Я перевел дух, заблокировал дверь комнаты магионным щитом — от греха подальше, — и обернулся к Псу.
— Лада велела полчаса подождать, а потом она примет меры, — сказал я.
— Какие еще меры? — не понял Пес. Он по-прежнему сидел напротив клетки с Крысом, и шерсть на его загривке топорщилась по-прежнему.
— Ну, какие... — мяукнул я, оглаживая бока хвостом, — необходимые. Уж не знаю, что там такое произошло во время трансформации, может, Лада малость того... перебрала шампанского, но что-то явно не получилось. Ведь крысы таких размеров просто не существуют в природе!
— Пожалуй, ты прав, — в раздумье произнес Пес и приглушенно рыкнул. — А ежели он будет нормальных размеров, то его можно будет и из клетки выпустить... И не опасен он будет.
— Тебе не опасен, мне не опасен, а вот Жабу и Рыбу... да и Пауку с Петухом надо будет поостеречься.
После этих моих слов Пес ухмыльнулся — нехорошо так ухмыльнулся, злорадно, — и медленно, чуть ли не по слогам, произнес:
— Нет, он, Крыс, будет очень осторожен. Чтобы случайно кого не обидеть. Потому что любую обиду... Слышишь, ты? Любую обиду любому члену нашего семейства я восприму как личное оскорбление. И буду поступать соответственно.
— Так что, Крыс, — обратился я к притихшему монстру, поглядывающему на нас искоса своими красными бегающими глазками, — я бы на твоем месте вел бы себя очень осторожно. И очень вежливо. Чтобы не рассердить Пса.
— Выпустите меня, — прохрипел тот. — Выпустите. Я обязуюсь...
— Пока что рано тебя выпускать, — покачал я головой. — Вот Лада освободится...
Тут меня прервали. Из кабинета донеслось громкое — в три голоса — кукареканье. То есть один голос принадлежал Петуху, это уж точно, а вот два других...
— Что они там, с ума, что ли, посходили? — пробормотал я. — Развлекаются, надо же! Кукарекают! Ну, ладно, Петух, ладно, Ворон — не протрезвел еще. Но чтобы Паук, чтобы товарищ капитан Паук таким вот образом забавлялся!... Я пойду посмотрю, что там, а ты пока покарауль.
Дверь в кабинет оказалась закрыта слишком плотно, и Ворон не смог с ней справится самостоятельно. Поэтому они кричали, орали, пели — чтобы напомнить о себе, чтобы их выпустили, ведь они просто сгорали от любопытства. Когда все средства были испробованы, Паук скомандовал Петуху: "Голос!", и они с Вороном подтянули Петуху, в надежде, что уж трехголосие мы услышим. И оказались правы.
Все это мне быстро изложил Паук, спрыгнув с головы Петуха на стол, когда обезумевший от голода Петух промчался в кухню, чтобы разыскать что-нибудь съедобное. Ворон же, без всяких признаков опьянения и даже похмелья, приземлился в коридоре перед клеткой и рассматривал Крыса то одним, то другим глазом. Вид у него был напыщенный и недовольный.
— Интересно, сколько сейчас? — пробормотал я под нос, когда Паук смолк. — Пора уж на дверь заклятие накладывать, мне кажется. Времени много прошло, одиннадцать скоро, наверное.
— Так действуйте, — посоветовал мне Паук.
— Не могу, — отозвался я и коротко ввел его в курс дела.
Он покачал головой, но ничего не сказал.
Часы в кабинете почему-то стояли.
Я отправился было в бабушкину комнату посмотреть на ходики, но по дороге меня отвлекли. Сначала Домовушка, который попросил проверить концентрацию магионов в живомертвой воде — по его мнению, Жаб очухивался слишком медленно. Я проверил. Аппарат работал нормально. Да и Жаб вполне резво шевелил тремя не пострадавшими и четвертой, начавшей уже отрастать, конечностями.
Потом Ворон потребовал мои магоочки, которые давным-давно были переделаны из его магопенсне.
— Зачем тебе? — спросил я удивленно.
— Не нравится мне эта особь, — каркнул Ворон. — Что-то в ней не так. Кот, ты присутствовал при трансформации? Лада ничего не перепутала в заклинании?
Я объяснил, что при трансформации не присутствовал, что был в коридоре, и что трансформация прошла очень быстро, на глазах у нашей гостьи, которая в данный момент находится в комнате Лады, и что когда Лада с этой самой гостьей разберется, она все объяснит Ворону сама. Если сочтет нужным.
— Много воли взял, — пробормотал Ворон раздраженно, но больше никаких мер по обузданию моего, по его мнению, нахальства, а по моему мнению, смелости и принципиальности, не применил, только повторил свое требование о возврате ему магического оптического прибора.
Я вытащил магоочки, лежавшие в кухне на полочке, отведенной для моих вещей, и отдал их Ворону. Там же, на полочке, находилась трубочка, подаренная мне Дедом Морозом, и кисет с табаком. Я редко пользовался ею, потому что самостоятельно трубку набить табаком не мог. Но в этот вечер я решил, что имею право слегка расслабиться, и пошел в ванную за Домовушкой.
— Оставь его на пару минут, — сказал я Домовушке. — С ним уже больше ничего не случится. Идем, набьешь мне трубку.
Домовушка со вздохом поплелся за мной, согнал Петуха с хлебницы — хлебница у нас деревянная, резная, красивая, а эта невоспитанная птица долбила верхнюю крышку клювом в надежде добраться до жратвы, и почти что продолбила ее, испортив резьбу, — так вот, Домовушка, согнав Петуха с хлебницы, отрезал ему краюху, предложил и прочим, но мы, под влиянием пережитых только что волнений, пока не чувствовали голода. Кроме Рыба, но и он, из солидарности, согласился подождать общей трапезы.
Домовушка набил чашечку трубки табаком, примял его, раскурил, пустил колечко дыма, потом еще одно, потом протянул мне трубку и сказал:
— А зеркальце-то Ладушкино превращательное в мыльне лежит...
"Мыльней" Домовушка именовал иногда ванную комнату.
— Как лежит? — не поверил я. — А как же она трансформировала, без зеркала?
— Уж не ведаю, — сказал задумчивый Домовушка. — Бабушка-то, ежели по правде, в жизнь зеркальцем не пользовалась, так обходившись, ручками. Да Ладе до Бабушки, я чай, далеконько покамест... А, Воронок?
Ворон, кончив обход вокруг клетки, во время которого он обсматривал Крыса в магоочки со всех сторон, и чуть ли не обнюхал его (Крыса то есть) длинный голый хвост, влетел в кухню, сел на свой насест и задумался. Очков с клюва он так и не снял.
— Воронок, что я сказываю, слышал ли? Как наша Ладушка, в одной ли силе с Бабушкой, али пока еще нет?
— Нет! — буркнул Ворон, на мгновение оторвавшись от размышлений. А потом честно признал: — Не знаю! Ничего понять не могу.
Дверь в комнату Лады отворилась. Мы встрепенулись, насторожившись, а я быстренько, пока Лада не заметила, развеял магионный щит, отделявший комнату от коридора.
— ...Так что ничего ему не сделается, — продолжала Лада начатую еще за дверью фразу. — Будет жить здесь, в моей квартире, как и все прочие... Полюбуйся только на него! — произнесла она с отвращением. — Вот — герой моих, да и твоих тоже, ночных грез! Видишь, что он за тварь? А я его любила...
Лёня что-то пискнула в ответ. Что-то совершенно неслышное.
— Не советую, — произнесла Лада, пожимая плечиками. — И все равно у них ничего не получится. Не веришь? Сама спроси. У нас здесь уже двое милиционеров имеется. Знакомься: это вот Паук, капитан милиции, между прочим; а это — младший лейтенант Петух.
Петух, подобравший уже все крошки отрезанной ему Домовушкой краюхи и теперь поклевывающий молодые дубовые листочки на подоконнике, вытянулся в струнку и кукарекнул коротко, а потом гаркнул:
— Я!
Заглянувшая в кухню Лёня отшатнулась с ужасом и отвращением.
Потом она увидела меня с трубочкой и позеленела снова.
— А что, кот — он тоже, да?... — с трудом вымолвила она.
— И Кот, и Пес, и Жаб... А где Жаб, ребята?
— Пострадавши, — сообщил Домовушка, успевший уже сбегать в комнату и вернувшийся в кухню за веником и совком. — Плавает в водичке живой, Коток ему наладил машинку... Лапка уж и отрастать почала. Но неторопливо растет, однако...
— А это кто? — кивнула Лёня в сторону Домовушки. Она одела уже пальто, и теперь придерживала воротник у горла, как будто опасалась, что кто-то ей сейчас перережет ее тоненькую шейку.
— А это Домовушечка, домовой то есть. Он у нас главная хозяйка.
Лёня вздрогнула и обернулась к двери.
— Выпусти меня поскорее! — сказала она. — Конечно, я никому ничего не скажу... А то меня в сумасшедший дом посадят.
— Тоже верно, — кивнула Лада, убрала от двери вглубь коридора клетку с забеспокоившимся Крысом и отодвинула засов. — Кот, пора заклятие накладывать, тебе не кажется?
Я положил трубку в пепельницу и спрыгнул с подушечки.
Лада распахнула дверь, стоя к ней вполоборота. Глядела она на Лёню.
— Ну, счастливо! — сказала она. — Я на тебя зла не держу, мы обе — пострадавшие... Но и ты уж, пожалуйста, на меня не злись.
Лёня обречено кивнула, не поднимая головы, сделала шаг к двери, и вдруг Лада истерически взвизгнула, схватила Лёню за рукав пальто, с силой дернула ее назад, и захлопнула дверь.
— Который час?! — закричала она, и в голосе ее был такой ужас, прямо даже паника, что все мы перепугались. Во всяком случае, у меня по шкуре пробежали холодные противные мурашки, Пес вздрогнул, Ворон сдавленно коротко каркнул, а Рыб всплеснул хвостом.
— Не знаю, — ответил я Ладе дрожащим голосом. — В кабинете часы стали, а в комнате ты была, а в бабушкину комнату я не заходил... И потом, я не мог наложить затворительное заклятие, пока ты не сказала, что собираешься делать с гостьей — выпускать ее или оставлять на ночь... Или навсегда, — я немного овладел собой, пока говорил, и к концу моей речи мой голос уже не дрожал, хотя уши по-прежнему прижимались к голове помимо моей воли. — А что случилось?
Лада, не ответив мне, метнулась в свою комнату, вылетела и из нее и бросилась по коридору в комнату Бабушки. И оттуда донесся ее горестный стон.
Мы помчались за ней, первым был Пес, за ним — я, Ворон летел над нашими головами, дальше Паук, сидя на голове Петуха, подгонял его короткими четкими командами, а следом шаркал валенками Домовушка.
В дверях мы столпились, не в силах поверить увиденному.
Лёня тоже подошла и встала сзади нас.
А Лада рыдала, стоя посреди комнаты, опустив бессильные руки.
И было от чего рыдать, а также и остаться без сил.
Дверь шкафа, только что починенная бывшим возлюбленным Лады, ныне безобразным Крысом, снова сорвалась с петель.
И не просто сорвалась — она разбилась вдребезги, и вдребезги разлетелось украшавшее дверь зеркало.
И на полу теперь высилась груда обломков и осколков.
Но что хуже всего — коробочка, которую мы совсем недавно наполняли вырвавшимися на волю хронофагами, валялась тут же, раздавленная. И ее было уже не починить, как не починить дверь и не восстановить зеркало. То есть может быть, если бы Лада очень постаралась, она могла бы наложить связующее восстановительное заклятие, даже и трещин не было бы потом, но заклятие это очень трудное, требует большой степени сосредоточенности, большого количества магионного сырья, а самое главное: прерывать работу нельзя ни на минуту, а времени такие вещи тоже требуют чрезвычайно много — от двух месяцев до пяти лет, — поэтому и с дверью шкафа, и с зеркалом можно было распроститься. Но это полбеды. Настоящая беда, да не просто беда, а двойная, тройная, пятикратного размера беда заключалась в раздавленной коробочке, ловушке и копилке для хронофагов.
А за окошком косматым шаром носилось с востока на запад солнце.
Г Л А В А Т Р И Д Ц А Т Ь В О С Ь М А Я, в к о т о р о й
Л а д а н а д о л г о у к л а д ы в а е т с я с п а т ь
И когда человек наконец хоть ненадолго забывается сном, он вправе ожидать, что друг будет оберегать его покой,
а не трезвонить почем зря,
словно пожарная машина.
Карлсон, который живет на крыше
— Что случилось? — спросила Лёня, и голосок ее дрожал то ли от испуга, то ли от напряжения. — Я домой хочу! Выпустите меня!
— Домой пока что тебе нельзя, — сказала Лада тусклым голосом. — А что случилось... Сама видишь, как наш герой починил мне шкафчик. И что теперь делать, я ума не приложу...
— Ладушка! — завопил Домовушка, отталкивая меня с Псом и бухаясь перед Ладой на коленки, прямо на эту груду осколков и обломков.
— Ладушка, меня, меня, медведя неповоротливого, виновать! Поспешал очень-но, не углядел, как и задел!... За клетушкой для этого твари меня Коток пославши, а я, торопившись, зацепился за дверку-то... а она и рухни...
— Не плачь, Домовушка, — ласково, но как-то безжизненно произнесла Лада. — Была бы добротно сделана, не упала бы. Хорошо еще, что мы укрепили перегородку в шкафу. Видишь, хроностазионы в нынешнем кризисе не участвуют...
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Дубина! — сварливо каркнул Ворон. — Когда ты только научишься мыслить логически!
— Солнце, — пояснила Лада. — В прошлый раз, если ты помнишь...
— Да, да, — перебил ее я торопливо, довольный тем, что понял. — В прошлый раз оно металось туда-сюда... А сегодня строго с востока на запад движется. То есть в прошлое нас не отбросит...
— Зато в будущее... — сказала Лада и замолчала.
— Да кто-нибудь мне объяснит внятно, что случилось! — взвизгнула Лёня. — И почему мне нельзя домой!
— Кот, займись ею, — велела мне Лада, не поворачивая головы. Она как-то подобралась, и голос ее звучал уже не безжизненно, а деловито, из чего я понял, что Лада взяла себя в руки и ищет пути выхода из создавшегося положения. — Если сразу до нее не дойдет, осторожно открой входную дверь и покажи, что там. Только осторожно, чтобы ни она, ни ты туда не сунулись.
Я со вздохом развернулся и потянул Лёню за собой. Мы пришли в кухню, где Рыб, развернувшись хвостом к нам, а рылом, соответственно, к окну, следил за поведением солнца. Тучи, прежде затягивавшие небо и мешавшие сразу же увидеть последствия катастрофы, рассеялись, и теперь Рыбу — да и нам тоже, — было прекрасно видно, что происходит.
— Насколько я понимаю, Кот, — обратился он ко мне, — у нас опять проблемы со шкафом.
Лёня, получив уже сверхнормативную дозу чудес, не удивилась говорящей рыбе. Она бессильно опустилась на лавку.
— Пальто ты бы лучше сняла, спаришься, — посоветовал я ей, а потом рассказал Рыбу, в чем дело.
— Этого следовало ожидать, — сказал он, поразмыслив. — Когда девушка так вот себя ведет, когда, вместо того, чтобы учиться, она мажется, она заводит р*маны, так вот завсегда выходит.
— Чем мажется? — не поняла Лёня, высвободившаяся уже из пальто. Пальто она аккуратно сложила рядом с собой.
— Красками мажется, — сказал Рыб и отвернулся к окну.
— Наш Рыб имеет в виду косметику. Он принципиальный противник макияжа, — галантно пояснил я.
Она вздрогнула и кивнула. По-видимому, соображение о карасе, являющемся принципиальным противником макияжа, не укладывалось в ее бедной глупой головке.
