-Нет, ты у нас самый лучший и красивый, и старым не будешь.
-Запутали вы меня совсем, — сокрушенно вздохнул Санек, — старый я, старый.
Эти две хитрушки полезли целовать его с двух сторон, вот такую картину и застала пришедшая с проверкой инспектор, Лиля Викторовна.
-Ой, здрасьте, а мы вот с братиком... — улыбалась счастливая Олюшка.
-Вижу, вижу, как вы братика слушаетесь.
-Честное слово, слушаемся, он у нас как папа и мама, вот! — выдала Светка.
-Лиля Викторовна, а я оладушков, быстренько, попробуете, а?
Инспектор улыбнулась — девчонки просто оттаяли за это время, особенно радовала бывшая замкнутой, не шедшая на контакт Света — теперь же старающаяся каждый раз угостить чем-то, самолично приготовленным.
Девчонки убежали на кухню.
-Саша, я просто поражаюсь, как быстро девочки изменились.
-А я ничего и не делал такого, они просто чувствуют, что мы все их любим, что они наши, вот и получилось так. Я с детства привык, что их много возле меня, так наверное суждено по-жизни, да и скучать никому не приходится — все делаем вместе. Вы бы их в деревне у тещи видели, никто не заставляет ведь, а все что-то суетятся, стараются всем быть нужными. Я вот только никак не могу Светку убедить, что никуда не отдадим её. Она ночью иной раз просыпается и рыдает, сон плохой приснится про детдом, вот и сижу, держу за руку и ворчу, что спать не дает. А она так счастливо вздохнет:
-"Сон плохой, иди прочь!" — и засыпает. Может, её кому показать, ну, психологу там?
— Думаю, просто проконсультируйся с детдомовским психологом, что она посоветует, скорее всего, это подсознательная боязнь — пройдет все, а в больницу не надо, опять будет настороженной. Вот родится ваш малыш, и некогда ей будет про это думать, будут коляску катать с настоящей куклой.
А у Платона выросли за спиной крылья, большие такие. Андрюха в деревне учил его водить машину, стало получаться, записался на курсы водил, девчонки ждали каникул и Димулечку, Леха заканчивал первый курс, Леся после родов поживут с девчонками у тещи, а ребята займутся переделкой и ремонтом будущей большой квартиры. Даже не верилось, что вот он, Платон-кувалда, живет нормальной жизнью, спокойно, работает, вот-вот станет отцом — ведь чуть больше года назад он и не представлял, что можно вот так вот жить. И как же здорово, что повернулась судьба к нему передом, а уж он, Санек, изо всех сил постарается, чтобы так и было. Да и некогда ему мутить какую-нибудь бурду — семья все время отнимает. Одно только царапало в далекой-далёкой глубине — Маринка, но тут он был бессилен что-то изменить, Танькину дочь не исправишь.
Они с пацанами перед Пасхой съездили на кладбище, привели в порядок могилки, Санек, правда, так и не смог себя пересилить в одном — материну могилку убирали младшие. Он вот батину, деда и бабули Платоновых, никогда им не виденных, полностью очистил, подделал. Братья дружно забетонировали основания памятников, дорожку, покрасили оградку, поставили лавочку, посадили рябинку — всё путем. Ночью батя приснился... ничего не говорил, только улыбался, значит, все правильно.
На Победу были все у Полосухиных, прошел по стране уже Бессмертный полк, собирались на следующий год пойти, пока надо было поискать фотки — дед Платонов, оказывается, воевал два года с сорок третьего, да и с японцами успел. Так радовало Санька, что не все пропащие в Платоновском роду были. А уж сына своего он точно постарается уберечь от такой вот судьбинушки, да и Леся, его мелкая Леся, она же не Танька. Ох, как повезло тебе, Санек, что она разглядела в полудохлом чего-то нужное ей! А чё в нем такого — обычный пацан, дурной немного, но ща дурь совсем исчезла, да и с чего дурить, когда вокруг такие нормальные люди, особенно Кирилыч и босс Полосухин?
После приговора осужденных отвели в специальную комнату, все вели себя по-разному: Юсиф молча сел на стул, матерился и сыпал проклятья на головы всех Эдик, не поминая только Юсифа — знал, прилетит мгновенно. Был такой момент, на очной ставке, когда он, уже зная, что на Платона валить бесполезно, начал откровенно топить Бербера, тот как-то спокойно слушал, пару раз переспросил у следователя непонятное слово и потом абсолютно спокойно, без каких-либо эмоций, спросив сначала: "Ты все сказал?" — пнул ногой Эдику в пах. Удар был такой силы, что опрокинувшийся вместе со стулом Мамедов получил сотрясение мозга, попал в больничку и долго ходил раскорячившись. А арестованный в зале суда Никочка выл и истерично обзывался на Юсифа и Эдика, и всех девок, что в недобрый час попались на его пути.
Юсиф, тяжело посмотрев на него, сказал негромко, как уронил глыбу:
-Заткнись!
И притих Никочка, судорожно всхлипывая, замирая от ужаса... его, такого красивого, умного, продвинутого, — и в тюрьму?!
Нюта едва убежала от разъяренной мамашки Муравьева, та истерично орала, что эта... тоже должна сидеть, и пыталась расцарапать бесстыжей твари лицо.
Соснина, в отличие от Леры, приходившая каждый день на заседания, откровенно радовалась, и сожалела, что Темнова больше так и не появилась. Очень хотела Катька поговорить с ней за жизнь. Она уже столько раз пожалела, что сразу не прилепилась к Лерке с Платоном, сумел бы он и двух защитить, так нет, связалась с этим... Так сделалось Катьке тошно, когда сначала поняла, что беременная она, а потом был ужас в гинекологии, вот там ей досталось... эти два месяца она запомнит на всю жизнь. Маманя сначала опечалилась, когда сказали, что у Кати детей совсем не будет, а потом сказала своей подруге:
-А может, и к лучшему так-то, ведь раз начала так рано с мужиками, то вряд ли перестанет. А так хоть на аборты бегать не будет, я же не могу пристегнуть её к руке.
Катька после больницы месяца два сидела дома, не было никакого желания куда-то идти, с кем-то общаться, а потом начала понемногу выходить из дому, и потянуло её не к старшеклассникам, а к совсем взрослым парням... так, ничего особенного, чисто секс, поменяла несколько партнеров, кто-то задарил болячку. Опять лечилась, потом как-то резко успокоилась и почему-то сильно начала завидовать Лерке. Может, потому, что у той мать удачно вышла второй раз замуж, и Катя не раз слышала, как ребята рассказывали, что "у Лерки ща такая хата, такой клевый мужик-отчим, и бойфренд-иностранец, парнишка с понятиями". Ей бы очень хотелось побывать у Лерки, посмотреть, на самом ли деле у неё все так здоровски, и какой он, этот её мальчик. Везет же некоторым... а у неё мамке вот не везет и не везет, все какие-то дебилы попадаются. Последний ваще урод, подпил и полез к Катьке, пока мамка в ванной была. Еле отмотались с мамкой — та его шваброй по голове огрела, тогда только и успокоился, Катьку отпустил, а на фига ей старье, вот бы как Лерке — иностранца...
Когда осужденных быстро вели по лестнице вниз к служебному входу, где стоял автозак, мамаша Муравьева кричала на все здание:
-Сыночек, мы подадим на пересуд, ты верь, мама все для тебя сделает!
А Лерка совсем не вспоминала о Сосниной и Нюте, все это было в прошлом, как говорил Бобер:
-Приснился страшный сон, ну, подумала про него чуток и выбрось из головы. Там и так мусора всякого!..
Да и другие проблемы у неё были, загорелось вот ей научиться прыгать с парашютом. Пока дело застопорилось — была не согласна мамка, а папТоша без её согласия даже не слушал доводов Лерки.
-Дочь, мама у нас — главная, раз она не разрешает, значит, это не для нас.
Лерка сначала злилась-бесилась, но мамка была против железно.
-Нет, Лера, нет! Где гарантия, что это не станет для тебя лишним стрессом, и у тебя начнутся страхи-истерики, экстрим не про нас, забудь об этом.
В конце мая наступила жара +30, все не вылезали из бассейна, даже маленький Тимошик пищал недовольно, когда его забирали из маленького надувного утенка. Он очень любил Колюню, а тот важничал и хвалился всем, что маленький братик его больше всех любит. Папа Тоша по вечерам ложился на диван, на животе располагался сыночек, а Колюня подлезал сбоку и читал братику Пушкинские сказки, тот гукал, ерзал на папке, пускал слюни и, бывало, засыпал под чтение брата, папка в такие моменты старался не дышать.
Но если случалось ему быть голодным, тут уж малыш заливался, не слушая ничьих уговоров, Натка бросала все дела, зная, что ребенок ни за что не угомонится.
-Иду, иду, маленький!
Маленький умолкал и присасывался как хорошая пиявка.
— Что-то мне подсказывает, что мелкий Антонович лет до двух меня будет терроризировать, мальчик умеет на своем настоять уже в таком возрасте!
-Мы, Полосухины, такие! — смеялся папка. — Свое никому не отдаем!
А Санек панически боялся... как все пройдет у Леськи, ведь она такая маленькая, худенькая...
-Блиин, Санек, ты в последнее время стал какой-то пугливый, все че-нибудь, да боишься! — почесал макушку Бирюк. — Не, я жениться пока не хочу, столько забот... С другой стороны опять же — весело. Да не боись ты, твоя Леська шустрая — нормально все будет.
-Ты-то откуда знаешь?
-Да она сама так говорит, ведь медсестра, небось, знает, что и как.
-Знать — одно, а самой такое испытать...
Санек был на работе, Леська с девчонками у тещи, он и не волновался, как бы неделя ещё до срока была. Ближе к концу работы позвонила Леська.
-Да, Лесь, уже закругляемся... Что?? Что?? Как?? Когда?? — У Санька опять чего-то с ногами случилось, он чуть мимо стула не сел. — Лесь, это правда? Лесь?? Точно?? Я... я не знаю, что сказать... я тебя люблю!! Скоро буду!
-Кириллыч!! У меня сын уже родился! — поднял он ошарашенный взгляд на своего мастера.
— Поздравляю, Сашка!!
-Я ничё не понял, утром уехал — все спокойно, а ща уже папка стал?? — Санек поднял лицо к потолку, помолчал, шумно сглатывая, потом пробормотал. — У меня все слова потерялись!
Опять зазвонил телефон, из трубки слышались восторженные детские крики, а Санек только глупо улыбался и от спазма в горле не мог ничего сказать. Потом отмер:
-Я ща отпрошусь, вы там соберите все, что нужно, и поедем к моим! Да!
Набрал Полосухина:
-Антон Сергеевич, у меня вот сын родился!! Диман, три двести, 50 вроде сантиметров. Спасибо!! Да, если можно? Да? Тогда я побег!! Довезет?? Спасибо!!
Водитель Полосухина какими-то объездными путями быстро довез Санька до тещи, а там на нем висели все подряд, оглушенный свалившимся на него отцовством, Санек покорно переобнимал всех, и поехали они в Ступино, в роддом.
Леся его, бледненькая, опять тоненькая, улыбалась из окна. А потом показала сверток с сыном -маленький, краснолицый, зажмуренный. Сашке поплохело... как же он такого крошечного держать будет?
Но на выписке он как-то привычно — руки-то помнили, как это делается, взял своего Димана, и бережно ступая, понес сына на улицу, где его мелкие, Андрюха, Леха, теща и Бирюк ждали нового Платона.
Потом уже, вечером, сидя у кроватки спящего человечка и крепко обняв свою чудесную Леську, признался:
-Я пока — обалдевший. Ты это, не обижайся, что я мало чего говорю, у меня вот тут, — он коснулся левой стороны груди, — печет, как девке вон хочется прослезиться, я никогда так вот счастлив не был, непривычно мне.
-Привыкнешь, я уверена была, что сынок на тебя будет похож, а пока вроде только глаза ваши.
-И чё? Ниже пояса точно на меня похож, а остальное — какая разница, самое главное, вы с ним здоровенькие и вот рядом.
Спящий клопик заворочался, как-то сморщился и запищал...
-О, проснулся, маленький? — Сашка, сам себе удивляясь, ловко взял сына, распеленал, поменял мокрые пеленки и, завернув опять, положил Леське на руки пищащего, как котенок, сына.
-Корми скорее, мужик проголодался.
Теща, мам Нина, уже давно, казалось бы, присмотревшаяся к Сашке, понявшая и принявшая всех Платоновых, сейчас с изумлением увидела ещё одну черту Санька... его отношение к малышу.
Он абсолютно не стеснялся и не заморачивался простирнуть какие-то пеленки, одевал орущего мужика — ну не нравилось тому одеваться-раздеваться.
-Ща, сыночек, мы с тобой оденемся и пойдем гулять, или спать, — в зависимости от времени суток приговаривал Платон.
А уж купание... тут Саньку помогали обе девчушки, Санек бережно держал малышка, а Олюшка и Светик боязливо протирали тельце марлечками. Леся сказала, что не надо ничего придумывать, марлечка самое то. Обе по очереди укачивали маленького, маленький, правда, хорошо наевшись, засыпал у мамкиной груди, без всяких укачиваний, и Санек, если он был дома, каждый раз забирая вот этот комочек счастья, обмирал внутри от нежности к нему, к своей, такой необходимой Лесе. Да и к остальным тоже.
Он рвался на несколько частей, решили всем миром, что отпуск он возьмет в сентябре. Сейчас возле Димуськи было много народу, а осенью девчонки в школу пойдут, переедут в город, отпуск Санька будет как раз кстати.
Пока же мужики и частенько забегавший на помощь Кондрат, старательно сверлили, шпаклевали, красили, клеили в соседской квартире. Полосухин привозил своих спецов, те осмотрели планировку, прикинули и помогли разобраться, что можно из стен снести, а что нет, посоветовали, как и что обустроить. Сергеич опять же на недельку прислал двух толковых мужиков, и обрела их теперь такая большая квартира свой новый вид. Два соседских коридора превратились в большую прихожку. Между кухней и примыкающей к ней комнатой прорубили вход, получилось классно, как бы кухня-столовая.
Мужики клеили обои, сделали везде теплые полы, фиг с ней с обстановкой — наживется.
-А вот тепло на полу: Олюшка слабенькая на простуды, Леська после родов — тоже надо поберечь, да и сынок ползать начнет... — рассуждал Санек. И если приходилось заночевать в квартире без своих, а утром на работу, Санек за день изводился весь. Как он летел к своим к вечеру, все уже знали, что пока он не увидит Димана и Леську, что-то говорить и спрашивать — бесполезно. Подержав или полюбовавшись, если тот спал, на сыночка, пообнимав свою миниатюрную жену, Санек облегченно выдыхал:
— Вот теперь я спокоен!
-Ненормальный ты, Платон, я же тебе сто раз сказала — все в порядке.
-Ну мало ли, сказать и увидеть — совсем разные вещи. Мне вот надо увидеть.
-Иди сюда, маленький. Иди, папка тоже без тебя скучал! — он осторожно брал просыпающегося ребенка и начинал с ним возиться, приговаривая, какой он у них молодец, как он растет и хорошеет, как его все любят.
А теща сказала Леське:
-Вот наш отец был хорошим мужиком, мне все бабы на улице завидовали, но твой Сашка, он намного лучше, у него, знаешь, как бы это сказать-то? А, вот — у него большое сердце. Вроде и не говорит каких-то красивых слов, все обычно, но как он про всех помнит и заботится! Лесь, тебе несказанно повезло, ни один красавец или богатей какой ему в подметки не годится, тут как раз ты, дочь, за каменной стеной получилась, за таким-то мужем. И ведь не воспитывал его никто, не учил, а смотри, какой парняга, да и братья за ним тянутся, стараются. Леху-то Стальновы уже всерьез зятем считают, Ольга вон говорила мне в магазине, что они хоть сейчас согласны его принять, парнишка надежный. Да и брат не даст дурью мучиться.
