Но всё когда-нибудь кончается. Вот и усольская "командировка" подошла к концу. Оставив на хозяйстве Игната и Ядрея, и прикупив всё, что можно было с прибытком сбыть в Москве, княжеский караван по последнему санному пути собрался идти обратно. Вместе с ним и под его охраной покидала Усолье на Камском и вдова Прасковья. Хитрая женщина оказалась единственной наследницей выморчного состояния батюшки, на что раньше не могла и расчитывать. Но, как это всегда бывает, не было бы счастья, да несчастье помогло. Сначала от рук казанских татар пал брат Прасковьи, совсем чуть-чуть не дошедший до Нижнего. Это было в год славной обороны города воеводой Хабаром-Симским. А недавно от какой-то хвори слегли и медленно угасли и остальные домашние. Так и осталась она одна с дочерью на большое хозяйство. Вдова сначала тянула и там и тут, да видно всё ж не по силам оказалась ноша, а может ещё по какой причине, но свою усольскую долю решила она сплавить. Вобщем, усмехался про себя Андрей, кто кем больше воспользовался трудно сказать, но сделкой удовлетворены остались обе стороны. Ну а то, что Третьяков со товарищи долго думали: так кто им доктор? Тут ведь как: кто первым встал, того и тапки, как говорится. Возможно в том, ином прошлом он таки сторговался со вдовой, но не в этот раз. Не в этот.
Кстати, одно время Андрей даже думал, а не приударить ли ему за дочкой вдовы. Девица была самый сок, да ещё и единственная наследница. К тому же нравы в провинции были слегка помягче и так краситься, как столичные красотки, купеческая дочь не любила, что дало возможность княжичу рассмотреть её довольно таки миловидное личико. Однако поразмыслив, он решил с этим не торопиться. В конце-концов, он то уже был пару раз женат и снова спешить под венец отнюдь не собирался. Ну а с кем естество потешить у него и без того было.
Весь долгий переход от Усолья на Камском до столицы прошёл, как ни странно, спокойно. По пути им никто не попался, а если и попался, то нападать на большой караван не решился и лишь поглубже спрятался, ожидая более лёгкой добычи. Единственное, последнюю неделю пришлось идти на перегонки с погодой. Солнышко пригревало всё сильнее и в Москву въезжали, можно сказать, уже по грязи, а не по снегу, благо ночные морозцы ещё сковывали разбухающую жижу в нечто проходимое, а не то увязли бы в ней сани по самое днище. Но всё ж успели.
Михаил, правда, был как вседа недоволен, но Андрей его настроения не разделял, так как твердо знал, что в следущий раз в Усолье он окажется, дай бог лет через пять. А значит, поездка стоила потраченных на неё усилий. Зато когда с ним стали делиться столичными новостями он буквально возликовал. Вот уже какую неделю все округ только и судачили о том, что старец Вассиан предрёк великому князю славную победу в нынешнем походе, а вот воеводам его дал остраску, что мол, коли на поле брани кто будет местничать, то ожидает тех строптивцев поражение в битве, бесчестье и плен долгий. Причем говорил то всем воеводам, а не кому-то конкретно. В общем, как решил Андрей, подстраховался-таки, преподобный. Ну да бог с ним, главное было сделано и оставалось лишь ждать, какие всходы принесет посеянное монахом.
В самой же столице он задержался ровно настолько, насколько было нужно, чтобы нанять на службу ещё нескольких человек. К сожалению, он был вынужден константировать, что его прообраз индельты покамест не работает, а количество своих воинов требовалось увеличить. Ведь чем больше ты возьмешь с собой воинов на войну, тем больше получишь добычи. А военная добыча была пока что его единственным настоящим заработком. Так что оставалось лишь радоваться, что людей, готовых наняться на службу было ныне на Руси в достатке. Локальное потепление в ходе малого ледникового периода, которое, как он помнил из книг, должно было закончиться лет через тридцать-сорок, привело к тому, что люди плодились и плодились, заполняя собой до того пустующие, но ставшие неожиданно пригодными к проживанию и земледельчеству земли. Но ведь не все родятся для того, чтобы стать крестьянином. Кому-то тяжкий труд пахаря обрыден с детства. Авантюристы ведь не только на Западе рождались. Как в песне, что он слышал в исполнении Олли:
Рождёный сражаться не жнёт и не пашет —
хватает иных забот.
Налейте наёмникам полные чаши,
им завтра снова в поход.
И вновь подрастающие поколения всегда были готовы заменить павших в жарких схватках предшественников, лишь бы у нанимателя водились денежки. А поскольку у Андрея деньги ещё оставались, то он решил поступить так же, как все и разом нанять ещё нескольких боевых холопов. В результате его личный отряд разросся до десяти человек. Нет, можно было и больше, но он старался в первую очередь взять всё же тех, кто знал, с какой стороны браться за саблю, а таких, с учётом текущей войны, было маловато.
Вот так в трудах и хлопотах и пролетели последние "мирные" денёчки. Дождавшись, когда из вотчины прибудет обоз, собранный старостой и сопровождаемый Лукьяном, а дороги более-менее подсохнут, Андрей со своим отрядом в который уже раз за эти годы поспешил в Великие Луки, к месту сбора новгородско-тверской рати.
Глава 23
К лету 1514 года жители Смоленска уже не знали, что и думать. Те, кто мог, потихоньку стали отъезжать в другие города, а те, кто не мог или не желал этого делать, всё гадали: придёт или не придёт московит снова. Ведь уже дважды он подступал к стенам города. Да, оба раза он ушёл не солоно хлебавши, но радости это смолянам как-то не добавляло. В первую осаду город лишился всех своих посадов, а во время второй московиты не только довершили раззорение окрестностей, но и пособирали или потоптали весь поспевший урожай, обрекши смолян на голод. И надежды, что воинственный сосед оставит их в покое, таяли с каждой новой вестью.
Не верил в передышку и король Сигизмунд. Не верил, да к тому же догадывался, что внутренние ресурсы столь важной крепости как Смоленск, на которых она продержалась уже две осады, не безграничны, и если ничего не делать, то рано или позно, но враг добьётся своего. Вот только возможности у короля были крайне ограничены.
Он уже дважды присылал в Москву гонцов за грамотой на проезд больших послов. Московский князь был не против переговоров и грамоту выдавал, но в положенный срок послы не появлялись. Ведь для короля это было лишь способом потянуть время.
Зато с упорством, достойным лучшего, Сигизмунд продолжал наступать всё на те же грабли в отношении союза с Крымским ханством. Правда, на этот раз король попросил хана не идти самому, а прислать воинов к нему для совместного похода. Слух о продвижении десятитысячного отряда к Киеву воодушевил его, однако татары разбили станы в поле у Черкас и дальше не сдвинулись ни на вершок. А всё потому, что не только у польского короля были доброхоты в ставке хана. Свои шпионы в Кыркоре были и у Василия. И оказалось, что потомок византийских императоров в татарской политике оказался более искусным. Он не стал переплачивать хану, а просто договорился с ногаями, чтобы те "пощипали" крымские улусы. И Менгли Гирею ничего не оставалось, лишь как придержать свои войска, а отряд под Киев был послан только для видимости.
И всё же для самого Смоленска в этот раз королевская помощь вылилась не только в грамотах и словах. Готовясь к новой осаде, у крепости как следует подновили стены. Из Кракова был приведён немалый обоз с порохом, селитрой и свинцом, а дополнительно из Вильно доставили 100 гаковниц. И в довесок король и паны-рада решили поменять ещё и героя двух предыдущих осад Юрия Глебовича на другого наместника — Юрия Сологуба. Зачем? Да кто ж его знает. Возможно, не простили тому поражения при вылазке в прошлую осаду, а возможно он просто стал жертвой каких-нибудь интриг, что всегда плетутся в королевских дворцах. Версий высказывалось много, четкого ответа не дал никто. Новый же воевода с самого начала принялся истово и демонстративно поднимать моральный дух смолян и приводить их к присяге королю. В Кракове и Вильно были довольны и одобрительно качали головами.
Но одного морального духа было мало. А потому, в очередной раз приехав из Польши в Литву, Сигизмунд собрал панов-раду и предложил им для продолжения войны созвать посполитое рушение и нанять наёмников в десять тысяч конных и две тысячи пеших воинов. Паны-рада были, в общем то, не против, но, увы, денег в казне-скарбнице княжетва было не густо, а наёмники стоили дорого: в квартал конный обходился в четыре злотых, а пешец в два. Потому, покряхтев для вида, паны-рада порешили нанять всего семь тысяч наёмников. А для того, чтобы собрать нужную сумму, в феврале месяце в Вильно был собран вальный сейм, порешивший, воевать до последнего, чем давать московиту мир "на условиях уступки Смоленска или перемирие ценою выдачи пленных". И дружно проголосовали за введения поголовщины — специального налога на наем польских солдат: грош с крестьянина, два гроша с бояр, злотый с урядника и вельможи.
В апреле начался сбор наемников. Но все делалось как-то вяло, не спеша и к началу лета сумели нанять лишь две тысячи конных и две тысячи пешцев. Слишком мало, чтобы противостоять великокняжескому войску. А потому король и паны-рада порешили дополнить наёмный контингент созывом посполитого рушения. Увы, и тут получилось совсем не так, как задумывалось. Письма о мобилизации полетели к адресатам только тогда, когда московское войско уже обложило Смоленск, а окончательный сбор планировался аж через месяц после начала осады. Так что смолянам вновь оставалось надеяться только на свои далеко не бесконечные силы. Великое княжество литовское в очередной раз продемонстрировало свою несостоятельность. Увы, но времена Ольгерда, едва не взявшего Москву, и Витовта, едва не подчинившего Московское княжество Литве, прошли безвозвратно, вот только литвины этого ещё не осознали.
Московский государь в свою очередь тоже не сидел без дела. Вся зима была отданна дипломатичской подготовке похода. Послы из разных земель приезжали в Кремль, а русские, в свою очередь, разъезжали по столицам восточных и западных стран. Нет, Василий III Иванович твердо помнил свои же слова про то, что "на закате для Руси друзей нет", что тамошние владетели заботятся только о своих интересах, но, коль скоро их и его интересы совпали, то почему бы и не объединить усилия? Понятно, что этот союз будет не более чем временный, этакий "брак по расчету", но ведь если императору Максимилиану I Габсбургу задумалось вдруг создать широкую антияггеллонскую коалицию из Империи, Тевтонского ордена, Дании, Бранденбурга, Саксонии и Валахии, то почему бы и Руси не войти в неё? Тем более, коль сам император присылает своего посла с предложением? Вот и принимают Георга фон Шнитценпаумера в Кремле. Цесарский посол много говорит о совместной борьбе против Сигизмунда и даже предлагает (за три века до "златых времён Екатерины"!), разделить литовско-польские земли между союзниками. Разумеется, бояре от такого предложения не отказываются. Потому тут же договариваются, что Империя признаёт права Руси на Киев и земли Великого княжества (украинские и белорусские земли), а Русь признает имперские права на земли Тевтонского ордена, захваченные в последние полвека Польшей. Услыхав про последнее, Андрей только посмеялся про себя: надо же, века пройдут, а намерения-то останутся! И даже действующие лица будут одни и те же, ведь орден просто поменяет тевтонские кресты на прусские. А бедные поляки, получается, так и не поняли всей серьёзности угрозы! Сначала они так и не добили Орден, позволив ему стать светской Пруссией, потом, в Смуту, не дожали Московское государство, уже даже присягнувшее польскому королевичу, а под конец ещё и Империю отстояли, героически спася Вену от турецкой угрозы. А виноваты во всём, почему-то, русские!
В общем, обе договаривающиеся стороны пришли к взаимному согласию и удовлетворению. Причём в тексте договора Василий III Иванович был впервые официально поименован царем, что означало признание за Русью полного равенства с Империей на международной арене. Договор этот стал крупнейшей дипломатической победой молодого государства.
Следом за Империей пришёл черёд Ганзы. Пойдя на взаимные уступки, московский князь в обмен на обязательство ганзейцев не оказывать никакой помощи Литве позволил им вновь открыть торговое подворье в Новгороде. Согласно статьям этого договора русские купцы получили неплохие условия для развития своего торгового мореплавания и заграничной торговли, воспользоваться которыми, впрочем, в прошлой истории они так и не сумели.
Потом был посол Дании, Давыд Кохран, с которым говорили о совместной борьбе как с Сигизмундом, так и со шведским наместником Стурре. А уже в мае в Москву прибывает посольство турецкого султана, возглавляемое Кемал-беем, с которым среди прочих иных вопросов обсуждался и его вассал, хан крымский. Османский посол заверил московского князя, что хан будет придерживаться нейтралитета.
В общем, дипломатическая подготовка похода была проведена по высшему разряду.
К плану самой компании государь и боярская дума подошли не менее ответственно, спланировав настоящую крупномасштабную операцию. Главным противником было признано Великое княжество Литовское, но двуликая позиция крымского хана обуславливала необходимость надёжно прикрыть южное направление (ногайцы с послом — хорошо, но бога проси, а себя сам паси), а заодно, на всякий случай, выставить заслон и против Казани. Исходя из этого и состоялось распределение полков.
Первыми, в мае, на крымскую украйну вышла пятиполковая рать князя А.В. Ростовского и боярина М.Ю. Захарьина, считавшихся наиболее опытными полководцами Московского княжества.
В Мещере оставлены были воеводы Федор Юрьевич Щука Кутузов да Григорий Большой Колычев.
На Угре, недалеко от Калуги, встали лагерем полки боярина князя Семёна Воронцова и окольничего князя Ивана Хабара-Симского. Это был резерв, который мог ударить как против татар, так и против литовцев, в зависимости от сложившейся обстановки.
Так же на всякий случай под Серпуховым встал с полками брат государя, Дмитрий Жилка, прикрыв броды через Оку. Другой брат государя — Андрей Старицкий — совместно с Петром-царевичем остался на Москве.
В Великих Луках собиралась новгородско-тверская сила под руководством боярина князя Василия Шуйского, чьей основной задачей было создание угрозы вторжения на Полоцк и Витебск с целью оттянуть на себя часть сил литовского княжества.
Основная же рать собиралась в Дорогобуже, откуда ей и предстояло идти под Смоленск. Однако сначала вперёд выслали "легкую рать" для разведки и опустошения окрестностей. А сам государь тем временем стремился заручиться поддержкой "небесных сил". Пророчество Вассиана подняло дух великого князя, однако никакая молитва лишней не бывает. 21 мая в столице проходит торжественное празднование в честь создания драгоценной реликвии — иконы Успенья Владимирской божей матери. Одновременно по всей Москве, как в Кремле, так и за его стенами, закладываются многочисленные каменные церкви. Такого единовременного церковного строительства в столице не производилось ещё никогда.
