— Куда ж мы денемся, — я улыбнулась ему. Как же хорошо, что он рядом.
Мы еще долго разговаривали, пока я не начала клевать носом. Упорно старалась отгонять сон, но после еды, это казалось непосильной задачей. Я так и уснула, сидя на коленях Като, который кормил меня с ложечки, как маленькую девочку. Проснулась ненадолго, уже лежа в кровати, обнаружив руку хранителя, прижимающую меня к своему телу, и опять провалилась в сон без кошмаров, но и без других сновидений, тягучий, темный, приносящий перегруженному разуму долгожданный отдых.
Глава 23. Невозможный выход.
— Ну, прямо голубки, гляди Циук, — насмешливый ненавистный голос вырвал меня из объятий Морфея.
Резко сев, я распахнула глаза и увидела взбешенного хранителя, прикрывающего меня спиной. Похоже, Като проснулся раньше меня, о чем свидетельствовали влажные после водных процедур волосы хранителя, очищенная, хоть и рваная одежда. Он сидел на кровати, между мной и стоящими неподалеку Примом и бешеным ученым.
— Твое счастье, Прим, что я не в силах свернуть твою поганую шею, — прорычал Като.
— Полегче, левир, — разозлился тот, — хотя. Можешь сыпать проклятиями сколько угодно, это слова всего лишь. Я и так дал вам достаточно времени для прощания. Надеюсь, вы как следует попрощались? — Прим противно захихикал.
Като кинулся к нему, но был остановлен охраной.
Циук махнул рукой ящерам, и те схватили хранителя, защелкнув на руках, заведенных за спину, кандалы. Для надежности они нацепили на него ошейник, от которого отходила короткая цепь к одному из ящеров. В глазах защипало, как собаку какую привязали, уроды. Потом ученый прошел ко мне, нагло сдернул одеяло и ощупал солнечное сплетение, задрал рукава рубашки и осмотрел шрамы на руках.
— Думаю, к вечеру мы будем готовы к очередному этапу, — оповестил он Прима, и я вжалась в подушки. Что? Опять на операционный стол? Так быстро?
— Вы не посмеете больше пытать Сашу, — дернулся Като.
— Еще как посмеем, — разулыбался Прим, — но ты этого точно не увидишь. И тем более не сможешь помешать. Для тебя у нас особенный подарок, сюрприз, так сказать. Убить тебя невозможно, заноза задницы моей, но погрузить тебя в вечный стазис, вполне по силам. На площадь его.
Предатель повернулся ко мне, потирая руки:
— Оссу доставить попозже. С удовольствием посмотрю на тебя, Саш-ш-ша. Точнее, на твое выражение лица, когда ты будешь наблюдать за тем, как твоего любимого хранителя затягивает в кокон алюций.
— Не может этого быть, откуда у тебя? — Като напряженно взглянул на Прима.
— О, это долгая история, я расскажу тебе по дороге, — ответил Прим, и удалился. За ними вышли ящеры, толкая моего левира в спину.
Тяжело поднявшись с постели, прибегнув к ненужной помощи ученого, я умылась и переоделась в свободное серое платье. Конечно, я могла сделать это сама, но раскрывать восстановившиеся силы не хотела, не смотря на угрозу повторной операции вечером.
— Что за кокон? — спросила я у Циука, разворачивающего сверток с лекулусами.
— На самой дальней планете реальности, третьей эпохи, кажется, что зовется Алюценной, росло три обауда. Это самые древние деревья, которые только можно найти. В первую войну их срубили и сделали три кокона, которые назвали алюциями. Каждый алюций вмещал в себя только одно начало. Планировалось поместить в него Коруна. Ведь убить его не могли. А помещенное в кокон тело разлагается, оставляя начало в состоянии вечного сна.
— Почему три? Как это, тело разлагается? — я не верила своим ушам.
— Ну, вроде как, первые два ушли на испытания, кокон дорабатывали. В первых двух поместили бандитов, приговоренных к смерти. Их оболочки разложились, но, открыв кокон, их начала освободились и заняли тела тех, кто находился ближе всего к алюициям. Третий доработали и оставили для Коруна. Это потом уже Овиры послали осс, изловили хранителя, и он благополучно отправился на запретную планету. Вроде бы, её для него специально и создали, я не помню уже. Алюций, за ненадобностью, был отправлен на какую — то планету для уничтожения, но потом пришла информация о его краже. В общем, кокон был утерян и многие века никто не знал о его судьбе.
Циук поочередно менял лекулусы, от чего я почувствовала себя вполне сносно.
— А что будет с Като, если его поместят туда.
— То, что предполагаемо должно было произойти с Коруном. Кокон высосет жизненную энергию, расщепит оболочку, тело то есть, и навсегда захлопнется. Открыть его уже будет невозможно, это и предусмотрели те, кто создавал алюций, когда первые два эксперимента неудачно провалились, высвободив начала бандитов. Насколько я понимаю, внутри кокона образуется однородная защитная энергетическая структура, и алюций станет неразрушимым.
Он будто не видел моего состояния, когда рассказывал мне все это. Сердце наливалось страшной тяжестью. Ощущение надвигающейся катастрофы росло, поглощая родившуюся вчера надежду на лучший исход этой разрушительной войны.
— Значит, он умрет? — тихо спросила я, бледнея от одной только мысли о гибели хранителя.
— В каком — то смысле, — равнодушно кивнул Циук, — Саша, я рассказал тебе все это только для того, чтобы ты не думала, что Като удастся спасти. Он сейчас вдали от своего источника, накачан кручинником, а силы его равны простым человеческим. Смирись, тем более, вечером тебе предстоит еще немного потерпеть.
Уж нет, подумала я. Если ничего не придумаю, то окно точно смогу открыть. Тьфу ты. Не смей думать об этом.
Циук ушел, и я, воспользовавшись паузой, переоделась в хлопковый костюм, состоящий из плотных брюк и рубашки с длинным рукавом. Эх, мне бы сейчас свиксы, хотя бы для уверенности. Влитая в меня энергия лекулусов дала результат, и теперь у меня получалось вытянуть когти. Немного, всего лишь на несколько сантиметров, но и такое 'оружие' было лучше, чем вообще ничего. Время потянулось бесконечно долго. Ящер приносил еды, но кусок не лез в горло. Я переживала, и очень сильно. Мысли о нашем спасении лихорадочно скакали, не обращаясь в дельные идеи. Ничего стоящего не приходило в голову, везде выходило, что мы в проигрыше. Я полумертвая, даже физически сопротивляться не смогу, быстро убежать тоже. Като закован и далеко от источника, а бригада по спасению если прибудет, то не раньше, чем через сутки. И то, не факт, что у них бы получилось вызволить нас из плена. Будь прокляты предатели!
Наконец, уже глубоко вечером, в дверь, естественно без стука, залетел Циук и спешно оповестил:
— О, я вижу, ты уже одета. Приказано привести тебя на так называемую казнь Като.
Глаза его лихорадочно светились. Он явно пребывал в предвкушении. Не то чтобы у этого человека была настолько подлая душонка. За все время общения с ним, я пришла к выводу, что Циук — самый что ни на есть чокнутый профессор. Исследовательский интерес сочетался в его натуре с жестокостью и непоколебимостью, отсутствием моральных принципов и жалости к подопытным. Поэтому я с деланным равнодушием послушно и молча отправилась за подпрыгивающим от нетерпения ученым.
Мы прошли по длинным грязным коридорам вниз, до огромного холла, где два ящера распахнули перед нами двери. Впервые я оказалась на улице. Все на этой планете было грязно — серым и черным. Как в старых фильмах. Ни одного пятнышка других цветов. Даже костюм на мне был грязно — белым. Вся площадь перед входом в замок была заполнена рядами ящеров, которые застыли, как каменные изваяния, ждущие приказа своего повелителя, готовые в любую секунду вступить в бой с противником. У меня даже мурашки поползли по всему телу от тревоги. Пробравшись сквозь чешуйчатую армию, мы оказались возле невысокого храма, круглого, с длинными колоннами, образующими идеальный круг.
Заметив мое недоумение, Циук пояснил:
— Кокон практически не поддается транспортировке. Его прятали здесь, и это было одной из первой причин завоевания этой планеты.
Что ж. Все ясно. Внутри нас ждали. Небольшой отряд хвостатых окружал стены храма. Посреди него стоял овальный кокон в полтора человеческих роста, кроваво-красный. Он был похож на выбитую скорлупу, обложенную красным бархатом, чуть светящимся в сумраке помещения. Прим, как и следовало ожидать, восседал на троне. Като стоял в нескольких метрах от кокона. Я заметила у него свежую кровь, струйкой стекающую из разбитых губ.
— Добро пожаловать на наше маленькое представление — противным голосом оповестил предатель, — сегодня мы станем свидетелями небывалого происшествия. Сегодня один из хранителей падет, да будет спокойным его вечный сон, ха ха.
Я, было, дернулась, но Циук придержал меня за плечо. Повиновалась. Не время показывать, что я сильнее, чем он думает.
— Твоя жалкая шкура еще пожалеет, — прошипела я, не сводя ненавидящего взгляда с Прима.
— Боюсь-боюсь, — всплеснул руками тот.
— Подонок, — это у меня нечаянно вырывалось.
— Тебя вообще не спрашивают, труп ходячий, — нахмурился Прим, — скажи спасибо, что я такой добрый и заботливый. У вас были почти сутки попрощаться, да и сейчас можешь сказать своему хранителю пару ласковых. Даже пролить оссьи слезки, я не против. Я очень хочу посмотреть, как ты будешь страдать, сучка.
Он махнул рукой, и ящер толкнул меня в спину. Я вылетела на середину, больно ударившись коленями и подбородком. Веревка больно впилась в запястья, потому что я попыталась интуитивно выставить руки перед собой. Като подошел и сел рядышком.
— Саша, не смей рыдать. Все будет хорошо, я уверен, — он говорил так, что слышала его только я.
— Что-то мне не верится во внезапное спасение, милый, — прошептала в ответ.
— Даже если меня затянет в кокон, не смей сдаваться. Ты обязана выжить. Обязана найти способ для побега и победить. А там уж найдете с Пушиком способ вытащить меня оттуда, — я смотрела Като в глаза, он жарко шептал мне слова утешения, но в глубине его глаз я сумела различить рождающееся отчаянье. Слишком очевидным стало наше поражение. Слишком глупы были хранители, надеясь на правое дело всех четверых. Покачав головой из стороны в сторону, уткнулась носом в грудь хранителя, вдыхая аромат полевых трав, стараясь запомнить его. Не верю, не может этого быть, что моего упрямого левира упакуют в этот алюций.
— Довольно, — донеслось до меня, Като подняли и потащили к кокону. Я осталась сидеть на холодном каменном полу, не в силах встать, но меня никто не трогал. Ящеры встали в полутора метрах перед коконом, развели цепи, сковывавшие запястья хранителя в стороны, отчего его руки разошлись, как на распятии. Мышцы на предплечьях напряглись, возникло ощущение, что эти чешуйчатые уроды просто хотят разорвать его напополам. Желваки заиграли на щеках левира, но он не произнес ни звука. Я почувствовала, как веревки натянулись и на моих руках и обернулась. Циук наматывал её на локоть, как собачий поводок. Видимо, в целях безопасности, чтобы не дернулась в сторону хранителя, ежели что. Я повернулась чуть боком, заведя связанные руки так, чтобы ему не было видно мои пальцы, и отрастила коготки, тут же начала подпиливать веревку.
— Sampreeee! Koopret! — начал читать заклинание Прим. Как объяснил мне ученый, алюций должен среагировать на этот набор звуков, такая, скажем, активация кокона.
Голос предателя гулким эхом расходился по зале храма. Я наблюдала за алюцием... и ничего не проиходило. Наконец, Прим замолчал и недоуменно уставился на кокон:
— Что такое? Я же все правильно зачитал!
— Попробуйте еще раз, великий. И не делайте пауз между предложениями. Это должно звучать, как одно слово, один непрерывный звук, — подал голос ящер, одетый в черный жилет с погонами.
Прим хмыкнул, уставился на потрепанный лист с заклинанием, прокашлялся и начал читать его заново. Он почти пропел его, не прерываясь на вдох, отчего глаза его выкатились из орбит от напряжения. Заканчивал он уже не гордо, а ссутулившись и похрипывая. Мы все уставились на алюций в ожидании. Еще несколько секунд тишина нарушалась лишь нетерпеливыми глубокими вдохами Прима, а потом... Кокон вдруг начал светиться. Красная поверхность внутренностей кокона заходила световыми всполохами, яркими и кровавыми. Откуда — то издалека послышался слабый гул, который постепенно нарастал и становился похожим на звук таежного гнуса, почувствовавшего кровь. И, словно подтверждая мою аналогию, от красного полотна начали отделяться бордовые точки, сначала немного, несколько десятков рассеялись по воздуху. Потом их количество выросло в геометрической прогрессии, и вот уже тысячи кровавых светлячков, мерцая и подрагивая, летали по воздуху. Все, кто был в храме, шарахнулись от них, как от чумных крыс. Даже державшие Като ящеры побросали веревки и вжались в стены. Я утроила усилия, продирая когтями веревки на запястьях. Мушки роились, кто-то пытался, махая руками, отогнать их и те ненавязчиво перелетали от одного ящера к другому. Прим суетливо отскочил к выходу, готовый в любой момент выбежать из храма.
Гул продолжал нарастать, а красные точки, облетев помещение, начали стайкой стягиваться к хранителю. Като махнул рукой, и те облепили её. С груди левира сорвался болезненный стон, послужив командой для смертоносных светлячков. Они ринулись к нему, обвивая руки и ноги. А затем рой сгруппировался, образовывая страшные жгуты, тянущиеся из середины кокона к телу левира. Медленно те поволокли его к алюцию. Като попытался воспротивиться, морщился, видимо это причиняло ему боль, но ничего поделать мог. Лишь обреченно посмотрел на меня и прошептал:
— Прости.
Что?! Какое, нафиг прости? Я рванула остатки веревок, освобождая руки, и кинулась к хранителю.
— Стоять! — рявкнул Прим от выхода, но я не слушала. В два прыжка преодолела расстояние, отделявшее меня от Като, и схватилась за жгуты, оттягивая их на себя. Руки пронзило страшной болью, и я на миг вернулась на горный пик, где меня пожалили осы. Ощущения были очень похожими, сразу потемнело в глазах, но я сжала пальцы еще сильнее. Время будто потекло медленнее. За страхом внутри росла железная уверенность. Кровавые лианы обхватили мои руки, обвились вокруг талии и потянули в кокон. Краем глаза я заметила, что и хранителя не удалось освободить. Я почувствовала, как из носа потекла горячая струйка крови, до ушей донесся собственный протяжный стон, отчаянный крик Като 'Саша! Нет!' Что ж, помирать, так вдвоем. Это стало моей последней связной мыслью.
* * *
— Саша, Саша! Очнись!
До меня, как из вязкого тумана доносился взволнованный голос. Что такое? Отстаньте от меня, дайте помереть спокойно. Я почувствовала, как меня осторожно трясут за плечи.
— М-м-м?
— Открывай уже глаза, — голос стал повеселей.
— Не хочу!
— Саша! — нотки раздражения.
— Ну что?! — я распахнула глаза и увидела встревоженное лицо Като, склонившегося надо мной, и тут же в голове всплыл самый главный вопрос, — мы живы?
— Не знаю, — ответил он, пожав плечами, — похоже, что живы.
— А... где мы?
— Хм... в коконе. Наверно. Как ты себя чувствуешь?
Прислушалась к себе. Хорошо чувствую, бодренько даже. Ни болей в руках, ни головокружения. Оглядевшись, увидела, что лежу на красном вязком полу. Или на тумане? В общем, мы находились непонятно где, непонятно в чем, но вокруг клубился кровавый туман, и нельзя было определить, где верх, а где низ.
