Я улыбнулся в ответ и ласково ответил:
— Нельзя.
Если бы отказ вообще мог Нэттэйджа смутить.
— Просто мне его жаль, — как ни в чем не бывало пояснил он. — Зверюшка старается. Очевидно, что он у вас в немилости.
— С чего вы взяли?
Я просто дарю Матиасу свободу действовать так, как он считает нужным. Без контроля каждого шага и без чтения бессмысленных моралей. Ну не получается из человека светлый маг — так не в светлой магии счастье. Я был бы рад, если бы ко мне относились так же. Что я делаю неверно?
— Если темный магистр желает кого-то убить, то он берет и убивает. Если светлый магистр желает кого-то убить — то лишает своего внимания. Мне всегда представлялось, что светлый магистр — это центр вселенной для любого светлого. Маленькое солнце...
Почему темные учат меня жить? Ужасный вопрос.
Дверь распахнулась, и один из замов встал на пороге, выпалив прежде, чем на него обрушился начальственный гнев:
— Загорье и Северная коалиция в прямом эфире назвали друг друга Империей Зла!
— Уже? — я поднялся со своего места, и Нэттэйдж вскочил следом, полностью повторяя мои мысли:
— Это надо видеть!
На экранах творился полный беспредел. Один сигнал перебивал другой, разобраться в звуковом шуме с налету было практически невозможно, но конфликтующие стороны ухитрялись слышать друг друга и отвечать. Народу в главном зале значительно прибавилось: темные уже выбрали любимчиков, поделились на два лагеря и активно болели. Северная коалиция и Загорье встретились как два одиноких боевых крейсера в океане, с первого взгляда поняли, что занимают одну экологическую нишу, и теперь пытались друг друга утопить.
И это все по прямой связи. Спасибо за радость и веселье, как говорится.
Если обратиться к разуму, воевать с Загорьем Северным не выгодно. Одно дело — конфликт со страшной темной гильдией, окопавшейся на крайне ограниченном со всех сторон полуострове, куда боевое заклинание ни кинь — попадешь в темного мага. Никто врага не видел, но все знают, что он страшный. Другое — с огромной сильной страной, в которой полно обычных людей, чья гибель повиснет на Северных тяжелым грузом. Либо ты противостоишь Злу, либо воюешь ради шкурных интересов. Компромисса здесь не дано.
Хотя я бы посмотрел, как они влепятся лоб в лоб. Северные скажут, что противостоят Тьме, Загорье скажет, что спасает мир, и отпинает в ответ. Тьма и Свет заканчиваются, когда начинается политика. Впрочем, порой вместе с политикой Свет и Тьма только начинались.
— Эх, Загорье-Загорье, — Нэттэйдж навалился на ограждение, наблюдая за развитием событий затуманенным взглядом. — Помогать мы, конечно, будем Северным, но сердце мое не с ними.
Эх. Даже у Загорья, оказывается, есть поклонники.
Как я и предполагал, Северные уже сдавали назад, высказавшись что-то про метафоры. Не связываться — самое умное, что они могли сделать. Сидят противники в торговой блокаде, и сиди они дальше. Хотя рано или поздно на срединные территории появились бы претенденты. Загорцы отхватили себе лучшие земли и семь светлых источников. Семь. У нас убивали и за меньшее.
Экраны погасли с громким щелчком. По рядам темных прошел разочарованный гул, но восстановившаяся связь показывала только помехи. Надеюсь, загорцы и северные не начали обмен неконвенционными заклятиями. Там с обеих сторон ла'эр, а ла'эр от мирного общения до боевой ярости разгоняются за секунды.
Белый шум усилился, назойливым жужжанием ввинчиваясь в уши, и я поспешил убраться наружу.
Стая чаек беспорядочно металась над морем. Прямо на моих глазах птицы сбились в плотный шар и посыпались в воду, смешиваясь с белой пеной. Фонари в саду не горели; я обернулся, убеждаясь, что окна особняков тоже черны, и обнаружил, что в городе под ногами не видно ни огонька. Они уже легли спать? Разом?
Волны беспорядочно бились о берег. Небо стремительно темнело, словно на землю опускались сумерки; я пошатнулся, опираясь о старый тис и ощущая, как тело сотрясает дрожь. Земля шевелилась под ногами как живая, гул, низкий гул из глубины, отзывался внутри бессознательным ужасом. Древний инстинкт требовал бежать — прочь из домов, прочь от берега. Море дико ревело; весь мир кричал, надрывая голос...
Все успокоилось в единый миг.
Я отнял ладони от ушей, и осторожно зажег светлую печать размером с ладонь. Словно боясь проявить себя во тьме? А потом разозлился на себя и воззвал к светлому источнику, заставив сияние распространиться дальше. Гнетущая тяжесть отступила, и в городе, словно дождавшись сигнала, один за другим начали загораться огни.
Ничего страшного. Обычные перебои с энергией. Небольшие подвижки коры на Побережье не редкость. Вот Острова трясет постоянно, поэтому люди оттуда и бегут...
Кромки рваных туч подсветились фиолетовым, и глубокая кислотная трещина пересекла небо, отражаясь в застывшем океане. Дыхание перехватило; я схватился за ошейник, отодвигая его от горла, и ощущая, как глубинные слои искажения меняются, повинуясь движению чего-то огромного, и обреченно произнес:
— Первый прогон межпространственных врат.
Шаги за спиной стихли. Нэттэйдж достал блокнот, зашелестев страницами, прикусил кончик карандаша и черкнул пару строк:
— Маленькое землетрясение, ионизация воздуха, чудесные атмосферные явления. Спите спокойно, граждане Аринди, светлый магистр с нами и ничего страшного не происходит.
* * *
На завтрак Нэттэйдж не пришел.
Утром снова выпал снег: тонкая белая корка покрыла гальку и полосу прибоя, цветущие деревья. На веранде было пасмурно, и мокрые сорванные листья липли к стеклам. Я смотрел на накрытый стол, на пустующее второе кресло и отрешенно думал, что где-то над океаном сработало погодное проклятие. Их там много до сих пор носит.
Нэттэйдж никогда не пропускал завтраки. В основном потому, что именно за завтраком он рассказывал новости и то, что, по его мнению, я должен сделать именно сегодня; правда, потом я начал подозревать, что есть в одиночку высшему попросту скучно. У главы внутренней службы не тот статус, чтобы сидеть со своими подчиненными за одним столом.
Кажется, по примеру темных я становлюсь параноиком, который любые перемены воспринимает как грядущие неприятности. К опозданиям Нэттэйдж относился крайне нервно, но по его примеру дергаться и дергать других, если человек задерживается на полминуты, я не хотел.
Волшебница в сером колпаке появилась ровно через минуту.
— Господин Нэттэйдж выражает сожаление, что не может к вам присоединиться, — поклонилась она, смотря сквозь меня, и исчезла так бесшумно, что можно было подумать, что темные умеют растворяться в воздухе.
Я взял оладью и задумчиво обмакнул ее в мед и неторопливо продолжил есть. Даже если Нэттэйджа убивали, можно было дать на это время.
Матиас забрался на дерево и лежал наверху, в развилке, и смотрел на небо в бинокль. Я не стал его звать, но не удивился, услышав за собой шаги.
Столпотворение в кабинете Нэттэйджа было совершенно несезонным. Сам Нэттэйдж сидел в кресле прямо в центре беспорядка, закрыв лицо руками; над ним с бокалом воды стояла Гвендолин; тройка замов с обеспокоенными лицами мялась в стороне, а Миль ходил туда-сюда. Именно Миль заметил меня первым:
— Тревога, здесь светлый. Рейни, вам сюда нельзя. Здесь темные страдают.
— И отчего же страдают высшие темные маги?
— У Нэттэйджа сломали аквариум, — скорбно сообщил заклинатель.
— Свет, Нэттэйдж, как же вы теперь?!
— В нашу чудесную заботливую темную гильдию, светлый магистр, вы вписались как родной, — не отрывая рук от лица сказал тот.
Я устыдился, но ненамного.
Свет, который синими и зелеными волнами разбегался по стенам, теперь угас. Дальнюю стену с аквариумом закрывала плотная ткань, и я обогнул столпившихся магов, подбираясь ближе.
— Не ходите туда, — вяло махнул рукой Нэттэйдж, но я уже отдергивал ткань. Вода в аквариуме позеленела, и рыбы — серебристые и оранжевые — плавали у поверхности кверху брюхом.
— Рыба — это намек на вас, — как нельзя вовремя подхватил Миль. — У вас на штандарте рыба. И вы на нее похожи. Взгляд у вас такой же пустой и круглый.
— Миль, не выдумывайте.
Если пойманная рыба за стеклом означала меня, то дохлая пойманная рыба была вполне однозначным символом. Смотреть на бессмысленную жестокость было больно. Что это вообще за человек, который ради личной мести будет травить рыбок?
— Мы выловим вам новых... — попытался утешить кто-то из замов.
— Оставьте меня, — глухо потребовал Нэттэйдж. Его эмоции уже затухали, выдавая, что он скорее играет на публику, чем испытывает что-то искреннее. Досаду — возможно.
Олвиш ворвался в кабинет, чуть не выбив дверь и не раздолбав ею стену, и возмущения начал с порога:
— Что за катастрофа?!.
Я в который раз подумал, какой же Нэтар, все-таки, проходной двор. То есть на нижние уровни, естественно, пускали не всех; и на самые нижние допуск имел только Нэттэйдж, и там он отдыхал от нас всех, но на территории постоянно толокся народ. Маги, которые жили в Кипарисе и убежище Кипариса мотались туда-сюда, и даже высшие собирались исключительно в Нэтаре. Нэттэйджу нравилось играть в гостеприимного хозяина и чувствовать себя в центре мира, и пройти сюда мог кто угодно.
По губам Гвендолин зазмеилась тонкая усмешка; Миль смотрел с неприкрытым интересом, и даже Нэттэйдж прекратил ломать комедию:
— Как ваше здравие, Олвиш Элкайт? — медоточиво осведомился последний.
Даже издалека было заметно, насколько Олвиш исхудал и осунулся. Но он поборол проклятие — а Шеннейр все еще нет, и это было говорящим знаком.
Я ничуть не сомневался, что высший примчался сюда, как только смог стоять, и выздороветь быстрее было не в силах человеческих. Семья Элкайт намного выносливее обычных людей, да и не было в прошлом Олвиша ни предательского удара, ни заключения в Вихре... Но факт есть факт. Олвиш Элкайт встал на ноги быстрее темного магистра. Понимает ли он, насколько ударил по Шеннейру? Снова.
Олвиш посмотрел на аквариум, потом на скорбные лики высших, снова на аквариум, осознавая всю беспросветную глубину падения темной гильдии, и страдальчески воззвал:
— Только не ной!
А потом развернулся и вышел, столкнувшись в дверях с Эршенгалем.
У меня появилось дурное подозрение, что Нэттэйдж намеренно устроил спектакль, чтобы верхушка темных прыгала вокруг него и утешала. Небольшое такое развлечение для незаменимого главы гильдейской охранки. Может себе позволить. Ободренный дружеской поддержкой, он даже переживать перестал, зло уставившись на дверь и вошедшего боевика:
— Вы и ваш хозяин! Сначала вы убиваете моих подчиненных, потом из-за вас убивают моих рыб! — и, сбавив обороты, мстительно добавил: — И вы все еще не ответили, зачем запустили дальнобойное проклятие прямо в клумбу перед входом. Араукарии, которая там росла, было больше тысячи лет.
Эршенгаль выслушал монолог с полным спокойствием, и только на последнюю фразу поднял бровь и ровно уточнил:
— Но мы не целили специально в главное здание.
Нэттэйдж язвительно хмыкнул, все еще переживая за судьбу древнего растения:
— Я тоже не целил в него специально.
Кажется, что-то в обмене официальными посланиями между Нэтаром и Мэйшем я упустил.
— Я перетряхну весь Нэтар и найду, кто это сделал, — мрачно поклялся Нэттэйдж и обвел кабинет мрачным взглядом, акцентируя внимание на каждом. — Но кто бы это ни был, знайте, что меня это крайне расстроило.
На практически неприкрытое обвинение высшие отреагировали с иронией. Гвендолин отсалютовала бокалом:
— Делайте.
Нэттэйдж как-то сразу растекся по креслу, утратив пыл. Обвинять главного судью темной гильдии в том, что она тайно ломает чужие аквариумы, было можно, но крайне невежливо.
— Как чувствует себя Шеннейр? — все-таки спросил я у подошедшего Эршенгаля, и укорил сам себя за неуместность. На дружеский интерес у меня не было права, а от светлого магистра такие вопросы звучали оскорбительно.
— Мне передать темному магистру ваше официальное беспокойство? — вежливо уточнил боевик, и я поспешно перебрал все подходящие варианты:
— Я уверен, что за темного магистра не следует беспокоиться.
Он кивнул, показывая, что принимает ответ, и я вновь вернулся к аквариуму:
— Так мелочно. Или это не угроза, а предупреждение? Для Нэттэйджа?
— На штандарте Нэттэйджа жаворонок. Если бы хотели указать именно на Нэттэйджа, подбросили бы мертвую птицу, — без интереса поправил Эршен.
Ох уж эти темные славные традиции. Жаворонок? Мне всегда казалось, что Нэттэйджу больше подошел бы осьминожка, но свои геральдические символы высшие берегли и считали важными. Даже Мэйшем значило "рябина": говорили, что штандарт Шеннейра изображает стилизованную рябиновую гроздь, но я ее не замечал, сколько ни разглядывал.
Матиас прокрался мимо, прилипнув к стеклу, и постучал по прозрачной поверхности когтями:
— Шихиш.
— Шихиш не живет в соленой воде, — на автомате поправил я, присматриваясь к рыбам внимательнее. Потускневшую чешую пересекали серые полосы, а изо ртов торчала серая бахрома.
— Шихиш сразу попало в тело, в теплое мясо. С едой, — Матиас шкрябнул когтями по стеклу, явно наслаждаясь звуком, и отстранился, складывая руки на груди. — Теперь оно уже сдохло. От шихиш ничего не спасет, человечки. Шихиш может сожрать Лорда.
То есть искать надо мага, который имел доступ к иномирным тварям. А, это, учитывая знакомых знакомых и друзей врагов, половина гильдии. Темные не светлые, социальных контактов, на первый взгляд, у них должно быть меньше, но на самом деле нет у темных такой двери, которую не открывала бы выгода или игра очередного высшего. От той темной гильдии с жесткими и жестокими порядками, которую я помнил, мало что осталось — без конкурентов темные разжирели и обнаглели, а падение контроля после исчезновения Шеннейра дисциплину добило. Наружу полезло все человеческое — со всеми плюсами и минусами.
Но шихиш сразу добавляло новых нюансов.
— Зараженная пища. Тыквы... это не может быть намеком на одно происшествие... на продуктовых складах?
К моим потугам сыграть в следователя Эршенгаль остался глух:
— Это все игры верхушки гильдии, светлый магистр. Даже не забивайте голову.
Новые здания гильдии строились на скалах, чуть дальше Кипариса. Ростки домов закрывали большие серебряные купола, отчего холмы приобретали немного неземной вид. После обрушения Шэн темные заимели стойкую неприязнь к зданиям выше трех этажей, и потому новая гильдия уходила вглубь, протягивая туннели даже под морским дном. Хотя вряд ли была большая разница в том, окажешься ты во время катастрофы на сотом этаже или на минус сотом.
Башни в городах обычно строили мирринийке — потомки жителей мегаполисов старого материка. Ломать традиции им было нелегко.
Пристань для нового волшебного замка оборудовали в закрытой бухте, и ремонтные доки находились тут же. Даже браться за то, чтобы строить новый корабль, я не стал: дело долгое и накладное, постройка кораблей. Продираться через зимние шторма на имеющихся рыболовецких шхунах было, конечно, занятием достойным темных магов — из того разряда, что настоящий темный презирает опасность, спит на гвоздях и разрывает врагов голыми зубами — но ни я, ни даже окружающие не чувствовали себя для этого достаточно темными. Зато где-то в доках простаивал "Песчаный скат", когда-то налетевший на рифы.
