Сигналы искр, что доносились до меня через нейросеть, начали отвлекать. С ними что-то происходило, и, скорее всего, Ирвин начал именно поглощение, рассчитывая получить от нас не только силу, но и новую информацию. Даже Шеннейру это не нравилось — но Шеннейр еще помнил время, когда был подключен к Вихрю.
Громче всех звучал Матиас. Я слышал его ярость — он не хотел сдаваться, не хотел растворяться в чужом сознании — и прорывающуюся сквозь нее горькую обиду. И мерное как накатывающие одна за одной волны наступление разума Второго Лорда. Наверное, Матиас все еще надеялся, что я передумаю и его спасу.
— Тебе дана высокая честь, форма. Ты предстанешь перед Лордом. Лорд вскроет твой разум, вычерпает твои мысли, выскребет их из черепной коробки, разберет твои нервные импульсы на мельчайшие частички. Лорд сохранит твои глаза, и они увидят, как будет сокрушен твой мир!
Я достал стеклянный флакон и кинул под ноги Ирвину. Тот не отреагировал никак. Я думал, что флакон найдут при обыске, но меня не обыскали. Нас совсем не считали опасными.
— Сделайте это.
Ну что же, я пытался, мой долг исполнен. Лорды были слишком старыми, слишком ограниченными в своем могуществе, и они не умели искать новые пути.
Ирвин все же поднял флакон и замер с вытянутой рукой. Серый туман колыхнулся, выплескиваясь наружу через снятую крышку. Тот образец серой гнили, которую лаборатория отобрала у Матиаса, а потом согласилась отдать мне. Воздух загустел, образуя непроницаемые барьеры — вокруг всех и отдельно вокруг внешней формы Лорда и тех, кому не повезло оказаться близко.
— Смерть внешней формы ничего не решает, — теперь голос Лорда казался низким и глухим. Серые линии стремительно расползались по его рукам. Я промолчал, предлагая догадаться самому. Давление на искры резко пропало — и метафорические руки, уже стиснутые на шее Матиаса, разжались, и теперь его не столько поглощали, сколько отталкивали, заключив в изолированную капсулу. До Лорда дошло, что ему принесли не сладкий подарок, а блюдо с ядом. — Мы умеем защищаться от шихиш. Мы вырежем зараженные участки, отсечем, очистим. Это бесполезно. Моя внешняя форма повинуется мне. Но ты — ты будешь умирать тяжело.
Что он знает о бесполезности.
Кристаллы соли прорастали сквозь внешнюю форму, делая речь невнятной. Попавшая под зачистку свита умирала быстрее — но она была слабее. От такого зрелища мне тоже казалось, что кожа и одежда покрываются соляной коркой. Я продолжал улыбаться и ждать, когда Лорд получит информацию, обработает ее и сделает единственный вывод:
— Вы... вы не заражены!
— Конечно, — я опустил взгляд на лежащий на земле флакон и, искренне забавляясь, сообщил: — Учебная тревога. Я не желаю вам зла, Второй Лорд. Я только хочу вам помочь.
От укола в шею по телу распространилось онемение. Внешняя форма истлевала на глазах от разрывающей ее силы Лорда.
— ...а потом мы соберем Сердце, и мы отправимся в путь по темным водам, и наш новый навигатор найдет нам новый свет маяка. А потом — мы применим твои идеи.
О. Мы увидим правду.
Я очнулся уже в костяной клетке. Сверху что-то лязгало; меня спускали вниз на железной цепи, а клетка раскачивалась и подергивалась. Я чувствовал выгнутые ребра костей и самовлюбленную завершенность металлических колец. Цепь была первой крупной железной вещью, которую я встретил в Заарнее помимо оружия. Что, несомненно, отражало мой высокий статус. Приятно.
Кровь на шее засохла и стягивала кожу.
Я встал, преодолевая полуобморочное состояние, взялся за костяные прутья, вытянул руку. Я слышал позвякивание цепи и собственное дыхание, и не видел ничего. Вокруг была лишь тьма и пустота.
Плавное скольжение вниз.
Светлый магистр в клетке, погружающийся во тьму. Это зрелище бы многих порадовало. Но такова моя жизнь.
Я все же организовал себе встречу с Лордом. Вряд ли на него получится повлиять как на Вихрь — у Вихря не было на саморазвитие тысячелетий. Лорды были просты. Скорее механизмы, чем существа. Развернуть свою структуру, создать колонию, поглотить мир, создать цисту, найти новый мир, разделиться и выйти наружу... Бесконечное бесцельное воспроизведение самих себя.
Клетка дернулась и остановилась. Теперь не было даже движения. Только я один.
Наживка на леске, чтобы выманить крупную рыбу. Светящийся огонек перед пастью удильщика. Я — светлый магистр. Кто вообще из темных тварей этого мира откажется сожрать светлого магистра.
Я снова лег на пол клетки, заставив ее легко закачаться, и прошептал:
— Свет везде.
Свет — как та сорная трава, которая разрывает асфальт и камень. Свет всегда побеждает. Просто люди... не всегда доживают.
Будь на моем месте Ишенга, он бы сломал клетку вмиг с помощью наручных часов и смекалки. Я ждал.
Глубоко внизу наметилось движение: всплески темноты, изменение плотности. Я чувствовал это через эмпатию; слышал нарастающий рокот, не звук чего-то, а совокупность накладывающихся звуковых волн.
Он поднимался. Это не было похоже на подъем воды или рост живого существа; он увеличивался по множеству линий симметрии, вздымался вверх структурированной массой, заполняя все пространство. Он был той же плотности, как вода или мягкое желе, ровно той температуры, при которой ее не чувствуешь. Захлестнул ноги; поднялся до горла, и я закрыл глаза и задержал дыхание. Но долго это продолжаться не могло.
* * *
...Окраинная станция была пустынна. Состав унесся дальше, а мы остались здесь, на платформе.
В сонном поселке тоже не было людей. Двухэтажные домики скрывались за зелеными оградами; под крышами веранд зрели виноградные гроздья, а плоды на фруктовых деревьях уже начали краснеть. Тропинка на холмы была закрыта веревкой, но мы отомкнули ее и прошли дальше.
Солнце садилось, и косые лучи падали между сосен. Сильно пахло смолой и хвоей, под ногами были неровные ступеньки, а иногда просто камни и корни, и когда мы выбрались на гребень, под деревьями уже растекались слабые сумерки и вечерняя прохлада.
Полынь лежала перед нами. Как большой черный паук в сумрачной долине, далеко раскинувший лапки. Высокие свечки башен, сгрудившиеся у их подножия кварталы обычных домов. Солнце уже опустилось за горизонт, и весь западный край неба был ослепительно-золотым; я еще ни разу не видел такой яркий закат. В городе зажигалось все больше огней — Полынь избегала дневного пекла и жила ночью. Это было красивое, но странное и тревожащее зрелище.
Кто-то коснулся моего плеча, призывая обернуться. Теперь мы смотрели по другую сторону гребня, на гряду диких холмов, тянущихся к востоку. Здесь небо уже затянула лиловая дымка, и в холодных фиолетовых холмах брезжили редкие робкие огни деревень. Ночь захватывала мир, и я смотрел ей навстречу.
Тени остановились под деревьями, ожидая меня, но я не мог сдвинуться с места.
Башни Полыни таяли в золоте. Тени стояли под деревьями и спокойно и терпеливо смотрели на меня. Они ждали меня, и они готовы были ждать.
Ночь накатила волной и накрыла с головой, оставив висеть в безбрежном мраке. В одиночестве, как и всегда. Том самом, которое приносит свободу, или ничего не приносит.
Я был мельчайшей искрой в пустоте, а сознание Лорда было разлито вокруг, тяжелое и инертное, и пока только наблюдало. Прикидывало, как удобнее разобрать чужеродную частицу на детали, чтобы случайно не превратить в пыль. Ощущение присутствия пронизывало мрак, сотрясая его скорее намерением вопроса, чем вопросом.
Кто ты?
Меня нет.
Я никто.
Я был здесь; осознание собственного "я" было внезапным, и я попробовал это ощущение на вкус и неторопливо произнес:
— Когда мне было десять, на моем родном острове проснулся вулкан.
Мысль канула в темноту, но мне показалось, что в ответ донесся отклик, слабое-слабое эхо.
— Гильдия, в которую я пришел, была сметена с лица земли. Люди, которых я знал, погибли. В стране, в которую я вернулся, не прекращаясь льется кровь, — от каждого слова расходились волны, проявляя во тьме аморфные веретенообразные структуры. Я выстраивал границы разума, прозрачные стены, и наслаждался этим. — Я — смерть, я — разрушение. Я пришел, чтобы нести войну и раздор. Я — возлюбленное дитя мира, его оружие и инструмент. Не бойтесь, Лорд Ирвин.
Где-то рядом шумел прибой. Я не видел его, но чувствовал водяные брызги. Здесь было тепло, даже душно, и я стоял на ровной гладкой поверхности. Ни ветерка, ни движения; вода и песок, темный застывший мир, никогда не знавший солнца.
— Я принес вам то, чего вы так жаждете, — азарт и опасность звучали как счастье. Я поднял сомкнутые ладони, и искра в них взорвалась сверхновой. — Свет.
Что-то рвануло меня вверх, заставляя вновь дышать, заставляя вновь видеть — теперь глазами, и я ударился о камень, откашливаясь и сквозь муть в голове понимая, что едва не задохнулся. Кровь бешено грохотала в ушах, почти заглушая слова:
— Прошу прощения, светлый магистр, что прервал ваши интеллектуальные беседы о добре и мире.
Я лежал на каменной площадке, рядом с разорванной клеткой. Внизу колыхалось Тело Лорда, до самых темных глубин подсвеченное светлым источником.
Лорд Ирвин паниковал.
Ситуация пошла по неизвестным для него протоколам, для которых он не знал правильный порядок действий. Я сумел зажечь светлый источник в тренировочном лагере, провести инициацию для Матиаса и будущих заарнов, так что не видел препятствий для того, чтобы инициировать Лорда. Зажечь светлый источник внутри него. Вирус тоже бесконечно мал по сравнению с человеком, но инфицированию это не мешает.
— Ничего страшного, Шеннейр. Так вам положено по должности.
Никогда бы не подумал, что темный магистр знает слово "интеллектуальный".
Хоровод цветных картинок таял, оставляя привкус горечи. Дружеская вылазка в пригороды, один из летних вечеров перед тем, как я поступил в светлую гильдию, то смутное ощущение неустойчивости и перемен, которое преследует многих на пороге взросления. Мое будущее отравляло мое прошлое, пронизывая все видения предчувствием катастрофы. Почему Лорд вытащил именно это воспоминание? Оно так мало значило.
...Я так сильно по ним скучаю. Но живым следует держаться подальше от мертвых.
Одежда Шеннейра была покрыта той же слизью, что и моя, и на висках его кровоточили красные следы от присосок. Он держал оторванную клешню заарнской твари, которой прорубал себе путь, потому что так было веселее, и смотрел самоуверенно и зло. По стенам за его спиной стремительно расползалась серая паутина.
— У вас есть воспоминания, о которых хотелось бы забыть, магистр?
— Прошлое вообще не стоит, чтобы о нем долго думать, — ожидаемо ответил он и схватил меня за плечо, потащив за собой. Готов поклясться, его голос звучал почти умоляюще: — Тьма, хватит задавать вопросы, просто хватит.
Я думал о том, как назвать те места, по которым мы шли. Пещеры? Внутренние дворцы? Подземные разломы, безмерные темные пространства. Иногда каменные полости опухолью заполняла пористая ткань с коридорами, больше похожими на сосуды. Серая гниль проедала ее стремительно.
Иногда нам встречались тела заарнов, лежащие и полностью покрытые покровом серых нитей. Иногда — мечущиеся во тьме, бросающиеся на все вокруг или рвущие сами себя на части из-за пораженных внутренних органов или ментального приказа Лорда. Лорд Ирвин отсекал зараженные участки и приказывал зараженным умереть. Его слепил светлый источник; чистая энергия чужого мира должна была приносить мучения, я чувствовал боль, чувствовал полный раздрай и непонимание, откуда мы взяли шихиш. Колония сходила с ума, Лорд Ирвин вредил себе больше, чем мы, и все неуклонно погружалось в хаос.
Шеннейр пробивал нам путь, но с крупными тварями не связывался. Не потому что не хотел, а потому что понимал, что увлечется и перестанет меня прикрывать. Хотя сам Шеннейр наверняка считал это огромным одолжением для обузы, мешающей развлекаться. Поэтому нам приходилось останавливаться и ждать, пока опасность минует или загнется самостоятельно. После остановок Шеннейр шел медленнее, чем обычно.
Он растирал переносицу и морщился; я часто видел этот жест раньше, но никогда не задумывался, что он означает. Знание, что темный магистр страдает, меня бы порадовало.
Я щелкнул пальцами, формируя светлую печать и позволяя печати сомкнуться вокруг его головы. Печати общего исцеления получались у меня почти идеально, потому что я чаще всего использовал их на окружающих, подтверждая образ милосердного и заботящегося о других человека. В одиночку мне отсюда не выйти.
Лицо темного разгладилось; некоторое время он стоял молча, а потом нейтральным тоном спросил:
— Рейни, вам жить наскучило?
Печать погасла, разбитая чужой волей. Я запоздало осознал, что применять светлые заклинания на темном боевом маге — в высшей степени вызывающее действие, но не выдал собственное замешательство:
— Старая травма?
Соприкосновение с Лордом должно было ухудшить его состояние — мое тоже, но я сомневался, что мой разум что-то способно ухудшить. Шеннейр недоуменно приподнял брови, а потом усмехнулся:
— У кого-то слишком длинный язык.
— Я эмпат, — надеюсь, это прозвучало достаточно оскорбленно. Подставлять Амариллис мне не хотелось. Не потому, что я ощущал к ней симпатию, а потому, что это было против договора. — И ваше состояние мне мешает. Вы меня сильно обяжете, если не станете меня отвлекать. Ваша стойкость, может, и велика, Шеннейр, но моя — нет.
Мешало бы, если бы я хоть немного ему сочувствовал. Сейчас, когда темная аура притихла, я ощущал состояние Шеннейра яснее, но любая боль была желанной ценой, если страдания испытывал он.
Кажется, мои слова Шеннейра убедили. Или он воспринял только последнюю часть. Темным нравится лесть и чужое принижение.
— Вы все равно не умеете создавать нормальные печати, Кэрэа, — с умилением сказал он. — Магия — не самая сильная ваша черта.
— Я придумаю, как это обойти, — я постарался доступно выразить свои эмоции. Мы не приятели, чтобы позволять подобный тон.
— Только из уважения к вашим замыслам, — Шеннейр вернулся к холодному деловому общению. — Я скажу один раз, чтобы вы не выдумывали лишнего. Это не смертельно, это излечимо, это не доставляет мне особых неудобств. Чтобы убрать все побочные эффекты ритуалов, требуется операция с долгим восстановительным периодом. Пока мне этим заниматься некогда.
Сколь много расплывчатых формулировок. Если я правильно читал между строк, то Шеннейра уже допекли подчиненные, пытающиеся его похоронить. Их испуг был понятен: темная гильдия развалится без Шеннейра.
Магистр должен стремиться к тому, чтобы гильдия прожила без него.
— А магистры имеют право болеть?
— Много гильдия видела болеющих магистров? Не можешь исполнять свои обязанности — уступи место.
В следующем внутреннем покое не росла костная ткань, и потому не оказалось такого разгрома. Только тьма вместо потолка и ряд выемок в полу, почти квадратных и глубиной в два человеческих роста. Некоторые ямы были пусты, другие заполнены синей жижей: вероятно, сюда погружали заарнов, готовых отправиться на встречу с истинной формой их Лорда. Неготовые тоже отправлялись, но страдали дольше.
