его и не желая отпускать.

Не выдержав всех этих эмоций, я, зажмурившись, вдруг с головой нырнула в воду, задержав дыхание и почувствовав, как сильно бьется мое сердце и сжимаются легкие от нехватки кислорода. Вынырнула я обратно почти через минуту, шумно хватая воздух ртом. Приняв душ и набросив на себя махровый халат, в котором мне всегда было тепло, я, взяв с собой большую кружку с горячим чаем, пошла к ноутбуку — печатать очередную статью, теперь уже в студенческую газету, посвященную победе команде КВН нашего университета в местной Лиге. С несколькими представителями команды я как раз встречалась вчера и весело провела с ними непринужденное интервью, больше похожее на беседу приятелей, поскольку двух КВНщиков я знала лично. Дело шло как-от плохо, и на статью в пять тысяч знаков я потратила почти пять часов, поскольку была не в силах сосредоточиться, то и дело вспоминая произошедшее. И чем больше я вспоминала, тем страшнее мне становилось — страх от произошедшего пришел ко мне задним числом.

Когда я поставила в статье последнюю точку, из моей сумки зазвучала "Песня половецких девушек". Я не без труда нашла в сумке мобильник и сказала: "Алло".

— Настя, это Диана Вячеславовна, ваш руководитель практики, — раздался знакомый резкий и не слишком приятный голос.

— Здравствуйте, — отозвалась я, сразу поняв, почему она звонит — наверное, хочет договорится о посещении моего урока в школе. И я оказалась права.

— Как проходит педагогическая практика? Сколько уроков вы уже провели? — поинтересовалась для проформы преподавательница.

— Хорошо проходит, — покривила я душой. — Осталось два урока.

— Что-то вы быстро закончили, — удивилась Диана Вячеславовна, всем своим тоном намекая, что я преувеличиваю. — Прямо подозрительно.

— У меня сдвоенных уроков много, — отозвалась я. — Поэтому быстро получилось. Все зафиксировано в дневнике и подписано куратором, — добавила я на всякий случай.

— И что же вы мне не позвонили тогда, — попеняла тут же мне препод. — Мне же вообще-то нужно ехать к вам в школу на проверку, чтобы посмотреть, как вы преподаете. Так, когда у вас ваши последние два урока, Настя?

О, Боже, она действительно решила приезжать на наши уроки. Уж если решила, почему нельзя сразу договориться со студентами, когда приедет на их занятия?

— В этот четверг, тоже сдвоенный. Или можно перенести их на пятницу.

— Какое легкомыслие, — вздохнула она так, будто бы я лично ее оскорбила своим поведением. Хорошо, что я вам сегодня позвонила. Иначе просто не знаю, когда бы смогла посетить ваше занятие. А от этого, между прочим, зависит оценка, которую вы получите по педагогической практике. В четверг во сколько?

Я назвала время.

— Отлично. В четверг посмотрим, как у вас получается проводить занятия с учениками, — довольным голосом сказала Диана Вячеславовна. — Сообщите своему куратору, что я приеду. До свидания, Настя.

Я положила телефон на столик и села на диван, откинувшись на спинку и скрестив руки на груди. Прекрасно! Через день, на моем последнем уроке будет присутствовать и Диана. Если при ней Ярослав и его подпевалы что-нибудь выкинут, мне несдобровать. Хотя, с другой стороны, с нами будет Светлана Викторовна, а, значит, при ней ученики не должны вести себя совсем уж плохо. Эта мысль меня приободрила.

Поделав по дому кое-какие дела, я, заскучавшая по подругам и захотевшая расслабиться, вызвонила их всех и позвала в кафе. Мужская же часть нашей небольшой компании сегодня никуда пойти не могла. Темные силы был на концерте какой-то жутко готической группы, Дан — на Дне рождении какого-то приятеля из своей темной тусовки, а с Женькой вообще происходило непонятно что. Он морально убивал меня тем, что совсем почти пропал. Мы с ним так и ни разу не виделись после того, как поучаствовали в спиритической дурости. Я ждала от него хоть каких-от знаков внимания, а он, вместо того, чтобы хотя бы написать сообщения по телефону или в ВКонтакте, молчал. Тупо молчал. Алена, знавшая, что я сильно расстраиваюсь из-за этого, говорила мне, что не стоит все свое внимание заострять на Жене, который ведет себя странно. И всячески поддерживала меня в том, что первым должен проявлять активность парень, а не девушка. Я сама как-то хотела несколько раз написать ему или позвонить, но всякий раз Алена останавливала меня, говоря, что девушка не должна навязываться.

Алсу же придерживалась несколько другой позиции — она считала, что нет ничего зазорного в том, чтобы иногда писать или звонить парню первой. Ранджи же вообще не видела никакой проблемы, заявив, что если мне надо, я могу не только писать и звонить, но и в гости без приглашения прийти. Ранджи у нас была девушкой простой и свободной от всяких условностей.

Я же, больше всего слушавшая не других, а себя, все же попыталась хоть как-то привлечь внимание Женьки и, найдя компромиссный вариант, позвонила ему якобы для того, чтобы позвать его в клуб, куда все собирались идти на выходных. К моему удивлению, ответил он мне сухо, хотя, кажется, обрадовался тому, что я позвонила ему.

— Наська, — мне показалось, что я вижу, как он улыбается. — Привет.

— Ребята в клуб решили пойти. В "Морализатор", — назвала я известный во всем городе рок-клуб, где каждую пятницу и субботу проходили живые выступления как местных, так и приезжих команд. Этот клуб мы с Даном, который, естественно, тоже был в курсе моих личных проблем, выбрали не случайно. Женька обожал рок и сам играл в рок-команде — даже как-то недавно выступал со своими ребятами в "Морализаторе", и обязан был клюнуть на эту приманку.

— Пойдешь с нами? — продолжала я, хотя на самом деле с удовольствием сходила бы в оперу, а не в это шумное место, подходящее только для тех, кто действительно, всей душой любит тяжелую музыку.

— Я... Когда?

— В субботу, вечером. Часов в 10 встретимся.

— Слушай, Насть, я не знаю, — ответил парень по телефону, и мне показалось, что голос его чуть более нервный, чем обычно. — У меня дел много — репетиции постоянные. Я подумаю. Может, пойду.

— Мы хотим к тебе на репетиции, — сказала я, сама не зная, зачем и сто раз пожалела об этом. Какие "мы"? Это я хочу на его репетиции.

— Пока нельзя, — отрывисто сообщил Хирург. — Ладно, меня тут зовут парни. Я перезвоню, если пойду в клуб. Пока.

— Пока.

В общем, в кафе, расположенном в центре города, которое славилось своими демократичными ценами, собрались мы вчетвером — я, Алена, Алсу и Ранджи. Я приехала раньше всех, как, впрочем, это бывает часто, потому что опаздывать я не люблю, и остановилась около входа в кафе — мне показалось, что девушка, идущая впереди — это Алсу, но я ошиблась. И мое временно замешательство стоило мне встречи с человеком, видеть которого я не желала.

Неподалеку от кафе, в котором я решила встретиться с подругами, за скромными, но надежными дверьми без вывески, располагался известный в узких кругах бильярдный клуб "Уинстон" куда попасть могли только определенного достатка люди и только по приглашению других членов клуба. Именно в тот момент пока я тормозила на тротуаре, из этих самых дверей вышел в сопровождении каких-то мужчин в неброских элегантных пальто и моя любимый дядя Тимофей, которого ожидал только что подъехавший личный автомобиль представительского класса компании "Мерседес" с персональным водителем.

Родственника я заметила слишком поздно и не смогла слинять, потому что он, завидев меня, тут же направился в мою сторону, приподняв в приветственной улыбке уголки тонких жёстких губ.

— Моя самостоятельная племянница, — сказал он мне чуть-чуть насмешливо, с некоторой толикой любопытства глядя с высоты собственного значительного роста, сквозь тонкие стекла брендовых очков-хамелеонов. Я тоже смотрела на дядю, но настороженно. Давно мы с ним не общались, почти пять лет, но за это время он ничуть не изменился и не постарел. В темно-русых коротких волосах ни единого седого волоса, на холеном серьезном лице почти нет морщин, голос все такой же глубокий, умеющий, не повышая тона, пугать людей и заставлять их делать то, что нужно. Только вот серые глаза стали еще холоднее, чем прежде. Хотя, у меня глаза точно такого же цвета и формы, но, надеюсь, их взгляд не такой же ледяной и жесткий. Не понимаю, как все эти женщины, которые вешаются на Тимофея, не видят его жестких глаз, покупаясь на вежливость, хорошие манеры истинного джентльмена, внешность и, конечно же, деньги.

— Добрый вечер, Настя, — продолжал дядя Тим, глядя на меня со все той же своей улыбочкой. Ну и что ему надо? Мог бы и пройти мимо, не заметив меня.

— Добрый вечер, — отозвалась я. И, чтобы он не понял, что я заволновалась, сказала первой, обратившись к нему на "ты", как и раньше. — Давно не виделись. Как у тебя дела?

Он, кажется, немного развеселился, по крайней мере, улыбка стала немного шире.

— Дела совершенно так же, как и пять лет назад, когда моя очаровательная племянница покинула отчий дом и решила больше не общаться со своими родственниками. А как у тебя... дела? — он, кажется, посмеивался надо мной. — Ты заканчиваешь свой университет? — последнее слово он произнес пренебрежительно-насмешливо. Наше современное российское высшее образование казалось дяде Тиму совершенно невразумительным — за парой столичных исключений, разумеется. Тимофей любил выгодное вложение средств, а я, думаю, казалась ему почти утраченной инвестицией убыточного проекта.

— Да, это последний год, — кивнула я.

— Значит, ты будешь журналистом? — весело сверкнули его глаза за стеклами очков-хамелеонов. Кажется, эта профессия дядю Тима веселила.

— Да, буду, — с вызовом подтвердила я. — И уже несколько лет этим занимаюсь.

— Чем — этим?

— Пишу статьи, — буркнула я в ответ.

— Какая же ты целеустремленная. — В голосе Тимофея послышалось почти одобрение, которое меня слегка удивило — обычно к своим племянникам дядя был совершенно равнодушным. Есть они или нет — его не волновало. — Похвально, Настя. Ты умеешь удивлять. Не скучаешь по своей семье?

— Нет, — ответила я почти равнодушно.

— И что, не хочешь вернуться?

— Нет, — мой ответ вновь был односложным.

— И даже проведать своих родных?

Тоже мне, нашел родных!

— Пока нет, — осторожно сказала я.

— Не жалеешь? — продолжал свой ненавязчивый допрос дядя Тим, все так же глядя на меня сверху вниз с высоты своего высокого роста.

— Не жалею. Я же занимаюсь тем, что мне нравится. И живу так, как мне нравится, — ответила я, понимая, что если сейчас сюда придет Алена, то она все поймет. Черт же ее дернул связываться с дядей Тимом! И ведь она наверняка знает, что он женат. Чем только Алена думает?

— Молодец, девочка. Твои рассуждения мне нравятся, — глаза за стеклами очков-хамелеонов хоть и оставались такими же холодными, но в них появилось что-то, похожее на одобрение, а, может быть, мне просто показалось. — Ты уверена, что всю жизнь готова заниматься своей журналистикой? — почему-то спросил он. Мне казалось, что он сканирует меня. И что дядюшке нужно?

— Думаю, да. Мне пора, прости, нужно идти, — заторопилась я, боясь, что сейчас появится Алена и увидит нас с дядей Тимом вместе. Не представляю, как я все это буду объяснять.

Родственник глянул на запястье левой руки, на которой я узрела его часы его любимой швейцарской компании "Патек Филипп", и сказал, как всегда, спокойно и уверенно:

— У меня есть свободный час. Предлагаю вместе поужинать. Все-таки мы родственники. Стоит отметить нашу случайную встречу. — Слово "предлагаю" было формальным. Если дядя Тим чего-то хотел, он этого добивался, маскируя свою настойчивость вежливостью. Впрочем, не он один.

— Я сейчас занята, — твердо сказала я, отлично помня о долгожданной встречи с подружками.

Тимофей чуть приподнял темную прямую бровь, спрашивая, чем это я занята?

— У меня встреча, — пояснила я, понимая, что внутренне еще больше раздражаюсь.

— Наш ужин не займет много времени, Настя, — ровно произнес родственник. — Отложи свою встречу на час или чуть менее. Неподалеку есть отличное местечко, где подают не менее отличную пасту. Ты же любишь пасту? — дяде Тиму было плевать на мои вкусовые предпочтения или вкусы других своих племянников — просто у него была отменная память.

— Но я не могу сейчас...

Меня перебили, чего я терпеть не могла. Но дядя, впрочем, как и некоторые другие представители семьи, которую у меня язык не поворачивается назвать нашей, обладал какой-то таинственной силой, заставляющей людей делать то, что ему нужно. Я, ненавидящая подчиняться, понимала, что не могу сопротивляться ему. А он будет довить о тех пор, пока не получит желаемое.

— Раз мы семья, нам нужно хоть иногда видится, не находишь? — продолжал он.

— У меня нет сейчас времени.

Эти слова не произвели на дядю Тима никакого эффекта. Он вообще их не слышал. И что ему от меня надо-то? Я в очередной раз оглянулась, боясь, как бы не появилась Алена или другие девчонки.

— Для семьи время всегда есть. Поужинаем вдвоем, поговорим.

— О чем же, интересно? — не выдержала я. — Помнится, мы и раньше как-то особо не разговаривали.

— Кровь не вода, знаешь ли. Она намного гуще, — спокойно отозвался дядя, и я нахмурилась. — Ты мне не чужой человек, Настя. Хочу знать, как ты живешь.

— Но я...

— Пошли. Моя машина вон там, — небрежно кивнул Тимофей на свой шикарный седан черного цвета с объемной решёткой радиатора известной немецкой компании, припаркованный около "Уинстона". — После ужина доставлю тебя в нужное место, на твою встречу.

И я пошла, понимая, что родственник не отстанет от меня до тех пор, пока я не соглашусь. А приход Алены, думаю, был все ближе и ближе.

Дядя открыл передо мной заднюю дверь машины и сделал пригласительный жест, предлагая мне забраться в просторный комфортный салон, обитый кремовой мягкой натуральной кожей. Перед каждым из двух задних сидений, разделенных между собой удобным подлокотником, было прикреплено по два 7-дюймовых ЖК-дисплея. Между ними находилась аудиосистема. Еще два монитора располагались на панели приборов, перед водителем. А чуть позднее я обнаружила и пятый монитор — потолочный, который был закрыт. Узнаю старого-доброго дядю Тима — он любит шикарные элегантные машины, когда роскошь сочетается с высокими технологиями. И женщин он любит роскошных, как моя Аленка, например. На мгновение стало обидно за подругу.

Сам Тимофей сел рядом со мной, проигнорировав переднее сидение, и коротко бросил водителю — молодому человеку с темными волосами, закрывающими уши и небрежной челкой набок, и безэмоциональным бледным кукольным лицом, на котором ярко выделялись черные большие глаза:

— В "Освальд".

Тот в меру учтиво кивнул и, не говоря ни слова, плавно отъехал от тротуара и выехал на дорогу, ловко вклинившись в плотный поток машин. Я еще раз оглянулась и поняла, что вовремя села в машину своего прелестного дяди Тима — около пешеходного перехода, ожидая зеленый свет, в коротенькой белой шубке стояла Алена, направляющаяся к кафе, в котором мы договорились встретиться. Черный "Мерседес" проехал мимо нее, и я наклонила голову, делая вид, что что-то оправляю на пуховике, чтобы подруга случайно не заметила меня, хотя ехали мы во втором ряду. Тимофей в это время доставал из элегантного дипломата — своего постоянного спутника, планшет, и тоже не приметил Алену, заставив меня облегченно вздохнуть.

Подруга перешла дорогу, держа в руках мобильник и с кем-то переписываясь, и я тоже вытащила свою раскладушку, чтобы сообщить Алсу, Ранджи и ей о том, что опоздаю на встречу. Дядя, поклонник всего нового, дорогого и качественного, взглянул на мою мобилку с легким пренебрежением. Впрочем, от замечаний воздержался — подозреваю из-за безразличия.

Молчаливый странный водитель, чьи длинные, кажущиеся почти белыми пальцы уверенно держали руль с фирменным знаком "Мерседес" посредине, повернул автомобиль на соседнюю улицу, с которой открывался вид на одну из главных местных достопримечательностей исторического цента нашего города — на Кремль, вернее, на его западную стену, находящуюся на холме. Я любила гулять по территории Кремля, может быть, не очень большой, но вмещающей в себе множество красивейших архитектурных сооружений, большая часть которых была построена еще много веков назад: одиннадцать башен, возведенных в самое разное время, два красивейших храма, недавно отреставрированный генерал-губернаторский дворец, несколько величественных зданий, в которых когда-то находились присутственные места Российской империи, то есть, по-простому говоря, государственные учреждения, а сейчас располагались Государственная Дума и несколько ведомств. На территории Кремля находились и несколько музеев, мемориальный комплекс с Вечным огнем, памятники выдающимся деятелям города и даже небольшая смотровая площадка, откуда открывался неплохой вид на город. Мне вдруг очень захотелось попасть на эту площадку, подальше от любимого дядюшки, однако сделать этого я не могла. Более того, мне совершенно запоздало пришла в голову почти паническая мысль, что дядя Тим везет меня в этот самый "Освальд" не просто так, а по просьбе другого человека. Я не часто чувствую себя неуверенно, но сейчас именно это неприятное ощущение стало главным в моем теле и душе.

Занервничав, я повернулась к Тимофею, который что-то просматривал на своем планшете, словно забыв обо мне, и спросила ровным голосом, скрывая все свое недовольство, недоумение и даже легкий страх.

— Это он сказал?

— Что? — поднял голову мужчина в очках.

— Отвести меня? — я вдруг даже похолодела, представив, что сейчас меня отвезут в место, где находится человек, которого я так не хочу встречать. Как же я раньше не додумалась?

Ногти моих сжатых в кулак пальцев, впились в ладони. Так, Настя, все хорошо. Не нервничай и не бойся.

"Прыгай на фиг из машины!" — весело заорала внутри меня моя темная сторона.

"Может быть, это и к лучшему?, — рассудительно спросила светлая. — Увидишься с ним...".

Я не без труда погасила эти оба голоса в себе и выжидательное уставилась на родственника, который сразу понял, что и кого я имею в виду.

— Это только моя инициатива, дорогая племянница, — насмешливо ответил дядя Тим, сразу все поняв. — Не бойся, я тебя не на встречу к моему брату везу. Я не мальчик на побегушках. Да и сама подумай, Настенька. Если бы он захотел, сам бы все организовал, не прибегая к моей помощи. У него достаточно ресурсов, поверь.

Я включила логику в себе и, почти мигом успокоившись, поняла, что дядя прав. И чего только разнервничалась? Совсем с психикой нелады, видимо.

— А что ты хочешь от меня? — прямо спросила я.

— Я же сказал, что хочу пообщаться со своей самостоятельной гордой племянницей, — уголки его губ чуть приподнялись в улыбке. — Которая очень любит пасту и, кажется, не очень любит присутствие своего дяди.

— О чем-то конкретном пообщаться? — спросила я. Он невозмутимо приподнял широкие плечи. Почему-то совсем некстати вспомнилось, как Алена мне говорила, что ей нравятся высокие статные мужчины с широкими плечами. При мысли, что у подруги и у дяди Тима что-то есть, меня передернуло, и он это заметил.

— Что с тобой?

— Ничего, — не спешила я говорить правду и сняла с волос шапку — стало жарко. — Так о чем ты хотел поговорить?

— Когда приедем, тогда и поговорим. Мы почти на месте. Тебе идет твоя прическа, — тут же заметил дядя Тим. — Тебе вообще идет быть взрослой, Настя. Ты с детства отличалась своим взрослым образом.

— Да? Что значит взрослый образ в детстве? — стало любопытно мне.

— Ты всегда была тихой, неразговорчивой, серьезной и ответственной. Много хмурилась, не показывала своих эмоций — я даже не помню, что ты плакала. Странно, не находишь? Яна и Олеся плакали часто. Очень часто — а это раздражает. А тебя со слезами я не припомню, хотя, признаю, что не так много времени проводил со своими племянниками. Ты не плакала. А ведь рыдал даже этот кретин, просиживающий штаны в Лос-Анджелесе. — Это дядя Тим так отзывался о моем двоюродном брате Юрке, о том еще шалопае и раздолбае, который, тем не менее, был единственным из всех членов семьи, которого я любила.

В это время "Мерседес" плавно притормозил около крепкого пятиэтажного здания темно-серого цвета, построенного в середине прошлого века. Такие дома, невысокие, но крепко сбитые, нарядные, с колонами и арками, построенные в соответствии с основными принципами неоклассицизма, украшали несколько центральных улиц, лишь изредка деля городское пространство с огромными башнями современных торговых — и бизнес-центров и высоченным зданием городской администрации. Почти во всех таких домах на первых этажах и в подвальных помещениях располагались магазины, почта, бутики, кафе, бары и рестораны — как и ресторан "Освальд", в который мы ехали. Неброский вход с кованой вывеской названия заведения с козырьком над ним, большие окна с темными рамами, аккуратные ступеньки и два фонаря, словно из девятнадцатого столетия — вот что я увидела, выйдя из машины — дверь мне услужливо распахнул молчаливый водитель. Почему он не распахнул дверь перед моим дядей — загадка. В свете фонаря, рассекающем темноту зимнего вечера, его черные глаза на бледном лице выглядели пугающе.

После он подошел к вылезшему из "Мерседеса" Тимофею, и тот тихим голосом стал что-то говорить ему, явно своим беспристрастным голосом давая какие-то наставления и указания. Я в ожидании принялась оглядываться по сторонам. Спокойная улица с архитектурно-художественной подсветкой горделивых домов и белыми из-за падающего снега тротуарами, освещенными ярким электричеством дружного ряда фонарей, казалась уютной и совершенно безопасной. Машин тут было немного, несмотря на то, что это был центр, а вот людей, и спешащих куда-то по своим делам, и прогуливающихся неторопливой походкой, было в достатке. Мой взгляд задержался на довольно милой паре начинающих взрослеть подростков, идущих за руку. Девочка в яркой красной шапке с кокетливым помпончиком ловила ртом снежинки, а парень с таким же алым шарфом пытался фотографировать ее, шутя и смеясь. Глядя на них, хотелось улыбнуться, чего я, впрочем, все равно не сделала.

— Настя, нам сюда, прошу, — сказал мне родственник, кивком головы показывая на вход в ресторан, как будто бы я и сама не понимала, куда нам еще идти. Совершенно внезапный холодный порыв ветра грубо хлестнул меня по лицу, заставляя волосы развеваться в воздухе. Пришлось прижать их ладонью к вороту пуховика. Водителя же дяди Тимы мои растрепанные волосы явно позабавили — он даже улыбнулся мне, прямо, как и дядюшка, уголками тонких бескровных губ. Я взглянула на него чуть ли не с угрозой, мол, чего пялишься, никогда не видел, что у девушки растрепались из-за ветра волосы?

— Езжай, — велел Тимофей водителю, застывшему около "Мерседеса". — Сделай все, что я сказал. Через час жду тебя тут.

Брюнет слегка склонил голову в знак согласия и сел в автомобиль, однако не уехал до тех пор, пока я и дядя не оказались в ресторане "Освальд".

Сжимая в одной руке шапку и ручку сумки, а другой удерживая норовящие побыть импровизированным флагом волосы, я вслед за Тимофеем зашагала по ступенькам к тяжелой двери, за которой, в расслабляющей полутьме, нас встретил администратор — импозантный мужчина в смокинге с намертво приклеенной к симпатичному лицу широкой улыбкой, которую я сначала прияла за искреннюю, но поняла, что ошиблась, когда администратор признал Тимофея — тогда он улыбнулся по-настоящему тепло.

— Здравствуйте! Добро пожаловать в ресторан "Освальд". Если позволите, я провожу вас. О, Тимофей Петрович, добрый вечер! — поприветствовал он дядю. — Вы снова у нас! Прошу вас и вашу очаровательную спутницу пройти к гардеробу.

Он помог сначала мне, а затем и дяде избавиться от верхней одежды и передал ее седому старичку-гардеробщику добродушного вида.

— Как всегда, кабинет, Тимофей Петрович? — спросил администратор.

— Да, — коротко сказал дядя. А я находилась в некотором недоумении — ни от того, что оказалась в шикарном месте с живой качественной музыкой, звуки которой были слышны в холле, а от того, что администратор так живо и тепло улыбался дядя Тиму, человеку жесткому и, в общем-то, сволочному. И ему люди искренне улыбаются? Он что, дает большие чаевые? Я была удивлена, но не из-за роскоши этого места, а из-за отношения администратора к дяде. Тогда я еще ничего не знала ни о своем дяди, и о том, что он делает, ни об этом ресторане, ни о странном водителе, вообще ни о чем.

— Прошу вас, следуйте за мной. — Администратор провел нас через арку в просторный зал, оформленный в коричнево-красных тонах, в котором было много натурального дерева, кожи и хрусталя. Кирпичные шероховатые стены, приглушенное освещение, массивность мебели, придающая ей не громоздкость, а налет европейского шика позапрошлого столетия, импровизированная сцена, на которой исполнялась, кажется, 2-я часть струнного квартета N 1 Чайковского, — все это производило впечатление. Таким, как дядя Тим, было положено бывать в подобных заведениях.

Проходя неподалеку от невысокий сцены, я повернулась к музыкантам — четырём мужчинам в строгих смокингах с двумя скрипками, альтом и виолончелью. Играли они очень даже хорошо и профессионально — на сцене филармонии смотрелись бы так же хорошо. Казалось, они полностью поглощены миром струн и нот — лица их были умиротворенные и спокойные. Однако когда я поравнялась с белокудрым виолончелистом — самым, наверное, молодым в этой компании — чьи волнистые волосы цвета топленого молока, кончиками касались плеч, он повернул голову в мою сторону, и мы встретились взглядами. Музыкант улыбнулся, не переставая водить смычком по виолончели, извлекая чудесные звуки, и подмигнул. Я не ответила ему улыбкой, а пошла следом за дядей.

Пройдя через этот зал с гостями, а потом и через еще один, чуть поменьше — в них не было ни одного свободного столика — мы оказались перед дверью, которую администратор, не прекращающий ненавязчиво болтать что-то о блюде дня и новом шеф-поваре из Италии, ловко открыл перед нами и почтительно придерживал до тех пор, пока мы не оказались внутри небольшого, но уютного кабинета с двумя кожаными диванчиками, между которыми около которого стоял прямоугольный дубовый стол с безукоризненно белой плотной скатертью.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — сиял улыбками администратор. Подобострастности я в нем так и не почувствовала.

Мы сели за стол с хрустальными и серебряными сервировочными приборами, накрытый на двоих, друг напротив друга. Слева и позади меня висели зимними натюрморты в массивных золотисто-коричневых рамах, напротив располагались полки с книгами в темных обложках с золотым тиснением, а справа, посредине стены, находилось большое окно с темными рамами из какого-то благородного дерева, которое при первом взгляде казалось самым настоящем, однако на деле было лишь элементом декора. Правда, даже не смотря на то, что оно было ненастоящим, приятно было глядеть на предпраздничный заснеженный город со старинными домами и каретами. Это окно поистине было окном в прошлое.

— Сегодня у нас... — хотел, было, что-то сказать администратор, но его перебил голос — женский, негромкий, очень мне знакомый, но не ровный, как всегда, а, напротив, с нотками раздражения и даже какой-то колкий.

— Не могла не зайти, Тима, и не поздороваться, увидев тебя здесь с новой пассией. А ведь тебе повезло, милый. Ира, твоя законная супруга, сегодня собиралась поужинать со мной именно тут. Представляешь, что бы было, если бы Ира увидела тебя с твой Nзапрещено цензуройN.

У администратора на лбу появились страдальческие морщины. Он совершенно верно почуял конфликт между двумя уважаемыми гостями.

В глаза мне словно напускали мыльных пузырей — я заморгала. Мне никогда прежде не приходилось слышать, чтобы моя крестная Матильда говорила вслух матерные слова, но сейчас она именно это и сделала, обозвав, между прочим, меня, не признав — я сидела спиной к двери. Ничего себе поворотец — крестная и дядя знакомы. Надо же. Неожиданно. Хотя это не удивительно — они крутятся почти в одних и тех же кругах.

— И тебе здравствуй, — совершенно равнодушно ответил дядя Тим, даже и не глядя на вновь пришедшую. — Рад тебя видеть. Как и всегда, ты прекрасна. — Комплементы, произнесенные таким голосом, настораживали. — Но, думаю, тебе не стоит оскорблять мою племянницу.

Я хмыкнула про себя — в глаголе, который использовал в своем последнем предложении дядюшка, как раз-таки содержалось то самое непристойное выражение. А после обернулась, чтобы увидеть Матильду, как всегда, в безупречном костюме, с ниткой жемчуга на изящной шее, с идеальной прической. Кажется, ее удивление было куда больше, чем мое.

— О, Господи, — она потерла ладонью шею, во все глаза уставившись на меня. Крестная совершенно не ожидала меня увидеть в этом месте, да еще и с Тимофеем вместе. Я, впрочем, совершенно разделяла ее недоумение.

— Здравствуйте. — Я хотела сказать ей что-то еще, однако крестная едва заметно покачала головой, явно давая понять, что мы незнакомы. Я прикрыла глаза, говоря, что понимаю и заметила, как она едва слышно вздохнула.

— Здравствуйте. Я ... прошу прощения — я вас оскорбила. Я не думала, что вы — племянница Тима. Я знаю только двух его племянниц. — Матильда было очень хорошей актрисой — почти тут же взяла себя в руки, оставаясь все такой же невозмутимой, как и всегда. — А вас я не встречала.

— Настя предпочитает жить отдельной жизнью, — ответил скучным голосом дядя Тим, впервые взглянув на Матильду взглядом сдерживающегося людоеда, и я заметила, как та слегка закусила ярко-красную нижнюю губу, но быстро взяла себя в руки. — Извини, мы заняты. И, пожалуйста, плотно закрой за собой дверь. Приятного вечера. — С этими вежливыми словами, произнесенными не менее вежливым тоном, которые, тем не менее, выгоняли Матильду прочь из кабинета, Тимофей отвернулся. Женщина плотно сомкнула челюсти — на ее лице появились желваки.

— Я проводу вас до вашего столика, — ослепительно улыбнулся администратор крестной, на которую я старалась не смотреть — во мне сразу же возникало желание подойти к ней и этот вечер провести с ней, а не с этим человеком.

— Хорошо, — разрешила ему сделать это женщина и с презрением глянула на Тимофея, для которого больше не существовало никакой Матильды.

Как только администратор, пожелав нам приятного вечера, удалился вместе с Матильдой, к нам пришла официантка — молодая стройная женщина с короткими черными, как уголь, волосами и бледной кожей. Ее темные выразительные глаза с густыми ресницами напомнили мне водителя дяди Тимы. Они оба были чем-то похожи: одинаково мраморно-белая кожа, иссиня-черные прямые волосы, жгучие темные, чуть ближе, чем нужно, посаженные глаза. Только вот странный водитель был более утончен в чертах и линиях лица, которые могли похвастаться своей почти идеальной пропорциональностью, а официантка же имела неклассические черты — удлиненное худощавое лицо с высоким лбом и узким подбородком, тонкий орлиный нос, большой рот и ямочки на щеках, которые, тем не менее, делали ее яркой и симпатичной, и очень похожей на итальянку.

Почему-то стало холоднее, и я поежилась.

Официантка поздоровалась с нами низким приятным голосом, представилась, сказав, что ее зовут Арина и что она будет обслуживать нас сегодня. Положив перед нами меню в кроваво-красной обложке, она мельком глянула на дядю Тима, словно любуясь им, и только потом удалилась. Перед тем, как покинуть кабинет, она еще раз быстро посмотрела на дядю, и это вновь меня удивило. В моей голове промелькнула мысль, что, возможно, она состоит в почетном списке соблазненных дядей.

Мой телефон, поставленный на вибрацию, засигналил, что пришло смс — Матильда впервые отправила мне текстовое сообщение, а не позвонила. И ее сообщение звучало так:

"Настя, Т. не должен знать. Мы незнакомы".

"Хорошо, я поняла", — набрала я в ответ. Наверняка она боится из-за отца. Боится, что дядя Тим расскажет ему о том, что она помогает мне.

А в кабинете повисло молчание, прерываемое только лишь почти беззвучным шелестом плотных страниц с блюдами. Меню тут мне очень даже понравилось, хотя большинство блюд названия имели сложные и для обычного уха странные.

— Давай же сделаем заказ, моя дорогая племянница, — сказал Тимофей, даже и не притрагиваясь к меню, когда же я, наоборот, листала его. Раз притащил меня в это место, пусть угощает ужином, как и обещал. А я сэкономлю — когда приеду к девчонкам, закажу себе только напиток и десерт.

— Давайте. Я готова, — тут же согласилась я, желая побыстрее поесть и убраться подальше, к подругам, которые уже были на месте встречи и, судя по смс, втроем ждали меня.

— Паста? — спросил дядя, прежде чем позвонить в специальный колокольчик, нужный для того, чтобы звать официантов в кабинет.

— Нет, блинная лазанья, — ответила я почти со злорадством, которое было явно не в тему. — И овощной суп минестроне.

— А ты любишь итальянскую кухню, да?

— Ну да.

— А как тебе сама страна? Не хотела бы съездить в Италию? — продолжал совершенно нейтральным голосом дядя, но я все равно почувствовала в его словах подвох.

Конечно, хотела. Когда-то я проводила там летние каникулы — очень давно, словно в прошлой жизни, совсем не похожей на нынешнюю. Наверное, те летние дни остались самыми счастливыми в моей прошлой глупой детской жизни. Ну а пока что новая поездка в Италию была лишь у меня в долгосрочных планах.

— Хотела бы. Попозже, — ответила я дяде. Черноволосая официантка, извинившись, вошла в кабинет и спросила все тем же глубоким голосом, больше подходящим певице, нежели работнице ресторана:

— Что бы вы хотели заказать?

Мне показалось, что в кабинете вновь стало холоднее.

— Мне как обычно, — сказал дядя. — И бутылку красного — вы знаете, какого. Принести вместе с заказом.

Интересно, он что, начал пить? Куда ему одному бутылка красного вина?

— Хорошо, Тимофей Петрович, — улыбнулась ему Арина и своими черными немигающими глазами уставилась на меня. Взгляд у девушки был пристальный, ледяной, у меня по спине поползли мурашки, и я инстинктивно отодвинулась подальше — внимательный Тимофей заметил это. Я хотела открыть рот, чтобы сказать, что хотела бы заказать, но что-то словно случилось с моим дыханием — я вдохнула воздух, но выпустить его из своей груди не могла. Да и к тому же показалось, что на лоб вдруг кто-то положил холодную, как снег на улицах, влажную руку.

— Настя, ты готова сделать заказ? — спросил дядя Тим у меня. — Дорогая племянница, тут все на высшем уровне, так что не бойся.

Он словно специально сказал вслух, что я — его племянница. Дыхание тут же стало нормальным, а ощущение холода на лбу, которое уже переползло на щеки, прошло. Я, резко выдохнув, обхватила себя руками, не понимая, что со мной происходило последние десять секунд.

— Настя? — коснулся моего плеча дядя. — Ты в порядке?

— А? Да, просто что-то голова внезапно заболела, но уже прошла, — ответила я, не без некоторого страха посмотрев на официантку. Ледяные прежде глаза казались дружелюбными и, кажется, чуть-чуть извиняющимися.

Так, что со мной творится? С нервами не порядок, что ли? Или с сердечно-сосудистой системой? Или с дыхательной?

Я глотнула из хрустального бокала воды, показавшейся мне вкусной, словно она была родниковой, прочистила горло и сделала, наконец, заказ.

— Кофе сразу, одновременно с основными блюдами или попозже? — уточнила девушка.

— Продолжим? — предложил Тимофей. — Ты бы хотела в Италию?

— Да, хотела бы. Но поеду туда позже.

Когда заработаю денег, мысленно добавила я, почему-то не сомневаясь, что заработаю. Я ведь буду отличным журналистом, почему бы и не заработать? Может быть не сразу, но со временем точно буду высокооплачиваемым специалистом. И это не мечты, а моя цель.

— Почему же позже?

— Так сложились обстоятельства.

— Денег нет, — сообщил мне дядя Тим то, что я и так знала. Вот же сноб. Еще и веселится при этом.

— Ну да, и что? Для чего ты вообще позвал меня сюда? Пять лет не интересовался, а случайно встретил и решил вместе поужинать.

— Знаешь, почему?

— Знаю, — фыркнула я, помня его слова на улице. — Потому что кровь гуще воды.

— Это да, — подтвердил Тимофей, снимая пиджак и оставаясь в одной рубашке с длинными рукавами. — Настя. — Он поставил оба локтя на стол и подался чуть вперед, смотря мне в глаза своим стальным взглядом.

— Что?

— Ты знаешь, что объединяет Юрия, Яну, Олесю, Павла и Андрея? — назвал он имена моих братьев и сестер, которые были моими ровесниками, плюс-минут три-четыре года.

— Что же? Кровь?

— Кроме.

— Не знаю.

Что за глупые вопросы? Все они совершенно разные — разная внешность, характеры, фамилии. Ничего общего кроме родственных отношений. И все из них, за исключением Юрки мне неинтересны, как , впрочем, и я им. Я бы даже сказала больше — Яна и Олеся меня ненавидят, а Паше и Андрею до меня нет никакого дела. По крайней мере, так было раньше, но сомневаюсь, что их чувства по отношению ко мне по прошествии пяти лет изменились.

— Подумай, — сказал дядя и прикрыл рукой рот — то ли зевнул, то ли улыбнулся.

— Ты меня для этого позвал? — нахмурилась я. — Откуда я знаю. Этими людьми я не интересуюсь.

— Кроме Юрия, — заметил дядя Тим, который, оказывается, был в курсе наших отношений. — Это странно, хотя, признаюсь, некоторых людей мне тоже жаль, и поэтому я с ними добр.

Это, наверное, он про жену говорит, тут же подумалось мне, но я привычно не стала озвучивать своих мыслей, помня, что иногда язык мой — враг мой.

— Я не могу ответить на твой вопрос. Их объединяют родственные отношения, — сердито сказала я. А дядюшка не зря вино заказал. Пить, небось, стал, вот с головой и случаются конфузы.

— Тогда поставим вопрос по-другому, — внимательно глядя на меня из-под стекол брендовых очков-хамелеонов, ответил спокойно Тимофей. — Что отличает тебя от них?

— Да много чего.

— Что первым тебе приходит на ум? — вкрадчиво спросил Тимофей.

— Они богатые, и могут поехать в Италию, когда им захочется, а я — нет, — отозвалась я, вспомнив его недавний вопрос.

— Ты бы тоже могла быть обеспеченной, дорогая племянница. Если бы не выкидывала свои фортели. Осталась бы дома, поступила туда, куда сказал тебе отец. Сейчас бы ты была счастливой обладательницей диплома из Оксфорда, Гарварда или Кембриджа. Тебя бы устроили на престижную работу. Ты бы жила в прекрасных условиях, путешествовала, покупала то, что хочется. Жила бы беззаботно.

— И без цели в жизни, — упрямо сказала я, сглотнув, и вовсе не из-за того, что хотела есть, а потому что в горле образовался ком. — Тратила бы чужие деньги, ничем бы не занималась и постепенно деградировала.

— Ты все же озвучила настоящее отличие от других моих племянников, Настя, — поднял палец кверху дядя вдруг.

— Что?

— Цель в жизни. Желание что-то делать. Желание добиваться. Желание идти вперед. Вот чем ты отличаешься от своих сестер и братьев, девочка моя. Ты одна из них, кто может решать, достигать и получать. Решать, что и как делать ради цели, достигать намеченное и получать отличный результат.

Я не слышала, чтобы дядя Тим так кого-то раньше хвалил. Только свою жену перед журналистами, чтобы показать, какая у них классная и гармоничная семья.

— Думаешь, я тебя хвалю? — не стали загадкой мои мысли для Тимофея. — Нет, я констатирую факты. Они совершенно бесполезны — и я говорю не только о бизнесе. Но если говорить о нем — не хочешь ли работать со мной?

— Еще раз? Работать с тобой? — вот же славный вечер открытий.

— Да, со мной. Именно со мной, а не с твоим отцом.

В это время в кабинет вошла официантка с подносом, на котором стояли наши напитки, в том числе и бутылка вина, а также закуску — что-о вроде подарка от ресторана. Она, извинившись, с легкой улыбкой осторожно, но очень ловко расставила все перед нами, а чуть позже вернулась и с горячими блюдами, действуя почти не слышно, стараясь не отвлечь от разговора. Льда в ее глазах я больше не видела, а позже вообще стала считать, что мне показалось.

— Как тебе мое предложение? Ты умная девочка быстро поймешь, что и как делать. И быстро сможешь занять неплохую должность в моей компании. Для начала будешь постоянно находиться рядом со мной — начнешь сопровождать меня в поездках, присутствовать на собраниях, во время рабочих моментов и так далее. Это все обсудим позже. Одновременно будешь изучать юриспруденцию, экономику и маркетинг.

Я в глубоком изумлении посмотрела на дядю Тима, напрочь забыв о своем супе. Мне по голове словно ударили огромной поварёшкой — так я была удивлена.

— Это серьезно?

— Ты же знаешь, что я редко шучу, — он сделал глоток красного вина.

— Для меня это неожиданность, — призналась я. — И я не совсем понимаю ситуации. Ты случайно увидел меня на улице, и к тебе в голову пришла такая идея?

— Она пришла мне в голову некоторое время назад, когда Яна рассказывала о тебе на семейном празднике, на котором я был вынужден присутствовать, потому что это был День рождения отца.

Я кивнула. Этот день из года в год праздновался в семье, хотя самого дедушки уже много лет не было в живых — почти уже двадцать. Зато собиралась, как правило, вся семья. И все делали вид, что друг друга любят и уважают.

— И что же обо мне рассказывала Яна? — осторожно спросила я.

— Ничего особенного. Что встретила тебя в каком-то местном клубе. С совершенно невнятными людьми. Думаю, она имела в виду твоих друзей, к которым ты так рвешься сегодня. Увы, долго о тебе не слушали — Рита не любит упоминаний о тебе.

Рита — мать Яны. Упоминаний о ней я тоже не люблю. Как только я вспомнила об этой женщине, мое настроение тут же заметно испортилось. Да и неожиданно предложение дяди, как и встреча с ним, оптимизма не добавили. Я сколько времени бежала от того, что дядя Тим мне предлагает, сколько времени бежала прочь от этих людей, так хотела все и всех забыть и жить хоть и одиноко, но так, как я хочу, что слова Тимофея меня не только пугали, но и отталкивали.

— Вернемся к разговору. Мне нужен помощник. Кто-то из тех, у кого со мной общая кровь. Но, увы, в бизнесе им делать нечего. Богатенькие детки, которые не знают, что такое работа, мне не нужны.

Я молчала. И это молчание затягивалось, но не потому что я взвешивала все "за" и "против" — в своем ответе я была уверена, а потому что не знала, как отделаться от дяди Тима, привыкшего все за всех решать.

— Как тебе мое предложение? — поинтересовался родственник, спокойно разрезая ножом кусок симпатичного с виду запеченного мяса с соусом и зеленью.

— Я не готова принять его, — произнеся это, я старалась сделать так, чтобы мой голос был предельно тверд. То, что предлагал Тимофей, было привлекательным, очень привлекательным и перспективным. Но... но было тысяча "но". Хотя главным из них было одно — я не хочу. Я не желаю. Мне это не нужно.

— Ты уверена? Твои финансовые возможности сейчас не самые лучшие.

Надеюсь, он не знает про Матильду и ее помощь мне. Его брат, приходящийся мне отцом, не должен узнать про подругу моей мамы, которую, мне кажется, он ненавидел. В отличие от дяди Тима, спокойного, как робот и лишь иногда выходящего из себя, мой папочка весьма бывает эмоционален. Однажды, когда я пыталась спросить у него что-то про маму, он совершено неожиданно из спокойного и сосредоточенного человека превратился в дракона, и хотя эта вспышка ярости длилась недолго — моя няня быстро прибежала на крик и увела меня, но испугалась я сильно и плакала весь день, не понимая, почему отец так со мной поступает.

Впрочем, неважно.

— Я уверена, — тихо, но твердо сказала я.

— Ты из тех, кто не отступает от принятого решения? — дядя ухмыльнулся. Вот же блин. Он теперь что, решит меня сломать?

— Ну не то, чтобы я такая принципиальная, но да.

— Не принципиальная? А что же тогда тобой движет?

— Честность, — чуть подумав, сказала я.

— Честность? — удивился он.

— Ну да. Что-то вроде честности по отношению к себе. Я честно хочу делать то, что по-настоящему хочу, — попыталась объяснить я. — Ты хочешь рисовать картины? — спросила я вдруг.

— Картины? — дядя Тим явно удивился такому вопросу, но виду, как обычно, не подал. — Нет, рисовать — это не для меня.

— А если бы тебе сказали, что ты должен рисовать картины, а не заниматься бизнесом, ты бы согласился?

— Смотря какие условия были бы мне предоставлены, — дядя понял, что я имею в виду. — Но, думаю, художник из меня получился бы плохой. А даже если бы и хороший, что это за занятие для мужчины — рисовать картины?

— Думаешь, это женское занятие?

— Не знаю. Может быть.

— Что это за занятие для женщины — заниматься бизнесом? — точно таким же тоном постаралась сказать и я. — Это не женское дело.

— Все выдающиеся художники — это мужчины, — тут же сообщил дядя Тим, который, по-моему, развлекался по полной программе. — Так что и среди женщин есть много отличных бизнесменов. Бизнес-леди, — поправил он сам себя и привёл в пример несколько громких женских имен, часто встречающихся на страницах журнала "Форбс".

— Все равно я не хочу. И не могу.

И не буду, добавила я про себя. Нашел себе бизнес-леди.

Тимофей неопределенно покачал головой — я не поняла этот жест. Разозленным он не выглядел, хотя, бывало, приходил в тихую, почти незаметную ярость, когда у него что-либо не получалось. Я бы сказала, что его серые, как асфальт, глаза за стеклами очков оставались спокойными, и было в них что-то довольное. Как у ученого, который только что экспериментом подтвердил свою гипотезу.

— Что ж, мне понятен твой ответ. — Просто сказал он. — Давай примемся за еду. Через пятнадцать минут подъедет Меркурий.

— Какой еще Меркурий? — не веря, что меня больше не прессуют и не заставляют делать то, что я не хочу, спросила я, а потом с тоской подумала, что это только начало.

— Мой водитель, — пояснил дядя. А я подумала — ну и имя у парня. Почти как у Меркурио из "Ромео и Джульетты". — Он увезет тебя туда, куда ты ему прикажешь.

Если честно, ужинать мне больше не хотелось, но я заставляла себя есть, чтобы не показать, как я нервничаю. Ну почему эти люди не могут оставить меня в покое? Почему они вечно приносят мен неприятности?

— Может быть, вина? — спросил Тимофей, видя, что я допила свой кофе. — Рекомендую — "Chateau Beychevelle" 1996 года.

Я согласилась — черная элегантная бутылка с белой этикеткой казалась мне очень заманчивой — скорее всего, это что-то дорогое и удачного урожая. Почему бы и не попробовать немного?

Плохое вино этот человек пить не будет — как-то, когда я училась в старшей школе, я услышала от этого человека интересную фразу: "Плохое вино и хорошая вода часто стоят одинаково. Но я лучше выпью хорошую воду, чем куплю плохое вино".

Дядя аккуратно налил мне в бокал бордовый ароматный напиток, и я, погрев бокал в руке, втянула носом чуть терпкий сладкий аромат и сделала маленький глоток, пытаясь распробовать его. В вине я разбиралась не слишком хорошо, да и особыми обонятельными и вкусовыми качествами не была наделена, а потому весь букет вина и отдельные его нотки уловить не смогла, но все же насладилась вкусом. Чудесный напиток. Совсем не похож на то, что продают в местных магазинах. А может быть, дядя прав, говоря о плохом вине?

— Кстати, — вдруг взял дядя Тим с дивана лежащий рядом дипломат и поставил его на колени перед собой. — Встречу с тобой я уже планировал некоторое время и даже приобрел тебе подарок. Это удивительно, что мы встретились именно сегодня. Вообще-то я хотел заявиться с визитом к тебе домой, — доверительно сообщил мне Тимофей. Я чуть не подавилась вином, но смолчала. Представляю, что бы было, если бы дядюшка заявился ко мне домой, когда у меня в гостях, например, находилась Алена.

— Не хочешь узнать, что именно я хочу подарить тебе? — почти весело спросил родственник, доставая из дипломата бархатную синюю коробочку.

— Понятия не имею, — настороженно следила я за его действиями. Дядя Тим дарит подарок?! Мне? Что с ним? Во всем виновато действие вина?

— А на что тебе фантазия? Ты же журналист. А журналистика — творческая профессия. Подумай, что там может быть. Протяни руку, — велел он мне без перехода.

— Зачем? — всегда отличалась я некоторой подозрительностью.

— Твои вопросы начинают надоедать, дорогая племянница. Протяни руку, — приказали мне вновь мягким голосом.

Я сделала еще один большой глоток вина, вновь подивившись, какое же оно приятное, и с большой неохотой подчинилась и протянула руку вперед, ладонью вверх, не понимая, что этот человек опять задумал. Надеюсь, более мы не встретимся, или он будет меня преследовать со своим предложением работать вместе с ним?

— Как думаешь, что это? — спросил Тимофей.

— Украшение?

— Именно.

Миг — и на моей левой руке оказался браслет. Моя кожа даже не почувствовала прикосновений пальцев Тимофея. Я резко поднесла запястье к своему лицу, разглядывая неожиданно свалившийся на меня подарок. Нечего необычного — тонкий браслет из платины или белого золота, без камней или вставок, похожий на стальную полосу шириной около сантиметра, с лаконичным геометрическим узором по краям. Пальцем правой руки я осторожно провела по холодному металлу, украшающему теперь мою руку. Странно, но дядя Тим угадал с моим вкусом — я люблю простые вещи без особых излишеств, украшений и прибамбасов. Четкие линии, аккуратный дизайн, гармоничность и простота — вот что я ценю.

— Ну как тебе, Настя? — дядя, не отрываясь, смотрел на мою руку, словно видел браслет в первый раз.

— Нравится, — правдиво сказала я, глядя на запястье. Честно говоря, мне безумно понравилось, но попыталась тут же снять украшение. Голова вдруг слабо закружилась, но я списала это на эффект от вина. Я сделала всего лишь несколько глотков, но все равно, алкоголь есть алкоголь. — Спасибо, конечно, но я не возьму.

— Тебе же нравится, — удивился родственник, глядя, как я пытаюсь стянуть с руки браслет — это получалось крайне плохо. Застежек на нем не было, а сниматься через ладонь он никак не желал. И как его только этот умник мне его на руку натянул-то?

— Не снимай, — почему-то сдвинул брови к высокой переносице дядя. — Он твой.

— Да мне не нужен подарок от тебя! — я почему-то занервничала, чувствуя, как сильнее начинает кружиться голова. В глазах появилось напряжение, заставляющее их закрыться, но я силой воли не позволила векам сомкнуться.

— Почему же? — осведомился дядя Тим.

— Потому... — Договорить я не смогла. Слабость, завладевшая мной, стала такой сильной, что я начала заваливаться на бок.

Мне показалось, что я больше не сижу, а как будто бы парю.

— Настя! Настя, что с тобой? — говорил мне голос дяди сквозь какую-то непонятную пелену, застилавшую глаза. Я пыталась не потерять сознание и боролась до последнего, но все-таки не смогла бороться с чернотой, пришедшей на смену болезненной пелене, и упала лицом на диван.

Я не знаю, подхватил ли он меня или нет.

Мне снился удивительный сон, который легко можно было перепутать с явью. Я находилась все в том же ресторане, все в том же кабинете и все около того же человека, с которым пришла сюда. Я неподвижно лежала на диване, с ногами, касаясь щекой кожаного подлокотника, словно меня кто-то заботливо уложил на него, но чувствовала себя так, словно я лечу, не имея крыльев за спиной, а имея лишь одно желание. И лечу не вверх, а вниз, а когда мне кажется, что сейчас столкнусь с препятствием, делаю резкое пике, взмываю вверх и опять на всей скорости мучусь вниз.

Это было далеко не единственной странностью сна.

Я как будто бы оказалась в другом измерении с давящей тишиной, в которой время от времени слышались приглушенные удары колоколов, а в воздухе витал смешанный аромат вина, смолы и каких-то пряных трав. Эти же травы весело шептали мне на ухо, легонько касаясь моих щек и лба своими длинными тонкими зелеными листьями цвета неяркого, зализанного солнцем, малахита:

Настя, Настя, хозяйка, Настя, хозяйка, Настя...

Цвета вокруг стали более яркими, насыщенными, а контуры предметов — более размытыми, как будто бы я смотрела на мир сквозь особую линзу, дающую сказочную яркость, но ставшую почему-то мутной. Или как будто бы я попала в измерение, живущее по законам эффекта какой-то графической программы.

Кожаный диван стал ярко-бордовым, стены — пылающе-красными, пол — затягивающе-черным. Замысловатые рамы картин сияли, как золото на полуденном солнце. Белая скатерть казалась горным снегом, от которого слепило глаза. Хрусталь сиял и переливался всеми цветами радуги.

Настя, хозяйка, — все так же слышала я сквозь замедленные удары колоколов шепот высоких трав. — Настя...

К этим звукам присоединилось ясное цоканье копыт и детский радостный смех.

Я с трудом перевела взгляд вверх, откуда исходил звук, и увидела, что за окном, которое раньше казалось мне ненастоящим, шел снег, мягкими хлопьями ложась на старинную частично расчищенную улицу, по широкой мощеной дороге которой неспешно ехали кареты, запряженные лошадьми. Стук копыт смешивался со скрипом колес, глухим шумом города девятнадцатого столетия и звонким криком мальчишки-газетчика о свежих новостях.

Я лежала, падала и зачарованно смотрела на снег за окном то ли несколько секунд, то ли целую вечность. Мне казалось, что я — это снег, который падает вниз, на землю.

Невероятно чудной сон.

— Настя, Настя, Настя, — трижды, каждый раз чуть более повышая голос, позвал меня кто-то по имени, и я отвлеклась от созерцания своего чудной картины и странного чувства, что я — снег. С трудом повернув голову направо, откуда исходил звук, я увидела дядю Тима, стоявшего с опущенными руками позади дивана, около самой двери и смотрящего на меня спокойным, но странным сосредоточенным взглядом. Пиджака на нем не было — только лишь антрацитового цвета жилет.

— Настя, — вновь повторил дядя мое имя и чуть склонился вперед. Мои губы сами собой приоткрылись от удивления — не только цвета и предметы стали странными. Тимофей в этом сне тоже был необычным. От него исходило странное спокойное светло-стального цвета сияние, в котором иногда мелькали всполохи то ярко-красного, то зловещего бордового, то мелькали тонкие четкие прямые линии сапфирового цвета, устремляющиеся вверх и пропадающие, а потом вновь появляющиеся. Сияние повторяло контуры его тела.

— Ты меня слышишь?

Я прикрыла ресницы, говоря "да".

— Это сон, Настя. Просто красивый странный сон.

Тимофей едва слышно вздохнул, посмотрел на часы, удовлетворительно кивнув чему-то, обошел стол, засунув руки в карманы брюк, подошел ко мне и присел около дивана, все так же глядя на меня. А я во все глаза рассматривала сияние, исходящее от него. Электрический свет тоже стал неестественным — медленно пульсирующим, с голубоватыми прожилками. Казалось, что лампа становится то ярче, то тусклее. Иногда по воздуху прокатывалась радужная рябь, и это тоже было очень необычным, но одновременно завораживающим.

— Ты подаришь мне кое-что, — медленно сказал Тимофей.

А я, продолжая лететь, не понимала, что он имеет в виду.

— Час своего времени. — Пояснил родственник. Сапфировые линии резвыми стрелами пронеслись по его ореолу. — Я украду его у тебя. Хорошо? — голос его стал чуть более ласковым. — Я украду час твоей жизни и твоих воспоминаний. Но взамен я оставлю тебе его, — он кивнул на мою руку, наполовину свешенную с дивана.

Оказывается, от моей руки тоже исходил свет. Я медленно, с огромным трудом — во сне ведь часто нелегко даются даже простые движения, приподняла руку. Браслет на ее запястье светился ровным мягким серебряным светом. Мне показалось, что на моей коже сомкнут не металл, а кусочек месяца, висящего сейчас на зимнем темном вечернем небе в компании звезд, которых почти не видно из-за туч и легко снега.

— Не бойся, Настя, ничего плохого не случится, — донесся до меня голос дяди. — Просто насладись тем, что ты сейчас видишь, слышишь и чувствуешь.

Дядя Тим внезапно крепко взял меня за плечи и, как куклу, усадил на диван, прижав мою спину к спинке дивана — чтобы я не падала от слабости, все еще владеющей моим летящим телом.

— Нужно допить вино, — ласково сказал мне дядя и поднес к моим губам недопитое мною вино, которое сейчас пело в радужном бокале. — Пей, — велел мне все тем же теплым голосом Тимофей, — пей, Настя, до конца.

Он принялась поить меня вином, и с каждым глотком мне казалось, что я лечу все быстрее и быстрее, и уже не падаю вниз, а устремляюсь вверх. Я послушно делала глоток за глотком, глотая не вино, а свободу.

Почти вечность я допивала вино, и только когда в бокале осталось всего несколько капель, дядя вернул его на стол.

— Тебе нравится браслет, Настя? — спросил он меня, поднеся мою светящуюся руку к моим же глазам.

— Да, — разлепила я губы, чувствуя на них привкус вина, казавшегося мне божественным нектаром. Скорость моего полета увеличилась.

— Согласна отдать за него час своей жизни и воспоминаний? — голос дяди стал кошачьим. Он сел рядом на диван, продолжая меня придерживать. — Всего час — это ведь так мало, да, Настя?

— Да, — снова ответила я. Лунный браслет мне очень нравился. Да и все вокруг мне нравилось тоже, например, очередная винная полупрозрачная радуга, исходящая от хрустального бокала. Я попыталась коснуться ее слабыми пальцем, но радуга тут же сбежала от меня, устроившись на плече Тимофея.

— В этом состоянии она на все ответит вам "Да", командор. Это ведь я делала напиток. Напиток жидких чар. "Перунов цвет". На тысячи километров вокруг только наша семья владеет его секретом. — Услышала я насмешливый женский голос, эхом отдавшийся в моих ушах — в кабинет вошли официантка Арина, а следом за ней меланхоличный водитель дяди и тот самый белокудрый виолончелист в черном костюме, которого я видела на сцене зала ресторана.

Что же за сон! Эти трое показались мне живыми сокровищами. Ведь у каждого из них также, как и у дяди Тима, была полупрозрачная сияющая оболочка — темно-синяя, как грозовое небо над неспокойным южным гордым морем. Я любила этот цвет — цвет берлинской лазури, величественный и неброский.

Мой дядя и эти трое разговаривали, а я смотрела на них, не отрывая взора, но не слышала ни слова и не понимала, что они делают тут вместе с Тимофеем.

В персональном сиянии белокудрого музыканта, окутывающем высокое, стройное по-девичьи тело, сверкали сапфировые и платиновые звезды, и то и дело мелькали падающие метеориты. Казалось, его окружает королевская ночь августа месяца, одна из тех, когда небосклон транслирует всему миру прелесть и великолепие Млечного пути. Белокурый послал мне улыбку, и она прохладным, как сухой лед, солнечным зайчиком, коснулась моей щеки, почти около самого уголка губ, заставляя улыбаться в ответ.

После ко мне подошла, окутанная своим сиянием, Арина. Ее удивление, сменившее улыбку, ударило по мне веткой молодой, набирающей силы крапивы, как только она увидела лунный браслет на моей руке. Миг — и Арина оказалась около меня, став на одно колено, цепко схватив за запястье и близко наклонившись, стала рассматривать лунный браслет, не смея притрагиваться к нему. В ее темно-синем сиянии, повторяющим контуры тела, взрывались бомбы, и тысячи осколков разлетались от кончиков черных волос до кончиков аккуратных, покрытых прозрачным лаком ногтей.

Меркурий мгновенно оказался за ее спиной, глядя на меня своими черными глазами, как на чудо. Его сияние было похожим на гладкий бархат, по которому то и дело серебряной строчкой пробегали то прямые линии, то такого же цвета зигзаги, то медленно появлялись фиолетовые треугольники, обведенные золотом, и так же медленно исчезали.

А после я стала лететь с такой немыслимой скоростью, что все вокруг стало черным. Кажется, я провалилась во всепоглощающую пустоту, и только дважды выныривала из нее, ртом глотая воздух, перенасыщенный ароматом трав.

Они явились тогда, когда Настя пришла в себя, пробыв без сознания несколько минут — Меркурий, Арина и белокурый виолончелист. Он первым зашел в кабинет, в то время как водитель Тимофея с вежливым почтением придерживал ему дверь.

— Приветствую, князь Август, — отвесил ему короткий кивок Тимофей, резко вставая с дивана, на котором лежала длинноволосая девушка, рассматривающая потолок так, словно он был расписан рукою самого Микеланджело. Тот благосклонно и медленно кивнул в ответ. Его чуть волнистые волосы были забран в низкий хвост, а лицо с двух сторон обрамляли короткие пряди, касающиеся заостренного подбородка. Это делало музыканта несколько даже женственным, хотя не портило, а придавало особенную изюминку.

— Благодарю, что откликнулись на мою... просьбу. Понимаю, она был внезапной.

— Я не мог не откликнуться, командор, — ответил Август не слишком приятным тоном. — Вы ведь прекрасно знаете это. Было очень мало времени, чтобы подготовится. И, откровенно говоря, я до сих пор не понимаю вашей логики, хотя Меркурий попытался мне все объяснить.

— Как только мы закончим, я дам вам более развернутые комментарии, — пообещал дядя Тим тоном человека, который изящно умеет водить за нос, маскируясь под благочестивого гражданина. — Сейчас главное, чтобы все, что задумано, прошло по плану. И у нас есть совсем немного времени.

— Небольшая доза моего напитка — и этот час, о котором вы говорили, выпадет из ее памяти навсегда, — вклинилась Арина, глядя на Тимофея с обожанием, как кошка на доброго хозяина.

— Почему ты называешь свои зелья напитками? — спросил Август таким же, как и у нее, насмешливым голосом — милым, даже каким-то игривым тенором. — Почему не эликсирами, например?

— Может быть, мне еще варевом их называть?

— Тогда может быть, тебе стоит называть себя не колдуньей, а, скажем, экстрасенсом? Или ясновидящей. Или биоэнергетиком. Или там индиго. Хотя нет, для индиго ты уже сильно ста... взрослая. Может быть, просто знающей? — продолжал с легкой полу ухмылочкой блондин. — Я сегодня утром за завтраком читал газету, и там, в рекламном разделе "Прочие услуги" была дама, называющая себя Знающая и имеющая титул великого эмиссара магии. Между прочим, у нее были дипломы некой высшей международной школы белой биоэнергетики, а также Института яснознающих, ясновидящих и яснослышащих.

— Вы как скажете. Прекратите читать всякую чушь. Вернитесь к Канту и Фёдорову. Великий эмиссар магии, надо же, — хмыкнула Арина и, наконец, обратила внимание на Настю. — А вот и наша девочка. Милая. Как тебе после моего напитка? — ласково спросила она. — Он ведь лучше, чем те блюда, которые я приносила тебе? "Перунов цвет" дарит простым людям то, что не подарит ни один наркотик, хотя тех, кто пробовал мой напиток, можно пересчитать по пальцам. И хотя она попробовала совсем ничего — концентрация его слаба, но готова поклясться на крови, сейчас в эйфории. — Брюнетка улыбнулась Насте и даже помахала рукой, пальцы которой были увенчаны парой тяжелых колец с темными камнями. Она вдруг замерла, уставившись на ее руку, на запястье которой был видел браслет.

— Командор, вы раньше не показывали его нам, — хриплым голосом сказала она, продолжая глядеть на Настин браслет, который она прозвала лунным. Сама же девушка, лежащая на диване не с меньшим интересом разглядывала видимые только ей резкие всполохи фиолетового в сиянии Арины и огненно-оранжевые цветы, то распускающиеся ярким всполохом, то пропадающие.

— Собственно, никто кроме хранителя не должен видеть его, — скучным голосом сообщил дядя Тим. — Сегодня — исключительный случай. У вас все готово?

— Да, — стройным хором откликнулись его черноволосые водитель и официантка-ведьма. Август лишь вновь коротко кивнул, на расстоянии, заложив, как принц, руку за руку, изучая Настю и изредка переводя взгляд на Тимофея. Он явно о чем-то задумался. Тимофей поймал один из взглядов, брошенных на него князем, и на его суровом сейчас лице появилось вопросительное выражение.

— Твое варево в вине? — поинтересовался белокудрый у Арины, тут же переведя взгляд глядя на бутылку.

— Нет. В ее бокале только. "Перунов цвет" прозрачен. Не отличить от воды. И для малышки потребовалось всего лишь пара капель — я капнула, как вы сказали, варево, в ее бокал, перед тем, как принесла его сюда. Все просто. — Кажется, странная официантка с тяжелым взглядом ожидала похвалы, и когда дядя Тим благосклонно кивнул ей, Настя увидела, как в ее сиянии одновременно взорвались несколько звезд, а на красных губах заиграла полуулыбка.

— Она пришла в себя ровно через 6 минут. У нас осталось 54 минуты. Пора приступать. Мы должны успеть. За мной. Меркурий, возьми девочку. — сказал Тимофей.

С этими словами дядя Насти, кивнув Меркурию, направился к чудесной картине-окну, за которым играли в снежки местные дети и пробегала по мерзлой мощеной дороге очередная двойка лошадей, запряженная в карету. Он коснулся ненастоящего окна открытой ладонью, и окно вдруг стало дверью — часть стены просто-напросто почти бесшумно отъехала.

Меркурий, как и приказал ему Тимофей, взял Настю на руки, держа при этом так легко, словно она и не весила ничего. Август, он же князь, стал позади него и задумчиво погладил девушку по голове. Так осторожно, не желая навредить, обычно касаются цветов.

— Эх, дитя, дитя, — произнес он с сожалением. — Командор, вы уверены, что желаете передать браслет ей? — с сомнением в голосе спросил белокурый, все так же гладя меня по волосам.

— Почему бы и нет? Я знаю, что делаю, — равнодушно отвечал Тимофей. — Она моя племянница. Но никто не подумает на нее. Девчонка больше не связана с нашей семьей — самовольно покинула ее. И я в ней уверен — она подходит на эту роль. А тот, кто ищет браслет, будет считать, что он все еще у меня, — Тимофей довольно потер указательным пальцем подбородок.

— Племянница? — сверкнули васильковым огнем глаза виолончелиста. — Ты... в этом уверен?

— Насколько я помню, кровавое родство при передачи артефакта не важно. Даже если мой брат воспитывал ребенка не от него, — в голосе дяди Тима мелькнула насмешка, — мне все равно. Я уже выбрал ее, как следующую хранительницу. И у меня есть план. А если у меня есть план, то...

— Но, — попытался что-то возразить белокурый, однако дядя Тим его прервал.

— Работаем без лишних слов, князь Август, не забывай о своих обязанностях и обязанностях твоей семьи.

— Вы все-таки должны зна...

— Князь, — хмуро глянул Тимофей на обладателя волнистых волос цвета топленого молока. — Просто проведите обряд, остальное — не ваше дело. Только мое. У вас должны быть совершенно другие заботы.

— Ну что же, — склонил голову к плечу тот, явно сердясь, — я понял. Хорошо. Как скажете, командор.

Взгляд его ярко-синих глаз говорил: "Ну, смотри же, ты сам этого хотел, я буду молчать".

— Вы ведь знаете, где надежнее всего можно спрятать вещь?

— На самом видном месте? — проворчал Август, заправляя светлые пряди волос за уши.

— Я догадывался, что вам это известно, — с этими словами дядя Тим первым спустился вниз по ступеням в странную потайную комнату. Следом за ним внизу оказалась Арина — ей дядя Насти по-джентельменски подал руку. Следующим внизу оказался виолончелист Август, а последними -держащий Настю Меркурий. Давящий мрак смело разбил яркий луч электрических фонарей, который держал дядя Тимофей, и два желто-оранжевых пламени, которые появились в открытых ладонях молчаливого Меркурия и взволнованной Арины.

— Положите нашу гостью на камень. Командор, вам сюда, укладывайтесь, — стал распоряжаться август, чувствуя себя в этом месте так же уютно, как и дома. И не забудьте переодеться в ритуальную одежду. Мерк, Арина, вас это тоже касается. Кинжалы тут, — он кивнул на каменный столик, на котором лежала и одежда разных цветов. — И, надеюсь, вы не забыли церемониал, хотя сегодня я упрощу его до невозможности. И да, командор, не волнуйтесь, времени у нас предостаточно.

— Командор, — тронула Тимофея за рукав черноволосая девушка. — Даже если вы больше не будете хранителем, я все равно буду вас защищать.

Тот улыбнулся ей, но в мгновение ока стер улыбку с красивого лица.

— Ты должна делать то, что должна, а не то, что хочешь. После сегодняшнего проведения обряда ты будешь верно служить ей, — и он кивнул на свою беспомощно лежащую на камне племянницу, волосы которой разметались, а зрачки под веками двигались из стороны в сторону, словно она длительное время находилась в последней фазе сна. — Иначе я сам объявлю тебя отступницей. Поняла меня, Арина?

— Поняла, — сквозь зубы ответила та.

— Приступаем! — оповестил всех Август и добавил недовольным голосом. — Ненавижу себя резать. Арина, после всего ты просто обязана будешь заживить мне рану своим зельями.

— Конечно, князь, — ответила девушка и последний раз глянула на командора.

Никто из них не заметил, как из-за угла старинного дома в картине выглядывает тонкое девичье лицо. Зеленые глаза Дарены были испуганными и разгневанными одновременно. На ее волосы и оголенные плечи падал снег, однако не таял, словно тело было холоднее снега.

— Что вам нужно от моей Наськи? — прошептала призрак, прежде чем исчезнуть — ее силой выдернуло назад, на улицу.

Первый раз, вынырнув из ниоткуда, я поняла, что нахожусь на руках у Меркурия, прижимающего меня к своей груди, — перед моими глазами была очередная серебряная прерывающаяся полоса в его сиянии, устремившаяся от ключицы куда-то вниз, перед черным входом в стене, появившейся на месте живой картины, потянуло едкой тьмой и холодом, укусившим меня за лодыжку. Оттуда же сквозило тайной, а пол старательно лизали клубы легкого серого дыма, в которых подмигивали друг другу черно-белые искры.

Меркурий, черные волосы которого блестели, как черная нефть, занес меня туда, в обитель тайны, тьмы и дыма, и я вновь оказалась вне пространства и времени — в темноте.

В следующий раз я вынырнула тогда, когда лежала на чем-то холодном, твердом — на каменном возвышении, в полупрозрачных путах все той же таинственности, не в силах пошевелиться. Я находилась в полутемном зале, напоминающим мне своими высокими сводами пещеру, в котором клубилась все та же сонная незлобная тьма, томно щурящаяся от света огней в ладонях Агаты и Меркурия, стоявших с прямыми плечами и каменными лицами напротив меня. Одежда на них была необычной — напоминала широкие мантии — на парне она была белой, на девушке — алой. Их сияния были приглушены, но были все такими же необычными. Взрывающиеся звезды и фиолетово-золотые прямоугольники завораживали меня — я видела это сквозь мерцание воздуха.

— Тимофей, сын Игоря и Тамары, кавалер пятого круга и командор Ордена Рассветного золота, человек по рождению, — нараспев раздался негромкий, но отчетливый, убаюкивающий тенор златокудрого, стоявшего справа от меня в темных багровых одеждах, достающих широким подолом до пола, с длинными рукавами и капюшоном. — Являясь хранителем священного артефакта — браслета Славянской тройки, охраняемого Орденом в соответствии с его нерушимыми вековыми традициями, и хозяином Великого слова, передаешь ли ты сей браслет, и все права на него, и Великое его слово другому хранителю?

— Передаю, великий князь, — раздался хриплый голос Тимофея. Я с невероятным усилием приподняла голову и увидела, что дядя лежит на каменном прямоугольном возвышении — видимо таком же, как и я.

— Делаешь ли ты это осознанно и добровольно, без злого умысла, с целью, не противоречащей целям и законам Ордена?

— Да, великий князь.

— Готов ли кто засвидетельствовать слова его? — словно бы ни к кому не обращаясь, произнес белокудрый все так же нараспев своим звучным мелодичным голосом. Меркурий, сделав шаг вперед, сказал тихо, но уверенно:

— Я готов, великий князь. И сердце мое готово так же, как и душа.

— Назови же себя, изъявивший желание засвидетельствовать правдивость слов хранителя, — потребовал белокудрый, словно не знал, как зовут этого парня.

— Меркурий, сын Владислава и Анны, кавалер третьего круга Ордена Рассветного золота, прижизненный протектор хранителя по крови, маг по рождению, — ответил черноволосый — словно отчеканил военный.

— Готов ли ты засвидетельствовать слова хранителя осознанно и добровольно, без злого умысла, с целью, не противоречащей целям и законам Ордена?

— Готов, великий князь, — был вполне ожидаем ответ Меркурия.

— Подойди, — велели ему. Тот коротко кивнул, сделал несколько шагов и протянул свое оголенное запястье вперед, удерживая в другой руке все тот же волшебный огонь. Беловолосый полоснул по его запястью чем-то острым и блестящим. Я отчетливо слышала, как падают на каменный пол капли крови, и с трудом вдохнула тяжелый воздух, пропитанный запахом бурого железа, от которого в висках застучало так сильно, что, казалось, тонкие кости вот-вот не выдержат напряжения и просто-напросто сломаются.

— Слова твои — подтверждения намерений разума твоего, а кровь — подтверждение сердца, — торжественно объявил белокурый, более похожий на невероятного волшебника, проводящего не менее невероятный мистический обряд. Хотя, это сон, и здесь может быть все, не так ли? Даже такие обряды.

— Разум и сердце должны быть едиными — это дарует наивысшую степень честности и верности в намерениях и помыслах. — Музыкант наклонил голову ко мне, так и лежащей на холодных камнях. Невидимые травы продолжали щекотать мое лицо, шею и руки.

— Анастасия, дочь Владимира и Ирины, — голос музыканта сделал небольшую заминку, — человек по рождению, готова ли ты принять дар от Тимофея и стать хранителем священного артефакта — браслета Славянской тройки, охраняемого Орденом в соответствии с его нерушимыми вековыми традициями, со всеми правами и обязанностями, а также и хозяином Великого слова, неотделимого от священного артефакта?

Если хочешь заполучить браслет, согласись, — пронесся прохладным ветерком шепот Тима у меня в голове. Я вспомнила чудесный лунный браслет на своей руке, от которого до сих пор исходило нежное сияние, и поняла, что не могу правиться. Мне нужен этот браслет! Очень нужен!

— Готова принять, — прошептала я. От стен отлепились блики огней и ласково коснулись моей кожи.

Великий князь, обращайся к нему именно так, — снова услышала я голос дяди Тима.

— Готова принять, великий князь, — сами собой открылись мои губы.

— Приняв его, уже не сможешь отказаться — только лишь передав свое право через обряд, — предупредил меня белокудрый в своих пугающих одеждах и капюшоне похожий на большую хищную птицу. — Готов ли кто засвидетельствовать слова ее?

Теперь пришел черед Арины. Она проговорила чуть взволнованно те же слова, что и Меркурий пару минут назад.

— Я готова, великий князь. И сердце мое готово так же, как и душа.

— Назови же себя, изъявившая желание засвидетельствовать правдивость слов будущего хранителя.

— Арина, дочь Владислава и Анны, кавалер четвертого круга Ордена Рассветного золота, прижизненный протектор хранителя по крови, маг по рождению, — сказала черноволосая девушка, и ее глаза горели так же сильно, как и звезды в ее сиянии.

— Готова ли ты засвидетельствовать слова хранителя осознанно и добровольно, без злого умысла, с целью, не противоречащей целям и законам Ордена?

— Да, готова, великий князь, — слова легко срывались с губ девушки, но, звезды в ее сиянии стали темнеть.

— Подойди же.

Теперь кровь закапала на пол с руки Арины. Когда лезвие вошло в ее кожу, она даже не дрогнула, не отрывая от меня немигающего сосредоточенного взгляда.

— Слова твои — подтверждения намерений разума твоего, а кровь — подтверждение сердца. Разум и сердце должны быть едиными — это дарует наивысшую степень честности и верности в намерениях и помыслах. Единство разума и сердца дарует гармонию, а гармония дарует мир. Ставшие свидетелями священного обряда, пусть же те, за кого вы поручились разумом и сердцем, завершат обряд передачи артефакта.

Меркурий и Арина, которым, видимо, ход обряда был прекрасно известен, одновременно шагнули к невысокому каменному столику, взяли небольшие одинаковые кинжалы с изящными тонкими рукоятками, на которых сияли голубы неоном морозные узоры, а лезвие светилось холодным светом. Меркурий оказался около Тимофея, Арина — около меня. Я не успела понять, как это произошло, хотя знала, что черноволосая девушка собирается делать. Под чудаковатое песнопение белокудрого, она наклонилась и, взяв мою левую руку, не сомневаясь, не сожалея и не боясь, полоснула по запястью — кровь густыми рубиновыми каплями закапала на пол, и почти тут же с шипением стала впитываться в каменный пол — словно водой брызгали на раскаленную печку в бане. Точно такое же шипение раздавалось и справа — Меркурий сделал порез и на руке Тимофея.

Холодный камень под их ногами принял кровь от нас четырех, и последний штрих довершил белокудрый волшебник — он провел лезвием по своей ладони, и его кровь тоже оказалась внизу.

— Я, Август, сын Владислава и Анны, кавалер пятого круга Ордена Рассветного золота, наследный князь семьи Вальзар, прижизненный протектор хранителя по крови, маг по рождению, даю свое соглашение для передачи священного артефакта из рук Тимофея в руки Анастасии, — произнес он так, словно бы и не порезал только что сам себя, — даю его разумом и сердцем, дабы следовать устоям и принципам Ордера. И сохранять мир.

Я смотрела на него, окутанного прекрасным сиянием, и мне не было страшно — я ни капли не беспокоилась, хотя искрящийся воздух становился все более тяжелым. Белокудрый взмахнул руками, и из широких рукавов его мантии полетели искры. В это же время с пола тонкими струйками бордового дыма начали подниматься пять извивающихся линий, которые, причудливо переплетясь между собой, образовали вскоре символ цветка. Еще один взмах руки музыканта, следившего за этим чудом, не отрывая от него глаз, и в воздухе начал распускаться самый настоящий цветок ириса. Цвет его поменялся — ирис стал нежно-розовым. Прошло еще немного времени, и ирис упал на пол, туда, где только что впитывалась с шипением наша кровь.

Настя, Настя, хозяйка, хозяйка... — услышала я вновь. А после в моей голове опять появился голос дяди.

Белые искры снега, — шептал он мне так тихо, что я едва слышала. — Эти слова ты должна хранить так же, как и браслет. Белые искры снега. Поняла меня, Настя? Запомни их. Запомни. Зная эти слова, ты сможешь управлять своим браслетом.

Я запомню, — произнесла я. — Я буду помнить их и никому не скажу.

Даже если то будет стоить твоей жизни, Настя.

Даже если так...

— Передача священного артефакта другому хранителю свершилась, — не торжественно, а устало сказал белокурый волшебник, осторожно подобрав цветок и опустив его мне на солнечное сплетение. — Символ Ордена, созданный вашими сердцами, подтверждает это.

— Приветствуем тебя, Анастасия, не как простого человека, а как равную нам. Ты стала новым хранителем браслета Славянской тройки. Поскольку ты становишься хранителем артефакта, находящегося под защитой и охраной Ордена, то ты становишься и одной из его дочерей. Дарую тебе звание дамы второй ступени и бирюзовые одежды. Протекторы, охраняющие священный артефакт, переходят к тебе, и будут служить тебе также, как и прежнему хранителю. Ты же обязуешься теперь защищать браслет ценой своей жизни и жизнями тех, кого ты любишь и кто тебе дорог. Нет теперь для тебя ничего дороже браслета на твоей левой руке, — продолжал говорить белокудрый своим завораживающим тенором, а я чувствовала, что меня опять затягивает в темноту, из которой я вынырнула.

Настя, хозяйка, — шептали мне, не переставая, с любовью и нежностью, а спокойная темнота овладела мной полностью, накрыв с головой.

Я закрыла глаза, чувствуя, как розовый ирис растворяется во мне, тая от прикосновений горячей кожи, как лед на загорелых пальцах нежившегося на южном золотистом пляже.

А браслет все светил своим глубоким ровным мягким лунным светом, и кто-то пел мне старые песни, убаюкивая и поглаживая по щекам.

И я ничего не запомнила. Совсем ничего.

Дядя Тим сказал верно — он просто украл час моей жизни.

И подарил за это браслет.

— Настя! Настя, что с тобой? — услышала я голос дяди Тима. — Настя! Тебе плохо?

Я не без труда распахнула ресницы и увидела Тимофея, склонившегося надо мной. Кажется, в его стальных глазах было беспокойство. Первые секунды я не понимала, что происходит и лишь удивленно озиралась по сторонам.

— Что с тобой? — повторил дядя, помогая сесть. Мне было настолько не по себе, что прикосновения человека, которого я терпеть не могла и столько лет не видела, меня никак не задевали за душу. Никогда в жизни я не теряла сознание — а, кажется, именно это я только что и сделала.

— Не знаю, — растеряно произнесла я, чувствуя, как кружится голова, и как пылает в солнечном сплетении легкая саднящая боль.

— Ты чем-то больна? — осведомился не слишком тактичный родственник.

— Нет, кажется. Нет! — я почти возмутилась, но пыталась сохранить голос ровным и более менее спокойным. — Со мной все в порядке. По крайней мере, было раньше, — добавила я, прижимая сжатый кулак к груди. Чем-чем, а здоровьем я всегда выгодно отличалась от большинства людей. Даже простуда у меня бывала крайне редко.

— Выпей воды, — протянул мне бокал дядя Тим. — Может быть, врача? Ты бледная.

— Нет, не надо, мне уже лучше, — ответила я, и правда, чувствуя, как голова необъяснимым образом становится ясной. Да и солнечное сплетение успокаивалось. Оно больше не горело, огонь превратился в камень. — Не знаю, почему так вышло. Я никогда раньше не падала в обмороки.

Я почти с жадностью стала пить, обеими руками вцепившись в бокал и делая большие глотки.

— Возможно, тут просто очень душно, — ответил дядя Тим, наблюдая за мной, скрестив руки на груди. — Ты, действительно, в порядке? Мне не трудно будет отвезти тебя в клинику.

Ехать с ним в клинику мне совершенно не хотелось, и я покачала головой, давая понять, что никуда я не пойду. К тому же я очень хорошо помнила, что меня ждут девчонки в кафе, и мне следует поторопиться.

— Мой водитель довезет тебя до того места, откуда я тебя забрал, — словно прочел мысли Тимофей. — Я держу свое слово. Но лучше тебе поехать домой и отдохнуть.

— Мне уже хорошо, — ответила я.

— Тогда, я пойду? — мой взгляд почему-то уцепился за картину с изображением зимнего городского пейзажа позапрошлого столетия. Пальцы вмиг похолодели. Что все-таки со мной? Давление веселиться? Но такого со мной никогда не было.

— Посиди немного, ты только что пришла в себя, и уже куда-то мчишься.

— Я хочу выйти на улицу, мне, и правда, тут душно, — воспользовалась я дядиным предположением, и уже через пару минут шагала в сопровождении дяди по залу, к выходу. Проходя мимо музыкантов, исполняющих что-то из Баха, я уловила на себе чей-то взгляд, резко обернулось и поймала улыбку все того же симпатичного блондина-виолончелиста с чуть вьющимися волосами цвета топлёного молока. Я вновь не ответила ему взаимностью и отвернулась, чтобы увидеть, как где-то около барной стойки проходит легкой походкой официантка Арина с подносом в руках. Она заметила меня издалека и тоже улыбнулась — как старому знакомому, частенько, как и дядя Тим, наведывающемуся в этот ресторан. А я, чувствуя себя невероятно странно, позволила дяде помочь надеть мне верхнюю одежду и, забыв о том, что на голову стоит натянуть шапку, первой вышла на улицу, почти с удовольствием вдохнув морозный воздух, в котором летали серебрившиеся в свете фонарей и вывесок снежинки.

Людей на улице было все также много — как и снежинок. И они все куда-то шли, бежали, спешили. А я... Я чувствовала себя застывшей во времени снежной крепостью, выстроенной для игр. Камень в груди потеснил сердце, когда я вдруг увидела остановившуюся неподалеку счастливо смеявшуюся пару — молодой человек наклонился к своей сияющей спутнице и поцеловал ее.

Лучше бы это была зависть. Но когда я увидела эту картину, меня охватила тоска, острая, как тончайшее лезвие ножа, на которое падали снежинки и рассекались надвое.

Надвое... надвое... Единое — надвое.

Это лишь часть первой книги. Пока что БИС находится на конкурсе редакции "Mainstream"издательства АСТ, попав в шорт-лист.

 
↓ Содержание ↓
 



Иные расы и виды существ 11 списков
Ангелы (Произведений: 91)
Оборотни (Произведений: 181)
Орки, гоблины, гномы, назгулы, тролли (Произведений: 41)
Эльфы, эльфы-полукровки, дроу (Произведений: 230)
Привидения, призраки, полтергейсты, духи (Произведений: 74)
Боги, полубоги, божественные сущности (Произведений: 165)
Вампиры (Произведений: 241)
Демоны (Произведений: 265)
Драконы (Произведений: 164)
Особенная раса, вид (созданные автором) (Произведений: 122)
Редкие расы (но не авторские) (Произведений: 107)
Профессии, занятия, стили жизни 8 списков
Внутренний мир человека. Мысли и жизнь 4 списка
Миры фэнтези и фантастики: каноны, апокрифы, смешение жанров 7 списков
О взаимоотношениях 7 списков
Герои 13 списков
Земля 6 списков
Альтернативная история (Произведений: 213)
Аномальные зоны (Произведений: 73)
Городские истории (Произведений: 306)
Исторические фантазии (Произведений: 98)
Постапокалиптика (Произведений: 104)
Стилизации и этнические мотивы (Произведений: 130)
Попадалово 5 списков
Противостояние 9 списков
О чувствах 3 списка
Следующее поколение 4 списка
Детское фэнтези (Произведений: 39)
Для самых маленьких (Произведений: 34)
О животных (Произведений: 48)
Поучительные сказки, притчи (Произведений: 82)
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх