Зверь лютый Книга 38 Ляхолетье

* * *

В эту эпоху в Силезии регулярные каноники держат почти все монастыри. Штук двадцать. Против двух-трёх всех других конгрегаций.

Я уже рассказывал о монастырях 11-12 в. на Святой Руси. Кто только их не основывал, на каких только принципах. Победил Студийский устав, распространяемый Киево-Печерской Лаврой.

В Европе тоже есть люди, которые хотят жить при коммунизме. Священники избирали для себя общинную форму жизни без мешающего пастырской деятельности аскетизма.

Возникшие в городах общины в разной степени следовали идеалам совместной жизни. Постепенно их нравственность и дисциплина пришла в упадок.

Каноники (clerici canonici, clerici regulares или clerici canonici regulares) — кто следовал Ахенскому уставу, допускавшему личную собственность, называли секулярными, принявших обет бедности — регулярными. Такой монастырь, например, основала Анна Ярославна во Франции.

Бедность: четыре фунта хлеба и шесть мер вина в день.

Нынче, в сер.12 в., каноники следует, в основном, уставу св. Августина, имеют личную собственность, пренебрегают бедностью и целибатом. Независимы. Попытки устроить им всемирную конференцию раз в три года, как у бенедиктинцев — не прижились.

Только в 1544 г. началось сведение в единую структуру независимых объединений епархиальных священников. Назвали Конгрегация Регулярных каноников св. Августина. Часть общин со временем стала основой других конгрегаций и орденов. На 2012 г. членов — 240, из них священников — 205.

Канонники обращены в мир. Священники/проповедники — не отшельники. Папа или епископ, может быть, им авторитет. Но не начальник.

Факеншит! Это ж просто напрашивается! Нельзя ли из тысячи этих ребят набрать сотню, которые будут проповедовать что-то вроде нашего дешёвого православия. И целибата у нас нет...

* * *

Проводник долго стучал в ворота, потом препирался с привратником, мешая цитаты из Святого Писания с местными вульгаризмами. Вконец замёрзшие и промокшие путники были допущены в стены монастыря. Предводитель понаблюдал за постановкой коней в конюшню, проверил качество засыпаемого в ясли овса, убедился, что в странноприимном доме накрывают стол, и, приглашённый послушником, направился на встречу с отцом настоятелем.

— Мир тебе, странник.

— И тебе, отец Иероним.

Вошедший внимательно оглядел монаха, стоявшего рядом с настоятелем.

— Князь Ярослав Болеславович? Здрав будь, брат. Мы же оба рюриковичи? Так что — братья. Присядем?

Небольшое низенькое каменное помещение. Посреди — простой деревянный стол и две лавки. Никаких скатертей, шитых подушек или покрывал, никакой дорогой посуды на столе или занавесей по голым каменным стенам..

— Надеюсь, князя Святополка Юрьевича не смутит скромная монастырская трапеза?

Иероним, крупный толстый мужчина, с мощными ручищами, скромно сложенными на животе, с гривой торчащих в разные стороны вокруг давно небритой тонзуры светлых волос, внимательно вглядывался в гостя.

— Брось, Иероним. Я за полтыщи вёрст по дождю не разносолы хлебать приехал. Сядем.

Скинув тяжёлый, пропитанный водой плащ на руки слуге, который немедленно убежал искать место для сушки, гость, невысокий, довольно субтильный, в простом кафтане с потемневшими от воды плечами, с мечом на поясе, уверенно сел за стол и махнул рукой, указывая хозяевам на лавку напротив.

Он же князь? — милостиво разрешил монасям разделить с ним трапезу.

Два свечных огарка, скудно озаряющие помещение и оставляющие тени в углах, блюдо с толстыми нарезанными ломтями пшеничного хлеба, куски крошащегося овечьего сыра, кувшин с вином и три деревянных кубка.

— Вино-то согрели? Молодцы. А я уж решил, что нам тут не рады.

— Гость в дом — бог в дом. Накормить и обогреть путника, дать ему кров в непогоду — наш долг перед Господом. Однако, что за заботы привели тебя к нам?

Миссионер отхлебнул вина, закинул на язык кусочек овечьего сыра. Улыбнулся по-доброму.

— Вкусно. А забота у меня простая. Чисто мирская. Серебра срубить по-быстрому..

Хмыкнул на настороженные напряжённые взгляды каноников.

— Почти три месяца прошло с битвы у Завихоста. Многие благородные паны пали, подняв мечи против законного господина страны, Болеслава, пятого этого имени, и его матушки, которая управляет здешним краем.

— Тамошним краем.

Миссионер поразглядывал прервавшего его настоятеля.

— Вот именно. Она правит там. А всякие... чудаки отсюда — полезли туда. Ну и получили. Кого закопали, кого в темницу кинули. Мда... Об чём и речь. Твои отец и дядя, — Миссионер повернулся к монаху, — пребывают ныне в плену. Следуя рыцарскому обычаю, силезцы должны выкупить своих князей. Я и приехал, дабы договориться об этом.

Монах и настоятель переглянулись. Так вон оно что!

Независимость Силезии не отрицается. Наоборот, выкуп требуют. Как с иноземцев.

— Сиё дела мирские, и наша скромная обитель ничем в том помочь не может.

— Обитель — нет. А вот князь Ярослав...

Миссионер отщипнул хлеба, пожевал. Приятно удивился, отщипнул ещё кусочек. Оглядев напряженно ожидающих продолжения собеседников, максимально просто, по шагам, как детям, принялся объяснять:

— Выкупить сюзерена — священный долг вассала. Так? Силезцы — вассалы Долговязого и Плясоногого. Так? Вывод: Силезия должна выкупить своих князей.

Если положить на язык кусочек сыра... запить вином... удерживая во рту одновременно и то, и другое... и чуть-чуть погонять вино туда-сюда... то получается очень интересный вкус. А если с хлебом? Как-то князь Иван это... пьянственно называл... бутыль в рот? Не! Вспомнил! Бутерброд!

Миссионер прервал процесс дегустирования, столь приятный после долгой поездки в седле под дождём на холоде и продолжил свою сократическую беседу. В смысле: задавать примитивные наводящие вопросы:

— Выкуп — серебро. Так? Кто-то должен его собирать, хранить, везти. Какая-то власть. Власть в Силезии — князь. Кто?

— Э-э-э... ныне в Силезии власть — Вроцлавский епископ Жирослав Второй.

В прошлом, 1170 г., после ряда неурядиц, провала крестового похода, восстания братьев, изгнания краковских гарнизонов из Силезии, краха карательной экспедиции... князь-принцепс провёл ряд замен в составе высших иерархов. Я об этом — уже... Назначенный во Вроцлав Жирослав был попыткой удержать Силезию в сфере влияния Кракова после утраты династических, юридических и военных рычагов. Отправляясь к Кракову свергать еретичку-узурпаторшу, Долговязый оставил епископа и.о. князя. Другие вельможи были нужны ему для битв и управления захватываемыми землями. Где и остались.

Жирослава в Силезии не любят: краковский ставленник. Власть в Кракове переменилась, ставленник — ничей.

Как человек покойного Кудрявого Жирослав (факеншит! что за имя для католического епископа! индикатор степени христианизация не только здешних жителей, а и самой церкви) осторожно враждебен Долговязому. Который — под влиянием своей жены Кристины. Т.е. епископ враждебен княгине. Которая враждебна своему пасынку Ярославу. Т.е. Жирослав княжичу дружествен? Ежели что — поддержит? — Посмотрим.

— Слабоват, не потянет. А серебра нужно много и быстро.

— Много — сколько?

Любят люди деньги считать! Первый вопрос. Как будто это самое важное.

— Восемь тысяч имперских марок.

В РИ в следующем году Польша заплатила Барбароссе эту сумму за разрешение самим привести в разум вот этого Ярослава, его папу и дядю.

— Сколько?! За обоих?

— За обоих, если они оба будут живы к моменту внесения выкупа. Или за одного, если второй преставится.

Миссионер хмыкнул и, типа в шутку, добавил:

— Или вдвое. Чтобы не вернулись.

8000 марок — почти две тонны серебра. Неприятно, но не смертельно. Вдвое? — Очень неприятно.

Мысль: чтобы не вернулись — дошла. Глаза у обоих собеседников распахнулись. Но если очи и уста Ярослава так и остались в полуотверзтом состоянии, то Иероним, встряхнув ещё более встопорщившейся гривой, зло прищурился:

— Ты уговариваешь нас предать клятвы верности господам князьям нашим?

— Стоп-стоп. Иероним, ты же сам сказал: это дела мирские, к каноникам отношения не имеющие. Вы — божьи люди, ваше дело — богу молиться. А вот мнение князя Ярослава мне интересно. С учётом того, что батюшка его своему долгу отеческому изменил, прельщаемый развратной жёнкой Кристинкой, удумал лишить своего первенца доли в имении, от деда доставшегося. Не следует ли рыцарю, лишаемому наследства, восстановить закон и порядок и воссесть, по родовому праву, законным господином Силезии?

— А... а мачеха?

— А мачеху, с детьми и тётушкой, отправишь в Краков. Для воссоединения с законными мужьями.

Ярослав, потрясённый открывшимися, хотя и не вполне ясными, перспективами, тупо уставился в стол. Иероним — наоборот, сопел, прищуривался, впиваясь недоверчивым взглядом в спокойное доброжелательное лицо русского князя. А тот добрался до горбушки. И — дегустировал.

— Ты... твоя княгиня... она хочет поставить его правителем Силезии?

— Гос-с-споди, Иероним! Как пани княгиня, регентесса принцепса, может поставить кого-то в князья Силезские? Край закреплён за потомками Владислава Изгнанника императором. Конечно, цепочка: Владислав — Болеслав — Ярослав выглядит, на наш взгляд, уместной. Рюриковна Елена Ростиславовна была бы рада видеть господином Силезии рюриковича Ярослава Болеславича. Родная кровь, знаете ли.

Ярослав — пра-правнук Мономаха, Елена — пра-правнучка.

Миссионер помолчал и продолжил, выдерживая предположительный тон:

— А там, глядишь... короли Болеславы в Польше бывали. Почему бы не появиться королю Ярославу?

— Кого?! Его?! В короли?!

Потрясение настоятеля было выражено столь громко и явно, что даже обидно. Миссионер уже оттаял замёрзшим прежде лицом и смог сыграть мимическую сценку без слов.

Сперва изобразил крайнее недоумение крайним недоумением настоятеля. Затем внимательно оценил взглядом князя-монаха. Пришёл к выводу, что как князь тот вполне подходит. Что и изобразил физиогномически. Успокаивающе улыбнулся монаху и оборотился к игумену:

— Что тебя смущает, достопочтенный настоятель? Как известно, Великий Князь Казимир летом преставился по дороге в Святую Землю. Его сын, Великий Князь Болеслав, юн и пребывает ныне в паломничестве. Тяжкий груз забот лёг на плечи слабой женщины, его матушки. Само естество женское, слабость и нервичность, понуждают её искать опоры и защиты в новом браке. С тем, чтобы разделить с законным супругом беды и несчастия, грозящих ей ежечасно в этой стране.

Миссионер отметил мимоходом щербину на левом нижнем клыке в широко открытом рту Иеронима и поинтересовался:

— Не кажется ли вам, панове, что воссоединение Польши, объединение ветвей дома Пястов... достойная цель?

Лажа. Между Ярославом и Еленой нет четырёх независимых поколений предков.

Подобные браки постоянно совершаются в эту эпоху в Европе. Потом разводят. Несколько примеров — я уже...

Потом. Фактор времени.

С чем разойдутся брачующиеся? Да и будет ли кому расходиться...

— Это... официальное сватовство?

— Х-ха! Нет, конечно. Во-первых, сватовство идёт от жениха к невесте, а не наоборот. Во вторых... жених должен что-то из себя представлять. Что-то значимое. Просто регулярный каноник... маловато будет.

Молчавший до этого момента Ярослав вдруг проявил интерес к своей обсуждаемой судьбе. В несколько неожиданной плоскости:

— Э... ну... король... у нас же нет королей — только князья. А ты сказал...

— Ярик, не лови на слове. Королей в Польше нет. Ещё их нет в Силезии. И ещё совсемее их нет в обителях регулярных каноников. Но! Один Болеслав получил корону от Императора, другой от Папы. Прецеденты. Почему бы Великому Князю Польскому не получить снова корону от императора? Учитывая явную поддержку Барбароссы.

Теперь уже Ярослав разглядывал Миссионера широка распахнутыми глазами. А Иероним мрачно упёрся взглядом в полупустое блюдо с ломтями хлеба.

— Не куксись, Иероним. Вы же не цистерцианцы, не бенедиктинцы, даже не августинцы. Вы следуете советам пап, но не подчиняетесь их воле. А уж поплевать на анти-папу — вообще святое дело.

— Интердикт...

— Древняя вера.

— О?!

— Почему нет?

Ярослав растерянно переводил глаза с игумена на князя и обратно. Слишком быстрый обмен слишком короткими репликами. А эти двое понимали друг друга уже с полуслова.

* * *

Силезия входит в круг чешских земель. В IX в. существовали племенные княжества дзядошан, бобжан, слензан, ополян и др. Пару лет ок. 1000 г. было королевство. Тогда императоры сильно воевали со славянами и раздавали их вождям королевские регалии. Увы, коронованный силезянин быстро помер.

В X-XII веках — арена польско-германских и польско-чешских войн.

Христианство в этих краях появилось в эпоху Великой Моравии, что означает Кирилл и Мефодий. Древняя вера, т.е. православие, продолжает существовать в форме обрядов и проповедей. Проповеди — дело канонников.

* * *

Иероним в волнении всунул пальцы в свою беспорядочную причёску и подёргал там. Посадил дед репку... Тянет-потянет, выдернуть не может. Выдернул. В смысле: вспомнил, сунулся к Миссионеру:

— А Сандомирский Универсал? Там же бунт! Всеобщий и беспощадный!

Миссионер аккуратно отодвинулся от игумена, тщательно вытер бороду.

— А причём здесь это? Ты тот универсал читал? Там про Силезию хоть слово есть? Как и про Чехию или, там, Мадьярию. Во-от. Выкуп — святое дело. Никаких даней или, там, контрибуций. Кто же режет курицу, которая несёт яйца? Серебряные? В сотни пудов? Всегда возможны... послабления. Как в землях архиепископа, например. Другое дело, если нам не удастся договориться...

— А потом? Княгиня даст вечные привилегии?

— Нет ничего более вечного чем временное. Зачем тебе вечные привилегии? Они же не вечные, а только до Страшного суда.

Миссионер задумчиво посмотрел на маленькое зарешеченное окошко в стене. Равномерный шум дождя, сопровождавший беседу, усилился, дополнился плеском небольшого потока. Спускаться по залитой водой каменистой горной тропе — убиться. Ночевать будем здесь.

— Не о том грустите, господа хорошие. Этим летом король датский Вальдемар, кстати, мономашич, как и ты, Ярослав, наказал саксонского графа Шетинья за нападения на владения графа Рюгена. Который — Михалко Юрьевич. Брат Государя Русского Андрея Боголюбского, князь Руяна.

* * *

Щетинье, Свиное устье... не знаю почему в низовьях Одры столько свинских топонимов. Арийцы? Индо-арийские племена, как протокитайцы и протопапуасы разводили свиней. Остальные — лошадей, коров, баранов... ну, или индюшек.

* * *

Я подробно рассказывал историю Руяна последних лет. Местная династия, оказавшись перед угрозой уничтожения веры, себя и народа саксонцами, пожертвовала языческой Арконой и приняла датчан: бешеного епископа Авесалома из Роскилле и вполне адекватного короля Вальдемара.

Вассалы герцога Саксонского Генриха Льва и он сам были возмущены тем, что Датчанин не поделился. Больше всех старался граф Щетинья (Щецина). Тогда Вальдемар пришёл и сжёг город. А граф погиб в перестрелке.