— Настя.
Она очнулась, повернулась и посмотрела на Сашку. Взгляд наверняка был безумный, потому что на его лице мелькнуло смятение.
— Я знать хочу.
— С чего ты взял эту глупость? Она Серёжина дочь. Серёжина.
— Я посчитал, — упрямо проговорил он, и дышал, как паровоз, не в силах сдержать эмоций.
— Что ты считал? Дни ты считал? — От злости Настя позабыла об осторожности и двинулась на него. — Вика Серёжина дочь. — Встретилась с Авериным взглядом и решила сознаться: — Я поэтому и уехала, потому что я была беременна от него. От него, понимаешь? И он не бросил меня, не послал куда подальше, когда я позвонила. Он за мной приехал.
Сашка не верил ей. Щурился и усмехался. Настя покачала головой.
— Она не твоя дочь, Саш. Я даже представить не могла, что тебе это в голову придёт. Разница в две недели, если тебе так интересно. У меня даже сомнений никогда не было, от кого у меня ребёнок, и у Серёжки не было. Потому что она Маркелова. Она внешне похожа на меня, а по характеру она — вылитый отец. Она Маркелова. А тебе спасибо большое за то, что ты испортил мне жизнь. — Перевела дыхание. — Иди домой.
А вот самой домой идти было страшно. Помедлила перед дверью, гадая, что сейчас услышит от мужа. Просто сердце замирало, от страха.
Серёжка стоял на тёмной кухне, у окна, руки в карманах джинсов, голова чуть откинута назад, и Настя почему-то подумала, что он стоит с закрытыми глазами. Ещё бы знать, о чём он думает...
— Серёжа, это всё... — Только головой покачала, не зная, как выразить. Вдруг поняла, что расплачется, вот именно в эту минуту. Вдруг обидно стало: что не разобралась, не поняла, не уловила Сашкино настроение, допустила до такого. Допустила до того, что несколько неосторожных слов могут разрушить не только их с Серёжей брак, но и семью. Раз и навсегда.
А Маркелов сказал:
— Я просил тебя уехать со мной. Просил?
От его тона, такого мрачного и недовольного, неожиданно накатило облегчение. Волной, которая едва не сбила с ног. Настя ненадолго закрыла лицо руками.
— Я даже подумать не могла, что он до такого... додумается.
— Ну, конечно, ты не могла! — заорал муж, но тут же выдохся и притих.
Настя медленно опустилась на табуретку у стены, слёзы вытерла.
— Я ещё выслушивать должен от этого... павлина, что, видите ли, я не отец своей дочери. Моей Вики! Ты чего добиваешься, чтобы я его убил здесь?
— Ты ведь не поверил...
— Ты сдурела, что ли, совсем?! — Он пролетел мимо неё, потом вернулся и к Насте наклонился. — Тебе нельзя здесь находиться, — проговорил Сергей отрывисто. — Знаешь, почему? Потому что ты начинаешь сходить с ума. Как они все! Тебя беспокоит Ольга, Сашенька твой драгоценный, мамаша его чокнутая, и все, кто что-нибудь может о тебе сказать! Тебе всегда плевать было, кто и что о тебе говорит, в Москве ты — Анастасия Маркелова! Ты себе цену знаешь, спуску никому не дашь и идёшь вперёд, не оглядываясь! А здесь ты кто? Ты оправдываться приехала?
Она головой замотала, и слёзы ладонью вытерла.
— А зачем ты приехала? Какого чёрта ты здесь забыла? И не надо рассказывать мне о квартире! Ни один нормальный человек не занимается подобными вещами сам. Но нет, ты приехала мне мстить. Сюда! К нему. Ты получила, что хотела, любимая? Сколько раз тебя физиономией в грязь-то ткнули за эти две недели? Считать замучилась? — Он выпрямился и теперь смотрел на неё сверху, а у самого рука тряслась, когда он её в стену упёр. — И мало того, ты ещё ребёнка в это впутала. Приехала показать, как ты живёшь! Показать себя. Ты думала, они тебе обрадуются? Порадуются за тебя? Насть, ты дура?
Маркелов из кухни всё-таки вышел, и Настя выдохнула. Голову назад откинула, ткнулась затылком в прохладную стену. Слышала, как муж мечется по комнате, как зверь, вот обо что-то споткнулся, выругался в полный голос. А она глубоко вздохнула, утёрлась лежащей рядом салфеткой. Потом поднялась, чувствуя, как явственно трясутся колени. Зачем-то проверила плотно ли прикрыто окно. Дальше прятаться в темноте кухни было глупо, и она прошла к комнате, остановилась в дверях, наблюдая, как Серёжка пытается выпустить пар.
— Я с самого начала знал, что Вика моя дочь. Мне не нужно было никаких подтверждений. Мой ребёнок. — Серёжка ткнул себя кулаком в грудь. — А потом появляется этот, и говорит, что он там чего-то высчитал. Математик херов...
— Серёж, успокойся.
Он глянул на неё так, что Настя глаза опустила. А он в который раз повторил:
— Я просил тебя сюда не ездить. Я просил тебя! Но нет, тебя ведь сюда, как магнитом тянет! Кладбище твоих надежд! — Он шарахнул кулаком по стене. — Прямо вот здесь! Я, вообще, удивляюсь, как ты решилась эту квартиру продать? Ты куда возвращаться-то будешь, Насть?
— Может, хватит на меня орать? — не выдержала она. — Что ты пытаешься мне доказать? Что я не должна была сюда приезжать? Я не знала, куда мне ехать!
— Отлично! — Маркелов зло всплеснул руками. — Ты не знала, тебе сердце подсказало, да?
— Хватит уже меня мучить! — Настя снова отвернулась от него, не хотела показывать слёзы. Его слова обижали, и Серёжка, скорее всего, догадывался насколько, но продолжал, продолжал это говорить.
Он тоже отвернулся, качнулся на пятках, зло усмехнулся.
— Знаешь, я не удивился, когда ты сюда уехала. Ну, думаю, ладно, решила отыграться по полной. Я виноват, я сволочь... Казни, Насть. Но всё это зашло слишком далеко. Я ведь по-хорошему тебя попросил: давай уедем. Хочешь наказывать, наказывай. Но ты ведь меня не слушаешь! Ты меня никогда не слушаешь, когда дело твоего прошлого касается. А ведь я знал, что так будет!
— Я очень за тебя рада.
Маркелов резко повернулся, пригвоздил её взглядом к месту.
— Что?
— Я рада, что у тебя такая отличная интуиция! Ты всё всегда знаешь! Только я всё узнаю слишком поздно! А что-то, возможно, не узнаю совсем.
— Поговорим об этом?
— Да! Поговорим об этом! Почему мы не можем об этом поговорить? Ещё ведь не всё сказано. Ты хочешь поговорить о мести? Давай. Расскажи, как можно плевать мне в душу десять лет, за то, что я однажды сказала тебе!
— Ты сказала? Нет, любимая, ты не сказала, ты жила этим. И меня жить заставляла. Ты слышала последние новости, кстати? Аверин-то, говорят, тогда страдал, ох как страдал. Пил! И ты об этом ничего не знаешь, правда?
Настя поджала губы и высоко вздёрнула нос.
— Но ты об этом ничего не знал. Разве я не сдержала своего обещания? Разве ты не об этом меня просил в первую брачную ночь? Оставить всё позади.
— Ты звонила ему в ту ночь, — отрывисто проговорил он.
— Я ему не звонила, и ты это знаешь.
— Ты сидела в свадебном платье, улыбалась моим родителям, гостям, а сама думала, как тебе ему позвонить.
Настя прошла к дивану и села. Устало опустила голову.
— Мы всё это пережили, Серёжа.
— Да чёрта с два мы это пережили! Ты улыбалась и говорила мне, что всё будет хорошо. Что обратно дороги нет, что нужно строить своё будущее, что у нас ребёнок будет и это нас сблизит. А потом ревела в ванной и маме названивала, чтобы узнать, как тут твой Саша. Забыла? Ты превратила нашу жизнь в кошмар на долгие годы вперёд. Ты не хотела быть со мной, и боялась остаться одна. Вот это была наша жизнь, Настя. Сколько лет? Ты помнишь?
— Помню.
— Я тоже помню. — Серёжа прошёл к окну, развернулся и присел на подоконник. — Всё могло быть по-другому.
— Но мы же вместе. Я люблю тебя. — Она потёрла глаза, веки уже начинало саднить от слёз и прикосновений. — Я всегда тебя любила, даже тогда. Но мне было страшно. Я не хотела возвращаться к Сашке... То есть, дело было не в нём, у меня просто не получалось. Ты же знаешь!
— Нет, я не знаю! Ты никогда со мной не говорила, Насть, даже потом. Я говорил: не езди. Ты говорила: не поеду. Я говорил: не звони. А ты: не буду. Я просил: имени не упоминай. И ты молчала. Зато смотрела, как собака побитая!
— Да потому что ты никак забыть не мог!
— Потому что ты забыть не могла! Ты ведь в истерику впала, когда родители переезжать надумали, ты места себе не находила, металась по дому, как помешанная! Ты до этого полтора года жила от визита до визита своих родителей. Стоило им приехать, ты мать в комнату тащила, чтобы всё вызнать! Ты не хотела жить здесь, и не хотела жить там. Ты вообще не знала, чего хочешь.
— Ты в чём меня обвиняешь? — У Насти от вспыхнувшей обиды даже слёзы высохли. — Что я тогда не отпустила? Так я тебя не держала!
— Да? — Маркелов от подоконника оторвался, подошёл к ней, глаза просто пылали от негодования. — Ты не держала? Я оторваться от тебя не мог, ты всю душу из меня тогда вынула. Ты ночью была одна, а днём другая. Ночью ты об Аверине не думала, а днём я тебе мешал. Страдать тебе мешал, оплакивать свои рухнувшие надежды, Сашеньку твоего. Разве ты не это мне тогда сказала?!
— Серёжа, разве мы не говорили об этом? Я была молодой и глупой! И ты не можешь меня в этом винить! Ты сам таким был! Разве ты не делал ошибок? Я только потом поняла...
— Что поняла? — Он смотрел ей в глаза и требовал ответа.
— Что я тебя люблю.
— Любила? Вот тогда любила?
Она судорожно вздохнула, руку подняла, хотела до щеки его дотронуться, но Маркелов головой мотнул, отодвигаясь. А она всё равно подошла, к плечу его лбом прижалась.
— Я тебе сказал: давай начнём всё сначала. Потому что жить так невозможно. Забудем, как всё началось, почему мы вместе, и кто остался позади. Аверин твой, Даша... Я с ума по тебе сходил, я бился башкой о стену, но ты как за стеклом жила. Ты не видела ничего вокруг, тебе плохо было со мной, и ты ждала — когда он за тобой приедет! Ты меня до последнего не отпускала, и я как последний идиот жил и ждал, когда ты сама ему позвонишь, и он приедет, чтобы забрать тебя у меня.
— Я бы не позвонила, Серёж.
— Конечно, ты бы не позвонила! Потому что ему не нужен был мой ребёнок, он бы не простил, и ты это знала! И мучилась, и меня мучила! И ты мне тогда сказала, чтобы я нашёл Даше замену и не изводил тебя своими упрёками.
Настя уткнулась лицом в его спину и заплакала. Навзрыд. Нервы сдали, всё вспомнилось так отчётливо: и как Серёжка злился на неё, и как она специально напоминала ему, что живёт с ним лишь из-за Вики, и что если бы не это, она никогда бы, ни за что с ним не стала жить, ни дня. Она переживала из-за того, что её выдернули из привычного мира, лишили всего, к чему она привыкла, а всё, о чём мечтала, просто разбилось. И пусть в этом был виноват не только Маркелов, но Сашки рядом не было, и на него злиться было невозможно. К тому же, он по ней страдал, он раскаивался, Настя знала об этом от матери, которая печалилась из-за несостоявшегося зятя, который из-за любви к её дочери совсем спивается. А Настя не могла всё вернуть, исправить, даже простить Сашку не могла, хоть и хотела. У неё на руках был ребёнок от другого, и она знала, что Аверин не поймёт и не простит. И не примет её, если она всё же решится уйти от Серёжи. И тогда она останется ни с чем, рухнет всё, и Серёжка тоже не простит, никогда. Но все речи мужа, его обиды, гнев, в чём-то обоснованный, её до ужаса злили. Ей так не хотелось ещё и перед ним оправдываться... А потом эта история с Дашей, которую он любил, когда-то или тогда, это уже не важно, и он изменял Насте с ней, и она злилась. Злилась не потому, что он ей изменял, а потому что у Серёжки всё ещё был шанс, была возможность всё исправить и вернуть свою жизнь. У него и так всё было — его родители, друзья, привычный круг общения, институт, и ещё Даша — прошлая любовь, которой он до сих пор смотрел в глаза, а она готова была его ждать и понять. У Насти же ничего этого не было. Одни мысли, воспоминания и горечь, которую она и выливала на мужа. Она развела его с Дашей, мысли о разводе ушли в небытие, но счастья им это не принесло. И пусть они больше не скандалили и не ругались, но от этого только хуже, негатив накапливался, и вот тогда Настя ему и сказала:
— Найди себе кого-нибудь. Я уже устала выносить твоё недовольство.
Серёжка лишь недоверчиво усмехнулся.
— Вот так просто? И ты не против?
Она в глаза ему взглянула, и пожала плечами.
— Мне всё равно.
Он до сих пор не мог простить ей этих слов. Прошло больше семи лет, а это стояло между ними. Кто бы знал, как она раскаивалась. Кто бы знал, как проклинала себя после. Но в ту минуту, когда она их произнесла, ей на самом деле было всё равно. Хотелось лишь уколоть его, она даже улыбнулась после, фыркнув пренебрежительно, и отвернулась, занялась ребёнком, показывая этим, что это единственное, что для неё важно в их семье. Она не думала, что Серёжка затаит обиду. Мечтала ранить его самолюбие, но не представляла, во что это выльется. Не знала, что каждая его измена, хотя он особо и не выставлял их напоказ, но о которых она узнавала, будет оставлять глубокую рану в её сердце. И хотя муж после и просил прощения, осыпал её подарками и цветами, обещал, что больше никогда, Настя знала причину... Он никогда не привязывался ни к одной из этих женщин, он ей мстил. За те слова.
Однажды она решила уйти. Всё равно куда, к кому. Они снова ругались, и она опять говорила глупости. Что жалеет, что он отец Вики, а не Сашка, ведь тогда всё было бы по-другому. Она проклинает тот день, когда они познакомились, что она не хочет так жить. Не может больше. А Серёжка молчал и смотрел на неё, а потом пожал плечами и сказал:
— Мне уже всё равно.
И она поняла, что не уйдёт. Что любит. И на этот раз у неё есть шанс доказать, что всё можно исправить. Когда-то не смогла, испугалась, хотя спустя годы и не была уверена, что любила Аверина настолько, насколько думала, что была бы с ним счастлива. А Серёжку любила, и нужно было сделать всё, чтобы он забыл те роковые слова, а ещё те, которые она наговорила ему после. Потому что она не жалела, ни капельки не жалела, что именно он отец её ребёнка. Она очень старалась, она любила его, она была его женой, делала всё, чтобы он гордился ею. И у неё получалось. Насте казалось, что они уже давно живут по-другому, а то, что ругаются иногда и нехорошие воспоминания всплывают, так в какой семье этого не бывает?
А потом появилась Ира Дроздова, и Серёжка снова ей изменил.
Маркелов тоже это вспоминал, она была уверена. Стоял напряжённый, Настя словно в стену утыкалась лицом. Вот только эта стена иногда начинала дрожать от перенапряжения.
— Ты выяснила, что хотела? — спросил он совсем другим тоном.
Настя головой покачала.
— Я не собиралась ничего выяснять.
— Тогда зачем ты сюда приехала?
— Захотелось всё испортить, тебе в ответ. Хочешь, назови это местью. Но я ехала не к нему, я от тебя ехала. Я просто не знала, куда мне деться. Я... растерялась.
Маркелов голову опустил. Стоял и молчал. Настя не знала, чего от него ждала. Не представляла, что он может ей сказать, и что она ему дальше говорить будет. Прошлое явилось во всей своей остроте, каждый переживал своё, вспоминая именно свои обиды. Настя от Сергея отошла, волосы пригладила, вздохнула прерывисто, оттого, что внутри всё тряслось. Такой усталой себя чувствовала, словно она за последние минуты заново десять лет своей жизни прожила.
