Заложенная казаками мина не только полностью разрушила каменную кладку ворот, но даже частично повредила их арку. Часть камней из неё упало на землю и перегородили образовавшийся проход, но это не могло остановить бросившихся на приступ казаков. В один момент достигли они пролома и ворвались в город.
Пока стоявшие на часах турки пришли в себя. Пока они собрали солдат и вместе с камнями и котлами приблизились к пролому в стенах Константина, все было кончено. Казачье войско уже полностью проникли за крепостные стены и неудержимой толпой растекались по Стамбулу.
Когда-то казак Гонта с товарищами хитростью проникли в Стамбул, но не зная его улиц заплутали, были окружены и перебиты турками. Теперь у казаков был свой проводник в лице Лазаря, что уверенно вел их улицам Стамбула, которые стремительно преображались.
Доносившие паше Явузу о настроении стамбульских греков шпионы сильно ошибались. Греки действительно предпочитали говорить чем действовать, но едва казаки оказались по эту сторону крепостных стен, как все поменялось. Стремительно стряхнув с себя вековой летаргический сон, сыны Эллады взялись за ножи и прочие оружие и стали вспарывать животы султанским шпионам, а заодно и стражникам, с которыми у них были старые счеты.
Одно дело когда за твоей спиной стоит огромная сила и тогда достаточного одного грозного окрика и одного бряцания оружием, чтобы навести порядок, нагнать страх. Теперь же, стражники остались один на один с огромной толпой и разом утратили свою силу. Увидев в руках бунтовщиков оружие, они дружно бросились в рассыпную, спасая свои жизни.
У паши Явуза был шанс спасти ситуацию и справиться с прорывом казаков, как в свое время справились с отрядом Гонты, но Судьба не была милостива к османам в этот день. Ведомы Лазарем казаки уверенно шли к султанскому дворцу, а вышедшие из повиновения греки заблокировали целые кварталы города.
Все, что он мог сделать — это во главе трехсот человек попытаться остановить врага на подступах к дворцу, пока посланные им люди должны были привести на защиту Ахмеда снятые со стен войска. Ими можно было одолеть казаков, но паше фатально не повезло.
Вопреки всем ожиданиям и надеждам, казаки не заплутали по улицам Стамбула. Их воинство не раскололось на несколько отрядов и они не занялись грабежом богатых домов, оказавшихся на их пути. Казаки шли быстро, целеустремлено, что не оставило паше никаких шансов на выигрыш.
Как истинный осман, он до последнего бился на подступах к дворцу, позволив султану его жене и детям ценой собственной жизни убежать на ту сторону пролива. Когда ведомые Дружиной Романовым казаки ворвались в Топкапы, там они застали евнухов, гарем и султанскую сокровищницу.
Узнав о бегстве султана и гибели паши Явуза, снятые со стен янычары и части дворцовой стражи поспешили покинуть объятый беспорядками Стамбул, на улицах которого примкнувшие к победителям греки устроили настоящую резню.
Чудом спасшийся от смерти султан Ахмед укрылся в Бурсе, откуда послал письмо Хусейн паше и великому визирю с требованием прислать войска для защиты правителя правоверных и наведения порядка в восставшем против турок Стамбуле.
Глава XXVII. Смоленский поход короля Сигизмунда.
Много испытаний послала Судьба Речи Посполитой и её королю Сигизмунду Вазе за последнее время. Было тяжко, было горестно и порой казалось, что всему этому уже не будет конца, но господь наконец-то смилостивился над истерзанной татарами Польшей и послал ей благую весть.
Июль пошел свою верхушку когда из Кенигсберга пришло срочное сообщение. Внезапно, среди полного здоровья, скончался главнокомандующий шведских сил в Ливонии и Пруссии генерал Левенгаупт.
Сразу поползли слухи о его отравлении польскими шпионами и это было вполне логично и ожидаемо. Ведь чем иначе чем происки коварных врагов можно объяснить, что так рьяно рвавшийся в поход на Варшаву генерал, вдруг почил в бозе за три неполных дня.
Не менее радостной вестью для поляков было то, что приемником его на боевом посту стал генерал Шлипенбах, в противовес своему предшественнику не отличавшийся особой резвостью и боевитостью. Злые языки утверждали, что этот военачальник без приказа короля не хотел и пальцем пошевелить, не то чтобы вынашивать далеко идущие планы против врагов короля.
Сказать, что столь внезапное перемена положения обрадовало верховных сановников польского королевства, значит не сказать ничего. И король Сигизмунд, и канцлер Мазовецкий и великий гетман Ходкевич были в полном восторге от столь щедрого подарка судьбы. Который в один момент полностью развязывал им руки в борьбе с новоявленным русским императором. Теперь, когда об шведской угрозе Варшаве можно было смело забыть, ничто не мешало полякам начать поход против Дмитрия. Чьи главные силы по донесению королевских шпионов "изнемогали" в борьбе с турками на берегах Днепра. И высокая троица начала действовать.
Ходкевич с головой ушел в подготовку своего порядком застоявшегося воинства к дальнему походу. Канцлер Мазовецкий с удвоенной силой принялся наседать на сенаторов, требуя от этих скупердяев денег для борьбы с московитами, а король Сигизмунд, заявил, что подобно королю Стефану Баторию сам поведет польское войско на заклятого врага Речи Посполиты — Московию.
— Московиты просто не выдержат двойного удара по ним с юга и севера. Само божественное проведение на нашей стороне, даруя столь великолепный шанс раздавить русское царство раз и навсегда, — важно вещал Сигизмунд своему окружению, примеривая на себя образ своего удачливого предшественника Стефана Победителя. — Такое удачное стечение обстоятельств возникает раз в тысячу лет, никак не меньше и мы не имеем права упустить этот шанс.
Желая доказать своим подданным пример личного радения за интересы отечества и публично уличить Сенат в скаредности, король потратил большую часть своих личных доходов на покупку наемников.
Из-за начавшейся в Европе войны цены на услуги ландскнехтов заметно подскочили, да и сами вольные стрелки и топоры не горели желанием воевать в дикой и варварской России. Где не было хороших дорог, больших городов, а был холод, много снега и страшные медведи, по ночам бродившие вокруг сел и городов в поисках пропитания.
Впрочем, две с половиной тысяч англичан, шотландцев, французов и валлонов агенты Сигизмунда сумели навербовать в течении месяца в Саксонии, Бранденбурге и Силезии. О чем было торжественно объявлено на всех столичных площадях и что вызвало презрительную улыбку у гетмана Ходкевича.
— Что значат эти жалкие крохи для предстоящего похода против русских? Смех один да и только. Основная тяжесть падет на плечи польских солдат, которые лучше любого наемника знают как лучше воевать с русским медведем — скрипучим голосом ворчал полководец, попивая мозельское вино, бочонок которого ему прислал князь Лев Сапега как приз за проигранный спор.
Два месяца назад, князь побился об заклад с Ходкевичем, с пеной на устах утверждая, что поход поляков на московитов в этом году не состоится. Все было так очевидно, что литовский магнат выставил целый бочонок дорогого вина и неожиданно для всех проиграл.
— Никак сам черт ворожит этому Ходкевичу — бубнил князь отправляя великому гетману его выигрыш, обливаясь при этом горькими слезами.
— У князя Пожарского много пехоты, но мало конницы. Не смогут его холопы противостоять моим гусарам. Не смогут! — говорил великий гетман своему собеседнику ротмистру Яну Любомирскому. В преддверии грядущего похода Ходкевич повысил его в должности и сделал своим помощником.
— Ясное дело не смогут! Как бог свят! — немедленно откликнулся тот на слова гетмана и с готовностью поднял свою чашу полную глинтвейна. Из всех крепких напитков старый рубака предпочитал именно его.
— Разобьем схизматиков! — отхлебнув изрядный глоток, ротмистр поставил чашу на стол и пан Корчинский наполнил её снова. — Однако все кто имел дело с Пожарского, говорят, что князь не такой как другие русские воеводы. Он мало пьет вина в походе, не придается веселью, а перед битвой лично производит диспозицию войск, тщательно проверяя выполнение отданных им приказов.
Также говорят, что он хитрый тактик. Когда у противостоящего ему противника имеется перевес в кавалерии или артиллерии, то старается преуменьшить его, различными хитрыми штучками. Всякими "гуляй-городом", переносными рогатками или скованными цепями возами.
Любомирский выжидающе посмотрел на гетмана, но тот в ответ только раздраженно махнул в его сторону рукой.
— Ерунда! Сейчас для меня главное, как можно скорее сойтись с Пожарским в большом сражении. А там, с твоими орлами я его непременно разобью, несмотря на все его хитрости и премудрости.
— Да будет так! — Любомирский с готовность поднял свою чашу, призывая в помощники правому делу господа бога и Ченстоховскую матерь божью, однако святые не торопились откликаться на призыв ротмистра.
Словно невидимо присутствуя при разговоре двух ясновельможных панов, князь Дмитрий Пожарский всячески уклонялся от генерального сражения с поляками.
Вопреки надеждам Ходкевича, что русские будут подобно клещу держаться за захваченный ими Мстиславль, этого не произошло. Узнав о том, что Ходкевич выступил против него в поход, Пожарский без боя оставил город и отступил к границе. Чем доставил старому полководцу большое недовольство.
Оставив короля Сигизмунда вместе с малыми силами вершить суд над изменившим ему русским городом, гетман продолжил преследование противника. Однако как он не пытался догнать русского воеводу, он так и не смог навязать Пожарскому сражение ни на границе, ни после того как её пересек. К удивлению польского воителя князь воевода отошел вглубь русских земель, так и не скрестив с врагом оружия.
Естественно, подобные действия Пожарского породил град насмешек со стороны польских шляхтичей. Кем они его только не называли собравшись в своих шатрах за чашей вина. И подлым воришкой, что позарился на чужое добро, и трусливым шелудивым псом и даже чертом бегущим от ладана. Каждый из шляхтичей стремился как можно больнее уколоть русского воеводу, придумав ему обидное прозвище или сравнение.
— Так мы его в два счета до самой Москвы догоним, а затем в Сибирь сошлем! — весело шутили поляки. Король всячески старался поддержать их боевой дух и петушиный настрой, но гетман Ходкевич был иного мнения.
— Очень мне не нравиться это отступление князя Пожарского. Как будто специально заманивает нас в ловушку — без обиняков заявил гетман королю на одном из военных советов, но тот не захотел его слушать.
— Какая ловушка? Пожарский боится нашего превосходства в коннице вот поэтому и отступает.
— Отступает — да, но на чей счет прикажите записать те потери, что несут наши фуражиры которых мы каждый лень отправляем в русские деревни за провиантом? С каждого такого похода войско теряет от пять до десять солдат и чем дальше мы идем, тем больше эти потери становятся. В отличие от былого похода Дмитрия на Москву, нас русские крестьяне встречают не криками радости и покорностью, а топорами и вилами.
— Неужели ваши офицеры забыли как следует наказывать взбунтовавшихся холопов? Плетью и саблей, а если позволяет время то и острыми кольями — язвительно произнес монарх.
— Это не всегда помогает, ваше величество, ибо русские предпочитают действовать против нас из засад и исподтишка. Вчера шесть человек погибло выпив воды из отравленного колодца в маленьком селе. Мои солдаты, естественно, спалили, но вот людей не вернешь.
— Мне ли говорить вам, пан великий гетман, что война не бывает без потерь. Да, мы теряем людей в мелких стычках, но при этом мы уверенно движемся к Смоленску и его взятие сторицей окупит все наши потери.
— Вы уверены, что Пожарский оставит Смоленск без боя также как оставил Мстиславль? Я бы не был так в этом уверен. На месте Пожарского я бы не стал сдавать столь важную крепость без боя.
— Да!? — Сигизмунд театрально вскинул брови. — Лично я уверен в этом по той причине, что главные силы русских воюют с турками на Днепре и дела у них там идут из рук вон плохие. Не сегодня-завтра турки возьмут Чигирин и двинуться своим победоносным войском на Москву. В этой ситуации Дмитрию будет важен каждый солдат для обороны столицы и потому, Пожарский не будет сильно цепляться за Смоленск. В лучшем случае для нас даст у его стен бой чтобы сохранить лицо перед царем, в худшем, сожжет, вместе со всеми запасами.
— Не могу не согласиться с вашей логикой, ваше величество, но судя по той тактике, что действует Пожарский, дальше Смоленска он отступать не будет. Большого сражения нам не даст и сядет в крепости в осаду. Благо стены города и собранные в нем запасы позволяют ему это сделать.
— Хорошо, пусть сядет. Разве нет у нас тяжелых пушек? Разве нашим канонирам не по силам разнести стены Смоленска в пух и прах?!
— Я помню историю осады русской крепости Псков войском короля Стефана Батория. Тогда у него было больше чем у нас войска и пушек. Никто не дышал ему в затылок, но он так и не смог взять этот поганый русский городишко.
— Вы большой скептик, пан гетман, — насмешливо произнес король — И как вы смогли одержать столько громких побед?
— Я большой реалист, ваше величество. И именно мой реализм помогал мне добиваться побед в борьбе с врагами Польши — с достоинством ответил Ян Кароль.
— Будем надеяться, что и этот поход закончится для Польши успехом — пробурчал Сигизмунд, которого несговорчивость старого военачальника стала раздражать.
Оба спорщика с нетерпением ждали, какой сюрприз преподнесет им Пожарский у стен Смоленска и князь воевода не подвел их.
Зная от разведки, что Ходкевич стремиться во чтобы то ни стало встретиться с русским войском в большом сражении, Дмитрий Михайлович решил дать его на подступах к Смоленску. Этому способствовало удачное расположение местности, где он намеривался встретить противника, а также ряд обстоятельств, главным из которых был внутренний ропот.
Очень много людей, как среди командиров, так и среди простых воинов, было много недовольных непрерывным отступлением русского войска. Не ведая планов и замыслов полководца, они покорно выполняли его приказы, глухо ропща при этом. И чем ближе был Смоленск, тем сильнее становился ропот и не считаться с ним было уже нельзя. Князь прекрасно понимал, отступи он без боя от Смоленска, его солдаты либо поднимут бунт и откажутся повиноваться, либо разбегутся.
Не отставали от них и московские недруги князя. Постоянно нашептывавшие царю о том, что Пожарский в тайном сговоре с Сигизмундом и хочет открыть польскому войску дорогу на Москву.
Государь, естественно, не верил этим наветам, регулярно получая от воеводы донесения, в которых он подробно излагал исполнение стратегического плана, который был в свое время представлен царю и им одобрен. Согласно ему, князь должен был заманить польское войско вглубь русских земель и связать активность противника сев в осаде в Смоленске. Это гарантировано ставило крест на возможность поляков продолжить поход на Москву, а вкупе со скорым наступлением осени сводило на нет их любую наступательную активность.
