Борис посмотрел на мертвого Инквизитора. На охранника, которому делали искусственное дыхание врачи 'скорой' и маги. На трясущегося Келдыша, на вцепившуюся в него Агату. На мальчика, которого осторожно несли вниз с лестницы.

Сказал:

— И нас еще называют вампирами?

— Божевича следует уволить!

— А Келдыша — расстрелять, — закончил Игорь. Потер лицо и с отвращением уставился на руку — та продолжала трястись. Игорь засунул ее себе под ягодицу. Левой рукой завладела Мортимер. Она лежала на диване за его спиной, тихонько дышала ему в ладонь. Следующей сидела Лидия, поглаживая внучку по голове. Молчала.

— А тебя-то за что? — буркнул Шрюдер, безостановочно круживший по комнате.

— А его?

Сам Божевич мрачно сидел рядом со своими школьниками — тщательно обследовавшие их целители ограничились успокоительными. Стефи непрерывно всхлипывала, Зигфрид то и дело клевал носом, Карл сидел, сгорбившись, зажав руки коленками. Спокойнее всех выглядела Люси.

— Он не должен был выпускать Агату с интерната.

— Его никто об этом не предупреждал. А школьники имеют право на одну увольнительную в неделю. Тогда уж и Макса добейте. Он тоже не доглядел.

Максимом звали агатиного телохранителя. Шрюдер остановился, с силой нажал пальцами на глаза, словно хотел их выдавить — напрочь.

— Да кто же, кто мог предположить такое!

Незнакомый Игорю следователь — скуластый, желтолицый — сидел на кухонном табурете напротив дивана и вертел головой, наблюдая сразу за всеми. Келдыш сказал скучно:

— А может, это все тянется уже невесть сколько времени. Если, к примеру, поднять старые дела...

Следователь сощурил на Игоря и без того узкие глаза. Шрюдер покосился с опаской:

— Думаешь, Андрэ свихнулся не в одночасье?

— А кто сказал, что он вообще свихнулся?

Тишина.

— Могу я, наконец, увести детей? — хмуро спросил Божевич. — Второй час ночи. Вы же их обо всем уже расспросили?

Казалось, следователь забыл о существовании школьников, потому что взглянул на них с явным удивлением.

— Да-да, конечно!

Божевич повлек маленькую потрепанную стайку к выходу. Зигфрид-Водяной то и дело спотыкался, и Карл вел его под локоть, точно слепого.

— До свидания, — вежливо сказала Люси — всем за всех. — Агата, надеюсь, завтра мы увидимся в школе.

Агата вместо ответа прижала келдышевскую ладонь к лицу, заслоняясь ею от всего мира. Игорь мельком посмотрел на нее, более пристально — на Лидию. Сказал:

— Вам тоже не мешает отдохнуть. Спальня наверху. Чистое белье в шкафу. Извините, сам ничего не могу, Борис покажет...

Тот поспешно вскочил.

— Мадам?

Мортимер подняла на него взгляд. Прищурилась:

— Борис... Дегтяр, кажется? Вампир, специализация — боевая магия и аналитика фольклора. Наглец, каких поискать...

Борис просиял:

— У вас великолепная память, мадам!

Келдыш покосился на следователя: тот жадно ловил информацию. Дегтяр подставил согнутый локоть:

— Я провожу вас наверх.

Мортимер спросила его, глядя при этом на Келдыша:

— Думаете, я усну?

Тот растянул губы — хотя чувствовал, что и они подрагивают:

— Тогда оставайтесь — то-то я повеселюсь, когда вы прямо здесь свалитесь!

— Подлец, — сообщила бабушка Мортимер без малейшей интонации в голосе. Посидела, с явным усилием отняла от головы Агаты ладони — та тут же натянула плед на лицо.

— Вы же останетесь с ней?

— Куда я денусь... — сказал Игорь с передышкой, — с подводной лодки...

Они проводили взглядом Лидию с Борисом. Следом неслышной тенью скользила Анжелика. Игорь откинулся назад, спиной чувствуя, как дышит Мортимер — девочка плотно сворачивалась вокруг него, словно только он мешал ей принять позу зародыша. Его все больше беспокоило, что он ее не слышит — хотя Агата держалась за его руку с крисом. Пропала связь? Сумела от него закрыться? Или — что?.. Зря они отослали целителей.

Прикрыл веки — и сразу же, вздрогнув, открыл. На него неотрывно смотрели щели-прицелы глаз следователя.

— Ловец Келдыш, — сказал он ровно. — Я еще не снял показания с главного свидетеля.

— Следователь Байдуров, — ответил тот так же ровно, — а не пошел бы ты? Вместе со своими показаниями.

— Стоп-стоп-стоп! — вмешался Шрюдер. — Вадим, завтра вы получите справку о состоянии здоровья главного свидетеля, из которого следует, что девочка находится в состоянии шока от воздействия... м-м-м... вы никогда не сталкивались лицом к лицу с Инквизитором?

— При чем тут это? Я должен провести опрос по свежим следам, пока свидетель еще не опомнился, пока помнит все детали...

— Он не сталкивался, — перевел Игорь. Веки всё тяжелели. Наливались свинцом... забавно, он не помнит, видел ли когда-нибудь свинец... а выражение помнит...

— ...я должен быть уверен, что свидетель не подвергнется...

— Не подвергнется, не подвергнется, — заверял Шрюдер.

— ...а также не покинет дом в неизвестном направлении...

— Не покинет, — пробормотал Игорь уже с закрытыми глазами. — Только в известном. В туалет, — подумал. — А, может, и до него не дойдет. Да оставайтесь вы на ночь, следователь Байдуров! Места всем хватит. А сейчас я лягу.

Легче сказать, чем сделать. Мортимер никак не желала расстаться с его захваченной рукой — и то и дело принималась хныкать. Он кое-как перевернул ее на спину, сам примостился с краю дивана. Заворчал, нашаривая куда-то запропастившуюся подушку. Услышал над головой озабоченное:

— Игорь?

— Ну, что?!

— Может, довести вас до кровати? Нормально ляжете.

— Нормально. Мы нормально. Холодно вот.

Он остался вполне доволен формулировкой ответа, потому что Шрюдер понял и отстал. А потом еще и одеялом укрыл. Игорь засыпал и просыпался, просыпался и засыпал. Падал в вертящуюся черную воронку, крупно вздрагивал, вскидывался и снова засыпал. Мортимер его руку и во сне не выпустила.

Он открыл глаза. Едва светало. В доме было тихо. Мортимер дышала ровно, не шевелилась, но он понял, что она не спит. И она сразу поняла, что он проснулся. Прошелестела:

— Игорь...

— У?

— Это я его убила?

— Да, — сказал он. — Спи.

В кресле напротив сидела женщина. Светлые, мягкие даже на вид волосы, круглое лицо, серые глаза. Рука подпирает устало склоненную голову. Агата рассматривала ее поверх Келдыша — тот лежал ничком лицом в подушку. Вспомнила, наконец;

— Лиза...

Келдыш тут же зашевелился, перевернулся на бок. Сказал через паузу хрипло:

— Лизка?

— Да, — отозвалась та, не меняя положения.

— Ты чего... тут?

— Что — нельзя?

Келдыш хотел сесть, но после первой же попытки передумал. Подбил под локоть подушку, приподнялся повыше.

— Кто сказал?

— Борька звонил пару часов назад.

— Ну дура-ак...

— Дурак, что вчера не позвонил!

Наверное, надо уйти от семейной сцены — и от взгляда Лизы. Агата осторожно присела — голова была гулкой и пустой. Келдыш покосился через плечо:

— Вы как?

Агата кивнула и неловко перелезла через него. Посидела, сосредоточилась, и, оттолкнувшись от дивана, встала. Коленки затряслись, в глазах потемнело — но, в общем, ничего. Даже идти может. Правда, пол под ногами пропадает куда-то.

— Не запирайтесь в ванной, — сказал Келдыш в спину. — Я не смогу выбить дверь, если вы там грохнетесь.

Конечно, она заперлась. Долго плескала в лицо холодной водой, шипя от ломоты в пальцах. Потом смотрела на себя в зеркале. Вчера она убила человека. Пусть не нарочно. Но убила. И Келдыш это сказал. Должно же это как-то на ней отразиться? Лицо очень бледное, глаза в темных обводах — и все. И вместо раскаянья, страха, мук совести — одно какое-то дремотное оцепенение. Точно чувства тоже онемели. Может, до нее все еще не дошло?

В дверь стукнули. Холодный голос Лизы:

— Игорь послал узнать — ты в порядке?

— Я в порядке, — послушно повторила Агата.

— Я передам.

Агата аккуратно закрыла воду.

Народу прибавилось — Шрюдер в рубашке с закатанными рукавами пил кофе. Чашки и тарелка с горой бутербродов стояли на табурете перед диваном. Келдыш с кислым видом отламывал крохотные кусочки. Над ним, подперев бока, точно надзиратель, стояла Лиза. Прежде чем та отвернулась, Агата заметила ее красные распухшие глаза.

— Завтракайте, — предложил оживившийся Келдыш. Наверно, надеялся, что внимание сестрицы переключится на Агату. Зря. Лиза взяла отложенный бутерброд и молча поднесла ему ко рту. С видимым отвращением жуя, Келдыш показал пальцем Агате на блюдо.

— Ешьте, ешьте, — сказал и Шрюдер. — Это необходимо.

Агату мутило. Но один бутерброд она все-таки одолела, запила остывшим кофе.

— А бабушка?..

— Сейчас спустится.

Пришедшие целители развели 'больных' по разным комнатам. После получаса опроса, осмотра, ощупывания, проглядывания Игорь начал тихо звереть. Потому и вернулся уже в не лучшем расположении духа. Повода долго искать не пришлось — следователь Байдуров был уже тут как тут. Все оглянулись на вошедшего хозяина.

— Почему начали без меня? — Игорь рухнул на диван рядом с обеими Мортимер. Старшая из женщин сверкнула на него очками:

— А обязаны были ждать?

— Я же все-таки ее куратор!

— А я — опекун!

Взгляд Шрюдера можно было перевести только как 'заткнись!'. Целители передали начальнику СКМ свои заключения и откланялись. Шрюдер бегло просмотрел листки, пару раз поднял брови, покивал и засунул в карман своего пиджака.

— Вы ничего интересного не пропустили, Ловец Келдыш, — кисло сказал следователь. — Девушка просто не отвечает на вопросы.

— Да? — Игорь поглядел на Лидию, на Шрюдера (засунув руки подмышки, тот пожал плечами), — и лишь потом — на Мортимер. Она сидела, натянув на плечи одеяло. От лица только глаза и нос остались.

— Господин Шрюдер, — спросил Байдуров, не сводя с нее глаз. — Каково заключение целителей? Главный свидетель все еще находится в состоянии шока?

Шрюдер подумал. Вновь вынул заключение из кармана, тщательно изучил — как будто не читал за несколько минут до этого. Сказал с явным сожалением:

— Нет.

— Мадам, — теперь Байдуров обратился к Лидии. — Не хотелось бы давить на вас и на вашу несовершеннолетнюю подопечную, но вы должны знать, чем грозит отказ от дачи показаний следователю по магическим преступлениям...

Лидия потерла внучку по спине. Сказала — с непривычной просительностью в голосе:

— Не могли бы вы дать ей еще время?

— Нет. Уважаю ваши чувства, но погиб человек, Инквизитор, — и моя работа — выяснить, как это произошло.

Впервые младшая Мортимер показала, что замечает окружающее. Подняла взгляд и серьезно посмотрела на следователя:

— Я, и вправду, его убила?

— Нет!

Шрюдер с досадой выдохнул и отвернулся к окну. Лидия сжала плечо внучки, легонько встряхнула, заглядывая ей в лицо:

— Ты что, с ума сошла? Нет, конечно!

Байдуров сделал стойку:

— Это заявление?

Мортимер и ему поставила диагноз:

— Да вы рехнулись!

Метнула грозный взгляд в молчащего Келдыша. Игорь длинно и громко вздохнул, заелозил на диване, пытаясь подняться. Удалось — правда не с первой попытки.

— Поехали.

— Куда, куда это? — встрепенулся Шрюдер.

— Куда вы тащите мою внучку? — возмутилась Лидия, увидев, как он — впрочем, без особого успеха — тянет Агату за руку с дивана.

— Я еще не закончил!

— Ты и не начинал еще, — бросил следователю Игорь.

Хватит, хватит, вставайте, вы же не хотите, чтобы я свалился у ваших ног?

Это было бы круто...

Поднялась — и чуть ли не впервые за утро осмелилась посмотреть ему в лицо. Наверно, вот это и называется — краше в гроб кладут. Но глаза Келдыша были ясными и спокойными. В дверь, вытирая руки, заглядывала изгнанная на время допроса Лиза.

— Лизка, сядешь за руль?

— Конечно, — сказала та спокойно, отбрасывая кухонное полотенце.

— Куда, наконец, вы собрались? — рыкнул Шрюдер.

— В больницу. Навестить Славяна. — Игорь оглядел собравшихся и пояснил. — Димитрова. Мальчика, который вчера больше всех пострадал. Вы, Байдуров, можете поехать с нами.

— Уж не сомневайся, Ловец, — сказал тот сквозь зубы.

В результате поехали все. Процессия получилась внушительная: охрана, лизина машина с тремя пассажирами, машина Шрюдера, машина Байдурова, снова охрана... Машинный сэндвич. Детей бы вчера так охраняли...

Келдыш все тер и тер ноющий затылок — пока не почувствовал прикосновение теплой ладони.

— Не двигайтесь, — приказала Лидия. По затылку разливалось прохлада, тошнотворная боль уходила.

— Спасибо.

— Не за что, — сухо сказала Мортимер, снова откидываясь на спинку сиденья.

— Здесь налево, — указал он, Лиза взглянула странно:

— Да уж знаю!

Да, глупо. Она полгода ходила к нему в эту клинику.

Дежурный целитель протестовал против их вторжения так энергично, что голова теперь разболелась у Агаты.

— И не надо трясти передо мной своими регалиями! — орал он на Шрюдера. — Я и без того знаю, кто вы такой! К тяжелобольным пропускаются только родственники или с разрешения родственников! А следователю в той палате вообще делать нечего! Кого вы собираетесь допрашивать — живой труп?

Ох! Агата сжалась. Ее взяли за локоть.

— Пошли, — сказал ей на ухо Келдыш. — Тихо уходим.

Они попятились на пару шагов и завернули за угол.

— Пятый уровень, седьмая палата, — сказал Келдыш. — Я знаю, где это.

Сзади доносился возмущенный голос врача:

— И нечего меня зачаровывать! Я сам дипломированный маг!

— А почему никаких приборов? — жалобно спросила Агата.

— Каких приборов?

— Ну каких-нибудь... медицинских.

— Здесь это не поможет.

Они разговаривали вполголоса, точно боялись разбудить Славяна. А он и так не спал — глаза открыты, хоть и редко, но моргают. Агата заглянула в эти глаза и тихонько отступила. Карие, живые, блестящие, часто — злые — они теперь как вылиняли. Пустые...Так вот, как это бывает...

— Вот так это бывает, — эхом отозвался Келдыш. Агата примостилась на кушетке напротив.

— Он выздоровеет?

Келдыш помолчал.

— Вполне возможно... в каком-то смысле. Организм крепкий, молодой. Дети, все-таки, это переносят легче.

— Что — 'это'?

— Потерю магии.

— А... то есть, он совсем не сможет... — Агата умолкла. Сказала с тоской. — Я говорила ему, что у него будет всего одна попытка. Но лучше пусть не лезет...

— Он сам решил. И спас меня.

Агата обхватила себя за плечи. Слезы текли из глаз двумя непрерывными полосками, но она даже не пыталась их вытирать — не замечала.

— Если бы не я...

— Вы это с ним сделали?

— Но ведь все случилось из-за меня. Все из-за меня. Вас тогда чуть не убили. И вчера тоже. И Славка теперь лежит вот...

— Да, конечно, если бы вы не родились, никто бы никогда не умер! — сказал Келдыш ядовито. — Не слишком ли много вы на себя берете?

— А? — растерялась Агата.

— С чего вы решили, что весь мир крутится исключительно вокруг вашей драгоценной персоны? Что все, что происходит, происходит только по вашей вине? Откуда такое раздутое самомнение? Или это просто какая-то разновидность подросткового мазохизма?