А потом Озпин умер, и все, что оставил после себя — дурацкую флешку, лежащую на белом листе, на котором черными, будто выжженными паяльником буквами было написано: "Он всегда любил тебя, Глинда". Она не узнала почерк — воздушный, с сильным наклоном, но при этом механически точный.
Листы бумаги один за одним летели в камин — секретные документы, о существовании которых раньше не знала даже она, вперемешку с наставлениями, возможными сценариями развития событий, компроматом, контактами, секретными счетами... Озпин хорошо подготовился к собственной смерти. Что ж, пожалуй, смерть может быть внезапной, если происходит с тобой впервые, но не в том случае, когда встречаешь ее в тысячный раз.
А как полагалось бы готовиться ей?
Ничего не приходило в голову. Никакой разум, никакая логика не могла подготовить ее к смерти Озпина. Когда она утешала других, потерявших друзей и любимых на этой бесконечной войне с Гримм, то всегда говорила, что время лечит... и только сейчас в полной мере осознала, почему Хейзел в ответ на это попытался ее убить. Озпин мертв, и Глинда Гудвич, любящая жена и верная подруга, умерла вместе с ним. Жить осталась лишь Глинда Гудвич — верная соратница, чей долг — хранить Королевство.
Или нет. Нет. Не так. В сгорающих листах последней воли ее мужа рефреном звучало одно: "убей Самаила".
— Что ж... — прошептала Глинда, скривив губы в такой несвойственной ей злобной улыбке, предвкушающая боль и насилие. — Убить одно божество ничуть не меньшее достижение, чем выйти замуж за второе. Ты можешь сделать это, Глинда. Для этого он тебя создал.
От сладких мыслей ее отвлекло мигание Свитка, поставленного на беззвучный режим. Взяв в руки коммуникатор, Глинда оскалилась еще шире: сообщение было отправлено Кроу Бранвеном, одним из лучших людей Озпина, участником их маленького международного заговора.
"Я буду в Вейл через три дня"
Прокрутив список сообщений вниз, она нашла другой файл — насквозь официальное письмо-извещение. Экспедиционный флот, сопровождающий гигантский летающий стадион "Колизей Согласия" из Атласа в Вейл для проведения турнира Витал, прибудет на следующей неделе. Флот вел еще один вассал Озпина — Джеймс Айронвуд, чья семья служила Вечному уже третье поколение.
Отложив устройство, Глинда взяла в руки последний листок.
"Самаил всегда презирал человечество. Всегда недооценивал. Единственный враг, которого он боится — это я. И сейчас, после моей смерти, он уверен в том, что победа у него в кармане. Сыграй на этом. Заставь поверить, что он победил, заставь раскрыться — и лишь тогда нанеси удар"
Лист полетел в пламя. С застывшей пластиковой улыбкой Глинда смотрела, как съеживается и чернеет бумага, словно нарочно, оставляя нетронутыми последние три самых важных слова.
— Я тоже тебя люблю, Озпин...
Глава 24. Дорога длиною в жизнь
— Я приложу все усилия, чтобы исправить это.
Ее голос был ровным, лишенным и тени эмоций. Таковы были правила — человек на том конце динамика не должен был чувствовать ее мокрые ладошки, неприятно холодную струйку пота, пробежавшую меж лопаток и напряжение, скрутившее судорогой тело.
Голос в ответ — такой же ровный, шершаво-равнодушный будто наждаком скребнул по оголенным нервам:
— Мне не нужны твои усилия. Я буду ждать результата.
— Я исправлю это, па... — начала она, но тут же осеклась, услышав звуковой сигнал обрыва связи.
Вздохнув, Вайс опустила руки, пару раз глубоко вздохнула и оперлась локтями на парапет. Часть ее — та часть, что сейчас сжимала прочный стальной корпус Свитка так, что побледнели костяшки — умоляла швырнуть безвинное устройство вниз, проследить взглядом за полетом, получить удовольствие, когда дорогая игрушка разобьется на куски, разлетится во все стороны осколками металла, пластика и микросхем. Все равно завтра ей доставят новый — еще дороже, еще прочнее, и даже не попросят быть аккуратнее в будущем.
Разумеется, она этого не сделала — все ее расходы ложатся на стол к отцу, и нельзя показывать, что он смог ее достать.
Потому что он не смог. Нет, не смог — иначе проклятый Свиток все же раскололся бы об асфальт. Она знала, что этот разговор произойдет еще со вчерашнего полудня, с момента, когда вывесили табели успеваемости. По регламенту, тем же вечером электронные версии должны были отправить тем, кто платил деньги. Прикинув разницу во времени, Вайс точно вычислила время, когда ее Свиток задрожит международным звонком, и подготовилась заранее — покинула комнату, нашла безлюдное место с прекрасным видом на Биконские сады, несколько раз проговорила свои реплики...
Она справилась. Она была собрана и спокойна. Она не оправдывалась — она объясняла.
— Какая ты молодец, Вайс... — пробормотала она себе под нос, открывая электронную таблицу, из-за которой ей и пришлось искать уединенное место, чтобы никто не видел ее позора.
Оценку успеваемости своих студентов в Биконе разбивали на две категории: личную и командную. Каждая из них, в свою очередь, делилась на "академическую" и "боевую".
В столбце "личная академическая" имя Вайс занимало первую строчку, с близким к идеалу результатом в четыреста девяносто пять баллов. Идеальный результат подразумевался. "Личная боевая"... второе место.
"Янг Сяо Лонг непростой противник, папа, — вспомнила она свои слова. — Ее Проявление позволяет становиться сильнее с каждым полученным ударом и к середине желтой зоны она превращается в почти неостановимую силу природы. Мне потребовалось время, чтобы подобрать к ней ключик. Наш разрыв — всего три балла и в следующем отчетном периоде я ликвидирую эту разницу".
Разумеется, она промолчала о еще одних трех баллах, которые отделили ее от напарницы, равно как и о подозрении, что свой последний бой перед аттестацией Куру проиграла намерено. Когда Вайс, пытаясь проверить свои подозрения, спросила ее, не расстроена ли она, что заняла лишь третье место, Куру лишь пожала плечами, беззаботно улыбнулась и заверила, что свою стипендию она получит и с таким результатом, а все остальное ее не волнует.
В любом другом случае Вайс бы оскорбилась и потребовала прекратить это, но... окажись она на третьем месте, да еще и превзойденная фавном... сегодняшний разговор с отцом дался бы ей намного, намного сложнее.
"А ведь она могла бы обойти меня..." — с горечью подумала Вайс, стараясь быть честной хотя бы с собой.
Не то, чтобы Куру была сильнее или искуснее — ее подготовка уступала той, что получила наследница, и это было заметно. Не было в ее арсенале каких-то приемов, отличных от тех, что мог выучить каждый и которыми владели многие. Она даже Проявление свое не знала. Но там, где Куру не хватало силы, навыков, Проявления, всего остального — она брала тактикой. С неумолимостью автомата, с точностью калькулятора она заставляла своих противников открываться, промахиваться, ошибаться — они били туда, куда хотела Куру, они делали то, что она хотела, чтобы они сделали.
И они проигрывали так, как она хотела, чтобы они проиграли.
Ее все еще можно было просто заломать голой силой, как Сяо Лонг, или задавить скоростью, как ее сестра — растяпа Руби Роуз, или завалить праховой магией, как пару раз делала сама Вайс, но с каждым разом это срабатывало все хуже и хуже. И это не говоря уже о том, что профессор Гудвич крайне неодобрительно относилась к методу Вайс — завалить противника Прахом.
"Охотники должны уметь действовать в отрыве от линий снабжения, мисс Шни. Вы не сможете взять с собой на Темные Земли грузовик с Прахом, — сказала директор, небрежным взмахом руки сращивая трещины на каменной арене. — А большая часть ваших боев с людьми будет происходить в городе: платить за все разрушения вы будете из своего кармана. Учитесь экономить".
Вайс нахмурилась, осознав, что опять скатилась в попытки проанализировать своих соперников и выстроить беспроигрышную стратегию и с усилием выкинула эти мысли из головы. Не личный рейтинг был настоящей проблемой. Ее оценки зависели только от нее, а значит — она сможет найти способ исправить их. Это не было ее первой неудачей и, к сожалению, не станет последней: Вайс умела работать с поражениями.
Наследница перешла во вторую вкладку, с командным зачетом. Ее личный почти идеальный результат, твердое "хорошо" и "отлично" Куру давало неплохую фору оценкам Жанны, перебивающейся с "хорошо" на "удовлетворительно", но Кардин... ему, казалось, вообще было плевать — лишь бы проходной бал получить. Калейдоскоп застрял на третьем месте — и только потому, что отношение Кардина и Жанны к учебе не было чем-то необычным. Все понимали, что математика, история и философия не являются по-настоящему важными науками для Охотника — и отношение было соответствующим.
Она могла бы постараться подтянуть Жанну — позаниматься с ней лично, помочь с домашними заданиями, проследить за тем, чтобы подруга не "забивала" на учебу, но Кардин... с ним она не могла сделать ничего — чертов грубиян просто не станет ее слушать.
Неужели придется просить о помощи Куру? Тогда ведь придется объяснять, почему ее отца волнуют не только оценки дочери, но и всей команды.
"Короля играет свита, дочь. Тупость твоих "друзей" бросает тень и на тебя. И если ты не в состоянии заставить их работать, то я не удивлен, что ты не получила позицию лидера. Наследница Шни должна уметь управлять людьми и, если ты не можешь..."
Он не закончил мысль, но Вайс достроила ее сама. "Если не можешь справиться с парой ленивых растяп, то может, и наследницей тебе быть не стоит?"
Впрочем, и это не было действительно большой проблемой. Все, что ей нужно в краткосрочной перспективе — продемонстрировать положительную динамику. Улучшать собственные оценки — уже, считай, некуда, но, если подтянуть Куру и Жанну, можно получить нужный результат. Грубиян...
— Я подумаю об этом завтра, — пробормотала Вайс, перелистывая страницу.
Боевой зачет... Все то же третье место, и ровно те же причины. Вайс и Куру — без малого лучшие на курсе, Кардин и Жанна — в хвосте зачета. Результат мог быть намного хуже, но, к счастью, они смогли получить действительно хороший бал по командному взаимодействию — Куру после произошедшего на инициации, когда именно она стала тем ядром, вокруг которого сплотились остальные, не собиралась почивать на лаврах, и даже грубиян (вот сюрприз!) имел достаточно мозгов, чтобы оставлять личную неприязнь за стенами Бикона, стоило им только отправиться на еженедельные учебные миссии в Изумрудный лес в сопровождении одного из профессоров.
К сожалению, здесь Вайс могла сделать немногое. Прыгнуть самой на первое место, намекнуть Куру на необходимость улучшить результат... и, пожалуй, все. Жанна сама делала все возможное, чтобы стать лучше — она даже начала выигрывать иногда поединки, банально "пережив" своих противников за счет более сильной ауры — самой сильной на всем курсе. Блондинка пропадала на тренировках почти все свободное время, не оставляя для развлечений и минуты, грубиян тоже относился к ним куда серьезнее какой-нибудь истории.
Вновь, уже, наверное, в десятый раз прогнав одни и те же мысли, Вайс приняла то же решение, что и всегда — пока она не будет рассказывать об этом напарнице и тем более просить помощи. Кое-что она может сделать сама — и она сделает. Поможет Жанне, попытается найти подход к грубияну... В конце-то концов, кое в чем отец прав — Шни должны уметь управлять людьми: промышленники они или воины, бизнесмены или солдаты, ее семья всегда была во главе.
Свернув таблицу, Вайс положила Свиток рядом на широкий парапет галереи. Прикинув время, она решила, что времени побыть в одиночестве осталось совсем мало — скоро Куру с Жанной вернутся с вечерней тренировки, и лучше бы наследнице быть в это время в комнате. Эти редкие минуты спокойствия и одиночества лучше всего потратить не на то, чтобы в сотый раз передумать одни и те же мысли — лучше всего будет просто смотреть вниз с балкона на зеленый ковер Изумрудного леса, острые верхушки гор, смыкающиеся вдали в сплошную неприступную стену, надежно отгораживая Королевство от зла Темных Земель. Если присмотреться, в сгущающихся сумерках можно было различить вереницу огней — крепость Срединного перевала, единственного удобного пути по ту сторону Граничного хребта. В алых лучах заходящего солнца снежные вершины гор отливали багровым расплавленным золотом, отбрасывали длинные черные тени, словно разрывая долину тигриными полосками зелени и мрака.
Улыбнувшись виду, Вайс вновь потянулась к Свитку, на сей раз — чтобы сделать очередную фотографию. Повозившись немного с настройками и ракурсом, пройди галерею из конца в конец, она, наконец, поймала нужный угол — багровое солнце, расколотое пополам черной верхушкой Пика Великанов, самой высокой горой всего хребта.
Какое-то время Вайс не думала ни о чем, просто листая фотоальбом — за полтора месяца, проведенные в Биконе, она успела сделать десятки фотографий: виды на Изумрудный лес и город, вершины гор и морской простор, залитыми дневным светом и серебром разрушенной луны. Только ради этого уже стоило поступать в Бикон. Снежные пейзажи родного Атласа, конечно, тоже были по-своему красивы, но по мнению Вайс, им недоставало разнообразия.
Конечно, память хранила не только пейзажи — Жанна, после очередной тренировки уснувшая в кресле с учебником и ее партнер, с невозмутимым видом, будто так и надо, примеривающийся черным маркером к щекам. Куру, на своем любимом широком подоконнике ранним утром — щурясь навстречу рассвету, она слабо улыбалась каким-то своим мыслям, непривычно расслабленная, довольная и беззаботная. Куру, тем же вечером, на том же месте — прижав колени к груди она так и уснула, положив щеку на коленку, громко сопя и над чем-то хмурясь; длинные кроличьи уши шевелились даже во сне, чутко реагируя на каждый звук. Куру перед выходом в Изумрудный лес: в алой шипастой броне, скрутив волосы в тугой пучок на затылке, она что-то строго выговаривала Жанне.
Куру перед душем. Куру гуляет в парке. Куру. Куру. Куру...
Вайс застонала, во второй раз за день едва не выкинув Свиток вниз с балкона. Даже не считая специально, она знала, что фотографий напарницы у нее примерно столько же, сколько и пейзажей.
Самое ужасное — наследница даже не замечала этого до сего момента. Она просто видела что-то красивое или милое, или что-то, что хотелось сохранить в памяти, чтобы в любой момент вернуться к прекрасным воспоминаниям — и фотографировала это.
Оказалось, что именно Куру — ее лучшее воспоминание в Биконе, самая красивая и милая картина в Королевстве, своей притягательностью соперничающая с великолепием самой Природы.
Вот еще одна проблема на ее голову. И если с оценками было понятно, что делать, то как она могла изменить ЭТО? Хорошо, она могла попытаться отвести глаза, когда напарница в одном полотенце выходила из душа — но только попытаться. Ее глупый непослушный мозг сам дорисовывал загорелую кожу, блестящие капельки, стекающие по шее, ключицам, груди, скрываясь где-то под пушистой тканью... то, что было под полотенцем — тоже дорисовывал. Она не могла перестать замирать, встретившись с Куру взглядом или уловив ее запах.
