«Она же верит. Проклятье, она и вправду устраивает шабаш за стенами города! О чем думал тот инквизитор? Ему жутко не было?! Впрочем, быть может, я смогу отучить ее этого?»
Элиза тем временем продолжила:
— Но все это я предпочитаю делать у себя дома, а не тайком в окрестностях Кана. Так что, да, я собираюсь вернуться. Но, думаю, мы с тобой еще встретимся. Как бы ни повернулась моя судьба, я либо приду тебя навестить, либо… — Элиза запнулась, пронзенная жуткой мыслью, что в Руане ее может ждать та же участь, что и Рени. Однако даже это не станет концом, ведь она переродится в новой жизни, — либо еще как-нибудь, — закончила она.
Паскаль, казалось, очень хотел что-то возразить, но лишь кивнул и спокойно проговорил:
— Что ж, я тебя понял. Смелое решение! Ты все обдумала?
— Много раз, — горько усмехнулась Элиза, вспоминая все пролитые слезы.
— Значит, — он помедлил, — договорились. Что ты говорила про плату? Может, утром? Сейчас, боюсь, я снова должен посвятить себя делам. Ты ведь понимаешь? — многозначительно спросил он, и Элиза кивнула.
— Да. Конечно, — она невинно улыбнулась. — Доброй тебе ночи.
Паскаль торопливо отправился прочь, а Элиза недоуменно провожала его глазами, пока он не скрылся за дверью.
* * *
Элиза улаживала дела. Договорившись с аптекарем, что ее работа прерывается на время зимы, она наскоро сочинила для него историю про «друзей из Руана», с которыми хочет повидаться и у которых будет гостить. Аптекарь не проявил особенного интереса к истории своей помощницы, лишь пожал плечами, проворчав, что теперь придется думать, кем заменить столь способную девицу.
«Талантливую служанку, которую ты гонял с поручениями», — фыркнула про себя Элиза, не испытав, однако, никакой злости. В конце концов, именно на этой работе она могла позволить себе прогулки по лесу, да еще и получала за них деньги.
Поняв, что ее история не вызывает подозрений, она облегченно выдохнула и приготовилась добросовестно отработать последние несколько дней.
В тот вечер она уже затемно вернулась на постоялый двор. Паскаля она застала сидящим в углу залы с кружкой эля. Он разглядывал какие-то документы и переговаривался с несколькими людьми — похоже, это были торговцы, доставлявшие продукты на кухню.
Присев неподалеку, Элиза попросила себе ужин у подавальщицы и стала дожидаться, пока Паскаль освободится от дел. Увидев, что мужчина начал прощаться со своими собеседниками, она подошла ближе, чтобы не дать ему сразу уйти по делам.
— Паскаль! — окликнула она.
Он обернулся и одарил ее тем рассеянным взглядом, каким частенько смотрел на нее в последнее время.
«Странно», — подумала она, — «только что с другими людьми он был собран, и в нем не было ни намека на рассеянность».
— Элиза, доброго вечера.
— И тебе. Я по поводу платы. Мы договаривались решить этот вопрос утром, но ты снова был занят, и я не смогла тебя дождаться.
Подойдя ближе, Элиза вынула из привязанного к поясу мешочка несколько монет. Ей надоело, что хозяина комнат приходится выслеживать и ловить в его же доме, чтобы заплатить ему. То, что они общались как приятели, не объясняло подобной странности.
— До конца этой недели, — твердо проговорила женщина, протягивая ему плату, — а потом я освобожу комнату.
Паскаль досадливо нахмурился, всем своим видом давая понять, что она не вовремя, однако деньги взял.
— Ты могла бы отдать, когда будешь уезжать. Я тебя не торопил.
— Я лишь хотела уладить дела, — произнесла она, и слова эти прозвучали устало. Она вздохнула. — Паскаль, спасибо тебе за то, что приютил. Я не знаю, что со мной будет дальше, но последние дни здесь мне хотелось бы провести гостьей, а не должницей. Ты помог мне своим участием в те дни, когда мне было очень тоскливо. И это для меня много значит. Хотя меня сюда и привело несчастье, ты и это место стали мне не чужими. Так что я не хочу думать про деньги и хочу, чтобы ты заранее знал, что я благодарна.
Паскаль быстро обежал взглядом зал, чтобы посмотреть, не подслушивает ли их кто-то, хотя ничего преступного или подозрительного Элиза не говорила. Убедившись, что слушателей нет, он кивнул, словно решившись на что-то:
— Хорошо. Я рад, что ты так, — он слегка замялся, — считаешь. Может, пойдем, пройдемся?
— Идем, — с готовностью кивнула Элиза, обрадовавшись, что он перестал от нее шарахаться.
Обойдя здание, они прошли во внутренний двор, который в это время пустовал. Видно, местные жители были заняты ужином. Остановившись около каменной скамьи, Паскаль, однако, не присел на нее, а поднял лицо к небу, словно просил у Господа помощи, и глубоко вздохнул. Элиза замерла неподалеку, ожидая, что он скажет. Ответит что-нибудь более теплое на ее благодарности? Объяснит, почему избегал ее?
— Кан — красивый город, не находишь? — заговорщицки, но немного устало улыбнулся Паскаль, убрав с лица прядь каштановых волос.
— Красивый, — улыбнувшись, кивнула Элиза.
— В какой-то момент мне показалось, что ты так не считаешь.
— Дело было не в городе, — отмахнулась Элиза.
— В таком случае я не понимаю, к чему тебе уходить. — Усталость в голосе Паскаля вдруг сделалась какой-то сварливой.
— О чем ты говоришь? — опешила Элиза. — Я же здесь не живу. То есть... это же не мой дом. Мой дом — в Руане. Я ушла оттуда не потому, что хотела.
— Ты ушла по определенным причинам. Очень опасным причинам. Так есть ли тебе резон возвращаться? Мало того, что это может быть опасно, так тебя и вряд ли там кто-то ждет. А отсюда тебя никто не выгонял.
— Вряд ли ждет? — переспросила Элиза, скептически приподняв брови. — Паскаль, к чему ты клонишь? Зачем ты пытаешься…
— Ты уже давно называешь это место домом. И хотя ты периодически говоришь так и про Руан, здесь, — он обвел руками пространство, — у тебя есть работа, знакомства. К чему рисковать собой, возвращаясь в Руан, и обманывать себя, думая, что там тебе будет лучше? Элиза, это же... прости меня, но это... как бы ты сама это назвала?
— Что — назвала? — переспросила Элиза, нехорошо сощурившись. Удивление прошло, и теперь она начинала подозревать, к чему он клонит.
— Свое поведение! — Паскаль развел руками с таким видом, как будто объяснял очевидную вещь маленькому ребенку. Элиза округлила глаза от возмущения, но он продолжил: — Эти твои ночные вылазки в лес, эти странности. Любовь к инквизитору. Элиза! Неужто ты действительно считаешь, что живешь в сказке? Ты же взрослая, на редкость умная женщина. Ты заслуживаешь лучшего, чем пустые фантазии. Только для этого, уж прости, надо прекратить эти ребячества и оглянуться вокруг.
— Ребячества? — протянула Элиза, пронзительно посмотрев на него. — Оглянуться? — Она нарочито повертела головой в разные стороны. — Я вижу постоялый двор, каменные стены, землю. — Она потопала ногой по замощенной поверхности двора и ядовито проговорила: — Достаточно умные выводы? Для женщины.
— Элиза, я же серьезно, — раздраженно качнул головой Паскаль. — Не возьму в толк, отчего ты ведешь себя так. Ты, наверное, замечала, что я избегал говорить с тобой о твоем уходе? Я так действовал именно по этой причине.
— Твои причины — твое личное дело, — отмахнулась Элиза. — Лучше скажи, откуда такая уверенность, что меня в Руане «никто не ждет», и почему тебя это так волнует? Даже если никто не ждет, у меня там дом. Ты знаешь об этом.
— У тебя там — он! — сверкнув на нее глазами, с жаром произнес Паскаль. — Это к нему ты хочешь вернуться. Но рассуди здраво: если бы ты была нужна своему инквизитору, он бы уже приехал за тобой. Я не понимаю, почему ты до сих пор переживаешь и надеешься на что-то! Он может арестовать тебя из злости.
— Если бы он хотел меня арестовать, то бы уже это сделал! — Элиза решительно шагнула к нему ближе, лицо ее исказилось от гнева, ведь он озвучил ее самый большой страх. — Как бы то ни было, я не намерена обсуждать это с тобой. Я все решила. Я с тобой рассчиталась. На этом — всё.
— Это неуместное упрямство, — с терпеливым видом продолжил гнуть свою линию Паскаль. — Ты права, ты со мной рассчиталась, и в плену я тебя держать не намерен, но…
— Неуместное? — перебила она. — А что еще тебе кажется неуместным? Мои чувства, моя вера, мое поведение? Так зачем же тебе что-то столь неуместное в твоем доме? Зачем ты меня отговариваешь?
— Я беспокоюсь о тебе. — В его голосе вдруг проскользнула тоска и заботливость, которые сейчас показались Элизе почти мерзкими. — И вовсе не считаю неуместной тебя. Если бы ты только отказалась...
— От всего, что мне дорого? — прошептала Элиза севшим от обиды голосом.
«Так вот оно, значит, как! Вот, что стояло за твоим пониманием и заботой: ты воспринимал меня как несмышленую девочку, которую можно перевоспитать! Но зачем? И по какому праву?»
— От опасных заблуждений, которые ты тянешь за собой из прошлого, — мягко проговорил Паскаль. Он также шагнул к ней навстречу, приподняв руку, как будто хотел приобнять ее, и Элиза едва заставила себя не отпрянуть. — Ты слишком привязчива, милая Элиза. Но эта не худшая твоя черта, ведь ты привязалась и к Кану, не так ли? И к моему дому. И ко мне. — Он сверкнул глазами, на его лице появилось лукавое выражение. — Не отрицай.
— Что? Я не... — Теперь Элиза сделала шаг назад и предупреждающе подняла руки. — Послушай, Паскаль, я благодарна тебе за приют, но вовсе не благодарна за то, что выясняется теперь! А если ты думаешь, что я питаю к тебе сердечные чувства, то, прости, но ведь я говорила, к кому их питаю! И ты сказал, что понимаешь. А теперь выясняется, что моя любовь к другому мужчине для тебя новость?
Паскаль замолк на несколько секунд, глядя на нее немигающим взглядом, а затем выпалил:
— Ты любишь только свои мечты! Любишь мужчину, с которым не можешь быть, предрассудки, противоречащие христианской вере и несущие, в лучшем случае, обман! Ты заигралась, как маленькая девочка! Но послушай меня, Элиза, ты уже не так молода! Со мной у тебя был бы кров, семья. Ты могла бы вести нормальную жизнь. Умоляю тебя, вернись из своих мечтаний в настоящий мир! Ты не героиня куртуазного романа. Жизнь — не песнь менестреля. Что должно еще произойти, чтобы ты поняла это? Тебе мало того, что твой инквизитор так и не приехал за тобой? Если бы ему было не все равно...
Элиза сжала кулаки от обиды и злости.
— Прекрати размышлять о том, чего не понимаешь! Можно подумать, тебе есть до этого хоть какое-то дело.
— Я знаю, что это не мое дело. Но пойми: я думаю о твоем благополучии. Поверь, я многое готов сделать, чтобы ты поняла это, и возможно, со временем…
— Например? — фыркнула Элиза. — Оскорбить меня, мою веру, мое достоинство, назвать меня несознательным ребенком?
— Если так нужно для твоей безопасности, то я сделал бы и больше! — В его голосе скользнула гордость и назидание.
Несколько мгновений Элиза смотрела на него, презрительно сощурившись, а потом косо усмехнулась:
— А знаешь, как безопаснее всего отучить меня от ребячества? Сдай меня инквизиции. Уж они-то умеют вбивать в людей истину. Давай! Ближайшее отделение как раз в Руане. Мне там будут... рады. Как и тебе, несколько месяцев укрывавшему ведьму.
Паскаль побледнел. Мысли о том, что Элиза может снова восстановить связи с представителями инквизиции, вызывали в нем не только ревность, но и страх. Ведь он и вправду укрывал ведьму. И если инквизиторы не будут так благосклонны к Элизе, как раньше, то на допросе она может выдать и его.
Так она, выходит, угрожает ему! Он надеялся на ее благосклонность и даже нежность, но она в своем упрямстве разозлилась на него.
«Почему все должно быть так?» — с досадой подумал Паскаль. При этом внутренняя сила, исходящая от Элизы, как назло, разжигала в нем нешуточное желание. Не зная, что сказать, он в отчаянии пустил в ход последний аргумент:
— Если тот мужчина еще питает к тебе чувства, он будет ревновать. Вряд ли он будет рад, если ты упомянешь про меня.
— А с чего ему ревновать? — прищурилась Элиза. — Он ничего про тебя не знает, и между нами с тобой ничего не было. И не будет, что бы ты ни думал!
— Он может думать, что было. И тем лучше — он потому и не приезжает, и не беспокоит тебя.
— Да он же не знает о твоем существовании! Если только не наводил справки в городе, но ведь и тогда ничто не должно было дать повода! — Элиза недоверчиво качнула головой. — Нет, ты несешь вздор.
Паскаль глубоко вздохнул.
— Элиза, послушай меня. Я сказал, что на многое готов ради твоей безопасности. Ты и вправду дорога мне. И, Бог тому свидетель, я уже делал многое! О некоторых вещах я даже не говорил, чтобы тебя не беспокоить. Но сейчас этого, видно, не избежать.
— Что ты скрывал от меня? — произнесла Элиза голосом, мгновенно ставшим похожим на рычание дикого животного. Если бы Паскаль знал ее дольше, то почувствовал бы, что разозлил язычницу до крайности. Но он не почувствовал.
— Я скажу тебе, — скорбно произнес он. — Я признаюсь. Тот инквизитор приезжал в Кан и искал тебя. Но для твоей безопасности, увидев его на площади, я обнял тебя — так он мог бы понять, что ты с другим мужчиной, и оставил бы тебя в покое. И... так и произошло! Похоже, его любовь к тебе была не так крепка, чтобы он захотел тебя вернуть, но и злоба ему чужда, раз он отпустил тебя и не стал преследовать. Видимо, он рассудительный человек.
— Как ты понял, что это он? — не меняя тона, прорычала Элиза.
— Нетрудно догадаться! Черноволосый молодой мужчина в инквизиторской сутане с цветами вряд ли...
— Цветы? — ахнула Элиза, — Вив... он никогда не дарил мне...
Паскаль продолжал что-то говорить, но в разуме Элизы круговертью начали проноситься воспоминания. Как Вивьен обсуждал с ней цветы, которые не хотел дарить, поскольку справедливо думал, что в ее понимании цветам место там, где они растут. Но здесь, в Кане она их почти не видела. И Вивьен понимал это…
Так он приезжал за ней! Она не зря ждала его.
