Он едва слышно утробно рычал, шкура на его морде была как резаные лохмотья, от глаз ничего не осталось... Он больше не пытался уходить. А может, просто не мог. Только корчился на земле. Теперь из оскаленной пасти доносился только тихий сип, на обрывках губ пузырилась пена.
Где-то слева раздался протяжный скорбный вопль — и оборвался хлопком.
Хлопки покатились волной, со всех сторон.
Подстреленный уже не шевелился. Уже не тело, а дергающийся в агонии клубок костей и искромсанной плоти. Она дымилась, чернея, скукоживаясь.
Он... Оно двигалось все медленнее, застывая, каменея...
Стало тихо-тихо.
Больше не было ни звука.
Туман и темнота вокруг нас опустели.
77
За моей спиной гулко сглотнул Эйк.
— Как... — начало он, но осип. Прочистил горло. — Как гнездо орла со всем дерьмом. Окаменевшее.
Пытался держаться молодцом, но голос заметно дрожал.
— Онхай.
— Что? — вскинул он голову.
— Орки так называют.
Закрыв глаза, я медленно повел головой.
Бурая муть. Ни одного зеленоватого сгущения.
Я отвел руку вбок, раскрыл ладонь.
— Арбалет!
Эйк принял расписной и сунул наш. Я ощутил, как напряглась его рука.
— Что-то... — сдавленно прошипел он. — Разве они не ушли, мастер?..
Кое-кто, определенно, ушел... Хлопки были. И аур я больше не различал.
— Разве мы их не всех?.. Мастер! — потребовал Эйк.
— Я думал, — тихо проговорил я, не открывая глаз, — с ними будет еще один мой знакомец...
— Знакомец?
— Не тряси факелами передо мной!
Свет, пробиваясь сквозь веки, причудливо смешивался с бурой мутью, в которой я пытался различить хоть что-то.
— Мастер, какой знакомец? Как те... красные... эти выползни?
— Как тот, кто их породил.
Рохурлур не может ползать по стенам, как выползни. Они — маленькие и легкие, а он...
Я был уверен, что тот сизый, с оторванным стрелой ухом, ждет меня здесь, среди статуй, среди своей своры ублюдков.
Был уверен, что вся эта возня и топот на щите в храме — это было ему нужно, чтобы выманить меня наружу.
Но выползней больше не видно...
И ыбрук тоже куда-то делась.
Только ыбрук, в отличие от выползней, так просто бы не ушла.
И двух факелов, что я кидал вслед за уплывавшей по воздуху крысой — теперь их не было, там была темнота.
Хотя выползням было явно не до того, чтобы тушить факелы.
Эйк, широко разведя факелами, потихоньку пятился куда-то в ту сторону, где должен был быть вход в храм.
— На твоем месте я бы не совался пока никуда. Если, конечно, ты не хочешь повторить то, что случилось с крысой.
— С крысой?.. — Эйк, подняв ногу, так и замер на полушаге. — Но разве они, те красные, не ушли?..
— С чего ты взял, что это сделали они?
— Но... Если это не...
Эйк звучно сглотнул.
Он оглянулся — но смотрел не на меня, а на путь по земле, разделявший нас. Очень пристально смотрел. Будто вспоминал что-то. И, тщательно вымеривая, куда ставить ноги, почти спиной вернулся обратно ко мне.
— Та тварь, что распотрошила крысу?.. Она все еще здесь?.. Но что это было? Я ее не видел! Мастер, вы ее видели?!
Эйк был бледный, как эльфийская простыня.
— Где она была?! Мастер!
— Выставляй огонь, прежде чем ступить хоть шаг.
Эйк судорожно дернулся кругом, мазнув вокруг пылающими концами.
Я закрыл глаза и еще раз попытался созерцать, но вокруг была лишь бурая муть.
Нет, тут бесполезно созерцать. Если ыбрук закрылась и спряталась, то пропала для созерцания так же надежно, как в свинцовой ловушке.
Но это для созерцания...
— И мне тоже дай факел... Живее, Эйк!
Он выдернул из сумки целую охапку моих маленьких факелов.
— Факелы, мастер!
Я взял пару. Арбалет забросил за спину, чтобы освободить и вторую руку. Один факел выставил вперед повыше, чтобы видеть как можно лучше, где мы идем. Второй опустил к самой земле.
— Ставь факелы, где мы прошли... Значит, говоришь, это был знак?
Я медленно двинулся вперед. Тут спешить уже не надо.
— Значит, говоришь, надо было идти прямо туда, куда крыса бежала? И Кро-Берот был бы с нами...
— Меняла! — угрюмо оборвал меня Эйк. — Он... — Эйк запнулся. Но тут же решительно выдал: — Он послал нам эту крысу, как предупреждение!
— Да ну? А мне казалось, кто-то говорил, что Кро-Берот указывает нам путь, куда идти. И нам туда и надо было бежать, следуя его воле. Чтобы прямиком...
— Это я его неправильно понял! А Меняла нам помогал правильно!
— Неужели?
— Все же кончилось, как надо! Ведь так? Значит, он нам помог! А если бы мы не увидели эту крысу, еще неизвестно, как бы оно все сложилось!
Я прищурился, но промолчал.
— Значит, он нам помог! — упрямо повторил Эйк.
— Как же мне хочется открутить тебе нос... Стой.
Я повел факелом по сторонам, оглядывая обломки статуи и ноги на постаменте.
— Кажется, это было здесь...
Эйк осторожно нагнал меня.
— Здесь? Но тогда здесь должен быть факел.
Да, факела тут не было...
— И все-таки этот обрубок ног я помню...
Ноги рыцаря, обломанные чуть выше колен.
— Шага два правее от этого? — пробормотал я. — Тут и была... Здесь она висела, твоя крыса...
— Не моя, а Менялы!
Эйк быстро ощечился. В каждой руке у него было по факелу, и ощечиваться ему пришлось запястьем, выворачивая руку.
— Вы бы ему, мастер, лучше...
— Все-таки отвинчу!
Эйк фыркнул — и вдруг присел на колено. Нахмурился.
— Да, мастер... Здесь.
Он воткнул факел между плит, и провел рукой по камню. Потер в пальцах — короткие черные волоски.
— Шерстинки сами по себе... С корешками, но без шкуры... Будто их по одной выдергивали...
С какой-то обидой он уставился на меня.
— Лучше бы ты, Эйк, подумал о том, что стало с остальным.
Эйк дернулся и огляделся. Отряхнув пальцы, еще раз ощечился. И, запалив новый факел, расставил руки широко в стороны, прикрываясь огнем от темноты. Прошипел:
— Где оно, мастер?
— Если крыса висела здесь, то бутон был где-то вот тут...
— Бутон?
Бутон...
Бутон-то бутон, но это если умеешь созерцать. А если не умеешь... Бутон — это ведь что-то маленькое?
— Метательные машины во дворе видел?
— Здоровые которые, на насыпях под стенами? — Эйк нахмурился, не понимая.
— Вот и эта тварь такая же здоровая, как те машины. Только сеть, в которой у машин камни — у нее распущена, и нити тянутся во все стороны, как побеги.
Эйк приоткрыл рот, потом закрыл. Поморгал.
Медленно покосился в сторону, будто прикидывал, сколько места должна была бы занять та метательная машина, окажись она тут, рядом, и если бы ее огромные сети для груза оказались распущенными и разбросанными по земле вокруг...
Во всяком случае, сам я делал именно это. Только представлял не машину — а настоящую ыбрук, которую созерцал тут несколько минут назад. Надо совместить тот огромный призрачный бутон, скрученный из десятков полупрозрачных лепестков, каждый размером с добрый парус, — с тем, что видели мои глаза сейчас.
Опустив к самой земле оба факела, я прошел чуть дальше.
Вроде, здесь?
Но тут была как раз середина большой и широкой плиты.
Хм...
— Вон факел, — вдруг шепнул Эйк.
Я оглянулся.
Факел торчал из щели между плит — но перевернутый. Рукоятью вверх, паклей в землю. Шагах в десяти от того места, где осталась крысиная шерсть.
78
— Она его специально отбросила туда? Чтобы нас запутать?
— Да забудь ты про факел! Смотри щели между плитами. Должно быть что-то вроде норы.
— Так она... Под землей?..
Вытянувшись, будто хотел превратиться в тростинку, касающуюся земли лишь одной точкой, Эйк замер. Кажется, даже дышать перестал.
А я, опустив факелы к самым плитам, пошел по спирали.
— Она... Что? прямо под нами?.. — прошептал Эйк и судорожно втянул воздух.
— Так и будешь стоять столбом?
Эйк сверкнул на меня глазами, но зашевелился. Осторожно перепрыгнул на то место, где я уже проверил. Нагнал меня, ступая точно шаг в шаг, как я там проходил. И пошел рядом, помогая освещать землю.
— А может, она все-таки ушла? Ну, как эти... Красные...
— Выползни.
— Выползни... — повторил Эйк, весь скривившись от отвращения. Тут же ощечился запястьем, не выпуская факела.
Не будь и у меня обе руки заняты факелами, точно дал бы в ухо.
Эйк, заметив мой взгляд, подался на шаг в сторону.
— Нет, — сказал я. — Эта не ушла... Это выползни уходят, когда опасность. А ыбрук не уходит. Она просто сжимается... Как цветы складывается на ночь, видел?.. И она — закрывается в узкий бутон. И убирается под землю... Если рядом огонь.
Или солнце.
На рассвете по-любому прячется, чтобы переждать солнце. Света боятся они все...
— Потом опять выползает. Может сидеть на одном месте неделями, поджидая добычу, как клоп на травинке...
— Даже если рядом давно никого нет?
— Всегда кто-то есть. Будет раскидывать хваты...
— Что?
— Ну, распущенная сеть от грузов? Нити от нее, как побеги, во все стороны... Цепляют все, чего коснутся... Хваты. И она будет их раскидывать, пока не пережрет всех кротов и мышей. — Я остановился. Присел на колено. — А ну-ка, тащи сюда сумку.
Эйк внимательно оглядел то, над чем я остановил свои факелы.
— Но... Вы же сказали, мастер, она здоровая, как те машины? А тут...
В щели между двумя плитами была дыра не больше кротовой норы. Только холмиков вырытой земли вокруг не было.
— Через пару часов вообще почти пропадет.
И пока сама не вылезет, не найдешь...
И кристалл тут тянуть бесполезно.
Камень или земля для созерцания — как для глаз вода. Мутноватая. И если слой слишком велик, а свечение ауры не очень сильно — все просто потеряется.
Да даже если нет ни камня, ни земли, а просто воздух, все равно. Созерцать сильно вдаль не очень-то выходит — даже у магов, которые созерцают хорошо без всякой маны. А уж у меня-то и вовсе...
Хорошо хоть, ыбрук не может бегать.
— Пропадет... — повторил Эйк настороженно. — Но... Значит, вылезти снова — она может не только прямо тут?..
Он вдруг попятился. Стараясь ступать только на плиты, не задевая щелей между ними.
— Может. Но не так, чтобы глазом моргнуть не успеешь. Не так резво. Через толщу земли даже ей проталкиваться нелегко.
— А... насколько она глубоко?
— Достаточно. Быстро не раскопаешь, даже если бы тут плит не было...
А если кто-то начнет раскапывать всерьез, — начав с самого рассвета, и готовый потратить на это весь день, — то ыбрук протиснется еще глубже. Так, чтобы все равно не докопался.
— Так мы просто пометим это место, и уйдем?.. — отступая, Эйк не сводил глаз с дыры. — Да, мастер?..
— У меня есть идея получше.
— Какая?
— Сейчас ты ее изгонишь.
Эйк замер. Медленно поднял глаза на меня.
— Я?
— Ты уже почти это сделал.
Эйк сглотнул и быстро поднял ногу, чтобы взглянуть на плиту под ней — не ошибся ли? Может, все-таки ступил на щель? Или в плите трещина?
Потом вторую.
Но там, конечно, был только старый надежный камень.
Эйк уставился на меня. Желваки зло заиграли.
— Я? Почти сделал? — Он прищурился, будто подозревал злую издевку. — Это как это?
— Ты же перегонял брагу в алхимическое вино?
Миг он тупо глядел на меня, потом его глаза блеснули.
Эйк метнулся к сумке и быстро вытащил бутыль. Шустро проскакал по плитам, аккуратно не ступая на стыки, и присел возле дыры. Выдернул пробку.
— Сколько, мастер?
— Смотря хочешь ты ее изгнать, или убить?
Эйк, оскалившись, щедро плеснул в дыры, почти опустошив бутыль — и подскочил, вытаращив глаза:
— Ма-астер!!!
Снизу в плиту, на которой мы стояли, толкнулось.
— Живее! — рявкнул я.
Алхимическое вино ей не нравится почти так же сильно, как огонь — только, в отличие от огня, не убивает. И если промедлить... Поняв, что под землей ей деваться некуда...
Эйк, выдернув из щели между плит факел, вжал огнем в дыры — и отскочил.
На этот раз плиты тряхнуло основательно, в воздухе ухнуло. Из дыр вырвались тонкие язычки голубого пламени.
Эйк замер, по-кошачьи пригнувшись, ощерившись, выставив факел туда, где под огнем чернела дыры.
Но над ней лишь плясали маленькие и почти прозрачные язычки огня, — горело алхимическое вино. Все главное уже кончилось.
А потом и язычки погасли.
— Ну, и как тебе?
Эйк все стоял напружиненный, пригнувшись, на одних носочках.
— Эйк!
— А! — вздрогнув, он оглянулся. — Что?
— Как тебе? Ощущать себя истребителем демонов?
— Я... Я ее правда убил?.. Эту тварь?..
— Ыбрук.
— Ыбрук... — медленно повторил Эйк. Лицо у него распускалось, как от чаши крепкого вина. — Мастер, а я теперь... Мастер? — Он нахмурился. — Я что-то сделал не так?
— Не в тебе дело, Эйк...
Туман, кажется, чуть поредел? Силуэты статуй выступают отчетливее.
Вон и факел перед дверями храма.
А вон и тень внешней стены. Угадывался даже пролом. И там, на высоте, в тумане, теперь был смутный огонь. Перетащили жаровню на эту сторону пролома? Я различил в смутных отсветах над огнем блеск пары шлемов, — сейчас оттуда явно следили за тем, что творится у нас на кладбище. Но даже окликнуть, все ли в порядке, не пытались.
Боятся, что попрошу помочь, если замечу? Доблестные стражи...
Ладно. По крайней мере, если они там — значит, мой сизый приятель, или кто-то из его ублюдков, выбраться отсюда на стену, как вчера, не мог.
Если он все еще здесь — то именно здесь. Тут. На кладбище.
И туман явно не собирался развеиваться. Между статуями стало чуть виднее, но все сверху — сплошное молочное варево.
— Думаете, кто-то из выползней... Этот ваш приятель... Все еще здесь?..
Я промолчал.
Не ожидал, что так скоро может явиться кто-то кроме этих выползней. Они и мелкие, и сюда уже являлись... А ыбрук?
Закат был совсем недавно. Еще даже полуночи нет.
Была эта ыбрук тут вчера? Сидела под землей, не вылезая, пока я возился со сворой?
Или явилась только сегодня? Только что?
Потому что тот одноухий как-то помог ей так скоро явиться? Явиться именно сюда... Это ведь он выдумал, заманить меня на ыбрук?
Но тогда где он сам?
Если он тут, то почему не лезет — даже после того, как я умертвил одного из его ублюдков?
Сидит в тумане, где-то на краю кладбища, и просто глядит? И даст мне уйти в храм? Даже не попытавшись напасть?
Но... Если он даст мне уйти в храм... Ему-то в храм не пробраться, если я закрою двери изнутри на засов?
Мелкие выползни могли бы заползти на купол храма по стене — потому что что-то выжгло на ней мох, и они могут к той стене липнуть, как к чистым стенам внутри. Но рохурлур слишком большой, чтобы ползать по стенам. У него и рук-то, чтобы прилипать, меньше — нижняя пара уже почти отсохла. Удержать свою тушу на стене, чтобы подняться, он не сможет.
