Видя моё удивлённо вытянувшееся лицо приятеля, Лиза рассмеялась:
— Да я пошутила, успокойся. Спасибо что донёс меня до постели, а то я действительно устала и просто отключалась на ходу. Кстати, будь другом, принеси мои костыли, они в машине остались.
Я молча направился к машине, по дороге пытаясь понять, что же это было? Шутка? Или девчонка попыталась открыться, но в последний момент испугалась? Я уже гораздо лучше понимал свою подругу, но Лиза нередко по-прежнему ставила меня в тупик своим экстравагантным поведением. Так и не сделав никакого определенного вывода, с костылями в руках вернулся в спальню девушек. Лиза спала. На этот раз, похоже, по-настоящему.
* * *
Уже второй час я разглядывал многокилометровую линию укреплений, блокирующую Дубну с севера. Осмотр приходилось вести крайне осторожно через небольшие амбразуры в заложенных кирпичом оконных проёмах разрушенной многоэтажки, так как со стороны "кимринских" активно работали снайперы. Несмотря на замурованные окна, холодный сквозящий ветер через многочисленные пробоины в стенах свободно гулял по пустующему заброшенному зданию, заставляя людей кутаться в тёплые куртки и прятать зябнущие руки в карманах.
Линия укреплений "кимринских" находилась на противоположном берегу широкого водного канала, отмеченного на карте как "Северная канава". Эта "канава", существенно расширенная и углублённая противником за последние месяцы, десятикилометровой дугой от Волги до Волги огибала Дубну и служила прекрасным естественным препятствием. Само форсирование этой водной преграды уже представляло собой нетривиальную задачу. Но главная трудность была, естественно, не в этом тридцатиметровой ширины канале. Весь противоположный берег представлял собой сплошную непроходимую полосу из минных полей, густых мотков колючей проволоки и противотанковых вкопанных бетонных столбов. Далее за этой полосой шёл двухметровый железобетонный забор, за которым укрывались защитники баррикады.
— Вон чуть левее обрушенного моста, где поваленный набок экскаватор, достаточно мелко и берег пологий. Там может пройти бронетехника, — пояснял мне военный комендант Дубны капитан Грабин, вызвавшийся лично показывать гостю город.
— А как же бетонные блоки на том берегу? — уточнил я, рассматривая в бинокль указанное место.
— Блоки... Проблема конечно. Их придётся как-то предварительно убрать. Сапёрами ночью подкрасться и заложить взрывчатку. Или зацепить тросом и стянуть тягачами в воду.
Я скептически покачал головой. Нет, не годится — вряд ли противники, даже ночью активно ведущие наблюдение за блокированным городом, будут безучастно наблюдать, как сапёры Дубны закладывают мощный фугас в одном из самых напрашивающихся мест прорыва блокады. Грабин и сам это прекрасно понимал, поскольку буквально полчаса тому назад рассказывал, насколько тщательно противник ведёт наблюдение — часовые за стеной находятся через каждые сто метров, просматривая местность через специальные амбразуры. Ночью постоянно работают прожектора, установленные на высоких мачтах над забором и освещающие канал. Мобильная группа из полусотни бойцов Кимры находится в состоянии постоянной готовности где-то в секретном укрытии по ту сторону забора и прибывает к месту прорыва укреплений самое позднее через пять минут.
Снизу раздался крик помощника коменданта, сообщившего, что обед готов. Капитан Грабин оторвался от бинокля и протёр платком уставшие и слезящиеся от холодного ветра глаза.
— Ладно, Виктор, самое важное я показал. Осталось конкретно обмозговать — как, где и когда? А пока давай спускаться отсюда, пока мы воспаление лёгких не подхватили от такой промозглой погоды.
— Я сделаю ещё пару снимков и спущусь следом, — проговорил вооруженный фотоаппаратом Слава Першин, которого я взял с собой в качестве военного консультанта.
Славик подошёл к окну и просунул в амбразуру длинный объектив. Буквально тут же с внешней стороны стены раздался тупой резкий удар, словно молотком со всего маху ударили по сухой деревяшке. Фотограф резко испуганно отшатнулся.
— Живой? — с тревогой в голосе уточнил комендант.
— Живой. Вы зря волновались. Снайпер попался не слишком опытный, почти на метр промахнулся, — успокоил всех Славик, указав рукой на облачко цементной пыли возле оконной рамы.
— Просто далековато снайпер находится от этой высотки, а ветер сегодня сильный. Обычно этот снайпер не промахивается, — "успокоил" нас капитан Грабин. — Троих корректировщиков мы тут потеряли, но так и не поняли, где эта сволочь сидит. Мои бойцы каждый камушек на том берегу самым тщательным образом просмотрели через оптику, но не смогли найти этого гада.
Славик как-то сразу погрустнел, но всё же быстро взял себя в руки. Уже не рискуя, он сделал с безопасного места снимки обрушенного моста, подбитого лежащего в воде экскаватора и далёкого бетонного ДОТа на противоположном берегу. Когда фотограф закончил, все стали спускаться. Осторожно проползли под большой дырой в стене от попадания снаряда. Затем, пригнувшись, пробежали под выбитым окном, а потом уже можно было выпрямляться и идти к лестнице.
Внизу нас давно уже с нетерпением поджидали девушки группы Бестии и местные бойцы. Судя по напряжённым лицам школьниц, по грустным физиономиям парней и заплывшему глазу одного из них, местные юноши пытались познакомиться с прибывшим союзницами. Бестия, не выдержав молчания, стала совсем по-детски оправдываться:
— Виктор, мы не виноваты. Это он первый начал! — с обидой в голосе проговорила рыжая, указывая на парня с фингалом.
— Скажите ей, пусть она мой автомат вернёт! — едва не плача от досады, проговорил этот коротко стриженный худой паренёк с заплывшим глазом.
— Ты его так? — уточнил я у лидера группы, уже предполагая ответ.
Но Бестия удивила. Молча вернув оружие пострадавшему, она повернулась в мою сторону и проговорила с достоинством:
— Виктор, ты же меня знаешь. Если бы это сделала я, этот сопляк бы уже умер. Его Юля Плахотникова проучила за то, что он ущипнул её за... ну... в общем, зря он это сделал!
Все вокруг рассмеялись, это полностью разрядило обстановку. Комендант пригласил всех гостей за праздничный стол, который уже накрыли в подземном гараже многоэтажки. Хозяева постарались, и стол ломился от изобилия. Зазвучали тосты за единение, за общую победу, за расширение торговли и тому подобное.
Когда суета первых минут застолья улеглась, и появилась свободная минута для разговора, я поинтересовался у Константина Ивановича результатами переговоров, который завхоз Полигона последние два часа вёл с Дубной.
— Нормально. Можно даже сказать хорошо. Мы получим пластиковые и чугунные трубы, готовые ветряки и всякие запчасти к ним, силовые кабели, много всего по мелочи. И ещё я для Полигона надумал купил целый состав с зерном, если получится решить вопрос с доставкой. Наши союзники утверждают, что смогут договориться с соседями, и по рельсам железнодорожный состав можно будет перегнать тепловозом практически к нам домой. Хорошо, если так. Иначе придётся возить зерно машинами, причём напрямую по лесной грязи грузовики не пролезут. Да и потребуется в этом случае не менее сотни рейсов и куча народу на погрузку-разгрузку.
— Что мы даём взамен? — на всякий случай уточнил я, хотя и понимал, что Константа невыгодную сделку не станет подписывать.
— С нас хотят получить снаряды разного калибра двадцать ящиков и три пригодных к починке танка Т-72. Всё это у нас имеется.
— В целом немного, — одобрил я такой обмен с Дубной.
Ржавеющие танки мёртвым грузом стояли на Полигоне, починить их в обозримом будущем силами своих специалистов не представлялось возможным. Если союзники смогут вернуть технику в строй — замечательно.
— Я бы всё-таки больше двух танков не давал за зерно, — проговорил сидящий рядом Славик Першин. — Нам столько зерна не нужно, а танки рано или поздно мы бы сами починили и смогли использовать.
Славик говорил рассудительно, в его словах присутствовала своя истина. Вообще в последнее время этот бывший деревенский алкоголик сильно изменился, став совсем другим человеком и вызывая у меня всё большее уважение. Всегда подтянутый и опрятный очень квалифицированный специалист во многих вопросах, он полностью завязал со спиртным. Вот и сейчас Славик Першин оставался единственным за столом, кто пил только минералку.
Славик и раньше увлекался фотографией, даже выставлял когда-то свои работы на посвященных афганской войне выставках. Сейчас же он отдавал своему хобби каждую минуту, свободную от ремонта бронетехники. Достать любую даже самую навороченную фототехнику и оборудование проблемой в современном мире не являлось — эти вещи мало кому были нужны, даже мародёры на фототехнику не зарились. Самыми активными клиентами фотомастерской, оборудованной Славиком Першином в бункере на втором подземном этаже, стали девушки группы Лизы Святовой. У каждой из них, наверное, имелся уже целый альбом снимков в различных нарядах и с разными причёсками. Сегодня же я впервые взял с собой фотографа на выезд, чтобы тот сделал подробные снимки укреплений. Но одними укреплениями противника фотограф не ограничивался, сделав множество снимков природы по дороге из Полигона в Дубну, а также запечатлев облик сильно пострадавшего от обстрелов города и его храбрых защитников.
К нам подошёл Ярослав Якименко и сообщил, что удалось связаться со всеми соседями, по территориям которых проходил железнодорожный путь от Дубны в сторону Полигона. Маршрут получался самым коротким из возможных: Дубна — Запрудня — Вербилки — Талдом — платформа Великий Двор возле Воргаша. Поезду предстояло пройти сорок восемь километров.
Все соседи дали добро на проезд железнодорожного состава по своей территории и даже согласились не брать плату за пересечение их территории. С Запрудней вообще не возникло никаких проблем — там в посёлке осталось от силы тридцать выживших, которые сразу же согласились на все условия. Переговоры с Вербилками прошли аналогично. Лишь Талдом поставил целых три условия для разрешения проезда по своей территории. Первое условие: поезд должен проследовать по городу без остановок и в строго отведённое время. Второе условие: запрещалось находящимся в поезде лицам что-либо сбрасывать с проезжающего состава, будь то мусор, оружие, агитационные материалы, шпионское оборудование или что-то иное. И третье условие: не сходить на землю и не брать на поезд никаких лиц из числа обитателей Талдома. Нарушение любого из этих условий будет приравнено бойцами Талдома к акту агрессии и станет достаточным основанием для уничтожения поезда вместе со всеми пассажирами.
— Сурово, однако. Но нас устраивают эти условия, — проговорил я после секундного размышления.
— В таком случае, чтобы успеть в указанное Талдомом время, поезд нужно отправлять самое крайнее через час. Мы как раз успеем прицепить тепловоз и вагоны.
* * *
С автоматом на коленях я сидел на небольшой железной площадке между вагонами. Шёл сильный холодный дождь. Вся одежда уже промокла насквозь — отправляясь на переговоры в Дубну на комфортной автомашине, я оделся нарядно и празднично, но не по погоде легко. Я не предполагал двухчасового сидения наверху многоэтажки под пронизывающим ветром и, тем более, поездки под дождём на холодном железнодорожном вагоне. Правой рукой я придерживал оружие, левой же держался за металлическую скобу, чтобы удерживать равновесие. Меня сильно знобило и мутило. Временами казалось, что я вот-вот потеряю сознание и свалюсь прямо под колёса поезда.
Оторвав руку от холодной скобы вагона, я провёл по мокрым волосам и лицу, чтобы стряхнуть дождевые капли. Лоб оказался очень горячим. В каком-то отупении я подумал, что температура подскочила уже до сорока градусов. Перед глазами плавали какие-то чёрные круги, я с трудом фокусировал взгляд на проплывающих мимо деревьях. И если Запрудню ещё хорошо рассмотрел и даже пообщался с обитавшими там жителями, то уже по дороге к Вербилкам мне стало хуже. Я запомнил лишь переругивание с местными, которые долго не переключали железнодорожную стрелку.
Потом к поезду подходили какие-то незнакомые люди и советовали приготовить оружие, так как дальше путь пролегал по территориям бандитов-беспредельщиков. Как и все, я приготовил к бою автомат, хотя уже вряд ли смог бы нормально стрелять — всё плыло перед глазами, руки дрожали, меня сильно тошнило. Лишь ненадолго я вынырнул из мути, когда поезд снизил скорость возле стоящего на соседнем пути сгоревшего грузового состава. Вагоны оказались разграблены подчистую, даже доски во многих местах были оторваны кем-то неизвестным. Всю дальнейшую часть пути до Талдома я не выпускал автомата из рук, но нападения не случилось. То ли бандиты ушли куда-то, то ли их испугала охрана — полтора десятка автоматчиков, по одному на каждый вагон с зерном.
Талдом я практически и не разглядел — не до того было, да и стемнело уже. Заметил лишь обгорелые коробки домов на въезде и молчаливых мрачных часовых, расставленных вдоль путей и пристально наблюдавших за проезжающим поездом. Единственная мысль билась у меня в горячечной голове — не свалиться с вагона! Если упасть, то часовые уничтожат не только меня самого, но и всех моих друзей. Эта мысль поддерживала концентрацию внимания и заставляла не раскисать. Но когда состав миновал городские окраины и выехал в лес, силы полностью оставили меня. Пришлось опять ухватиться рукой заскобу, чтобы иметь хоть какую-то опору в мутном тёмном пространстве. Металл холодил пальцы и нещадно отбирал тепло тела, но этот холод позволял не уплыть сознанию окончательно.
Я мотнул головой, чтобы стряхнуть с себя оцепенение. Не спать! Поезд снова останавливался. Похоже, приехали. Да, знакомые места. Вот платформа Великий Двор, где девушки Кристины нашли когда-то израненную Яромиру. Вот дорога к Воргашу на Полигон. Поезд окончательно остановился.
Нас встречали — несколько машин с включенными фарами стояли возле самых путей. Возле одной из машин стояла Лиза. Она пристально всматривалась в вагоны с зерном, пока на одном из них не обнаружила меня. Быстрой подпрыгивающей походкой девушка подошла ближе.
— Как доехали? — поинтересовалась она.
В ответ я лишь молча махнул рукой — мол, всё нормально. Говорить сейчас я не мог — словно комок стоял в горле. Девушка протянула ладонь, чтобы помочь мне спрыгнуть на землю. Но едва пальцы девушки коснулись моих, как моя подруга тут же отдёрнула свою ладонь.
— Да ты же совсем горячий! — ужаснулась Лиза. — Ты часом не заболел?
— Не знаю, — с трудом разжимая растрескавшиеся губы, ответил я.
— Ты весь мокрый от пота! С тебя пот ручьями стекает! Я сперва подумала, что ты мокрый от дождя, но сейчас с неба не капает. Срочно в машину и к Татьяне в медчасть!
Я спрыгнул на землю, скривившись от внезапной боли во всех суставах. Шатаясь, поплёлся следом за Лизой к стоящему поблизости "УАЗ-Патриоту". Но на полпути к машине через всё сильнее застилающую сознание пелену всё же пробились какие-то посторонние крики и ругань. Я обернулся.
