Предсказать прошлое

— Время к ужину.

Я застонала в голос и провела уже свободными руками по лицу. Потертые веревками запястья саднило, но меня это мало волновало, как и то, что в желудке бурчало, а во рту раскинула свои просторы Сахара. Неужели уже прошло столько времени?

— Как обстановка?— Я поморщилась от прозвучавшей фразы, прям шпионский детектив какой-то.

— Все в порядке, Вы официально мертвы. Похороны завтра утром, поместье восстанавливается, а еще мне прислали целый ворох записок с соболезнованиями. Впервые в жизни видел такое количество корреспонденции одновременно.

— Рада за Вас, — без энтузиазма поздравила я.

— Так, план следующий. Сейчас я Вас провожу подвальным коридором в гостевую комнату, там приведете себя в порядок, вернемся сюда, и Карл сопроводит Вас в поместье Лебрена. К этому времени достаточно стемнеет, чтобы Вы смогли незаметно добраться до места без лишних свидетелей, а дальше дело за Вами.

Надо же, как все просто? А я-то голову ломаю, как дальше быть! Да он же мне только, что практически глаза раскрыл, и как после этого на него не молиться?! Проглотив злой сарказм, тяжело вздохнула. Зависело бы все только от меня, я была бы рада, но боюсь, что мне придется принять правила чужой игры. Сегодня все решения принимать буду не я. Остается только надеется, что казнь будет быстрой.

ДеБюси помог мне подняться и мы, не спеша, так как переставлять затекшие ноги было мучительно тяжело, направились к лестнице, ведущей в подвал. Оказалось, что все близлежащие постройки были объединены общим подземным тоннелем и именно так меня и вынесли из дома незаметно для многочисленных обитателей. Комната была уже готова к моему появлению: сложенные простыни, заменяющие тут полотенца, выглаженное платье, туалетные принадлежности на столике у зеркала, накрытый стол и дымящаяся кружка чая. Горячий душ снял усталость, ломоту в мышцах и разогнал кровь, возвращая краски лицу. С трудом распутав всклокоченные волосы и натянув на себя очередное платье с турнюром, приготовилась ждать Сорела. Проглотить хоть кусочек мне так не удалось, я смогла заставить себя только маленькими глотками выпить бодрящий напиток.

Злость на эту парочку заговорщиков ушла, сменившись нервным ожиданием судьбоносной встречи. Мосты сожжены, и уже невозможно что-то изменить или исправить, теперь остается только выслушать вердикт Тристана. Пан или пропал.

Легкий стук и несмело отворенная дверь рассказала мне о том, что сегодня приговора жду не только я.

— Входите, Карл, пистолеты я оставила в другом платье.

— С пистолетом я смог бы справиться. Вы — совсем другое дело, — присел Сорел подле меня.

— Да, что уж теперь-то, — махнула я рукой.

— Готовы?

— Нет, и не буду, так что идемте сразу.

Поднялась и направилась на выход, и с каждым шагом внутренний гул все больше напоминал набат.

Все тот же подвал, очередной тоннель и секретная дверь, выпустившая нас в густой кустарник. Неужели теперь вся моя жизнь это постоянное подполье? А ведь сложись все благополучно, не можем же мы всем говорить, что я просто очень похожа, на новопреставившуюся. Хотя о чем это я? Может мне и не придется об этом думать.

Я говорила, что обстоятельства не могут быть хуже? Я оказалась неправа. Этот... Карл привел лошадь с дамским седлом! А я-то думала, что они побоятся в ближайшее время экспериментировать с моей выдержкой. Вот только никаких моральных сил спорить не было и потому, безропотно залезла на незнакомую мне прежде конягу. Трясло меня нещадно, так что в глазах все рябило, а зубы периодически щелкали с громким звуком. К моменту, когда настало время спешиваться, я практически мешком свалилась с этой клячи, поклявшись про себя, что ноги моей... вернее...хм...не сяду я больше верхом, вот.

С трудом размяв ноги, спросила:

— Вы что специально решили меня добить, чтобы не мучилась?

— Не добить, конечно, но таки да, специально, — совершенно спокойно сказал Карл.

— Что? — От изумления я спросила это почти ласково.

— По большей части, чтобы отвлечь, Вы так сосредоточенно следили, как бы ни соскользнуть с седла, что сами не заметили, как оказались на месте.

Оглядевшись, я с изумлением узнала садовые насаждения поместья Лебренов. Отвлекли, так отвлекли. Ой, а ведь я так костерила этих двоих, что даже не успела подумать, что именно буду говорить Тристану. Я плохо представляла нашу беседу, так как до сих пор не верилось, что все это по-настоящему. Ой, как страшно-то.

Первый шаг в сторону дома дался мне тяжело, я практически неимоверной силой воли заставила подниматься ноги, чтобы они могли сдвинуть меня с места. А потом меня осенило: "Там Тристан, всего в нескольких метрах от меня!". И как эта гениальная мысль умудрялась мимо меня проходить? Ведь это оказался единственный, но самый действенный стимул для того, чтобы я не просто пошла к дому, а практически побежала, сдерживаемая только Сорелом. Он меня одергивал, и ему это удавалось, только потому, что я не знала, как попасть внутрь. Судя по его целенаправленным движениям, он точно знал, что нужно делать, и я теперь уже с помощью силы воли пыталась сдерживать рвущееся к Лебрену тело.

— Стойте, — окликнул меня Карл.

— Что еще? — нетерпеливо переминаясь на месте, спросила я.

— Наденьте, а то доведем до приступа какого-нибудь случайного прохожего, — внес вполне разумное предложение Сорел, стаскивая с себя и накидывая на меня длинный плащ и набрасывая мне на голову капюшон.

Учитывая разницу в росте и габаритах, я оказалась похожа на летучую мышь с аномально длинными крыльями, которые волочились за мной как длинный хвост.

— Чудесно, — не очень честно оценил мой вид Карл, взяв за руку, повел дальше.

Заходили мы через черный вход. И правильно, через парадный покойников не впускают, да и дворецкого жалко, а то еще заикой останется. Нам никто не встретился, и вообще уж слишком тихо было, на мой взгляд.

Карл, к счастью для меня, отлично ориентировался в доме, благодаря чему мы быстро и без ненужных проблем добрались до центральной части поместья. И как бы он ни торопился, для меня это все равно было слишком медленно. Меня практически скручивало нервное нетерпение и нарастающее беспокойство. Лучше сейчас, пока адреналин кипит, а то потом опять начну ногти грызть и печали предаваться.

— Идите, — шепнул мне Карл.

А мне больше и не нужно было, я сорвалась с места как болид на Формуле один. Мне даже не мешали развивающиеся и путающиеся полы длинного плаща. Да что там, меня не смог свернуть с пути даже, неожиданно появившийся на лестнице, Феликс Зиди.

Наверняка, вытянутая физиономия растерянного офицера канцелярии жандармерии редкое зрелище, но мне было некогда им любоваться. Пробегая мимо и нечаянно снося Феликса с лестницы, прокричала:

— Я потом извинюсь! — и больше не задерживаясь ни на секунду, помчалась дальше.

Грохот за моей спиной не заставил обернуться, даже не заинтересовал, у меня была цель, самая важная для меня. И то, что я попутно могу кого-нибудь покалечить, меня мало волновало.

Вот он, долгожданный второй этаж. Вот она, эта дверь в каминную комнату, разделявшую нас два дня назад. Не знаю, откуда мне было известно, но я была абсолютно уверена, что он там, именно в той комнате, которая стала нашим маленьким убежищем. Застыв у двери, приложив ладонь к деревянной поверхности, и уперевшись в нее лбом, попыталась восстановить сбившееся от бега дыхание. Борясь с диким сердцебиением и дрожью в руках, не сразу услышала тихие шаги, которые замерли рядом со мной.

Легкий разворот головы и я упираюсь взглядом в маркизу Лебрен, которая медленно и спокойно, протянув руку, стянула с моей головы капюшон. Она невозмутимо смотрит мне в глаза и молчит. Моя растерянность переросла в страх, а потом в железную решимость, что я все равно увижу Тристана, даже если Эва будет против. Она, дождавшись, когда мои внутренние метания придут к единому знаменателю, одобрительно кивнула.

— Иди и верни мне сына, — тихо сказала она, и по-матерински погладив меня по голове, ушла, оставив меня растерянную и немного сконфуженную всей этой сценой.

Я даже не подозревала, насколько важным для меня стало мнение этой женщины. Неожиданно для меня ее поддержка стала именно тем компонентом, которого мне не хватало, чтобы полностью придти в себя и собраться.

Глубоко вздохнув, я толкнула холодное дерево, открывая перед собой дверь. Капюшон, лежащий на плечах, совершенно не скрывал моего лица, но мужчина даже не взглянул на него. Он сидел, откинувшись, в мягком кресле с высокой спинкой в белой расстегнутой рубашке, черных брюках, заправленных в высокие сапоги. Распущенные длинные волосы лежали на его плечах и почти пустая стеклянная бутылка с вином в руке, свисающей с подлокотника кресла. Глаза хоть и были открыты, но совершенно слепо смотрели на пылающий огонь в камине. Комната была в жутком беспорядке: перевернутая мебель, разбросанная бумага, содранные гобелены и разбитые бутылки.

Облизав вмиг пересохшие губы, я попыталась хоть что-то сказать, но язык не слушался, и я так и не могла сдвинуться с места.

— Убирайтесь, — совершенно трезвым голосом, несмотря на количество выпитого, прохрипел Тристан.

Я не шевельнулась, надеясь, что это он по инерции сказал и ко мне это не относится. А что, чуть-чуть самоуверенности мне бы сейчас не помешало.

— Убирайтесь, — на этот раз уже гаркнул он и, запустив бутылку в камин, резко развернулся в кресле, намереваясь выставить навязчивого гостя.

Окрик заставил вздрогнуть, но с места я не сдвинулась. Сердце замерло, дыхание остановилось, руки сжались в кулаки. Злой, измученный и рвущий мне сердце взгляд остановился на мне. Тристан застыл. Я боялась сделать вздох или моргнуть, только чтобы не потерять этого контакта с любимым. Пусть только взгляд, но мне это было жизненно необходимо.

— Элизе, — не произнося вслух, одними губами проговорил он.

Я сделала первый и самый сложный шаг в его сторону. Еще один и еще. За все это время Лебрен даже не шелохнулся, боясь спугнуть видение. Борясь с внутренним оцепенением, я все же смогла разлепить губы:

— Здравствуй, Тристан.

Наверное, не так начинают судьбоносный разговор, но ничего другого в голову не шло.

Лебрен от звука моего голоса зажмурился и уже в голос простонал:

— Элизе, любимая.

Любимая? Да. Любимая. Только прошу тебя, не забывай об этом, когда я буду рассказывать, как врала тебе. Но я не успела и звука произнести, как услышала:

— Я так часто слышу Ваш голос. Если это безумие, хочу чтобы оно оставалось со мной. Только не уходите, Элизе.

Я закусила губу, чтобы не застонать в голос. Столько тоски и боли в любимом голосе! Они сводили меня с ума, медленно убивая. Сердце разъедало, как соль открытую рану, а излишки этого яда стекали мокрыми дорожками по щекам.

— Тристан, простите меня, — прорыдала я, приблизившись к креслу вплотную.

Все так же, не шевелясь и не открывая глаз, он напряженным голосом возразил:

— Нет, любимая, это я во всем виноват. Это я не уберег.

Ватные дрожащие ноги больше просто не держали и я, тяжело опустившись подле кресла, повторила, заливаясь слезами:

— Простите меня, Тристан.

— Не плачьте, Вы никогда не должны плакать, — встрепенулся он и, прижав свою ладонь к моей щеке, принялся стирать влажные следы.

Я точно уловила момент, когда он, наконец, осознал, что это не сон и не видение. Он замер и, с неверием смотря на меня, поднял руку, на которой остались мои слезы. То, что все это реально, ему не объяснило ни мое появление, ни мой голос, зато рассказал сырой след на коже.

— Элизе, — с робкой надеждой позвал он меня.

Так хотелось насладиться его радостью, разрешить себе хоть немного счастья прямо сейчас, но больше нельзя тянуть. И как бы страшно мне ни было, я должна рассказать ему правду.

— Элизе, — благоговейно проговорил он и потянулся к моему лицу кончиками пальцев.

— Маркиза Элизе ДеБюси погибла вчера на пожаре, — с трудом шевеля языком, произнесла я.

Тристан дернулся и, схватив меня за руку, доказывая себе, что я совсем не призрак.

— Я не понимаю, — вынужден был признать он, поглаживая мою ладонь, как будто только чувствуя мое тепло, он может сосредоточиться на разговоре.

С трудом поднявшись, я выпрямилась во весь рост.

— Элизе, — забеспокоился Тристан.

— Мое имя — Елизавета Сорокина, — и немного тише. — Лиза. Меня зовут Лиза.

Лебрен прикрыл глаза, и теперь уже я крепко держала его пальцы, боясь потерять ниточку связывающую нас. Тяжело сглотнув комок в горле, быстро заговорила:

-Я не знаю, как все это объяснить, это и невозможно уместить в двух словах, но очень прошу Вас выслушать меня.

И стала торопливо говорить, пока он не прервал меня, в надежде, что он сможет разобраться в том потоке слов, который я на него выливала.

-Я не француженка, — начала я с малого. — И не маркиза, в смысле, что и до мнимой смерти ей тоже не была, и не отношусь к аристократии. И замужество — это была работа — не более, и была бы таковой, если бы один, не в меру предусмотрительный товарищ не раздобыл документы. И смерть, как видите, тоже ненастоящая. А еще, раз уж всю правду, то всю. Вы, наверное, решите, что я сумасшедшая, но дело в том, что я не из этого времени. Только не спрашивайте, как так вышло, сама не знаю.

Я со словами выпускала воздух и под конец замолчала, опустошенная, как сдувшийся воздушный шарик. Тристан медленно поднялся и стоя напротив, по-прежнему держа меня за руку, внимательно смотрел мне в глаза. Я знаю, что там он читал, правду ли я ему говорю. А я, не отводя взгляда с широко распахнутыми веками, ждала его вердикта, полностью доверяя ему решение.

— Вот такая я: простолюдинка, покойница, да еще и сумасшедшая. Но я люблю Вас, Тристан, и если я Вам нужна, то я буду рядом, несмотря ни на что. Если же нет, то обещаю, что Вы больше никогда обо мне не услышите, только не держите на меня зла.

Опустив голову, я через силу произнесла последнюю фразу, давясь словами и желая откусить себе язык за них.

— Нужна ли я Вам такая? — поторопила его я, не в силах больше выносить эту неопределенность, которая забирала последние силы и рвущую душу в клочья.

— Глупая, — тихим хриплым голосом сказал он. — Только такая мне и нужна.

Потянув меня ближе к себе и прислонившись своим лбом к моему, мягко обнял меня за плечи, шепча:

— Мне безразлично, какие обстоятельства привели Вас ко мне, но знайте, что теперь я Вас не отпущу.

А руки при этом все крепче сжимают меня, как будто я собираюсь сбежать. Не дождется. Подняв руку, я провела ей по свободно падающим прядям, наслаждаясь их мягкостью и прохладой.

— Не отпускайте, пожалуйста, только не отпускайте, — дрожащие пальцы вцепились в ворот его рубахи, и нервно улыбающиеся губы произносили слова с умоляющей интонацией. — Любимый...

Я уткнулась носом ему в грудь там, где кожа не была прикрыта тканью и, втянув его запах, провела по ней губами. Его вкус и запах рождали что-то дикое и первобытное, что заставляло прижиматься теснее и вжиматься в Тристана.