— Вы — министр государственного спокойствия, Чанг. Ваша задача это спокойствие поддерживать в любых обстоятельствах.
— Увы, ваше величество, в отличие от покойного короля, я не чудотворец.
В глазах Саломэ сверкнул опасный отблеск, Чанг прекрасно знал, какие слова готовы сорваться с ее губ, и знал также, что эту роскошь бывшая наместница пока что не может себе позволить. Не сейчас, когда городская стража прикормлена министром, капитан дворцовой гвардии — его человек, а королева не может положиться даже на собственных дам и не знает, кто из них докладывает министру раз в месяц, кто каждую неделю, а кто — ежедневно. Несколько недель — и расклад изменится, не в пользу Чанга. Саломэ коронует сына любой ценой, Лерику и дознавателю лучше поторопиться.
Ландия слишком дорого обошлась министру: он потерял доверие Саломэ, а вместе с ним, похоже, империю. Впрочем, империю он потерял еще раньше. Все, что он теперь может сделать — тянуть время. Он прикрыл глаза, вспоминая то утро: переполненный ужасом взгляд Хранителя, побелевшие губы на еще сильнее заострившемся лице дознавателя. Больше никаких сомнений, но они опоздали — Проклятый вернулся! И невыносимое облегчение — время еще есть, последние песчинки высыпаются из верхней чаши часов. В теле мужчины скрывается все тот же славный мальчик, обреченный на смерть.
Они сидели в комнате Лерика, наплакавшийся, перепуганный Арлан только что заснул, тело короля умащали в часовне, готовили к перевозу в столицу. Хранитель, качая головой, перелистывал книгу:
— Мы не можем рисковать. Ритуал состоит из нескольких ступеней, первая только что завершилась. Я не знаю, к чему приведет коронация, но вы же понимаете, что связь правителя и его земли не пустое суеверие. Все, что я смог разобрать — пока Проклятый не вошел в полную силу, он обязан следовать законам Семерых. Он не может захватить власть над смертным миром силой, но если мы сами возложим на его голову корону...
Служитель Хейнара кивнул:
— По закону принц должен наследовать королю. Нет никаких оснований задерживать коронацию. Наследники лордов считаются правителями своих земель с момента смерти отца, вне зависимости от возраста, хотя к действительному управлению допускаются только после совершеннолетия. Мы должны действовать немедленно. Не сомневаюсь, господин министр, что у вас все уже готово.
Чанг молчал некоторое время, потом возразил:
— Нельзя. Сейчас главное успокоить народ. Открытый мятеж погубит империю.
— Аред на троне погубит весь мир!
— Никто не собирается допускать его к трону, но давайте не будем делать за него его работу. Мне нужно время, вам нужно время. Сейчас мы тычемся, как слепые котята. Расшифруйте трактат, чтобы действовать наверняка. У нас будет всего одна попытка. Я подготовлю своих людей. Надеюсь, вы понимаете, что мы не можем объявить на главной площади Сурема о возвращении Проклятого и начале Конца Времен?
Реймон медленно кивнул:
— Поднимется паника, а Темный поймет, что нам все известно, и мы потеряем единственное преимущество — внезапность. К сожалению, вы снова правы, Чанг. Но помните, наша обязанность — уничтожить Ареда, а не сохранить государство. Эта империя или любая другая, люди так или иначе объединятся под властью достойного правителя, ибо к этому побуждает их врожденное чувство Закона, дар Хейнара. Но если победит Проклятый, то безразлично, как будет называться его владение, в любом случае, оно будет противно Творцу и самой людской сути.
Гневный голос Саломэ вернул министра в настоящее:
— И что вы предлагаете? Безвластие? По-вашему, пустой трон меньший соблазн для предателей, чем занятый законным королем?
— Ни в коем случае, ваше величество. Безвластие по сути своей приглашение к мятежу. Но ни о каком безвластии не идет и речи. От имени несовершеннолетнего наследника правит его законный опекун. И в данном случае я не вижу, кто подошел бы для этой роли лучше, чем мать его высочества и законная королева, — он поймал взгляд Саломэ и молился про себя, сам не зная какому божеству: "Ну же, проглоти наживку!"
За годы, проведенные при дворе, бывшая наместница научилась безупречно владеть лицом, но Чанг слишком хорошо знал свою подопечную — ему достаточно было едва заметного движения ресниц, чуть замедлившегося дыхания, слегка опустившегося уголка губ. Саломэ пойдет на сделку.
* * *
— У нас слишком мало времени, Эйрон. И если вы вдруг не расслышали, это был приказ. Отправляйтесь в Инванос и привезите сюда графа Эльвина. Никто не должен знать.
Эйрон с радостью отдал бы новые капитанские нашивки за возможность переубедить Чанга, но он слишком хорошо знал министра и проглотив вздох, вышел из кабинета. Пожалуй, единственный из людей Чанга, капитан осмелился бы не подчиниться приказу, но знал, что сможет сделать это лишь единожды, и решил приберечь неповиновение для более важного случая. Зная, какую рискованную игру затеял министр, Эйрон был уверен, что случай в скором времени представится. Лучше он поскорее управится в Инваносе и вернется назад. Вряд ли граф Эльвин больше нуждается в его охране, чем господин Чанг. Капитан дворцовой гвардии на первый взгляд, человек надежный, на второй и третий тоже, но в такие времена поручиться можно только за самого себя, и то, не стоит зарекаться.
Стоял тихий светлый вечер, такие часто выпадают в самом конце лета. Жара наконец-то спала, но жители столицы не торопились насладиться вечерней прохладой. Тускло мерцали фонари, двери и окна ощетинились тяжелыми запорами, сквозь плотно закрытые ставни с трудом пробивались тонкие полоски света. Бряцали кирасами ночные патрули. Город словно приготовился к длительной осаде.
Впрочем, помимо усопшего короля, у горожан имелись и другие причины для беспокойства — милостиво прощенные его величеством каторжники вернулись к прежнему промыслу. Несмотря на удвоенную стражу после заката солнца на улицу без особой нужды лучше было не выходить, а если нужда заставит, не забыть поддеть кольчужку. О том, что творится на дорогах, и вовсе не хотелось думать. Если война продлится еще хотя бы полгода, победителю достанется сомнительный трофей. Вовремя король возвратился к Творцу, настолько вовремя, что даже странно: обычно такие совпадения тщательно подготавливают знающие свое дело люди. Но Эйрон знал, что министр в скоропостижной кончине его величества участия не принимал, а никто другой под его носом не посмел бы.
* * *
Саломэ сидела в кресле, с раскрытым молитвенником в руках, но смотрела поверх страницы. Дамы только что ушли, пожелав ее величеству спокойной ночи, но она знала, что не сможет заснуть. Бросила книгу на пол: какой теперь смысл в молитвах? Семеро не слышат смертных, она и раньше это знала, но было слишком страшно остаться без утешительной надежды, что там, наверху, кто-то незримо присматривает за ней. Но Саломэ так долго боялась, что страх перегорел, осыпался холодным пеплом. Она больше не страшилась одиночества, не оглядывалась назад. Значение имело только одно: ее сын. Арлан должен стать королем.
Вся ее жизнь, предсказанная великими магами, сложилась глупо и бездарно. Король оказался чудовищным обманом, отец — слабым пьяницей, друг — запутавшимся глупцом, наставник — циничным властолюбцем. Или же это ее вина, и все, чего касается тонкая рука Саломэ Светлой, последней наместницы, обращается в прах? И только ее сын, плод обманутой надежды, каким-то чудом избежал этого проклятья. Единственное, что еще не утратило смысл и ценность, оправдание ее пустого существования. Арлан станет великим королем, залечит раны, нанесенные этой земле его отцом. А она будет охранять его, беречь и направлять, пока он не перестанет в ней нуждаться. Жаль, что министр так и не понял... впрочем, он не верит в предназначение. Она, после возвращения короля, тоже перестала верить, и напрасно.
Королева вздохнула, скорее раздраженно, чем печально. Люди порой на удивление слепы! Творец охраняет ее сына, все, что происходит, так или иначе оборачивается ему во благо: даже этот брак, омерзительная попытка прикрыть откровенный грабеж, теперь превратится в подлинный союз между двумя странами. Ирия родит Арлану сына, Ландия станет частью империи, законным наследием их детей. Жаль, что государыня пока еще не осознала, как сильно все изменилось за одну ночь. Она и слышать не хочет о завершении брака. Но у нее еще есть время, чтобы принять неожиданное счастье. Супруги взойдут на ложе только после коронации, чтобы не возникло и малейшего сомнения в законном статусе наследника.
Что же до министра... Саломэ покачала головой: Чанг стар и болен, его время ушло. Старику пора на покой, ее сыну не нужны всеведущие и всемогущие советники, он будет править сам! При первой же возможности министр отправится в отставку, и для всех будет лучше, если он сохранил достаточно разума, чтобы спокойно уйти. Если же нет — женщина зло сощурилась: министр обнаружит, что она достойная ученица своего учителя.
Но одно дело — принять решение, другое — осуществить. Она не хуже Чанга видела расклад сил. На дворцовую гвардию положиться нельзя. Армия воюет в Кавдне, а дворянские дружины, хоть и ослабленные королевскими нововведениями последних лет, все еще грозная сила. Если кто-то из лордов решит стать королем, ей будет нечего противопоставить предателю, кроме той самой дворцовой гвардии, что непонятно кому верна. И даже когда вернется Тейвор, ситуация не изменится. У военачальника голова занята далеко идущими планами, того, что под носом, он не увидит, даже если ткнуть. Энриссе было легко подавлять мятеж — у нее был Ланлосс Айрэ, Саломэ придется обходиться своими силами. А все, что она может сделать, так или иначе зависит от министра. Она настолько привыкла полагаться на Чанга, что даже их размолвка не изменила это обыкновение.
От невеселых мыслей Саломэ отвлек тихий стук в дверь. Она подошла к двери, прислушалась: стук повторился. В спальне никого больше не было, королева отпустила даже дежурную даму, хотелось остаться в одиночестве, чтобы никто не мешал размышлять. Страх предательски перехватил горло, но она тут же рассмеялась — убийца не станет стучать, а раздобудет ключ, и отворила дверь. Лиора, закутанная в серую накидку так, что узнать девушку можно было только заглянув в лицо, присела в поклоне. Саломэ посторонилась, пропуская ее в комнату.
Девушка откинула капюшон, лицо ее в свете свечи казалось нездорово-желтым, словно покрытым толстым слоем старой пудры. Саломэ вспомнила, что с того самого злополучного утра Лиора не попадалась ей на глаза, мелькала где-то, легкой тенью, за спинами дам. На первый взгляд у любовницы короля были все причины держаться подальше от овдовевшей королевы, но Лиора ведь прекрасно знала, что ей нечего опасаться: бывшая наместница всегда благоволила молодой фрейлине, избавившей ее от королевского внимания. Скорее всего, честолюбивая красавица решила, что после смерти короля ей нечего делать при дворе и искала удобного случая удалиться, но с чего тогда этот тайный визит? Она вернулась в кресло и вопросительно посмотрела на девушку, но ничего не сказала, предоставляя ночной гостье объяснить причину своего появления.
— Ваше величество, — тихо, но твердо начала Лиора, — я знаю, что была для вас плохой служанкой. То, что я делала за вашей спиной — гнусно и богопротивно, и единственное, что я могу сказать в свое оправдание, пусть даже и оправдать меня нельзя: я любила его. Всей силой своей души. Он был моим миром, и этот мир рухнул за одну ночь, — в огромных голубых глазах блестели слезы, каким-то чудом удерживаясь в глазницах. Она продолжала говорить, голос понемногу набирал силу, — я любила каждое его слово, каждый жест, каждый вздох. Все, что он делал, было для меня благим, все, чего он касался — священным. И сейчас, когда он ушел, я продолжаю любить.
Саломэ молча слушала ее признание. О, как она понимала эту светловолосую девочку, едва вступившую в пору зрелости! Она словно смотрела в зеркало и видела в нем себя десять лет назад. Тогда она тоже любила, до слепоты, до безумия, обожала неясную тень, сон, отголосок в глубине собственной души. А Лиора встретила настоящего короля, из плоти и крови, с теплыми ладонями и бархатным голосом, с волшебным блеском в глазах и улыбкой, от которой сердце заходится в груди. Ей было так просто полюбить, она ведь не была в той часовне, не видела обнаженную шею Леара под тупым мечом.
— Ваше величество, — Лиора упала на колени, — умоляю, не гоните меня за любовь к отцу, позвольте мне помочь его сыну! Принц Арлан должен быть королем!
— Помочь? Чем же? — Холодно осведомилась Саломэ. Не в ее положении отказываться от союзников, но принимать помощь от любовницы покойного мужа, пожалуй, все же несколько унизительно. Да и что она может сделать? Дочь младшего сына герцога Ойстахэ, чудо, что она вообще оказалась при дворе, была там какая-то темная история... Саломэ сейчас не помнила подробностей. Погодите-ка, дочь младшего сына? Но ведь он теперь герцог!
— Мой отец будет счастлив служить вашему величеству и его высочеству. А те, кто препятствуют коронации законного правителя, — Лиора сделала паузу, но не назвала имен, все и так было понятно, — пожалеют о своей дерзости! — И слезы в ее глазах сверкали благородным гневом, отражая пламя свечей.
Саломэ медленно кивнула, усмехнувшись про себя искренности этого гнева. Девочка переиграла. В какой-то момент она почти поверила в силу ее любви к покойнику. Но теперь все стало на свои места: несмотря на голубые глаза и светлые волосы, прелестная Лиора — внучка старого Лиса. Надо отметить, достойная внучка. И это к лучшему — стремление к выгоде куда более надежная причина хранить верность, чем трепетные чувства. Маленькая лисичка нашла способ удержаться при дворе и без короля. С герцогом Ойстахэ придется расплачиваться, но это будет потом, а коронация — сейчас. И королева, придав голосу должную мягкость, ответила:
— Поднимись, дитя. Я не держу на тебя зла, ибо короля, моего супруга, невозможно было не любить, а мое здоровье не позволяло мне исполнять все обязанности жены. Мы будем рады приветствовать герцога Ойстахэ при нашем дворе.
* * *
Дом встретил Мэлина тишиной: нехорошей тишиной, полной затаенного предчувствия беды. Бывает тишина спокойная, исполненная радостного утомления, пряного аромата любви, случается и другая — томная, нежная, словно шелковая простыня, прильнувшая к телу, или сладкая, теплая, пронизанная солнечными лучами в которых танцуют бесшумно пылинки. Эта же пахла горечью, отдавала гарью сгоревших надежд и липким страхом обволакивала кожу. Эту тишину хотелось разорвать на части, как затянувшую проход паутину.
Он толкнул дверь и быстрым шагом пробежал по комнатам. Никого. Заглянул в очаг — стылая зола, его не топили не меньше недели. По такой погоде неудивительно, но он знал, что Далара любит вечером посидеть у живого огня, даже если в этом и нет особой нужды. Он закрыл глаза, положил ладонь на шершавый кирпич каминной полки. Слишком поздно. Это уже случилось. Что именно — он не знал, но чувствовал, что безнадежно опоздал. Молодой маг постоял еще немного возле стылого камина, краем плаща смахнул пыль с деревянной фигурки, стоявшей на краю полки: девушка держит голубя в протянутых руках, он вот-вот взлетит в небо. Развернулся резко, вышел из дома, даже не закрыв дверь.
