Зверь лютый. Книга 10. Обязалово

В моё-то время в информационном пространстве новостей — постоянно.

Недостоверно, но факт — есть факт. Сам проверил, своим... антагонистом мозга. Что у дамы был... пост, и очень долгий — чувствуется. Но невинность... — это разные вещи.

Ненавидящий, неотрывный взгляд преподобной дрогнул. Глаза мигнули, лицо окаменело. Но только на пару мгновений.

— Кто ты и зачем пришёл сюда?

"Вопросы здесь задаю я, — произнёс прокурор...".

"Зачем я сюда пришёл?"... Хороший вопрос. "Как мне отсюда уйти?" — ещё лучше.

Евфросиния на "правильного" следака не тянет: сама спрашивает — сама отвечает.

— Бог, Господь наш, страшными карами покарает тебя. Вытекут глаза твои и гноем истечёт нутро твоё. Кости твои станут подобны губке и плоть твоя отстанет от них. Слизью смердящей и от боли вопящей станешь ты. Ибо не прощает грехов Бог, Господь наш и...

— Плевать.

— Что?!

— Плевать мне на вашего бога.

Какой я грубый стал. Невежливый. Нехорошо оскорблять чувства верующих. Пока они не оскорбляют чувства неверующих. Тоже мне: "слизь смердящая...".

— Господь наш всемогущ. И не оставит он без воздаяния ни одного грешника, ни одного греха человеческого...

— Го-с-с-поди! Евфросиния! Я думал — ты умнее. Нет грехов человеческих — есть лишь грехи божьи.

Она поперхнулась. Недоумение, неприятие, неприязнь... Обличаемый в грехах должен или каяться, или оправдываться. Я же вывожу её за рамки привычной системы поведенческих шаблонов.

Докажем сформулированный постулат:

— Бог всемогущ, всезнающ, всемилостивый. Так?

— Велик Христос. Велик и всевластен. Безгранична милость его. Но не надейся — полной мерой воздаёт он грешникам закоренелым, упорствующим в...

— Заткнись. Ты чего, слушать вообще разучилась? Как ты можешь проповедовать, нести слово божье, если не видишь и не слышишь людей?! Всё равно, что слепому хлеб сеять — иное зерно и попадёт на пашню, но многие — в траву, да в болота, да на камни!

Тяжело с такими. Проповедники, игумены и игуменьи, настоятели и наставники, учителя и воспитатели... Привыкшие к собственному постоянному превосходству над окружающими. Интеллектуальному, информационному, риторическому, административному...

Догматизм — профессиональное заболевание учителей начальных классов: "А что эти дети могут сказать нового?".

— Твой бог — всеведущий. Значит, когда ещё в самом начале времён, Он летал над тёмной и безвидной землёй, то прозревал всё грядущее. И знал, что твоё, ссохшееся, как проклятая праведником смоковница, лоно будет с жадным всхлипом впитывать ныне моё семя.

Попал. Неприятные детали реальности трудно совмещаются с постулатами идеологии.

"Неприятные" — в прямом смысле, болезненные. Евфросиния завозилась, попыталась выпрямиться, платье упало с её плеч, прикрывая тело до колен. Так, на коленях она развернулась и попыталась присесть на ступеньку.

Только на краешек. Морщится: резковато я её... После стольких лет отсутствия регулярных тренировок... Поймав мой сочувственно-понимающий взгляд — резко вздёрнула голову.

Ну, тётя, слушай сказку дальше:

— Итак, Он знал. Но не помешал. Попустил. Вывод: я засадил в тебя попущением божьим. От этого, божественного, попущения ты, вон, и усесться не можешь. Что, сила Господня промеж ляжек печёт?

— Лжа! Богохульство! Господь покарает! И кара его будет страшной!

— Перестань орать. Ты обещала вести себя тихо. Клятвопреступление — страшный грех. Теперь представь себе: вот, стою я среди людей и, взяв в руку камень, бросаю его вверх. С криком: "На кого бог пошлёт!".

Я старательно иллюстрировал свой рассказ жестикуляцией. Не важно, что у меня пустые руки — её внимание фиксируется на моих движениях. Инстинктивная реакция человека, подобная лягушачьей. Она пытается уловить смысл в жестах и не пытается найти способ меня... уелбантурить. Продолжим.

— Так временами играют малые дети в здешних селениях. И вот: камень упал. И разбил голову дитяте. Поволочёшь ли ты этот камень в суд? Будешь ли требовать для него плетей? Или взыскания виры? Или ты обратишь гнев свой на метнувшего камень? Твой бог — всемогущ. Человек же — лишь камень в руце Его. И ты, преподобная, уподобляешься капризной маленькой девочке, стукнувшейся и стегающий придорожный валун прутиком. Или взывающей со слезами к родителю, дабы он наказал злонамеренный булыжник. Не смешна ли ты сама себе? Своим негодованием и возмущением. Твой бог всезнающий. И все грядущие грехи человеческие он прозревает из начала времён. Он всевластен, и потому всякий грех — есть проявление его власти. Он попустил и позволил, Он взрастил и споспешествовал, Он обеспечил предпосылки, создал условия, предоставил инструменты. Всё — в Его власти. И проявление этой власти сейчас жжёт тебя между ног. Где же место для грехов человеческих? Только — для божьих. Необходимым условием греха является свобода. Вы, со своим "все-богом", не оставили человеку свободы. Что же ты ругаешь меня? Ругай вседержителя своего.

* * *

Попаданцам надо чётко понимать, что типичный представитель образованного класса 21 в. интеллектуально слабее такого же из 12.

Проще: коллеги, мы тут... не умны. По свойствам наших мозгов.

У них лучше тренирована память, они хранят и оперируют бОльшими массивами информации. Другое дело, что эта информация в 21 в. не очень нужна. Но она актуальна, ежеминутно используется в их родном времени. Псалтырь, Евангелие, Апостолы... среди ночи, с любой буквы, на память, со стандартными интонациями и ударениями... Они в состоянии значительно дольше держать анализируемую проблему в фокусе внимания, обеспечивать длительную концентрированность.

Но эти преимущества оборачиваются недостатками.

Нет "клипового мышления". Обладатель КМ оперирует только смыслами фиксированной длины и не может работать с семиотическими структурами произвольной сложности, не может длительное время сосредотачиваться на какой-либо информации, у него снижена способность к анализу.

Такое мышление вырабатывается "мелкой нарезкой" просматриваемых видеорядов. Здесь этого нет и нет, соответственно, навыка быстрого переключения от одного смысла к другому.

"Остроумие на лестнице" — сходное свойство, но применительно к беседе. Человек не успевает придумать достойный ответ перед лицом собеседника.

"Хорошая мысля приходит опосля" — фольку эта ситуация хорошо знакома. Низкий уровень дискуссионной готовности определяется, видимо, низкой плотностью коммуникационных контактов.

Проще: посельщина-деревенщина, "за ответом в карман лазают".

Евфросиния, видимо, изначально обладала систематическим складом ума. А многолетнее переписывание книг с длительной концентрацией на одном объекте — воспитало в ней последовательный подход. Мои скачки с изменением тематики, с ответами не на её вопросы, вне ожидаемого стиля — её "загружали". Требовали остановиться и подумать.

Ещё одно отличие в мышлении моих современников и "святорусских" туземцев: разный набор цитат.

Для них нормально постоянно, чуть ли не ежеминутно, употреблять в разговоре, даже во внутреннем монологе, цитаты из Святого Писания, из "отцов церкви". Для обоснования, подтверждения истинности, иллюстрации собственных слов.

У меня в памяти другие тексты. "Либо — бог, либо — свобода" — Бакунина здесь ещё не читали.

* * *

— Ты не ответил. Кто ты и зачем пришёл?

Железная баба. Я её трахнул жёстко, заковал в наручники, навесил на её бога все преступления в истории человечества, а она всё прокурора из себя строит.

— Ты иудей?

Как это типично, рутинно... как что — сразу евреи... "Если в кране нет воды, значит, жива ещё российская интеллигенция". Они и Христа распяли, и папа у него голубь...

Виноват, зря я про неё так. Просто, будучи одетым в женское платье, и имея "коронную нарезку" на некоторых частях тела надо садиться... аккуратнее.

— Нет, красавица.

— Я не красавица!

— Всякая поятая мною женщина — красавица. Не буду же я на уродин залезать! Так вот, милашка, ты напомнила. Священники иудеев, называемые раввинами, тысячи лет пытаются решить ту же проблему: противоречие между всевластием своего Иеговы и свободой человека. Иначе и договор Моисея, заключённый с Господом — бессмыслица, ибо человеческая сторона — не правоспособна. 10 заповедей — навязанный приказ, но не добровольное соглашение. Следуя хитрости, столь привычной этому народу в делах торговых, они ввели один дополнительный пункт. Мелким шрифтом по совершенно мелкому поводу — по поводу страха: "Господь всевластен над всем. Кроме страха человека перед ним".

Она несколько мгновений напряжённо смотрела на меня.

— И?

— И всевластие рухнуло.

Не дошло?

— Есть множество людей, которым нравится бояться. Детишки ходят ночью на кладбища или рассказывают в темноте друг другу страшные сказки. Есть другие люди, которые не знают страха. Это свойство их... крови. Таких людей мало, ибо редко кто из них живёт долго. Не чувствуя опасности, гибнут они по неосторожности или глупости, не успев оставить потомства. Я же, любезная моя Евфросиния, просто... не люблю страх. Это чувство не нравится мне. Испугать меня можно, можно смутить или опечалить. Но страх мне не люб, в душу себе я его не пускаю. Выучился давить его в себе и изничтожать. А коли во мне никакой страх не приживается, то и страха божьего нет. Потому и Бог, Господь ваш не властен надо мной.

— Лжа! Бред! Ересь! Всяк человек живёт в страхе господа своего! Всяк — верит в бога своего!

— Да полно тебе. Связка правильная: нет страха — нет веры. Однако подумай вот о чём. Не то важно: верит ли человек в бога, куда важнее — верит ли бог в человека. Ты спросила: кто я? — Ответствую: человек без страха божьего. Ты спросила: зачем я здесь. И вновь не совру: подержать частицу Истинного Креста.

Пока шёл теологический трёп, нахватанный и накатанный аж в третьем тысячелетии, в "здесь и сейчас" моя персональная молотилка прокручивала варианты выхода. Из безысходного положения.

Воспроизвести оборотную сторону этой святыньки... не проблема. Но нужно время. Место, инструмент, твёрдая рука и спокойствие, материальчик кое-какой. Здесь, на коленке, под её присмотром... а ночь уже перевалила за полночь. Надо убираться. Подобру-поздорову. Буду жив — выкручусь. А мёртвому... только спокойного лежания.

— С давних времён ваши попы не дают людям в руки частицы Креста Господня. Только дьяконы протирают да перетряхивают. А мне охота в руках подержать, в пальцах покрутить. Кому для понимания сути довольно глянуть, кому — губами приложиться. А мне руками потрогать нужно. Про кожное зрение слышала? Эх, Евфросиния, столь много ты ещё не знаешь, а уже душой костенеешь. То-то тебя даже и Ангел Божий только с третьего раза добудился.

Это не мой прикол: по житию Ангел трижды являлся к преподобной, будил её и вдалбливал:

— Иди в Сельцо, построй там церковь.

Дама спросонок соглашалась, но ничего не делала. Пришлось крылатому бедняге втолковывать тоже самое отдельно полоцкому епископу. Воля божья с таким трудом до святых людей доходит...

— Погоди бронзоветь, преподобная. Тебе ещё восемь лет детей учить.

— Чего?! Почему восемь? Я умру?!

Во-от... Вытаскиваем из рукава козырного туза и запускаем в дело главное моё преимущество перед туземцами — знание их будущего.

— Будет так... Есть у тебя в Полоцке мастер славный. Лазарь Богша...

— Почему "Богша"? Его Богумилом звать. И не в Полоцке он, а здесь, в караване. С Византии привезён. Чего-то ты...

На таких мелочах и сыпятся великие планы. "Козырный туз из рукава" оказался шестёркой. Мда... для "знания их будущего" хорошо бы детально знать их настоящее.

— Плевать. Прикажи ему изготовить крест напрестольный, осьмиконечный, кипарисового дерева, в локоть длиной. Укрась его жемчугами и камнями самоцветными. На переднюю и заднюю стороны вели приделать 21 золотую пластину, на боковые — 20 серебряных. Сделай гнёзда в этом кипарисовом поленце, да положи туда святыни свои. Изображения размести великим деисусом. А понизу — покровительницу свою, Евфросинию Александрийскую. Поняла, или мне, как тому ангелу, три раза повторить?

Она смотрела на меня совершенно ошеломлённо. Опять чего-то не то сказал?

— Ты... откуда ты знаешь? Мы с Лазарем всю дорогу от Киева про это говорили. Что, где, как украсить... А... А отца с матушкой? Неужто родителям моим там места не найдётся?!

— Забыл. Возле своей покровительницы вели изобразить Софию и великомученика Георгия, родителей твоих святых заступников. И какую-нибудь страшную надпись на боковинах придумай. Для отпугивания. Вроде того, что ты мне говорила.

Загрузил преподобную до полной отключки. Взгляд — внутрь, губы — шевелятся. Так, пора сваливать. Я неторопливо подошёл к ней и стал развязывать головной платок. Она очнулась, недоуменно задёргалась.

— Тихо-тихо. Я тебе не враг. Только... я это знаю, а ты... ты сама не знаешь чего ты хочешь. Вот, я свяжу тебе ноги. И сниму кандалы ручные. И уйду. Пока ты ноги развяжешь — меня уже и след простыл. Ты ж ведь кричать не будешь? Вот и хорошо. Тайну твоего девства я сохраню, а ты про меня не скажешь. Не трясись так.

Я уложил её на живот, накрутил узлов, связал платком лодыжки, отомкнул наручники.

— Ты... "человек без страха божьего", мы встретимся ещё?

— Спроси своего... Пантократора. Я лично — не возражаю.

Сие соитие есть, по суждению моему, из деяний важнейших. Не токмо в жизни моей, но и в истории всея Руси. Прямо скажу: восторгов особых телесных... не, не понравилось мне. А вот следствия произошли великие.

Через восемь лет, в апреле 1169 года, через Киев вниз по Днепру шёл большой полоцкий караван. Евфросиния Полоцкая, с братом своим, князем Давидом и двоюродной сестрой Звениславой — иноконей Евпраскией — отправлялись в паломничество в Святую Землю. Караван встал в Вышгороде, и князь Андрей, озабоченный делами земель Полоцких и Русской Православной церкви устроением, укротил гордыню свою и явился в сей, достопамятный ему городок, где 12 лет тому он сам князем посажен был.

Я же в те поры был в отъезде в Торческе, где умирял торков и бередеев. Однако, узнав о прибытии достопочтимой игуменьи Полоцкого Спасского женского монастыря, бросил всё и, не щадя коней, забрызганный весенней грязью аж по самые уши, прискакал к Вышгороду.

Успел я в наипоследнейший миг. В Вышгородском Борисоглебском соборе двое будущих православных святых, двоюродные брат с сестрой, лаялись в голос над могилами двух наиболее почитаемых на Руси, уже состоявшихся мучеников-страстотерпцев — братьев Бориса и Глеба.

Евфросиния наступала на Андрея, тыча в него рукой и поминая покражи его, здесь совершённые: икону Божьей матери да меч Борисов. Меч, как и обычно, висел у Андрея на поясе, служа наглядным подтверждением правоты её.

Невысокая, пожилая, но с совершенно прямой спиной, женщина, в скромном чёрном одеянии бесстрашно наступала на Государя всея Руси, в дорогих одеждах, драгоценных каменьях, в изукрашенном оружии. Тоже пожилого, с гордо задранной головой из-за несгибаемой шеи.