В военном обмундировании, предназначенном для спецподразделений, увешенные оружием, за плечами вместительные рюкзаки, пыхтим по свежему снегу. Мороз щиплет нос, губы и щёки теряют чувствительность, скорее бы уже метро.
А вот и оно! Появилось неожиданно, словно прорвало сугробы. Чёрный ход закрыт решёткой, но замок давно сбит с петель, покореженная дверь приоткрыта, из глубин подземелья дует ветер.
Миша и Ли первыми скользнули внутрь, по стенам забегал луч от мощного фонаря. Протискиваюсь между прутьями, моментально окутывает темнота, но и теплее становится значительно. Затем появляется Катя, уткнулась мне в спину, обдав одуряющим ароматом дорогих духов, Рита сразу пошла вперёд, она, как оборотень, лучше всех нас видит в темноте, последним вползает Эдик.
— Билеты надо покупать? — вырывается у него смешок.
С удивлением глянул на него. Неужели боится? Нет, всё же, шутит. Двинулись по недостроенной станции. Как назло звук от шагов чётко разносится в пространстве. Снимаю с плеча автомат, вставляю рожок с патронами, передёргиваю затвором. Вокруг Риты колыхнулся призрачный контур питбуля, Ли, вскрикнув, шарахается в сторону, тут же раздаётся язвительный смешок Кати: — Привыкай, солдат, всегда держи трусы в сухости.
Ли говорит что-то нечленораздельное.
— Не ругайся, укушу, — зло рыкнула девушка-оборотень.
— Да тихо, вам! — прикрикиваю я.
Что-то нервы у всех напряжены, не дело. А Рита меня весьма сильно беспокоит, уж очень в последнее время у неё испортился характер, совсем исчез со щёк часто появляющийся румянец и её открытая улыбка, в глазах постоянно появляется холодный блеск беспощадного зверя.
Подходим к чёрному провалу, здесь планировалось устанавливать эскалатор. Из стен торчат мощные металлические балки, виднеется путаница из арматуры, обрывки толстых верёвок, измочаленные концы ни о чём хорошем не говорят.
Скидываем вещи, готовим беседки, обвязываемся, щёлкают карабины, навешиваем самохваты. Миша чётко следит за нашими приготовлениями, он великолепно разбирается в альпинистском снаряжении.
Верёвки привязываем к толстым балкам, свистят концы, брошенные умелой рукой, спуск готов. Миша первый прыгает в темноту, свет фонаря беспорядочно мельтешит в кромешной тьме, увязая в путанице металлоконструкций.
Через некоторое время, далеко внизу, словно гигантский светляк, зажёгся огонёк. Сигналит, значит всё в порядке.
— Теперь ты, — касаюсь хрупкого плеча Кати.
— Эх, в мои годы такие подвиги, — шутит она и бесстрашно сползает вниз.
Кореец с опаской заглянул в темноту. Рита щёлкает над его головой страшными челюстями, Ли, от греха подальше, живенько проваливается в шахту. За ним с рычанием прыгает девушка-оборотень. Верёвка натягивается как струна, словно под чудовищным весом.
— Теперь ты, — обращаюсь к Эдику.
Он лихо скользнул вниз, почти полностью ослабив верёвку на рогатке, мгновенно исчезает в темноте. Некоторое время смотрю вниз, постепенно до сознания начинает доходить смысл того, какая огромная высота. На дне передвигаются огоньки, не больше вспышек от спичек, озноб пробегает по спине, мне сигналят, пора, я вздыхаю.
На удивление спускаться не страшно, в темноте не видно окружающего пространства, летишь, словно в чёрном мешке, даже расслабился, отпустил верёвку и едва не влип в землю, вовремя выбросил самохват. Дёрнулся как червяк на паутине, но зад не отбил, растопырив в разные стороны ноги, завис в сантиметре от земли.
— Кирилл, когда-нибудь доиграешься, — неодобрительно ворчит Миша, пытаясь расклинить язычок самохвата.
Стоим на бетонных плитах перрона, как-то всё не реально, столько средств и сил вбухали и забросили. Очевидно, это метро нужно неким враждебным человеку силам. До поры до времени им приходится скрываться в подземельях, где копят мощь и злобу. Я в ужасе от того, что под Москвой целая сеть заброшенных ходов и всё это переплетается между собой. Сколько в них прячется ненормальных людей и всякой нечисти. Месяцами можно ходить по лабиринтам и однажды умереть, растворившись в желудках крыс.
— Куда пойдём? — Миша светит фонарём и в такт лучу двигает стволом автомата.
Я указываю на блестящие рельсы. Прыгаем на шпалы, в стороны разлетаются брызги ржавой воды.
— Однако, грязно здесь, — морщится Катя, цепляется за Эдика, чтобы не коснуться склизких стен.
На лице у Германа Ли блуждает бледная улыбка, но автомат держит уверенно, ощутимо попахивает чесноком, опять его наелся, но вряд ли это поможет от упырей, одна надежда на серебряные пули.
— Кому чеснока дать? — слышится его заботливый голос.
Миша с ходу сгребает целую жменю и вот, слышится громкое чавканье. Катя недовольно отходит в сторону, для её утончённого обоняния это явный перебор.
— Знаешь, почему упыри любят Прибалтику? — дёргается в призрачном оскале морда питбуля. Рита шарахается от едкого запаха.
— Почему? — Ли с опаской косится неё.
— Там люди воспитанные, чистые, и не жуют чеснок в присутствии женщин. От вашего запаха, выворачивает.
— Извини, Рита, — Ли вжимает голову в плечи.
— Ладно, уж, — неожиданно смягчается девушка-оборотень. — Если что, держись ко мне ближе ...мальчишка.
— А как же запах? — пискнул кореец.
— Хм ... не дыши в мою сторону.
Меня этот диалог конкретно рассмешил, да и с сердца свалился камень, Рита смогла унять звериные инстинкты и стала прежней девушкой, если конечно это применительно к оборотню.
— Там человек, — как гром среди ясного неба, звучит шёпот Эдика.
Сходу направляем свет в тоннель. Действительно, по шпалам бредёт худой мужчина, на плечах, цепко обхватив шею скрюченными пальцами, покачивается седой старик.
Я обомлел, картина настолько необычная. Может, случилось несчастье, вдруг им нужна помощь? Только открыл рот, чтоб окликнуть, резко звучит автоматная очередь, Рита прицельно шпарит по ним из своего СР-3 "Вихря".
— Ты чего!!! — пытаюсь выбить из её рук автомат.
— Упыри!
Тут я и сам вижу. Мужчина бросает старика на землю, изо рта выдвигаются узкие клыки, лицо искажается, заостряются уши и он, не раздумывая ни секунды, бросается на нас, но смертоносный поток серебряных пуль сбивает его с ног. Он корчится в агонии, мясо пластами сходит с тела, невыносимо воняет горящей плотью и упырь, рассыпавшись зловонным пеплом, превращается в прах.
— Что со стариком? — встрепенулся я.
— Сейчас и его замочим, — рычит Рита.
— Угомонись! — кричу я.
— Это тоже упырь, только мёртвый! — отпихивает меня Рита, но опускает ствол автомата. — Впрочем, если ты сомневаешься, давай подойдём ближе. Эта тварь может только руками хватать и клыки в горло запускать, а самостоятельно ходить не в состоянии.
— Где Ли? Ли исчез! — всполошилась Катя. Миша, ты чего? — хватает она окаменевшего от страха деревенского парня за шиворот.
Мой друг быстро приходит в себя: — Отлипни, женщина, я просто наблюдал ... а мой друг ... между рельсами отдыхает.
Эдик поднимает Германа Ли, отряхивает одежду: — Что ты, это просто обычные упыри!
В отдалении корчится седой старик, загребает руками, пытается зарыться в землю, но под ним рельсы и шпалы. Осторожно подходим. Он вскидывает голову, в глазах лютая ненависть, седые волосы слиплись, под кожей явственно просматривается череп, воняет полуразложившимся трупом. Упырь с шумом нюхает, дёргается кадык, из уголков тонкого рта тянется липкая слюна, наползает на узкие клыки и болтается в воздухе как резиновый клей, не в силах разорваться.
— Зачем всё усложнять, — Катя наводит на него автомат.
— Подожди, не стреляй, мне бы хотелось его кое о чём спросить, — останавливаю я напарницу.
— Да он и ответить ничего не сможет, слюной вся пасть залеплена, — кривится Рита.
— Ты кто? — обращаюсь к упырю.
Он встрепенулся, лицо искажает судорога, приоткрывает рот, выдувается пузырь, лопается как жвачка, залепляя ему нос, повеяло зловоньем, меня едва не вворачивает, отшатываюсь в сторону.
— Не нравится? — скрипит насмешливый голос. — Вы бы посидели в могиле шестьдесят лет, посмотрел бы на вас.
— Куда тебя несли? — требую от него ответа.
— Зачем мне тебе отвечать, — с большим трудом произносит упырь, устало роняет голову на грудь. — Помоги мне сесть, — неожиданно говорит он.
Я едва не делаю шаг, но вижу, как в глазах блеснул голодный огонь, и напряглись жилистые руки. Ах, сволочь, напоследок хочет вонзить в меня клыки!
— А если я тебя оставлю в покое, скажешь куда направлялись? — присаживаюсь на корточки, не свожу взгляда с застывших длинных рук.
— Что мне здесь, место плохое, камень и железо, могилу не вырыть, любой сможет обидеть старика. Если б ты отнёс меня к мягкой земле? — хитрит упырь.
— Не прокатит, — усмехаюсь я. — Впрочем, как хочешь, шанс тебе давал, — поднимаюсь, скидываю с плеча автомат.
— Не надо, — устало прикрывается рукой упырь. — Ты действительно оставишь меня в покое?
— Разумеется, — оживляюсь я.
Упырь некоторое время молчит, уронив голову на грудь, затем с усилием поднимает взгляд, угрюмо смотрит. В глубоко сидящих глазах притаился тёмный голодный огонь.
— Если дашь глоток крови, о многом тебе поведаю.
— Хочешь вонзить в меня клыки? — я дёргаюсь в омерзении. — Так инфекцию можно подхватить. Верно, шестьдесят лет клыки не чистил?
— Да кто ж мне даст испытать блаженство укуса, — соглашается упырь, — в стакан
налей.
— Хорошо, — решаюсь я, достаю финку.
— Подожди, — Рита решительно отбирает у меня нож, — своей налью.
— Но, Рита ...
— Так ... будет ... лучше, — с расстановкой говорит она. Достаёт алюминиевую кружку, хладнокровно чиркает лезвием по венам, брызжет алая кровь, направляет струи в кружку.
— О-о-о, — вырывается стон из иссушенных губ упыря. Вытягивает руки в страстном порыве.
— Не так сразу, как говорится: "сначала деньги, потом стулья", — с насмешкой говорит Рита.
— А не обманешь, дитя ночи? — упырь сразу понял, что Рита оборотень.
— Да колись уже, старый хрен, не то вылью, — Рита наклоняет кружку, тяжёлые капли крови скользнули на грязную землю.
— Подожди! Я скажу, — словно в ознобе забился упырь. — Здесь есть центр по оживлению мёртвых упырей, мечта каждого из нас. В последнее время к нам проявляют невиданную заботу.
— Уж не Вита-с это? — встрепенулся я.
— Вита-с? Знаю его. Революцию в 1917 году с ним делали. Пламенный патриот, гуманист и беспощадный к контрреволюционерам.
— Не лапай своими грязными руками светлые идеалы марксизма-ленинизма! — взъярилась Рита.
— Как скажешь, девочка, но поверь, в те времена, в партии было много упырей.
— Сейчас кровь вылью!
— Замолкаю, — покорно соглашается он. — Да нет, не Вита-с, хотя он мог бы. Но здесь несколько другой подход, помимо упырей, собираются все низшие и высшие из ночных. Здесь нечто глобальное, говорят, даже людей приглашают.
— Да что же здесь у вас творится?! — восклицаю я.
— Здесь творится история, верхи не могут, низы не хотят.
— Конечно, каждая кухарка может управлять государством.
— Истину говоришь, — поспешно соглашается упырь.
Я фыркаю: — Так значит, вы готовите революцию?
— Мировую революцию, — уточняет он.
— И кто ж будет управлять? — меня не то что бы интересует его мнение, больше забавляет. Когда-то это уже проходили.
— Угнетённые, — просто говорит упырь, — вурдалаки, навки — все ночные, и ... оборотни тоже... девочка, — пристально глянул он в её глаза.
— Кирилл, хватит с ним разговаривать. Демагог! Упыри Великую революцию сделали! Да он даже Ленина не читал! Кстати, ты тоже, — с укором, но мягко замечает она. — В ленинском оригинале эти строчки звучат с точностью до наоборот: "Не каждая кухарка может управлять государством", а точнее: "Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством", — она с лёгкостью цитирует ленинские строчки.
— Что, действительно так? — невероятно удивлюсь я.
— Очень легко проверить, прочитай статью Ленина: "Удержат ли большевики государственную власть?", — гордо поводит плечами Рита.
Подкованная девочка! Ввязываться в дискуссию я не стал, обращаюсь к упырю: — Так кто же возглавляет ваш центр и где его найти?
Тот не сводит горящего взгляда с кружки, где плещется кровь, но говорить не очень хочет. Рита, издеваясь, взболтнула ею, несколько брызг, взвились вверх и шлёпнулись в пыль. Нежить перекосило как наркомана, не получившего вовремя очередную дозу, попытался соскоблить кровавые пятна грязными ногтями, но те быстро впитались в землю. Он разочарованно ухнул, скрипнул зубами в бессильной ярости и начал говорить, присвистывая и шепелявя: — Станция Кропоткинская, под ней мир Ночных. Это всё равно, что Мекка, для верующих. Тысячу лет мы строили обитель для живых мертвецов, духов и других существ, но и люди к нам приходили, даже становились правителями. Часто с их появлением происходил прорыв ночных на поверхность, но в итоге нас вновь низвергали, но скоро должна произойти Мировая революция — эра, под названием — Армагеддон. Из мира людей пришёл генерал и возглавил нас.
— Кто?! — восклицаю я. Земля уходит из-под ног. Неужели всё же Щитов! Последние сомнения развеялись, на душе стало пусто. А как же Стела? Она такая чистая и нежная!
— Генерал, — с наслаждением повторяет упырь, он видит мою реакцию и радуется, тварь!
Молча, направляю ствол автомата в мерзкую рожу.
— Ты обещал! — вскрикивает упырь.
— Пошли, — дёргает меня Рита. — Пей кровопийца, пролетарскую кровь, — она протягивает упырю кружку.
Тот жадно хватает, делает судорожные глотки. Внезапно он исторгает дикий вой, тело изгибается, рвётся плоть, из жутких ран свистит зловонный дым, вспыхивает пламя, трещат кости: — Сука!!! — кричит упырь и разваливается на множество частей.
В шоке останавливаюсь, Ли на гране обморока, Миша начинает стрелять в кучу пепла, разметая тлен в пыль.
— Что ты сделала, подруга? — как ни в чём не бывало, улыбается Катя.
Эдик хлопает Мишу по плечу: — Хватит с него, не трать патроны. Мой друг поворачивается, лицо оскалено, но быстро приходит в себя, тяжело вздыхает: — Страсти, какие, умом тронуться можно. А действительно, что произошло?
— Пульку серебряную в кружку бросила, — невинно хлопнула длинными ресницами Рита.
— Мы же обещали, — пытаюсь возмутиться я, но невольно улыбаюсь.
— Смерть решает все проблемы. Нет человека и нет проблем. То есть, в смысле упыря, поправляется она.
— Тоже Ленин, — усмехаюсь я.
— Нет, Сталин, — с гордостью произносит она.
Гл.22.
Проблема. Как из заброшенного подземного хода найти дорогу в московский метрополитен? Где-то он пересекается, это понятно, но где? В любом случае нужно идти по шпалам во тьму тоннеля, пока это единственный путь.
Миша, ужасая полумрак своей косой чёлкой и стройный Ли, видимо испытывая неловкость за свои прежние страхи, подсвечивая дорогу лучами мощных фонарей, идут впереди. Мне же, особый свет не нужен, в последнее время зрение обострилось и весьма сносно вижу в темноте. Необычное состояние, словно проявляются картинки, без теней и контраста.
