Несколько лет, наполненных этой тихой радостью, пролетели безмятежно и быстро. Он много раз предлагал королеве уехать вместе с ним — но она отказывалась. Ее тщательно устроенное жилище было ей нужно, как воздух, а перенести куда-то целый дворец не в силах был даже маг-Улайри. И на четвертый год идиллия оборвалась — их застигли вместе король и его придворные. Первым побуждением Тиндомэ было уничтожить их всех одним заклинанием и уехать вместе с королевой, но Берутиэль не разрешила; он только усыпил их всех, уехать же она отказалась, попросив его оставить ее на некоторое время, необходимое ей, чтобы разобраться с мужем. Иногда королева могла быть необоримо упрямой. С тяжестью на сердце он поступил так, как она просила.
И все же весь последующий день ему не было покоя. Наконец, он оседлал крылатую тварь — малое подобие дракона, которых нашел и развел на руинах. Эти звери использовались им только для быстрых полетов на короткие расстояния — обычные кони были намного выносливее, хоть и медленнее. В сумерках он промчался над Осгилиатом, опустил тварь в саду, спросил у слуг, где королева... То, что они рассказали было слишком страшно и невероятно — обманутый супруг приказал посадить ее вместе с кошками на корабль без руля и ветрил и отправить корабль в море, что и было сделано еще утром.
В ту ночь на море бушевал шторм. Не думая о себе, он отправил дракона в путь над морем, сквозь шквальный ветер, ливень и молнии. Полет над бушующими водами — пустыми на всем протяжении; ни щепки от корабля, ни следа его. А гроза приближалась; вскоре он оказался в эпицентре ее. Молнии били вокруг, дракон под ним задыхался. Но — ему было все равно. До тех пор, пока небольшая молния не ударила в перепончатое крыло твари и та с криком боли и ужаса не сбросила его в воду.
Смерть от воды не была его уделом. К утру следующего дня он добрался вплавь до берега. Это было страшно — он захлебывался и оживал вновь, продолжал плыть... И все же не терял надежды найти корабль, пока не доплыл до самого берега.
Он не умел предаваться отчаянию, и даже, пожалуй, скорби. Он вернулся в свое жилище и терпеливо ждал возвращения Повелителя, поддерживая паутину связи между Девяткой. Но — он поклялся отомстить — всему роду королей Гондора. И еще — что-то начало меняться в равнодушном ко всему Улайри. Это приходило по капле, по едва различимой тени настроения. Но и капли точат камни. Он почувствовал вдруг, что жизнь начинает его утомлять, что ему уже мало что интересно и хочется покоя и освобождения от Служения. Но — до этого было еще далеко. Он это знал, как знают что-то, не задумываясь — откуда.
Повелитель вернулся опять — и это было праздником для всех; но — он был еще нематериален, только лишь — голосом в мыслях. Развоплощенный, но уже набирающий силу, он затаился в Дол-Гулдур, крепости в лесах, не желая никого видеть. А Тиндомэ он отдал приказ — идти на Север и укреплять там позиции. Первый был рад покинуть многократно проклятую им землю Гондора. Но — с собой он унес двусмысленные и странные слова Повелителя, которому рассказал свою историю любви:
— Сожаление о прошлом — самый безопасный способ быть несчастным. Уж я-то знаю...
Служанка
Мирвен очнулась от неожиданной тишины. Чуть приоткрыла глаза. Даже это легкое движение вызвало острую боль в мышцах лица. Сначала она удивилась, потом вспомнила — допрос, пугающе неподвижное лицо, красивые руки в черных перчатках, причиняющие ей нестерпимую боль.. удары сыпятся градом — по лицу, по плечам.. И страх. Бесконечный, убивающий разум страх. Она потеряла сознание, как ей показалось, за миг до того, как сошла бы с ума. До того — она умоляла пощадить ее, потом пыталась сопротивляться, насколько это было бы возможно со связанными руками и ногами. А тот, в перчатках, продолжал ее бить. Не так уж и сильно — не для того, чтобы искалечить. Чтобы сломать.
И это у него получилось.
Она боялась даже открыть глаза. Но, если бы она увидела вновь того — упала бы на колени, умоляя, выпрашивая снисхождения. Валялась бы в ногах, только бы избежать его ударов. Только бы больше никогда не знать той боли, страха и унижения. Быть рабыней, исполнять самую грязную работу, делать все, что угодно. Угождать, прислуживать — все. Только бы больше это не повторилось.
А сейчас ей на лицо падал теплый солнечный свет. Она открыла глаза, увидев, что совсем в другой комнате. Здесь было довольно просторно — из всей мебели только кровать, стул и стол с кованым подсвечником. На столе — книги, листы рукописей, свитки, перья и чернила. Кровать — доска, застеленная тонкой тканью, на спинку стула небрежно брошен широкий черный плащ. На воротнике фибула, изображающая корабль. И — никого.
Мирвен приподнялась с пола, села, опершись на каменную стену. Запахнула, как было возможно, разорванное платье. Все тело болело и ныло, словно бы на нем не осталось ни одного живого места — да так оно и было. Руки были в синяках, на плечах — ссадины. Она постаралась пригладить руками волосы, обтереть лицо, на котором застыли потеки крови от раны чуть выше виска. Ей было очень страшно.
... всего-то лишние несколько лиг в запретном восточном направлении. Совсем пустяк для такой отличной наездницы. Она погналась за маленькой косулей, надеясь быстро догнать ее и вернуться с добычей раньше, чем братья закончат с соколиной охотой. По ровной степи, спаленной летним солнцем, скакать было легко и, как ей казалось, безопасно. Яркие солнечные лучи бьют в глаза, небо словно бы вылиняло от бесконечной жары и неуемно палящего светила. Звонкая дробь копыт отзывается в виках легкой болью. Жарко...
Отдохнуть бы... вот у того большого камня, он единственное, что притягивает взгляд на плоском подносе степи. Что-то странно блещет в траве — неужели клинок? Мирвен спрыгнула с лошади, наклонилась, и тут что-то ударило ее по в висок.. Это был мужчина в одежде цвета сухой травы. В считанные доли минуты ее связали и кинули поперек седла. Алая пленка заливает глаза, перед лицом только конский бок, еле слышны голоса похитителей. Она запомнила только их запахи — горького дыма, пота, горелого жира. А потом мир померк...
грубые голоса всадников, их запах — горького дыма, пота, горелого жира...
Послышались шаги. Кто-то подходил к комнате, где на полу сидела Мирвен. Она вздрогнула, и, мало понимая, что делает, попыталась отползти подальше, в угол. Она прикрыла голову руками и опустила глаза, ожидая новых побоев, а потому увидела только два сапога, медленно подошедших к ней. Сапоги были другие — тоже из тонкой и дорогой кожи, но изрядно потертые от долгой езды верхом. И вообще, она знала, не поднимая глаз, что это был кто-то другой. Но приподнять голову Мирвен боялась.
— Не бойся. Я не буду тебя бить. — Произношение было как у уроженцев Острова. И голос был другой. Чуть ниже, не такой глубокий. Более бархатистый, мягкий. И абсолютно равнодушный. — Встань.
Мирвен покорно поднялась, хватаясь руками за стену за спиной. Платье распахнулось, но об этом она подумала уже после того. Перед ней стоял очень высокий мужчина в черных штанах и жемчужно-серой рубашке, черноволосый и светлокожий. По виду — точно с Острова. Да и из знатного рода, судя по всему. Увидеть здесь земляка было одновременно и пугающе, и обнадеживающе. Все-таки не чужой.. но, с другой стороны, о тех, кто был на службе у Темного Властелина, рассказывали ужасные вещи.
— Не бойся. Ты будешь моей служанкой. Если не хочешь — я не буду принуждать. Но тогда будешь работать на кухне.
Мирвен отчаянно замотала головой, чувствуя, что от ужаса язык немеет и никак не может выговорить хотя бы одно слово. Мужчина смотрел ей прямо в глаза. Выражение лица у него было скучающее и чуточку усталое. На воротнике — следы дорожной пыли.
— Скажи что-нибудь, Мирвен?
Она сжала маленькие ладони в кулачки, прижала их к животу, укусила себя за щеку. Это помогало ей когда-то, когда она никак не могла набраться смелости, чтобы ответить урок. Помогло и теперь.
— Нет, господин, я не хочу.. работать на кухне.
— Хорошо, Мирвен.
Потом он еще недолго смотрел на нее. Глаза были темно-серыми, в густых тенях длинных пушистых ресниц. В них ровным матовым блеском стояла скука. Потом взгляд стал самую капельку иным.. дружеским — или показалось?
— Будешь служить у меня — не придется никого бояться. Никого.
Она совсем не умела прислуживать. Всю ее жизнь прислуживали ей. А ее новоявленный господин и не собирался ее учить. Он никогда не повышал голоса, никогда не угрожал ей наказанием. Просто медленно повторял невыполненную просьбу, но так, словно и не ожидал ее выполнения. Впрочем, и не благодарил. Просто не обращал внимания на нее, что бы Мирвен не делала. Забот у нее было совсем немного — убирать единственную комнату, следить за вещами господина, да приносить ему обед. Всю работу она успевала сделать менее чем за час с утра, а господин отсутствовал с самого раннего утра до поздней ночи. Вечером она приносила ему стакан молока и могла спокойно ложиться спать — он еще долго сидел над книгами, но никогда не приказывал ей ничего. Только иногда, после упражнений, он просил размять ему плечи.
В этой комнате ей было неплохо. Тихо, никого нет, можно лежать в своей нише, где помещалась только узенькая постель. Можно пытаться прочесть одну из книг со стола господина — только язык странный и непонятно, про что написано. А вот за дверями комнаты начинался настоящий кошмар.
... а белые струи молока растекаются по каменному полу замковой кухни, оплетая изящными изгибами осколки кувшина. Мирвен охнула, присела, пытаясь собрать осколки в передник, пока никто не увидел. Но один из солдат, тот самый, что только что подставил ей ногу, закричал на всю кухню:
— Вы только посмотрите на эту криворукую шваль! Небось, всю жизнь только на других и ездила..
Все обернулись. Повариха, которая наливала ей молоко в кувшин, подобрав длинную юбку, быстро пошла к ней. Смуглый и косоглазый солдат тем временем схватил ее за руки, в которых Мирвен зачем-то сжимала черепок и попробовал швырнуть на землю — вероятно, в лужу молока. Она легко вывернулась — силы у нее было достаточно, регулярная недавняя езда верхом помогала.
— Ты! Отребье! Как ты смеешь ко мне прикасаться?!
Ее слова были встречены громовым хохотом. А повариха, несколько раз хлестнув ее по лицу тряпкой — не больно, но обидно — выгнала вон, насмешливо приговаривая вслед:
— Ты гляди, какая королева выискалась.. ничего делать не умеет, только целыми днями свои белесые патлы причесывать, а все туда же.. "как смеешь, как смеешь".. Чтоб духу твоего тут не было!
А в комнате господин поднял на нее равнодушные глаза и сказал:
— Мирвен, принеси молока, я же просил...
Она почти бежала по коридору. Старалась не показать, что боится, что при одном приближении прочих служанок — темнолицых, темноглазых суровых — у нее подкашиваются ноги и сердце леденеет. Старалась идти гордо и спокойно, но получалось, что крадется, как крыса, вдоль стены. Вспоминала, кто из слуг какую обиду ей нанес, и еще больше боялась и презирала их. Ее били. Унижали. Ее ненавидели за светлые волосы, за акцент истинной уроженки Острова, за все еще ухоженные маленькие ручки и полное неумение справляться со своими обязанностями. А Мирвен все сильнее презирала их, считая грязными, низкородными, тупыми. Она думала о том, как сбежит отсюда. Как в этот замок придет ее отец со своими полками. Она еще не знала, о том, где именно находится, не знала и о том, кто правит замком, считая его просто одним из владений черных нуменорцев.
Так шли дни, а надежды на побег не было. Надежная охрана, постоянное наблюдение за всеми. Особенно, такими, как она — пленниками, не слугами из подвластных Врагу племен. Мирвен не понимала, как постепенно превращается сама в такую же чумазую и грубую замарашку. Она научилась ругаться с поварихами, тыкая именем своего господина, отбиваться от солдат, старавшихся ущипнуть или толкнуть ее, браниться и тащить всякий лишний кусок к себе. Но все же она была там чужой — всегда встречаемой насмешками и бранью, ненавистной, презираемой так, как умеют презирать только завоевателей. Тоненькая, с пышными золотистыми волосами, светлыми голубыми глазами, она выглядела здесь, среди приземистых смуглых вастаков, чужой. Те, кто ее шпынял и насмехался, чувствовали, что большей частью своих мыслей она далеко от этого мрачного и страшного места.
Кто-то вошел в комнату, пока она мела пол, и, бесцеремонно отодвинув ее, прошел к столу. Еще в тот момент, когда руки мимоходом легли на ее бедра, она ощутила резкий укол страха, тут же отозвавшийся в животе муторным ощущением холода. Подняв глаза, она увидела того самого человека, хозяина замка, который когда-то больно избил ее. Только теперь она усомнилась в том, что это — человек. Он был красив — высокий, широкоплечий, яркие и мужественные черты лица — но люди такими не бывают. Было в нем что-то ненастоящее, как показалось Мирвен. Он перебирал книги на столе ее господина, что-то спешно разыскивая. Мирвен стояла в углу, так и не выпустив из рук метлы и тряпки. Ей хотелось убежать прочь из этой комнаты, неожиданно ставшей тесной ловушкой, но она боялась неосторожным движением привлечь к себе внимание.
Рыжеволосый нашел, наконец, то, что искал. На обратном пути он с легким интересом взглянул на Мирвен. Девушка стиснула руки, закусила губу, чтобы устоять на месте, не выбежать прочь, за дверь, кажущуюся такой далекой — целых два шага мимо этого.
— Где твой хозяин? — буркнул пришедший. Служанка хорошо помнила этот голос, слишком хорошо. От одного ее звука у нее по коже пробежал холодок мурашек. На глаза навернулись слезы. Она боялась того, что повторится прошлый кошмар, хотя не могла толком вспомнить, что же ее так напугало тогда. С тех пор побои были ей привычны.
— Н-не.. не ззнаю.. — тихонько вымолвила она, глядя в пол.
— Что? — самую малость повысил голос рыжеволосый. Но это испугало Мирвен еще больше. Она разгневала его.. разозлила. Он ее накажет. Боль.. страх.. темнота. Чьи-то жадные руки и хриплые голоса. Горящие глаза. Запах крови... Он отдаст тебя оркам, если ты не угодишь ему. И уже не первый раз ей подумалось — умереть бы мне, не мучиться здесь... Но страх боли был превыше всего. И она повалилась перед пришедшим на колени, словно в дурном сне или бреду глядя на себя со стороны — вот она, дочь славного рода, который никогда не склонялся даже перед самим Морготом, валяется перед кем-то из его слуг. И со слезами умоляет ее не наказывать. Словно во сне, девушка подумала: "Не убьет меня — покончу с собой. Не могу так больше..."
Ее подняли с пола за плечи. Резко встряхнули. Она оказалась глазами на одном уровне с рыжеволосым, глазами — в его глаза. Мирвен тут же зажмурилась, боясь встретиться с ним взглядом. Руки, что держали ее в воздухе как пушинку, были огненно-горячими.
— Где твой господин? — очень медленно произнес он.
