-Не скажу, что меня это особо печалит, — маг ухмыльнулся в перчатку. — Чаша весов склонится в сторону...
-Не на те весы смотришь. Юлиан считает, что Дом Резни его личное оружие, которое можно использовать каждый раз, как ему сунут факел под зад. И теперь из-за своего уязвленного Пустышкой самолюбия он снимает с более важных дел самых стоящих наших людей. Ну, Блаха в итоге мы кончим, конечно, зато сколько всего прошляпим...и не думай что это ударит только по нам.
-Да, — после некоторого молчания ответил Юст. — Перспектива откровенно паршивая. Кто задействован для охоты?
-Башня послала как минимум троих. Аканта Полсердца. Эта сука просто каменная, и дело свое знает крепко. Говорят, пониже шеи у нее человек кончается и кукла идет — ты только слюни не пускай раньше времени. Вешатель. О нем, я думаю, ты слышал, да?
-Доводилось, — кукольника передернуло.
-Целые семьи магов танцевали для него в петельках. Под мостами, на фонарях, в окнах...задумайся на досуге, целые семьи. С детишками там...
-Третий?
-Третьего не знаю, некий Тоши. Видимо, заезжий гастролер. Хуже другое, если хочешь знать. Хуже только те, кого послали мы.
-И это...
-Нора Три Иглы, Слеттебакк Многий. Поверь мне, ты не хочешь знать, почему их так называют. Скажу только одно — эта парочка ходила за демонами. И не раз. Мало? Припиши еще того, чьих птичек сейчас ты можешь видеть повсюду, а также тамплиеров, если, конечно, их уговорят этим заняться. И конечно, — палач скрипнул зубами. — Лета. Лета Цикурин.
-А она чем так страшна?
-Она-то? — скривился Асколь. — Знаешь, до Юлиана у нас руководил целый триумвират. Баланс, чтоб его. Как только один зарывался и тянул одеяло на себя слишком сильно, двое других били его по рукам. Никто не мог позволить себе использовать наш отдел для своих личных разборок. Никто, понимаешь? Пока не приперся Верт и не привел эту суку.
Оторвав одну руку от руля, экзекутор полез в карман за очередной сигаретой.
-Нет никаких доказательств, что это именно она помогла одной из триумвирата отправиться в лучший мир. Если бы они были, я бы нашел падаль и в аду, да показал бы ей что-то новенькое. Доказательств нет, — Асколь щелкнул зажигалкой. — Но после того, как ее не стало, весь блок дал трещину, а спустя шесть лет...ты сам видишь, куда мы прикатились. Доказательств нет, но Верт так боялся за свою любимую подстилку, что спрятал ее от меня еще в те годы...правильно сделал, хочу заметить.
-Она тоже...как вы?
-Проходила ли она подготовку у нас? Нет. Умеет ли она убивать? О да. Больше того, она это любит, а это уже совсем другое. Да и не только это...что ж, будем надеяться, она все же сюда сунется. И попадется либо Блаху, либо мне под Ключи.
-Главное, чтобы бы сами никуда не попались. Так, это все имена? А что же до места?
-Блах подбирается к окраине Кентербери, рукой подать отсюда. Что бы он ни планировал, он сделает это там.
-Они все знают?
-Они уже там.
Старое, обветшалое трехэтажное здание "Остин Геотроник" было брошено так давно, что никто из живших поблизости и не мог толком уже вспомнить, когда же работавшие тут люди словно по команде все свернули, вывезли и исчезли в одной из многочисленных туманных ночей. Никто толком уже не мог и сказать, что за исследованиями занималась уже больше десяти лет как приказавшая долго жить компания, что за блажь ударила в голову ее начальству, когда ими был куплен этот, вроде бы, ничем не примечательный клочок земли на окраине старого города, зачем тут все огородили в то время высокими заборами с колючей проволокой, и что же послужило причиной такого быстрого — словно проходившего в дикой панике — ухода. Владелец небольшого придорожного кафе, если бы кто-то спросил его, мог бы рассказать, как лет пятнадцать назад на шоссе рядом с его заведением пробило колесо у большущего черного лимузина и он своими глазами видел стоявшего на дороге человека, который, если вспомнить старые газетные снимки, и был главой той странной компании — Брайс Остин — так, кажется, его звали. В совсем иных кругах, там, где он жил своей настоящей жизнью, этот мрачный и немногословный господин был известен под иным же именем, которое никогда не попало бы ни в одну газету — Захария Сильверстайн. Замкнутый и редко показывающийся на публике миллионер Брайс Остин тихо умер в своей постели — виной, кажется, было сердце — кто же уже вспомнит те старые статьи? Лорд Захария Сильверстайн, однако, умирал долго и действо сие особой тишиной не сопровождалось: тишина и весьма дорогие специалисты по допросам, нанятые Часовой Башней — не те вещи, которые могут легко встать в один ряд.
В небе кружили птицы — удивительно много птиц. Могло показаться, что они его преследовали, но сейчас Альберту Блаху было вовсе не до этого. Бросив машину на обочине, едва кончился бензин, он продолжил свой путь пешком: в конце концов, осталось уже не так много, уже можно было разглядеть за зарослями высокий ржавый забор, обмотанный колючей проволокой и старые предупреждающие таблички, с которых давно слезла вся краска. Альберт шел медленно, еле переставляя ноги, чувствуя, что упал бы сейчас прямо тут от усталости, если бы что-то не поддерживало его каждую секунду, не двигалось за него, когда сил не оставалось вовсе. Что-то, чего он уже совсем не понимал, а понимал он, надо сказать, много меньше чем, скажем, когда только оказался на земле. И уж конечно, меньше чем когда впервые взял этот треклятый шар в руки.
На что похожа одержимость? Теперь он, к своему ужасу, знал ответ. Может, это и был его личный, уникальный случай — а иначе и быть не могло, он не сомневался — но это было вовсе не внезапно. Никто не отбирал у него контроля. По крайней мере, на постоянной основе. Но то, что он чувствовал, было еще хуже. Словно что-то прилепилось к его разуму, к самой его сути, и медленно покрывало его собой, растворяло в себе. Это невозможно было описать, об этом невозможно было думать — у него просто не хватало воображения, чтобы это понять. Глаза закрывать не хотелось — каждый раз, когда он это делал, то видел страшные вещи, лишенные всякого смысла. Видел как он снова и снова пинает тело отца, видел, как он сжигает Свечку, как расправляется с братом, как тело матери катится вниз по лестнице, как он бежит по коридору, как, захлебываясь слезами, читает то заклятье...
Оно выискивало все самое худшее и выталкивало на поверхность, раз за разом. В короткий момент просветления он понял, что смог на мгновение уловить мысли этого — и мыслью было то, что управлять через боль куда как легче, чем через что-то еще. Оно стремилось дать ему столько боли, чтобы заставить идти вперед, столько ненависти, чтобы он от нее готов был задохнуться, столько болезненного возбуждения, что он готов был лопнуть и разлететься на лоскуты.
Но сейчас он сам видел его мысли. Были то воспоминания или же картины будущего — Альберт не знал, но они были одинаково ужасны. Он видел себя с распростертыми руками, стоявшего посреди вычерченных в земле сложных фигур, видел поднимающиеся из расколотого шара облака, которые устремлялись вверх, концентрировались, расползались по небу. Видел, как плотная стена серого тумана поглощает его, здание, окрестный лесок, как ползет дальше по шоссе...к городу. Видел, стоило закрыть глаза, как люди застывали на месте, как их кожа серела и трескалась, как тела одно за другим рассыпались серой крошкой, невесомой, словно пыльца. Туман полз дальше, вбирал все больше и больше. С неба падали птицы — серая каша вперемешку с перьями. Дома рушились, словно их строили из песка. Высыхала и шла глубокими трещинами земля, на которой не осталось уже ни единой травинки — мертвая, серая земля...
Вот что он сделает. Вот что он несет.
В конце концов, он всегда знал, что сделает именно так, что сделает именно это. Что такую форму примет его месть. Он всегда знал, но не мог просто поверить. Теперь...
Теперь все было легко и просто. Он видел, он верил, он был счастлив. Счастлив еще больше, чем когда извлек Метку из Каспара, чем когда покончил с отцом. Одержимость? Чепуха. Он ведь сам двигает этими ногами, это его руки держат Сферу у сердца, это его разум придумал этот великий план. Это он скоро отомстит всем, это он скоро будет царить везде, как ему и должно и больше никакой вздорный маг не посмеет заключить его в...
Что это? Что это только что было? Ничего, конечно же, ничего. Это тоже его мысль, а чья же еще? Ведь он тут один, как и был всегда. Единый с туманом...
Еще нет, но скоро станет.
Как тогда, когда он впервые проник в этот чудесный мир и увидел всю его красоту. Красоту убийства, красоту чудовищной, эпохальной битвы, один из участников которой и расколол мироздание, дав ему проскользнуть сюда, спасаясь из холодных объятий своего, уже давно мертвого, мира. То, что было потом, то, что он выдирал из разума многих приходивших к нему примитивных магов — оно больше не могло его впечатлить, ибо ничто не шло в сравнение с тем, что он видел тогда. С тем днем, когда он видел падение лунного короля.
С днем, когда пал он сам, когда сама его сущность была расколота, смята и заключена в этом смехотворном узилище. Он все еще помнил. Его не просто растоптали, от него отмахнулись, как от назойливого комара, его пленение заняло считанные мгновения. Однако битва — та самая битва — требовала внимания — и его, заточенного здесь по какой-то непостижимой прихоти одного из двух чудовищ, попросту забыли, позволив упасть вниз, позволив холодным темным водам сомкнуться над ним...
Для того, чем он был, здесь не было подходящего названия — так он считал поначалу. Теперь, спустя века, он смог осознать себя здесь в полной мере, нашел для себя нужное слово, нашел концепт, под который себя подогнал. Здесь он, вне всякого сомнения, был тем, что называли демоном. И если то, что он вытряс из головы того старого убийцы было правдой, то для свободы в этом мире ему нужны были сущие пустяки. Мир должен был попросту признать его.
Ему нужно было имя.
Высокая ограда расплавилась, растеклась по земле, едва он поднял руку. Как непривычно было чувствовать, что ты идешь, а не плывешь, подхваченный ветром. Как непривычно было ощущать этот ветер совсем иначе, на коже, его коже. Как непривычно было носить человека.
Тело Альберта Блаха зашагало дальше, к старому трехэтажному зданию. К истинному центру.
Сквозь прицел все было прекрасно видно — а ее глаза, с которым человеческим было никогда не сравниться, примечали каждую жуткую подробность, каждую черточку на общей картине бойни.
Те бесформенные кучи, которые были разбросаны у входа в здание, некогда были рыцарями — Слеттебакк обмолвился вчера, что устроить засаду посланы были те, кого по каким-либо причинам необходимо было списать в кратчайшие сроки, да без возни с телами. Свою задачу эти несчастные выполнили до конца, дав сигнал основной группе — это было то единственное, что они успели сделать, прежде чем им настал конец. Вечерний ветерок разносил в стороны покрывавшие обезображенные тела ошметки одежды, сухие, словно бумага. Кому-то повезло еще меньше — они не просто сгорели, а были сплавлены со своими доспехами, где их и настигла мучительная смерть. Не то, чтобы ее это особо трогало — в конце концов, они были заменимы и их смерти никак не повлияют на ее оплату — но такая пустая трата людских ресурсов вызывала у Аканты вполне закономерное раздражение.
Впрочем, раздражаться было уже некогда, нужно было работать.
-Мы с Норой готовы, — протрещал наушник голосом Слеттебакка. — Птицелов уже снял наблюдение, совсем выдохся, бедняга. Я осуществляю разделение объектов, Нора проводит изгнание, вы добиваете.
-Тоши, что у вас? Чем он занимается? Вы его принимаете?
-Принимаю отлично, словно рядом сижу, — теперь она слышала полный азарта голос своего наводчика. — Читает какую-то длинную тарабарщину, я, признаться, потерял счет строкам.
-Хорошо. Пройдитесь один раз по площади и продолжайте держаться на нем, — медленно, продолжая рассматривать в прицел заколоченные окна, пробормотала Левек. — Ричард?
-У меня все готово, — загудел в ухе голос толстяка. — Этого достаточно, чтобы усыпить квартал. Попутный ветер обеспечу.
-Прекрасно. Без команды не начинать, вы у нас пока в резерве.
-Э... — неуверенный голос наводчика быстро заставил обратить все внимание на него.
-Докладывайте, Тоши.
-Веду еще несколько шумов. Автомобильный движок, две штуки, шум колес.
-Две?
-Так точно. Один рядом, входит в зону операции. Второй, кажется, от чего-то грузового, идет следом на расстоянии в полкилометра. Приказы?
-Возвращайтесь на основную цель, этими займусь я, — Аканта увела прицел вниз, рассматривая шоссе, уделяя особое внимание дальнему повороту, чуть шевельнулась в той листве, где была зарыта почти с головой.
Две минуты. Три. Слеттебакк и Нора уже выходят к зданию, скоро ей придется все же оторваться от дороги...
Стоп. Вот оно.
Черная машина, выскочившая из-за поворота, была поймана ею в прицел очень быстро. Сидевшего за рулем человека с головой выдавало его облачение, рядом же...
-У нас гости, — коротко проговорила Аканта. — Один из ваших. Снимать сейчас?
-Ждать, — резко бросил Слеттебакк. — Если наш, значит мой...
Над старым зданием с заколоченными окнами клубился сизый дым.
-Отец Кат, мы так...
Маг не договорил — что-то щелкнуло по капоту, и лишь когда второй такой щелчок выбил им лобовое стекло, а пуля, пройдя в каком-то сантиметре от его плеча, ушла в кресло позади, кукольник сообразил, что происходит. Палач сообразил раньше, выворачивая руль. Машину круто занесло, повернув боком — и в этот самый бок тут же вонзилось пять Ключей.
-Хорошо ж встречают, — выдохнул Асколь, выбивая ногой жалобно скрипнувшую дверь. — За мной держись!
Выскочив наружу, экзекутор было пригнулся, ожидая продолжения обстрела — однако, громкий, четкий голос с легким акцентом рявкнул:
-Прекратить огонь!
Распрямившись, он рванулся вперед, в руках уже позвякивали прорастающие клинки.
-Кат.
-Слеттебакк, — Асколь остановился, разглядывая тощего светловолосого типчика и стоявшую чуть поодаль девушку. — Что же тебе дома-то не сидится?
-Работа, — вздохнул второй палач, заметив осторожно выбирающегося из машины Юста. — Так-так-так...и куда же вы, позвольте узнать, собрались?
-Ты знаешь, — скрипнул зубами Асколь. — У нас нет времени!
-Это уж точно, — Слеттебакк медленно развел руки в стороны. — Аканта, будь так любезна...
Юст выбросил вперед руку с зажатой в ней блеклой брошкой с тусклым темным камнем, вдавив его пальцем куда-то внутрь. Пуля — а за ней еще три — раскрошились, налетев на с трудом видимый колпак из ребристых многогранников, накрывший мага и палача с головой — видимость за ним была крайне плохая, словно смотришь через мутное, давно не протиравшееся стекло.
-У нас и правда нет времени на эти фокусы, господа, — зло произнес Слеттебакк. — Нора, начинай без меня. Я развлеку гостей.
