— Мой покой: я вновь почувствовал ход времени, и это наполнило моё сердце тревожными ожиданиями. Равновесие твоей жизни тоже поколебалось, хотя оно сдвинулось ещё тогда, когда в город приехали некромаги. Но последней каплей стало именно заклинание, давшее мне на несколько часов телесную оболочку и чувства смертного.
За время нашего разговора я уже успела нагреть воду и сделать себе кофе, благо что в корзинке оказались и свежемолотые зёрна, и теперь я могла позволить себе уткнутся носом в кружку, и сделать вид, что я весьма увлечена процессом поглощения напитка, дав себе некоторое время на то, чтобы обдумать его слова.
— Значит, всё-таки дело в нём. В моем заклинании — ты всё же решился использовать дар Бродяги, и потому раскрылся передо мной.
— Нет. Я решил просить тебя об этом одолжении гораздо позже — когда понял, что мы оба сможем пережить исход такого решения. До этого я даже не вспоминал о своём столь странном для бессмертного желании. Просто запретил себе вспоминать, и у меня это неплохо получалось. А затем я впервые увидел тебя. Вначале ты была лишь ещё одним назойливым Бродягой, и мне не хотелось иметь с тобой дело. Но ты поселилась в этом доме, который я давно уже выбрал для себя. Отказывалась уходить. Переворачивала верх дном установленный порядок. И даже когда ты уходила из дома, я продолжал чувствовать твоё раздражающее присутствие в каждом уголке это города. Поэтому я решил тебя убить.
Я несколько раз моргнула, пытаясь осознать только что сказанное.
— Убить? А я и не знала, — только и смогла пролепетать я.
Впрочем, моя дурость была мило проигнорирована, а может и вовсе не замечена Стиком. Он не исповедовался, не объяснял и не винился, просто рассказывал, как это было.
— Я мог бы убить тебя так, что ты даже бы этого не заметила. Для всех просто произошёл бы несчастный случай. Но за время нашего противостояния я начал испытывать уважение к твоему упорству, и поэтому решил убить тебя лично, дав возможность увидеть того, кто станет причиной твоей смерти.
— Эм-м-м, спасибо, это очень благородно, — улыбка вышла несколько кривоватой. — И я помню, как ты впервые появился передо мной — выглядел ты тогда довольно пугающе. Тогда я действительно подумала, что меня сейчас будут убивать — хотя позже я всё-таки смогла уверить себя, что мне всё это показалось. Почему ты тогда передумал?
— Заглянул тебе в глаза, — просто ответил Стик, — и понял, что без тебя мне будет скучно. Что уйдёт не только мучавшее меня беспокойство, но и жизнь — точнее, та тень жизни, которую я мог чувствовать, благодаря тебе.
— А ведь это похоже на признание в любви, — рассмеялась я. Стик не понял моей шутки.
— Я тебя не люблю. Я не умею любить, по крайней мере так, как это понимают люди. Но... я не хочу твоей смерти. Твоё присутствие радует меня.
— Возможно, это лучшие слова, что мне когда-либо говорили.
Если бы я могла, я бы обняла Стика, и не отпускала его долго-долго.
Затем я ела, забравшись с ногами на стул, и рассказывала о своих приключениях, а Стик слушал, безмолвно и неподвижно сидя рядом, и в этот момент я поняла, что моя семья это не только мои родичи, но и он — бессмертное существо, древний, могущественный дух, из прихоти взявший надо мной опеку. Я не заметила, как заснула за столом, и проспав почти целые сутки, проснулась уже ранним утром следущего дня в своей постели. Сладко потянувшись, я позволила ещё несколько минут подремать, и лишь затем отправилась принимать водные процедуры. Лишь вытирая влажные волосы полотенцем, стоя у окна, я поняла, что меня беспокоило с самого моего пробуждения. Слишком тихо. Ни одного звука не раздавалось с улицы. Я жила в очень тихом районе у самого парка, и обычно здесь бывало достаточно безлюдно в будни, но в выходные район оживлялся — люди стекались в парк, чтобы провести первые тёплые деньки на природе. Мамаши с колясками, пожилые дамы с собачками, франтоватые кавалеры на породистых лошадях — нет нет, да и раздастся раскатистый смех с улицы или детский плач разобиженного на свою няню ребёнка. А сейчас с улицы не раздаётся ни звука, хотя из открытого окна, выходящего на парк, я вижу, что сегодня собралось достаточно праздно шатающегося народа. Чудеса, да и только. Хотя я знаю, кто отвечает в моём доме за чудеса.
Спускаюсь вниз и неуверенно заглядываю в открытую дверь подвала.
— Истик?
Возможно, он уже ушёл, бродит где-то по улицам своего города, и даже если услышал меня, едва ли будет возвращаться обратно. Я закрыла дверь, повернулась к ней спиной, и вздрогнула. Никак не могу привыкнуть к тому, как он появляться за спиной.
— Тебя ждут у дверей.
— А почему не стучат? — удивилась я.
— Стучали пару часов назад. Я убрал все звуки, чтобы ты могла выспаться.
— Понятно, — вздохнула я, и отправилась взглянуть на раннего гостя.
На крылечке сидел Тари, смотрящий на меня взглядом побитой собаки. Я тут же почувствовала вину — уехала вчера как ни в чём не бывало, оставив его с не с слишком дружелюбными к салдорцу арэнаи. В душе, напополам с виной, закипал гнев на моих родичей.
— Тебя что, мой дед выкинул из дома?
— Нет, я сам вызвался прийти.
— По чужому городу?
— После Хорхейна мне мало что страшно, да и не такой уж я деревенщина, чтобы потеряться. Я много где бывал с господином Орани, — он порылся в кармане, и что-то оттуда достал: — я принёс тебе записку от Эрика.
Разворачиваю небрежно смятую бумажку — просит приехать как можно скорее. Рорик требует. И приписка про то, что дед не слишком хорошо себя чувствует, и время не ждёт. Сердце кольнуло чувством вины — уехала, даже не поинтересовалась, всё ли хорошо у Рорика. Но бежать по первому зову тоже не хотелось. Дед был известным манипулятором, и даже своё нездоровье использовал как способ воздействовать на меня...
— Я сейчас отправлюсь в усадьбу Эйнхери, но перед этим мне нужно заглянуть кое-куда. Ты со мной, или останешься здесь?
Салдорец встревоженно взглянул в приоткрытую дверь, как будто пытаясь увидеть что-то внутри.
— Тари?
Он встряхнулся.
— Не хочу оставаться здесь.
Я внимательно посмотрела на него:
— Что-то чувствуешь?
— Скорее, кого-то, — пробормотал он, испуганно съёживаясь.
— Всё в порядке, тебе не причинят вреда. Но... лучше останься на улице. Я только переоденусь, оставлю еду для кота и захвачу вещи.
Стик сидел на подоконнике в моей комнате, выглядя на фоне идиллического, светлого пейзажа мрачным, гротескным персонажем древних легенд. Впрочем, он и был таким персонажем.
— Он почувствовал меня.
— Очевидно.
— Мальчик не обычный человек. Я чувствую в нём силу, сродни моей. Это тот, кто выпил Ниаз?
Вчера я рассказала Стику про то, что мы убили Богиню бурь, но я так и не поняла, зол ли на нас дух или ему всё равно.
— Ты хочешь мести? — настороженно спросила я.
— Нет. Это была честная битва, и Ниаз оказалась слабее. Она получила то, что заслуживала. Но человек с силой духа — это не правильно. Салдорец может быть опасен, так как в отличие от нас не скован никакими правилами.
— Он также может быть полезен, — возразила я. — А мне сейчас нужна любая помощь. Пожалуйста, не трогай его.
— Как хочешь, — пожал Стик плечами, как мне показалось недовольно, и исчез.
Одеваясь в столь привычную для меня когда-то одежду — длинную тёмную юбку и плотную белую блузу, сверху которой я накинула строгий жакет, я подумала о том, как многое изменилось за это время. Я изменилась. Даже в своей старой одежде я была другая — и внешне, и внутренне. Взгляд в зеркало это подтвердил. Исчез светский лоск, исчез образ загадочной леди — я была тем, кто я есть, и ничего больше. Вздёрнутый нос с мелкими пятнышками веснушек на загорелом лице, выгоревшие короткие волосы, совершенно возмутительным образом игнорировавшие попытку собрать их в причёску, серые глаза, смотревшие на мир не снисходительно и строго, как когда-то, а скорее, дерзко. Когда я перестала прятаться от реальности, от себя? Наверное, это произошло тогда, после салдорской пустыни, после моей смерти в Пустошах. Я стала собой, но зато познала страх и беспомощность. И лишь после того, как испила из Источника, после того, как я обрела вторую сущность, я избавилась и от этого страха. Рука потянулась к декоративной маске, которую я всегда надевала, перед тем как отправиться во дворец, и тут же отдёрнулась. Мне не нужна больше маска. Мне больше не хочется прятать своё лицо. Подхватив с кушетки сумку, я улыбнулась своему отражению, и поспешила вниз.
— Куда мы идём? — спросил Стик, спеша за мной. — Дом Эйнхери в другой стороне.
— Навестим одного старого знакомого. Я обещала ему кое-что передать.
У меня было много вопросов к Грегори.
Несмотря на мои опасения, во дворец нас пустили без проблем — правда, проводили излишне внимательным взглядом, но тут мне опасаться было нечего. Ещё до того как стать имперским боевым магом и войти в пятёрку, я служила в дворцовой страже и была в достаточно неплохих отношениях с капитаном гвардии, так что можно было надеяться, что он даст мне фору, а то и вовсе проигнорирует моё появление во дворце. Не то что думала, что Майстер дал приказ о моём аресте (на столь крайний шаг он не решился бы даже сейчас, в помрачённом состоянии рассудка), но задержать для "беседы" он вполне мог — а не встретившись предварительно с Канцлером и Рориком, я не готова была отвечать на монаршие вопросы. Слишком многое могло быть понято неправильно.
Тари тоже вызывал некоторые вопросы — всё же нечасто появлялись салдорцы в самом сердце Империи арэнаи. Наш путь сопровождали шепотки и недоуменные взгляды, но никто не пытался нас задержать, полагая, что раз салдорец свободно ходит по дворцовым коридорам, то значит, так и полагается.
Больше всего я опасалась, что не застану Грегори в своём кабинете — помниться, его всегда было сложно поймать без предварительно назначенной встречи. Но секретарь, молодой мужчина с презрительным взглядом, подтвердил, что Канцлер у себя.
— Вам назначено? — поджав губы, спросил он, демонстративно заглядывая в свои бумаги.
— Нет, но я думаю, он будет рад меня видеть. Скажите, что пришла Агнесса Эйнхери.
Взгляд секретаря сразу же изменился.
— Айри Эйнхери, — пробормотал он, — я вас не узнал. Подождите здесь, я сообщу лорду Канцлеру о вашем прибытии.
Я вежливо улыбнулась. Что же, подчинённые Нортона меня уже не узнают, но всё ещё побаиваются. Ещё бы — по мнению большинства, я была на особом счету у грозного Канцлера...
— Как мне представить молодого человека?
Я переглянулась с Тари.
— Никак. Он подождёт меня здесь.
Нортон сидел за стеклянным чайным столиком у раскрытого окна, и лёгкий весенний ветер шевелил тёмные, сильно отросшие с последней нашей встречи волосы. Лицо его было скрыто полумаской — классическим чёрно-белым домино, закрывавшем лишь верхнюю часть. Впрочем, даже так было видно, что чувствует Грегори себя не очень хорошо — выдавали горькие складки у рта и потрескавшиеся губы, по цвету почти сливавшиеся с бледной кожей. Перед ним стоял бокал с терпко пахнущим бренди, хотя обычно Грегори предпочитал не пить в утренние часы.
— Лорд Нортон, — коротко, в воинской манере кивнула я.
Садиться я не спешила: Грегори не любил вольностей от своих подчинённых, а злить мне его в этот раз не хотелось. Но и он не был настроен играть в официоз.
— Давай без этого, — махнул узкой ладонью Канцлер. — После того, что мне пришлось вынести по твоей вине, твоё притворное смирение кажется просто издевательством. И перестань маячить. Садись и выпей со мной.
— Мне потом идти к деду, — сказала я, присаживаясь напротив Грегори и принимая наполненный наполовину бокал. — Не уверена, что ему понравиться, если я приду выпившей. Впрочем... почему бы мне немного не расслабиться?
Грегори задумчиво проследил, как я одним глотком осушила бокал, и заметил:
— Лихо. Хочешь разозлить Рорика?
— Ты как всегда проницателен.
— И из-за чего ты на этот раз обиделась на деда?
Я вертела в руках ножку бокала, а затем решительно протянула его Грегори, чтобы он налил ещё.
— Из-за сущего пустяка, — мой голос был ровен, лишь тень напряжения проскальзывала в нём, — помолвки, которую я не могу расторгнуть.
Бутылка в руках Канцлера дрогнула, и капли драгоценного напитка пролились на стеклянную столешницу.
— Даже так? И кто счастливчик?
Я откинулась назад, разочарованно вздыхая.
— Не делай вид, будто не знаешь. Ты слишком ненатурально удивился.
Грегори внимательно посмотрел на меня, а затем чуть улыбнулся, возвращая мне наполненный бокал.
— Твои ментальные способности стали лучше.
— Дело не в ментальных способностях.
— Тогда как ты поняла, что..?
— Блефовала.
— Растёшь, — пробормотал он, криво улыбнувшись. — Теперь ты будешь ненавидеть и меня, за то, что я не сказал, не предупредил?
— А есть смысл? — вяло пожала плечами я. — У тебя наверняка тысяча объяснений, почему ты не мог этого сделать.
— Я заботился о тебе.
— Не сомневаюсь.
Мы молча сидели, глядя друг другу в глаза, вот только молчание между нами не было умиротворённым. Скорее уж, это было похоже на затишье перед бурей. Сквозь прорези маски-домино на меня смотрели уставшие, покрасневшие глаза — то ли от лопнувших сосудов, то ли от... про плохие варианты мне думать не хотелось, но и игнорировать я их не могла. Слишком уж живо я помнила то, с какой яростью Канцлер желал моей смерти, будучи под воздействием зелья шаноэ.
— Сними маску, — попросила я его.
— Зачем?
— Хочу видеть, что с тобой происходит.
С тихим стуком маска ложиться на стол.
— Ужасно выглядишь.
— Знаю.
— Ты болен, — не спрашиваю, утверждаю я.
Обтянутые пергаментной кожей скулы, ввалившиеся щёки, веки, как у беспробудного пьяницы — неудивительно, что он носит маску, я бы тоже не хотела, чтобы меня видели в таком состоянии.
— Возможно.
— Может быть, я могу тебе помочь.
— Решила заняться ещё и целительством? — иронично спрашивает Канцлер.
Я достаю из сумки круглую шкатулку, кладя ладони сверху неё.
— Это дал мне Анхельм. Просил передать для тебя. Я полагаю, в ней находиться панацея от твоей болезни.
Зрачки Нортона расширяются, и он тянется рукой над столом, стремясь как можно быстрее завладеть шкатулкой. Я отодвигаюсь дальше, давая понять, что не собираюсь её отдавать. Ноздри Канцлера яростно раздуваются:
— Что это за детские игры, Агнесса?
— Ты знаешь, — медленно начинаю говорить я, балансируя шкатулкой на самом краю столешницы, — Анхельм сказал мне, что моих сил не хватит открыть запертую им коробку, и он был прав, как бы я не старалась, шкатулка мне не поддавалась. Но зато в моих силах сделать кое-что другое. Уничтожить её.
— Зачем бы тебе это понадобилось? — зло спросил Грег, не отрывая взгляда от моих пальцев, поглаживающих деревянный корпус коробочки. Он понимал, что моей силы действительно на это хватит.
— М-м-м, — я склонила голову, с любопытством наблюдая за Канцлером, — к примеру, чтобы понять, что произойдёт с тобой, когда ты не получишь содержимое шкатулки. А Анхельм ведь, возможно, приедет ещё не скоро. Как ты продержишься без него?
