Шатен не выбивался из ряда вон, умело подавал быстрые мячи. Попадание его в официальную часть значило, что скорость мяча ошеломляющая, с легкостью сто тридцать километров в час. Предположительно, максимум у него бьет сто сорок. Из-за этой уверенности, не пробуя почву, он пробил подряд два страйка.
Третья подача. Без виндапа он, ухмыльнувшись, выставляет ногу вперед. Осевая нога не дрожит — свидетельство накопленных тренировок. Туловище, ось тела — непоколебимо, поясница, ключ к подаче, — внутренние поясничные мышцы тоже хорошо развиты.
Угу. Вправду неслабо.
Поднятая нога ступает вперед. Раскрытое вбок тело раскручивается пружиной. Мощь зарождается из лодыжек и доходит до кончиков пальцев. Мышцы человека, все физические способности сосредотачиваются на семисантиметровом мячике.
Прекрасно. Ни в чем не расходящееся с первой и второй подачей движение. Питчинг совершенно без колебаний. Исполненный уверенности и мощи прямой в нижнюю часть мертвой зоны. Курс мяча шатена — идеальный, про такой говорится, что если правильно сделал, то просто не отобьют.
Шаг в такт с вылетом мяча, без напряжения центр тяжести в тэйкбэк.
Минуточку. Действительно, прилетающий за полсекунды спидбол — хлеб и масло питчера, но ты же не машина в бэттинг-центре, так что если твой неизменный незамысловатый бросок отобьют, жаловаться не на что...
— М... Оп.
И да. Уж на третьей подаче можно как-то прицелиться.
Тум-м! — смачно прозвенела бита.
И вот дуэль была решена.
Отбитый в лайн-драйв, пораженный шатен.
Кирису присвистывает.
"О-о!" — бурлит галерка.
— Найбэ-эч!.. Вот это был резкий удар, семпай! — разбрасывая не отыгравшие билеты на бэттера, загадочно возглашает та, кто смеется последней.
?
— Всегда так! В последний миг Арика-семпай обманывает любые ожидания!
Мы перешли в питейную поблизости.
В дайнинг-баре "Звезда и облако" мы решили отпраздновать подвиг.
— Ну, виноват, виноват. Оппонент попался слишком уж зеленый, руки сами пошли, ну, это, бог любит троицу... Да он мне сам рефлекс тренировал... А, девушка, мне еще улун! И потом, эта холодная паста по-итальянски со свининой, она с помидором? Без? А, тогда мне одну... Так вот, Цурануи, это была просто случайность, я совершенно не хотел тебя разорять.
— Лжешь. Зато, вон, Кирису-сан поставил на бэттера!
— Что, правда, Кирису?
— М? А-а, ну да, так, положение обязывает. Раз ты за меня вышел бить, на тебя я и ставил, считай за извинение.
— Ага... Ладно, никто ничего не потерял, на том и порешим?
Есть к чему прицепиться, но в присутствии Цурануи атмосфера не допросная.
— Потеряли-и! Тут жертва большой потери-и! Требую утешения-а. В денежном эквиваленте. ...Слушайте, я серьезно вбила все месячные карманные деньги... в это...
Грустнеет посреди фразы и унывает. Хотя она сама напросилась, я частично в ответе. Или не в ответе.
— Кирису. Ты не можешь ей подсказать, где подработать?
— Не-а. Эта баба со школы ни хрена не делает. Если такую подать в общество, то какой-нить пожар случится. Хотя баланс она держит.
— Ну извини уж, мне просто не разрешают работать, воспитывают. Ну и ла-адно, бе-бе, займу карманные деньги авансом. Не буду просить гопников вроде Кирису-сан.
Этот аванс уже десятилетней давности, как гласит городская легенда, но правдивость ее неопределена. То ли Цурануи наглая, то ли ее родители души в ней не чают. Скорее всего, все сразу, угу.
— А ты сам что, Арика-семпай? Подрабатываешь? Если нет, могу найти.
— Я заколебался уже быть твоим репетитором! И вообще, да, работаю.
— О-хо!
Черт... Стоило вспомнить адский домашний арест в особняке Цурануи, и я взял и ляпнул то, чего не следовало.
— А кем? А где? В Сикуре? Много платят? Суббота выходной?
И теперь все гораздо хуже — Цурануи заинтересовалась моей работой. Она не отпустит, пока не упьется вусмерть.
— На полдороги от холма Сикура до аэропорта, где поля, знаешь? Вот там нянькой. Вопросы?
— О-о, нянькой. Ага. Вон чего. Ты искал такую человечную работу... Женщина?
"Фигу там", — чуть не вырвалось у меня, но погоди-ка, а на самом деле-то что? Я затыкаюсь. Вот он я, неспособный сам себе сказать, что мой босс мужик, да и вообще сомнительно, человек ли.
— О-хо-хо!..
Глаза Цурануи блестят. Уже вторичное излучение за сегодня. Она монстр?..
— Ты меня во что бы то ни стало представишь. Ладно. Семпай, ты ведь сумел махнуть битой. Былая форма, впрочем, пропала.
— Точно! Я тоже обалдел. Ты ж вчера говорил, что не сможешь.
Взгляды на не-мою левую. Я не могу им сказать, как на самом деле, поэтому на этот раз решаю замутить воду. Ведь я и сам ничего не знаю о протезе.
— Да какая разница, лучше ты скажи, Кирису, почему "Коалы" этим летом облажались? Вроде они оторвались на десяток баллов на предвариловке.
На той неделе я краем уха такое слышал и перевожу беседу в это русло.
Насколько я знаю, команда бейсбольного клуба КураКоу была сильнейшей в том году, как и команда из Коалагаоки. Коалагаока даже построила новое помещение клубу, такая у них была сила. Но...
— О. Арика, ты прошлогодний матч не видел, что ли?
— В клинике телек нарасхват, не сумел вот так взять и посмотреть один. Хотя не очень-то и хотелось. Так что случилось?
— Хрен его знает, что в их школе за дела. Разве что, вот, стартер сменился.
— Ас ушел с холма, причем внезапно в день матча. Тогда на холм встал второкурсник, но его подачи отбивали только так.
— Второкурсник — то есть для меня первокурсник? А, это, Сэкура Юмия, да?
— Вот, точно, маменькин сынок Сэкура. Он, вообще-то, неплохим питчером был. Но когда его вдруг взяли из запасных да в стартеры — конечно, настрой пропадет.
Мы с Кирису хмыкаем.
Говорят, с тех пор клуб Коалагаоки будто прокляли, и в этом году они остались только в четверке лучших.
А вот наша альма матер, КураКоу, успокоилась и сейчас, как когда-то, вернулась к пасторально-неспешной бейсбольной забаве. Ведомая единственным гениальным лидером команда пришла к логическому завершению.
При разговоре про альма матер все погрузились в воспоминания.
После недолгой паузы Цурануи тихо, как про себя, сказала:
— Я еще не знаю... Почему ты бросил бейсбол, семпай?
— Ну, я не бросал. Просто не мог больше. Вообще-то после выпуска случая все не находится.
— Да, но все же. Ты не думал пойти в профессиональный спорт?
— Брось. Наша команда была из людей другого сорта. Скажи, Кирису? Ты вот играл в бейсбол, целясь в профи?
— Не-а, нет.
Кирису крутит головой.
И я, и Кирису любили бейсбол, но такого вот желания у нас было почти ноль. Особенно последовательно мыслил Кирису, который часто конфликтовал со спартанцем-тренером.
"В спорте ведь главное — была ли схватка правильной. Как они еще до этого считают победы-поражения, я вообще не понимаю".
Это после тренировок после школы до притыка. Кирису слегка недовольно пробурчал так.
Нам хватало просто уметь играть в бейсбол. Ну а победы-поражения — потом. Думаю, именно при этих словах Кирису Яитиро Исидзуэ Арика и взял в руки биту.
— То есть бейсбол только в школе? Ты тоже, Кирису-сан?
— Наверно. Потом играть уже сложно. И вообще, в наши времена не получается только про бейсбол. Куча других интересных дел.
— Пожалуй. Но все-таки — ведь было весело?
Цурануи как всегда права. Даже подвыцветшие, те дни не пропали зря.
Кирису, сказавший, что развлечений еще полно, в школе занимался бейсболом не потому, что не было других веселых дел. Он не был гениальным до уровня профессионала, но он до глубины души любил бейсбол, отчего и бросил другие забавы и поставил на него свою юность.
— Но знаешь... Короче, кончился сон.
Уходы с сохранением лица, — одна из сильных сторон Кирису Яитиро.
Вправду незамутненный, заставляющий задуматься, откуда эта отстраненность в его годы, девятнадцатилетний старик.
?
Мы провожаем Цурануи до входа в промзону и поворачиваем назад к станции.
Мне в общагу, у Кирису еще остались дела. Мы не разговариваем. Как-то вдруг нас поразил вопрос Цурануи.
— Скажи, Кирису...
— Что такое, Исидзуэ-семпай? Не хочу про всякую фигню говорить.
— Шестое чувство развито, но брось ты этого семпая, блин... Просто я тоже хотел спросить. Ты спокойно бросил бейсбол?
Прошлым летом я был в клинике имени Ольги. Я не видел, как все завершилось для друга, который сказал, что сон кончился.
— Ну бросил. Балбеска верно говорит, в клубе было офигенно. В профи я не метил и таланту не имел, но все же думал, что было бы здорово всегда продолжать в таком духе... Но я, ну, другим был. В бейсбол я умел играть и понимал, что это только пока мы в школе... А скрывать получалось еле-еле.
— А-а. Но сейчас есть SVS, да?
— Ну есть. Но вообще-то я решил, что не буду участвовать. И сейчас бывает, я внезапно стою на замене, но за меня постоянно кто-то играет. Я не стоял в боксе с лета третьего курса.
Для него бейсбол только в школе?
Почти клиническая прагматичность.
— А какая-то причина есть? Как бывший член клуба, на ставки не играешь?
— Не в этом дело... Честно сказать, для меня бейсбол кончился на втором курсе осенью. До лета третьего я дотянул, если подумать, от дури.
После таких слов уже не подступишься.
Я вдруг понял, что мы уже у "Мариона". Мы останавливаемся у входа в корпус N13.
— А-а. Но ты — другое дело. Раз ты сегодня отбил, то официально записан в участники. Насчет закрытия дела я сам разберусь, ты, главное, радуйся игре. Золотая четверка — знак короля. Если вызывают, не откажешься. Чтобы биться где угодно, биту от себя не отпускай.
— Тьфу. Напомнил. Но ты уверен, что хочешь мне ее дать?
— Да этих бит навалом. И вообще, я же сказал, что мне не нужно. Питчеров в этом сезоне трое. Ас скрывается, но в свое время вылезет... Да. Раз все равно бьешь, так побеждай давай, Слагер.
Пока! — с этим Кирису Яитиро все же уходит.
Пристально рассматриваю порученный мне чехол с битой. Для ненужной бита оказалась весьма помятой и ухоженной.
"
Первая неделя августа закончилась без происшествий, вторая тоже мирно прошла наполовину. Но ситуация, презрев обманчивое спокойствие, понемногу развивается где-то вдалеке от меня. Как всегда, крутятся страдальцы-светила за москитной сеткой, предвещая лучшее, и вот в этом ключе Исидзуэ Арика неизменно чувствовал себя прекрасно.
4/Sinker. (Top)
"
Тридцатиградусная с лишним жара.
Сегодня он снова проснулся от пронизывающего озноба.
Такое сбитое дыхание, что смотреть больно. Поднялся, как тяжелобольной, хватая ртом воздух, чуть не свалился; чтобы удержать истаивающее сознание, рванул грудь правой рукой.
От боли раздираемой ногтями плоти сонливость перестала липнуть к нему каменноугольной смолой.
Он в каком-то городском парке, посреди неухоженной рощи. Грязный настолько, что люди отворачиваются. Среди спящих бродяг, он наконец пришел в себя.
Поднял лицо к небу, вновь головокружительно синему и высокому. Небо августа. Белые лучи, окунись — и расплавишься, пропадешь. Глубокий — если долго смотреть, потеряется чувство перспективы, — водянистый цвет, протяни руку — плеснет.
В этом сиянии, этом воплощении лета он всерьез ежился от холода.
Хриплые выдохи. Неровное дыхание. Температура тела, так взлетающая при подачах, сейчас упала донельзя. Словно сверхморозный ад. Но это началось не только что. Для него синева августовского неба была ужасающе-холодной еще до того, как он стал таким.
— Расслабился... Черт, надо... быстрее... домой... — шепчет он и отчаянно пытается вспомнить, где его дом. Спросонья у него нет личности. Он не может вспомнить, куда идти, даже собственное имя ему неизвестно.
Только холодно, чадно горит ярость. Расстроенное "я", точно как у наркомана. Кто он такой, что должен делать — он не знает и сам.
Все, что он точно знает, — он повернут на питчинге.
Его, только что проснувшегося, составляет не опыт человеческой жизни, а развитие спортсменского тела. Человек-машина, выметывающий мячи за счет внешнего и внутреннего вращения живой труп. Он давным-давно ответил себе — он не человек, он одно-единственное действие.
Да... Он неустанно продолжал тренировки.
Какое там приличествующее человеку времяпровождение — он без сожалений отодвинул на второй план даже жизненно необходимые функции.
Кручение, накопление и выпускание; вложение жизни в белую сферу.
От бессчетных повторений потерявшие человечность бедра, спина, плечи и поясница, запястья, пальцы возводили гору из трупов.
Гладкое сцепление плоти, кости, воли.
Прочащие лавры крики болельщиков из голосов становились еще одним шумом, проходящим мимо сознания, взвинчивающим все тело.
Он в сверхморозном аду, что вынуждает побеждать.
Перед затмившими небеса голосами болельщиков он стер свою личность, вложил в подачу мысль об убийстве.
Поэтому на вопрос, кто он такой, он ответил:
"Это — пружина", — и гордо улыбнулся.
— Следующий... Плевать, кто, быстрее, следующий.
Он храбрился, это дало ему, стылому, достаточно жара на то, чтобы встать. Этот неестественный мороз испарится, когда он встанет лицом к лицу с бэттером. Над головой его — безоблачное, насквозь промерзшее синее небо. Неизменно. Ничто не изменилось с тех пор, как год назад он потерял так много всего.
Лето длится.
Потерянное, лето все еще длится.
— Еще шестерых... Еще шестерых уложить, и я смогу вернуться домой...
Поправив капюшон, напихав в парку столько мячей, сколько смог уместить, мастер демонического мяча вновь завел свой пульс.
?
Чтобы заработать прозвище "Синкер", ему потребовались четверо жертв.
Первый и второй даже не видели собственно демонического мяча. С третьим присутствовала рефери. Она видела, как последняя подача случайно раскрошила голову бьющего, и честно рассказала всем про этот момент. Те, кто слышал эту историю, посмеялись над ее киношностью, но в любом случае пополз слух о маньяке-питчере, только там он был известен как мастер демонического мяча снизу.
И вот сейчас — четвертый игрок созвал сколько-то друзей и принял вызов Синкера.
— А-а, так вот ты какой, северный маньяк. Никогда бы не подумал. Пыжишься молодцом, ага. Только это ничо, что у меня сотика нет? Ну победишь, а толку?
Синкер выбрал игрока не из официального SVS, а бьющего ради денег. Но по умению он запросто мог быть в официальной части. Просто его мотивы не подходили для официальной, так что он из выборки выпал.
— Ну хорошо, мы таки давно знакомы, поиграю с тобой. Покажи-ка свой фирменный мяч, рулящий под прямым углом.
Вызов он принял благодаря своему разболтанному характеру и неказистому виду мальчишки в капюшоне. Мастер демонического мяча, который ненароком зашиб аж троих бьющих, оказался натуральным бомжом, стоит, трясется весь, как от страха. Вообще не выглядит демоном из слухов.
