Однако все оказалось далеко не так просто, как хотелось бы.
Единственный доступный для такого автомобиля путь проходил из Иркутска через Култук и далее по прибрежной байкальской дороге, чуть более ста километров. Километров тридцать можно было срезать через лесистые холмы, но имелся высокий риск того, что машина там просто застрянет. Хина решила не рисковать. Уже в машине Оксана провалилась в горячечный бред. Температура ее тела перевалила за сорок градусов, она едва дышала из-за переполняющей носоглотку слизи. В бреду она несвязно шептала нечто, отдаленно похожее на алгебраические выкладки, но не имеющее никакого смысла. Пользуясь одним из дронов как ридером, Хина начала просматривать содержимое тетрадей. Однако низкокачественная бумага стала хрупкой от древности, приходилось обращаться с ней очень аккуратно, так что дело шло медленно и печально. На скверном шоссе с накатанной в асфальте колеей машину трясло и бросало из стороны в сторону. Пришлось сбросить скорость до полусотни кликов в терранский час, чтобы не повредить Оксане (для сравнения: разрешенная скорость на автострадах в СНЕ и САД — двести двадцать кликов в час для автономных автомобилей и сто пятьдесят для ручного управления).
Вскоре Хину догнал второй автомобиль опричников и пристроился сзади, не пытаясь обогнать, но и не отпуская. Потом к нему присоединились еще одна опричная машина и автомобиль без опознавательных знаков, зато с густо затонированными стеклами, на каких ездили чинские "смотрящие". Хина не обращала на них особого внимания, поскольку экшн-дроны могли без труда справиться с любым количеством людей без силовой брони и тяжелого вооружения. Такой эскорт даже оказался на руку, поскольку дорогу в нескольких местах перекрывали военные блокпосты, не пытавшиеся задержать процессию. Один из наших дронов с высоты следил за местностью, признаков засады не наблюдалось, так что до самого Култука Оксану довезли без приключений.
Однако на границе города к кортежу присоединился ее один непрошенный гость. Санду — на его боках в ультрафиолетовом диапазоне отчетливо виднелись царапины от недавнего обстрела — возник в полусотне метров от машины, исчез появился снова в тридцати метрах с другой стороны... и через несколько секунд прочно занял место над ней. Он не летел, а передвигался странным дискретным способом: оказывался над машиной, оставался на месте пару секунд, потом снова оказывался сверху. Эскорт тут же отстал и растворился в густой вечерней тьме неосвещенной дороги, а Санду выпустил свои щупальца и принялся размахивать ими в воздухе без какой-либо видимой системы. Хина не останавливалась, тем более что дорога вошла в город со скудным, но все же дорожным освещением и ехать стало проще. Окраинные районы, застроенные бараками, кишели людьми, в основном чинскими рабочими, которые с разинутыми ртами пялились на небывалое зрелище. Наверняка они уже были в курсе событий с Санду, потому что едва ли не каждый первый хватался за наглазники, видимо, транслируя происходящее в Сеть.
Пропетляв по окраинным улицам, Хина выбралась на прибайкальскую дорогу. Санду продолжал мерцать вслед за ней, все так же размахивая щупальцами. Вскоре начались блокпосты чинской армии, а ближе к входу на склад — и других военных, но их уже предупредили. Атаковать Санду никто не стал, хотя пальцы на спусковых крючках, триггерах и гашетках наверняка чесались у всех солдат без исключения. И через два с половиной часа после выезда из города наша компания наконец-то воссоединилась. К тому моменту Алекс уже запросил у окружающих помощь, так что у палатки собрался целый консилиум из восьми полевых медиков со всего мира. С Оксаны бесцеремонно содрали ее грязные драные тряпки, протерли дезинфектантами, просветили и ощупали со всех сторон и поставили диагноз: острая респираторная инфекция вирусного происхождения. Сбивать ей температуру не стали, лишь вкололи снотворное, какое-то сосудорасширяющее средство для облегчения дыхания, а заодно несколько антибиотиков для профилактики вторичных бактериальных инфекций (Алекс уже просветил их насчет состояния ее иммунитета). Затем ее закутали в термоизолирующие пледы и оставили в покое на носилках подключенной к монитору состояния.
Санду, между тем, завис над нашей палаткой вертикально и еще какое-то время размахивал вокруг щупальцами. Ни на военных, ни на экшн-дроны вокруг он не реагировал вообще. Слабую реакцию он продемонстрировал на вышедшую из палатки Мотоко, коснувшись ее одним из щупалец, но тут же оставив в покое. На Алекса он не среагировал, мной заинтересовался на пару десятков секунд. А потом одно из его щупалец небрежно пробило палатку (пулезащитную, между прочим) и уперлось в голову Оксаны.
И так он и завис примерно на десяток вминут. Мы в растерянности наблюдали за картиной, не решаясь, да и не зная, как вмешаться. Большое щупальце раскрылось на конце и выпустило целый ворох маленьких и тонких, окутавших ее голову сплошной пеленой. Потом они втянулись обратно и большое щупальце убралось восвояси, зато вместо него несколько десятков потоньше опустились вокруг палатки, колышась, как щупальца медузы. Через пару десятков вминут стало ясно, что ничего нового не ожидается, но и отправляться по своим делам Санду не намерен. Очевидно, что он весьма заинтересовался именно Оксаной. Но почему?
Оксана, между тем, очнулась от медикаментозного сна, но в сознание не пришла. Ее голова металась по подушке, раскрытые глаза оставались неподвижными, а губы продолжили шептать математические формулы. Сначала ее речь казалась бессвязным бредом. Однако потом Хина, которая уже закончила читать тетради, вдруг распознала последовательность из одного определения, введенного при доказательстве теоремы из области тензорного исчисления. И в тот же момент по завесе щупалец Санду прошла волна мгновенного движения. Несколько секунд спустя ситуация повторилась. Потом наступила долгая пауза, так что я уже решил, что речь о случайных совпадениях, но затем Санду среагировал на шепот Оксаны трижды подряд с интервалом в несколько секунд.
Мои подсказки Алексу явно не требовались, потому что они вдвоем с Мотоко затормошили Оксану, пытаясь привести ее в себя. После вминуты энергичной тряски, сования под заложенный нос пробуждающей химии и даже довольно громких пощечин ее взгляд наконец сфокусировался. Шептать она перестала, а вместо того попросила пить.
— Где я? — осведомилась она затем так тихо, так что мои внешние микрофоны едва отфильтровывали ее слова из фонового шума.
— Временный пункт у входа на свалку Санду, — просветил Алекс. — Там, где тебя поймали. Как себя чувствуешь?
— Так, словно сейчас сдохну, — пробормотала она чуть громче. — Башка раскалывается, перед глазами плывет. Где... тетради?
— Здесь, — Алекс постучал пальцем по стопке на контейнере с полевыми рационами. — Забудь. Расслабься. Других проблем хватает.
— Нельзя... забыть. Нужно... читать. Он... говорит...
— Кто? Кто говорит?
— Не знаю. Перед глазами плывет...
Она глубоко вздохнула через рот, задержала дыхание, потом заговорила сдавленным, но четким голосом.
— Алекс, тетради сохранить. Любой ценой. Там материалы, способные помочь в навигации по минорным измерениям. Я не все понимаю, но это понимаю. Попроси Хину просканировать и передать нашим.
— Уже сделано, — сказала Хина. — Оки, не волнуйся. Тебе уже ввели лекарства. Сейчас тебе надо беречь силы, чтобы выздороветь.
— У меня иммунитет подавлен. Могу не выздороветь. Хина, не перебивай. Я не ребенок, меня не надо успокаивать. Тетради важны. Он говорит со мной. Не словами...
Она осеклась и тяжело задышала. Ее глаза начали закатываться под лоб, но она снова взяла тело под контроль. Я мог только догадываться, каких чудовищных волевых усилий стоила ей способность говорить ясно и недвусмысленно. В отличие от нас, повышение температуры человеческого тела даже на два градуса ведет к нарушению физиологических процессов в мозгу и, как следствие, к проблемам мышления.
— Алекс, он говорит со мной. Не знаю, кто. Не спрашивай. Это не бред. Математика... поток перед глазами, я его вижу, потом... потом кто-то сам рисует символы. Каша. Невнятица. Не понимаю ничего. Тексты тоже не понимала. Он реагирует на ключевые последовательности. Пытается общаться. Не знаю, кто.
— Что за тетради? — спросила Хина. — Откуда?
— Головешка... прадед... надо найти Головешку... Нужно узнать, откуда у прадеда... Говорил, что крыша съехала... что сам с собой говорил... может, не с собой... может, с ним... может, кто-то есть здесь, в Иркутске... не наш... чужой... в доверительном интервале... криволинейный интеграл от микрорайона...
Видимо, Оксана снова утратила контроль за собой, потому что дальше она забормотала полную бессмыслицу. Ее глаза закрылись, голос утих, но губы продолжали шептать. Дрон Хины снаружи продолжал транслировать изображение Санду и волны движения, время от времени пробегавшие по щупальцам.
— Оки! — Алекс тряхнул ее за плечи, но Хина остановила его.
— Не надо, пусть спит. Ей надо спать, чтобы организм полностью сосредоточился на борьбе с инфекцией.
— Она... у нее что-то в голове происходит!
— И как ты это исправишь? Алекс, ты же видишь, бодрствование никак ей не помогает.
— Врач прибудет к утру, — сказала Мотоко. — Настоящий врач. Не полевой медик.
— Откуда? — удивился Алекс.
— Отоо-сама сказал, что обеспечит.
— Мотоко-тян, мы от Ниппона... — Алекс на секунду замолчал, сверяясь с наглазниками, — мы в трех тысячах кликов от Хоккайдо. Причем по территории Русского Мира под полным контролем Чжунго. Как сюда попадет врач?
— Не знаю. Но отоо-сама сказал, что обеспечит, а он всегда выполняет обещанное.
Алекс явно не выглядел убежденным, но развивать тему не стал. Он больше не предпринимал попыток растормошить Оксану. Вместо того у нас появилась новая тема для обсуждения.
Зависший над нами Санду явно реагировал на мысли Оксаны, причем на совершенно конкретные — связанные с математическим аппаратом из таинственных тетрадей, оставшихся от чьего-то прадеда. И не просто реагировал, а еще и пытался отвечать (что именно он является неизвестным "кто-то", сомнений не оставалось даже у полностью лишенной романтизма Хины). Отсюда автоматически вытекало несколько весьма интересных выводов, и в том числе — что Санду находятся на Терре уже достаточно давно, чтобы распознать в людях разумных существ и весьма детально ознакомиться с их нейрофизиологией. Как давно? Если тетради изначально связаны с ними каким-то способом, то, судя по состоянию бумаги, проанализированном Хиной, срок измеряется минимум терранскими десятилетиями. Следовало учесть, что бумага для учебных тетрадей, как и сами тетради даже в Русском Мире вышли из употребления более полувека назад. Получается, что Санду занимались изучением людей еще тогда, когда те лишь начинали по-настоящему осваивать космос. И ни люди, ни Стражи даже не подозревали об их присутствии.
А еще — еще автоматически получалось, что Санду разумны по-настоящему. Раньше еще можно было строить гипотезы, что мы имеем дело с жестко запрограммированными автоматами, со свихнувшимся искусственным интеллектом с миссией завоевать Вселенную или с чем-то подобным. Но скрытое присутствие с целью изучения и попыток контакта доступны лишь разумным существам. А значит, следовало немедленно бросить все силы не только на их поиск, но и на средства коммуникаций с ними.
К тому моменту паника от первого контакта с Санду уже прошла. Их то ли корабли, то ли дроны продолжали появляться тут и там — и у поверхности Терры, и возле орбитальных платформ и верфей, и даже в Поясе — но агрессии не выказывали. Наоборот, они словно демонстративно давали себя осмотреть, после чего исчезали. Однако наше подземелье оставалось единственным местом, хоть как-то похожим на их базу. Первые исследовательские партии, состоящие из военных, быстро осознали, что плутание в дебрях искаженного пространства особого толку не даст, а потому с явным облегчением выполнили приказ его покинуть. За обследование взялись уже настоящие исследователи.
Аэропорт Иркутска стоял заброшенным несколько терранских десятилетий. Разумеется, там давно не работала никакая аппаратура, а взлетно-посадочная полоса и рулежная дорожка были завалена грязью, камнями и даже обломками старых автомобилей: полосы иногда использовали для автогонок. Посадить туда самолет возможным не представлялось. Однако терране недаром несколько веков развивали военные технологии и прорабатывали самые разные сценарии. Двум тяжелым транспортным "Тесеям", в сопровождении танкера вылетевшим с авиабазы ВВС СНЕ под Житомиром, потребовалось чуть менее шести местных часов, чтобы преодолеть пять тысяч километров до Иркутска.
Оказавшись над городом, они сбросили четыре десантных платформы с тяжелой техникой, приземлившиеся точно в аэропорту. В течение часа "Тесеи" нарезали круги над окрестностями, пока бульдозер освобождал полосу от хлама, чистильщики убирали грязь, а ремонтный агрегат заливал выбоины быстротвердеющим цементом. Поскольку ВПП всегда строились весьма солидно, ущерб поверхности оказался невеликими, а ремонт не занял много времени. Управляемые дискинами самолеты успешно сели, техники выгрузили из них навигационное оборудование, запустили временный диспетчерский пункт, после чего транспортные самолеты СНЕ, САД и Индии пошли потоком. Они несли топливо, тяжелую боевую технику, подземные сканеры, геодезическое и сейсмическое оборудование, лазерные дальномеры и лидары и еще массу всего, что теоретически могло бы понадобиться. Чжунго не отставал, хотя и сажал самолеты на своей военной базе. Вскоре воздух над нашей палаткой наполнился стрекотом винтов транспортных вертолетов, которых доставили не менее двух десятков, а между экзоскелетами десантников и военной униформой солдат замелькали бежевые и зеленые комбинезоны исследователей. Санду на окружающую суету не реагировал. Интересовала его только и исключительно наша палатка с мечущейся в бреду Оксаной.
Вокруг нашей точки стремительно разворачивался огромный военный лагерь с войсками и исследователями четырех территориальных государств, к которым постепенно присоединялись и наблюдатели от корпостейтов. К полудню следующего дня лес, побережье и холмы в радиусе десяти кликов представляли собой сплошное скопище больших и малых тентов, импровизированных вертолетных площадок, под которые беспощадно выкорчевывались деревья, терминалов спутниковой и мгновенной связи и даже нескольких полевых госпиталей. В небе роились следящие и ударные дроны: по источникам радиосигнала Хина насчитала по крайней мере сто тридцать штук разного размера. На орбитах на разной высоте на резонансных движках висело тридцать семь военных кораблей — от сенсорных платформ до фрегатов с горячими копьями. А в центре этой бессмысленной суеты торчал бетонный сарай с вросшими в землю ржавыми дверями, наш тент и висящий над ним Санду, с великолепным презрением игнорирующий все, кроме девушки.
Что делать с Оксаной, мы не понимали. Она по-прежнему оставалась в плохом состоянии — в бреду, с высокой температурой, с зрачками, бешено летающими под закрытыми веками, и с губами, безостановочно шепчущими формулы. Она не могла дышать через нос, а в дыхании становились все более отчетливые свистящие хрипы, перебиваемые захлебывающимся лающим кашлем. Мы, разумеется, могли пустить к ней военных медиков, которых Хина отгоняла от нашей палатки разве что не кулаками своих экшн-дронов, но мы боялись. Боялись и возможной реакции Санду (мы прекрасно понимали, что ему требуется примерно полсекунды, чтобы превратить в чистое излучение и нас, и приличный объем прилегающего грунта), и реакции организма Оксаны. В конце концов, армейские медики лучше всего обучены вытаскивать раненых из боя и останавливать хлещущую кровь. А вот что делать с тяжелой формой вирусной инфекции при ослабленном иммунитете, они могут и не знать.