— Так просто возьмете и доплатите?
— Артем Викторович, а вы интересовались, чем занимается ваш брат? Как идет его жизнь последний год? Нет? Зря, иначе вы бы не задали такой вопрос. Андрей — хороший работник, и я его ценю. Да, это большая сумма. Но он это заслужил.
— Это все так... Неожиданно, — мужчина обхватывает затылок руками, потом резко опускает их вниз, переступает с ноги на ногу. — Может, подниметесь? Заодно с Катей и с Мишей обсудим... Тестем в смысле.
— Почему бы и нет, — пожимаю плечами.
* * *
Квартира у Крапивца-старшего — маленькая. Малосемейка. Коридор метр на полтора, крохотная кухонька.
Екатерина Михайловна Крапивец недовольна. Недовольна тем, что в ее дом посреди ночи вваливается наша компания.
— Артем, тише! — шипит сквозь зубы, когда мы пытаемся уместиться в тесном коридорчике.
На руках у нее — младенец. При нашем появлении он раскрывает беззубый рот, издавая капризное хныканье.
— Ч-ч-ч... — приговаривает женщина, тряся ребенка у груди.
— Катенька, — шепотом говорит Артем Викторович. — Будь добра, поставь чайник... Миша спит?
— Телевизор смотрит, — кивает Катя в сторону одной из комнат. — Тебе зачем?
— Да вот... Андрей не один приехал... Это его начальник, э-э-э... — сбивается, забыв мое имя.
— Марк Витальевич, — представляюсь.
— ...Марк Витальевич, ага, — смущенно кивает.
Андрей и Маша протискиваются боком в кухню, где едва хватает места просто стоять.
— Здравствуй, Маша. Здравствуйте, Марк Витальевич. Привет, Андрей, — говорит женщина, пытаясь успокоить младенца.
— Здравствуйте, тетя Катя, — тихо отвечает девочка, во все глаза разглядывая то дядю, то его жену. — А это у вас мальчик или девочка?
— Мальчик... Да успокойся ты!
Младенец демонстрирует всю мощь своих легких и голосовых связок.
— Погодите, Екатерина Михайловна, — говорю, протягивая руки. — Позвольте...
Косится с недоверием, но ребенка отдает.
Капля силы.
Маленький человечек недовольно взмякивает, как котенок, но потом затихает.
— Ух ты, — говорит его мать. — Вы ему понравились.
Качаю малыша. Тот смотрит на меня блестящими глазками, облизывая собственный кулачок.
— Дети меня любят, — соглашаюсь.
Если я сам этого хочу.
* * *
— И чем вы занимаетесь, Марк Витальевич?
Пожилой мужчина смотрит на меня с опаской и недоверием.
Кем он доводится Андрею? Как назвать тестя брата?
— Разработка и сопровождение программного обеспечения.
— Это с компьютерами, да? Так то ж разве большие деньги?
— Компьютеры бывают разные. В данный момент мы работаем с местным заводом лекарств. Четыре новых производственных линии. Наладить, запустить...
— Серьезно... И большая у вас компания?
— Не очень, — пожимаю плечами. — Но нам хватает.
Кивает.
Женщина пытается собрать на стол скудное угощение.
— И что, Андрей настолько ценный сотрудник? — это Артем.
Неловкий вопрос. Мой слуга смущается, краснеет. Создается впечатление, что речь идет о ребенке или подростке.
— Он хороший сотрудник.
— А в детстве был лопух лопухом.
— Тема! — не выдерживает Андрей.
— А что? — во взгляде — наигранное недоумение. — Сколько раз я тебя от хулиганов защищал, вместо тебя домашнюю работу делал! Забыл, что ли?
Мой слуга краснеет еще больше.
— Люди меняются, — улыбаюсь. — Ваш брат — не исключение.
Брат Андрея хмыкает.
Его тесть пристально на меня смотрит.
— Курите? — интересуется у меня отец Екатерины Михайловны спустя четверть часа пустой болтовни родственников.
— Нет, — качаю головой.
— Тогда компанию составите, — кивает.
Тон — не терпящий возражений. Я и не возражаю. Поднимаюсь со стула, следую за пожилым мужчиной в комнату, заставленную мебелью и вещами, выхожу на балкон.
С балкона открывается вид во двор.
— Я Михаил Анатольевич, — запоздало представляется свойственник Андрея. — Темченко Михаил Анатольевич.
— Очень приятно, — отзываюсь. — Я Марк Витальевич.
— Слышал уже, — Михаил Анатольевич делает затяжку, смотрит в темноту двора. — Скажи мне, Марк Витальевич, а с чего ты решил, как ты выразился, "решить наши жилищные проблемы"?
Пожимаю плечами.
— Вы сами говорили, что у вас мало места.
— Да, да, я это слышал, — огонек сигареты разгорается ярче. — У нас мало места, а Машу очень нужно оставить с нами... Марк Витальевич, а давай ты скажешь правду?
Останавливаю взгляд на курящем мужчине. Люди ищут подвох там, где его нет, и, очертя голову, бросаются в рискованные авантюры.
— А это и есть правда, — отвечаю.
— Хорошо, — Михаил Анатольевич достает еще одну сигарету, прикуривает ее от предыдущей. — Ты, Марк Витальевич, строго меня не суди. Я, считай, жизнь прожил. Внуков нянчу. Жену схоронил. И ваши молодые уловки вижу, как на ладони. Я об Андрее слышал еще тогда, когда Маши еще в проекте не было. И... Я верю Тёмке. Андрей — лопух. Нет, я не говорю, что он дурак — он просто лопух. Все, что он может — быть тупым исполнителем. И сегодня я еще раз убедился в своем мнении. И нет, не пытайся меня убедить, что он настолько ценный сотрудник, что ты ради каникул его дочери готов выложить на стол три миллиона рублей.
Молчу, ожидая продолжения.
— Не говоря уже о том, что ты оплатил лечение Маши. Ведь ты платил? Ну, или ваша... "фирма".
— Да, — соглашаюсь.
— Ну вот. И всего за год. Плюс еще эта ваша Англия. У нас, прости, Марк Витальевич, простые люди столько не зарабатывают. И в сказочку про вашу... "разработку и сопровождение программного обеспечения", прости, я тоже не верю.
В любом общении есть ведущий и есть ведомый. Есть доминант и подчиняющийся.
Смотрю на мужчину, который докуривает вторую сигарету.
Я могу сейчас надавить силой. На ближайшие пару часов мы станем лучшими друзьями. Он не будет видеть ничего предосудительного в том, чтобы помочь брату своего зятя и так понравившемуся ему Марку Витальевичу. И воспользоваться так вовремя подвернувшимся шансом поправить свое материальное положение. И убедит в этом Артема Викторовича и Екатерину Михайловну.
На ближайшие пару часов.
А потом будет спрашивать, чем же я на него подействовал. И не факт, что через три часа он не передумает.
Но мне не нужно такое решение.
— Моей семье проблем не надо, — говорит отец Екатерины Михайловны. — Мне, если честно, без разницы, чем вы занимаетесь, и какие отношения у тебя с Андреем. Но не впутывай в свои дела мою дочь, моих внуков и моего зятя. Мы чужое не возьмем... и свое не отдадим.
Киваю.
Михаил Анатольевич кидает на меня хмурый взгляд и толкает балконную дверь.
В кухне надрывается младенец.
Наше появление встречают семь пар глаз. Хотя младенца можно не считать.
Здравствуйте, — несмело говорит старший мальчик. Девочка чуть старше Маши молчит, прячется за мать. Маша жует печенье.
— Здравствуйте, — отвечаю.
— Максим, Света, все. Идите спать, — строго говорит Екатерина Михайловна, и дети, видимо, что-то ощущая, не возражают. Они проскальзывают мимо меня во вторую комнату и тихо закрывают за собой дверь.
— А можно я тоже схожу покурить? — интересуется Андрей.
— Да, конечно, — Михаил Анатольевич сторонится, пропуская моего слугу. — Только там аккуратнее, у балкона дверь отходит.
Андрей кивает и исчезает в комнате.
Екатерина Михайловна и Артем Викторович смотрят на старшего мужчину.
— В общем, мы поговорили, — Михаил Анатольевич решает объясниться сразу. — Увы, мы не можем принять предложение Марка Витальевича.
Екатерина Михайловна молчит, лишь едва слышно вздыхает. Артем Викторович хмурится, кидает косой взгляд сперва на тестя, затем на меня, но понимает, что расспросы сейчас неуместны.
— Андрей покурит, и мы поедем, — говорю в свою очередь. — Я прошу у вас прощения за беспокойство.
Молчат, лишь хнычет младенец.
— Вот, — Михаил Анатольевич протягивает мне телефонную трубку. — Можете такси вызвать.
— Незачем, — качаю головой. — Машина ждет нас внизу. Я ее не отпускал.
Михаил Анатольевич пожимает плечами, убирает телефон.
В комнате Андрей о что-то спотыкается. "Что-то" падает с грохотом.
Прощание выходит скомканным.
* * *
Маша спит на диване в маленькой "гостинке". Андрей курит в раскрытое окно.
— Почему Миша вам отказал? — интересуется слуга.
— Потому что предложение у него не вызвало доверия, — поясняю.
— И чем же?
— А ты подумай, — встаю рядом. — Как должно выглядеть предложение подарить три миллиона рублей совершенно незнакомым людям?
— Ну, вы же не дарите...
— Не дарю, — киваю. — Но мы все равно остаемся незнакомыми, хотя они и твои родственники. К тому же многие люди три миллиона рублей полжизни зарабатывают, причем тяжелым трудом, а тут — за всего лишь лето. И дел-то — понянчиться с племянницей. Ну, и следующие вопросы — а откуда у меня такие деньги, и чем же нужно заниматься, чтобы легко расстаться с такой суммой?
Окурок улетает вниз, прочертив в воздухе параболу ярким огоньком.
— А вы могли... ну... применить свои способности, чтобы он согласился?
— Мог. Но не стал.
— А почему?
— Потому что я не всемогущ, — терпеливо отвечаю. — Мое воздействие продлится не дольше нескольких часов, после чего Михаил Анатольевич будет страдать от головной боли и вопросов, чем же я на него воздействовал. Либо же, если воспользоваться более жестким методом, он резко потеряет полсотни единиц IQ, то есть попросту станет идиотом, а через две недели умрет. Что вызовет уже вопросы у твоего брата и твоей невестки. Нет, если хочешь...
— Не надо, — резко бросает Андрей. — Я понял. И что теперь делать?
— Спать ложиться. Потом придумаем.
Слуга покорно кивает.
На опорах стоящегося моста через бухту Золотой Рог — яркие огни.
* * *
Деньги иногда решают не все. Как не все решают и мои способности. И мне нужно это учитывать.
Люди просыпаются ближе к обеду. Хотя в "гостинках" очень мало места, в санузле этой плотно прилегает дверь, не пропуская ни капли ненужного мне света.
Девочка трет глаза, слезает с дивана.
— Good morning, sir, — здоровается она со мной.
— Доброе утро, — здороваюсь в ответ по-русски.
— Ой, точно, — смущается Маша. — Извините.
— Ничего страшного, — киваю. — Бывает.
Андрей садится на постели, протирает лицо ладонями.
— Марк Витальевич, а почему мы не у дяди Темы? — интересуется Маша.
— Потому что у них маленькая квартира и много народу, — честно отвечаю.
— А я познакомилась с Максимом и Светой, — вздыхает девочка. — Я хотела с ними поиграть.
— У тебя еще будет возможность, — улыбаюсь.
— А теперь мы домой, да? — в голосе — грусть и разочарование.
— Да, — соглашаюсь. — Но сперва позавтракаем.
Кафе в городе — много. Как, впрочем и ресторанов. И в каждом из них рады предложить нам самое разное меню. Есть даже семейные кафе.
Вот в одно из них мы и идем.
Улыбчивая официантка тут же оказывается рядом.
— Можно без овсянки? — просит Маша.
— Разумеется, — девушка серьезно кивает. — Большой выбор блюд для детей и взрослых.
Андрей разглядывает меню и делает заказ.
Мой слуга не смущается цен. За время жизни со мной рядом он уже привык не считать деньги.
...— Ну, где-то на сто тысяч золотых, — вещает Том.
— А точнее? — разворачиваю пергамент.
— Ну... может быть, сто двадцать.
— А еще точнее?
— Ну...
— Том, лишние сундуки понесешь сам!
Хлопает глазами...
Беру себе небольшое пирожное и чай.
* * *
В Хабаровске появляюсь позже Андрея и Маши. В отличие от них, мне приходится ограничиваться ночным временем для перелетов.
Привычно опускаюсь в темном углу двора.
Запах. Причем знакомый.
Кажется, похожая ситуация уже была.
Только запах на этот раз ведет куда-то за пределы двора.
Толкаю железную калитку.
— Выходи, Аня, — говорю в темноту.
Аня Калинина приближается несмело, но в глазах — надежда.
— Здравствуйте, Марк Витальевич, — тихо говорит она.
— И чего ты тут делаешь? — интересуюсь.
— Вас... жду, — опускает голову.
— Давно?
— Ну... — смотрит в землю. — Да так.
Неуверенность. Отчаянье.
— Почему ты не дома?
— Я... не хочу домой.
На землю падают две слезинки.
Вздыхаю, толкаю калитку еще раз.
— Заходи, раз пришла.
Появление Ани вызывает у Андрея легкий ступор.
— Я же сказал, чтобы ты домой шла, — недоуменно говорит он девочке.
Аня кидает на меня взгляд, полный надежды.
А глаза у нее — точь-в-точь Аленины.
— А вот не пошла, — отвечаю за нее, — прождала под забором. Сделай чаю.
Андрей кивает, уходит в кухню.
Аня старательно натягивает тапочки.
Сижу за столом. Андрей рядом на стуле, в руках кружка.
Смотрю на девочку. Аня дует в ложку, остужая горячий чай.
— Рассказывай, — говорю.
Девочка прикусывает губу, не зная, как сказать. Протягиваю руку, касаюсь ее головы, посылая искру силы. Желания ждать, пока она решится, нет.
— Марк Витальевич, можно я с вами поживу? — выпаливает Аня.
Такой вопрос она уже задавала.
— По-моему, ты уже задавала такой вопрос, — отвечаю. — И ты знаешь мой ответ.
— Я... — в глазах гаснет какой-то огонек. — Я не хочу с папой. Он... лучше вы, хоть вы и чужой, как вы сказали.
Сжимает ложку в руках. Чай медленно остывает в кружке.
— Папа... нас не любит, — говорит тихо.
— Почему ты так решила? — интересуюсь. — Он же твой отец.
— Он... он нас никогда не любил. Когда была мама... она... она нас любила.
Перевожу взгляд на слугу. Андрей напряжен, вслушивается в слова девочки.
— Он ругается постоянно, — продолжает Аня, — что я плохо все делаю.
— И ты только поэтому думаешь, что он вас не любит?
— Он говорит, что мы ему мешаем. Что мы испортили ему жизнь. И про маму... говорит плохое. А еще он меня бьет.
— Иногда наказывают, чтобы слушались, — смотрю на слугу.
— Я... я слушаюсь, — почти шепотом произносит девочка. — Но папа все равно ругается. И все равно бьет.
— Твоих братьев он тоже бьет? — не выдерживает Андрей.
— Рома с Витей живут у бабушки, — еще тише говорит Аня. Мой слуга хмурится, не расслышав. Но я слышу.
— А ты — с ним?
— Да... Папа сказал, что в доме должно быть чисто, а я уже взрослая, чтобы поддерживать порядок.
Рационально.
Дети всегда были ресурсом, в который вкладывались родители, чтобы обеспечить себе либо будущее, либо настоящее. В крестьянских семьях большое количество детей — это большое количество рабочих рук.
Сейчас, конечно, это требуется не везде.
Но этим пользуются.
Ее жизнь будет не хуже, чем жизнь многих других детей. Она, как и ее братья, вырастет, закончит школу, поступит куда-нибудь в техникум или даже институт. Найдет работу, выйдет замуж, заведет своих детей...
Обычная жизнь обычного человека.
